Текст книги "Время хищников"

Глава 20

Попав в час пик, Курт добрался до Эрройо Тауэрс, комплексу многоквартирных зданий в пятнадцати милях от спортивного зала Престона, лишь в тридцать пять минут пятого. Белый «форд» занимал положенное ему место на стоянке. Когда он нажал кнопку домофона у цифры двенадцать, алюминиевая дверь с панелями из матового стекла открылась, пропуская его в холл.

Лифт поднимался на удивление медленно. Выйдя из кабины, Курт вытер ладони о брюки. Он словно вновь оказался перед раскрытым люком «локхида», рассекающего воздух со скоростью ста двадцати миль в час, зная, что, как только красная лампа сменится зеленой, ему не останется ничего иного, как прыгать вниз.

Курт позвонил.

Дверь открыла Барбара Андерсон.

– Мистер Драмм? Я... о?

– Курт Холстид. На этой неделе я отправил вам письмо...

Она начала было закрывать дверь, но передумала, увидев, что он не пытается воспрепятствовать ей. Оранжевое платье с белым передничком только подчеркивало ее превосходную фигуру. В квартире пахло поставленными в духовку булочками.

– Я... получила ваше письмо, – ее зеленоватые глаза не отрывались от его лица, голос дрогнул. – Я не ответила вам, потому что... потому что мой сын не тот мальчик, который вам нужен. Он...

– Мы оба знаем, что это не так, миссис Андерсон, – возразил Курт.

И только после этого шагнул через порог, и ей пришлось отступить в сторону, чтобы пропустить его. Джо Луис как-то сказал, что, увидев брешь в защите соперника, поздно готовить удар, надо бить сразу. Вот и до Курта дошло, что глаза женщины переполнены ужасом и она готова закричать, лишь когда он уже сидел в кресле.

– Я бы не отказался от чашки чаю, – улыбнулся он. И тут же с кухни донесся гонг. – И я думаю, что вам пора вынимать булочки из духовки.

– Я... – ужас исчез из ее глаз. – Я... конечно. Булочки.

И она упорхнула на кухню. Курт огляделся. Квартирка новенькая. Акриловый ковер на полу, сдвижная дверь на балкон.

– Где вы работаете, миссис Андерсон? – крикнул он.

– Я... в больнице. Я медицинская сестра. Вот почему она просила звонить после трех часов. Работа по сменам, с тем чтобы успеть забрать Джимми из школы, когда начнутся занятия.

Пять минут спустя Барбара Андерсон вернулась с полным подносом. Она успела даже подкраситься. Курт решил, что, как и Паула, она женщина самостоятельная, полагающаяся только на себя. Возможно, это и привело к разводу.

– Как я и объяснял в моем письме, миссис Андерсон, я – профессор университета Лос-Фелиса и живу на Линда Виста-роуд, рядом с полем для гольфа, у которого ваш сын видел четырех мужчин, вылезающих из автомобиля.

Барбара нетерпеливо махнула рукой.

– Я знаю, кто вы. Получив письмо, я позвонила в университет. Но кто эти люди? Если они так важны, почему детектив из управления шерифа сказал, что это «рутинное расследование»? – Она вновь взмахнула рукой. – Вы же знаете: на Джимми они даже не посмотрели. Да и он едва видел их. Он много чего напридумывал, потому что... в этом он дока, мистер Холстид.

Курт отпил чаю, крепкого и ароматного. Добавил сахара, молока.

– Не могли бы вы звать меня Курт?

Помявшись, она кивнула.

– Хорошо. А вы меня – Барбара. Но вы все еще не ответили на мои вопросы, Курт.

– Я должен начать с того, что задам вопрос вам. Вы помните, как в прошлом апреле банда подростков напала на мужчину по фамилии Рокуэлл?

– Что-то не при... Ну конечно! – воскликнула она. – Я тогда не работала в Центральной окружной больнице, но... Его изувечили или... или ослепили?

– Ослепили. Полагаю, произошло это случайно. Но дело в другом. Моя жена возвращалась вместе с ним из Оперного театра Сан-Франциско. Они вместе сошли с автобуса и... – к тому времени, когда Курт добрался до звонка Мэтьюза, его рубашка взмокла от пота. Выстроенная логическая цепочка событий вызвала очень болезненные воспоминания.

Лицо Барбары напоминало посеревшую маску, когда он закончил рассказ и потянулся за чашкой.

– Значит, если бы Джимми мог опознать людей, которых он видел... – она покачала головой. – Тогда становится понятен тот ужасный телефонный звонок. После развода, два года тому назад, я поступила на работу в Медицинский центр Лос-Фелиса – благо, он находился в нескольких кварталах от моего дома. После того звонка Джимми перестал разносить газеты, а я устроилась в окружную больницу, потому что в Медицинском центре не могла заканчивать работу в три часа и забирать Джимми из школы. Когда вы впервые пришли ко мне, я решила, что вы один из них, поэтому выставила дом на продажу и перебралась в эту квартиру, неподалеку от окружной больницы.

– Я-то полагал, что меня не очень легко принять за подростка.

– Звонил мне не мальчик, а зрелый мужчина, это чувствовалось по голосу... – по ее телу пробежала дрожь, на руках выступили мурашки. – Мой отец работал докером в порту Сан-Франциско, я много лет проработала медицинской сестрой... и думала, что уже слышала все возможные ругательства. Но этот звонок... Он позвонил во вторник, двадцать седьмого мая. И такого наобещал!... Я перепугалась до смерти.

– Вы думаете, он говорил серьезно или... фантазировал?

У нее перекосило лицо.

– Более чем серьезно, – она невесело рассмеялась. – Поэтому, когда сегодня вы позвонили в дверь...

Курт подумал о том, с каким превеликим трудом, буквально по крупицам собирая информацию, ему удалось добраться до нее.

– Я думаю, вам нет нужды тревожиться из-за хищников.

– Хищников?

– Я их так называю, эту банду.

– Похоже, вы абсолютно правы. Они такие опасные, злобные. Вы уверены...

В дверь позвонили. Барбара посмотрела на часы. Поднялась.

– Это Джимми. Вернулся из бассейна. Ее зеленые глаза встретились с карими глазами Курта. Курт выругался про себя. Не следовало ему встречаться с ней наедине, говорить. Теперь он знал, что не сможет попросить у нее разрешения поговорить с мальчиком. Она столько пережила, столько ночей не могла заснуть, дрожа от страха. И Курт понимал, что без ее разрешения он не задаст мальчику ни одного вопроса.

Барбара отвела взгляд. В дверь вновь позвонили.

– Я хочу, чтобы вы остались на ужин, Курт. Особого угощения не ждите, но в разговоре он, возможно, вспомнит что-то такое, о чем забыл сказать детективам.

Курт кивнул, облегченно вздохнув.

* * *

Ужин действительно не тянул на пир: баночная ветчина, яичница с грибами, жареная картошка. Но Курт давно уже так хорошо не ужинал. Можно сказать, с того вечера, как...

Джимми, худощавый мальчишка с прямыми черными волосами, постоянно падающими на лоб, унаследовал от матери обаятельную улыбку и зеленые глаза. В присутствии незнакомца он сидел тихо как мышка. За ужином Курт как бы невзначай упомянул о тех четырех мужчинах возле поля для гольфа.

– Вы о тех парнях? – Джимми пренебрежительно хмыкнул. – Честно говоря, я их совсем не испугался. Я сказал, что испугался, потому что... потому что... – он в тревоге посмотрел на мать.

– Говори-говори, – покивала Барбара. – Я прекрасно знаю, почему ты наплел с три короба. Ты хотел, чтобы я думала, что ты так припозднился из-за них.

– Ма все равно не может как следует отшлепать меня, – рассмеялся Джимми. – Вообще-то я ничего не видел, кроме «шеви»-фургона.

За десертом – мороженое и только что испеченные булочки – Курт описал «парня-мексиканца», которого видели на Эджвуд-драйв, но Джимми никак не отреагировал. Уорден был прав: Джимми не мог сообщить ничего нового. Они перешли в гостиную, оставив Барбару собирать грязную посуду, и тогда Джимми наклонился к Курту.

– Я собирался позвонить маме из телефона-автомата, что в будке напротив поля для гольфа, и сказать ей, что у моего велосипеда спустило колесо, – признался он. – Только ей ничего не говорите. Я ведь ей не солгал, только собирался.

– Это останется между нами, – заверил его Курт. Та самая будка на Линда Виста, подумал он, в которой он нашел десятицентовик. – Так почему ты не позвонил, Джимми?

– Выбирайте, Курт, моечная или сушильная машина? – крикнула из кухни Барбара.

– Что? Моечная, – он встал.

– Я не мог позвонить, потому что в будке сидела девушка.

Курт остановился как вкопанный. Почувствовал, как у него на затылке зашевелились волосы. Но почему? Что странного в том, что девушка звонит по телефону-автомату? И тут же понял, что Джимми выразился иначе. Девушка не звонила – сидела в будке.

– То есть телефон был занят?

Мальчик покачал головой:

– Она даже не сняла трубку с рычага. Просто сидела, открыв дверцу и выставив ноги наружу.

– Но было темно, Джимми. Как ты мог разглядеть ее?

– Я подошел к будке вплотную, ведя рядом велосипед, а тут проехала машина, и я отлично разглядел ее в свете фар.

– Но ты ничего не сказал о ней детективу из управления шерифа.

– Ему? Он вел себя так, словно мне восемь лет, а то и меньше. – Джимми скорчил гримаску.

Восемь. Вместо десяти. Большая разница. Мальчишкам не нравится, когда их принимают за маленьких. Итак, Курт получил новую информацию, которой не владел Уорден. Почему девушка сидела в телефонной будке именно в этот вечер, в темноте, просто сидела. Словно наблюдала за чем-то или сторожила кого-то...

Наблюдала!

Только бы Барбара не позвала его из кухни.

– Э... а ты ничего не можешь вспомнить об этой девушке, Джимми?

– А что вспоминать? Обычная девушка. Старше меня, лет девятнадцати или двадцати, – он пожевал губу, внезапно просиял: – Фамилия ее отца Марсден. Я приносил им газеты до того, как они переехали, – он помолчал, вспоминая. – Большой такой белый дом с каменным фасадом на правой стороне Гленн-уэй. Они выписывали и воскресное приложение. Ее отец как-то подарил мне бейсбольную биту.

* * *

Когда Курт возвращался домой, в голове его вопросы перемешались с сексуальными образами. Дразнящий запах духов Барбары, ее поза при прощании, когда она чуть наклонилась к нему, ее требование позвонить ей, если он что-то выяснит о хищниках. И вопросы. Девушка наблюдала... За кем? Почему? Какая девушка могла помогать банде насиловать невинную женщину?

Курт пересек улицу, вошел в будку, сел на маленькую металлическую скамейку, оглядел Линда Виста. На другой стороне улицы он видел поблескивающий металлом «фольксваген», стоящий у крыльца, а выше – свет в окнах.

Они просто выставили дозорного, который даже в темную ночь мог увидеть человека, идущего по подъездной дорожке. И уж тем более сворачивающий с улицы автомобиль.

С крыльца будки он не увидел. Как же дозорный мог общаться с теми, кто вошли в дом? По телефону? Возможно. А если неправильно набран номер?

По Линда Виста проехала машина, на мгновение высветив пустую будку, открытую дверцу, даже металлическую скамейку.

Ну конечно. Второй дозорный – на крыльце.

Курт вновь прогулялся к телефонной будке, захлопнул дверцу, вернулся на крыльцо. Идеально. И листва в апреле не такая густая, как теперь, в августе. Дозорный с крыльца не мог не увидеть девушку, если в она встала, захлопнула дверцу, зажигая тем самым лампочку, и притворилась, что набирает номер. И дозорному оставалось только открыть дверь дома и крикнуть...

Но... девушка?

Да, конечно, вокруг этих рокеров в кожаных куртках, сапогах и нацистских шлемах тоже вьются женщины, но...

Только какие женщины? В которых не осталось ничего человеческого. Такие же хищники. Завтра он с этим разберется. Возобновит поиски. И Эндрю Мэтьюз ему не нужен. Всего-то надо пойти на Гленн-уэй. Задать несколько вопросов. Ее родители переехали в прошлом апреле. А она? И известно ему не только название улицы, но и дом, фамилия его бывшего владельца. Марсден. Жаль, имени он не знает, но не так это и важно. Он узнает имя, найдет ее, задаст вопросы.

Поднимаясь по лестнице в спальню, он на мгновение застыл. А если она не имеет никакого отношения к банде? Просто поссорилась с кавалером, выскочила из машины, пошла домой пешком, села в телефонной будке, чтобы немного отдохнуть?

Курт отмел эту мысль. Слишком много совпадений. И потом, хищники могли выйти на Джимми Андерсона только с ее помощью. Он узнал ее, так что разумно предположить, что и она узнала его. Завтра...

Только улегшись в кровать и погасив свет, Курт вновь подумал о Барбаре Андерсон. Ее каштановые волосы, зеленые глаза, округлости бедер и груди...

И она попросила, вернее, потребовала, чтобы он позвонил ей. Конечно, ею двигало естественное желание узнать побольше о хищниках, которые угрожали ей и ее сыну. Однако...

Может, он тоже заинтересовал ее? И между ними пробежала искорка зарождающегося чувства?

Глава 21

Дебби сдала экзаменационную работу по французскому языку и направилась в общежитие. Занятия в летней школе окончились, более того, и само лето доживало последние дни. Но Дебби не чувствовала грусти, которая вроде бы, если верить словам популярных песен, присуща наступлению осени. Какая, к черту, грусть, если сегодня она намеревалась ступить на тропу радости, по которой вместе с Риком будет идти долгие годы! Через полчаса он заедет за ней, и они вместе отправятся в коттедж его стариков, на океанском побережье. Вдвоем. Ее, конечно, мучила совесть: все-таки пришлось обмануть родителей, сказав, что она проведет уик-энд у Синтии в Сан-Хосе, но ведь она пошла на это ради Рика!

У нее запылали щеки не от быстрой ходьбы, а от волнения. Этим вечером... Синтия говорила, что не так уж это и плохо даже в первый раз, если парень нежен. А Рики будет нежным.

В комнате она собрала дорожную сумку: косметичка, купальник, наполовину использованная упаковка «C-Quens»[10]10
  Противозачаточные таблетки.


[Закрыть], полученная от Синтии, отец которой был фармацевтом. Она принимала их уже десять дней, решив, что уступит домоганиям Рики и поедет с ним в коттедж.

Она застегнула «молнию», подхватила сумку и тут только заметила записку, оставленную у нее на подушке дежурной по этажу. У Дебби перехватило дыхание. Что, если Рики не сможет... Если она не поедет с ним сегодня, едва ли она уговорит себя еще раз сказать ему «да».

Но ее просили позвонить по внутреннему номеру. Уф. Вероятно, какая-то неувязка с экзаменационной работой или насчет первой репетиции хора в осеннем семестре. А может, из студенческой газеты. Она позвонит в понедельник, когда вернется, и...

Но в понедельник будет такая запарка. Надо прибраться в комнате, потому что оставшиеся до занятий дни она обещала провести с родителями. Нет, лучше позвонить тотчас же, пока не приехал Рики. Она спустилась вниз к телефону-автомату, установленному в небольшой нише, набрала номер университетского коммутатора, продиктовала указанный в записке номер.

– Кафедра антропологии, миссис Ривз, – услышала она.

Антропологии? С чего бы это. Антропология не входила в сферу ее интересов.

– Это Дебби Марсден. Меня попросили позвонить по этому телефону.

– Да-да, – прервала ее мисс Ривз. – Соединяю.

– Но...

Но в трубке уже послышался щелчок переключения. Антропология? Кто...

– Добрый день, мисс Марсден. С вами говорит Курт Холстид. Извините, что я послал вам анонимную записку, но я не знал, позвоните ли вы мне, увидев в ней мою фамилию.

– Что значит... не позвоню? – Дебби заметно сникла.

Профессор Холстид! Жена которого переспала с Рики, а затем покончила с собой, когда тот не пришел к ней, как обещал, в ту пятницу. Но не об этом же он хочет с ней поговорить. Это невозможно. Она провалится сквозь землю, если он...

Он заговорил о другом:

– Мисс Марсден, мы с вами не знакомы, вы не ходили на мои занятия, так что я боялся, что вы просто выбросите записку в корзину для мусора. – Она вспомнила, что видела профессора на том вечере для первокурсников. Крупный, полный мужчина с приятной улыбкой. – Видите ли, недавно я потерял жену...

– Я... да, я слышала, я... – Дебби изо всех сил сжала трубку и привалилась к стене, чтобы не осесть на пол. Лицо ее цветом напоминало мел.

– Раз так, не могли бы вы зайти ко мне домой во второй половине дня? Я узнал, что вы сдали последний экзамен, и...

К нему домой? Почему? Зачем? Сегодня?

– Но я... профессор, я... в этот уик-энд я...

– Вы заняты? Хорошо, мисс Марсден, тогда я жду вас к чаю в понедельник. Скажем... в два часа дня?

– Но я... я не...

– Вот и прекрасно, мисс Марсден. Дорогу вы, я полагаю, знаете.

В трубке давно слышались гудки отбоя, а Дебби все стояла, приложив ее к уху, словно ожидая, что услышит что-то еще. Гулко билось сердце. Что ему от нее надо? Она заставила себя отлепиться от стены, повесила трубку. Да, странный получился разговор, но... речь же не шла о телефонной будке, вечере в пятницу, самоубийстве. Проблема заключалась в том, что она знала о супружеской неверности Паулы Холстид, а профессор – нет. Может, теперь, когда Паула мертва, ему и дальше следует пребывать в неведении?

Поднявшись к себе, Дебби села на кровать в ожидании Рики. Надо бы сказать ему об этом телефонном звонке, он подскажет, как ей себя вести. Он... нет. Это ее трудности, она ничего не должна говорить до встречи с профессором. Как глупо все будет выглядеть, если она придет к нему в понедельник и выяснится, что он хотел поговорить с ней о статье в газете или о предстоящих занятиях. Она не намерена портить свой уик-энд с Рики. Во всяком случае, не этот уик-энд, который будет принадлежать только им двоим. Все постороннее должно отбросить, и уж совсем ни к чему напоминать Рики о Пауле Холстид.

Через открытое окно донесся автомобильный гудок. «Триумф» уже ждал внизу. Она схватила сумку и сбежала по лестнице. Бросила сумку в багажник, уселась рядом с Рики, чмокнула его в щеку. Отъезжая, они не заметили зеленый «рамблер», припаркованный в квартале от общежития.

«Рамблер» последовал за ними. За рулем, хмуря брови, сидел Хулио Эскобар.

* * *

Коттедж расположился в выходящем к океану глубоком овраге, густо заросшем лесом. Две спальни, гостиная с металлической печкой, маленькая кухня с газовой плитой. На крыше стоял наполненный дождевой водой бак, трубы от которого шли к раковине на кухне, в туалет, в душ. Из окон гостиной открывался прекрасный вид на океан. Лестница из пятнадцати деревянных ступеней вела на пляж. А за стоярдовой полосой белоснежного песка шумел прибой.

Дебби в восторге захлопала в ладоши:

– Рики, у нас собственный пляж!

Рик подошел к ней сзади, обнял за талию. Она повернулась к нему, поцеловала и, смеясь, выскользнула из его объятий.

– Красота! – Она едва не упала в обморок от предчувствия того, что должно произойти: через несколько часов, с наступлением темноты, она отдаст ему самое дорогое. – Мы... пойдем поплаваем, Рики.

– Пойдем, если хочешь, голыми, – голос его чуть дрожал. Он тоже нервничает, подумала Дебби. – Эту бухту с дороги не видно. С тех пор как мой отец купил этот коттедж, сюда при нас никто не забредал.

– Нет уж, я надену купальник. Вдруг приедут твои.

– Я же сказал тебе, Деб, что не приедут. Они думают, что со мной мои приятели. И знают, что мы прекрасно обойдемся без них.

Он звонко шлепнул Дебби по заднице. Та взвизгнула.

– Пошли переодеваться.

Дебби зашла в спальню, что была по левую руку, закрыла за собой дверь, разделась. Долго изучала свое тело в зеркале. Длинные, стройные ноги, тонкая талия, высокая, стоящая грудь.

Поскребывание по стеклу заставило ее повернуться к окну, инстинктивно прикрыв руками треугольник волос под животом и грудь. Тут же она рассмеялась и плюхнулась на кровать. Через стекло на нее таращился бурундук. Он дважды качнул головой, а затем исчез, вильнув хвостом.

Какой он милый, подумала Дебби, надо положить ему горстку орешков.

Она быстро надела бикини. Страх, смешанный с истомой, охватил ее: скоро Рик узнает все секреты ее тела.

– Эй, хватит любоваться собой в зеркало, – крикнул из-за двери Рик. – Пошли купаться.

– Я не любовалась, – она вышла из спальни. – Этот бурундук...

Она недоговорила. Ее купальник состоял из узкой полоски материи, едва закрывавшей соски, и крошечных трусиков, так что не удивительно, что Рик вытаращился на нее. Дебби почувствовала, как краснеет под его жарким взглядом. Раньше-то он не видел ее даже в шортах, а сейчас она стояла перед ним практически голая.

– Я... я первой добегу до воды! – воскликнула она и помчалась вниз по ступенькам, лишь бы избежать его взгляда, да и самой не смотреть на мускулистое тело Рика.

В воду они влетели практически одновременно, с радостными воплями Рика и повизгиваниями Дебби. Начали брызгаться, потом Рик, естественно, «макнул» Дебби, они торопливо поцеловались и поспешили к берегу, на прожаренный солнцем песок, где улеглись на полотенца в дюнах, прячась от прохладного ветерка.

Хулио из своего укрытия более не видел их. Он негромко выругался и поплелся вверх по усыпанной гравием дороге, обошел запертые ворота и продолжил подъем к «рамблеру», который оставил на обзорной площадке.

Паршивый лгун, притворялся, что не трахается с Дебби! Как бы не так, небось уже улегся на нее. Надо только позаботиться о том, чтобы они его не увидели. Никто не станет упрекать его в том, что он следит за Дебби, дабы улучить ее в предательстве. Но его не поймут, узнав, что он следил и за ней и когда она была с Риком.

Он развернулся и поехал в Сан-Конрадо, ближайший городок в десяти милях к северу. Да, вот сегодня он поехал зря. Похоже, у него что-то не так с головой. Тем более что он решил вернуться после наступления темноты, чтобы попытаться увидеть, что они делают в постели. Прямо-таки болезнь. В предательстве он ее так и не уличил, зато уже знал, как себя, каждую ее позу, каждый поворот головы. Из-за нее он просто не находил себе места. Соглашался даже взять то, что она давала Рику.

Да уж, она разожгла в нем пожар.

* * *

С закатом они вернулись в дом, закрыли окна, разожгли печку в гостиной. Дебби поджарила бифштексы и картошку, выложила на тарелку салат, подогрела в духовке французский батон. Ели они в гостиной, сидя, скрестив ноги, напротив друг друга.

Дебби становилось все более не по себе, она не решалась встретиться с Риком взглядом. Наконец они все съели, Рик потянулся к бутылке коки, которую она держала в руке отставил ее в сторону и мягким движением завалил Дебби на ковер. После пляжа они так и не переоделись: Дебби была в купальнике Hик – в плавках. Он начал целовать ее, его рука скользнула под лифчик, лаская грудь.

Она вырвалась, по ее щекам покатились слезы.

– Из... извини, Рики. Я просто... я пожалуйста, не торопи меня...

– Не торопи? Какого черта – он сел тяжело дыша, глаза его зло сверкнули. Затем он глубоко вздохнул, кивнул. Встал – Все нормально, Деб. Я сейчас.

На кухне он достал из холодильника апельсиновый сок, налил в два стакана, добавил водки из бутылки, которую его отец держал в шкафчике под раковиной. Руки его дрожали Черт бы ее подрал! Потом он напомнил себе что спешить действительно нет нужды. Она же еще целка. Для нее это событие. Если слишком на нее нажимать, можно ничего не добиться. Целок у него еще не было, а так хотелось трахнуть хотя бы одну. Как те короли древности, что имели право первой ночи и вовсю пользовались им. Спали только с целками.

В гостиной он весело воскликнул:

– Этот напиток не зря называют «отверткой»[11]11
  От англ. screwdriver.


[Закрыть]. Апельсиновый сок и водка. Водки ты даже не почувствуешь, зато сможешь расслабиться.

– Извини, – пробормотала Дебби. – Я пыталась, действительно пыталась, но...

– Ничего страшного, крошка, – он широко улыбнулся. – Расслабься...

И после трех «отверток», согревших ей желудок и закруживших голову, ей это удалось. Контроль перешел от рассудка к телу, ощущениям губ, пальцев, языка. Она поцеловала Рика в шею, едва он расстегнул ее лифчик, и приникла к его мускулистому, загорелому телу, когда он начал целовать ее груди.

Потом они перебрались в спальню, и ее охватила страсть, родившаяся задолго до появления человека. Она развела ноги, а когда член Рики вошел в нее, вскрикнула один раз, застонала и после вновь и вновь шептала его имя, словно заклинание, призванное провести ее через боль к блаженству, которое обещали все учебники по сексуальному воспитанию.

Она приникала к нему, признавалась в любви, а Рик, лежа на ней, раздуваясь от гордости, долбил и долбил ее, не обращая внимания на ее попискивания. Он чувствовал себя на вершине блаженства: еще бы, ему отдалась девственница.

Когда все кончилось, Дебби поплакала, уткнувшись носом в его шею, каким-то шестым чувством понимая, что несколько минут спустя та же страсть вновь охватит ее. Рик лежал, очень довольный собой. Старушка Деб, думал он, на первый раз ей досталась боль, а не наслаждение, но чувствовалось, что ей понравилось. Да уж, с ней совсем не так, как с Мэри, для которой в сексе не было тайн.

Скорее она напоминала Паулу Холстид. Черт бы ее подрал! Жаль, что рядом с ним не она, а Дебби. Он бы показал ей кой-чего, чтобы стереть безмерное презрение из ее взгляда, взгляда, что он не сможет ни изменить, ни забыть.

Мысли о Пауле возбудили Рика, и он повернулся к Дебби в тот самый момент, когда за окном вновь зашебуршился бурундучок, которому она оставляла орешки. Дебби тоже услышала это шебуршание, но никак не отреагировала. Кроме Рика, для нее ничего не существовало.

А Хулио спешил к шоссе, бормоча ругательства. Ничего не видя перед собой от раздражения, желания, ненависти.

Мерзкая сучка. О, она свое получит. Придет час, когда он с ней разберется. Она свое получит, и получит сполна.