Текст книги "Все кувырком"

ГЛАВА 47

– Нет, только не вы. – Вздохнув, Максин пожалела, что не проигнорировала звонок в дверь. – Меня чуть не вышвырнули с работы после вашей шутки.

Оливер Кэссиди улыбнулся.

– Мне очень жаль.

– Я охренительно надеюсь, что вам жаль. Гай от ярости готов был прошибить головой потолок. Меня просто чудом не вынесли на помойку в хозяйственной сумке, аккуратно разрубив на куски. Вам, между прочим, тоже здорово повезло, – добавила она. – Он был полон решимости позвонить в полицию. Вас могли упечь за похищение.

Она похожа на мать, понял Оливер. И хотя она хорошо изображала ярость, он подозревал, что это скорее для виду.

– Могли бы, – согласился он и улыбнулся шире, – но это было бы не совсем честно, не так ли? Похитители имеют привычку требовать выкуп. Я же сам дал Джошу и Элле деньги.

– Со мной чуть инфаркт не случился, – проворчала Максин, поежившись от холода, ее босые ноги заледенели от стояния на каменной ступеньке. – Вы не должны были врать мне, это был паршивый поступок.

– Состариться, так и не повидав внуков, тоже довольно паршиво. – Оливер, надежно защищенный от холода бежевым кашемировым пальто, тоже поежился. – Иногда приходится идти на отчаянные меры. Максин, я на самом деле сожалею, что вам пришлось пережить гнев моего сына, но… боже, ветер, похоже, крепчает, вам не кажется? Максин сумела сдержать улыбку.

– Наверное, у вас в машине уютно и тепло.

– Успокойтесь, – сказал Оливер. – Наслаждайтесь жизнью. Если вы пригласите меня на чашечку кофе, мы оба сможем расслабиться. Гай уехал, Джош и Элла еще в школе; никто даже не узнает, что я был здесь.

– Вы что, король коммивояжеров? – Максин рассмеялась. – Хорошо, можете войти. Только не пытайтесь продать мне какие-нибудь швабры.

– …Как видите, Гай никогда не мог простить, что я высказал тогда свое мнение, – говорил Оливер пятнадцать минут спустя. – Мне казалось, он слишком молод для того, чтобы жениться, что он совершает огромную ошибку, но он был слишком упрям, чтобы послушать моего совета. Когда Джош и Элла вырастут и он сам столкнется с теми же проблемами, возможно, он поймет, что я желал ему только добра. – Он пожал плечами и отставил пустую чашку. – Но тогда будет уже слишком поздно, конечно. Я уже умру.

Максин могла понять, что он чувствует. Разве Tea не отреагировала точно так же, узнав, что муж Дженни, это полное ничтожество, вернулся в Трезайль? И разве Дженни не отреагировала так же, как Гай, отказавшись хотя бы на секунду предположить, что мнение матери может быть правильным?

– Может, вы еще не умрете, – робко попыталась она сказать что-нибудь утешительное. – Послушайте, я вам сочувствую, но вы должны понимать, что я тут на птичьих правах. Я не смогу помочь вам. А если вы думаете, что мне удастся убедить Гая прислушаться к голосу разума, что ж… У меня примерно столько же шансов заставить его поверить в Дедушку Мороза.

– Я хочу еще раз увидеться с внуками, – сказал Оливер Кэссиди.

– Нет.

Он больше не улыбался. В его глазах таилась невысказанная печаль.

– Максин, выслушайте меня. – Он говорил лишенным эмоций голосом, положив руки на кухонный стол и откинувшись на спинку стула. – К тому времени, как Джош и Элла вырастут, я совершенно точно буду мертв. Если моему врачу можно доверять, я умру еще до Рождества. Я, конечно, ему не верю – он известный паникер, – но я согласен, что какой-то смысл в его словах есть. Может, на будущий год люди и смогут вычеркнуть мое имя из списков Рождественских поздравлений, но в этом году не стоит еще этого делать. – Он помолчал, потом пожал плечами. – Как бы то ни было, давайте не впадать в патетику. Я говорю это только потому, что хочу объяснить, зачем я так стремлюсь увидеть внуков еще раз. – Остановив на ней неподвижный взгляд, он добавил: – И почему мне нужна ваша помощь.

– Вот черт. – Максин в отчаянии покачала головой. – Теперь я жалею, что вы не коммивояжер. Тогда я могла бы сказать «нет».

* * *

Когда Бруно приехал в Трезайль-Хаус, Джош и Элла уже спокойно посапывали в своих кроватках. Учитывая, что представления Максин о романтическом ужине à deux[10]10
  Вдвоем (фр.).


[Закрыть] ограничивались обручальными кольцами из спагетти на тосте, он привез с собой все ингредиенты для приготовления приемлемого блюда. Пока он хлопотал на кухне, нарезая лук и грибы для бефстроганова, Максин сидела весело попивая пиво и пересказывая ему события дня.

– Ой! Что ты делаешь? – завизжала она, когда Бруно, молча внимавший ей минут десять, бросил мыть лук-порей и прижал холодные, мокрые руки к ее ушам.

– Остатки твоих мозгов, – пояснил он. – Я подумал, может, мы еще спасем их. В наши дни медицина творит чудеса… если тебе повезет, они смогут запихнуть их обратно.

– Ха-ха, очень смешно. – Ничуть не смутившись, Максин скользнула за пределы его досягаемости. – Ну вот, так что, когда Гай все узнает, он меня повесит, колесует и четвертует, но разве кто-нибудь другой на моем месте не поступил бы так же?

– Ты так ничего и не поняла? – Отступив на шаг, Бруно рассматривал ее со смешанным чувством восторга и удивления. – Ты и правда полна сюрпризов, мой ангел. Как такая умница может быть настолько тупой? Как ты-то могла купиться на такую историю?

– На какую? – Она нахмурилась; в темных глазах мелькнуло смущение. – О чем ты говоришь?

– А ты говорила мне, что Дженни слишком доверчивая. – Он не мог удержаться. Тот факт, что у Максин, с ее острым как бритва умом, неожиданно обнаружилось слабое место, необыкновенно подкупал.

– Ну перестань! Бруно, нет! – Она наконец поняла, о чем речь.

– Да. Максин, да! – Передразнивая ее негодующий тон, он предусмотрительно отступил, не дав ей пнуть себя в голень. – Послушай, я, конечно, не знаком с этим человеком, но ты уже почти все о нем рассказала. И разве Гай не говорил, что его отец всегда был безжалостным бизнесменом, который не останавливался ни перед чем, чтобы получить желаемое? Если он хочет повидать внуков, а ты говоришь ему, что нельзя, тогда он должен выступить с чем-то впечатляющим, чтобы заставить тебя передумать. Что может быть проще, чем старая история о приближающейся кончине? Не очень оригинально, но, обычно, работает. И на этот раз сработало, разве не так? – Он улыбнулся. – Бедняжка моя, тебе бы сейчас не помешал пуленепробиваемый жилет. Трудно предположить, как поведет себя Гай Кэссиди, когда узнает, что ты сделала.

– Вот дерьмо! – взвыла Максин. Эта история наверняка будет стоить ей работы. За время поездки с Оливером Кэссиди в его роскошном серебристо-сером «роллс-ройсе» она надеялась подробнее расспросить о его болезни, которая вот-вот сведет его в могилу. Но не стала, потому что не хотела показаться любопытной и еще потому, что такие вещи обычно не обсуждают с едва знакомыми людьми. Вместо этого они разговаривали о Джоше и Элле, о ее рекламном ролике, который скоро должен выйти на экраны, о скалистых берегах Корнуолла, о погоде…

Джош и Элла, разумеется, пришли в восторг, увидев, что у школьных ворот их поджидает дедушка.

Максин с трудом сдерживала слезы. Насколько бессердечным нужно быть, думала она, чтобы не позволить умирающему человеку в последний раз увидеть внуков.

Они вернулись в Трезайль-Хаус и провели вместе четыре блаженно-счастливых часа. Оливер Кэссиди даже изобразил, что в восторге от рыбных палочек и макаронного «алфавита», правда, он не смог съесть и половины своей порции. Она еще подумала тогда, что у него плохой аппетит из-за болезни.

В восемь вечера он уехал. Элла с щемящей наивностью кричала: «Мы скоро тебя увидим, деда?», и Максин, почувствовав в горле комок размером с яйцо, отвернулась. Джош, с должной почтительностью приняв очередную пятидесятифунтовую банкноту, сказал:

– Дедушка, когда я куплю компьютер, я научу тебя играть в «Покемона». Если ты будешь достаточно долго практиковаться, то сможешь даже меня догнать.

– Максин, как я могу вас отблагодарить? – Оливер Кэссиди улыбнулся и положил руку ей на плечо, когда она шла с ним к входной двери. Легонько поцеловав ее в щеку, он негромко добавил: – Вы совершенно особенная девушка, и я вам глубоко признателен. Вы даже не представляете, как много значил для меня этот вечер.

И тот факт, что Гай наверняка узнает о произошедшем – потому что Элла слишком мала, чтобы держать что-нибудь в тайне дольше пятнадцати секунд, – совершенно перестал тревожить Максин. Она знала, что поступила правильно. К тому же ей предстояло рассказать ему о смертельной болезни его отца. Конечно, думала она, глядя с крыльца, как «роллс-ройс» Оливера скрывается за поворотом, конечно, даже Гай почувствует угрызения совести, когда узнает правду.

– Вот дерьмо, – повторила Максин, осознав всю иронию ситуации. За последние восемь часов она не раз думала, насколько несправедливо, что такой замечательный человек должен умереть. Сейчас, одолеваемая сомнениями и мучительным страхом, что, может быть, в конечном счете, ее все-таки бессовестно обманули, она чуть ли не надеялась, что он умрет. По крайней мере, тогда, капризно подумала она, ее правота будет доказана.

Неделей позже по дороге в школу Максин, которая с трудом решилась коснуться опасной темы, словно боясь разрушить некие волшебные чары, повернулась к Элле и Джошу и сказала обыденным тоном:

– Вы не рассказали Гаю о визите вашего дедушки, так ведь?

Это был скорее не вопрос, а утверждение. Максин знала, что они ничего ему не сказали. Она была до сих пор жива.

У нее за спиной Элла начала подхихикивать. Джош, сидевший рядом, с невероятно гордым видом ответил:

– Нет.

– Почему нет?

Он помотал головой.

– Это секрет.

– Да ладно, мне-то можно сказать, – удивилась Максин.

Элла изобразила, что застегивает рот на молнию.

– Мы никому не можем сказать. Это секрет еще больше, чем когда вы разбили папину машину о стойку ворот.

– Послушайте, я рада, что это такой большой секрет, – терпеливо объяснила Максин. – Но я тоже имею право знать. Я же там была, правда?

Джош какое-то время обдумывал этот аргумент. Переглянувшись с Эллой, он серьезно сказал:

– Хорошо, но вы больше никому не должны говорить. Поклянитесь, что не скажете, Максин.

– Кто расскажет, тот жопа, – сказала Максин. Элла опять захихикала. Это было ее любимое слово.

– Дедушка сказал, это нужно держать в секрете, – объяснил Джош, – потому что, если мы расскажем кому-нибудь, вас уволят и мы больше никогда в жизни вас не увидим.

– Ох. – Нахлынувшие эмоции заставили ее глаза наполниться слезами. К счастью, они как раз подъехали к школе и можно было не бояться, что она на кого-нибудь наедет.

– Приятно, когда тебя ценят, – мрачно сказала она, подавив желание обнять их и расцеловать. Если она сделает это на глазах у их друзей, Джош умрет от стыда. Она откашлялась и попыталась обратить ситуацию в шутку. – Так, значит, я вам все-таки чуточку нравлюсь?

– Мне да, – сообщила Элла. – И Джош тоже был рад.

Максин улыбнулась.

– Почему, милая?

– Элла!.. – прошипел Джош.

Но Элла слишком обрадовалась возможности прервать молчание. Она протиснулась в щель между передними сиденьями и сообщила громким шепотом:

– Потому что деда дал нам деньги за то, что мы ничего не расскажем. Много денег, вы даже не представляете сколько, но если мы кому-нибудь расскажем секрет… теперь кроме вас… нам все придется вернуть.

– Ясно. – А как приятно было думать, что это ее они боятся потерять. Корыстные маленькие засранцы.

– Джош хочет купить компьютер. – Элла неодобрительно наморщила нос. – Фу, компьютеры дурацкие. Я не хочу его!

– Это потому что ты девчонка, – фыркнул он. – Ты хочешь дурацкую лошадь.

Элла пихнула его, потом с ангельской улыбкой посмотрела на Максин.

– Настоящую живую лошадь, – радостно сказала она. – И звать ее будут Жопа.

ГЛАВА 48

Дженни лежала в ванне и говорила себе, что она глупая. Она взрослый человек, в конце концов, не ребенок, для которого день рождения – это настоящая точка отсчета. Важность дней рождения определяется по скользящей шкале; по мере того как ты становишься старше, их значимость уменьшается. Святые небеса, забыть о собственном дне рождения – в этом даже что-то есть!

Правда, если все остальные тоже о нем забывают, это уже хуже.

Но она сама вырыла себе яму, из которой, похоже, нельзя было выбраться, не теряя лица, потому что день рождения был завтра, и значит, уже поздно упоминать о нем как бы между делом, по ходу разговора. Почему было не заняться этим раньше? Просто она наивно полагала, что все и так про нее вспомнят.

Она все еще была в ванне, когда зазвонил телефон, а через несколько секунд Алан приоткрыл дверь.

– Телефон, солнышко. Это Максин. Предчувствие подсказало Дженни, что, если она вылезет из воды и подойдет к телефону, Максин не вспомнит про ее день рождения. А если она останется в ванне, может, и сообразит.

– Спроси, что она хочет. – Дженни начала медленно намыливать плечи. – Пусть передаст тебе, или скажи, что я перезвоню.

Он опять заглянул через пару минут.

– Она спрашивает, можешь ли ты посидеть завтра с детьми. Гай уже разрешил ей взять пару выходных, и они с Бруно собирались поехать в Лондон. Но теперь Гаю нужно где-то быть завтра вечером, и он спрашивает, не можешь ли ты его подменить. Он говорит, что вернется не позже полуночи.

Вот тебе и предчувствие. Дженни устало кивнула.

– Хорошо. Я перезвоню ей через минуту.

– Не нужно. – Он явно был доволен собой. – Я уже сказал, что ты будешь. Она просит тебя приехать к половине восьмого.

Дженни внимательно посмотрела на него.

– Ну спасибо.

– А что? – удивился Алан. – Я знал, что ты согласна. Просто ответил за тебя, вот и все. Может, у тебя были другие планы?

– Нет. – Она закрыла глаза. – Других планов у меня не было.

– Значит, нет проблем! – Он пощекотал ей пятку. – Строптивая.

Дженни заставила себя улыбнуться. В конце концов, это только день рождения. Не такое уж важное событие.

– А ты что скажешь? Есть планы на завтра?

– Честно говоря, я планировал провести тихий романтический вечер дома, с моей красавицей женой. – Он мечтательно поднял глаза к потолку. – Только мы вдвоем…

– Ты мог бы завтра зайти…

– …но раз уж тебя все равно здесь не будет, – весело заключил Алан, – я спокойно смогу выпить с парнями в клубе.

* * *

Устроившись на диване с банкой пива и пакетом соленых крендельков, Дженни так зачиталась, что даже не слышала, как подъехала машина. Когда Гай распахнул дверь в гостиную, она подскочила до потолка, во все стороны рассыпая крендельки.

– Прости. – Он улыбнулся и поднял с пола кренделек. – Страшная книга попалась?

– Ты сказал, что вернешься к двенадцати. – Дженни посмотрела на часы. – Еще только половина десятого. О нет! Только не говори, что ты бросил ее в отеле…

Когда прошлым вечером Гаю позвонила Шарлотта и принялась уговаривать пойти вместе с ней на банкет, который ее фирма устраивала каждый год, Гай предпринял поистине нечеловеческие усилия, чтобы этого избежать. Но Шарлотта была в отчаянии. Абсолютно все придут с кем-нибудь, объяснила она, все ужасно модные, а ее в последний момент подвел партнер, умудрившись подцепить сальмонеллу. «Пожалуйста, Гай, я просто не могу идти одна, – умоляла она. – Я ведь не в постель тебя тяну; я знаю, что между нами все кончено, но, пожалуйста, помоги мне в последний раз, пожалуйста!»

У него просто не хватило духу отказать. Однако судьба – после долгого перерыва – была на его стороне. Не успели они приехать в отель, как Шарлотта скрылась в уборной. Появившись через полчаса, бледная и страдающая, она повисла у Гая на руке и жалобно простонала: «О боже! Я думаю, мне придется уехать домой. Надо же, именно сегодня, вечно мне везет! Чертов цыпленок. Чертова сальмонелла».

Гай, ликуя в душе, попрощался со всеми присутствующими, которым его даже не успели представить, довел Шарлотту до машины и отвез домой.

Опасаясь, что ее в любой момент может вырвать, она с жаром отвергла его предложение побыть с ней, пока ей не станет лучше. Пищевое отравление не самое шикарное заболевание, и ей очень хотелось остаться одной.

– Бедная Шарлотта! – Дженни стоило большого труда не смеяться, глядя на Гая. – По-моему, везучей ее не назовешь.

– Точно. Все ямы – ее, – согласился он с безжалостной ухмылкой.

Дженни посмотрела на часы; всего-то двадцать минут одиннадцатого. Гай вернулся, и она, судя по всему, может идти домой. Но Алана там все равно не будет, а перспектива сидеть в одиночестве дома в свой день рождения ужасно ее угнетала.

Заметив, что она колеблется, Гай сказал:

– Тебе нужно уходить прямо сейчас?

– В общем, нет.

– Хорошо. Я открою бутылку.

Разлив по бокалам вино, он взял книгу в бумажной обложке, которая так увлекла Дженни.

– Хм, я был прав. Неудивительно, что ты так подскочила, начитавшись этих ужасов.

Она засмеялась.

– Я нашла ее здесь, под пачкой комиксов в туалете наверху. Кстати, очень хорошо написана, просмотри как-нибудь. Мне действительно понравилось.

– У Мими тоже полно поклонников. – Пожав плечами, он бросил книгу ей в сумку. – Возьми ее с собой. Она каждый раз присылает мне экземпляр очередного бестселлера, бог знает почему. У меня от одних обложек уже голова раскалывается.

– Ты просто женоненавистник какой-то, – добродушно сказала Дженни. – А мне нравится.

– Тебе они больше не нужны. – Гай говорил строго. – Алан вернулся; теперь у тебя будет собственный хеппи-энд.

Дженни внимательно рассматривала микроскопическое пятнышко на рукаве.

– М-м-м…

Гай решился рискнуть. Без особых переходов он сказал:

– Хотя я полагаю, это будет нелегко. Два года – долгий срок. Понадобится время, чтобы снова научиться жить вместе.

Она никому не говорила еще ни слова о проблемах, которые у них возникли. Алан был обаятельный, веселый и чувствительный. Но его безделье начинало ее раздражать. Прошло больше месяца с его возвращения, а он даже не думал искать работу. Суммы, которые он брал у нее, чтобы «следить за собой», были незначительны, но отдавать их он не спешил. Дженни наблюдала за тем, как тают ее сбережения, и одновременно вынуждена была обеспечивать всем необходимым не только себя, но и Алана, который тем временем обеспечивал выпивкой всех своих друзей по клубу.

– Нет, это нелегко. – Дженни хотелось произнести это с волнением, естественным в такой ситуации. Она знала, что никогда бы не стала посвящать Гая в истинное положение дел, но и притворяться, что все идеально, устала. – Думаю, дело во мне, – продолжила она, судорожно глотая вино. – Когда живешь одна, становишься эгоисткой. Перестаешь тревожиться о всяких глупостях. Не нужно проверять, осталась ли еда, помнить о том, что нельзя использовать всю горячую воду, и постоянно опускать за кем-то сиденье унитаза.

– Об этом можешь мне не рассказывать. Я, между прочим, живу в одном доме с Максин. Она, может, и не оставляет поднятым сиденье унитаза, зато меня превратила в психа. В ванной не пошевелиться из-за этих ее проклятых баллонов с лаком для волос. Там же я насчитал одиннадцать бутылок шампуня, а еще она оставляет огромные кляксы пены для волос по всему ковру. Ощущение такое, что идешь по полю, а под ногами взрываются грибы-дождевики.

– А ты думаешь, почему я послала ее работать к тебе? – засмеялась Дженни. – Я была сыта этими грибами по горло, чуть с ума от них не сошла.

Она немного расслабилась. Гай походя заметил:

– Но, по крайней мере, мы с Максин не женаты. Дженни стало не по себе.

– Это уж точно.

– Послушай. – Глубоко вздохнув, он решил рискнуть. – Я на твоей стороне, Дженни. Может, это и не мое дело, но я уверен, что горячей водой и сиденьем унитаза твои трудности не ограничиваются. Алана не было два года. Вы оба изменились. В такой ситуации проблемы возникают обязательно. Ты не можешь автоматически стать счастливой только из-за одного факта его возвращения. Стыдиться тут нечего. Никто не будет тебя винить.

Дженни закусила губу. Он говорил очень правильные вещи, но она до сих пор боялась признаться себе, насколько они отдалились друг от друга. Алан любит ее и нуждается в ней. Если она неожиданно объявит ему, что передумала, как глубоко это может его ранить?

Она почувствовала себя отвратительно вероломной, предательство даже думать об этом, но нужно сохранять внешнее спокойствие. Она не собиралась раскрывать свое сердце Гаю; он достаточно пострадал от этого после фиаско с Бруно. Может, он и на ее стороне, думала она, но у нее еще осталась какая-то гордость. Ей не хотелось, чтобы он считал ее безнадежным случаем.

– У нас все хорошо, – заверила его Дженни и улыбнулась. – Правда. Я просто разнылась, вот и все.

Черт, думал Гай, ни на секунду ей не поверив. Все лопнуло. А он-то думал, что делает успехи.

– Черт! – почти одновременно заорала Максин в Лондоне.

Бруно улыбнулся метрдотелю в надежде, что тот не передумает отдавать им последний свободный столик в ресторане.

– Она из Исландии, – доверительно сообщил он. – Не знает ни слова по-английски. Я думаю, она сказала «привет».

Но Максин, которая уставилась на книгу заказов, лежавшую на столе перед ними, была слишком расстроена, чтобы принять условия игры.

– Пятнадцатое, – стонала она. – О, черт, не могу поверить, пятнадцатое!

Ноября, понял Бруно, проследив за ее взглядом. Большое дело. Если она только не осознала вдруг, что у нее задержка. В таком случае это определенно будет большое дело…

– Скорее, мне нужен телефон! – Максин устремилась к столу из красного дерева. – Могу я воспользоваться этим?

Но метрдотель, у которого были быстрые рефлексы, успел положить на телефон руку. Последний деятель, которому удался этот трюк, позвонил своей маме в Южную Америку.

– Этот телефон используется только в служебных целях. Для клиентов у нас есть платный телефон-автомат в дальнем конце бара.

– Что случилось? – спрашивал Бруно, пока Максин шарила по его карманам в поисках мелочи. Он с тревогой заметил, что в ее глазах блестят слезы.

– Этот ублюдок… – кипела она. – Я спрашивала его, что она сегодня делает, и он ответил, что у нее нет никаких планов. Полагаю, гулять отправился он…

– Кто?

– Хренов Алан хренов Синклер. Кто же еще? Бруно удивленно поднял брови.

– А в чем дело, что он на этот раз сделал?

– Ничего особенного. Во всяком случае, по его стандартам. Сегодня день рождения Дженни, только и всего.