Текст книги "Свет твоих глаз"

Глава 5

Анжелика осторожно приоткрыла заднюю дверь таверны, задержав дыхание и молясь про себя, чтобы Эбенезер до сих пор был на берегу. Она не хотела задерживаться у Мириам. Если бы только там не оказалось Пьера! Если бы он не опустился на колени перед Мириам, принося ей самое искреннее и теплое извинение из всех, что Анжелика когда-либо слышала! Если бы он только не вернулся на остров! Тогда, возможно, она не дрожала бы всем телом в замешательстве от того, какие чувства при виде Пьера проснулись в ней.

Она толкнула дверь и шагнула в темную кухню, где не гудел привычный огонь. В столовой за кухней гремел смех и песни людей, которые решили остановиться на постоялом дворе и впервые за год поспать в настоящей постели.

Возможно, Эбенезер до сих пор, как обычно, понемногу ворует у своих покупателей. Как бы то ни было, Анжелика тихонько вздохнула, радуясь, что на кухне никого нет. Она закрыла за собой дверь и на цыпочках двинулась мимо нескольких бочек с провизией, которые Эбенезер успел купить с одного из прибывших кораблей.

Господь помог ей пережить еще одну зиму. Голодные дни остались в прошлом. По крайней мере, на время.

Чуть раньше, на берегу, все говорили о том, что нападение американцев неизбежно, что американский флот уже на пути сюда и наверняка попытается отбить остров.

Анжелика не знала, радоваться ей этим новостям или волноваться. В последний раз, когда американцы приплыли в северные воды Великих озер, они устроили блокаду, которая не позволяла английским кораблям поставлять грузы на Мичилимакинак.

Она могла лишь молиться о том, чтобы в этот раз блокады не было, американцы сумели отбить остров и Жан смог вернуться.

Она осторожно ступила к задней лестнице, но тут предательская половица громко заскрипела. Анжелика застыла, затаив дыхание, а желудок громко заурчал, напоминая ей, что даже на пиршестве по случаю прибывшего провианта она не съела и доли того, что могло бы умерить боль в желудке.

– И где же вы были, юная леди? – раздался голос Эбенезера от двери, ведущей в столовую.

Анжелика сжалась, осознавая свой провал. Она так надеялась, что с прибытием кораблей ей удастся получить немного свободы, которая обычно приходила вместе с летними трудами.

Громоздкая фигура отчима загораживала дверной проем, свет из столовой блестел на круглой лысине на его макушке. Оставшиеся темные волосы, окружавшие эту лысину, напоминали ей монашеские тонзуры иезуитов. Простая серая рубаха надувалась на животе, словно монашеская риза.

– Где ты была? – повторил он громче. – И почему вернулась так поздно и пробираешься тайно?

– Простите меня. – Она понурила голову, как он того и ожидал. – День был полон радости, и я потеряла чувство времени.

– Я не разрешал тебе никуда выходить.

– Я не думала, что запрет распространяется и на сегодня.

Эбенезер вошел в кухню.

– Конечно же распространяется.

В его голосе кипела злость, не предвещавшая ничего хорошего.

– Покуда Господь вверяет тебя моей заботе, я жду от тебя полного повиновения мне и десяти заповедям.

– Я стараюсь…

– Нет, потому что ты крадешь еду с этого самого стола. Еду, которую я запретил тебе есть. – Он взмахнул кулаком, явно собираясь грохнуть по деревянному столу, на котором Бетти готовила еду для гостей, но в последний миг сдержался и лишь тихо хлопнул по нему ладонью.

– Краду? – Анжелика взглянула на столешницу, где не осталось ничего, кроме грязных кастрюль. – Я ничего не крала…

– Не смей мне перечить, юная леди, – тон его голоса стал угрожающим. – Бетти сказала мне, что оставила на столе кусок хлеба, но, когда вернулась на кухню, он пропал.

Анжелика вспомнила утреннюю встречу с Бетти и ее предложение. Она знала, что хлеб съела Бетти, но не хотела навлекать на нее беду.

– Может быть, кто-то из гостей взял его?

– Прекрати мне лгать! – Слова были громкими и резкими, но Эбенезер вновь взял себя в руки, прочистил горло и заговорил с притворным спокойствием: – Ты лишь усугубляешь свой грех враньем.

– Простите. – Анжелика сдержалась, чтобы не ответить злобно. Она знала, что ссора ни к чему хорошему не приведет.

– После столь долгого воспитания я ожидал от тебя духовного роста. Но вместо этого ты лишь стала похожа на свою грешную мать.

Анжелика покачала головой. Ей не хотелось поддаваться порывам плоти, как делала ее мать, но разве в ней не было тех же греховных наклонностей?

Эбенезер прошагал к ней по темной комнате.

– Иди со мной. По всей видимости, тебе нужно новое наказание. – Он схватил ее за руку и сжал так сильно, что приходилось почти бежать к узенькой лестнице, куда Эбенезер ее тащил.

Когда они начали подниматься по ступеням, его хватка усилилась. С каждым шагом дыхание становилось все громче. На втором этаже их встретил луч света: Бетти стояла за приоткрытой дверью их спальни, одетая в кружевной пеньюар, совершенно непристойно приспущенный с плеч. Эбенезер прошел мимо, не удостоив ее и взглядом. Он продолжал тащить Анжелику, пока они не добрались до лестницы на чердак.

– Отправляйся в свою комнату. – Он толкнул ее к лестнице. – И оставайся там весь завтрашний день, в молитвах и покаянии за свои грехи.

Анжелика начала карабкаться по приставной лестнице и не смогла удержаться – обернулась через плечо в сумерки коридора, где осталась Бетти. Раскаянье промелькнуло в ее глазах, но Бетти быстро отступила в спальню и закрыла за собой дверь, не сказав ни слова в ее защиту.

Анжелика вскарабкалась по оставшимся ступенькам лестницы и, забравшись в свою комнату, захлопнула за собой крышку люка, жалея, что не может вот так же просто отгородиться от того, насколько ее уязвило молчание Бетти.

Да, она сама посоветовала Бетти съесть этот хлеб и ничуть не завидовала этой ее добавке, но Бетти ведь могла и заступиться за нее. Хотя бы переложить вину на кого-то из гостей.

Лестница заскребла по стене: Эбенезер убирал ее, оставляя Анжелику в ловушке холодной комнаты без окон. Он делал так далеко не в первый раз.

Анжелика сидела на пятках, головой задевая низкую перекладину крыши. В темных углах чердака хранились пустые ящики и несколько дешевых безделушек, которые Эбенезер, скорее всего, собирался продать индейцам.

И что только ее мама нашла в этом Эбенезере? Почему после всех тех мужчин, с которыми она жила после смерти отца, она решила стать женой именно Эбенезера?

Этот вопрос не раз мучил Анжелику во времена подобных стычек. Она не хотела углубляться в болезненные воспоминания о прошлом. Ее пугало то, что причиной такого поступка мамы могла оказаться она. Ведь именно она, а не Тереза, плакала и скучала по Мичилимакинаку, жаловалась, что хочет жить в настоящей семье, и винила маму во всем случившемся, в том, как они потеряли свой счастливый дом.

Нет, ей не хотелось думать о том, что мама вышла за Эбенезера ради нее, чтобы Анжелика могла вернуться в то единственное место на земле, где когда-то была счастлива, пусть и недолго. Слишком больно было даже на миг представить такое.

Она прислонилась к стене и сползла на пол. Но не слышать, как хлопает дверь под ее комнатой, как скрипит кровать и как низкий голос Эбенезера вторит вскрикам тонкого голоска Бетти, она не могла.

Она начала быстро напевать себе под нос, а затем потянулась к перекладине, заменявшей ей полку и заодно служившей тайником для немногочисленных личных вещей. Анжелика шарила пальцами, пока не коснулась гладкого края гребня из слоновой кости, старого подарка Жана.

Она стянула гребень и погладила прохладную поверхность.

Снизу донесся довольный стон Эбенезера. Анжелика зажмурилась и загудела громче. Пальцы сами сжались на гребне.

Если бы только Господь приблизил день возвращения Жана. Тогда она наконец-то будет свободна и сможет создать свою семью, чтобы жить размеренной жизнью, о которой всегда мечтала.

* * *

Разбудил ее скрежет лестницы по стене.

– Анжелика, немедленно спускайся, – загремел снизу голос Эбенезера.

Она села и покосилась в дальний угол чердака, на свет, проникавший сквозь щели в крыше. Судя по рассеянности слабых лучей, на дворе было раннее утро.

– Поторопись, – в голосе Эбенезера звучало нетерпение, которое Анжелика раньше слышала, только когда он подсчитывал свои барыши. – К тебе посетитель.

Посетитель? Она поднялась на колени на своем тощем матрасе, неловко стукнувшись головой о балку. Кто мог к ней прийти? И почему?

Мириам. Возможно, что-то случилось с Мириам?

Она подхватила с пыльного пола свой капор и быстро натянула на спутавшиеся кудри, после чего поползла к люку.

Если с Мириам какая-то беда, то это Пьер пришел сюда с ужасными вестями.

Когда она подняла крышку, Эбенезер нахмурился, оценив своим все подмечающим взглядом ее растрепанное и заспанное состояние.

– В подобном виде неприлично являться к гостям.

Анжелика поспешно спрятала волосы под капор, придавая себе ту «пристойность», которой он вечно требовал, и выпрямила воротничок, подняв до самого подбородка.

Эбенезер покосился на ее босые грязные ноги, развернулся и стремительно двинулся по коридору, явно ожидая, что Анжелика поспешит за ним.

Он не остановился, пока не достиг кухонной двери, ведущей в просторный зал таверны, где гости обычно собирались поесть и выпить. В воздухе запах табачного дыма смешался с чадом жарящейся рыбы, и желудок Анжелики заурчал, напоминая, насколько она голодна.

Эбенезер протер ладонью лысину и тут же нахмурился так, что лысина зашевелилась.

– Чего бы она ни пожелала, ты выполнишь это без всяких споров.

Она?

Эбенезер уже шагал по залу, нацепив на лицо широкую льстивую улыбку.

Анжелика знала, что выбора у нее нет, и потому спешила следом.

– Мисс Мак-Дугал, – сказал Эбенезер, – простите, что заставил вас ждать.

Мисс Мак-Дугал? Анжелика так и застыла в дверном проеме.

В столовой стояла прекрасная юная леди, которая вчера днем сошла с одного из кораблей. Одета она была так же свободно и вычурно, как и на берегу, – в платье с высокой талией и многослойной пышной юбкой. Анжелика почти ничего не знала об английской моде, но по стилю и украшениям платья мисс Мак-Дугал могла судить, что та леди до самых кончиков ногтей.

За ней, в тени у самого порога, стоял английский солдат, которого наверняка отправили сопровождать и защищать ее.

– Не стоит извиняться, мистер Уайли. Если же вы будете столь любезны, что представите меня своей падчерице, я буду вам весьма благодарна.

Она улыбнулась Анжелике, явно заметила испачканную юбку, но быстро подняла взгляд, словно боясь и не желая смотреть на грязь.

– Ах да, мисс Мак-Дугал. – Эбенезер хмуро покосился на Бетти, которая перестала убирать остатки вчерашней попойки и застыла с открытым ртом, глазея на мисс Мак-Дугал. Кружки и графины опустели. Столы блестели от липких пятен – единственного напоминания о роме, за который Эбенезер назначал сумасшедшую цену.

– Это моя падчерица, Анжелика Мак-Кензи. – Он махнул рукой, призывая ее выйти вперед. – Ее несчастная мать, упокой Господь ее душу, возложила на меня заботы об этой девчонке, заставив поклясться, что я обязуюсь нести это бремя, пока не найду ей хорошую пару. А я весьма серьезно отношусь к моим обязанностям.

– Я рада нашему знакомству, мисс Мак-Кензи, – сказала юная женщина, и ее прекрасное лицо засветилось искренним интересом.

Чего же хочет от нее эта леди? Зачем она пришла сюда?

Пустой желудок Анжелики скрутило. Присутствие мисс Мак-Дугал она переносила с трудом. Анжелика знала, что ей лучше держаться подальше от этой женщины. Но, видя угрожающий блеск в глазах Эбенезера, Анжелика кивнула мисс Мак-Дугал и вымучила ожидаемое от нее приветствие:

– Благодарю вас. Я тоже рада знакомству с вами.

– Чудесно. – Мисс Мак-Дугал сжала ладони, скрытые тонкими перчатками. – С первого взгляда на тебя я просто знала, я знала, что ты расцветешь от моей помощи.

Анжелика начала качать головой. После тяжелой зимы все островитяне выглядели изголодавшимися и оборванными. Все они могли расцвести от помощи мисс Мак-Дугал. Да и сама мисс, проведи она на острове зиму, наверняка не выглядела бы такой свежей.

– Возможно, вы будете именно тем влиянием, которого так не хватает Анжелике, – заговорил Эбенезер, прежде чем она смогла сформулировать ответ. – Господь свидетель, я так старался все эти годы, так пытался научить ее быть доброй христианкой. Но, к несчастью, с ней до сих пор больше проблем, чем хотелось бы.

Анжелика почувствовала, как рвется изнутри желание возразить. Как он мог говорить такое? Она никогда не доставляла ему никаких неприятностей. Наоборот, всеми силами старалась вообще не попадаться ему на глаза.

– Тогда эта встреча действительно Божье провидение, – ответила мисс Мак-Дугал. – Мой отец не был уверен, стоит ли брать с собой юную леди в такую даль и такую глушь. Но я уверяла его, что Господь призывает меня сюда. И счастлива была пожертвовать собственным удобством, чтобы помочь кому-либо не столь удачливому, как я.

– Не столь удачливому? – выпалила Анжелика, не сумев вовремя остановиться. Ей не нужна была жалость мисс Мак-Дугал, особенно если вспомнить про остальных, кому подобная благотворительность была бы просто необходима. – Я могу помочь вам найти на острове людей, которым нужна ваша щедрость. Здесь живет одна вдова, которая ослепла, и ей нужна любая помощь с засевом поля и ремонтом крыши.

Улыбка мисс Мак-Дугал померкла.

– Мне жаль подобное слышать, мисс Мак-Кензи. – Она погладила белыми перчатками атласный подол своего платья. – Но, как видите, я едва ли похожа на фермера. Боюсь, этой бедной женщине я помочь не смогу.

– Конечно нет, – вклинился Эбенезер, хмуро глядя на Анжелику. Подобный взгляд обещал ей расплату за строптивый ответ. – Вашей доброте куда ближе помощь юным девушкам вроде Анжелики.

– Соглашусь с вами, мистер Уайли. У каждого из нас разные таланты и способности. Я прибыла сюда, чтобы подбодрить солдат танцами и праздниками. Надеюсь создать Комитет помощи нашим солдатам с целью улучшить ситуацию с их питанием и одеждой. А свое личное внимание я решила сосредоточить на самых несчастных женщинах этого острова.

Несчастных? Анжелике хотелось провалиться сквозь землю от унижения.

– В конце концов, – продолжала мисс Мак-Дугал, – я полагаю, что мой дар заключается в том, чтобы помогать неудачливым женщинам стать лучше.

– Я буду крайне благодарен любым переменам, к которым вы сможете подтолкнуть Анжелику.

Мисс Мак-Дугал вновь соединила ладони, и улыбка вернулась на ее лицо.

– Что ж, тогда я не стану медлить. Я хотела бы пригласить мисс Мак-Кензи сегодня днем на чай в офицерском корпусе форта. Предположим, в половине четвертого?

Эбенезер поспешно заговорил:

– Боюсь, сегодня у Анжелики много дел.

Анжелика едва не рассмеялась – все ее дела нынче сводились к тому, чтобы сидеть в темной комнате и ничего не делать.

Улыбка мисс Мак-Дугал тут же исчезла, лицо приобрело капризное выражение.

– У меня совершенно нет лишнего времени. Отец настаивает на том, чтобы до конца лета я покинула остров. И если уж я решила помочь мисс Мак-Кензи, я желаю использовать каждую минуту и каждую возможность.

– Да, но она должна рыбачить. Мы зависим от ее улова…

– Но сегодня она ведь не рыбачила?

Эбенезер не ответил. Наступившую тишину нарушал лишь стук кружек и звон приборов, которые Бетти убирала со столов.

– Я уверена, что мисс Мак-Кензи не будет возражать против небольшого изменения планов. Ведь не будете, дорогая? – Мисс Мак-Дугал обернулась к Анжелике с самой очаровательной из улыбок. Если бы только она знала, насколько Анжелика лишена возможности что-то менять!

– Я не возражаю, но я должна слушаться своего отчима.

Солдат, стоявший у двери, внезапно вышел на свет:

– Мистер Уайли, я бы советовал вам содействовать мисс Мак-Дугал всеми доступными способами.

Анжелика резко попятилась.

Это был лейтенант Стили, интендант, тот самый солдат, который напал на нее два дня назад.

Лейтенант был одет в новую форму, наверняка прибывшую в трюме одного из кораблей. Красный цвет в потоке утреннего солнца, льющегося из открытой двери, казался особо красивым. Лицо, хотя и по-прежнему истощенное, было чисто выбрито и потеряло дикое, затравленное выражение.

– Командующий Мак-Дугал очень серьезно относится к благотворительным идеям своей дочери, – продолжил интендант. – И вам стоит относиться к ее усилиям с неменьшим почтением.

Помнит ли ее лейтенант Стили?

Анжелика сдержала порыв прикоснуться к шее, к тем синякам, которые оставили его пальцы.

– Ну, – медленно проговорил Эбенезер, – если вы считаете, что Анжелике лучше навестить вас сегодня…

– Считаю, – прервала его мисс Мак-Дугал. – И буду благодарна вам за содействие.

Эбенезер посмотрел на Анжелику. Она буквально чувствовала, насколько он не хочет прекращать ее наказание, но разве у него был выбор? Он не посмеет возразить мисс Мак-Дугал, особенно в присутствии лейтенанта.

– Милая, беги рыбачить, если это так нужно. – Мисс Мак-Дугал помахала рукой, отсылая Анжелику прочь. – Постарайся только успеть к половине четвертого на наш чай, я отправлю лейтенанта Стили проводить тебя до форта.

Анжелика подавила дрожь при мысли о том, что ей придется вновь остаться с ним наедине.

– Благодарю вас, мисс Мак-Дугал. Я буду ждать его. – И прежде, чем кто-то успел бы ее остановить, Анжелика вылетела на кухню, к черному входу.

Она знала, что должна была бы испытывать благодарность мисс Мак-Дугал за подобное приглашение. Оно означало еду и спасение от удушающего контроля Эбенезера до конца дня. Но Анжелика никак не могла избавиться от ощущения, что мисс Мак-Дугал принесет ей беду, в особенности после стольких усилий, которые она прилагала, чтобы оставаться невидимкой на острове.

И все же пока Анжелика была совершенно свободна. Она освободилась из плена на тесном чердаке и может плыть в каноэ куда захочет, любуясь прекрасным майским утром. Поэтому она будет наслаждаться этими драгоценными минутами, вне зависимости от дальнейших последствий.

Глава 6

Пьер поднял каноэ так, что гладкая береста легла ему на макушку. В каноэ лежала удочка – папина удочка. Он удивился, когда матушка предложила ему взять ее. Матушка, конечно, сказала, что прощает его, но Пьер не ожидал, что она позволит ему использовать хоть что-то из вещей, принадлежавших раньше отцу. Казалось, матушка не просто простила его, но и сумела забыть о его ошибках.

Он не знал, способен ли принять настолько беззаветную любовь. Слишком страшно казалось в нее поверить. От такой любви вина жалила еще сильнее: ему ведь придется покинуть матушку в конце этой недели.

Хруст веток под ногами эхом отдавался в тишине прохладного утра. В воздухе висел густой запах древесного дыма, долетавшего от индейских костров вдоль южного берега.

Перед уходом Пьер собирался сделать на ферме все возможное. Этим утром он поднялся до рассвета, чтобы починить крышу. В доме не нашлось никакой еды, кроме нескольких картофелин в его мешке. У матушки всю зиму не было никаких припасов… Только еда, которую приносила ей Анжелика.

Анжелика.

Пьер споткнулся о корень, притаившийся под влажными листьями.

Каноэ закачалось, и ему пришлось сжать пальцы, чтобы удержать лодку.

Благодарность за доброту Анжелики быстро сменилась сожалением. Он был слишком груб с ней со времени своего возвращения на остров.

– Она сама виновата, – пробормотал он. – Oui. Ей стоило раньше назвать себя. Как только она меня увидела.

Тогда ему не пришлось бы волноваться, что его миссия вскроется. Живот свело при мысли о том, что могло с ней случиться, не спаси он ее от нападавшего.

Одному Богу известно, с какими еще проблемами ей приходилось сталкиваться за те два года, что она заботилась о матушке.

Он снова споткнулся, на этот раз о камень. Пошатнулся и засеменил вперед, утратив равновесие, – каноэ соскользнуло с его головы и начало падать. Пришлось нырять вперед, подхватывать и аккуратно опускать его на землю.

Каноэ он нашел на стропилах амбара. Оно запылилось, но не прохудилось – это было то самое каноэ, которое он когда-то сделал с отцовской помощью – вот только отец ушел в один из своих походов прежде, чем они смогли закончить.

Пьер всю зиму трудился над лодкой, пытаясь подогнать крошечные кедровые щепки. Он все сильнее и сильнее злился от собственной неумелости и отсутствия опыта, а потому в конце концов бросил это занятие.

Похоже, то был первый раз, когда он полностью осознал, насколько ненавидит отцовские отлучки на полгода. Когда Пьер сам стал вояжером, то решил, что у него не будет жены и детей. Чтобы никого не пришлось бросать.

На лбу выступил пот, и Пьер вытер его рукавом.

После тяжелого труда последних нескольких часов он не только проголодался, но и буквально мечтал освежиться в небольшом пруду среди скал, куда часто бегал в детстве и где можно было поплавать вдали от посторонних глаз.

Он снова начал поднимать каноэ, но остановился и вгляделся сквозь свежие весенние листья. Там мелькнуло что-то белое и донесся вполне различимый плеск.

Кто-то уже плавал в озере. На его тайном месте.

Да, его не было дома больше пяти лет. И все же это место принадлежало только ему. Мышцы напряглись. Пьер снова уложил каноэ на землю и бесшумно прокрался к озеру, где спрятался за корявым валуном.

У самого пруда на упавшем дереве лежала свернутая одежда. Пьер выглянул из-за валуна.

По спокойной воде плыла на спине молодая женщина. Белая нижняя рубашка вилась в воде вокруг ее ног, а голые руки лениво гребли. Длинные густые кудряшки обрамляли ее красивое лицо, темно-рыжим нимбом сияя на фоне синей воды.

Сердце Пьера часто забилось.

Анжелика?

Он вышел из-за своего укрытия, чтобы присмотреться как следует. Ее глаза были закрыты, а выражение лица было настолько спокойным, словно каждое движение рук уносило ее прочь от мирских тревог.

Он улыбнулся. Да, это была Анжелика. Стараясь не шуметь, он вытянул рубашку из штанов и стряхнул с плеч помочи.

Затем стянул рубашку через голову и сбросил сапоги.

Солнечный свет золотил ее лицо, играя с россыпью веснушек на носу. Анжелика вздохнула и двинула ногами, удерживаясь на плаву.

Его улыбка стала шире. Прежде чем девушка успела открыть глаза и заметить его, он прыгнул в воду, как можно ближе к ней, чтобы обязательно забрызгать.

Она вскрикнула и забила руками и ногами.

От холода весенней воды у Пьера перехватило дыхание. Вынырнув, он застучал зубами.

Анжелика взбивала тучу брызг и пыталась убрать спутавшиеся мокрые волосы с лица. Ее глаза широко раскрылись от страха. При виде его страх сменился яростью.

– Доброе утро, – улыбнулся Пьер, запрокидывая голову и стряхивая воду с волос; чтобы удержаться на плаву, он лениво двигал руками.

– Ты напугал меня. – На него уставились пронзительные темные глаза, резко контрастировавшие с бледностью ее лица.

– Не смог удержаться. – Пьер рассмеялся над ее возмущением. – Во имя старых добрых времен.

Ее взгляд потеплел. А затем, прежде чем он успел нырнуть, Анжелика послала ему в лицо фонтан брызг.

Вода залила ему рот и глаза, и на миг он, отплевываясь, завертелся на месте. Откашлявшись и отерев лицо, он увидел, что она весело за ним наблюдает.

– Во имя старых добрых времен! – сухо сказала она.

Смех так и рвался наружу, и Пьер не стал его сдерживать. Через пару секунд он уже плескал в Анжелику водой в ответ, как они часто делали до его отъезда. Вот только она перестала быть в два раза меньше его и была теперь куда сильнее и быстрее, чем он думал.

Вода попадала ему в лицо снова и снова, пока он наконец не вскинул руки в шутливом жесте поражения.

– Ты победила, – засмеялся он. – Я умею признавать поражение.

– Это что-то новое. – Она задохнулась от смеха и убрала с лица мокрые пряди. – Раньше ты совершенно не умел проигрывать. Вечно ныл и жаловался.

Ее глаза и улыбка дразнили его.

– Не может такого быть, – поддразнил он ее в ответ. – Потому что я никогда не проигрывал.

– Еще как проигрывал. Особенно когда мы с Жаном объединялись против тебя.

Его руки и ноги немели от ледяной воды, но в груди почему-то пульсировало тепло.

– Двое на одного? Non. Я не считаю это настоящей победой.

Она пожала плечами. Все было так, словно вдруг исчезли годы разлуки, словно он никогда никуда не уезжал и она до сих пор была милой девочкой, которая вместе с ним и Жаном играла и искала приключения.

– Ты победила только потому, что уже привыкла к воде. – Он содрогнулся. – А я заледенел.

Была еще только середина мая, слишком рано для купания.

– А, так теперь в твоем проигрыше виновата холодная вода? Или ты все же решишься признать тот факт, что я уже выросла и могу победить тебя, играя на равных. – С этими словами она снова плеснула на него водой. Пьер, хотя и сжался от холода, улыбнулся и кивнул ей в ответ:

– Наверное, ты права. Многое изменилось, пока меня не было.

Ее теплые карие глаза смотрели на него с восхищением.

В течение тех нелегких месяцев, когда он ссорился с отцом, когда его закружила собственная злость и отвращение, когда он превращался в жуткое чудовище, она продолжала следовать за ним по пятам и слушать его.

Она не обвиняла его, не кричала на него, как делал отец. И теперь, увидев то же восхищение в ее глазах, Пьер испытал боль и осознал, насколько же ему не хватало ее дружбы.

– Я рад снова видеть тебя, Анжелика, – тихо сказал он, подплывая так близко, что их ноги почти соприкоснулись.

– Я тоже рада тебя видеть. – Она опустила голову, словно стыдясь своего признания, но тут же ахнула: – О боже! – увидев совсем рядом его голую грудь.

Он пожал плечами. Ну и что с того, что он без рубашки? В детстве она не раз видела его без одежды.

Она начала отплывать, и, хотя вода закрывала ее по плечи, Пьер был достаточно близко, чтобы увидеть синяки на ее шее и то, как мокрая нижняя рубашка облегает ее повзрослевшее тело. Ее прерывистое дыхание еще больше привлекало внимание к влажному декольте.

Волна жара накрыла Пьера, и он не мог заставить себя отвернуться, вдруг осознав, что она действительно больше не маленькая девочка. И он уже не маленький мальчик.

Она стала женщиной – красивой и взрослой женщиной.

Анжелика, подняв взгляд, заметила, куда он смотрит, снова ахнула и забила ногами, чтобы отплыть на безопасное расстояние, к берегу и бревну, на котором осталась ее одежда.

Он нырнул, позволяя ледяной воде привести его в чувство. О чем он только думает? Анжелика – его младшая сестричка, ничего более.

Пьер вынырнул, отфыркиваясь от воды.

Она начала выходить на берег, но остановилась и обернулась:

– Отвернись, Пьер. Мы больше не дети.

– Oui. Я заметил, – ответил он, не удержавшись от улыбки.

Она нахмурилась, явно желая, чтобы он подчинился ее приказу.

– Хорошо, ma chérie[5]5
  Моя милая (фр.). (Здесь и далее примеч. пер.)


[Закрыть]. Если настаиваешь. – Он развернулся в воде так, чтобы смотреть в противоположном направлении. – Но поспеши, если не хочешь, чтобы я подсматривал.

– Лучше не надо. – Ее голос заглушила поспешно натягиваемая одежда.

– Так почему ты плаваешь тут без одежды?

– Я не думала, что у меня могут быть гости.

Он покачал головой в ответ на такую глупость.

– Раз уж я сумел к тебе подкрасться, неужели ты думаешь, что другие вояжеры не смогут?

– Потому что все они до сих пор спят пьяным сном в своих постелях.

– Но все равно существует вероятность, что кто-то тебя увидит.

Она ничего не ответила. И почему-то ее молчание лишь подстегнуло злость, зародившуюся в его груди.

– А как же индейцы? Они заполонили весь остров.

– Со мной все будет хорошо.

– Как в то утро, когда я оторвал пальцы того британца от твоего горла?

– У тебя нет права злиться на меня, Пьер.

– Почему? – Он развернулся к ней лицом, не беспокоясь о том, что она могла не успеть одеться. Но она уже натянула юбку и верхнюю рубашку, которые липли теперь к ее влажной коже и мокрому нижнему белью. – И почему бы тебе не быть осторожней?

Она потянулась за капором, но уперлась руками в бока и уставилась на него.

– К твоему сведению, я тайком носила еду твоей матери. Без этих моих визитов каждое утро она давно умерла бы от голода.

Злой ответ умер на его губах, пронзенный острым клинком вины, терзавшим Пьера со времени возвращения на остров. Если бы он остался тут на зиму, он смог бы позаботиться о матушке, а Анжелике не пришлось бы так сильно рисковать.

Сердито выдохнув, Пьер снова нырнул и поплыл к берегу. Ледяная вода обжигала щеки.

Тяжелый запах недавно оттаявшей земли заполнил его ноздри. Привкус вины так и остался на языке.

Не его вина, что матушка чуть не умерла от голода. Он не знал, что она ослепла и больше не может о себе позаботиться. И не предполагал, что ситуация с едой на острове стала настолько отчаянной.

Но готов ли он отказаться от дикой чащи и вернуться на остров заботиться о ней? Сможет ли он пожертвовать своей бригадой, своими мехами, своей жизнью, которую он так любил? Нет, он не мог бросить бригаду.

В Европе пушных зверей истребили почти полностью, а потому британцы стремились взять под контроль пушную торговлю Северной Америки. За каждую шкурку они платили хорошие деньги.

Последние несколько лет торговли были для Пьера прибыльными. Он набрал немало каноэ и был признанным вожаком почти полусотни человек.

И если ему удастся продать груз мехов без дальнейших проблем, он получит весомую прибыль. Если только Северо-Западная компания оставит в покое его меха и людей.

Ему нужно было оставаться со своей бригадой. И он хотел остаться с ними.

Пьер доплыл до берега и взобрался на него. Вода скатывалась по его телу, образовав лужу под ногами. Весенний ветер хлестал голую спину не хуже девятихвостой плети.

Он ведь не мог надеяться, что Анжелика и дальше будет рисковать ради его матушки?

– Мне жаль, что для тебя и матушки последние годы были такими сложными, – сказал он наконец, отжимая штаны от воды. – Мне больно думать о том, как вы страдали.

Она ничего не сказала.

А когда он поднял глаза, оказалось, что Анжелика смотрит на его грудь и рот у нее слегка приоткрыт. Пьер и сам оглядел свое тело, прежде чем вновь поднять взгляд.

Губы сами расплылись в улыбке.

– Мы больше не дети, – сказал он, копируя ее тон.

Когда она подняла глаза, чтобы встретить его взгляд, улыбка Пьера стала шире: он ждал, что она улыбнется ему в ответ с той же готовностью, что и в детстве.

Но она не улыбнулась.

Она даже не заговорила.

Вместо этого небольшое расстояние между ними словно заполнилось жарким течением, от силы которого у Пьера поджало живот, а тело пронзило дрожью.

Ее мокрые кудри липли к щекам и спадали на плечи. И, несмотря на то что лицо Анжелики истончилось от голода, Пьер не мог отрицать, что прошедшие годы превратили ее в красавицу.

И вновь на показавшийся длинным миг он просто не мог заставить себя отвести взгляд. Пьера словно захватило бурным течением, которое несло его по собственной воле, грозя захлестнуть с головой.