Текст книги "Советские партизаны. Легенда и действительность. 1941–1944"

«Путем устной и письменной пропаганды и агитации, изданием подпольных газет и многочисленных листовок, проведением тысяч собраний и лекций среди населения партийные и комсомольские организации вовлекали всех способных носить оружие в священную борьбу с захватчиками»[234]234
  Цанава Л. Указ. соч. Т. 2. С. 589.


[Закрыть].

Именно так официальная советская версия трактует использование партизанами различных средств ведения психологической войны. Особый акцент на устном и печатном слове соответствует советской концепции широкого использования «агитации». В одних случаях средства выбирались в зависимости от целей партизан; в других выбор средств определялся возможностью или невозможностью их использования. И наконец, если печать может считаться «официальной» советской пропагандой, то слухи часто использовались для распространения находящихся под запретом идей.

Ha начальном этапе партизанского движения устное общение было практически единственным средством пропаганды для партизан. Во многих случаях «пропаганда» ограничивалась проводимыми с местными жителями индивидуальными беседами, призванными заставить их присоединиться к партизанам или удержать от сотрудничества с врагом. Эту примитивную пропаганду вскоре сменила более изощренная форма «агитации», представлявшая собой призывы к саботажу, неподчинению приказам немцев и разрыву с оккупационным режимом. Помимо того, на раннем этапе убеждение занимало основное место в проводимой партизанами психологической обработке, в частности, ею пользовались для вовлечения в партизанское движение оторванных от своих частей красноармейцев и перемещенных гражданских лиц.

На раннем этапе по мере усиления сплоченности партизанских отрядов индивидуальные «разговоры» сменялись собраниями и «массовой агитацией». Например, действовавший к востоку от Витебска отряд под командованием Шмырева провел в июле и августе 1941 года двенадцать политических митингов. Другие отряды, перемещаясь из деревни в деревню в поисках продовольствия и убежища, проводили с местными жителями беседы, сообщая им «последние известия» о положении на фронтах (в собственной интерпретации), призывая оказывать помощь и в ряде случаев отдавая приказы. «Массовые митинги» продолжали оставаться главным видом психологической обработки до конца оккупации.

Лекции

Вероятно, наиболее развитой формой партизанской агитации были политические собрания, проводимые под руководством опытных ораторов. С этой целью крупные партизанские отряды выделяли «агитаторов» или «пропагандистов», организовывавших проведение собраний и митингов в находившихся под контролем партизан районах. Например, в 1942 году одна из партизанских бригад разослала по деревням двадцать три агитатора, выступивших в пятнадцати местах с докладом на тему «Поражение немцев под Москвой». Комсомольцы из партизанских отрядов и местных подпольных организаций вели такую же работу. Затрагиваемые на собраниях темы могли касаться многого, начиная с военных действий (где обычно в выгодном свете представали Красная армия и партизаны) и заканчивая «зверствами и варварством» немцев. Главной целью этих лекций, помимо информации местного населения о текущих событиях, было стремление «воодушевить на подвиги» и вселить «волю к победе».

О важности, придаваемой лекциям и речам в устной пропаганде партизан, свидетельствует тот факт, что отдельных партизан, овладевших мастерством публичных выступлений, освобождали от участия в боевых действиях и специально направляли для чтения лекций и проведения митингов. Однако количество опытных ораторов оставалось небольшим, что в значительной мере ограничивало возможности использования данного вида устной агитации.

Дискуссии

Близки к собраниям-лекциям были «неформальные дискуссии», проводимые с группами местных жителей. Они служили цели побуждения к активным действиям для решения какой-то конкретной проблемы. Например, в 1943 году один из партизанских отрядов провел с крестьянами собрание для обсуждения «Приказа народного комиссара обороны № 130»; в других случаях дискуссии касались таких проблем, как, например, сбор урожая. Часто в конце таких обсуждений принимались резолюции, являвшиеся официальными решениями и обязывавшие участников выполнять их. Таким образом, дискуссии можно, помимо всего прочего, рассматривать как демократическую процедуру, призванную в завуалированной форме довести до сведения особые приказы партизан[235]235
  В послевоенных мемуарах описывается подобное собрание. Открывая обсуждение, командир партизанского отряда поблагодарил крестьян за их поддержку и рассказал о последних победах Красной армии и партизан. После этого несколько крестьян осудили немецких грабителей и поблагодарили партизан за помощь в сборе урожая. В конце собрания была принята резолюция, выражавшая уверенность в способности Красной армии одержать победу под руководством Сталина. В результате собрания, утверждает в заключение автор мемуаров, крестьяне четырех деревень доставили партизанам 20,5 тонны зерна.


[Закрыть].

Чтения

В виду недостатка опытных лекторов и ораторов важную роль в устной пропаганде играли собрания, на которых партизаны вслух зачитывали официальные постановления и сводки последних известий. Такой своеобразный партизанский «глашатай» по своему положению был ниже «специалиста-агитатора» и лектора. Используемыми материалами в основном являлись советские военные сводки и тексты речей Сталина, произнесенные им во время войны. Еще одной из причин широкого использования «чтения», по всей видимости, был недостаток необходимого количества экземпляров сводок новостей, а другой – убежденность партизан в том, что публичное зачитывание более целесообразно, чем распространение печатных призывов, поскольку оказывает на крестьян большее эмоциональное воздействие.

Торжества

Помимо кратко описанных выше, партизаны устраивали и разного рода другие собрания. К ним можно отнести празднования национальных праздников. В контролируемых партизанами районах доклады, концерты, а иногда и парады были приурочены к празднованию Первомая. Использовались и не связанные с устной пропагандой приемы; например, в одном из мест 1 мая 1942 года были вывешены сорок пять красных флагов с прикрепленными к ним минами на тот случай, если бы немцы попытались их снять. Неофициальные собрания могли представлять собой устраиваемые жителями деревень танцы, хоровое пение и любительские спектакли. Все это должно было служить прославлению партизанского движения и будить патриотические чувства. Легенды о старых партизанах являлись одной из излюбленных тем партизанских песен. Еще одним из средств партизанской пропаганды были традиционные русские частушки, широко использовавшиеся для высмеивания немцев, но иногда содержавшие насмешки и над партизанской жизнью[236]236
  См.: Андреев В. Указ. соч. С. 214; Цанава Л. Указ. соч. Т. 1. С. 221–222.


[Закрыть].

В целом использование различных форм устной пропаганды было весьма впечатляющим. Даже если приводимые советскими источниками цифры и преувеличены, все же они указывают на широкий размах работы, проводимой партизанами в этой области. Согласно одному из источников, в 1943 году в одном из районов у партизан было «четыре пропагандиста [включая имевших литературное образование], 18 агитаторов [лекторов и ораторов] и 25 «чтецов». Другой послевоенный источник указывает, что за время оккупации комсомольские агитаторы в Витебской области «обслужили» 1700 населенных пунктов и прочитали 14 000 лекций. Партизанами бригады имени Калинина было прочитано 866 лекций; бригадой имени Котовского было проведено 500 митингов и около 1000 чтений, при этом общее количество слушателей составило 10 000 человек. Возможности использования устной пропаганды были ограничены тем, что ее можно было успешно вести лишь в контролируемых партизанами районах. В занятых немцами районах приходилось применять другие средства, хотя в ряде случаев партизаны использовали агентов для распространения слухов даже там. В целом же устная пропаганда в занятых немцами районах больше использовалась находившимися в городах подпольщиками, а не боевыми партизанскими отрядами, которые, за исключением отдельных случаев, связанных с выполнением важных военных или разведывательных зданий, редко отваживались посещать занятые немцами районы.

Следует упомянуть о том, что получило у немцев название Tatpropaganda, то есть пропаганда действием или «наглядным» примером. Поведение партизан неизменно вызывало самый живой отклик у местных жителей. В ряде случаев партизаны получали приказы командиров вести себя так, чтобы добиться благоприятной реакции местного населения. Так, согласно немецким донесениям, некоторые отряды помогали крестьянам расформировывать колхозы, заявляя при этом, что, «вероятно, колхозы после войны перестанут существовать, а советская власть останется». Подобные действия, несомненно, имели целью снискать поддержку местного населения.

Менее заметными акциями партизанской психологической войны были: помощь крестьянам при севе и сборе урожая; раздача населению продовольствия и припасов, захваченных у немцев; ремонт церквей и храмов; открытие школ и даже устройство футбольных полей – все это имело место в конце оккупации в Белоруссии.

Воздействие на население подобной «пропагандой действием» было существенным. И хотя часто оно оказывалось нейтрализовано другими, менее приятными, контактами с партизанами, оно оказывало положительный эффект, отчасти в силу резкого отличия от поведения немцев. Новости (а часто преувеличенные слухи) о подобных действиях партизан быстро распространялись и существенно затрудняли усилия пропагандистской машины немцев.

Для партизан производство и распространение печатных средств пропаганды было связано с большими трудностями технического характера и требовало значительного количества подготовленных специалистов и техников. В качестве отражающего официальную советскую политику документа печатное слово, в отличие от устных призывов, нуждалось в более тщательном подходе и требовало большего приложения усилий по руководству с советской стороны.

Листовки являлись самым распространенным и наиболее важным средством партизанской пропаганды. Кроме того, в форме листовок часто распространялись «прямые» новости, такие как военные сводки и речи советских лидеров. Распространение листовок проходило как в контролируемых партизанами районах, так и за их пределами; в занятых немцами городах и деревнях листовки можно было оставлять в общественных местах, например на рынках и в гостиницах, а также в частных домах. Листовки подбрасывались немцам и коллаборационистам, а иногда доставлялись прямо в казармы или на опорные пункты.

Использовались изготовленные вручную и напечатанные плакаты; они могли представлять собой короткие лозунги, приказы, предостережения (например, угрозы в адрес собиравшихся отправиться на работу в Германию), приказы не поставлять зерно немцам, уведомления о «призыве» в партизаны и призывы «держаться до победы». Другие плакаты использовались для запугивания коллаборационистов; так, в немецких донесениях говорится о плакатах с указанными в них именами сотрудничавших с немцами лиц, а также о плакатах, представлявших собой списки уничтоженных партизанами коллаборационистов.

Еще одним пропагандистским средством, предназначенным специально для коллаборационистов, были написанные лично им письма. Доставленные посыльными (а иногда и отправленные обычной почтой) такие письма были адресованы старостам, чиновникам местной администрации и другим служащим оккупационных властей и содержали угрозы расправы, предложения переходить на сторону партизан или приказы о саботаже и сборе разведданных.

По сравнению с листовками роль партизанских газет в пропаганде была второстепенной. Однако количество печатных органов было значительным, отчасти в силу представлений о районной газете как о символе восстановления советского контроля и порядка. Газеты были удобны тем, что в них можно было сочетать фактический материал, содержавший местные и международные новости (последние появлялись, если у редактора было радио или доступ к советским сводкам), с пропагандистскими призывами, редакционными статьями, списками отличившихся партизан и местных жителей, а также материалами общеполитического характера. Кроме того, газеты, даже если их формат, как правило, был ограничен двумя полосами, являлись средством для распространения графических материалов, карикатур и карт. Положительное влияние партизанского юмора, находившего выражение в карикатурах и песнях, часто отмечается советскими послевоенными источниками. Другие иллюстративные материалы, в особенности в прессе, печатавшейся в более поздний период войны и доставлявшейся партизанам с советской стороны, представляли собой портреты Ленина и Сталина, фотографии взорванных партизанами вражеских объектов, взятых в плен солдат противника и освобожденных Красной армией городов.

Другие материалы, такие как открытки, брошюры и книги, в больших количествах доставлялись в оккупированные регионы с советской стороны. Примерами могут служить: сборник речей Сталина, произнесенных им во время войны; брошюра дипломатических заметок Молотова о зверствах немцев; книга «Правда о религии в России», символизировавшая собой изменение советской тактики по отношению к православной церкви в годы войны.

Иногда партизаны ставили любительские спектакли, делалось это как для собственного развлечения, так и для просвещения местного населения. На более позднем этапе войны, когда воздушное сообщение с советской стороной стало регулярным, в качестве средства психологической войны использовались и кинофильмы. Существуют донесения из различных районов в тылу Центрального фронта, указывающие на использование партизанами в 1943–1944 годах небольших кинопроекторов; упоминается название лишь одного фильма – «Падение Сталинграда». Впрочем, использование кинооборудования в партизанских условиях было настолько затруднено, что роль фильмов была крайне незначительной.

Немецкие документы содержат постоянно повторяющиеся ссылки на использование Советами «черной» и «серой» пропаганды за линией фронта. Ни один из имеющихся в нашем распоряжении примеров не позволяет сделать заключения, что такую пропаганду вели именно партизаны, а не специальные агенты или агенты Красной армии. Более того, не было обнаружено никаких фактических образцов. Есть свидетельства, что партизаны прибегали к особым приемам для маскировки своей пропаганды. Так, призыв к населению Минска в 1944 году появился на обычных, выпущенных немцами плакатах, содержавших текст на немецком языке и его белорусский «перевод». Немецкий текст являлся подлинным нацистским документом, а его «перевод» представлял собой партизанский призыв. Таким образом, немцы не могли обнаружить истинного смысла партизанского воззвания, пока о нем не сообщил кто-то из коллаборационистов. Вместе с тем можно предположить, что подобная изобретательность пришлась по душе читателям.

Использование партизанами средств как печатной, так и устной пропаганды имело свои ограничения; устная пропаганда не могла быть широко использована за пределами контролируемых партизанами районов, а средства печатной пропаганды было трудно производить. Неудивительно поэтому, что печатные материалы извне (то есть с советской стороны) играли существенную роль, в особенности на втором этапе движения, когда положение партизан оставалось ненадежным и им приходилось перемещаться, но они уже поддерживали регулярные контакты с армией на фронтах.

Свидетельства эффективности различных средств пропаганды разрозненны и во многом противоречивы. Есть указания на то, что крестьяне, как правило, не доверяли печати; они больше верили слухам и устной агитации. С другой стороны, немецкие пропагандисты постоянно сообщали о том, что сами по себе устные призывы и обещания не оказывали должного воздействия на население. Дополнение устных средств печатными материалами, широко использовавшееся партизанской пропагандой в 1943–1944 годах, усилилось, видимо, потому, что такое сочетание по степени воздействия оказывалось наиболее эффективным. Печатные средства, хотя и обладали меньшей гибкостью по сравнению с устной пропагандой, служили доказательством активности действовавших в округе партизан, а устная агитация подкрепляла или объясняла и дополняла печатную информацию.

Вместе с тем жажда новостей делала население восприимчивым к любому виду информации, включая неподтвержденные слухи, – подобная восприимчивость отчасти являлась результатом неспособности немцев заполнить информационный вакуум, образовавшийся после разрушения активно действовавшей в мирное время советской пропагандистской машины. Следовательно, пусть и с определенными оговорками, все средства пропаганды можно расценить как эффективные с точки зрения достижения целей партизанской психологической войны.

В первые недели войны советская пропаганда использовала традиционные большевистские и «марксистские» лозунги, делавшие основной упор на призывах к немецким «рабочим и крестьянам» и попытках вызвать «антигитлеровский» мятеж в частях вермахта. Этот первый короткий период, предшествовавший отказу от воинственных коммунистических лозунгов, практически не затронул партизанскую пропаганду, поскольку он предшествовал созданию большинства партизанских отрядов, а уже существовавшие в июне – июле 1941 года отряды были поглощены более насущными, чем распространение марксистских догм, проблемами. Тем не менее листовки, распространяемые Красной армией в июле 1941 года среди населения оккупированной территории, имели девиз «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!», вскоре сменившийся более универсальным лозунгом «Смерть немецким оккупантам!», сопровождавшим начиная с декабря 1941 года практически все партизанские пропагандистские материалы[237]237
  По мнению немцев, распоряжение об этой замене во всех печатных пропагандистских материалах Красной армии, за исключением ряда призывов, обращенных к противнику, отдал Мехлис, начальник Главного политического управления Красной армии.


[Закрыть].

Первые листовки партизан, примитивные по исполнению и имевшие крайне ограниченное распространение, представляли собой в основном простые и короткие лозунги – либо информационные (например, «Красная армия сражается за свободу народа»), либо призывные («Поднимайтесь на Отечественную войну!», «Смерть немецким захватчикам!»). Но начиная с середины июля 1941 года в партизанской пропаганде появляются и другие лозунги, отвечавшие новым установкам в советской пропагандистской войне.

Предпринимаются усилия для отождествления населения с советским режимом, для подъема патриотических настроений и желания сражаться. В призывах к советским гражданам использовалось обращение «Братья и сестры!»; планы и намерения немцев (реальные и ложные) характеризовались следующим образом: «Фрицы хотят превратить нашу страну в колонию»; «Придут прусские и баварские помещики». Уже в июле 1941 года такие утверждения подкреплялись ссылками на зверства нацистов[238]238
  Насколько можно определить, многие приводимые в партизанских листовках примеры в целом были правдивыми, хотя как количество жертв, так и ряд фактов жестокости (например, сожжение заживо детей) и были преувеличены в пропагандистских целях. Нарушению немцами обещаний нормального обращения с пленными и их массовым убийствам уделялось особое внимание. Партизанские листовки содержали многочисленные примеры проводимых немцами реквизиций, грабежей и конфискаций.


[Закрыть]. Подобный подход можно проиллюстрировать выдержкой из листовки небольшого партизанского отряда, действовавшего в Минской области в конце лета 1941 года: «Для белорусского народа «новый порядок» означает голод и нищету, тюрьмы и виселицы, подневольный труд тысяч молодых людей. Мы не забыли, как убивали и сжигали наших братьев, ставших военнопленными. Мы были свидетелями расстрелов советских военнопленных в Минске, Бобруйске, Слуцке, Барановичах и других городах. На глазах жителей Минска за одну ночь были зверски убиты три тысячи военнопленных. Более пяти тысяч военнопленных сожгли в Логойском лагере в Минске лишь потому, что некоторые из них заболели тифом»[239]239
  Цанава Л. Указ. соч. Т. 2. С. 223. В октябре 1941 года, когда Красной армией была захвачена копия подписанного фельдмаршалом фон Райхенау (командующий 6-й армией) знаменитого приказа, который, с одобрения Гитлера, предусматривал безжалостное уничтожение всех без исключения врагов, разрушение «при необходимости» объектов культуры и исторических памятников и фактически санкционировал голод среди мирного населения, советская пропаганда распространяла текст этого приказа (в подлиннике с русским переводом) на занятой немцами территории. Подобным же образом, направленная 25 ноября 1941 года всем дипломатическим миссиям записка Молотова о жестком обращении немцев с военнопленными распространялась в виде листовки на оккупированной территории.


[Закрыть].

Такие обращения, как:

Немцы намерены поработить вас.

Они начали претворять свои планы в жизнь.

Красная армия сражается с немцами.

Родина в опасности, —

влекли за собой призывы:

Питайте ненависть к немцам и мстите за принесенные ими жертвы!

Вступайте в партизаны!

Помогайте партизанам!

Саботируйте все усилия немцев!

Призывы к отмщению и ненависти, широко предаваемые гласности в советском тылу, стали появляться в партизанской пропаганде еще в июле 1941 года. Не стесняясь в выражениях, партизаны предрекали немцам незавидную судьбу.

Пусть вороны выклюют глаза немецким мерзавцам!

Есть лишь один ответ: «Смерть людоедам!»

Они сеют смерть и пожнут смерть!

Вместо хлеба угощайте их пулями!

«Единственный выход – объединяться в партизанские отряды и всем, чем можно, помогать партизанам. Каждый обязан с оружием в руках защищать свою землю и независимость нашей Родины». Необходимость перехода от антигерманских настроений к действиям против немцев особо подчеркивалась и постоянно повторялась. Читавший листовки должен был отождествлять партизан с борцами за народные интересы, и потому партизан (во всяком случае, отдельных их представителей) стремились изображать бесстрашными и бескорыстными героями. Отождествление партизан с солдатами Красной армии должно было предвещать грядущую победу, поскольку явно ощущаемая слабость партизан могла вызывать у местного населения сомнения в их способности действовать эффективно. В первые месяцы войны распоряжения прятать зерно и другое продовольствие от немцев присутствовали в советских призывах, но на первом плане все же были призывы оказывать сопротивление немцам и вступать в партизаны[240]240
  Совокупность подобных призывов можно проиллюстрировать приводимой ниже листовкой:
  «Дикие орды фашистских бандитов, временно захватившие часть нашей территории, грабят наше добро, убивают наших отцов и сыновей, насилуют наших жен, сестер и дочерей, разрушают наши дома.
  Война продолжается уже почти семь недель. На всех фронтах славная Красная армия оказывает фашистским захватчикам постоянно усиливающееся сопротивление… Лучшие немецкие дивизии были разбиты наголову. Гитлеровский план молниеносной войны провалился.
  Все силы Красной армии брошены на уничтожение немецких фашистов.
  Мужественные советские люди встали на защиту своей Родины, чтобы сражаться в Великой Отечественной войне.
  Тысячи героических партизан в тылу противника выступили на помощь Красной армии. Слава о них гремит по всей стране.
  Партизаны несут смерть фашистским захватчикам. Богатыри советской земли не дают врагу передышки ни днем, ни ночью…
  За мужество и героизм в борьбе с немецкими фашистами товарищи Бумажков и Павловский были удостоены высших наград страны, звания героев Советского Союза.
  Дорогие товарищи, рабочие, крестьяне и трудовая интеллигенция Белоруссии! По призыву руководителя и друга белорусского народа, великого Сталина, все как один поднимемся на священную Отечественную войну против немецких захватчиков, грабителей и убийц! Поднимайтесь на борьбу за свои дома, свою честь и свободу! Сыны и дочери Белоруссии, создавайте партизанские отряды и группы повсюду в тылу противника; захватывайте оружие и снаряжение врага; не давайте пощады подлым фашистам ни днем ни ночью, уничтожайте их в открытой борьбе и «из-за угла»…
  Отомстим за слезы и кровь дорогих нам людей, за осквернение нашей земли, за поруганную честь! Мстите врагу каждый день и каждый час! Морите его голодом, сжигайте и стреляйте… Не оставляйте ему никакого имущества, ни одного килограмма хлеба, ни одного литра горючего!
  Товарищи, час отмщения пробил! Все силы на борьбу с врагом! Кровь за кровь, смерть за смерть!.. Вперед к полному разгрому и уничтожению фашистских захватчиков! (Цанава Л. Указ. соч. Т. 1. С. 219–220).


[Закрыть].

Об отдельных сторонах проводимой на раннем этапе пропаганды следует сказать особо. Помимо частого употребления эмоционально окрашенных выражений советские листовки изобиловали фразами, приобретшими в результате их повторения характер аксиом, чего, по всей видимости, и добивалась советская пропаганда. Еще одна особенность – ссылки на высшее руководство. Так, например, тексты речей Сталина, произнесенные им 3 июля и 7 ноября 1941 года, были распространены в количествах, намного превышающих любой другой советский документ военных лет. Особые усилия прилагались к тому, чтобы политически не ангажированные лица, пользующиеся уважением в народе, вносили вклад в пропаганду. На Украине национальный поэт Сосюра стал главой отдела пропаганды штаба партизанского движения; в Белоруссии знаменитый поэт Янка Купала писал в форме коротких стихов и в прозе призывы, которые в дальнейшем распространялись партизанами в виде листовок и плакатов. Эти усилия отражали стремление акцентировать внимание на национальном прошлом, традициях и народных героях совместно с использованием чисто советской тематики.

Любопытным сочетанием, нехарактерным для довоенной внутренней советской пропаганды, было упоминание имени Сталина и других советских руководителей вместе с именами известных и пользовавшихся авторитетом, но не являвшихся коммунистами людей, что вело к появлению двусмысленности, которую советская пропаганда намеренно стремилась создать. В условиях кризиса требовалось обратиться с призывом как к просоветским элементам, так и к националистам; было необходимо всколыхнуть патриотические чувства русских, украинцев и белорусов, не забывая при этом об общих для всего советского общества политических и культурных ценностях, призванных сплотить представителей различных наций. Обращение к национальной тематике, явно прослеживаемое на раннем этапе, являлось одной из наиболее примечательных особенностей партизанской пропаганды; оно находилось в полном соответствии с появлением тех же самых элементов в пропаганде, адресованной войскам Красной армии и советскому населению.

Еще одной из особенностей партизанской пропаганды на раннем ее этапе были кое-какие уступки общественному мнению и вместе с тем подчеркнутое усиление акцента на грядущей победе Советского Союза. Обращалось внимание и на реакцию Запада. Уже в июле и августе 1941 года советские листовки, предназначенные для распространения на оккупированной территории, приводили появившееся в прессе США заявление, в котором выражалась твердая уверенность в грядущей победе Красной армии. В ноябре 1941 года один из партизанских пропагандистов сообщал крестьянам, что британская и американская помощь «вскоре» положительно скажется на действиях на Восточном фронте. В начале 1942 года Главное политическое управление Красной армии широко распространило среди населения занятой немцами территории листовку с речью, произнесенной Авереллом Гарриманом после его возвращения из Москвы. Преследуя ту же цель привлечения на свою сторону тех, кто не был привержен идеалам коммунизма, в листовке приводилось заявление Гарримана, содержавшее недвусмысленный намек для населения оккупированных регионов: «Нам, американцам, не нужен коммунизм в нашей стране… я думаю, что теперь большинство американцев ясно видят, что помощь России в ее борьбе с нацистскими захватчиками ни в малейшей степени не изменила нашего отношения к коммунизму».

Основной смысл советской пропаганды – убедить и привлечь на свою сторону тех, кто ставил под сомнение коммунистические идеи. Как откровенно признавалось в партизанских листовках на более поздних этапах войны, единственной альтернативой было либо сражаться на стороне Советского Союза, либо против него: «Третьего не дано»[241]241
  Шевардалкин П. Указ. соч. С. 244.


[Закрыть]. В соответствии со старым ленинским изречением, «Кто не с нами, тот против нас», партизанская пропаганда прилагала основные усилия к выведению масс из инертного состояния молчаливого примирения с немецким правлением, пытаясь показать, что не существует иного пути, кроме как активно бороться либо против немцев, либо на их стороне. Бесполезность третьего пути, о чем вскользь говорилось в листовках, еще отчетливее прослеживалась в устной пропаганде.

На раннем этапе партизанская пропаганда, обращенная к населению занятой немцами территории, была тесно связана с пропагандой, адресованной солдатам Красной армии и населению в советском тылу. Никаких особых отличий в средствах психологической обработки в тот период не существовало, исключением, пожалуй, являлись лишь аграрный вопрос и примеры проявления немцами жестокости на местах, что усиливало эффективность партизанской пропаганды. Вместе с тем появлялись немногочисленные, обращенные к коллаборационистам призывы переходить на сторону партизан. Хотя угрозы с целью удержать людей от сотрудничества с противником и использовались, этот метод применялся не столь широко, исключением были лишь те районы, где партизанам удавалось твердо закрепиться. На этом этапе советская политическая машина, по всей видимости, хорошо понимала слабость партизан и чувствовала, что их угрозы лишь оттолкнут население в лагерь противника или останутся просто пустыми словами, поскольку партизаны были не способны осуществить их.

Обращает на себя внимание и то, что практически вся тематика, используемая партизанской пропагандой на более поздних этапах, присутствовала уже в первые шесть месяцев войны. После короткого периода растерянности была выработана четкая линия по всем основным проблемам, и впоследствии ее строго придерживались. Как будет показано ниже, лишь некоторые предпринятые немецкой пропагандой меры в отношении, например, сельского хозяйства, религии и военного коллаборационизма оказались способны вызвать замешательство у советской контрпропаганды. Особенностями, отличавшими партизанскую пропаганду на более поздних этапах от первых месяцев, являются: 1) большее техническое усовершенствование средств пропаганды; 2) большая отработанность содержания; 3) большее использование убедительных примеров и фактов, характеризующих действия немцев и партизан; 4) более широкое распространение и более тщательный подход к пропаганде на оккупированной территории.

В первые месяцы войны партизанская пропаганда, несомненно, играла лишь второстепенную роль. Если впоследствии она и стала более мощным инструментом, это изменение, главным образом, объяснялось улучшившимся техническим оснащением и факторами, не имевшими прямого отношения к партизанской психологической войне. Прежде всего именно изменение отношения населения создало атмосферу, при которой граждане становились более восприимчивыми к призывам партизан. «Ошибки» немцев (принудительный труд, массовые казни и неспособность «поладить» с крестьянами) во многом способствовали изменению политической атмосферы, отличавшей более поздние этапы пропагандистской кампании от первых месяцев ее проведения.

Партизанская пропаганда, как это, по-видимому, и должно происходить в психологической войне, терпела провалы, когда партизаны были слабы, и добивалась успехов, когда население, в силу ряда причин, было готово оказывать им поддержку. Эффективность пропаганды в огромной мере зависела от факторов, неподконтрольных ни партизанам, ни советскому режиму, а именно от проводимой немцами политики и их поведения.

Любопытно, однако, что тематика партизанской пропаганды уже в 1941 году предсказывала многие «ошибки» немцев. Что тогда являлось пропагандой, впоследствии стало реальностью. Партизанская пропаганда в значительной мере добилась успеха, потому что немцы неизменно, хотя и непреднамеренно, вели себя в полном соответствии с теми клише, которые советская пропагандистская машина установила заранее. Начиная с 1942 года граница между «пропагандой» и «фактами» оказалась настолько размытой, что даже самые невероятные измышления могли казаться вполне правдоподобными.