Текст книги "Где живет счастье"

Нет, ее жизнь осложняла отнюдь не Эмма. Если уж быть до конца откровенной, это был Джейсон. Для Джесси он оказался камнем на шее и, что самое глупое, был у нее первым, но она не собиралась менять его ни на кого другого. И тем не менее ей не хотелось создавать превратное впечатление. Когда он не вел себя как последний засранец, с ним было реально весело, и он оказался отличным отцом, да и вообще он ее любил, а это уже дорогого стоит. Самая настоящая страсть, видите ли. Вот в том-то и весь фокус. Да, они ссорились, но всегда мирились. Иногда ей казалось, что они, в сущности, и ссорились-то ради бурного примирения. Впрочем, на то должны были быть свои причины. Ну а теперь, когда городской совет предоставил им жилье не слишком далеко от дома ее матери, а Джейсон не только смирился с тем, что Джесси ходит в вечернюю школу, но и сам стал немного зарабатывать, сидя за баранкой фургона доставки со склада электротоваров, дела стали помаленьку налаживаться.

Обо всем этом Сюзанна была проинформирована в течение первых сорока минут пребывания Джесси в магазине. Впрочем, Сюзанну не слишком раздражала болтовня новой помощницы. Джесси в процессе разговора незаметно убрала магазин, подмела пол под стульями, навела порядок на двух полках и помыла чашки после утреннего кофе. И в магазине стало как-то теплее. Более того, Джесси – хотя, возможно, более располагающая атмосфера – обеспечила магазину Сюзанны максимальную со времени открытия дневную выручку, поскольку местные жители, словно притягиваемые невидимым магнитом, потянулись непрерывной чередой. Артуро, пришедший без своих помощников, с видом знатока продегустировал кофе и со сдержанным удовольствием ответил на бесконечные вопросы, которыми его засыпала Джесси. После его ухода Джесси сообщила Сюзанне, что он всю дорогу смотрел в окно на «Уникальный бутик» в тщетной надежде, что Лилиана откроет тонированную стеклянную дверь своего заведения и присоединится к нему.

Пришли дамы из универмага, где работала тетя Джесси. Они охали и ахали по поводу настенных панно, подныривали под блестящие мобили, восхищались предметами из стеклянной мозаики, которые в результате и приобрели, не устояв перед столь экстравагантными вещицами. Пришли бывшие школьные друзья Джесси – Тревор и Мартина, работающие в парикмахерской, что за зданием почты; они купили метелочку для пыли цвета воронова крыла, по стилю подходящую к интерьеру их салона. Пришли молодые люди, должно быть соседи, поскольку Джесси звала их по имени, и, наконец, пришли ее мама и маленькая дочка. Они провели в магазине не меньше сорока пяти минут, разглядывая выставленный товар с открытым ртом. Эмма, точная копия своей матери, весьма уверенная в себе розовощекая семилетняя особа, нашла печенье с амаретто странным, но вкусным и заявила, что когда вырастет, то откроет точно такой же магазин.

– Только я буду давать людям бумагу, чтобы они могли рисовать разные картинки и вешать их на стенке.

– Отличная идея, солнышко! А потом ты повесишь рисунки своих любимых покупателей на самое видное место. – Джесси, похоже, вполне серьезно относилась к заявлениям своей дочери.

– Надо вставить рисунки в рамочки. Людям нравится, когда их рисунки в рамочках.

– Ну вот и все, – сказала Джесси, наведя окончательный блеск на кофемашину. – Психология розничной торговли. Как заставить покупателя почувствовать, что его ценят.

И хотя Сюзанну радовало явное оживление бизнеса, она уже начала изрядно уставать от Джесси и ее семейства. Сюзанне было трудно смириться с тем, что за прилавком стоит кто-то другой и этот кто-то перекладывает по-своему, причем довольно удачно, товар на полках. С появлением Джесси Сюзанна перестала чувствовать себя полноправной хозяйкой собственного магазина.

На самом деле сегодняшний наплыв покупателей после продолжительного затишья неожиданно привел к тому, что у Сюзанны возникло ощущение некоторой нереальности происходящего; более того, она испытывала смутную зависть к этой девчонке, которая легко и непринужденно смогла сделать то, чего не удалось самой Сюзанне.

Боже мой, как глупо, уговаривала она себя, спускаясь в подвал за очередной партией пакетов. Это ведь всего-навсего магазин. Ты не можешь заниматься всем в одиночку. Она тяжело опустилась на ступеньки, оскверненные призраками обжимающихся подростков, и обвела глазами нижние полки, где некогда хранились атрибуты нелегальной игры, которые можно было заказать вместе с овощами. Возможно, дело было вовсе не в Джесси. Возможно, Сюзанне претила сама мысль о принадлежности к местному обществу, да и вообще, у нее не было желания завязывать тесные взаимоотношения с покупателями. Уж больно все это смахивало на одну большую семью.

Не уверена, что я на это гожусь, размышляла Сюзанна. Возможно, мне просто нравится заниматься дизайном, создавая нечто прекрасное. Возможно, мне следует найти себе такую работу, где практически не придется иметь дело с людьми.

Она вздрогнула, увидев на верхней ступеньке Джесси.

– Вы в порядке?

– Все отлично.

– Мама принесла нам сказочного апельсинового сока. Решила, что кофе вам уже до смерти надоел.

Сюзанна вымучила бледную улыбку:

– Спасибо. Сейчас поднимусь.

– Может, вам помочь?

– Нет, спасибо, – ответила Сюзанна, своим тоном стараясь дать понять, что предпочитает побыть в одиночестве.

Джесси бросила взгляд куда-то в сторону, а затем снова перевела глаза на Сюзанну:

– Тут кое-кто пришел, с кем вам непременно стоит познакомиться. Лилиана из бутика через дорогу. Я когда-то занималась у нее уборкой. Она только что купила серьги. Те самые, что в коробочке.

Серьги были самым дорогим предметом в магазине. Прогнав прочь мрачные мысли, Сюзанна вихрем взлетела по лестнице.

В отличие от Джесси, смотрящей на мир широко распахнутыми глазами, Лилиана Макартур оказалась на редкость неприветливой особой. Эта высокая, худая дама с волосами, выкрашенными в сдержанно-рыжий цвет, столь любимый женской половиной населения Дир-Хэмптона, окинула Сюзанну тяжелым взглядом человека, не привыкшего доверять другим женщинам, особенно тем, кто лет на двадцать моложе.

– Добрый день, – сказала Сюзанна, моментально почувствовав неловкость. – Я рада, что вам подошли серьги.

– Да. Люблю топазы. Всегда их носила.

– Викторианская эпоха. Это видно по коробочке.

Джесси уже завернула коробку с серьгами в папиросную бумагу, перевязав лентой из рафии.

– Лилиана, это для вас? – спросила она и, получив утвердительный ответ, добавила: – Они замечательно подойдут к вашему синему пальто. Тому, что с воротником стойкой.

Суровое лицо Лилианы немного смягчилось.

– Да, я об этом думала.

– Лилиана, а как поживает ваша матушка? – поинтересовалась Кэт Картер, мать Джесси.

– Ох, да все так же… Последнее время не может даже чашку в руках удержать.

– Бедняжка. Но сейчас есть масса приспособлений и специальных держателей, чтобы хоть как-то облегчить больным жизнь. Я сама по телику видела. Особенно удобно при артрите. Спросите преподобного Ленни. Он в курсе, где можно взять такие вещи, – сказала Джесси.

– Это наш священник, – объяснила Кэт. – Но он у нас точь-в-точь мистер Фиксит. Сделает все, что в его силах. А если он чего-то и не знает, то проверит по Интернету.

– Ладно, поживем – увидим.

– Жуткая штука этот самый артрит, – покачала головой Кэт.

– Да уж, – понурившись, сказала Лилиана. – Да, так оно и есть. Ну ладно, пожалуй, пора возвращаться в свой магазин. Рада была познакомиться, миссис Пикок.

– Пожалуйста, зовите меня просто Сюзанна. – Сюзанна, беспомощно опустив руки, с застывшей на лице улыбкой проводила глазами Лилиану, осторожно прикрывшую за собой дверь.

Ей казалось, что даже после ухода хозяйки бутика она слышит повисшее в воздухе сакраментальное «бедняжка».

– Первый муж Лилианы умер, – прошептала Джесси. – Он был любовью всей ее жизни.

– Нет. То был Роджер.

– Роджер? – переспросила Сюзанна.

– Второй муж, – сказала Кэт. – Он не хотел иметь детей, а она так безумно его любила, что согласилась. А за два дня до ее сорокашестилетия он сбежал с двадцатипятилетней сикильдявкой.

– Мама, ей было двадцать четыре.

– Да неужели? И вообще она оказалась беременной. Боже мой, нет в мире справедливости! А ведь Лилиана отдала этому человеку восемнадцать лет жизни. С тех пор она уже никогда не была прежней.

– Живет теперь с мамой.

– Просто у нее не оставалось выбора. При таком-то раскладе…

Лилиана направилась через дорогу к своему бутику, и тут на горизонте возникла массивная фигура Артуро. При виде Лилианы Артуро, явно не привыкший к заданному темпу, прибавил шагу, нелепо размахивая на ходу руками. Должно быть, он ей что-то сказал, поскольку Лилиана на секунду остановилась, а потом, небрежно кивнув, исчезла в своем магазине.

Артуро застыл в не слишком элегантной позе лицом к «Уникальному бутику», совсем как большой автомобиль, которому не хватает пространства для парковки. Затем, бросив виноватый взгляд на магазин Сюзанны, он открыл дверь и вошел внутрь.

Джесси, которая все прекрасно видела, включив кофемашину, невинным тоном спросила:

– Ну как, Артуро, пришел за дозаправкой?

– Если не возражаете, – сказал он, грузно опустившись на табурет.

– Я так и знала, что ты вернешься за второй чашкой. Итальянцы любят свой кофе. Разве нет?

Сюзанна, которая поначалу с неприязнью слушала этот шутливый разговор, внезапно почувствовала, что ее опасения тают, точно прошлогодний снег. Бросив взгляд в окно, она удостоверилась, что Лилиана снова вернулась в свое царство пуговиц, воротничков и экипировки из дорогих тканей. Было нечто такое в уязвимости Лилианы, ее зажатости и чопорности, что Сюзанне на секунду показалось, будто она воочию узрела призрак будущего Рождества[5]5
  Персонаж книги Чарльза Диккенса «Рождественская песнь в прозе».


[Закрыть].

– Ты придешь снова? – проводив Кэт и Артуро, поинтересовалась она у Джесси. Они, перевернув стулья, уже водрузили их на столики, и теперь Джесси подметала пол, а Сюзанна подсчитывала выручку. – Я была бы этому очень рада, – почти искренне добавила она.

Джесси, по своему обыкновению, улыбнулась широкой беспечной улыбкой:

– Если вас устраивает, я могу приходить до начала занятий в школе.

– После сегодняшнего дня мне вообще трудно представить, как я теперь буду без тебя обходиться.

– Ой, оставьте, ради бога! У вас все будет в порядке. Вам просто надо пообвыкнуть и познакомиться поближе с жителями нашего городка. Сделать так, чтобы в вашем магазине всегда толпились покупатели.

Отсчитав несколько банкнот, Сюзанна протянула их Джесси:

– Пока я не могу платить больше, но, если выручка с твоей помощью увеличится, я тебя достойно отблагодарю.

После секундного колебания Джесси взяла деньги и сунула в карман:

– Если честно, сегодня я ни на что не рассчитывала, но все равно спасибо. Я вас не слишком достала своей болтовней? Джейсон иногда от этого просто звереет. Говорит, будто я похожа на заезженную пластинку.

– Нет, мне даже нравится. – Сюзанна искренне надеялась, что со временем сможет в это поверить. – А если мне надоест, я всегда смогу воспользоваться твоим советом и повесить ту самую табличку: «Просьба не доставать меня разговорами». Ну или как ты там предлагала?

– Я попробую прозондировать почву. Хотя Джейсон точно не сможет сказать, будто нам не нужны деньги. – И с этими словами Джесси принялась ставить стулья на место.

Сюзанна проверила кассу и, начав ежевечернюю процедуру подготовки к закрытию, непроизвольно отметила, что сегодня вечером она впервые увидела на небе нежно-розовые закатные краски, которые мало-помалу становились насыщеннее. Вечернее солнце заливало помещение загадочным светом, смягчая темно-синие тени и озаряя красным сиянием пришпиленные к стене документы. Улочка за окном уже практически опустела: в этом городе все заведения закрывались довольно рано, и с наступлением вечера обычно только хозяева топтались у дверей своих магазинов, чтобы пожелать друг другу доброй ночи. Сюзанна любила это время суток: ей нравилась тишина, нравилось ощущение того, что день прожит не зря, нравилось знать, что утром найдет магазин именно в том виде, в каком оставила его накануне. Она беззвучно скользила по магазину, вдыхая витавшие в воздухе запахи мыла в вощеной бумаге и духов в причудливых бутылочках, прислушиваясь к тишине, наполненной отголосками смеха и болтовни сегодняшних покупателей, голоса которых, казалось, оставили после себя некое призрачное эхо. Магазин был для нее сладостной мечтой, но сегодня мечта эта наполнилась магической силой, словно покупатели и магазин поделились друг с другом всем самым хорошим, чем они обладали. Она присела на табурет и задумалась. Будущее уже более не казалось сплошной чередой запретов и разочарований; нет, перед ней открывались новые возможности, поскольку она оказалась в центре притяжения прекрасных вещей и самых разных людей. Она оказалась там, где могла оставаться самой собой, проявив при этом свои лучшие качества.

Удивительно, но магазин наполняет меня странными фантазиями, подумала она и невольно улыбнулась. В вечера, подобные этому, ей не хотелось уходить отсюда: она лелеяла тайную мечту поменять церковную скамью на старый диван, чтобы иметь возможность оставаться на ночь. В отличие от их семейного коттеджа, она чувствовала себя здесь как дома.

Очнувшись от грез, Сюзанна принялась убирать рекламную раскладушку с тротуара, но проходивший мимо Артуро, ни слова не говоря, забрал у нее раскладушку и так же молча занес внутрь.

– Прекрасный вечер, – заметил он, уткнувшись подбородком в мягкий красный шарф.

– Божественный! – ответила она. – Настоящий сицилийский закат. – (Он со смехом помахал ей огромной ручищей.) – Артуро! – окликнула его Сюзанна. – Скажите, а что это вы такое взвешиваете целый день? Я о тех цифрах, что выкрикивают ваши парни. Это ведь не вес сыров, да? Сыры вы взвешиваете на прилавке.

Артуро потупился и густо покраснел, что было видно даже на фоне оранжевых красок заката:

– Да так, ничего.

– Ничего?

– Это не совсем взвешивание…

– Ну, все эти «семь целых две десятых», «восемь целых одна десятая». Нет, вы наверняка что-то взвешиваете.

Он поднял на нее виноватые глаза, в которых играли озорные искорки:

– Мне пора идти. Честное слово.

– Ну признайтесь!

– Да тут и говорить-то особо не о чем.

– Тогда почему бы не сказать?

– Ну, я здесь ни при чем. Понятно? Это мои парни… Я велел им прекратить, но разве они послушают?! – (Сюзанна терпеливо ждала.) – Они оценивают… э-э-э… – (Сюзанна вопросительно подняла брови.) – …покупателей по балльной системе.

У Сюзанны глаза полезли на лоб, ее самолюбие было задето. Нет, это ж надо так опростоволоситься! Но потом она вспомнила женщин, терпеливо ожидающих своей очереди, и отрывисто расхохоталась. Она смотрела вслед Артуро, который, посмеиваясь, уходил от нее в ночь, и пыталась вспомнить цифры, озвученные при ее появлении у прилавка с деликатесами. Ладно, довольно глупостей! Пора домой. Нил собирался вернуться пораньше и приготовить ей ужин, хотя она прекрасно знала, что он просто-напросто не хочет пропустить футбольный матч. Ну да бог с ним! Она в любом случае мечтала о горячей ванне.

Сюзанна обошла магазин, поправила товар, вытерла пыль и кинула грязную тряпку в раковину. Проверила кассу и неожиданно замерла перед портретом, по-прежнему стоявшим лицом к стене. Поддавшись внезапному порыву, Сюзанна перевернула портрет, и Афина вновь предстала перед ней во всей своей ослепительной красоте. Последние лучи заходящего солнца рождали причудливые блики на живописном полотне, отражаясь от старой рамы с облупившейся позолотой.

Сюзанна задумчиво посмотрела на портрет.

– Спокойной ночи, мама, – сказала она, обвела глазами магазин, выключила свет и направилась к двери.

Глава 10

Трусы лежали в центре обеденного стола в столовой. Запакованные в целлофан, сложенные, как блинчики на завтрак, и декларирующие свою «разумную надежность», они были в том самом виде, в каком миссис Абрахамс утром оставила их под дверью Розмари, а то, что их придавили венецианским канделябром, свидетельствовало о молчаливом, но яростном протесте.

За прошедшие годы между Виви и Розмари, естественно, возникали определенные трения, но на памяти Виви ссора, вспыхнувшая после очередного визита Леди Недержание, оказалась самой серьезной. Виви не помнила, когда в последний раз так долго и пронзительно орала, а лицо Розмари так багровело и искажалось от ярости, не говоря уже об угрозах, оскорблениях и раздраженном хлопанье дверьми. Розмари более двух часов не подавала признаков жизни, и только включенный на полную громкость телевизор свидетельствовал о ее присутствии в доме.

Виви убрала трусы со стола и, пройдя по коридору, засунула их под старую скамью. Затем неуверенно постучалась.

– Розмари, вы сегодня будете кушать? – Она постояла несколько минут, прижавшись ухом к деревянной двери. – Розмари? Как насчет рагу?

После непродолжительной паузы телевизор завопил еще громче. Виви отпрянула и нервно покосилась на дверь.

А ведь поначалу идея показалась ей вполне разумной. Виви не находила в себе достаточно сил, чтобы ставить перед Розмари вопрос ребром, но, как человек, осуществляющий всю стирку в доме, Виви сделала для себя неприятное открытие, что самоконтроль – более уместного слова ей было не подобрать – свекрови оставляет желать лучшего. Не уставая благодарить фирму «Гувер» за стиральную машину-автомат, Виви уже несколько раз в течение месяца ловила себя на том, что закладывает в стирку постельное белье Розмари в резиновых перчатках, скривившись от отвращения. Причем дело было не только в постельном белье: Виви неожиданно для себя обнаружила, что количество исподнего Розмари стало катастрофически уменьшаться. Итак, Виви дождалась, когда свекровь ненадолго отлучится, и тщательно обшарила флигель, надеясь найти недостающие вещи в корзине для грязного белья. И в конце концов выявила местонахождение искомых предметов: они отмокали в раковине ванной комнаты старухи. Однако в последнее время Розмари уже не справлялась с умственным напряжением, необходимым для застирывания, и начала прятать загаженное белье. Виви находила его под диваном Розмари, в шкафчике под раковиной и даже в консервной банке из-под резаных томатов, стоявшей на полочке в ванной комнате.

Когда Виви попыталась обсудить это с Дугласом, он посмотрел на нее с таким неприкрытым ужасом, что она тут же сдалась, пообещав не впутывать его в это грязное дело. Несколько раз, сидя с Розмари за ланчем, Виви пыталась набраться мужества, чтобы узнать у свекрови, нет ли у той, случайно, проблем с мочеиспусканием. Однако свекровь обладала весьма резкими манерами; более того, у нее появилась малоприятная привычка агрессивно кричать «что?!», если ее не устраивала тема разговора, который пыталась завести с ней Виви. И вот наконец лечащий врач Розмари, прагматичная молодая шотландка, порывшись в своем письменном столе, предъявила Виви длинный перечень предоставляемых государством услуг, что вселяло определенную надежду на возможность утрясти вопрос без неприятных объяснений со свекровью.

Миссис Абрахамс – пухленькая, знающая, с уверенными манерами, говорящими о том, что она не только всякого навидалась, но и имеет в своем распоряжении пластиковое, не вызывающее потливости решение проблемы в фабричной упаковке, – прибыла незадолго до одиннадцати. Виви объяснила ей всю деликатность ситуации, признавшись, что так и не собралась с духом объяснить свекрови причину визита миссис Абрахамс.

– Гораздо проще, если инициатива исходит не от членов семьи, – заявила миссис Абрахамс.

– Мне, конечно, нетрудно постирать, но… – начала Виви и осеклась, почувствовав себя предательницей.

– Но здесь необходимо учитывать и гигиенические аспекты.

– Да…

– И вы ведь не хотите, чтобы старая дама роняла свое достоинство.

– Нет, конечно.

– Тогда, миссис Фэрли-Халм, предоставьте это дело мне. Насколько мне известно, как только дамам, столкнувшимся с данной проблемой, удается преодолеть психологический барьер, они с огромным облегчением принимают протянутую им руку помощи.

– О… очень хорошо. – Виви постучалась к Розмари и прижала ухо к двери проверить, как там свекровь.

– Иногда даже более молодые дамы, те, что только вступают в преклонный возраст, с радостью берут у меня по нескольку упаковок.

Виви в очередной раз прислушалась, но так и не услышала знакомых шагов Розмари.

– И что?

– Я хочу сказать, что после рождения парочки детей у женщин кое-что меняется. И упражнения на полу для укрепления органов малого таза здесь бесполезны. Вы понимаете, о чем я?

Дверь распахнулась, и Виви была вынуждена присесть на корточки.

– Что ты здесь делаешь?! – Розмари злобно уставилась на невестку.

Виви поспешно выпрямилась:

– Розмари, к вам пришла миссис Абрахамс.

– Что?!

– Пойду пока приготовлю кофе и принесу вам сюда. – Виви позорно ретировалась на кухню, почувствовав, что у нее вспотели ладони.

Первые три минуты все было спокойно. Затем земля разверзлась, выпустив наружу столб вулканического пламени, и секунду спустя под мощный аккомпанемент чудовищных ругательств, каких Виви, наверное, в жизни не слышала, миссис Абрахамс, прижимая сумку к груди и испуганно оглядываясь на дом, рысцой пробежала по дорожке к своему аккуратному маленькому «хетчбэку», а вслед ей летели запечатанные в пластик предметы.

– Дуглас, дорогой, мне надо поговорить с тобой о твоей матери.

Бен ушел на ланч, Розмари по-прежнему сидела, запершись в своей пристройке. А Виви мучилась сомнениями, понимая, что не сможет до вечера держать это в себе.

– Мм? – Он читал газету, попутно набивая рот едой, словно ему не терпелось снова уйти.

Ну конечно, посевная в самом разгаре, надо было срочно засеивать вспаханные поля, и Дуглас старался особо не задерживаться дома.

– Я приглашала к Розмари одну женщину. Поговорить о… том, что мы с тобой уже обсуждали. – (Дуглас удивленно поднял бровь.) – Розмари отнеслась к этому весьма негативно. По-моему, она не хочет ни от кого принимать помощь.

Дуглас опустил голову и раздраженно махнул рукой:

– Тогда отправляй ее белье в прачечную. Мы заплатим. Лучший выход из положения.

– Не уверена, что в прачечной возьмут… настолько испачканные вещи.

– Тогда, что это, на хрен, за прачечная?! Ведь они вряд ли могут рассчитывать, что им станут отправлять в стирку чистые вещи.

Однако Виви была отнюдь не уверена, что сможет пережить, если работники прачечной станут обсуждать грязное белье Фэрли-Халмов.

– Сомневаюсь… Сомневаюсь, что это хорошая идея.

– Ладно, Виви. Я уже сказал все, что думаю по этому поводу. Если ты не хочешь отправлять белье в прачечную и не хочешь стирать его сама, ну тогда я не знаю, каких еще предложений ты от меня ждешь.

Виви этого тоже не знала. Ведь если она скажет, что ждет только каплю сочувствия, понимания, крохотного намека на то, что ее не оставят один на один с проблемой, ответом ей наверняка будет лишь безучастно-удивленный взгляд мужа.

– Хорошо, я сама как-нибудь разберусь, – угрюмо проронила она.

Вот уже почти пять недель, как Сюзанна и Нил ни разу не поссорились. Ни единого резкого выпада, язвительной ремарки или слова поперек. Ничего. И когда Сюзанна это поняла, у нее, естественно, возник вопрос: неужели на ее брак, благодаря некоей специфической диффузии молекул, повлияло то удовлетворение, что она получала от своего магазина? Ведь впервые в жизни Сюзанна, просыпаясь по утрам, ощущала нечто вроде сладостного волнения при мысли о предстоящем дне и о людях, которых она встретит. И когда она, повернув ключ в двери магазина, видела жизнерадостный, нарядный интерьер с яркими украшениями и вдыхала ароматы меда и фрезий, у нее моментально поднималось настроение. Нет, в этих стенах было просто невозможно пребывать в унынии. Более того, несмотря на первоначальное предубеждение, она не могла не признавать благотворное влияние Джесси, причем не только в том, что касалось привлечения новых покупателей, а значит, и увеличения прибыли: неисправимый оптимизм девушки невольно передавался и самой Сюзанне. Она даже поймала себя на том, что начала насвистывать.

И по зрелом размышлении Сюзанна пришла к выводу, что она вовсе не сблизилась с мужем. Нет, поскольку теперь оба они трудились в поте лица, у них не оставалось ни времени, ни сил на ссоры. На этой неделе Нил уже три раза возвращался около десяти вечера. А она несколько раз уходила из дому чуть ли не в семь утра, даже не успев толком понять, что они с Нилом спали в одной постели. Возможно, размышляла Сюзанна, именно на этом и держатся некоторые браки, например у папы с мамой. Они просто стараются занять себя настолько, чтобы не оставалось времени думать. А утешение можно найти и в чем-то другом.

Однако Нил, естественно, все испортил, в очередной раз подняв тему детей.

– Я наводил справки по поводу детского сада, – сказал он. – При больнице есть садик, куда принимают всех, а не только детей медперсонала. Если мы запишемся прямо сейчас, то у нас будут все шансы получить место. И тогда ты сможешь, как и хотела, продолжить работу.

– Но я еще даже не беременна.

– Сью, строить планы никогда не вредно. Более того, я подумал, что смогу завозить ребенка в садик по дороге на работу, чтобы не нарушать твой рабочий график. Дела в магазине идут неплохо, поэтому все это вполне разумно.

Нил едва скрывал свое воодушевление. Сюзанна понимала, что он закрывает глаза на множество вещей, которые раньше его буквально бесили: это и ее одержимость своим внешним видом, и несдержанность с Виви, и, наконец, раздражительность и отсутствие полового влечения в результате переутомления, – поскольку примерно через семь месяцев ожидал от нее обещанного огромного одолжения.

Однако Сюзанна отнюдь не разделяла восторгов мужа, несмотря на искренние заверения Джесси, что рождение ребенка стало самым радостным событием в ее жизни, что дети заставляют вас смеяться, чувствовать и любить так, как вы и не мечтали. И Сюзанну беспокоил не только секс, ведь для того, чтобы зачать ребенка, им придется наладить свою сексуальную жизнь. Нет, ее убивало осознание того, что своим обещанием она загнала себя в угол, связала себя по рукам и ногам обязательством подарить жизнь неизвестному существу, приютить его в теле, до сих пор принадлежавшем ей, и только ей. Она старалась не думать о своей матери. Поскольку эти мысли лишь травили душу.

И вот именно в такую минуту очередных душевных терзаний Нил обнял ее со словами, что она всегда может обратиться за помощью к психологу, причем Сюзанна едва удержалась от того, чтобы не ударить мужа.

– Это вполне объяснимо, – продолжил он. – Я хочу сказать, нет ничего удивительного, что тебя мучают сомнения.

Она вывернулась из его объятий:

– Нил, меня мучают сомнения исключительно потому, что ты мне уже все уши прожужжал.

– Я не против заплатить за консультацию психолога. На сегодняшний день дела у нас идут совсем неплохо.

– Ой, оставь, ради бога!

Выражение его лица стало сочувственным. Что еще больше вывело ее из себя.

– Знаешь, – неожиданно сказал он, – ты даже не представляешь, как похожа на своего отца. Вы оба только и делаете, что носитесь со своими чувствами.

– Нет, Нил. Я просто хочу наладить жизнь, не зацикливаясь на ребенке, которого пока еще даже не существует в природе.

– Маленький Пикок, – задумчиво произнес он. – Нил Пикок-младший.

– Даже и не мечтай! – отрезала Сюзанна.

Во всех школах Дир-Хэмптона перерыв на ланч начинался в половине первого и заканчивался без четверти два, и этот отрезок дня обычно был ознаменован для Сюзанны появлением за окном стаек голенастых школьниц в плохо подогнанной форме, раздраженных мамаш, тянущих за руку капризных отпрысков подальше от кондитерских магазинов, и, наконец, постоянных посетителей, нигде толком не работающих и ищущих даже не места, где можно было бы выпить кофе, а просто живого человеческого общения. Она впервые решила провести переучет и в честь этого события, а также потому, что сегодня был первый по-настоящему жаркий день, оставила распахнутой дверь магазина, выставив на тротуар (возможно, не совсем легально) стол со стульями. Правда, стулья лишь дважды использовались законным образом, чаще всего они служили местом непродолжительного отдыха престарелых дам, а еще постоянно опрокидываемым барьером для бега с препятствиями детей младшего и среднего возраста.

Еще немного – и можно представить, что ты на континенте, сказала себе Сюзанна, отвлекшись от кропотливой работы. Ей по-прежнему нравилось смотреть в окно, словно магический кристалл преломляющее солнечный свет, нравилось стоять в белом, по-старомодному накрахмаленном переднике за кассой. Иногда Сюзанна задавала себе вопрос: притерпелась ли она наконец к Дир-Хэмптону? Хотя, если честно, создав свое жизненное пространство, носящее отпечаток ее индивидуальности, Сюзанна вдруг обнаружила в себе собственнические чувства, причем не только по отношению к магазину.

Джесси, довольно быстро усвоившая распределение ролей в магазине, сегодня стояла за прилавком в цветастом платье и ботинках на толстой подошве, время от времени выскакивая в зал, чтобы перемолвиться словечком со строителями в заляпанных цементом сапогах или с опрятными пожилыми дамами. Сюзанна тем временем обходила помещение с блокнотом в руке и вносила в список оставшиеся товары, с легким разочарованием отмечая про себя слишком низкий уровень продаж за предыдущие несколько недель. Оглушительным успехом это точно не назовешь, однако, уже в который раз уговаривала себя Сюзанна, магазин мало-помалу начнет окупаться. Если оборот чуть-чуть увеличится, говорил ей Нил, они смогут начать погашать заем на капитальные затраты. Нил обожал оперировать подобными фразами. В их семье финансы оставались, пожалуй, единственной областью, где он пользовался непререкаемым авторитетом.

Пришел Артуро, выпил подряд две чашки эспрессо и удалился. Затем в дверь заглянул преподобный Ленни – по всей видимости, чтобы узнать у Джесси, вернется ли Эмма в воскресную школу, а заодно познакомиться с Сюзанной и сообщить, что, если ей нужны еще китайские фонарики, он знает кое-кого в Бери-Сент-Эдмундсе, кто продает их оптом.

Миссис Крик заказала кофе с молоком, сняла шляпку, подставила патлатую голову солнцу и полчаса просидела за столиком на улице, немного напоминая побитую морозом ломкую траву. Она сказала Джесси, что такая погода напоминает ей о первой поездке за границу, в Женеву, где лежал в больнице ее муж. Самолет оказался для нее настоящим приключением – тогда стюардессами были настоящие медсестры, не то что эти размалеванные юноши, которых нынче нанимают, – а прибытие в иностранное государство настолько волнительным, что она забыла, зачем приехала, и в первый день даже пропустила приемные часы. Сюзанна, время от времени позволявшая себе выйти на улицу собрать пустые кофейные чашки и почувствовать на лице первые теплые лучи солнца, слышала, как миссис Крик делится воспоминаниями с Джесси, которая, подперев подбородок рукой, впитывала вместе с солнечным теплом каждую деталь повествования. Он, муж миссис Крик, тогда так рассердился, что два дня с ней не разговаривал. Уже после она сообразила, что надо было схитрить и сказать ему, будто самолет задержался. Но она никогда не умела врать. Ведь пока будешь вспоминать, что кому говорила, непременно сядешь в лужу.