Текст книги "Убийство"

Глава 7
Хэтти

Кажется, я разучилась думать. Словно бы я не думаю, а смотрю в замочную скважину.

По-моему, я достаточно ясно выражаюсь – всем известно, как бывает, когда смотришь в замочную скважину. Может, комната за дверью и большая, но в замочную скважину вам не увидеть ее всю целиком. А если смотреть долго, вообще все на свете станет казаться маленьким.

Привычка думать сохранилась у меня с давних пор. С тех пор, когда доктор Эштон еще разговаривал со мной, когда он учил меня разным вещам и объяснял, что к чему. Наверное, тогда я думала постоянно, все больше и больше. Я много думала. Иногда мне казалось, что даже мозг у меня растет. Потом мы переехали сюда, и все кончилось, и началось совсем другое.

Господин доктор прекратил все это – у него не было больше желания заниматься мной. И во мне этого желания тоже больше не было. Правда, он говорит, что не этого хотел. Как приспосабливаешься к новому месту, так и я приспособилась к новой жизни. И не делала ничего такого, что выдало бы во мне чужака. Пригнулась и уже никогда не поднимала головы.

Доктору это не нравилось, по крайней мере, он так говорил. Но у меня другого выхода не было. А еще он говорил, что если забивать голову вещами, которые никогда не пригодятся в жизни, то ни к чему хорошему это не приведет.

Наверное, он прав. Он во всем прав. Так или иначе, но заниматься со мной он прекратил. Я не стала возражать. Не стала спорить – никогда в жизни не делала этого, только однажды, давным-давно. Наверное, на тот спор и ушли все мои силы. На одно-единственное сражение.

А может, я просто не вижу смысла в сражениях.

Нет ничего легче, чем спускаться с горы. Это ужасно легко – прямо как смотреть в замочную скважину. Как опускаться на дно. Вы сами не замечаете, как это происходит.

Не думать больше. И даже слов не знать для этого. Господин доктор рассказывал мне, что мозг человека не может быть шире его словарного запаса. Нужно знать слова не только чтобы уметь разговаривать, но и чтобы думать тоже. Теперь у меня нет ни слов, ни мыслей. Только ощущения.

Я ощущаю, что хочу есть. Чувствую, когда мне холодно или жарко. Ощущаю боль, если поранюсь. Чаще всего приходится чувствовать именно боль от ран. Раны и боль. Но я не задумываюсь о них по-настоящему. Просто ощущаю, просто хочу, чтобы их не было. Но на самом деле я знаю, что так теперь и будет до конца жизни. А может, и потом.

Потому что он, этот парень, теперь выучился ловко действовать. Теперь он старается казаться приветливым. Он делает так для того, чтобы запугать нас. Он нас испытывает.

В тот вечер он пришел на кухню после ужина, как раз вслед за мной, так что я не сразу его заметила. Улыбался, завел разные разговоры. Сказал, что пришел помочь мне с посудой.

– Уходи, – сказала я ему, – оставь меня в покое.

– Хорошо, – ответил он. – Давай отложим посуду и пойдем в твою комнату, мама. Мне нужно с тобой поговорить.

– Еще чего! Ну нет, сынок. В комнату ты меня не заманишь.

– Уверен, что ты не так поняла. Ты – моя мать. А каждая мать интересуется проблемами своего сына.

Я поднялась с ним в комнату. Побоялась не пойти. Его мозги устроены так, то есть он так устроил свои мозги, что лучше не вставать ему поперек дороги. Он – самый подлый парень на свете. Подлейший из мерзавцев – настоящая гремучая змея.

Я села на кровать. Придвинулась к стене и подобрала под себя ноги. Он опустился на стул возле кровати. Достал сигарету, посмотрел на меня и спросил, не возражаю ли я, если он закурит.

Я ничего не ответила. Только глаз не спускала с него, следила за ним и ждала.

– Ох, извини, мама. Позволь мне... – и всучил мне сигарету. Чиркнул спичкой и поднес огонь. И я взяла сигарету в рот и прикурила. До смерти боялась отказаться; и не отказаться – тоже.

Я сделала пару затяжек, чтобы он отвязался. Потом он заговорил и перестал за мной следить, тогда я раздавила окурок пальцами и выбросила.

– Я хотел обсудить с тобой денежные проблемы, мама. В широком смысле денежные. Не думаю, что у тебя имеется достаточная сумма, которую ты могла бы мне предложить.

– Откуда у меня деньги?

– Возможно, мне понадобится несколько тысяч. Мне предстоит поездка, и я хотел бы получить сумму, достаточную для двух человек. На длительное время.

– Почему бы тебе и не уехать? – ответила я. – Только я-то где возьму денег, если не получаю зарплату? Ты знаешь, к кому обращаться, когда тебе нужны деньги.

Некоторое время он смотрел на меня. Казалось, его взгляд протыкает меня насквозь, и я прямо-таки ощущала, как он выходит у меня из затылка. Я чувствовала, что совершила большую ошибку, осмелившись возразить ему. А что я еще могла поделать? Когда с ним разговариваешь, разве можно соглашаться?

Даже думать нельзя.

Ничего нельзя сделать, но нельзя и не делать.

Страшно, если согласишься, но страшно и возразить.

Он продолжал разглядывать меня, и я поняла, что час мой пробил. Потом он сказал, что все в порядке. Что он и не надеялся раздобыть у меня денег, спросил просто так. И он переживает, не огорчит ли меня, что я лишена возможности помочь сыну, когда он обратился с просьбой.

Этот парень ненормальный. Когда он говорит так вежливо, его ненормальность еще заметнее.

– Ты совершенно права, мама. Я действительно знаю, где взять деньги. Если точнее – я знаю, где могу прибрать к рукам целую кучу денег. Загвоздка в том, что есть еще один человек, которому они тоже нужны, вернее, которому они вскоре понадобятся. У этого человека почти такие же проблемы, как и у меня. И если ему не удастся завладеть деньгами, он окажется в таком же сложном положении, как и я. Как ты думаешь, мама, что мне делать в подобном положении?

– Что? О чем ты, парень?

– Извини. Пожалуйста, мама, не думай, что я не доверяю тебе, – вовсе нет. Дело в том, что если я посвящу тебя в кое-какие подробности, а не ограничусь общими словами, то поставлю тебя в двусмысленное положение. Мне кажется, я сказал достаточно, чтобы ты была в состоянии дать мне совет. Так какое твое мнение? Будь ты на моем месте, сочла бы ты справедливым выйти из сложного положения за счет этого другого человека?

Мое мнение? Что я думаю? А разве я могу думать? Или слышать? Или говорить?

Этот подлый мальчишка был рядом со мной, совсем рядом был этот мерзкий ненормальный мальчишка, но я не слышала его. Как будто он за миллион миль отсюда.

– Оставь меня в покое. Что тебе от меня нужно? Что я тебе сделала?

– Ничего, – кивнул он. – Я понимаю, что ты хочешь сказать. В общем, ты действительно ничего мне не сделала. И конечно, считаешь это ответом на мой вопрос. Так ведь, мама?

– Ради всего святого, – взмолилась я. – Ради всего святого...

– Наверное, это всегда так бывает. Это неизбежно. Для того чтобы личность оставалось целостной, необходимы некие жесткие условия. И, невзирая ни на что, они должны быть соблюдены. Несмотря ни на какие соблазны, не считаясь с той кажущейся легкостью, с какой ими можно пренебречь. Если этого не сделать, человек станет другим. А если он не сумеет разобраться с проблемами собственного "я", то разве сможет он жить с чувством собственного достоинства? Очевидно, не сможет. Его личность будет разрушена. А если это была к тому же маленькая личность, она попросту исчезнет. Такой человек сам не знает, что он такое. Так что ты абсолютно права, мама. Я был счастлив получить совет, основанный на твоем жизненном опыте.

Не понимаю, о чем он толкует.

И понимать не желаю.

– Теперь еще один вопрос, мама. Поскольку сам себе я помочь не в состоянии – я уже переступил ту грань, когда это было возможно, – скажи, должен ли я помочь этому другому человеку? Следует ли мне перешагнуть через препятствие на моем пути? Терять мне нечего, а я чрезвычайно хочу ему помочь. Самому ему будет не под силу справиться с этой проблемой. Даже если ему все удастся, впоследствии он будет мучиться раскаянием, а это сведет на нет результаты его усилий. Что ты об этом думаешь? Должен я ему помочь или не должен?

Что я думаю? Какая ему разница? Что я должна думать? Ничего. Совершенно ничего не думаю.

Не умею.

Должно быть, он замышляет кого-нибудь убить. А мне это знать ни к чему.

Вот он смотрит на меня, приподняв гладенькую бровь, показывая белые зубы, – и не поймешь, смеется он или угрожает. Но я-то знаю – этот парень ненормальный. Достаточно только взглянуть на него, и сразу сообразишь. Но секунду или две я этого не видела. А видела словно бы картинку, взявшуюся неизвестно откуда, она будто выскочила прямо у меня из глаз и закрыла от меня его лицо. Я чуть не рассмеялась.

И подумала: «Святые угодники! Да что же случилось с тобой, Хэтти? Как могла ты бояться такого прекрасного юношу – своего собственного сына? Как?»

Картинка исчезла, и передо мной снова оказался этот ненормальный. И та моя часть, которая только что думала этими словами, исчезла. И вернулось обычное состояние – без всяких мыслей. Когда видишь только отверстие замочной скважины. И в нем – этого парня, подлее которого нет на свете.

Это с ним уже давно. Я видела, как это вселялось в него. Он, само собой, и виду не показывал, конечно. Ждал, пока станет большим и сильным. Но я все отлично видела, – нельзя такого не заметить. Он оставался вежливым, милым, но все равно это было видно.

– Ну, мама? Ты ответишь на мой вопрос?

– Уезжать ли тебе? Откуда мне знать?

Конечно. Естественно, ты не знаешь. Это не тот случай, когда можно спросить совета у другого человека. Решение должен принимать тот, кого это непосредственно касается. Большое спасибо, мама. Не могу передать, какое это удовольствие – вот так обсудить с тобой свои проблемы. У тебя усталый вид, и я думаю, мне лучше...

Он поднялся. Встал коленом на кровать и начал склоняться надо мной. Улыбаясь белозубым ртом и пристально глядя на меня бархатными карими глазами...

Вот я и попалась. Он все ходил вокруг да около, весь из себя вежливый и улыбающийся, но теперь он сделает то, что задумал. Что-нибудь подлое. Что-нибудь злое. Так и будет, потому что другого ничего и быть не может. Разве от него можно ждать чего-нибудь другого? Я ни о чем другом и не думала. Ни о чем, кроме замочной скважины.

Я не знала, как быть. Дом стоит на отшибе, так что, закричи я даже во все горло, никто не услышит. Бесполезно кричать. Да я и не могла бы – оцепенела от страха. Ничего не могла – просто ждала. Ждала и надеялась, что он не будет слишком жестоким. Не больше, чем я смогу выдержать.

Я даже пошевелиться не могла. Как будто заледенела – такая была холодная и окостеневшая. И почти ничего не видела, только какая-то белая пелена качалась перед глазами и надвигалась на лицо. Потом и она исчезла. И я почувствовала что-то мягкое и теплое на лбу.

Я с трудом открыла глаза и увидела, что он все еще стоит рядом.

– Спокойной ночи, мама. Желаю тебе хорошенько выспаться, и не переживай. Нам не о чем волноваться.

Он стоял и улыбался – ему удалось подловить меня. Он долго подбирался, но ему удалось попасть в самую точку. Никогда в жизни я так не пугалась, так что ему удалось меня подловить.

Он повернулся и вышел. И вежливо закрыл за собой дверь. Только меня не одурачишь, ему не удастся выманить меня наружу. Наверняка он спрятался там и поджидает, когда я выйду. Чтобы наброситься на меня.

Зачем он все это затеял? Зачем завел со мной этот разговор? Зачем он продолжает называть меня мамой и ведет себя таким паинькой? Зачем он поцеловал меня и пожелал спокойной ночи?

Ну, я-то знаю, что он за тип. Я-то знаю, что он давным-давно весь пропитался злобой. Знаю, что он вбил себе в голову добраться до меня.

Я услышала, как открылась входная дверь. Потом – как она захлопнулась.

Услышала, как завелась его машина. Потом – как она отъехала.

И только тогда я упала вниз лицом и заплакала. Потому что он ничего мне не сделал. И не собирался. Ни он, ни кто-нибудь другой.

Это было невозможно.

Просто невозможно.

Глава 8
Луана Девор

Это случилось в понедельник вечером. Дансинг был в тот день закрыт, но Ральфу все равно нужно было идти на работу. Впрочем, я не уверена, может, он пошел куда-нибудь еще.

Было начало девятого, как раз стемнело. И я услышала, как тихонько открылась входная дверь.

Я не слышала, как подъехала машина, но все равно решила, что это Ральф. Дом хорошо изолирован, и если бы он подъехал по старой дорожке за домом – а он частенько так и делал, – то я могла и не слышать.

Я заворочалась в постели. Выждала, прислушалась и окликнула:

– Ральф?

Ответа не было. Я снова окликнула, и снова никто не отозвался. Я заставила себя улыбнуться, чтобы голос звучал весело.

Знаете, Ральф такой выдумщик – вечно устраивает какие-то розыгрыши. Ему нравится, когда люди смеются. Я знаю, многие считают его глуповатым и примитивным, но на самом деле он очень веселый человек. Ужасно милый, знаете, как маленький щенок. Даже когда смеешься над его шутками, все равно чувствуешь ком в горле – так и хочется схватить его, и ласкать, и тискать.

О, я отлично понимаю, как он должен нравиться женщинам! И не только потому, что он красив и молод. Просто рядом с ним приятно находиться. Такой он нежный, милый, искренний...

– Ральф, – снова позвала я. – Отвечай, поганец. Не то Луана ужасно рассердится.

Он и на этот раз не ответил. Он – кто бы это ни был – молчал.

Но я слышала, как поскрипывают половицы. Звук приближался – кто-то поднимался по лестнице.

Шагов я не различала, только поскрипывание половиц. Только этот звук, и ничего больше.

Я позвала еще раз. Потом выпростала ноги из-под одеяла и... села в постели, не в силах пошевелиться. Страх парализовал меня, и без того беззащитную.

Телефон не работал. И он – этот человек – несомненно знал об этом. Кричать бесполезно. Даже ухитрись я запереть дверь, он выломал бы ее. К тому же в своей загроможденной всяким хламом комнате я оказалась бы как в ловушке. И это ненамного увеличило бы мои шансы на спасение.

Я встала и неуверенно шагнула к двери. Нерешительно огляделась. И вдруг совершенно успокоилась.

«Спастись, – думала я. – Только бы спастись».

И теперь я знала, что делать.

* * *

Косси заезжал ко мне в первое воскресенье сезона. Я позвонила ему и дала понять, что хотела бы обсудить с ним кое-какие вопросы, когда у него будет время, – в общем, строго на его условиях. Он тут же примчался. Не из-за меня, конечно. Такие, как он, ничего не делают бесплатно. Может, он думал застать дома Ральфа и рассчитывал получить овощи и свежие яйца.

Впрочем, это я преувеличиваю. К деньгам Косси относится спокойно; он будет обращаться с вами одинаково, независимо от того, заплатите вы ему солидную сумму или вообще ничего не дадите. Наверное, после моего звонка он решил, что у меня срочное дело. И все же...

И все же – еще бы он стал беспокоиться о деньгах! Будь у меня столько денег, я тоже не стала бы о них беспокоиться. Как у него язык повернулся упрекать меня – бедную, беспомощную, больную старуху – за то, что я не сумела скрыть свое волнение, когда говорила с ним.

Он повел себя самым наглым и оскорбительным образом. Правда, это его обычная манера. Но как только я удостоверилась, что мне нечего опасаться, то немедля приказала ему убираться из моего дома. Давно следовало это сделать – мне уже не раз приходилось слышать об этом человеке весьма неприятные истории. Как ловко он обманывал людей, просто до нитки раздевал их. Не помню, кто рассказал мне, но это всему городу известно. А дыма без огня не бывает.

Как бы там ни было, дело не только в его поведении. Советы, которые он мне давал, тоже никуда не годились. Потому что у меня все-таки были причины для беспокойства! А он пытался заставить меня считать, причем вопреки моему желанию, что таких причин у меня нет. Но я-то лучше знаю. Уже через два дня с начала сезона я стала замечать перемены в Ральфе – в его поведении, в словах, в том, как он выглядел. И это было только начало.

В тот день он пришел домой поздно. Даже очень поздно, ведь он всегда работал допоздна, до тех пор, пока ему подворачивалась какая-нибудь работа. Я поспала днем, поэтому долго не ложилась.

Он приготовил мне кое-что перекусить. Сам есть не стал, сказал, что слишком устал на работе. Он собирался сразу лечь спать, но это ему не удалось: я расплакалась и потребовала, чтобы он поговорил со мной, потому что я целыми днями сижу в одиночестве. И мы немного поболтали.

Он говорил, а я присматривалась к нему и отмечала, что он скажет, а о чем промолчит. И меня снова охватило беспокойство. И страх.

Всю ночь я глаз не могла сомкнуть. Ральф не становился прежним, он все дальше и дальше уходил от меня.

К концу недели я просто места себе не находила. И собралась звонить Коссмейеру, хотя это было лишнее. Он сам ко мне приехал. Мне следовало догадаться, что так и будет. Уж он своей выгоды не упустит! Наверняка у него и документ уже готов, чтобы прибрать к рукам мое хозяйство.

Так или иначе, но не приехать он бы побоялся. Он знает, что я не меняю своего мнения. До сих пор я решительно ничего о нем не говорила, но если ему угодно поступать со мной так безобразно, то я найду способ за себя постоять.

Я всплакнула и рассказала ему про Ральфа. А он сидел и пялился на меня, как будто перед ним было какое-нибудь странное животное, а не больная, несчастная, беспомощная старуха, нуждающаяся в поддержке и утешении. А потом так и начал сыпать проклятиями.

– Косси, милый... Я столько раз просила тебя не употреблять...

– А я отвечал, что употребляю только те слова, которые ты и сама сто раз употребляла. Не хочу с тобой спорить, но до тех, пока...

– Хорошо, Косси. Будь по-твоему, милый. Я всего лишь женщина, и у меня нет таких сил, чтобы...

– Луана! Бога ради! – Он воздел руки кверху. – Значит, если я правильно понял, ты уверена, что Ральф каждый вечер встречается с этой девицей. Но не спит с ней. И это, именно это тебя беспокоит, – то, что он с ней не спит.

Я ответила, что теперь уже не уверена в этом.

– Раньше Ральф всегда был со мной откровенным. Он приходил домой и обо всем мне рассказывал.

– Так что же? – Он снова замахал руками. – Ты хочешь сказать, что тебя это устраивало? Ты собиралась и дальше играть с ним в дочки-матери?

– Да нет, конечно. Но не могла же я ему препятствовать. Это было бы нечестно, раз уж я... Ну, ты понимаешь, что я хочу сказать. А пока он не скрывал от меня...

Тут он так странно на меня посмотрел, как будто у него вдруг заболел живот. И пробормотал, что понимает, как это должно было мне нравиться. Потом мы вернулись к нашему разговору.

– Итак, хотя кое-что и показалось мне странным, но суть дела я себе уяснил. Ральф явно увлекся этой девчонкой. Ты считаешь, что он влюбился в нее. Предположим, что события станут развиваться. К чему это его подтолкнет?

– Пожалуйста, Косси, не нужно так шутить.

Он пожал плечами:

– Ладно. Скажем, он влюбился. Допустим, что серьезно. Тебе это, естественно, не по душе. Но ведь это еще не говорит о том, что он задумал тебя убить?

– Но это правда! То есть я так думаю. Я...

Он ждал, мрачно уставившись на меня.

– Как я припоминаю, мы это уже обсуждали. Ральф может получить развод. Или уехать. И по-моему, в тот раз ты со мной согласилась.

– Да, наверное. То есть все так. Но все же...

– Что еще?

Он так и сверлил меня взглядом. Какой же он все-таки жулик. Порядочный человек не станет так пялиться. Он отведет глаза – тот, чья совесть чиста, не станет унижать другого человека. Только жулики так поступают.

– Отлично, – сказал он. – Не хочешь говорить – не надо. Ведь не я рискую головой.

– Да нет же. Я уже говорила в прошлый раз. Не думаю, что у него серьезно с этой девицей. Я просто...

– Ну, теперь ясно. Все, как мы и говорили, – он может уйти, развестись, то есть у него нет никаких оснований для убийства.

– Вот что я думаю: через пару месяцев сезон закончится и девице придется уехать. Вот тогда-то он и начнет действовать, если, конечно, он и в самом деле что-нибудь задумал. Вот тогда-то...

Косси подождал с минуту, потом скорчил гримасу и потянулся за своей шляпой.

– Погоди! Я пытаюсь тебе объяснить. Пойми, мне нелегко так говорить о Ральфе. Мне трудно обсуждать причины, по которым мой собственный муж мог бы желать...

– Естественно. Я и не думаю, что это легко. Но все-таки...

– Все-таки есть такая причина, Косси. Хозяйство, конечно, уже не то, что раньше, но тысяч пять-шесть оно приносит. А может, и все десять. И если Ральфу понадобятся деньги, если он такой подлый эгоист, что не захочет ждать, пока я умру...

Глаза у Косси сузились. Он задумчиво кивнул:

– Да. Вполне возможно. Для Ральфа это целая куча денег. Особенно теперь, когда он получил от ворот поворот насчет работы. И кстати, хотя прямо на тебя ничего не указывает, Ральф знает, что без тебя тут не обошлось.

– Нет. Я ни словечка ни о ком не говорила. И потом, Ральф ничуть меня за это не осуждает. Он знает, что я не сказала и половины того, что знаю. И кроме того...

– Ладно, успокойся, – вздохнул он. – Забудем об этом. Предположим, Ральф действительно собирается тебя убить. По двум причинам: чтобы расчистить себе путь к девице и прибрать к рукам то, что осталось от имения. Вот такая ситуация. Чего ты хочешь от меня?

– Н-ну, я...

Я и сама не знала. Откуда мне было знать? Это ведь его работа, причем неплохо оплачиваемая. Правда, сама я никогда не ловила его на жульничестве, но слышала, как об этом говорили другие.

– Обдумай все как следует. Посмотри, не случится ли еще что-нибудь. И через несколько дней мы вернемся к этому разговору. Кстати, скажу кое-что насчет твоего вранья. Заткнись, не перебивай меня! Мне хочется, чтобы ты приняла мои слова близко к сердцу. Если ты ...

– Да я ни слова не говорила. Честно, Косси. И пусть только кто-нибудь попробует сказать... Я буду...

– Ты будешь убита к чертовой матери. Я не шучу. Это просто закон равновесия. Ты причинила изрядные неприятности изрядному количеству людей, практически каждому в этом проклятом городишке. И среди них обязательно найдется хотя бы один, готовый отомстить тебе за это. Так что кончай с этим, слышишь? А еще лучше, если ты сумеешь как-нибудь возместить ущерб, который причинила. К примеру, ты можешь признать, что говорила неправду, принести людям свои извинения. Воспользуйся своим телефоном в достойных целях – для разнообразия.

Естественно, я не собиралась ничем таким заниматься. Да я бы скорее умерла, чем согласилась на это. Во-первых, я ничего такого не говорила. Он просто не мог простить мне, что несколько раз я прошлась на его счет, причем совершенно беззлобно. А во-вторых, я не сказала ни слова неправды. И если есть на свете такие подлые люди, которые способны навредить другому только за то, что человек сказал правду, они не стали бы ждать так долго. Господи, да что же они думали? Что я целыми днями должна торчать тут, как кочка на болоте, и даже не могу ни с кем словом перемолвиться?

Я попыталась объяснить Косси, как это нелепо. Но попробуйте объяснить что-нибудь этому типу! Он таращился на меня, а сам и не думал слушать, что я ему говорю. А потом вздохнул и покачал головой.

– Ладно. Наверное, ты действительно не сможешь ничего исправить. Не переживай, я заскочу к тебе через несколько дней. Он ушел, а я снова забеспокоилась. Теперь я испугалась, что меня может убить еще кто-то, кроме Ральфа. Но я выбросила это из головы – в конце концов, у человека есть свои пределы для волнения, а мои пределы ограничивались мыслями о Ральфе.

Ведь я не все рассказала Косси. Только самое важное.

В конце недели он снова приехал. Потом еще – и так каждую неделю. В последний раз он был у меня сегодня утром. Но ничего не изменилось. Я никак не могла согласиться на те глупости, которые он мне предлагал.

Ни в словах, ни в поступках Ральфа ничего необычного не наблюдалось. То есть изменения, конечно, были, но я не смогла бы их перечислить. Внешне он казался все таким же милым и деликатным. Как же я могла его подозревать? Какие у меня были для этого основания? Совершенно очевидно, что никаких. Даже если бы они у меня и были, я не стала бы с этим считаться, потому что тогда мне пришлось бы назвать вещи своими именами и не оставить себе ни малейшей надежды. И то же самое произошло бы, разреши я Косси поговорить с ним. Или не Косси, а кому-нибудь из полиции.

В любом случае Ральф не пожалеет обо мне. Он идет своей дорогой и делает то, что считает нужным, то, на что раньше у него не хватало духу.

Как вы уже поняли, от Косси никакого проку не было. Неоткуда было ждать помощи бедной, больной, никому не нужной старухе, даже от собственного адвоката, выманившего у нее не одну тысячу долларов.

Этот никчемный выскочка додумался даже принести мне оружие, револьвер! И хотел, чтобы я держала его в доме! Я даже пальцем до него не дотронулась.

– Ну нет, – сказала я. – Нет, сэр! С оружием шутки плохи, недалеко и до несчастного случая. Так сказать несчастного. Стоит только Ральфу или еще кому обнаружить у меня эту штуковину, и мне живо устроят именно такой случай.

– Брось, Луана. Выбирать не приходится. Что еще я могу для тебя сделать? Держи его наготове. И воспользуйся им, если придется защищаться.

– Что? Ты полагаешь, что я способна кого-нибудь застрелить? Да как у тебя язык повернулся? Женщина я, по-твоему, или нет?

– Господи! – завопил он. – Удивляюсь, как я сам тебя не застрелил!

Он наговорил мне кучу гадостей и хлопнул дверью.

А в последний раз он приходил сегодня утром.

Сказал, что все как следует обдумал. Что мне нужно опасаться не Ральфа, а кого-то другого. Я возразила. Сказала, что он сам не знает, что говорит. Тогда он разозлился:

– Знаешь, Луана, чем дольше я об этом думаю, тем меньше верю, что Ральф способен пойти на убийство ради тех нескольких тысяч, которые приносит ваше хозяйство. Мне трудно представить его в роли убийцы, а уж если говорить об убийстве ради денег, то тем более.

– Ты ошибаешься. Для такого человека, как Ральф, у которого никогда и гроша за душой не было...

– Нет. Ральф настолько осторожен и осмотрителен, что пойдет на это только в совершенно исключительных обстоятельствах. Он не рискнет утверждать даже то, что солнце встает на востоке, если сто раз сам не проверит. Он... Нет, не перебивай! Давай посмотрим, что он собой представляет. Вот уже лет двадцать, как он выполняет в городе всю поденную работу. То есть он обслуживает людей, которые просто лопаются от денег. Таких, которые сами напрашиваются, чтобы их обманули. Но разве Ральф воспользовался этим хоть раз? Хоть раз он приписал лишнюю цифру к счету, или стащил инструменты, или отлил себе бензина, или выкинул еще что-нибудь в этом роде, как сделал бы любой на его месте? Никогда. Ни разу за все эти годы...

– Да, ты прав. Почти. Как, по-твоему, ему досталась эта машина?

– Не в результате убийства. Он ничем не рисковал. Это единственная, притом совершенно безопасная комбинация, которую он предпринял за все эти годы. И в результате получил дорогую машину. – Косси усмехнулся и посмотрел на меня, сощурив глаза. – Кого ты пытаешься надуть, сестренка? Ты ведь сама отлично знаешь, что ради вашего имения он не станет тебя убивать. Если бы у тебя действительно были подозрения на его счет, ты не стала бы держать их от него в секрете.

– А вот и нет! Это не смогло бы его остановить. Поступить так значило бы отдать его той девчонке.

Он пожал плечами:

– В самом деле? И какой же ты сделала выбор? Какой выбор сделал Ральф? И если он останется, как вы будете жить?

– Отлично будем жить. Мы... ну...

– Вот именно, как? Как вы будете с этим жить?

– Мы... мы... Оставь меня в покое! Ты такой же злой, такой же подлый, как...

Я потеряла самообладание и расплакалась. Это было недостойно. Тем более, что я терпеть не могу хнычущих женщин.

Наверное, так эта девица и окрутила Ральфа – разревелась перед ним. Сумела его разжалобить. Знаете, Ральф такой добрый, он не может вынести, когда кому-то плохо, и всегда старается помочь. Да разве можно быть несчастной, когда он рядом, такой веселый, смешной и милый, такой...

И такой лживый и эгоистичный, как выяснилось. Да что там, даже сегодня утром он вел себя совсем как раньше. Конечно, он только притворялся, но я почти забыла об этом, и мне было хорошо...

– Ну же, Луана. Решайся.

– Не могу. Не понимаю, о чем ты. Оставь меня в покое. Ты говоришь такие ужасные вещи...

Он положил руки мне на плечи, но я сбросила их.

– Разве ты сама не понимаешь? Разве ты не понимаешь, что, загнав Ральфа в ловушку, ты и сама в нее попадешь? Понимаешь, конечно. И боишься. Отпусти его. Дай ему выйти из клетки, в которую ты его посадила. Не загоняй его в угол.

– Косси, – ответила я. – Косси, дорогой, ведь ты же не думаешь, что он в самом деле... Ты говорил, что не думаешь, будто он и вправду хочет меня убить...

– Господи! – Он хлопнул себя по лбу. – Да расскажи мне наконец, в чем он провинился! Пойми, что мне нужно знать все.

– Не могу. Ни в чем. И не смей со мной спорить! Не смей никому рассказывать, что у нас что-то не так, что я...

Он вздохнул и встал. Сказал что-то насчет моего пребывания в числе его клиентов. Ну, да Бог с ним, что бы он ни имел в виду: наверное, он счел неэтичным вообще ничего не сказать. Конечно для него это вряд ли имело значение. Потому что он всегда говорит обо мне разные неприятные вещи. Я не сказала о нем и половины тех гадостей, какие мне пришлось выслушать от него. Каждый раз, не успеет он выйти из моего дома, как бежит рассказывать направо и налево, какая я старая и безобразная.

Что бы там ни было, он ничего не знает. Сам себе противоречит. Говорит то одно, то другое.

Сначала заявляет мне, что Ральф не может меня убить, потом оказывается, что может. Сказал, что Ральф – не убийца, зато полно других, кто может им оказаться. Да у него просто не все дома! Кто может меня убить – банда трусов, кучка лживых мерзавцев? Духу не хватит! К тому же у них нет никаких оснований. Я никому не причинила вреда.

Никому. А уж Ральфу тем более. А сейчас...

СЕЙЧАС!

...Ральф? Это Ральф там, на лестнице?

Почему он не отзывается? Чего ждет? Чего добивается своим молчанием? Зачем он это делает... если это он, конечно?

Что он задумал?

Выманить меня из комнаты? А если я не выйду? Но если я не выйду...

Должно быть, это не Ральф. Такие штучки не в его духе. А если это кто-то еще, почему они – или он – или она...

Они боятся, не уверены? Или не знают, что делать дальше? Или ждут, что буду делать я? Ждут, чтобы я вышла?

Если бы я только знала, я могла бы спастись. Если бы я узнала, кто это, раньше, чем этот человек начнет действовать, тогда я могла бы спастись.

Если... Если я выйду... А если нет...

«Господи, спаси меня, – молилась я. – Сделай так, чтобы я могла спастись. Это все, чего я хочу. Разве я много прошу?»