Текст книги "Уайклифф и козел отпущения"

– Где вы были в ту ночь, когда Риддл исчез? С пятницы на субботу?

– Я? В пабе Морвила. Я уже говорил полицейскому, который меня допрашивал.

– У Морвила? И что вы делали?

– У меня там приятели, да и пиво подают хорошее. А главное, надо время от времени вносить в жизнь разнообразие.

– Вы сидели в пабе до закрытия?

– Точно.

– А потом?

– Пошел домой.

– Один?

– До угла Бэл-Лейн меня провожал Джо Стир. Потом он пошел к себе.

– Когда вы вернулись в городок на колесах?

– Не могу точно сказать. В полночь, плюс-минус несколько минут.

– Вы никого не встретили?

– Вы что, опять проверяете мое алиби? – Эрни посмотрел на Уайклиффа с глупой улыбкой.

– Так вы встретили кого-нибудь?

– Не то чтобы встретил. Но мимо меня проехал Мэттью Чоук на своей развалюхе.

– Когда и где это произошло? – Уайклифф ничем не выдал свой внезапно возросший интерес к разговору.

– Сразу, как только распрощался с Джо. На этой стороне Бэл-Лейн. Машина тарахтела, как пулемет.

– Он ехал в город или из города?

– Из города.

– Вы не догадались сообщить об этом детективу, который вас допрашивал?

– С какой стати? – Он с недоумением посмотрел на Уайклиффа. – Боже! Уж не думаете ли вы, что это Мэттью… – Эрни почесал голову. – Честно сказать, мне это в голову не приходило, пока вы не спросили. Я имею в виду, вы подняли бучу в среду, а это было в пятницу…

Уайклифф решил, что узнал достаточно.

Глава 9

Уайклифф миновал комнату в конторе, где работали обе женщины, и вошел в кабинет. Мэттью, водрузив на стол у окна чертежную доску, работал над планом какого-то сооружения. Он обернулся и вздрогнул.

– В ночь, когда исчез ваш дядя, у вас по дороге из кинотеатра сломалась машина, и вы добрались домой в половине третьего, так?

– Да, я… – Он так нервничал, что не в состоянии был скрыть дрожь в голосе.

– Входная дверь была заперта?

– Да, но у меня был ключ.

– Что вы делали, когда пришли?

– Что я делал? Я был весь мокрый, поэтому, раздевшись, сразу лег спать.

– Может быть, вы говорили с кем-нибудь – с матерью, бабушкой, дядей? – Уайклифф намеренно сделал ударение на последнем слове.

– Я уже говорил вам, что никого не видел и ни с кем не разговаривал. – Сейчас он снова казался маленьким мальчиком, раздражительным и упрямым, отвергающим все обвинения в свой адрес, но тем не менее до смерти напуганным.

– Но вы же заходили в туалет или в ванную? Вы должны были производить какой-то шум. Неужели никто вас не окликнул: «Мэттью, это ты?» или что-нибудь в этом роде?

– Нет.

– Вы отправились в Пензанс из дома около половины восьмого. Посмотрев фильм, поехали домой, но в районе Бэджер-Кросс у вас сломалась машина. Вы безуспешно пытались запустить ее, потом некоторое время прятались от дождя и наконец пошли домой пешком и вернулись в половине третьего ночи?

– Я вам так и говорил.

– Тогда как вы объясните показания свидетеля, который видел, как вы ехали в своей машине в сторону Пензанса без четверти двенадцать?

– Мне нечего объяснять. Это неправда.

Молодой человек смотрел на старшего инспектора, как кролик на удава. Уайклифф и не предполагал, каким он может выглядеть грозным, когда целиком и полностью сосредоточивается на допросе. Он никогда не угрожал своим собеседникам, но многие его коллеги считали, что в этом и не было необходимости – одного его вида было достаточно, чтобы привести человека в трепет.

– Но ваша машина достаточно приметна, чтобы ее можно было легко узнать.

– Возможно, это и так, но я не ехал в том направлении в пятницу без четверти двенадцать ночи. – Мэттью сделал паузу, словно что-то вспомнил. – Кто бы это ни был, он ошибся датой. Я проезжал в том месте в субботу ночью.

– Вы ехали в кинотеатр?

– Нет, я ехал в паб Морвила. Примерно в половине двенадцатого нам домой позвонили. Я уже был в постели, но у меня в спальне на всякий случай есть параллельный аппарат. Звонил полицейский от Морвила. Наша фирма ведет там ремонт канализации, и он сообщил, что не горят фонари на ограждении участка. Естественно, я тут же отправился туда.

– Как часто случаются такие вызовы?

– Не очень часто. Скажем, в среднем раз в месяц.

– Когда вы ехали туда и потом возвращались домой, вам пришлось проезжать по Проспект-Террас?

– Проспект-Террас? Да, именно этой улицей я и проезжал. – Он отбросил рукой волосы со лба, на котором выступили капли пота.

– Во сколько вы были дома?

– В час ночи без нескольких минут.

– Если бы кто-то сказал, что видел ваш фургон на Проспект-Террас после двух ночи, как бы вы объяснили это?

– После двух? Но это невозможно. Когда я вернулся, еще не было часа.

– Когда вы рассказали вашему дяде, что являетесь отцом ребенка Сисси Джордан? – Уайклифф сидел, откинувшись на спинку кресла, и смотрел на молодого человека невозмутимым взглядом.

Еще в начале разговора Мэттью пересел за большой стол, может быть, чтобы чувствовать себя уверенней. Но сейчас он, похоже, совсем пал духом.

– Я ничего не говорил ему.

– Но, обнаружив кражу, он, наверное, спрашивал, зачем вам понадобились деньги? Что вы ему ответили?

– Я ничего ему не сказал. Я… – Мэттью покачал головой, словно подыскивая исчерпывающее объяснение.

– Но ведь именно ради нее вы пошли на этот шаг?

– Ей пришлось бросить работу, и нужно было покупать вещи для ребенка, – чуть слышно объяснял он, уставившись в стол. – Она не хотела делать аборт…

– А разве ее отец не поинтересовался, откуда взялись деньги? Что она сказала отцу.

– Ему это даже в голову не пришло, – слабо улыбнулся Мэттью. – С тех пор как умерла ее мать, всем в доме заправляет Сисси.

– Вы передали ей четыреста фунтов, вашу долю из совместно с Виксом похищенной суммы?

– Шестьсот фунтов. Я добавил еще своих денег.

– Не более ли разумным было жениться на ней.

– Она бы не вышла за меня, – вспыхнул Мэттью. – И, кроме того, мама…

– А вы все рассказали матери?

– Да, – кивнул он, бросив на Уайклиффа короткий взгляд. – Она сказала, что после этого между мной и дядей все будет кончено…

Уайклифф покинул контору так же неожиданно, как и появился в ней. Он даже не заметил взволнованных взглядов, которыми его проводили женщины. Выйдя за ворота, он ненадолго остановился, потом двинулся по Стокгольм-Бэкс в сторону центра города.

Он должен был признать, что из их разговора Мэттью вышел с честью. Молодой человек, конечно, был не настолько глуп, чтобы придумать сказку о неисправных лампах. Возможно, Эрни Пассмор в самом деле ошибся датой. Так же трудно рассчитывать на хорошую память восьмидесятитрехлетнего старика.

Слабость человеческая – еще не прямая дорога к преступлению. И все же слабый человек, одержимый какой-либо мыслью, более опасен, чем личность, по натуре склонная к насилию.

Когда он вернулся в офис, то застал там находящегося в одиночестве Бурна. Уайклифф остановился около стола, сидя за которым сержант заполнял официальные формуляры, где была отражена час за часом деятельность всех членов оперативной бригады.

– Кто проверял местонахождение Эрни Пассмора ночью с пятницы на субботу, когда исчез Риддл?

– Раздел «ба», страница восемь дела, – ответил Бурн, сверившись со своей памяткой.

– Я вас не об этом спрашиваю.

– Простите, сэр. – Бурн покраснел и перевернул страничку. – Констебль Диксон.

– Где был Пассмор той ночью?

– Согласно докладу констебля Диксона, он находился в пабе «Морвил Арм» до закрытия, после чего отправился к месту проживания в городке на колесах.

– Это кто-нибудь подтвердил?

– Да. Хозяин заведения и один из приятелей Пассмора.

– Я попрошу вас выяснить, был ли он у Морвила и в субботу вечером.

– Хорошо, сэр. – Бурн сделал пометку в своем блокноте.

– И еще одно. Позвоните полицейскому, который дежурит у Морвила, и выясните, звонил ли тот в субботу Чоуку по поводу неисправных ламп на ограждении ремонтируемого участка.

Бурн сделал еще одну пометку.

Было совершенно непонятно, почему между ним и Бурном – людьми, занятыми самой обыденной процедурой, нарастает какое-то напряжение. Уайклифф был крайне удручен абсурдностью ситуации.

– Вы уже поели? – вдруг спросил он.

– Еще нет, сэр. Я решил дождаться возвращения констебля Фаулера.

– Отлично! Приглашаю вас на ленч. – Бурн настороженно посмотрел на Уайклиффа, но ничего не сказал. – А пока я буду у себя в кабинете…

Они отправились в отель, где остановился Уайклифф, и заняли в ресторане место у окна, за которым сверкало море.

– Бурн, вы встречались лично с кем-либо из тех, кто замешан в этом деле?

Бурн аккуратно ел суп – не роняя ни одной капельки с ложки и не издавая ни одного хлюпающего звука. Он положил ложку, промокнул салфеткой губы и, лишь опустив ее на колени, ответил:

– Только с теми двумя, которые приходили в офис – с Чоуком и его матерью.

– Но вы, конечно, читали все доклады?

– Разумеется.

И вы нашли решение проблемы?

– Какое решение? – переспросил Бурн.

– Ну, каково ваше мнение об этом деле?

– У меня нет своего мнения, сэр.

– Но вы обсуждали обстоятельства дела. с другими членами команды?

– Естественно. Мы часто говорили о ходе расследования.

– Но вы так и не пришли к заключению, даже предварительному?

– Нет, сэр.

– И вы хотите, чтобы я, не вылезая из-за стола, провел дело, принял решение и даже выписал ордер на арест?

– Эти вещи нельзя сравнивать, сэр. – Бурн крутил в пальцах хлебный шарик. – Если бы вы завели такой порядок, то должны были бы требовать от подчиненных полные и подробные доклады.

– А к вам разве такие доклады не поступали?

– Нет, сэр. Главные допросы проводите вы сами, потом для проформы готовите лишь краткие выдержки.

Уайклифф расхохотался, и после недолгого колебания Бурн присоединился к нему.

– Надеюсь, я не испортил вам ленч?

– Напротив, сэр. – Бурн поднял бокал шабли, бутылку которого заказал Уайклифф, чтобы сделать разговор более непринужденным. – Это только прибавило мне аппетита.

Далее они обменивались ничего не значащими фразами, пока им не подали кофе.

– До вашего перевода на административную работу вы ведь в течение двух лет были оперативником? Мне кажется, ради вашей будущей карьеры вам следует вернуться к этой деятельности.

– Понимаю, сэр.

– Испытываете энтузиазм?

– Честно говоря, нет. Но вы правы, это необходимо.

– Ну, нам пора, – вздохнул Уайклифф. Пойдете со мной на Буллер-Хилл и потом напишете образцовый доклад.

– Постараюсь, сэр. Почему вы не пользуетесь машиной, сэр? – спросил Бурн по дороге.

– Потому что тогда у меня не будет времени думать.

– Кстати, пока я ждал, что Фаулер сменит меня, я позвонил констеблю у Морвила. Он сказал, что сообщил Чоуку о погасших лампах в субботу. Я также говорил с хозяином паба. Он твердо ответил, что Пассмор был там в пятницу до самого закрытия, но в течение нескольких недель до того, а также после, он его не видел.

– Улица Буллер-Хилл названа так в честь генерала Генри Редварса Буллера, героя англо-бурской войны.

– В самом деле?

– Мой дядя сражался с ним под Ледисмитом. Бурн не знал, как реагировать на проявление подобной ностальгии, и счел за благо ограничиться просто констатацией факта:

– Это интересно.

Они прошли по посыпанной гравием подъездной порожке, и Уайклифф позвонил в дверь. Им пришлось ждать, но наконец открыла старая дама.

– А, это вы? Ну, входите.

Уайклифф представил своего помощника и спросил:

–. А вашей дочери нет дома?

– Если она вам нужна, то вам придется подождать: она должна вернуться к чаю.

– Честно говоря, мы пришли побеседовать с вами.

– Тогда считайте, вам повезло.

Несмотря на возраст, она еще производила сильное впечатление – высокая, с прямой спиной, в лице ни малейших признаков старческого увядания. Во многих отношениях она выглядела даже моложе Сары и, уж во всяком случае, была красивее ее.

– Сюда, пожалуйста.

Гостиная показалась Уайклиффу еще более темной и пыльной, чем он помнил. Угли в камине чуть тлели и больше чадили, чем давали тепло. Старая леди села на обитую красным плюшем софу. За ее спиной слегка поблескивала громада старого рояля. У нее сейчас был чопорный вид, как у гувернантки викторианской эпохи. Слева от камина стояло кресло с резной спинкой, и старушка жестом пригласила Уайклиффа занять его.

– А вы, молодой человек, садитесь сюда. – И она похлопала по софе рядом с собой. Бурн сел, но явно выглядел сбитым с толку и даже немного напуганным.

– Надеюсь мои вопросы не очень расстроят вас.

– Я уже слишком стара, чтобы расстраиваться.

– Ночью, когда исчез ваш сын, Мэттью вернулся очень поздно, потому что по дороге домой из кинотеатра у него сломалась машина.

– Он так сказал.

– Вы слышали, как он пришел?

– Разумеется. Замок на двери заедает, и я слышала, как он вставлял и поворачивал ключ. Позже он прошел в ванную, и это я тоже слышала.

– Насколько позже?

– Не могу точно сказать, в промежутке я задремала.

– Откуда вы знаете, что это был Мэттью, а не ваш сын?

– Если бы это был Джонатан, я бы ничего не услышала. И он, и Сара двигаются бесшумно, словно кошки.

– Тем не менее у вас отменный слух, принимая во внимание ваш возраст.

– Не такая уж я и старая.

– А потом вы слышали еще что-нибудь?

– Нет. А разве еще что-то случилось?

– Расскажите мне о субботнем вечере, когда Мэттью вызвали проверить освещение на ремонтируемом участке у паба Морвила? Вы слышали, как он уезжал и как возвращался?

– Слышала и то, и другое. Когда он уходил, я еще только легла и не успела заснуть. А потом у меня расстроился желудок, и я не могла спать вовсе.

– Скорей всего, вы не обратили внимания на часы, когда Мэттью появился?

– Отнюдь. У меня горел свет, и, когда он входил, было двадцать пять минут третьего.

– Вы абсолютно в этом уверены?

– Не была бы уверена – не говорила бы.

– Что именно вы слышали?

– Как ключ поворачивается в замке.

– Больше ничего?

– Честно говоря, я больше не обратила ни на что внимания.

Значит, бывший булочник не ошибся.

– Где обычно сидел ваш сын, когда бывал дома?

– В том кресле, где сейчас сидите вы.

– Он снимал дома пиджак?

– Естественно, – удивленно сказала она. – Он всегда сидел дома в сорочке.

…Спинка кресла была слишком высока и полностью закрывала бы голову Могильщика…

– Если вы не возражаете, мы еще раз осмотрим комнаты наверху.

– Сделайте одолжение.

– Если хотите, можете пойти с нами.

– Спасибо, но я их уже видела прежде. Когда они уже были в дверях, она добавила: – Мы получили свидетельство от коронера, похороны состоятся в среду.

– Тело повезут из дома?

– Конечно. – Она подхватила выбившуюся прядь волос и заправила ее за ухо. – Сара пошла заказать приглашения, но в выходные это нелегко сделать.

Хотя Уайклифф и искренне сочувствовал старой даме, он ничем не мог ей помочь.

Вдвоем с Бурном они поднялись по ступенькам. Перила красного дерева, двери красного дерева, окно с цветным витражом. Наверняка Риддл, будучи еще подмастерьем плотника, помогал делать здесь ремонт и, получив незабываемое впечатление, впоследствии приобрел дом.

Уайклифф не проявил интереса ни к кабинету Риддла, ни к его спальне. Вместо этого он открыл еще одну дверь красного дерева. Она вела в комнату старой леди.

– Смотрите! – И он отступил в сторону, чтобы Бурн мог осмотреться.

Огромный гардероб, отделанный под орех, комод, еще один комод, туалетный столик с поворачивающимся зеркалом, большая двуспальная кровать с бронзовыми спинками, покрытая лоскутным одеялом. Запах плесени, пропитавший весь дом, здесь не ощущался. В комнате стоял аромат лаванды.

Спальня Сары находилась в другом конце коридора, по соседству со спальней брата. Обстановка там была более чем скромной: гарнитур 1935 года и Дубовый столик. Ящики стола не заперты, но на одном из маленьких ящичков, под самой крышкой, сломана передняя стенка. Уайклифф достал оттуда мужские наручные часы и небольшую стопку писем в конвертах с иностранными марками. Письма были написаны мелким почерком. Все они начинались словами «Дорогая Сара», а заканчивались тоже одинаково: «Твой любящий Мэтт». Они, конечно, не относились к шедеврам эпистолярного жанра, но, похоже, это было лучшее, что приходилось читать Саре в жизни. Среди писем Уайклифф нашел фотокарточку худого красивого человека с мягким нерешительным ртом.

У Мэттью была маленькая комната в задней части дома, над кухней. Диван-кровать, гардероб того же дерева и несколько книжных полок. Параллельный телефонный аппарат стоял на одной из полок между будильником и транзисторным приемником. Кроме того, на полках расположились дешевые издания в бумажных обложках, в основном научная фантастика, а в ящике гардероба Уайклифф нашел несколько журналов с девочками и пачку художественных фотографий обнаженной натуры.

– Вы ищете что-либо конкретное, сэр?

– Нет.

Спустя некоторое время Уайклифф выпрямился и взглянул на Бурна.

– Вы чувствуете атмосферу этого места? Ведь вы одногодки с Мэттью. Представьте себя на его месте. Ведь он работал на дядю с тех пор, как окончил школу; он жил в его доме. А что он мог бы назвать здесь своим, кроме этого жалкого скарба? Да и то, уверен, мамаша, при возможности, не побрезгует покопаться в вещах сына.

– О чем вы говорите, сэр? – не понял его Бурн.

– Ни о чем я не говорю. Я просто пытаюсь понять.

– Но ведь он и не пытался протестовать, так ведь?

– Люди таковы, каковы они есть, – покачал головой Уайклифф. – Но ведь в любом случае всего этого не отразишь в докладе. Или у вас это получилось бы?

– Нет, сэр, не получилось бы, – согласился тот и после недолгого молчания добавил: – Вы думаете, это сделал он?

– Откуда мне знать? – Уайклифф посмотрел на Бурна с неясным выражением. – В пятницу вечером его бабка слышала, как он вернулся, потому что он громко ковырял ключом в дверном замке. Позже – она не может сказать насколько – она слышала, как он мылся в ванной. А не мог он убить дядю в этом промежутке?

– Здесь? В доме?

– А что в этом невозможного? Пистолет двадцать второго калибра при выстреле издает лишь легкий хлопок. Если Риддл вернулся, когда женщины уже были в постелях, и ждал племянника, сидя без пиджака в кресле в гостиной… Возможно, он спокойно спросил: «Это ты, Мэттью?», а дальше могло произойти что угодно. Конечно, если бы бабка слышала звук выстрела, она бы рассказала нам. Но мать наверняка постаралась бы скрыть происшедшее.

– Но тогда следует предположить, что он носил оружие с собой или знал, где оно спрятано в доме.

– Звучит неубедительно, не так ли? – согласился Уайклифф. – Но нельзя утверждать, что это совершенно невозможно. Кроме того, надо еще решить проблему с трупом. Его опасно оставить на месте, ибо его обнаружит старая леди, когда утром спустится к завтраку. Значит, его нужно погрузить в фургон. А для матери и сына это стало бы проблемой. Очень непростой проблемой. Далее, в это время уже начался отлив, и стало поздно сбрасывать тело в резервуар старой системы городского стока. Значит, сутки держать тело в машине?

– Не получается, – возразил Бурн. – Это противоречило бы предположению доктора Фрэнкса.

– И все же окончательно не исключено. Мэттью выезжал в субботу ночью проверить фонари на ограждении ремонтируемого участка и, по его словам, вернулся домой около часа. А старый булочник утверждает, что видел его фургон после двух на Проспект-Террас. Старушка, сказала, что слышала, как он открывал ключом входную дверь в двадцать пять Минут третьего.

– Логично, сэр. В определенном смысле.

– Но это только одна версия, – засмеялся Уайклифф. – Есть другая, касающаяся домика на сваях, еще одна – касающаяся коттеджа Джордана и не менее достоверная – дома по Сальвейшн-стрит.

– Лора Пассмор? Но она больше всех потеряла от смерти Риддла.

– На первый взгляд это так. Но надо учитывать, что его, скорей всего, убили в домашней обстановке, когда он чувствовал себя в безопасности, снял пальто, пиджак…

Они спустились вниз, где их поджидала старая леди.

– Ну, что-нибудь нашли?

– Нет. – Уайклифф едва удержался, чтобы не добавить: «Мы ничего и не искали». Вместо этого он спросил: – В доме есть оружие? Или, может быть, когда-то было?

– Оружие? – Женщина посмотрела на него в изумлении. – Если это то, что вы искали, то могли бы и не тратить времени. Оружия в этом доме нет.

Когда они вышли на воздух, небо было закрыто тучами и начал моросить мелкий дождик. В ноябре ясная погода долго не стоит. Они спустились с холма и отправились в свою штаб-квартиру.

– Конечно, мы могли бы послать криминалистов осмотреть гостиную в доме Риддла и фургон Мэттью. Мы могли бы повторно исследовать обстановку в кухне у Джордана, у Мэри Пенроуз и Лоры Пассмор…

– Тогда почему бы не сделать этого, сэр?

– Потому что мы просто зря потеряем время…

Когда они вошли, двое полицейских играли в карты и быстро спрятали их в ящик стола. Они были похожи на школьников. В своем «кабинете» Уайклифф проглядел лежащую на столе газету. Делу Могильщика была посвящена колонка в правом нижнем углу первой полосы. Заметка была озаглавлена:

«ЗАГАДОЧНОЕ ПРОИСШЕСТВИЕ НА КЕЛЬТСКОМ ПРАЗДНИКЕ ОГНЯ. СТАЛ ЛИ МОГИЛЬЩИК КОЗЛОМ ОТПУЩЕНИЯ?»

Он отшвырнул газету, и в это время вошел Бурн.

– Пока нас не было, мистер Беллингс оставил записку. В ней он просит вас позвонить ему до пяти тридцати. – Беллингс был помощником старшего констебля, вежливым господином, помешанным на статистике. – Соединить вас, сэр?

– Нет. Попросите, чтобы мне принесли кофе.

Бурн взглянул на старшего инспектора, и Уайклиффу показалось, что в глазах сержанта мелькнула улыбка. Лед тронулся!

Кто-то застрелил Риддла, когда тот был в одной сорочке, без пиджака. Потом его труп, дождавшись прилива, сбросили в резервуар сточной системы. Так ли было на самом деле?

Констебль принес кофе, и Уайклифф выпил его, даже не ощутив вкуса. Так было всегда, когда Уайклифф приближался к завершению сложного дела. Он снова и снова прокручивал в голове известные факты, пока их монотонное повторение не начинало действовать на него, как тупая ноющая боль. Уайклифф убеждал себя, что зашел в тупик, и это раздражало и угнетало его. Чаще всего путь из тупика находился сам собой. Но он боялся в это поверить. Ответ не приходил как внезапное озарение, а выглядел просто еще одной возможностью, которую он прежде не рассматривал, еще одной версией, которую стоило бы проверить.

Он сидел за столом и читал отчеты, даже не вникая в смысл прочитанного. Один и тот же рефрен крутился в его мозгу, как непрерывный, доводящий до исступления звон колокольчика, от которого никуда не спрятаться: гостиная в Буллер-Хилл-Хаусе, кухня на ферме Джордана, комната в домике на сваях и столовая в доме Лоры Пассмор. Он наугад брал со стола бумаги, проглядывал их, перелистывал и клал обратно. Некоторые абзацы, которые раньше чем-то привлекли его внимание, он уже знал наизусть.

Скорее всего, тело бросили в воду сразу после выстрела, – читал он записку доктора Фрэнкса. – Но нельзя отбрасывать вероятность, что между этими событиями был известный перерыв…

Фрэнкс был осторожным человеком и всегда любил подстраховаться, но его предположения редко бывали ошибочны.

Из показаний смотрителя бухты, которые подтверждали слова старика Пенроуза:

По моему мнению, если учитывать погодные условия последних дней, появление тела к западу от косы Керника почти однозначно свидетельствует, что тело попало в воду несколько западнее, в районе старого городского стока.

И заметки самого Уайклиффа, сделанные им после разговора с Пенроузом:

После двух часов в резервуаре практически не было воды. Там даже щепка не могла бы плавать…

Все это склоняло Уайклиффа к мнению, что тело было брошено в воду недалеко от домика на сваях, во время прилива, в ночь с пятницы на субботу. Значит, это произошло примерно через час после того, как, по заявлению Мэри Пенроуз, Риддл ушел от нее.

Дальше шел протокол опознания одежды, найденной в сарае на верещатнике. По словам Сары, именно эти вещи были на ее брате, когда он уходил в пятницу вечером из дома:

однобортный синий плащ, спортивный твидовый пиджак, серые шерстяные брюки, серый галстук…

Уайклифф в этот момент не испытал ни возбуждения, ни радостного чувства открытия, но колокольчик в мозгу перестал его тревожить. Он нашел вариант, при котором противоречия в деле смогут быть разрешены. Уайклифф вышел из «кабинета» и, на ходу кивнув Бурну, предупредил:

– Я ухожу.

Он вышел в темноту. Слева от него остался школьный двор, который был выше уровня площади на десять или двенадцать футов. Двор окружала каменная стена, по верху которой были устроены гранитные зубцы с натянутой цепью. Это сложное сооружение должно было помешать детям забираться на изгородь и защитить их от падения вниз. Он пошел к выходу с площади, даже не взглянув в сторону стены, когда один за другим с маленькими интервалами прозвучали три выстрела. Они прозвучали негромко и больше походили на хлопки игрушечного пистолета с пистонами и доносились со стороны школьного двора. Уайклиффа это так ошеломило, что несколько секунд он не в состоянии был двинуться с места. Когда он наконец обернулся, то на фоне вечернего неба увидел только зубцы стены, оплетенные цепью, и услышал звук удаляющихся шагов. Снова стало тихо.

– Вы в порядке, сэр? – Бурн выскочил на улицу, не зная, произошло что-либо или нет. – Мне показалось, я слышал стрельбу.

– Так и было. Кто-то стрелял в меня со школьного двора. – Уайклифф удержал Бурна, готового броситься на поиски покушавшегося. – Не спешите, приятель. С площади на школьный двор нет дороги, а пока вы будете бежать кругом, стрелявший, кто бы это ни был, уже окажется дома.

Он дал необходимые указания по организации поисков улик в школьном дворе: если стреляли из автоматического оружия, там должны были остаться гильзы.

– Даже не старайтесь найти пули, это мы сможем сделать утром, – закончил он инструктаж.

– Куда они целились, сэр?

– Я был не меньше чем в пятидесяти футах от стены, – пожал плечами Уайклифф. – С такого расстояния, и в темноте, проблематично попасть даже в Двухэтажный автобус.

Он вернулся в офис и позвонил в Буллер-Хилл-Хаус. Послушав с минуту гудки, он повесил трубку. Обратившись к только что вошедшему Скейлсу, он сказал:

– Джон, я хочу, чтобы ты отправился сейчас к Буллер-Хилл-Хаусу и выяснил, куда там все подеялись. Если никого в доме не найдешь, подожди, пока кто-то не появится. В первую очередь узнай, где находится Мэттью. Я пока повидаюсь с Мэри Пенроуз.

– Вы думаете, сэр, это сделал Мэттью?

– Нет, но все равно хочу знать, где он.

Уайклифф прошелся по пустынной набережной. На город, как из пульверизатора, сыпал мелкий дождик. Вода ушла с отливом, и обнажившееся песчаное дно призрачно белело в свете фонарей. Где-то в стороне моря периодически вспыхивал огонь маяка.

Оттуда же раздавался также тревожный рев туманного предупреждения. Уайклифф миновал начало косы, повернул на Сальвейшн-стрит, снова повернул, теперь на Мургейт-роуд, и направился к домику на сваях.

…Прошло почти восемь суток с той минуты, когда Могильщик, подойдя к этому домику, позвонил в дверь. Он принес с собой двести пятьдесят фунтов, чтобы отдать любовнице и предупредить, что это его последний визит в преддверии женитьбы. Хотя было темно и дорога петляла в обоих направлениях, Могильщик несколько секунд молча стоял и слушал, прежде чем подойти к дверям домика…

Уайклифф позвонил. Полоска света пробилась сквозь занавеску на окне, находившемся слева от него.

– Кто там? – Голос звучал испуганно.

– Старший инспектор Уайклифф.

Перед его приходом она, должно быть, сидела перед телевизором, где шла очередная комедия, действие которой после незамысловатых шуток прерывали взрывы хохота невидимых зрителей.

– А мне и в голову не могло прийти, кого это несет в самую ночь. Снимайте пальто.

– Не беспокойтесь, я ненадолго.

Он прошел за ней в комнату, она приглушила звук в телевизоре, но оставила картинку на экране.

– Шерри?

– Нет, спасибо. Скажите, когда Риддл пришел сюда в тот вечер в пятницу, вы, конечно, помогли ему раздеться?

– Да, разумеется. Но почему…

– Что на нем было?

– Дождевик. Темно-серый дождевик.

– А не синий?

– Нет, я знаю, что у него есть синий. Но в тот раз он был в темно-сером.

– Вы уверены?

– Абсолютно.

– А пиджак?

– Его пиджак?

– Это был спортивный пиджак, да?

– Нет, в тот раз он был в светло-сером костюме.

– А вы не запомнили, какой на нем был галстук?

– Как раз запомнила, – улыбнулась она. – Это был тот галстук, что я ему подарила. Такой яркий, огненно-оранжевый. Я знала, что он его терпеть не может, но надевал, чтобы доставить мне удовольствие.

– Вы точно помните, что это был не серый шелковый галстук?

– Точно.

На ней был все тот же халатик, открывавший полную грудь, и Уайклифф подумал, что она не потратит много времени, чтобы найти замену Риддлу.

– Когда он уходил, вы проводили его до дверей?

– Нет, он предпочитал выходить сам – быстро, чтобы никто не увидел. Бедняга, как он боялся, чтобы его не застукали здесь. – И она засмеялась, словно все, что произошло, было не больше, чем шутка.

– Когда он ушел, вы ничего не слышали?

– Чего именно?

– Чего-то необычного.

– Нет, не думаю. Во всяком случае, я не запомнила ничего необычного в тот вечер.

– Спасибо, это все. Передайте от меня привет вашему папе, и пусть он ни о чем не беспокоится.

– А почему он должен беспокоиться?

– Он и не должен. Просто так говорят.

Она провела его к дверям, и свет из прихожей выхватил из темноты часть ведущей к дому тропинки.

– Вам следует быть осторожной, иначе у людей может сложиться о вас неверное представление.