Текст книги "Уайклифф и козел отпущения"

– Подожди минутку, мама, – проговорил Риддл и снова замолчал, не в силах найти подходящие слова.

– Ну, что ты хотел сказать?

Он с трудом проглотил слюну и продолжил:

– У меня есть известие для тебя и Сары.

Женщины сидели неподвижно, без всякого выражения на лицах.

– Я решил жениться.

– Так, значит, это правда?! – хмыкнула Сара.

– И кто эта женщина, на которой ты собрался жениться? – Мать смотрела на него с любопытством, в котором присутствовала и толика презрения.

– Лора Пассмор.

– У тебя, видимо, с головой не все в порядке! – воскликнула старая леди, воздевая руки к небу в жесте притворного изумления.

– Не думаешь ли ты привести ее сюда? – спросила Сара, хитро глядя на брата.

Риддл разгладил скатерть перед собой огромной ладонью.

– Нет, я сделаю по-другому. Я продам этот дом или разменяю его на квартиры.

– Да? А что же будет с нами – с мамой и со мной? После стольких лет…

– Я хочу купить жилье поменьше, где вы с мамой могли бы легко управляться. После женитьбы я перееду в один из тех домов, что строю на Бикон-Хилл.

– Дом для Лоры Пассмор? Тебе придется как следует присматривать за ней, а то она надумает хранить уголь в ванне.

Тут Сара сообразила, что зашла слишком далеко, но ничего не могла с собой поделать. Брат посмотрел на нее тяжелым холодным взглядом.

– Будет так, как я сейчас говорю, сестричка. Либо ты примешь мое предложение о небольшом доме, либо займешься поисками жилья сама.

– А что будет с мамой, если я уеду?

– Мама не пострадает. Я возьму ее к себе.

Впервые за вечер старая дама была по-настоящему возмущена.

– Мне придется жить с этой женщиной? Да я скорее отправлюсь в приют для престарелых!

Риддл встал, с минуту смотрел на обеих женщин и затем спокойно произнес:

– Тогда выясняйте все между собой. Я проведу вечер на работе.

Они слышали, как он поднялся наверх, а через несколько минут появился Мэттью.

– Я пойду в кино и вернусь до половины двенадцатого.

Обе женщины сидели в столовой, не произнося ни слова. Им было слышно, как Риддл спустился в прихожую, надел ботинки, после чего раздался стук закрываемой двери.

– Нам надо поговорить, мама, – сказала Сара.

Риддл пешком спустился с холма и повернул на одну из террас, тянувшихся вдоль берега. С моря дул пропитанный влагой ветерок, и огни раскинувшегося внизу города виделись нечетко. Его сердце билось учащенно от радостного возбуждения – он сделал то, чего больше всего боялся. Прежде он никогда не вступал в открытую схватку с матерью или сестрой – ему не хватало уверенности, что он сможет довести до конца задуманное.

На самом деле все оказалось даже проще, чем он предполагал. Да, они будут недовольны, но не выскажут своих претензий вслух, и он может не опасаться бурных сцен. Как он ненавидел скандалы!

Риддл сказал им, что вернется на работу. Он частенько делал так по вечерам. Но только не по пятницам. Избегая ходить по городу, он выбирал кружной путь вдоль окраин, постепенно спускаясь все ниже к морю.

– Добрый вечер, мистер Риддл.

Света от фонаря было достаточно, чтобы узнать в прохожей девушку из своей конторы. Она шла в обнимку с молодым длинноволосым парнем. Он слышал, как они захихикали ему вслед, а парень передразнил девушку: «Добрый вечер, мистер Риддл».

Дорога, круто спускавшаяся с холма, резко поворачивала у его подножья. Она привела его к узкой тропинке, которая шла вдоль моря к западной окраине городка.

Ему придется пережить еще одну скользкую ситуацию, если он хочет вступить в брак и не подмочить свою репутацию.

Он повернул к городу.

Справа склон круто поднимался вверх; настолько круто, что о его застройке не могло быть и речи. Слева был неглубокий обрыв, заканчивавшийся нагромождениями камней, и дальше – море. С того места, где он находился, был виден одинокий дом, построенный на небольшом плоском участке. Он был огорожен деревянным палисадом. Ко входу вело несколько ступенек. Уже стемнело, дорога в обе стороны расходилась извилистыми лентами. Риддл постоял несколько минут, прислушиваясь, и только потом поднялся по ступенькам и позвонил. Пробивавшийся сквозь портьеры свет в одном из окон был единственным признаком жизни. Пришлось подождать, пока его не окликнули из-за двери.

– Ты сегодня рано…

Он прошел в небольшой холл, освещенный лампой под плотным абажуром. Она взяла его пальто, слегка встряхнула его и повесила в маленький чуланчик, примыкавший к холлу. Он прошел за ней в гостиную с окнами на две стороны. В этой уютной комнате с камином стояли длинный диван и два плетеных кресла по телевизору демонстрировалась какая-то комедия, то и дело прерывавшаяся взрывами смеха невидимой аудитории. Как только они вошли, она выключила телевизор.

Она была еще довольно молода, привлекательна, хотя немного полновата. Ее внешний облик дополняли густые завитые волосы и цветастый халат с кружевной отделкой, открывавший шею. Меховые шлепанцы были надеты на босу ногу. Не говоря ни слова, она направилась к небольшому столику с бутылками и блюдечком с орешками и изюмом. Она наполнила два стакана и подошла с ними к дивану.

– Что-нибудь случилось?

– Нет, – помотал головой Риддл. – А почему ты спрашиваешь?

– Ты сегодня какой-то озабоченный.

– Не больше, чем всегда.

Она засмеялась красивым вибрирующим смехом. Как у большинства полных женщин, у нее был очень приятный тембр голоса.

– Бедняжка, наверное, ты переутомился.

Она протянула ему шерри и провела пухлыми пальчиками по его волосам. Риддл помотал головой, показывая, что ее жест ему неприятен.

Наступившее молчание нарушал только шум волн, разбивающихся о камни.

– Мэри…

– Что, Джонни?

– Нет, ничего.

Она потягивала свой шерри и молча наблюдала за ним. Она казалась такой мягкой и такой теплой. Он допил стакан и поставил его на пол.

– Мэри, ну почему все они против меня?

– Просто завидуют. – Она взяла его за руку. – Больше ничего.

– Завидуют? Если бы я мог в это поверить.

– Как бы то ни было, но я ведь не против тебя. – Она взяла его руку и потянула ее к вырезу халатика.

– Даже молодой Мэттью… Он вообразил, что…

– А что Мэттью? Что он сделал? – Она начала расстегивать пуговицы его рубашки.

– Ничего особенного…

Глава 2

Коса серпом вдавалась в море. От ее вершины вниз шла наклонная, как корабельный стапель, насыпь, а на самой вершине было воздвигнуто колесо. Оно было освещено кольцом фонарей, тогда как бухта тонула в темноте. С каркасом из плетеной лозы колесо имело в диаметре почти девять футов и своими пропорциями напоминало колесо парохода. Освещенное фонарями и поднятое на помост, оно казалось огромным. Каркас был почти не виден из-за оплетавших колесо пучков соломы, ветвей тиса и лавра. Прикрепленные к ободу цветные ленты висели в неподвижном воздухе, а внутри колеса была помещена фигура в натуральный рост, завернутая в черный плащ, с гротескной маркой вместо лица. Это было чучело – библейский козел отпущения – и во время своего предстоящего путешествия он должен будет взять на себя все грехи и сделать жителей городка чистыми, как ангелы.

Сейчас все они были здесь, толпа, которая то соединялась, то рассеивалась, и все это очень напоминало растревоженный муравейник. Детишки смело ныряли в темноту, но вскоре бегом возвращались. Было 31 октября, вечер накануне праздника Всех святых, и теперь только цифры прибылей на сотнях балансовых счетов напоминали о летнем наплыве отдыхающих, пчелиным роем заполнявших улицы городка, пляжи, окрестные утесы в течение нескольких месяцев – с июня по сентябрь. Городок вновь оказался предоставлен самому себе, сонный, замкнутый, обращенный в себя. Недалек уже момент, когда колесо подожгут, освободят от держащих его пут и пустят вниз по склону набирать скорость. Петарды, римские свечи и другие пиротехнические приспособления сделают его движение впечатляющим, пока колесо не достигнет края утеса и, совершив небольшой полет, не рухнет в море, исчезнув там навсегда.

По крайней мере, так все должно выглядеть в теории. На самом деле обычно колесо выбрасывало на берег во время очередного прилива, но это не имело последствий, потому что козел отпущения все равно исчезал. Хуже, если колесо не докатывалось до моря, а сворачивало с установленного пути и, все в пламени, катилось, рассыпая искры и вызывая пожары. Подобные случаи считаются плохой приметой и, хотя жители городка утверждают, что не относятся к путешествию колеса серьезно, они лучше чувствуют себя, когда все проходит без сбоев.

Примерно за неделю до праздника Хэллоуин несколько человек в свободное время готовят трассу для колеса – скашивают траву, убирают с пути камни, засыпают выбоины и рытвины, оставленные дождями, тщательно проверяют дорогу, чтобы нигде не случилось непредвиденного толчка. Эта работа поручается специалистам, которые эмпирическим путем накопили знания о поведении колеса и теперь применяют их, чтобы проезд колеса происходил возможно более гладко. Маршрут на всякий случай с обеих сторон огражден веревками.

Старший полицейский инспектор Уайклифф и его жена Хелен в первый раз наблюдали подобный спектакль. Они проводили свой уик-энд с Баллардами, жившими на вересковом плато над городом. Тони Баллард был художником, а его жена Зила писала исторические романы. Тони производил впечатление застенчивого, замкнутого человека, зато Зила жила, как писала, ярко и напористо.

Вечер был теплый, по небу плыли облака, иногда открывая взору молодой месяц. Каждые пятнадцать секунд маяк давал яркие вспышки света, направленные к морю. По одну сторону косы виднелись городские огни, по другую можно было различить только линию обрыва, скрывавшуюся в полной темноте.

Уайклифф чувствовал удовлетворение. Засунув руки глубоко в карманы, он наблюдал за толпой. Это занятие никогда не надоедало ему. Люди ведь намного разнообразнее и интереснее, чем бабочки, птицы или иные создания, наблюдение за которыми натуралисты ведут с неустанным терпением. Но интерес Уайклиффа нельзя было назвать научным. Он не пробовал делать далеко идущих социологических выводов; он даже не пытался казаться объективным в своих наблюдениях. Он испытывал удовлетворение уже от того только, что может принимать участие в жизни других людей.

Подростки группами по три-четыре человека шли мимо, толкаясь, смеясь и крича; компании девочек, не такие бойкие, хихикали и щебетали, заигрывая с мальчишками, как только те оказывались неподалеку. Молодые парочки прогуливались в обнимку, иногда останавливаясь, чтобы поцеловаться. Более пожилые пары приветствовали знакомых, и пока дамы болтали, их мужья вынуждены были демонстрировать друг другу подчеркнутое радушие, что придавало им довольно дурацкий вид.

Из репродуктора звучал голос, просивший присутствующих держаться за ограждением трассы.

– Тони, давай выберем место, откуда все будет видно.

Мнения по поводу пункта наблюдения разделились, поскольку если смотреть старт, они не увидят заключительную фазу полета и падение колеса в море. Зила считала, что лучше смотреть за началом процессии, тем более что они и так находились рядом со стартовой площадкой.

– Нам будет хорошо видно колесо, – объясняла она несколько смущенно. – Разумеется, в старые времена к нему привязывали не изображение, а живого человека. Позже, когда в общество пришла цивилизация, в роли козлов отпущения стали использоваться кошки – в колесо запихивали сразу дюжину животных, пойманных в сеть. Не потому, что наши предки плохо относились к этим животным, а потому, что существовало поверье, будто ведьмы обращаются в кошек. Так что какой-то резон в этом был.

Похоже, Зилу знал весь город, и Уайклиффам была представлена масса людей, с которыми они наверняка виделись в первый и последний раз.

Внезапно раздался душераздирающий звук трубы, известивший о начале церемонии. Толпа тут же примолкла. Ведущий в белом балахоне влез на платформу, где стояло колесо, и стал всматриваться вдаль по направлению одной из огражденных канатами дорожек, теряющихся в темноте. Через несколько минут в конце ее возник мигающий огонек. Постепенно он приближался. Наконец из тьмы возникла девушка, держащая факел. Она была в длинной белой рубахе без рукавов. Факел в ее высоко поднятой руке нещадно дымил.

– По правилам факел должна нести девственница, – сообщила Зила шепотом, но ее слова разнеслись на несколько метров вокруг. – Однако я не стала бы держать пари на этот счет.

Девушка поднялась по ступеням и встала рядом с ведущим. Потом они начали обмениваться фразами, которые, хотя и были хорошо слышны, казались абсолютно бессмысленными.

– Они говорят на кельтском наречии, – пояснила Зила. – Он спрашивает, принесла ли она праведный огонь, и она отвечает, что принесла. Теперь он спрашивает: «Этот огонь был зажжен у алтаря Господа?», и она отвечает: «Этот факел был зажжен от святого огня». На самом деле она, конечно, зажгла его от какой-нибудь свечки в церкви и изрядную часть пути сюда проделала на машине, просто высунув руку из окна. Понятно, что это идет против всех правил.

Мужчина в белом балахоне принял факел из рук девушки и протянул его навстречу толпе. Он произнес несколько слов, которые, как объяснила Зила, означали: «Это святое пламя, которое возьмет в себя все зло и очистит людей на весь следующий год».

Некоторые люди в ответ закричали: «Сане! Сане!», а Зила быстро перевела: «Святой! Святой!»

После этого он поднес факел к колесу, и в этот момент из-под него зыбили подпорки. Колесо секунду как бы колебалось, а потом тихо-тихо начало двигаться. Пламя охватило соломенные жгуты, которые с треском загорелись. Освобожденное от пут колесо, постепенно разгоняясь, покатилось. Стали взрываться первые петарды, и колесо почти полностью охватил огонь, а воздух наполнился запахами парафина, едкого дыма от соломы и пороха. Не поврежденное огнем чучело козла отпущения было хорошо видно сквозь языки пламени. Оно вращалось вместе с колесом. Колесо набрало уже приличную скорость, а петарды продолжали взрываться, так что за колесом, во все стороны разбрасывавшем искры, вскоре потянулся шлейф разноцветного дыма, напоминая павлиний хвост – зеленый, красный, синий.

Все быстрее и быстрее катилось колесо пылающим обручем. Наконец оно достигло искусственного трамплина на краю обрыва и взмыло в воздух. Описав огромную дугу, оно на долю секунды зависло над водой и затем исчезло. Даже с того места, где стояли Уайклиффы, это выглядело очень эффектно. Тут же над местом падения колеса возникло красное зарево.

Раздался непроизвольный многоголосый вскрик, затем наступила полная тишина, через мгновение прерванная общим гулом.

– Прекрасное шоу нынче получилось, ни малейшей заминки.

После церемонии был устроен праздничный фейерверк, у передвижных лотков, хозяева которых не прочь были заработать по случаю, толпились люди, покупая чипсы и хот-доги.

Недавно еще чистое, усеянное звездами небо, теперь было затянуто тучами, с моря дул влажный ветер.

– Кажется, дождь собирается, – высказала предположение Зила. – Не хотелось бы попасть в толкучку, когда он начнется и все бросятся к машинам. – Она развернулась и потащила всех к стоянке.

Уайклифф и Тони предпочли бы еще остаться, понаблюдать, привести в порядок свои впечатления, но увы, у них не было выбора. Вскоре они уже были у машины.

– Кто поведет, Тони, ты или я?

– Веди ты, дорогая.

Мужчины устроились сзади, а Хелен села рядом с Зилой. Едва они успели закрыть дверцы, как Зила рванула вниз по склону.

– Ну как, вам понравилось?

– Очень впечатляюще.

– На это стоило посмотреть.

– Отлично! Вы должны снова приехать сюда через год и посмотреть на все уже с обрыва. – Зила была совершенно искренна, обговаривая детали события, до которого был еще целый год и много чего могло случиться.

Они въехали в город, пробрались его узкими пустынными улочками и начали взбираться на плато.

– Тони в прошлом году сделал несколько набросков и хотел использовать их для картины. Чего ты ждешь. Тони?

Дом Баллардов был пристроен к склону холма и представлял собой длинное низкое здание из гранита. Когда-то он являлся частью шахтных построек. Сад был завален огромными валунами и весь зарос вереском. К дому вела дорожка длиною в полмили. Она была вымощена камнем, но изрядно размыта потоками воды с холма. Зато у Баллардов имелось электричество, отопление и отсутствовали соседи.

Грубо отесанные балки держали потолок длинной низкой гостиной. Из камней, так же грубо обработанных, был сооружен камин. Но этот примитивный дизайн дополнялся идеально покрашенными белыми стенами. Корнуэльские пейзажи Тони в золоченых рамах, – их теплые желто-оранжевые и коричневые тона – прекрасно гармонировали с белизной стен. В комнате находились несколько книжных шкафов темного дуба и отдельная полка для книг Зилы – на ней красовались все девять томиков, изданных в разных странах, с россыпью незнакомых шрифтов на корешках. Свободное место на длинной полке, по всей видимости, было отведено для будущей продукции.

– Виски, Чарльз? – спросил Тони, наполняя стаканы.

Оба мужчины были примерно одного возраста – около пятидесяти, и сходного типа высокие, с резкими чертами лица и тонкими губами; оба с трудом облекали свои мысли в слова и поэтому мало говорили. Из всех приятелей, в круг которых ввела его Хелен, Уайклифф всегда предпочитал Тони. А Зила являла собой тот крест, который Уайклифф должен был нести – а может, лучше подошло бы слово «вынести», – по возможности демонстрируя бодрость и веселье. Правда, в этом ему очень помогала Хелен, которая при случае могла искусно осадить подругу. прикидываясь непроходимо тупой. В таких случаях Зиле ничего не оставалось делать, как соглашаться: «Ну, если ты так хочешь!». У нее действительно было доброе сердце.

Зила была старше мужа, у нее были прямые короткие седые волосы и узкое лицо, которое ни секунды не оставалось в покое. Она делала все быстрыми резкими движениями, и ей еще приходилось сдерживать рвущуюся наружу энергию. Когда она сидела за пишущей машинкой, казалось, что своей главной задачей она считала пробить бумагу насквозь.

Уайклифф всегда чувствовал себя в гостях неловко. Не потому, что ему было скучно. Но он никогда не знал, нужно ли ему ходить хвостом за хозяином или следует оставить того в покое. Теперь он сидел у огня со стаканом виски, которое никогда не любил, разговаривал с Тони и ждал, когда же наконец наступит время идти спать. Зила рассказывала Хелен содержание своего нового романа.

– С каких пор проводятся эти праздники огня?

Тони помолчал – до него всегда долго доходили вопросы.

– В путеводителе по городу сообщается, что они зародились еще в эпоху кельтов. Ты, наверное, знаешь, что первое ноября было у кельтов началом года. Где-то в конце прошлого столетия этот праздник перестали отмечать и возобновили только после Второй мировой войны. Тот человек, в одеянии друида, был самым активным поборником возрождения праздника. – Тони сделал глоток и помешал угли в камине, затем продолжил: – У него небольшой дом на верещатнике, неподалеку от нас. Его зовут Джордан. Он говорит, что его предки в семнадцатом веке бежали сюда из Бретани, спасаясь от преследований католиков. – Тони провел рукой по редеющим волосам. – Я думаю, у него в голове некоторая каша из различных религиозных доктрин, но он называет себя «истинным протестантом», а не лютеранином. Его протест идет дальше, к Собору Уитби, после которого Кельтская христианская Церковь перешла под власть Рима.

Уайклифф выбил трубку в очаг.

– Но то, что мы видели, имеет мало общего и с христианством, и с кельтами, и вообще с чем-либо, не так ли?

– Викарий, конечно, согласится с тобой, – улыбнулся Тони. – Но тебе лучше поговорить с самим Джорданом, тем более что у тебя в запасе еще полдня.

– Его дочь Сисси недавно родила, причем ребенок незаконнорожденный, – вмешалась Зила. Как бы она ни была занята своей беседой, она ничего не пропускала из разговоров вокруг. «У меня особый писательский слух», – говорила она в таких случаях. – Сейчас это главная загадка и главная тема разговоров в округе. Никто не знает, кто отец ребенка, кроме, пожалуй, самой Сисси. И даже если она знает, то не говорит.

На следующий день, в воскресенье – праздник Всех святых, Уайклифф проснулся в семь, но, поскольку Хелен еще спала, встал только в восемь, поднял занавеску на окне и выглянул наружу. Их спальня выходила окнами на море – на необъятную голубую ширь, сверкавшую в лучах утреннего солнца. Поначалу оно показалось ему пустынным, но потом он заметил у самого горизонта два небольших суденышка, которые из-за расстояния казались неподвижными. Справа на скалистом острове возвышался маяк – прямо как на картинке в детской книге, и ему вспомнились каникулы, когда он впервые попал на море в семилетнем возрасте. Он подумал, не пройтись ли ему, пока остальные еще не поднялись. Он тихо оделся и умылся и, стараясь не шуметь, осторожно пробрался на кухню. К своему удивлению, он обнаружил там Зилу – она варила кофе. Зила улыбнулась.

– Я услышала, как ты встал. Наливай себе. – На ней был китайский халат, украшенный драконами. – Скучаешь?

– Вовсе нет.

– Лгун!

В половине двенадцатого он отправился вместе с Тони в город за газетами.

– Ленч ровно в час, – крикнула им вдогонку Зила. – А потом мы собираемся в Тренгерт-Хилл.

Когда они купили газеты в магазинчике на пристани, Тони потащил его в «Бригантину», находившийся чуть выше по мощенной булыжником улице паб. Табличка в начале улицы гласила, что это пешеходная зона. Помещение паба не могло похвастаться богатой отделкой. Каменный пол, темно-коричневые деревянные балки, рыжие стены с репродукциями, изображающими старинные парусники. Народу было довольно много, и некоторые поприветствовали Тони.

– Ты должен попробовать их фирменного пива, Чарльз. Они варят его кустарным способом.

Уайклифф не ожидал, что застенчивый Тони так уверенно чувствует себя в компании. Они взяли пиво и сели рядом с высоким сухопарым мужчиной, которого Тони звал Тичем. Немного спустя Тич обратился к ним:

– Вы уже знаете новость?

– Какую новость?

– Могильщик пропал.

– Риддл?

Тич не ответил.

– Давно это случилось?

– В пятницу вечером. В полвосьмого он ушел из дому и сказал Саре, что отправляется поработать над бухгалтерией. – Тич сделал большой глоток пива и вытер рот рукавом. – Больше его никто не видел.

Как настоящий рассказчик, Тич дал им время обдумать сказанное и только потом продолжил:

– Сара обнаружила, что тот не ночевал дома, только когда она пошла звать его к завтраку и увидела неразобранную постель. Она послала Мэттью в контору, но Риддла там не оказалось, и, похоже, он туда вообще не заходил. – Последовал еще перерыв в рассказе. – Тогда они позвонили в полицию. Сара сейчас как раз там.

– Он брал машину?

– Нет. Насколько я знаю, он не брал ни машину, ни один из своих фургонов.

– Как ты думаешь, что с ним произошло?

Тич долго размышлял над ответом.

– Ходят разные слухи, но в таком случае лучше им не доверять. Если он сегодня не появится у себя в конторе, я уверен, с ним что-то серьезное. Или он умер, или нашел место, где сможет заработать побольше денег более простым способом.

Они засмеялись и сочли предмет беседы исчерпанным.

Вечером в понедельник Уайклиффы были в Уотч-Хаусе в их загородной резиденции, которая одновременно служила Уайклиффу штаб-квартирой, а во вторник утром он уже находился в офисе.

Ноябрь оправдывал свою репутацию: вовсю моросил мелкий дождик, палые листья забивали водостоки и делали скользкими тротуары. Несмотря на широко разрекламированную систему обогрева и вентиляции, которую установили в полицейском управлении, окна кабинета Уайклиффа запотели, а воздух был насыщен липкой влагой, напоминая ему о тропиках.

На месте входящих документов на его столе высилась большая пачка бумаг, а рядом стояла его секретарша, констебль женского отряда Диана Сэкстон. Она была вежлива, но непреклонна.

– Вот это черновой проект предложений по предупреждению преступлений. Мистер Беллингс хотел бы получить ваши замечания к нему. Сегодня же, если это возможно… Да, это очень срочно. Кандидатуры констеблей уголовного розыска Роуза и Колдера и сержанта уголовного розыска Бурна представлены на очередной Совет по повышениям, а вашего рапорта еще нет. – Она отлично знала, как не позволить ему переложить эту бумажку в самый низ стопки. – Здесь новое расписание дежурств. Необходима ваша виза… Бухгалтерии нужны ваши комментарии по расходам нескольких офицеров, занятых в деле Трогмортона…

– И по моим расходам тоже?

– И по вашим расходам тоже, сэр. Вот еще записка из бухгалтерии. Они хотят знать ваше мнение о возможности экономии на телефонных разговорах и почтовых отправлениях… Не забудьте также об этой бумаге, сэр, она очень важная – начальник хочет знать, что вы думаете по поводу реорганизации и координации работы машин уголовного розыска и патрульных машин. Он полагает, вам следует записать свое мнение, прежде чем он обсудит с вами проблему… Это приглашение на встречу с Ротари… Это – по поводу конференции Министерства внутренних дел по коммуникациям…

– Я так понимаю, что мы больше не занимаемся раскрытием преступлений?

– Сэр?

– Ничего. Не обращайте внимания.

В половине первого ему удалось выбраться в столовую на ленч, и он пробыл там до двух. Сейчас за ним не числилось важных дел, поэтому ему нечем было оправдать свое отлынивание от административной рутины. К шести часам, когда Уайклифф собрался домой, он был вымотан и находился в отвратительном настроении. Изморось была такой мелкой, что больше напоминала туман. Двигаться приходилось крайне осторожно. Его удивляли и возмущали водители, которые проносились мимо него, словно ехали по сухой дороге в погожий солнечный день.

– Звонила Зила, – сообщила Хелен, принимая от него пальто.

– О! Чего она хочет?

– На телевидении собираются ставить сериал по одной из ее книг – о Фэнни Берни. Мне кажется, она называется «Дочь врача» или что-то в этом роде.

– Не знаю, не читал.

– Зато она на вершине счастья.

– Рад за нее.

Он умылся, переоделся и направился в гостиную. Хелен приготовила ему сухой шерри.

– Зила еще просила передать тебе, что ей сказали будто Могильщика убили.

– Лучше бы нашли его тело.

– Ну и настроение у тебя! – улыбнулась Хелен. – В конце концов, я просто выполняю ее просьбу. Ходят сплетни, что он сыграл роль козла отпущения в колесе в субботу. И двое человек якобы слышали, как он кричал.

– Людям надо о чем-то говорить.

– А разве это невозможно?

Уайклифф взял «Тайме Радио» и просмотрел телевизионную программу на вечер.

– Нет ничего невозможного в том, что он мог оказаться в колесе. Что же касается крика, то не кажется ли тебе, что бедняга издал его слишком поздно?

– А если его накачали наркотиками?

– Пусть даже так. Но почему, если кто-то слышал, как он кричал, то не заявил об этом раньше?

– Меня об этом спрашивать бесполезно.

– Ладно, не буду. Надеюсь, однако, Зила всерьез не думает, что я буду заниматься этой чепухой.

– Наверное. Она просто передала слухи.

– И закончим на этом.

Отменный гуляш и бутылка легкого фруктового вина умиротворили Уайклиффа. Он приготовил кофе и даже помог жене вымыть посуду. Во время этого занятия Хелен вернулась к интересовавшей ее теме:

– Я полагаю, если местная полиция обнаружит в деле что-нибудь интересное, они ведь свяжутся с тобой?

– Да, если в деле будет криминал. Но пока речь идет только об исчезновении.

Вернувшись в гостиную, Хелен села за книгу, а Уайклифф рассеянно черкал что-то в кроссворде.

В этот момент зазвонил телефон.

Уайклифф снял трубку и, переговорив несколько Минут, вернулся к жене.

– Звонил сержант Кертис из тамошнего отдела Уголовного розыска. Они нашли одежду Могильщика. Она была свернута в узел и спрятана в сарае на вересковом плато.

– Всю одежду?

– Во всяком случае, там практически все, в чем он мог выйти на улицу. Даже ботинки.

– Она, наверное, ужасно выглядит?

– Разумеется. Много следов крови.

– Бедняга! Ты поедешь туда?

– Скорее всего.

Он стоял спиной к огню и думал, насколько менее приятно оказаться сейчас в какой-нибудь гостинице на побережье.

– Прямо сейчас?

– Нет. Я позвоню Бурну и попрошу его собрать небольшую команду. Мы отправимся туда завтра утром.

– Ты мог бы остановиться у Баллардов. Зила была бы в восторге.

– Ты что, шутишь? Ведь сарай, где нашли одежду, должно быть, рядом с ее домом. И если этот тип убит, то Зила будет одной из первых подозреваемых.

– Не представляю себе, – смеялась Хелен, – что может доставить ей большее удовольствие, чем оказаться у тебя на допросе…

– Не дай Бог!