Текст книги "Клиническое мышление Уилфреда Биона"

Джоан Симингтон, Невилл Симингтон
Клиническое мышление Уилфреда Биона

Посвящается Эндрю и Дэвиду

В оформлении использован рисунок первого российского психоаналитика И. Д. Ермакова, любезно предоставленный его дочерью М. И. Давыдовой.

Joan and Neville Symington

THE CLINICAL THINKING OF WILFRED BION

New York

«Brunner-Routledge»

2004

All Rights Reserved.

Authorised translation from the English language edition published by Routledge, a member of the Taylor & Francis Group

Перевод с английского

М. А. Якушиной

Научные редакторы

М. В. Ромашкевич,

А. Е. Шутков

© Joan and Neville Symington, 1996

© «Когито-Центр», 2010

Благодарности

В своих попытках охватить и понять мышление Уилфреда Биона мы обращались за советом и помощью к ряду коллег и друзей. Есть четыре человека, которых мы хотели бы поблагодарить особенно: это Билл Стюарт, Сидни Кляйн, Боб Гозлинг и Франческа Бион. Билл, австралийский философ, в особенности заинтересовался нашим проектом и не поленился писать нам длинные письма и поставить Биона в философский контекст, что было бесценно. Сидни Кляйн очень поддерживал нас в нашей работе, анализируя наши идеи, когда они оказывались противоположными или вступали в противоречие. Его независимость от группового давления и способность видеть особый вклад Биона в современную аналитическую теорию служили для нас источниками вдохновения. Особенно ценно было получить информацию от одного из анализантов Биона. Боб Гозлинг щедро делился с нами информацией о своем опыте прохождения анализа с Бионом, что дало нам понимание Биона, недоступное из других источников. Франческа Бион встретилась с одним из нас, с готовностью поделилась информацией о своем покойном муже и продолжала посылать нам материал, который считала интересным.

Мы хотим также выразить благодарность Эллиоту Жаку, который прояснил для нас отношение Мелани Кляйн к философии и религии; Вилли Макинтайру, который пролил свет на те аспекты работ Биона, которые нам не приходили в голову; Айзабел Менцес-Лид – еще одному анализанту, – рассказавшей нам о своем опыте работы в группе, которую вел Бион; Иске Виттенбергу и Френсису Тастину, которые дали нам подробный отчет о своем опыте анализа с Бионом; Альберту Мэйсону, который рассказал нам несколько интересных слуучаев и позволил пользоваться тем, что он сам написал о Бионе; а также Эдвине Уэлхем, которая дала нам заказ на написание этой книги и терпеливо ждала появления нашей рукописи.

Наконец, мы хотели бы поблагодарить самого Биона. Нам посчастливилось присутствовать на нескольких его семинарах в Тавистоке, а также в институте психоанализа, и мы были вдохновлены глубиной его ума и ясностью его выражений. Он весьма значительно обогатил наше понимание. Мы надеемся, что в данной книге нам удастся хотя бы отчасти передать это.

Предисловие

Мы все жаждем существовать, как сказал Бион на одном из своих семинаров. Жизнь, по высказыванию Бергсона, есть тенденция оказывать воздействие на материю. Человек произошел от человекообразных обезьян, те от низших приматов, приматы – ветвь в развитии млекопитающих, млекопитающие произошли от рептилий, и так далее. Эволюция отмечает собой тот путь, по которому проходит elan vital[1]1
  Жизненный порыв (фр.).


[Закрыть] в своем поступательном движении. Человек – еще не конечный его продукт; elan vital все еще не завершен. Показать пройденный путь – не значит дать объяснение самой жизни. Этот путь определяется через цепочку причинных связей, но они ничего не скажут нам о жизни как таковой. Куда стремится жизнь, нам неведомо.

В нашем изучении идей Биона мы хотели бы сохранить верность его методу исследования. Поэтому в своих размышлениях о нем мы не будем следовать за линией причин и следствий. Мы хотим ухватить идеи как таковые, а не путь, которым он пришел к ним. Вы не можете наблюдать саму жизнь, но вы можете видеть ее проявления. Человек упал с коня, конь затем рухнул и перекатился на него сверху, и вот он лежит недвижимый на земле. Люди собрались вокруг, говоря, что он мертв, но ему с трудом удалось приподнять мизинец, и это оказалось знаком, достаточно заметным, чтобы показать стоящим рядом, что он жив. Поднятый палец – проявление жизни, но не сама жизнь.

Итак, наш метод состоит в том, чтобы рассматривать темы, каждая из которых есть проявление мысли Биона, но не вещь-в-себе. Каждое такое проявление находится в связи с другим – не в причинной связи, а во взаимозависимости. Мы постараемся объяснить их, как сумеем, убрать, насколько возможно, лишний мусор, указать на те проявления, которые кажутся наиболее важными, но только вы сами, читатель, сможете ухватить мысль как таковую – отображение жизни.

Мы уверены, что этот метод соответствует тому, что является центральным для Биона, ведь он пытался понять жизнь самого разума, в противоположность тем аналитическим школам, которые были сосредоточены на патологических процессах, тем самым отвлекая внимание от жизни разума как такового.

Мы решили пойти этим путем, вместо того чтобы следовать хронологии развития его идей. Это потребовало бы научных исследований, для проведения которых у нас нет ни времени, ни способностей. Мы адресуем эту книгу скорее просто образованному читателю, который хочет понять основные контуры мышления Биона, чем специалисту. Мы надеемся также, что этот подход будет полезен для клиницистов с практической точки зрения. Эта книга отличается от книги Блеандоню (Bleandonu, 1994) тем, что все внимание нацелено на понимание деталей клинической теории Биона. Книга Блеандоню является биографической и ставит эпистемологию Биона в ее философский контекст. Мы сосредоточились на понимании идей Биона применительно к клинической практике. Наша книга предназначена в особенности для тех специалистов, которые стараются найти применение идеям Биона в своей собственной работе с пациентами. Серьезно изучающему Биона понадобится прочесть обе книги; они дополняют одна другую. Эта книга не освобождает читателя от усердного напряжения мысли.

Психоанализ глазами Биона есть радикальный отход от всех концептуализаций, которые предшествовали ему. Мы без малейших колебаний заявляем, что Бион – глубочайший мыслитель в рамках психоанализа – не исключая Фрейда. Если читатель не испытывает шока, если он не потрясен, обнаружив, что все прежнее его понимание теперь поколеблено, если он не ахает от ужаса, осознав, что приходится начинать все с начала, значит, мы потерпели прискорбное поражение, не выполнив поставленную перед собой задачу, и книга оказалась неудачной.

Структура книги

Зрелые взгляды Биона вырабатывались с 1953 по 1967 год. За эти четырнадцать лет он написал восемь статей и три книги. В этот период он достиг некой кульминации своего понимания. Attention and Interpretation (1970), Brazilian Lectures (1990), A Memoir of the Future (1991) и многие другие лекции и семинары в Новом Свете и в Англии (куда он часто приезжал в последние годы жизни) – все были продолжением прозрений, достигнутых в этот крайне важный период, и являются логическим, хотя и богатым художественными образами результатом понимания, достигнутого им в этот центральный для развития его идей период. Кроме того, первое бледное предвестие его зрелой теории можно видеть в работе о группах. Схема, вокруг которой располагаются символы и структура его зрелых идей, – это Таблица. Поэтому концептуально мы расположили Таблицу в центре и в своих рассуждениях будем двигаться от нее к периферии и вновь возвращаться к ней. Многие люди хватаются за голову, впервые увидев Таблицу. Однако усилия, затраченные на попытки ее понять, более чем вознаграждаются. Те, кто проявил упорство и приложил труд, чтобы понять Таблицу, имеют хороший шанс ухватить самую сердцевину идей Биона. В попытке прояснить центральные моменты его понимания аналитического процесса мы проиллюстрируем некоторые аспекты его более поздних работ, но не станем посвящать этому отдельной главы.

Бион сформулировал и сконденсировал свои идеи в Таблице. Поэтому структура книги отражает наши попытки пояснить ее. Некоторые главы содержат прямое описание отдельных ее аспектов, но и другие, которые могут показаться более отдаленными от нее, можно рассматривать по отношению к ней, и она прольет на них свет. Например, Глава 2, о характере Биона, может быть понята по-новому в свете Таблицы. Его характер отражает уверенность в том, что единственный способ понять психическую реальность – это интуитивное ее познание, а единственный способ знать О – это стать им, что отразилось в простоте его характера. Его теория протоментальной системы, представленная в книге Experiences in Groups (1961), предвещает его более зрелую концепцию β-элементов. Поэтому, по нашему мнению, Таблица имеет центральное значение для понимания любых идей Биона, и именно по этой причине мы придали нашей книге такую структуру. В последней главе мы пытаемся показать единство структуры идей Биона. Такое единство есть знак великого мыслителя. В этом единстве – та обезоруживающая простота, за которой кроется великая глубина.

Таблица

Глава 1
Теоретические расхождения между Бионом и Фрейдом/Кляйн

Проникновение в суть истины – это вспышка, которая в живом разговоре на серьезные темы уносит нас за пределы слов.

(Murdoch, 1992, р. 174)

Бион говорил, что отсутствие воспоминаний или желаний есть то состояние психики, которое лучше всего подготавливает аналитика к предстоящей клинической сессии. Мы полагаем, что для того, чтобы понять Биона, необходим такой же внутренний настрой. Большинство аналитиков подходят к идеям Биона, исходя из того, что он следует модели психики по Фрейду или Кляйн, но это предположение ошибочно и препятствует пониманию его прозрений относительно психической жизни.

Один католический священник рассказал нам о себе такую историю. Когда он был ребенком, ему говорили, что крещение есть таинство, которое смывает с души первородный грех. В богословской семинарии он узнал, что это определение неверно, и заменил его пониманием крещения как внутреннего обязательства жить по-новому. Масло рукоположения едва успело просохнуть на его руках, как он отправился обучать класс школьников смыслу крещения. В начале урока он задал им вопрос: «Что есть крещение?» Они все ответили хором: «Крещение есть таинство, которое смывает с души пятно первородного греха». Затем священник сказал им, что это определение неправильное и что вот теперь он посвятит урок объяснению того, что есть крещение. Он объяснил, как крестили крестителей, как древние христиане входили в воды в белых одеждах, символизирующих смерть прежней жизни и возрождение в новой и обязательство служения Господу и ближним своим. Он объяснил, что крещение есть новое рождение, что это не смывание грехов, а начало новой жизни. В своем энтузиазме он показывал фотографии и давал объяснения, как ему казалось, интересные, всей церемонии. Он пытался также показать, что крещение есть некий способ обратить сердце свое к новому видению жизни. В конце урока он спросил учеников: «Что есть крещение?» И они ответили хором: «Крещение есть таинство, которое смывает пятно первородного греха с души».

Когда у нас в уме уже есть модель или теория, это может мешать постижению нового. Нам представляется, что как раз те, кто лучше всех знаком с теориями психоанализа, вероятно, не смогут постичь того, что предлагает Бион. Они подобны тем школьникам, которых пытался учить священник. У нас нет никаких причин ожидать, что наши попытки обучать идеям Биона специалистов в области психического здоровья окажутся сколько-нибудь более успешными, чем усилия того католического священника. В точности как те дети, мы полны глубоко укорененных установок, которые не дают нам увидеть реальность, а обучающие аналитики, к несчастью, нередко чрезвычайно прочно прививают собственные взгляды своим пациентам.

Для того чтобы нарисовать что-нибудь, необходимо отбросить множество мысленных установок. Я могу видеть и знать, что стол передо мной отделен от книжного шкафа, возле которого он стоит, но зрительно они могут быть одно – между ними нет никакого различия. Поэтому для того, чтобы нарисовать их, мне нужно забыть то, что я знаю, чтобы увидеть находящееся передо мной. Точно так же в ответ на вопрос о том, какого цвета стена передо мной, я могу ответить, что она белая, тогда как на самом деле на ней присутствует множество цветовых оттенков, создаваемых тенью и отраженным светом. Если я хорошенько присмотрюсь, может оказаться, что нет ни одного участка стены, который бы был белым.

Отправной точкой Биона является феноменология самой аналитической сессии. Он рассматривает сессию и составляющие ее элементы. В их число входит эмоциональная атмосфера, чувство сессии, эмоциональное состояние аналитика и его мысли, чувства и желания. Фокусом исследования являются внутренние процессы психики. Необходимо подчеркивать вновь и вновь, что в качестве отправных точек Бион идет от явлений, с которыми мы сталкиваемся в ходе аналитической сессии. Для того чтобы дать развернутое описание этих явлений, он пользуется понятиями из философии, математики и психоанализа точно так же, как мы пользуемся языком, чтобы описать пережитое, но прояснить он пытается само переживание. Бион описывает явления, используя для этого теории. Он пользуется теориями, моделями и мифами как языком для описания психической деятельности. Таким образом, то, что предлагает Бион, – это не теория, а дескриптивный анализ или дескриптивный синтез.

Этот анализ феноменологии нужно было проводить на основе каких-то принципов; принципы, выбранные Бионом, – это выявление истины и психический рост. Ум развивается через соприкосновение с истиной. Бион исследует процесс, в результате которого возникает истина, и процесс, который препятствует ее познанию. Это основа и это единственная установка, которую принимает Бион. Он анализирует все процессы, приняв эти две координаты за базовое допущение. Теории, которые он привлекает, используются им для того, чтобы обрисовать стадии этих процессов; они никогда не выступают в качестве основных ориентиров, на которых строится остальное. Поэтому любое использование теории всегда есть лишь временное средство, позволяющее обрисовать одну из стадий в развитии или разложении истины.

Ниже в этой главе мы предпримем попытку освободить разум от тех теорий, которые занимают так много места в психоанализе.

Фрейд был, как сказали бы философы, жестким детерминистом. Это означает, что событие всегда должно объясняться эффективной безличной причиной. Так, например, Фрейд высказал теоретическое положение, что симптом возникает из-за того, что сексуальное влечение натолкнулось на преграду и нашло в этом симптоме замену удовлетворению; это значит, что симптом возник вследствие этого препятствия на пути сексуального влечения. По представлениям Биона, такой причинной связи вовсе не существует. Пациент пришел в анализ, потому что страдал астмой и считал, что в основе этого лежат психологические факторы[2]2
  За исключением отдельно указанных случаев, все примеры взяты из нашего собственного клинического опыта.


[Закрыть]. Таким образом он озвучил причину, которая привела его в анализ; однако настоящая причина была столь же реальной, но ее было значительно труднее определить. Другой пациент хотел учиться на аналитика и решил пройти анализ, поскольку это было одним из условий обучения. Еще один пациент пришел в анализ из-за обсессивных симптомов, которые снижали его работоспособность. В каждом из этих случаев анализ был подчинен определенной задаче, которую нетрудно было описать прямо. Во всех этих случаях это были симптомы, тогда как внутренние затруднения, побудившие пациентов искать лечения, не были определены – как если бы они пришли к аналитику и сказали: «Я хочу анализа, но я не знаю почему».

Анализ раскрывает ту внутреннюю ситуацию, в которой состоит проблема. Таким образом, симптом – это благовидный предлог для анализа. Если я скажу: «Я хожу на анализ из-за астмы», или: «Я хожу на анализ, потому что я хочу учиться на аналитика», или: «Я хожу на анализ, потому что у меня была депрессия, после того как мой брак распался», это прозвучит более достойно, чем сказать: «Я хожу на анализ, потому что я не могу думать», или: «Я хожу на анализ, потому что я всю жизнь обманывал самого себя», или: «Я хожу на анализ, потому что я испоганил себе жизнь».

Анализ – это обнаружение внутренней истины. Пациент с астмой демонстрировал установки, которые были связаны с ней: он утаивал информацию о себе от аналитика, у него были периоды мрачного настроения, которые доводили до отчаяния его жену, он все делал впопыхах, он изливал потоки слов, которые не содержали мыслей, он требовал, чтобы аналитик вылечил его астму за два года. Но в основе этих симптомов крылась не блокированная сексуальность, а дьявольская злоба, которую он скрывал от самого себя. Единственное, в чем мы можем быть уверены, так это в том, что дело не в астме, не в обсессивных симптомах и не в желании стать аналитиком. За этим стоит точка зрения, что симптом, скорее, «вызван» чем-то конкретным, чем является прикрытием для истинной причины. Ни один пациент ни разу не пришел к нам на консультацию, чтобы сказать: «Я пришел в анализ потому, что я не способен любить». Вместо этого пациент приходит с некой историей для прикрытия: «У меня астма, и я начал думать, что она, возможно, вызвана психологическими причинами». Таким образом, симптом прикрывает истину. Симптом является также скрытым знаком истины для пациента. Идея о том, что он вызван блокированным сексуальным влечением, соответствует физикалистской антропософии. Такого рода причинное объяснение, говорит Бион, рационализирует чувство преследования. Это все равно, что сказать: «Все мои проблемы вызваны тем фактом, что у моей матери была депрессия после моего рождения», или: «У меня астма, потому что у меня блокировано сексуальное влечение», или: «Все мои проблемы вызваны тем, что…»

Какова бы ни была причина – а на самом деле совсем неважно, какова она, – она оправдывает внутреннее чувство преследования. Поэтому предполагаемая причина есть часть параноидной констелляции. Бион говорит, что это преследование отрицается для того, чтобы избежать депрессии, которой человек боится. Пациент, который, как только тот или иной аспект его поведения становился очевидным, немедленно требовал от аналитика назвать его причину, поступал так затем, чтобы отогнать от себя депрессию, угрожающую затопить его. Когда человек понимает, до какой степени он чувствует себя преследуемым и насколько это преследование иллюзорно, он часто впадает в сильную депрессию.

Мы постараемся более ясно показать это на клиническом примере. Пациентка ненавидела своего отца. Очевидно, он обвинял ее в чем-то, чего она не делала, был груб и вульгарен и устраивал дома сцены. Это явилось «причиной» того, что она ушла из дому, как только смогла, и добилась положения преуспевающего юриста, не выдвигая никаких претензий, финансовых или иных, к своему отцу. Она вышла замуж в 21 год. У нее была экзема, бронхит и частые приступы кашля. Она пришла в анализ, потому что после того, как она испробовала целую батарею разных средств, ее лечащий врач предположил, что ее состояние может иметь психологическую основу. Во время анализа перерывы в лечении, как в связи с выходными, так и на время отпуска, служили ей поводом впадать в панику, и как только аналитик уезжал, у нее начинались приступы tussis nervosa[3]3
  Нервного кашля (лат.).


[Закрыть]. В отсутствие аналитика он существовал у нее в уме как некий объект, неизменно находящийся в консультационном кабинете, и она знала наверняка, что сама она в его разуме не существует. Связь между собой и аналитиком она ощущала как физическую, а не психическую, и это ощущение укрепилось, когда на ранних стадиях лечения он стал предоставлять ей дополнительные сессии по выходным и в течение отпуска. Она часто присаживалась поесть на скамейке в парке возле нашего дома в Лондоне. Интерпретация, что она младенец, отчаянно цепляющийся за маму – держащийся за нее физически, – показалась ей осмысленной. «Когда кончается сессия и я выталкиваю вас за дверь, из спальни, то маленькая Мэри не хочет сдаваться, она остается у мамочки на ручках [на скамейке]». В то же время эта интерпретация привела ее в ярость, поскольку ее возмутило, что аналитик увидел в ней ребенка. Сама она считала себя зрелой и независимой женщиной.

Надо сказать, что эти факторы – физическое цепляние за аналитика, сопровождаемое мучительной внутренней уверенностью, что аналитик соблазнит ее сексуально; идеализация аналитика; внутреннее ощущение всемогущества; воинственная уверенность в своей правоте; обострения экземы; отсутствие психической репрезентации внешних фигур и в результате отсутствие способности думать – все это элементы некой эмоциональной констелляции. Одна из особенностей психоаналитического опыта состоит в том, что понять какую-либо эмоциональную констелляцию становится возможно только тогда, когда она начинает уступать место иному паттерну. И вот у этой пациентки начал-таки появляться иной паттерн. Его составляющие были таковы: деидеализация (способность воспринимать аналитика как человека, который совершает ошибки); уверенность, что аналитик ее не соблазнит; образ аналитика как человека, существующего среди других людей; замена всемогущества смирением; способность брать на себя ответственность за то «плохое», что произошло между ней и другими; значительно более редкие приступы астмы и проходящая экзема; психическая репрезентация аналитика и развитие способности думать. В свете этого нового паттерна она увидела, что ее прежняя система восприятия была искаженной. Однако в своей новой эмоциональной констелляции она начала осознавать реальные явления, которые ранее не были для нее бременем: сожаление, что до сих пор она строила свою жизнь, руководствуясь этими ложными впечатлениями; чувство вины за то, как она обращалась со своим мужем, с отцом и матерью; грусть оттого, что некоторые возможности оказались для нее закрыты. Ей пришлось вытерпеть личностное сожаление, вину и грусть. Она завязла в первой эмоциональной констелляции, чувствуя, что не способна вынести эти «темные» эмоции. Это показывает, что какое-то внутреннее ощущение их присутствия у нее было. Теперь же происходит выявление истины и вместе с этим зарождается надежда. Изменение заключается в принятии решения не избегать боли, а встретить ее лицом к лицу. Аналитик может быть свидетелем перемены в пациенте: того, как он переходит от избегания боли к встрече с ней, но не видит той причины, по которой он это делает.

Мы надеемся, что эти примеры помогут прояснить те факторы, которые действуют во внутренней жизни индивидуума, и что эти факторы несовместимы с представлением о влечениях или инстинктах как о безличных силах, которые являются причиной некоего состояния или симптома.

Такое явление, когда человек переходит от избегания боли к принятию страдания, прямо противостоит принципу удовольствия. Однако для Биона этот переход стоит в самом центре его теории развития, так что нам придется отбросить принцип удовольствия и его производные. Он говорит, что критической детерминантой психического роста является выбор индивида: «решает» ли он избегать фрустрации или терпеть ее. В ходе психоаналитического процесса аналитик делает интерпретации, относящиеся к внутренней боли, сожалению, стыду, чувству вины или депрессии. Под действием таких интерпретаций пациент переходит от избегания к принятию этих реальностей. В основе такой процедуры лежат теоретические представления о том, что принятие этих внутренних реальностей способствует психическому росту. Их принятие нельзя объяснить в рамках гедонистической теории Фрейда. Фрейд объяснял такое человеческое поведение на основе отсроченного удовлетворения, т. е. полагал, что человек отказывается от удовольствия сейчас в пользу большего количества удовольствия в будущем. Это предполагает наличие способности делать выбор не в пользу удовольствия в настоящем под влиянием суждения о том, что лучше отказаться от данного сиюминутного удовольствия, из чего далее, предположительно, следует, что действия индивидуума объясняются не более эффективной погоней за удовлетворением, а выбором, мотивированным желанием будущего блага. Однако Бион предполагает, что существует некий сдвиг от одной мотивационной категории, детерминированной желанием получить удовольствие и избежать боли, к другой, которая детерминирована стремлением к выявлению истины и жаждой эмоционального роста. Поэтому каузальные представления, на которые в значительной степени опирается теория и практика Фрейда и которые глубоко укоренены в уме многих аналитиков, являются преградой тому, чтобы разум пришел к пониманию процесса развития. Точно так же и принцип удовольствия, столь важный для всей концепции Фрейда, противоположен мотивационному принципу Биона – истине. Идея того, что кто-то изберет боль, вместо того чтобы избегать ее, совершенно чужда мышлению Фрейда, особенно с учетом представления Биона, что такое может произойти в самом начале жизни.

Понятие сексуального либидо по Фрейду есть препятствие пониманию дескриптивного анализа Биона: вот вам пример того, как непредмет [no-thing] занимает неподходящее для него место. В формуле Биона место сексуального либидо занял эмоциональный рост. В соответствии с представлениями Фрейда, глубоко закрепившимися в аналитическом мышлении, симптом есть результат того, что либидо находит иной путь выражения в обход преграды. Мы считаем, однако, что оно противоречит аналитическому опыту и придерживаться этого убеждения означает преграждать путь пониманию аналитического процесса. Кому-то может казаться, что в наиболее гуманистических представлениях психологии самости положения Фрейда также были пересмотрены. Однако более пристальное рассмотрение показывает, что за формулировками Кохута все еще стоят предпосылки Хартмана, в том смысле, что всем по-прежнему правит принцип удовольствия.

Как сказал Бергсон, нам неведомо, куда стремится жизнь. Бион в своем анализе пытается хранить верность одушевленной реальности. Поэтому он говорит, что употребление слова «механизм» неуместно, поскольку этот термин относится к неодушевленной, а не к живой природе. Термин «механизм», так часто используемый кляйнианскими аналитиками, чужд идеям Биона и является преградой пониманию бионовского анализа психики. Мы чувствуем, что это следует подчеркнуть, поскольку для нас очевидно, что многие кляйнианцы, пользующиеся термином «механизм» и в то же самое время считающие, будто следует Биону, тем самам демонстрируют, что они все еще рассуждают в пределах парадигмы теории Кляйн и не сумели понять Биона.

Бион перевернул теорию сновидений Фрейда. Если Фрейд считал, что функция сновидения – маскировать (и в то же время показывать) скрытое желание, то Бион считал, что его функция – синтезировать фрагментированные элементы в единое целое.

Фрейд считал, что функция мышления – снизить напряжение, тогда как Бион полагал, что мышление предназначено для управления напряжением. Таким образом, между идеями Фрейда и Биона имеется вполне фундаментальное различие: модель первого предполагала систему, функция которой состоит в том, чтобы устранить боль и фрустрацию, тогда как Бион выдвигает модель, в которой индивидуум способен переносить боль. Если Фрейд рассматривал мысль как способ живого организма достичь удовлетворения, то Бион считал мысль средством постижения истины, используемым индивидуумом, чтобы понять себя. Фрейд был сосредоточен на внешнем мире, который человеческое животное должно покорить, чтобы обеспечить удовлетворение жизненно важных потребностей, а Бион – на рефлексии осознающего себя индивидуума. В рамках концепций Фрейда для потребности индивидуума постичь самого себя места нет.

Самым неожиданным из понятий Фрейда, подвергшихся переформулировке, оказалось представление о полярности сознательного-бессознательного. Убеждение, что психоанализ основан на бессознательном и его отношениях с сознательным, принадлежит к числу наиболее бережно хранимых, и все же Бион считает, что эта идея мешает аналитическому пониманию. Бион считает, что оппозицию сознательное – бессознательное необходимо заменить на полярность конечное – бесконечное. Бесконечное не имеет ни формы, ни категорий, ни числа. Он цитирует Мильтона:

 
Возникший из безвидной пустоты
Безмерной, – мир глубоких, черных вод[4]4
  Джон Мильтон. Потерянный рай. Перевод Аркадия Штейнберга. – Прим. пер.


[Закрыть]
 

(Bion, 1965, р. 151),

чтобы продемонстрировать тот преображающий процесс, посредством которого бесконечное становится доступным пониманию на конечном уровне. Мы надеемся, что в процессе чтения этой книги читатель постигнет эту полярность, но мы просили бы читателя освободить свой разум от понятий бессознательного и сознательного. Если не сделать этого, то, конечно же, оно помешает понять данный процесс. Сознательное означает осознание, и это может мыслиться как иная точка зрения на события. Эту иную точку зрения Бион назвал «вертекс». Иной вертекс сменяет теорию бессознательного и сознательного. Есть и еще один подводный камень в использовании термина «бессознательное». Создается впечатление, как будто бессознательное – некий предмет, так что люди произносят такие фразы, как «изгоняется в бессознательное», как будто это последнее представляет собой какое-то место внутри психики. Тогда как на самом деле нам нужно узнать, почему кто-то чего-то о себе не осознает. Как такое получилось – и есть тот вопрос, решением которого занимается Бион.

В клинической практике часто встречаются случаи такой полярности конечного – бесконечного. Мы приведем два примера. Человек пришел в анализ, потому что его жена внезапно заявила, что уходит от него. Аналитик сказал ему:

Похоже, есть два уровня: один – это ребенок, который добивается от меня, чтобы я делал вам одолжения; находил для вас время, которое для вас удобно, принимал вас в выходные и уделял вам особое внимание. Другой – это крики протеста, что вам не надо одолжений, поскольку они связывают вас и заставляют вас чувствовать себя «обязанным»; это жажда освободиться от давления того, что навлекает на вас избалованный ребенок.

Надо сказать, что это замечание имело смысл в контексте всего, что происходило с этим человеком на протяжении всей его жизни. Когда он был ребенком, его родители осыпали его всевозможными благами, но после этого он чувствовал себя обязанным им. Позднее он выбирал работу, которая не несла удовлетворения ему лично, тоже из чувства долга. Это одна из тех «жизненных проблем», которые значимы для большинства из нас; мы могли бы назвать ее вечной. Она имеет измерение, которое Бион назвал «бесконечное». Так вот непосредственный ответ пациента на эту интерпретацию был: «Может, вот что я делаю не так в отношениях с Джозефиной. Мне надо попытаться вести себя с ней иначе». Он немедленно сузил это. Он принял это не как интерпретацию, а как инструкцию относительно того, что ему надо делать. Он изменил категорию интерпретации с бесконечного на конечное. Борьба в анализе идет за то, чтобы не позволять конечному глушить бесконечное.