Текст книги "Кидалы"

22

Человек был лысоват, крепко сбит, с полным, открытым лицом. Его звали Чедвик, и он представлял министерство финансов. Ситуация заставляла его чувствовать неловкость, но такова была его работа, и, как бы неприятно ему ни было, он обязан ее выполнять. Но начат он издалека.

– Мистер Диллон, вы понимаете, почему сюда пришел я, а не местная полиция? Они этим не занимаются, по крайней мере на данном этапе. Боюсь, что, когда обстоятельства смерти вашей матери будут полностью раскрыты, огласка может быть весьма неприятна. Привлекательная молодая вдова с такими деньгами... Впрочем...

– Понятно, – сказал Рой. – Деньги.

– Более ста тридцати тысяч долларов, мистер Диллон. Они были спрятаны в багажнике машины. Я очень боюсь, что... – Он замялся. – Боюсь, что она не заплатила с них налоги. Она долгое время фальсифицировала декларации о налогах.

Рой подозрительно посмотрел на него:

– Значит, тело обнаружили сегодня утром, около восьми? Я вижу, что без дела вы не сидите.

Чедвик кивнул:

– Мы еще не успели провести тщательное расследование, но этот случай вполне ясен. Ваша мать не могла скопить столько денег с заявленных ею доходов. Она их скрывала.

– Какой ужас! Жаль, что вы не можете ее посадить.

– Прошу вас! – забеспокоился Чедвик. – Я понимаю ваши чувства...

– Извините, – тихо сказал Рой. – Я не могу к этому привыкнуть. Что же вы хотите от меня, мистер Чедвик?

– Что ж... Я обязан узнать у вас, собираетесь ли вы заявить свои права на эти деньги. Если хотите говорить, конечно. Скорее всего, прежде чем принять решение, вам нужно будет проконсультироваться с адвокатом.

– Нет, – сказал Рой. – Я не собираюсь заявлять свои права. Мне не нужны эти деньги, и я их не хочу.

– Спасибо. Огромное спасибо. Теперь не могли бы вы дать мне какую-либо информацию об источниках доходов вашей матери? Понимаете ли, вполне очевидно, что здесь имеет место не только уклонение от уплаты налогов...

Рой покачал головой.

– Подозреваю, что вы знаете о связях моей матери столько же, сколько и я, мистер Чедвик. А возможно, – сказал он с усталой улыбкой, – и гораздо больше.

Чедвик серьезно кивнул и встал. С шляпой в руке, он оглядел комнату. В его глазах читалось одобрение и едва заметное беспокойство.

Он пробормотал, что деньги Лилли, ее машина, все, что у нее было, – все должно быть конфисковано. Но это не значит, что правительство проявляет в таких вопросах бессердечие. Рою будет выделена любая необходимая сумма на ее похороны.

– Полагаю, вы сами захотите за всем проследить. Но если я могу чем-нибудь помочь...

Он вытащил из бумажника визитку и положил на стол.

– Если бы вы сообщили, когда намереваетесь отправиться в Таксон, если, конечно, вы туда собираетесь, я бы дал знать местным властям...

– Я отправляюсь туда немедленно. Как только будет самолет.

– Одну минуту, – сказал Чедвик.

Он снял трубку и позвонил в аэропорт. Он назвал правительственный код и быстро объяснил, что ему надо. Потом посмотрел на Роя.

– У вас есть час, мистер Диллон. Но если вам не хватит времени...

– Хватит. Я успею, – ответил Рой и начал быстро одеваться.

Чедвик дошел с ним до машины и, когда Рой открыл дверь, тепло пожал ему руку.

– Удачи вам, мистер Диллон. Жаль, что мы встретились при таких обстоятельствах.

– Все будет хорошо, – сказал Рой. – И я рад, что мы встретились, несмотря ни на что.

Он никогда не видел пробок ужаснее, чем в этот день. Пришлось полностью сосредоточиться на том, как прорваться сквозь поток машин, и он был рад, что на время перестал думать о Лилли. В аэропорту он был за десять минут до отлета. Взял билет и поспешил на самолет. А потом, движимый внезапным порывом, заскочил в телефонную будку.

Через пару минут он вышел из будки и с мрачным лицом и холодной ненавистью в сердце направился к самолету.

Самолет оказался турбовинтовым, поскольку маршрут был относительно коротким, всего около шестисот миль. Когда самолет оторвался от полосы и взял курс на юг, стюардесса начала разносить напитки. Рой взял двойной бурбон. Потягивая его, он откинулся в кресле, бесцельно глядя в окно. Но выпивка казалась безвкусной, и он ничего перед собой не видел.

Лилли. Бедная Лилли...

Она не покончила с собой. Ее убили.

Мойра Лангтри тоже съехала со своей квартиры. Уехала вчера утром и не оставила адреса.

* * *

В преступной среде есть одна важная закономерность. Если ты крутишься в ней достаточно долго, то знаешь уловки других так же хорошо, как и свои. Большую часть времени ты словно смотришь из того же окна. Зная все обстоятельства, можно предсказать или объяснить поступки другого.

Поэтому, не ведая подробностей того, что произошло, не зная точно, как и почему погибла Лилли, Рой все же знал достаточно. Он вполне мог все вычислить, и его вывод был удивительно близок к правде.

У Мойры был человек в Балтиморе. Мойра знала, что у Лилли много денег и, как любой удачливый игрок, она обладает большим запасом наличности, который наверняка находится где-то поблизости. А где эти деньги спрятаны, Мойра не знала. Она могла долго их искать, но так и не найти. Значит, надо было заставить Лилли пуститься в бега, потому что тогда она обязательно прихватит деньги с собой, чем прямо укажет на их местонахождение.

Но как заставить ее бежать? Очень просто. Ибо обитателями улицы Тревог правит постоянный страх. Он возникает при кажущемся дружеским рукопожатии, при виде красиво упакованного свертка. Он вылезает из детской коляски, парикмахерского кресла, роскошной гостиной. Подозрителен сосед, подозрителен знакомый – и даже муж, жена или возлюбленная. Эта улица не знает беспечной жизни. Чем дольше там обитаешь, тем более невыносимым становится существование.

Лилли не нужно даже запугивать. Лишь слегка припугнуть. А если у тебя к тому же есть контакты с ее базой, то делу поможет один-единственный телефонный звонок с «дружеским предупреждением»...

Рой допил свой бурбон.

Пообедал тем, что предложила ему стюардесса.

Когда она забрала поднос, он закурил, а самолет уже снижался над пустыней и садился в Таксоне.

В аэропорту его ожидала полицейская машина. Она быстро домчала его до города. Капитан полиции пригласил его в свой кабинет и рассказал все, что мог.

– ...Вчера вечером зарегистрировалась в мотеле около десяти часов, мистер Диллон. Это то большое здание с двумя бассейнами, мимо которого вы проезжали по дороге в город. Ночной портье сказал, что она выглядела очень взволнованной, но не знаю, какой из этого можно сделать вывод. Люди всегда вспоминают, что другие вели себя странно или говорили нечто необычное, уже после того, как с ними что-то случилось. Ваша мать просила разбудить ее в семь тридцать и не ответила на телефонный звонок, а потом одна из горничных пошла взглянуть, что там случилось...

Лилли была мертва. Она лежала на кровати в ночной рубашке. Пистолет валялся рядом на полу. Судя по ее виду, – Рой сморщился, – она сунула дуло себе в рот и нажала на спуск.

В комнате было все чисто, никаких признаков борьбы, никаких записок.

– Это все, что нам известно, мистер Диллон, – заключил капитан и добавил с намеком: – Если только вы не поможете нам прояснить ситуацию.

Рой сказал, что он ничем помочь не сможет, и это было правдой. Он мог лишь поделиться своими догадками, а это могло только навредить ему. Доказательств причастности Мойры к убийству матери не было.

Вероятно, ей грозили бы только мелкие неприятности – визит в участок и допрос, – но это не добавит ничего существенного к тому, что уже было.

– Не знаю, что вам сказать, – произнес он. – Подозреваю, что у нее были опасные друзья, но вы наверняка уже это знаете.

– Да.

– А вы не думали, что, возможно, это не самоубийство? Что кто-то ее убил?

– Нет. – Капитан помедлил. – Не думаю. Пожалуй, нет. На убийство ничего не указывает. Конечно, странно, что она приехала сюда из Лос-Анджелеса, чтобы покончить с собой, что надела ночную рубашку, прежде чем застрелиться, но, знаете, перед самоубийством люди иногда делают странные вещи. Я бы сказал, что она была сильно напугана тем, что ее могут убить, и просто сорвалась.

– Резонно, – кивнул Рой. – А вам не кажется, за ней следили до мотеля? Например, тот, кто ее напугал.

– Может, и следили. Но мотель находится у шоссе, знаете ли. Люди постоянно приезжают и уезжают. Если кто-то из них был убийцей, его практически невозможно будет вычислить и получить признание. Не знаю, чем можно его прижать, даже если его вычислят.

Рой что-то пробормотал, соглашаясь. Он мог дать капитану последнюю улику – один-единственный намек на участие Мойры.

– Я уверен, что вы уже это сделали, капитан, но что с отпечатками пальцев? Ведь они...

– Отпечатки пальцев... – Полицейский грустно усмехнулся. – Отпечатки пальцев оставьте для детективных романов, мистер Диллон. Если вы, к примеру, попробуете снять мои отпечатки в этом кабинете, едва ли вы найдете среди них четкие и ясные. Вы найдете сотни смазанных отпечатков, и если вы не знаете, когда они были оставлены и кого именно вы ищете, то я ума не приложу, что вам с ними делать. Кроме того, преступники имеют досадную привычку носить перчатки, и многие самые отъявленные из них не имеют приводов в полицию. На вашу мать, к примеру, не было заведено дело, и ее отпечатков пальцев в картотеке нет. Извините, – добавил он быстро. – Я не хотел сравнивать ее с преступниками, но...

– Я понимаю, – сказал Рой. – Ничего страшного.

– У нас есть несколько вещей, принадлежавших вашей матери. Вы наверняка захотите оставить их себе. Ее обручальное кольцо и так далее. Распишитесь, пожалуйста, вот здесь...

Рой расписался и получил тонкий коричневый конверт. Он сунул его в карман – жалкие остатки тяжелой, разрушительной жизни, – и капитан проводил его до полицейской машины.

Похоронное бюро располагалось на улице вдалеке от центра; это было внушительное здание с белой отделкой, которая слепила глаза на послеполуденном солнце. Но внутри было холодно до жути. Зайдя в пропитанные ароматами комнаты, Рой поежился. Предупрежденный о его появлении, навстречу ему вышел управляющий.

– Примите мои соболезнования, мистер Диллон. Мне очень жаль. Как ни пытаемся мы приготовиться к подобным моментам...

– Ничего. – Рой высвободил ладонь из цепкой руки мужчины. – Я бы хотел увидеть тело моей... мою мать.

– Не хотите ли присесть? Или выпить?

– Нет, – решительно ответил Рой. – Не хочу.

– Это бы не помешало, мистер Диллон. Это дало бы нам время на... Ну, вы меня понимаете, сэр. Из-за некоторых денежных трудностей мы не можем предоставлять косметические услуги в том объеме, в каком мы это обычно делаем. Останки наших любимых – милое родное лицо...

Рой прервал его. Он понял. К тому же, продолжил он, наслаждаясь видом управляющего, содрогнувшегося от отвращения, он знает, что делает с женским лицом пуля, вошедшая в рот.

– Я хочу ее увидеть. Немедленно!

– Как вам будет угодно, сэр! – Человек выпрямился. – Следуйте за мной.

Он провел его в комнату за похоронным залом, выложенную белой плиткой.

Холод здесь стоял невероятный. В одну из сверкающих, словно лед, стен были встроены холодильные камеры. Управляющий схватил один из ящиков за металлическую ручку и выдвинул его наружу. С обиженным видом он отошел в сторону, а Рой подошел к ящику и заглянул внутрь.

Он бросил быстрый взгляд и тут же отвернулся.

Он уже собрался уходить. И внезапно, скрывая изумление, заставил себя вновь посмотреть на женщину, лежащую в гробу.

Они были примерно одного роста, у них были одинаково полные, но с тонкой костью тела и волосы одного цвета. Но руки! Руки! Где ожог, отпечатавшийся на одной из них, где шрам от этого ожога?

Что ж, без сомнения, этот шрам был на руке той, которая убила лежавшую перед ним женщину. Той, кого хотела убить Мойра Лангтри и которая убила ее сама.

23

Уже поздно вечером пыльный «кадиллак» достиг центра Лос-Анджелеса и припарковался в некотором отдалении от «Гровенор-Карлтона». Сидевшая в нем женщина в изнеможении склонилась к рулю, чувствуя легкое головокружение от бессонницы. Потом решительно подняла голову, сняла темные очки и принялась изучать себя в зеркало.

Глаза покраснели и слезились, но это не имело значения. Могло быть гораздо хуже, если бы она не выбралась из этой передряги. Очки прикрывали глаза, заодно помогая маскировать внешность. В очках и с шарфом, обмотанным вокруг головы и шеи, она легко могла сойти за Мойру Лангтри. Это ей удалось в таксонском мотеле, и она сможет проделать это снова.

Она слегка поправила шарф, надвинув его на лоб. Потом, забыв про усталость, подавив ее усилием воли, вылезла из машины и вошла в гостиницу.

Пожилой служащий с готовностью улыбнулся ей. Он выслушал просьбу, которая звучала скорее как требование, и его улыбка приобрела некоторую неуверенность.

– Вы знаете, миссис Лангтри, мистер Диллон уехал. Уехал в Таксон сегодня утром...

– Знаю, но он должен уже скоро вернуться. Мне необходимо встретиться с ним здесь. Если бы вы были так любезны и дали мне ключи...

– Может, вы могли бы подождать внизу?

– Нет, не могу. – Она повелительно протянула руку. – Ключи, пожалуйста!

Портье снял с крючка ключ и отдал ей. Глядя, как она устремилась к лифту, он без всякой горечи подумал, что страх – худшее, что ожидает человека в старости. Страх рождает тревогу. В старости человек знает, что больше ни на что не годен, – прекрасно знает. Еще он знал, что часто заговаривается и больше не может хорошо выглядеть, как бы ни старался. Понимая в глубине души, что никому уже не в радость, он отважно борется за возможность ее доставить. И делает ошибки, одну за другой. Пока наконец, как и все остальные, уже не сможет больше сам себя выносить. И тогда наступает смерть.

Но быть может, думал он с надеждой, он поступил правильно. В конце концов, миссис Лангтри и мистер Диллон – хорошие друзья. А посетители иногда дожидаются в номере, пока хозяин не вернется.

Тем временем...

Войдя в комнату Роя, женщина заперла дверь и устало прислонилась к ней. Потом, сняв очки и большую модную сумку, она решительно направилась к четырем картинам, висящим на стене. Еще в ее первое посещение они обратили на себя ее внимание и вызвали неприятные чувства, потому что полностью расходились со вкусом их хозяина. Они не могли украсить интерьер, а значит, у картин было другое предназначение. И, не видя в четырех изображенных на них лицах – это были многозначительно улыбающиеся Клото, Лахесис, Атропос и четвертая, господствующая над всеми Судьба – никаких аллегорий, она догадалась об их предназначении.

И теперь, заглянув за картины, она увидела, что ее догадка оказалась верной.

Пачка за пачкой оттуда вывалились деньги, сложенные по достоинству купюр. Запихнув их в сумку, она неожиданно почувствовала восхищение Роем: судя по тому, сколько ему удалось скопить, он был профессионалом высокого класса. Потом, поборов это восхищение и убедив себя, что эта кража укажет на бесплодность преступлений и только пойдет ему на пользу, закончила свое дело.

Сумка была набита доверху. Она еле смогла застегнуть ее. Главное, чтобы сумка не раскрылась в самый неподходящий момент.

Она взвесила сумку в руке, помедлила. Потом взяла ее под мышку, прикрыв краем накидки, и подошла к зеркалу. Получилось неплохо. Не слишком плохо. Только бы эта штука не раскрылась в вестибюле! Она подумала, не стоит ли оставить часть денег, но тут же отказалась от этой мысли.

Нет уж! Ей нужны эти деньги. Каждый цент – и еще больше.

Она в последний раз посмотрелась в зеркало. Потом, прижав к себе сумку, подошла к двери, отперла и распахнула ее. И отшатнулась в изумлении.

– Привет, Лилли, – сказал Рой Диллон.

24

Основные моменты ее рассказа совпадали с предположениями Роя...

Сначала был предупреждающий звонок из Балтимора; потом ее безумный, безрассудный побег. Она неслась на машине так быстро, как только могла, и так долго, сколько способна была выдержать. Когда ее силы были на исходе, она свернула в Таксоне в мотель для туристов.

В мотеле был общий гараж, а не индивидуальная парковка, и это ей не понравилось. Но она слишком устала, чтобы ехать дальше, и, поскольку смотритель гаража постоянно был на месте, ей трудно было объяснить, почему она не хочет парковать там машину.

Она сунула заряженный пистолет под подушку. Не раздеваясь, легла в постель. Да, она заперла дверь, но вряд ли это могло ей помочь. В таких местах, как мотели и кемпинги, ключи постоянно теряются, а потому там часто одним ключом можно открыть разные двери. Без сомнения, здесь было именно так.

Через несколько часов она проснулась оттого, что горло ей сдавили руки. Они сжимались все сильней, и у нее не было сил позвать на помощь. Она не видела нападавшего, да и ей было все равно. Ее предупредили, что за ней охотится убийца, и вот он настиг ее – и этого было достаточно.

Она вытащила из-под подушки пистолет. Вслепую прицелилась туда, где должно быть лицо убийцы. Нажала на спуск. И...

Лилли съежилась, ее голос дрогнул.

– Боже, Рой, ты не знаешь, что это такое! Что значит убить человека! Всю жизнь ты только и слышишь об этом, но... сделать это самому!..

Мойра была в одной рубашке – известный трюк ночных грабителей. Если их ловят, они говорят, что произошла ошибка, что они вышли из своей комнаты по какому-нибудь незначительному делу и случайно забрели в чужой номер.

В кармане Мойры был ключ от соседней комнаты. Этот же ключ спас Лилли. Он подсказал ей, как действовать, и без всяких размышлений она последовала этому плану.

Она уложила Мойру в постель. Стерла все отпечатки с пистолета и прижала к нему пальцы Мойры. Провела ночь в номере Мойры, а утром выписалась под ее именем, переодевшись в платье убитой женщины.

Конечно, она не могла взять свою машину. Машину и деньги, которые теперь принадлежали Мойре. Мойра стала Лилли Диллон, а Лилли превратилась в Мойру Лангтри. Так это и должно быть отныне.

– Вот такая ужасная история! И все, кажется, зря. Я всегда улаживала дела с Бобо, но теперь... – Она помолчала. – Может быть, это и есть та самая возможность. Я хотела завязать уже много лет – и теперь свободна. Могу начать все сначала, с чистого листа...

– Ты уже начала, – сказал Рой. – Но вот насчет чистого листа...

– Извини. – Лилли виновато покраснела. – Я ненавижу себя за то, что взяла твои деньги...

– Не извиняйся, – сказал Рой. – Ты их и не возьмешь.

* * *

На некоторое время воцарилась тишина. Лилли сидела, уставясь на сына. Глядя в глаза, которые были ее глазами, встретив взгляд, подобный ее взгляду. «Как мы похожи», – думала она, и он подумал то же самое. «Почему я не могу ему объяснить», – подумала она. И он подумал: «Почему она не может понять меня?»

Ее сердце постепенно омертвело; она медленно поднялась и пошла в ванную. Умылась, вытерлась насухо и выпила воды. Потом, поразмыслив, налила в стакан воды и отнесла сыну. «Спасибо, Лилли», – сказал он, тронутый и обезоруженный ее заботой. И Лилли сказала себе: «Он напрашивается на неприятности. Я помогла ему, когда он был на грани жизни и смерти, так что пускай теперь даже и не пытается отобрать их у меня».

– Мне нужны эти деньги, Рой, – сказала она. – У нее в сумочке была чековая книжка, но в ней мало толку. Я не могу рисковать. У нее было с собой всего несколько сотен, но что мне с ними делать, гори они огнем?

Рой сказал, что она может сделать с ними довольно много. С этими сотнями она может уехать в Сан-Франциско или в какой-нибудь другой не очень далекий город. Она спокойно сможет прожить на них месяц, пока ищет работу.

– Работу! – поперхнулась Лилли. – Мне почти сорок лет, и я никогда не работала легально!

– Вот как раз и начнешь, – сказал Рой. – Ты умная и привлекательная. Есть много занятий, которые ты сможешь освоить. Только избавься от «кадиллака». Забудь о нем. Он не впишется в твой новый образ жизни...

– Хватит! – со злостью оборвала его Лилли. – Кто бы мне говорил, что делать и как жить. Посмотри на себя – да на тебе пробы ставить негде!

– Не я должен был тебе это говорить. Ты сама должна была все понять. – Рой взволнованно наклонился к ней. – Легальная работа и спокойная жизнь – твой единственный выбор, Лил. Если ты начнешь показываться на скачках или в ночных клубах, ребята Бобо тебя найдут.

– Да знаю я, черт побери! Знаю, что надо лечь на дно. Но все равно...

– Это хороший совет, Лилли. Я и сам ему последую.

– Ну конечно! Я так и вижу, как ты завязываешь!

– А что в этом странного? Это ведь то, чего ты хочешь. Ведь именно к этому ты меня и призывала.

– Ладно, – сказала Лилли. – Молодец! Тебе деньги не нужны, так? Тебе они не нужны, или ты их не хочешь. Так отдай их мне, черт возьми!

Рой вздохнул; он попытался объяснить ей самое сложное: иногда делаешь человеку больно лишь для того, чтобы ему помочь. И теперь, разговаривая с ней, видя, как она мучается, в нем возникло бессознательное, почти садистское ликование. Вспомни детство, – быть может, все началось в том далеком времени, когда я знал, что такое хотеть или страстно желать, а мне отказывали, потому что это было для моей же пользы. Теперь наступила его очередь отказать. Теперь он мог поступить правильно, – и это было единственно верным решением, – просто ничего не делая. Так сутенер воспитывает свою шлюху: слушая ее мольбы и давая ей очередную пощечину... И вот он – мудрый сильный муж, который учит свою беспутную жену... Его подсознание отметило эту связь между ними, непристойную, запретную и пока еще не признанную ими самими. Он должен защитить ее. Уберечь от опасности, которую без сомнения навлекут на нее эти деньги. И тогда она будет рядом...

– Слушай, Лилли, – сказал он рассудительно. – Эти деньги когда-нибудь закончатся, может, лет через семь-восемь. И что ты тогда будешь делать?

– Что-нибудь придумаю, не беспокойся.

Рой спокойно кивнул.

– Да, – сказал он. – Ты придумаешь. Затеешь очередную аферу. Найдешь очередного Бобо Джастеса, который будет тебя бить и прожигать на твоей руке дырки. Так все и кончится, Лилли, – так или еще хуже.

Если ты не можешь все изменить сейчас, когда ты еще относительно молода, то как же тебе это удастся в пятьдесят?

– Пятьдесят!

В этом слове чувствовалась старость, запах уродства, мышиный профиль смерти...

А Кэрол? Да, Кэрол! Милая, желанная девочка. Возможно, кроме этой – до сих пор не признанной – связи, та самая, единственная, на всю жизнь, девочка. Но она была только обманкой, пешкой в игре на жизнь и смерть – и любовь – между Роем и Лиллиан Диллон. Поэтому...

– Вот такие дела, Лил, – сказал Рой. – Вот потому я не могу дать тебе деньги. Это я и хотел сказать...

Его голос замер, и он отвел взгляд.

Через секунду Лилли кивнула.

– Знаю, что ты хотел сказать, – произнесла она. – Теперь знаю.

– Ну, – он нелепо растопырил руки, – это и вправду очень просто.

– Да, – сказала Лилли. – Все просто. Очень просто. Но вот еще о чем ты забыл.

Ее глаза странно блестели, лицо стало необычно сосредоточенным, в голосе возникла мягкая хрипотца. Внимательно глядя на него, она медленно положила ногу на ногу.

– Мы преступники, Рой. Взгляни правде в глаза...

– Но это не приговор, Лил. Я открываю новую страницу. И ты тоже можешь начать жизнь с чистого листа.

– Но мы – профессионалы высокого класса. Мы не смешиваем работу и частную жизнь. Есть веши, которых мы точно не стали бы делать...

– Знаю! Поэтому не вижу никаких сложностей! Я могу – мы можем...

Она тихонько покачивала ногой. Это завораживало, гипнотизировало.

– Рой... что, если бы ты узнал, что на самом деле я тебе не мать? Что мы не родственники?

– Что?! – Он изумленно уставился на нее. – Я не...

– Ведь это бы тебе понравилось. Конечно, понравилось. Даже не отвечай. А почему бы тебе это понравилось, Рой?

Он сглотнул слюну, пытаясь засмеяться с деланной беззаботностью. Ситуация вышла из-под его контроля. Неожиданное осознание своих чувств, весь этот ужас, радость и желание сделали его покорным и бессловесным.

– Рой... – сказала она так тихо, что он едва расслышал.

– Ч-что? – Он снова сглотнул. – Что?

– Мне нужны эти деньги, Рой. Очень нужны. Что мне сделать, чтобы их получить?

– Лилли, – проговорил он, или попытался произнести, или даже произнес какие-то слова, которые хотел сказать. – Лилли, ты знаешь, что это не может так продолжаться, ты знаешь, что тебя поймают и убьют. Я ведь пытаюсь помочь тебе. Если бы ты не значила для меня так много, я бы отдал тебе эти проклятые деньги. Но я остановлю тебя. Я...

Может быть, она играла по-честному.

– Значит, ты и вправду не отдашь их, Рой? Нет? Или да? А может, передумаешь? Что же мне сделать, чтобы ты передумал?

Как он мог сказать ей? Как можно выразить невыразимое? И теперь, когда она встала и подошла к нему стой искушающей фацией, с которой двигалась и Мойра – Мойра, еще одна женщина старше его, которая, в сущности, тоже была Лилли, – он попытался ей объяснить. И момент, которого ждала Лилли, настал.

– Не хочешь допить воду, дорогой? – проговорила она.

С благодарностью приняв эту короткую передышку, он поднял стакан. И Лилли, крепко сжав тяжелую сумку, изо всех сил ударила его.

Это моя вина, сказала она себе, это я его вырастила таким; его возраст, мой возраст, наши ссоры и драки, словно он младший брат... моя вина, мое воспитание. Но что же мне делать с этим теперь?

От удара сумкой стакан разлетелся вдребезги. Молния на сумке порвалась, деньги зеленым дождем рассыпались по комнате. И зеленый цвет покрылся красными пятнами.

Лилли в ужасе смотрела на сына. Из открытой раны в горле Роя хлестала кровь. Он привстал в кресле, обхватив руками шею, и уродливый осколок стекла выполз между его пальцами. Он невнятно пробормотал:

– Лил, как ты... – Но тут его колени подвернулись, он согнулся и упал на ковер из перепачканных кровью денег.

Все кончилось очень быстро. Еще до того, как она попыталась объяснить или извиниться, если вообще можно было что-то объяснить и за что-то извиниться.

Она как ни в чем не бывало подпихивала ногой чистые деньги, собирая их в кучу. Завязала их в полотенце, сунула под одежду и в последний раз осмотрела комнату.

Вроде все чисто. Ее сын убит Мойрой, которой уже не существовало. Конечно, тут есть и ее отпечатки, но это ничего не доказывает. В конце концов, она приходила сюда и раньше. К тому же Лилли Диллон официально мертва.

А может, так и есть, подумала она. Может, лучше бы я и в самом деле умерла!

Собравшись с духом, она опустила глаза и посмотрела на сына. И вдруг содрогнулась и неудержимо разрыдалась.

Но и это прошло.

Она усмехнулась, почти с издевкой взглянув на тело, скорчившееся на полу.

– Что ж, малыш, это всего лишь горло, правда?

Она вышла из комнаты, покинула отель и пропала из «города ангелов» навсегда.