Текст книги "Англия Тюдоров. Полная история эпохи от Генриха VII до Елизаветы I"

В 1536 году юрисдикционную революцию завершил Акт об аннулировании власти римского епископа[274]274
  Так в англиканстве именовался папа римский.


[Закрыть]. Он потребовался, поскольку в актах 1533–1534 годов упустили прописать отказ папе в праве выступать в качестве духовного наставника, который может толковать Священное Писание и давать нравственные ориентиры. Эти права папы римского подтверждались в «Речи об истинном послушании» Гардинера, однако сохранять такую позицию было невозможно. Акт вступил в законную силу 31 июля 1536 года; в нем запрещалось признавать зависимость от папской власти в любой форме под угрозой наказания за посягательство на королевскую власть.

Однако проверку на прочность «имперская» королевская власть проходила на местах. Не позднее декабря 1534 года Генрих назначил Кромвеля своим заместителем по церковным делам, король также следовал его советам в делах светского управления. Первым же действием Кромвель всю нацию связал обязательствами. Всем совершеннолетним мужчинам надлежало принести клятву о признании Акта о престолонаследии. Низшее духовенство должно было присоединиться к утверждению, что власть папы римского не больше, чем у любого иностранного епископа. Епархиальное и монастырское священство обязали клясться в признании престолонаследия, супрематии короля и ограничении канонического права. И наконец, клятва в отрицании папской юрисдикции и поддержке королевской супрематии требовалась от всех церковных и светских руководителей, а также от всех лиц, подающих иски о правах на землю, принимающих духовный сан и сдающих экзамены на ученую степень в университетах.

Затем Кромвель запустил финансируемую пропаганду и проповедническую кампанию, в которых кафедры проповедников и печатные издания стали средствами массовой информации тюдоровской Англии[275]275
  Elton G. R. Policy and Police: The Enforcement of the Reformation in the Age of Thomas Cromwell. Cambridge, 1972. P. 171–216.


[Закрыть]. Латинские трактаты адресовались образованной и европейской публике, брошюры на родном языке начали сражение за сердца и умы английских прихожан. Зачастую хорошо написанные, остроумные и убедительные, эти сочинения внедряли в общество идеи преобразований, но их главная цель состояла в том, чтобы побудить к сплоченности, следованию догматам англиканской церкви, подчинению королевской и парламентской власти. Обычно темой было то, что власть папы узурпаторская, а королевская дана Богом; что Англии предназначено быть самостоятельной; что в Священном Писании ничего не говорится о полномочиях церкви, за исключением сферы церковных таинств; что каноническое право создано не Богом, а человеком. Государственный контроль над деятельностью проповедников постарались осуществить через систему лицензирования: приказали читать проповеди против папской власти и за брак с Анной Болейн и супрематию короля, однако проповедников предостерегли не отрицать мессу, почитание святых, чистилище, паломничества, чуда и церковный обет безбрачия. И в Лондоне, и в стране в целом окончательный контроль над содержанием проповедей оспаривали Кромвель и Кранмер с одной стороны и консервативные епископы – с другой. Разрешение проповедовать получили реформаторы: Роберт Барнс, Хью Латимер, Томас Гаррет, Эдвард Кром, Николас Шэкстон и Уильям Джером. При участии Анны Болейн Латимер и Шэкстон стали епископами. Однако с точки зрения Генриха VIII к 1538 году дело «реформации» зашло слишком далеко. Кромвелю пришлось утихомирить своих проповедников, а принятый в 1539 году Акт о шести статьях вынудил Латимера и Шэкстона отказаться от епархий. Барнса, Гаррета и Джерома отправили на костер как еретиков через два дня после казни Томаса Кромвеля, что показывает, насколько тонкая грань отделяет успех от гонения.

Другими инструментами стратегии Кромвеля служили циркулярные письма, работа мировых судей и выездных судебных сессий[276]276
  Ibid. 231–243; Bevan A. S. The Role of the Judiciary in Tudor Government, 1509–1547. Unpublished Cambridge Ph. D. dissertation. 1985. chs. 7–8.


[Закрыть]. В апреле 1535 года епископам, аристократам и мировым судьям были направлены послания короля с распоряжением арестовывать священников, продолжающих проповедовать папскую власть. С 1535 по 1539 год последовал вал циркуляров по задержанию инакомыслящих, защите королевской супрематии, об удалении имени папы из служебников, соблюдении указаний Кромвеля как заместителя короля по церковным делам, размещении Библии на английском языке в приходских церквях, обличении святого Томаса Бекета и т. д., и т. п. Однако ключевым элементом этой кампании было тонкое использование Кромвелем человеческой психологии. Он сообщал адресатам, что они «специально отобраны и избраны» для важного дела: письма были написаны от руки, а не напечатаны на станке, чтобы каждый думал, будто письмо к нему единственное в своем роде. Для усиления воздействия своих приказов Кромвель применял двойной метод – вслед за посланием с королевской печатью немедленно следовали письма министра. Поскольку Кромвель также угрожал репрессиями медлительным и непокорным, его призыв к действию был жестким. Епископам и мировым судьям одинаково предписывалось «со всей поспешностью и старательностью» производить аресты или отправлять доклады в Совет; полученные Кромвелем ответы, к его «дальнейшему удовольствию», свидетельствовали об успехе в сборе информации.

Однако требовалась не только информация. Кромвель решил сделать мировых судей и шерифов наблюдателями за епископами – такую политику взял на вооружение Совет Елизаветы как элемент программы по укреплению англиканства. При таком обмене традиционными ролями секуляризация Английского королевства поднялась на следующую ступень. Выездные судебные сессии наряду с рассмотрением дел по Акту об измене Кромвель использовал для сбора мнений, оценки эффективности работы мировых судей и дальнейшего укрепления королевской супрематии при толковании статутов судьям. Общий эффект должен был подчеркнуть тюдоровскую результативность и централизацию власти или, по крайней мере, видимость этого. Глаза и уши правительства, казалось, присутствовали повсюду, как у двуликого Януса[277]277
  Elton. Policy and Police. P. 217–262.


[Закрыть].

Немногие англичане осознавали значение различия между папской и королевской супрематией до мученичества Мора, Фишера и лондонских картезианцев. Акт об измене вступил в законную силу 1 февраля 1535 года, но если события в Ланкашире и Линкольншире были типичны для страны, то подавляющее большинство духовенства не считало развод короля и супрематию чем-то важным лично для них. Протесты не возникали, пока не стало ясно, на каких целях сосредоточится супрематия[278]278
  Haigh C. Reformation and Resistance in Tudor Lancashire. Cambridge, 1975. P. 113; Bowker M. The Henrician Reformation: The Diocese of Lincoln under John Langland, 1521–1547. Cambridge, 1981. P. 137–139.


[Закрыть]. Именно наместничество Кромвеля, его указания, статуты и воззвания, касающиеся налогов, доходов и, наконец, убеждений католического духовенства, вызвали всплеск противодействия. Именно роспуск монастырей разжег открытое восстание в Линкольншире и северных графствах, хотя в Лондоне и на юго-востоке масштаб сопротивления был невелик.

Однако отдельные эпизоды обратили внимание общества на некоторых людей. В ноябре 1533 года в Тауэр отправили Святую Деву Кентскую – Элизабет Бартон, молодую пророчицу из Алдингтона (графство Кент), предсказавшую Генриху VIII раннюю смерть в случае женитьбы на Анне Болейн. Она была в самом деле харизматична, однако Бартон использовали противники королевского развода. К тем, кто ее слушал, принадлежал Фишер, но ни Екатерина Арагонская, ни Томас Мор не хотели заниматься политическими пророчествами. 21 апреля 1534 года Бартон и четверо ее сторонников стали первыми жертвами генриховской Реформации – обвиняемых осудили за измену без судебного разбирательства по общему праву, хотя в акте заявлялось, что обвиняемые признали свои преступления перед Советом[279]279
  Miller H. Henry VIII and the English Nobility. Oxford, 1986. P. 68.


[Закрыть]. Пришлось обращаться в парламент, поскольку существующий закон об измене не отвечал требованиям. Однако когда Кромвель представил новый вариант закона в палату общин, документ вызвал решительное неприятие: прежде не было «никогда подобных задержек при принятии законов в нижней палате»[280]280
  House of Commons, 1509–1558 / Ed. Bindoff. i. 12–13.


[Закрыть]. Соответственно, пришлось назначать комиссию, чтобы помочь подготовить проект, приемлемый для всего парламента. Уильям Растелл, племянник и издатель Томаса Мора, входил в эту комиссию. Он написал: «Закон категорически отрицался и не смог бы пройти, если бы его суровость не ограничили словом “злонамеренное”. Получилось, что не любое высказывание против королевской супрематии представляет собой государственную измену, а только злонамеренное»[281]281
  Chambers R. W. Thomas More. London, 1935; repr. 1957. P. 320; LP viii, no. 856. P. 326.


[Закрыть].

Тем не менее это жизненно важное квалификационное разграничение проигнорировали в нашумевших судебных процессах над настоятелем картезианского монастыря в Лондоне Джоном Хоутоном и другими картезианцами, Фишером и Мором. Суд над Томасом Мором в июле 1535 года оказался самым сомнительным, поскольку Мор прямо не отрицал супрематии короля, хотя и обсуждал ее на примерах, как говорят юристы, «приводил прецеденты». Имеется запись собственных слов Мора, сказанных Ричарду Ричу в Тауэре 12 июня 1535 года:

Парламент может провозгласить короля и может лишить короны, на этот акт любой [из его] подданных, присутствующих в парламенте, может дать свое согласие, но по этому делу… [о супрематии] подданного нельзя сажать в тюрьму за то, что он не мог дать согласия…[в] парламенте. Более того, хотя нашего короля признали в Англии [Верховным главой церкви], тем не менее большинство [иностранных] земель не утверждают того же[282]282
  Fox, Guy. Reassessing the Henrician Age, p. 164.


[Закрыть].

Несмотря на то что Томас Мор знал об усилиях, предпринятых составителями Акта о супрематии, чтобы избежать утверждения, будто парламент сделал короля Верховным главой церкви Англии, и ясно указать, что Генрих VIII и его предки всегда были таковыми, а парламент лишь просто признал этот факт, хоть и с опозданием, – с точки зрения Мора, эти усилия были бессмысленны. В Тауэре он сравнил «изменение структуры» английского христианства в сторону подчинения короне со вторым предательством Христа. Однако Мора казнили не за прямое отрицание верховной власти короля над церковью, а за отказ признать, что парламент имел право требовать согласия с этим, когда остальная часть католической Европы говорила обратное.

Однако если Мор и не отрицал королевской супрематии прямо, он и не утверждал верховенства папы римского, поскольку годами ставил под сомнение постулат, что Христос предопределил папству управлять христианским миром. Более того, высказанные Мором мысли приближаются к одобрению соборности. «Что касается… главенства папы, – сказал он Кромвелю, – то я не интересовался этим вопросом. – Однако потом продолжил: – Правда… я сам какое-то время сомневался в том, что первенство папского престола могло быть установлено Богом, пока не прочитал по этому поводу все те вещи, которые его королевское величество написал в своей самой знаменитой книге против ереси Мартина Лютера»[283]283
  Correspondence. Р. 498.


[Закрыть].

Аргумент Мора, что именно Генрих VIII убедил его в старшинстве папы, был чувствительным ударом. В приватной обстановке Мор признал, что не был «просвещен по этой проблеме в той степени, какой требовали времена», и к 1534 году не видел «ничего полезного» в отрицании папского старшинства. Такие формулировки, как знает каждый юрист, не означают, что он твердо выступал за поддержку папы. Однако неприятие Мором королевской супрематии неизбежно толкало его к Риму. В 1534 году Томас Мор сказал Кромвелю, что старшинство папы «по меньшей мере мудро устроено христианскими странами для великого дела уклонения от расколов»[284]284
  CWix. De Tristitia Christi / Ed. С. H. Miller. 2 vols.; New Haven, Conn., 1976. ii. 1073; Correspondence. Р. 498.


[Закрыть], хотя по его словам получилось, что папство – институт человеческого удобства, веками одобряемый церковными соборами. Это, несомненно, довольно слабое подтверждение справедливости дела папы. К тому же Мор всегда говорил о папском старшинстве, никогда о папском верховенстве или верховной власти папы.

Однако в апреле 1534 года Томас Мор отказался принести Генриху VIII клятву о признании престолонаследия. Он не одобрил брак короля с Анной Болейн: идти против совести означает совершать лжесвидетельство, что карается вечным проклятием. К тому же в преамбуле Акта о престолонаследии высказывалось презрение к папской юрисдикции, заходившее чересчур далеко. За отказ приносить клятву Мора Фишера и Николаса Уилсона отправили в Тауэр, затем обвинили в недонесении о государственной измене (то есть в простом знании об измене или «укрывательстве» измены)[285]285
  В 1537 году Уилсон принес клятву и был прощен; LPXII. i, no. 1330 (64).


[Закрыть]. В итоге Томасу Мору предъявили обвинение по Актам о супрематии и государственной измене. Он доказывал, что обвинение юридически недействительно, поскольку основано на парламентских статутах, противоречащих общему праву христианского мира: он имел в виду, что парламент не имел права вводить законы, отвергаемые остальной частью католической Европы, если они затрагивают человеческую совесть. Он поставил ключевой вопрос, на который лорд – главный судья Джон Фитцджеймс ответил двойным отрицанием: «Клянусь святым Юлианом, по моему мнению, если акт парламента и незаконный, это не значит, что обвинение бесспорно необоснованно»[286]286
  Two Early Tudor Lives / Ed. Sylvester, Harding. P. 250.


[Закрыть]. Это высказывание осталось в веках. Однако Тюдоры смотрели на парламентскую власть так же, как Сен-Жермен; позиция Мора, таким образом, была одновременно и консервативной, и радикальной. Защита свободы церкви от короля-в-парламенте – акт католического сопротивления, а требование свободы совести – радикальный протест против того, что Мор оценил как тоталитарное государство. Отправившись на казнь, он досадил Генриху VIII тем, что привлек к себе пристальное внимание Европы. Моральный авторитет был на стороне Томаса Мора; у Фишера авторитета было меньше, поскольку он подталкивал Карла V к вторжению в Англию.

Однако если Томас Мор и одержал моральную победу, то она оказалась посмертной. Также остается вопрос, было ли то судебное разбирательство справедливым. Разумеется, оно началось по приказу короля и проводилось Кромвелем, который тщательно инструктировал судей при затруднениях. Раз уж Генрих решил отомстить бывшему канцлеру, судебный процесс был неизбежен, а вот приговор, возможно, и нет. Напротив, для правительства суд над Мором развивался не лучшим образом. Кромвель не только поставил судей в неловкое положение ходатайством об отсрочке вынесения судебного решения, но вдобавок и доказательства обвинения в критический момент развалились. Таким образом, Томаса Мора в итоге приговорили на основании показаний единственного лжесвидетеля. Поскольку дело Мора рассматривали в суде присяжных, обвинительный приговор был неизбежен только в случае определенной работы с коллегией присяжных заседателей, и единственное свидетельское показание указывает на то, что такое воздействие было осуществлено. В состав присяжных входил Джон Парнелл, лондонский торговец тканями и заявитель, безуспешно обвинявший Мора в коррупции, после того как Мор в качестве лорд-канцлера возбудил против него дело в Суде лорд-канцлера[287]287
  Guy. Public Career. P. 75–77.


[Закрыть].

Не прошло и года, как за Мором на плаху последовала Анна Болейн, ее крах стал результатом стремительного развития событий. Когда в январе 1536 года у нее произошел выкидыш, и, по слухам, плод оказался с уродствами, Генрих тут же «понял», что его второй брак проклят: Божий гнев никогда не позволит королю иметь от нее сыновей. Однако Генриху требовалось защитить свою репутацию. Уже в конце месяца королевские советники спасали его честь, заявляя, что Анна приворожила короля. Генриха «соблазнили и принудили ко второму браку посредством колдовства и заклинаний». Подобный план действий вел Анну к суду и разводу, который позволял королю публично отречься от отцовства, не признавая уродца Анны, и вступить в новый брак. Также падение Анны предрекло и крах Кромвеля. Противники Анны Болейн при дворе объединились вокруг Джейн Сеймур, сделав ее приманкой. Генрих VIII попался на крючок, однако у оппозиции был тройной замысел: сделать Джейн королевой, уничтожить влияние Анны в сфере религии и восстановить права на престол католической принцессы Марии[288]288
  После расторжения брака короля с Екатериной Арагонской Мария была лишена титула принцессы Уэльской и объявлена бастардом. Та же участь постигла Елизавету, также вначале объявленную принцессой Уэльской, а затем бастардом. Ко времени женитьбы Генриха на Джейн Сеймур обе дочери короля считались незаконнорожденными, так как оба брака короля последовательно были признаны недействительными.


[Закрыть]. Кромвель был беззащитен перед фракционностью, возрождающейся по двум фронтам: он был второй целью католической партии, а Анна тоже не доверяла ему из-за того, что он возобновил переговоры с Карлом V после смерти Екатерины Арагонской. В самом деле, дипломатические усилия Кромвеля сделались интенсивней в том же месяце, когда у Анны случился выкидыш – роковой признак. Соответственно, Кромвель сделал ход первым и вместе с врагами Анны принялся убеждать Генриха, что королева совершила инцест со своим братом, «отцом» того самого уродца, а также многочисленные прелюбодеяния со своими приближенными из Тайного совета: таким образом были погублены и Анна, и ее двор. 17 мая 1536 года казнили Генри Норриса, джентльмена стула, лорда Рочфорда (брата Анны), сэра Фрэнсиса Уэстона, Уильяма Бреретона и музыканта Марка Смитона. Сама Анна лишилась жизни на рассвете 19 мая: Томас Кранмер рыдал, а Генрих женился на Джейн Сеймур[289]289
  Warnicke R. M. Sexual Heresy at the Court of Henry VIII // Historical Journal, 30 (1987), 247–268; Ives. Anne Boleyn. P. 343–408.


[Закрыть].

Кромвель скрепил этот заговор, удалив от королевского двора сторонников принцессы Марии на том основании, что они замышляли восстановить ее права на престол. Он получил должность лорда – хранителя Малой печати, а затем ему пожаловали пэрство – он стал лордом Уимблдоном. Однако самый важный результат этих событий состоял в том, что Тайный совет полностью оказался под его влиянием. На вакантные места он назначал своих людей: Ральф Сэдлер (получивший в том числе лучшие поместья Бреретона) и Питер Мьютас вошли в совет в 1536 году, Филип Хоуби – в 1538 году, Ричард Морисон и остальные позже. К концу 1539 года Кромвель стоял во главе «безоговорочно крупнейшей и сильнейшей дворцовой группировки»[290]290
  Robertson M. L. Thomas Cromwell’s Servants: The Ministerial Household in Early Tudor Government and Society. Unpublished UCLA Ph. D. dissertation. 1975, fo. 316; The English Court: From the Wars of the Roses to the Civil War / Ed. D. R. Starkey, London, 1987. P. 110–115.


[Закрыть].

12 октября 1537 года Джейн Сеймур родила единственного законного сына Генриха, принца Эдуарда. Ее победа оказалась пирровой, поскольку роды убили королеву. Династия была в безопасности, но едва ли не слишком поздно. Генри Фицрой умер в июле 1536 года, когда принцессу Марию и ее сестру Елизавету уже объявили незаконнорожденными Вторым актом о престолонаследии. Этот акт гарантировал трон детям Джейн и корректировал Акт об измене по результатам дела Мора, сделав одинаково преступным и отрицание королевской супрематии, и хранение молчания, когда нужно принести клятву в ее признании.

«Эти кровавые дни разбили мне сердце», – записал сэр Томас Уайетт после заговора[291]291
  Sir Thomas Wyatt: The Complete Poems / Ed. R. A. Rebholz. London, 1978. P. 155.


[Закрыть]. Насилие было неизбежным, поскольку разрыв с Римом был политической революцией. Тем не менее правительство Кромвеля не было правительством разнузданного террора – в течение 1530-х годов за измену судили не более 883 человек, из которых совершенно точно были казнены 308, и еще 21 человек – вероятней всего, тоже. Однако из числа казненных 287 человек участвовали в мятежах, поэтому их судьба едва ли неожиданна. Только 63 человека погибли за измену «на словах» по расширению закона Кромвелем, а 23 из этих дел было возбуждено после «Благодатного паломничества». 20 казней стали результатом дворцовых и династических переворотов того десятилетия, а остальные пострадавшие были приговорены за действия, которые, по всей вероятности, квалифицировались как измена по дореформационному законодательству. Около 178 казней последовали конкретно вследствие Линкольнширского восстания и «Благодатного паломничества» (в это число входили 74 казни в Карлайле в 1537 году, когда герцог Норфолк объявил военное положение). Примерно 10 человек умерли в тюрьме до судебного разбирательства и приговора. Однако 37 обвиняемых были оправданы, 108 помиловали после осуждения, 16 получили отсрочку исполнения приговора, а 13 приговоров отменили. Кроме того, по меньшей мере 212 дел по предполагаемой измене закрыли после расследования. Несомненно, в отличие от политических процессов обвинения тщательно взвешивались; не было автоматической презумпции вины, за исключением тех случаев, когда обвиняемый открыто оказывал сопротивление. Немногие из провинциальных критиков Генриха подверглись серьезным испытаниям; людей оставили жить собственной жизнью, но они должны были признать, или во всяком случае не отрицать публично, что король – Верховный глава английской церкви[292]292
  Elton. Policy and Police. P. 383–400.


[Закрыть].

Однако ничто не могло спасти монастыри. Хотя на практике поначалу никто не думал о роспуске крупных монастырей, предполагалось, что эта мера затронет только небольшие, однако движущие силы процесса требовали по меньшей мере частичных запрещений. Во-первых, сама мысль, что члены монастырей подчиняются своим головным институтам за пределами Англии, стала неприемлемой после принятия Актов об апелляциях и супрематии. Во-вторых, черное духовенство поставляло больше противников Генриха VIII, чем любая другая категория общества. В-третьих, критика отделенной от мирской жизни религии и культа, высказанная Эразмом Роттердамским, Тиндейлом, Фишем и евангелистскими проповедниками, тогда уже становилась частью английской культуры. Широко распространилась точка зрения, что основатели аббатств намеревались поставить монастыри на службу государству. За этим доводом скрывалось желание мирян воспользоваться монастырской землей – оно подпитывалось ростом населения и коммерциализацией сельского хозяйства. Генриху VIII также требовалось завоевать поддержку своим действиям со стороны местных властей. Он прибег к денежным вливаниям – умиротворял магнатов и мировых судей долей прибыли. Однако главным фактором, диктовавшим масштаб и время роспуска монастырей, явились собственные нужды короны. Смелый план одновременного удара по Уолси и богатству церкви обсуждался в июле 1529 года. Пока парламент рассматривал Акт об апелляциях, Генрих объявил, что задался целью «объединить под властью короны земли, находящиеся в пользовании духовенства, потому что его предшественники на троне не могли отчуждать земли и собственность в ущерб ему»[293]293
  Calendar of Letters, Despatches, and State Papers Relating to the Negotiations between England and Spain, iv, pt. ii / Ed. P. de Gayangos. London, 1882. P. 623.


[Закрыть]. Его высказывание давало рациональное объяснение, однако нет сомнений, что оно было взято из теории Фортескью и «Достаточно обширной антологии». «Имперское» правление короля предполагало дань (налогообложение), но не возвращение имущества, однако «феодальные» идеи сохраняли свою полезность. Анонимное сочинение, появившееся осенью 1534 года, обрисовало программу полного возвращения короной всех церковных дарений выше приходского уровня с предоставлением церковнослужителям фиксированного дохода. План имел заголовок «Меры, которые необходимо предпринять его королевскому величеству, чтобы достичь роста и развития большинства королевских имений, а также защиты нашего королевства»[294]294
  Youings J. The Dissolution of the Monasteries. London, 1971. P. 145.


[Закрыть]. Задача Кромвеля, иными словами, состояла в том, чтобы завершить труды Эдуарда IV, Генриха VII и Уолси; обеспечить «имперской» короне достаточные доходы, гарантирующие стабильность в стране, достойное содержание королевского двора и институтов управления, раздачу бенефиций и ведение внешней политики без использования «исключительных мер» – крайних средств, вызывающих внутренние политические разногласия.

Эта задача создала фундамент для процесса роспуска монастырей. «Великое разграбление» в изрядной своей доле было лишь важнейшей частью более широкой финансовой стратегии. В 1529 году начался новый раунд фискализма: сначала у Уолси отобрали имущество, затем в 1531 году церковные налоги принесли £69 432 дохода, учитывая введение налога, сокращенного в качестве компенсации за Акт о выплатах при вступлении в должность. После этого выплаты при вступлении в должность и десятины вместе с другими церковными налогами с 1535 по 1540 год поднялись до £406 103. Сам по себе роспуск монастырей с августа 1536 по октябрь 1547 года дал чистый доход 1,3 миллиона фунтов стерлингов. И наконец, парламентские светские налоги в 1535–1537 годах пополнили казну на £80 384[295]295
  Elton G. R. The Tudor Revolution in Government. Cambridge, 1953. P. 198; Schofield R. S. Parliamentary Lay Taxation, 1485–1547. Unpublished Cambridge Ph. D. dissertation. 1963. Table 40 (facing fo. 416); Kelly M. Canterbury Jurisdiction and Influence during the Episcopate of William Warham, 1503–1532. Unpublished Cambridge Ph. D. dissertation. 1963, fos. 312–313.


[Закрыть]. Разработанная Кромвелем система налогообложения, по сути, явилась поворотным пунктом, поскольку и выплаты при вступлении в должность, и десятины, и парламентский Акт о субсидиях 1534 года вводились исходя из соображений не военного, а мирного времени. Генрих VIII 25 лет настолько умело правил королевством, «к радости Всемогущего Господа Бога», что верные подданные считают своим долгом оказать ему поддержку, предлагая налогообложение мирного времени, – так звучала аргументация. Определенный прецедент существовал в акте от 1515 года, по которому Уолси дали десятину и одну пятнадцатую. Необходимо было внести некоторые ограничения на том основании, что субсидия 1534 года анонсировала совершенно новый принцип. Однако точка зрения Кромвеля, что следует узаконить государственное налогообложение для содержания стандартных органов управления на постоянной основе, была радикальной[296]296
  Elton. Studies, iii. 216–233; Alsop J. D. The Theory and Practice of Tudor Taxation // English Historical Review, 91. 1982. P. 5–7.


[Закрыть]. Эта позиция выдвинула на передний план призыв Фортескью заново обеспечить материальное положение монархии, дополнила замысел Уолси по тюдоровской субсидии и требование современных оценок имущественного состояния, а также прогрессивных ставок налогового обложения. К тому же, вне всякого сомнения, она заложила фундамент под «Великий договор» 1610 года и финансовое соглашение Реставрации.

Хотя с 1536 года вплоть до кончины Генриха VIII от роспуска монастырей было получено в целом 1,3 миллиона фунтов стерлингов, необходимо отделять арендную плату за конфискованные земли, что было постоянным доходом, от наличных денег, полученных за продажу земель, что было отчуждением капитала. Общий объем средств, полученных Генрихом VIII от продажи земель, составил £799 310; захваченные в храмах и других помещениях культа золотая и серебряная утварь, а также драгоценности добавили еще £79 471. С октября 1539 года до кончины Генриха VIII продажа церковных земель ежегодно приносила в среднем £82 000, но наибольшие приходы были в 1544 и 1545 годах – £164 495 и £165 459 соответственно. Продажи вещей и движимого имущества достигли пика в 1541–1543 годах (£13 787). Однако капитальные продажи сократили регулярный доход короны: арендная плата достигла максимума в 1542 и 1543 годах, а затем снизилась. В 1546 году она составила £59 255, в 1547-м – £48 303, менее половины исходного монастырского дохода. Продажи, которые начались до опалы Кромвеля в 1540 году, таким образом, ставили под сомнение его способность, если не стремление использовать земли монастырей в качестве постоянного источника дохода «имперской» короны. К 1547 году почти две трети монастырской собственности были отчуждены; дальнейшие акты дарения Эдуарда VI и королевы Марии довели эту цифру до трех четвертей к 1558 году; остававшиеся земли продала Елизавета I и первые Стюарты. Раздали земли немного: из 1593 пожалований в правление Генриха VIII только 69 дарились полностью или частично, основную часть (95,6 %) составляли земли, проданные по ценам, основанным на свежих оценках. Однако вырученные от продажи деньги никуда не инвестировались; земля в любом случае была лучшим средством вложения денег[297]297
  Dietz F. C. English Public Finance, 1485–1641. 2 vols., Urbana, Ill., 1921; 2nd edn., London, 1964. i. 137–149; Knowles D. The Religious Orders in England, iii. The Tudor Age. Cambridge, 1959; repr. 1971. P. 393–401; Youings. Dissolution of the Monasteries. P. 117–131; Fisher H. A. L. The History of England from the Accession of Henry VII to the Death of Henry VIII. 2nd edn., London, 1913, aP. 2. P. 499.


[Закрыть].

Тем не менее резервы наличных денег были главной необходимостью для стратегии, проводимой Генрихом VIII после устранения Уолси. С января 1531 года Кромвель начал действовать как неофициальный государственный казначей: в 1532–1536 годах он управлял финансами королевства через подконтрольные фонды, а впоследствии руководил церковным налогообложением, а также роспуском монастырей. Соответственно, действия Кромвеля полностью перестроили финансовую систему короны и разрушили остатки казны Йорков – Тюдоров. Однако перемена произошла не столько потому, что Кромвель получил под контроль новые доходы, сколько вследствие того, что он как хранитель королевских драгоценностей – его первая значительная должность – имел доступ к казне короля. Эта «казна» стала резервом наличности: ее составляли сундуки с деньгами, которые хранились в глубине спальни Генриха VIII во дворце Уайтхолл, а также в Тауэре и прочих местах[298]298
  Starkey D. Court and Government // Revolution Reassessed: Revisions in the History of Tudor Government and Administration / Ed. C. Coleman, Starkey. Oxford, 1986. P. 45–46; The English Court / Ed. Starkey. P. 96–98.


[Закрыть]. Хотя Кромвель создал новый государственный департамент и новое должностное лицо для сбора доходов от роспуска монастырей, выплат при вступлении в церковную должность и церковных десятин – Палату приобретений и казначея выплат при вступлении в должность и церковных десятин соответственно, – они применялись в основном в целях бухгалтерского учета. Их кассовые излишки переходили в королевские сундуки.

Кромвель ввел эту процедуру в 1536 году. Через год каждый орган или должностное лицо коммерческого направления (казна, Палата приобретений, казначей выплат при вступлении в должность и церковных десятин, герцогство Ланкастер и казначейство) получили распоряжение подавать «декларации» о доходах и расходах своего ведомства, а затем вычислять, «какую сумму будет составлять совокупный остаток [то есть баланс] в год для использования королем». Цель этого упражнения состояла в том, чтобы «его королевское величество имели представление о своем состоянии и таким образом знали, какими средствами могут вести свои дела, и отдать приказ, какую сумму в год можно отвести на все потребности»[299]299
  Elton. Tudor Constitution. P. 143–144; The English Court / Ed. Starkey. P. 97–98.


[Закрыть]. После 1536 года в королевские сундуки в должное время укладывалось £178 000 из Палаты приобретений, £96 000 от парламентских налогов, £28 000 из сокровищницы и £60 000 от выплат при вступлении в должность и десятин. Таким образом, туда в целом попало £362 000, и в 1542–1547 годах Генрих VIII поместил £241 570 в ведение сэра Энтони Дэнни, главного джентльмена королевских покоев и хранителя дворца Уайтхолл и находящейся там казны[300]300
  LP XVII, no. 267; Starkey. Court and Government. P. 45; Alsop. Theory and Practice of Tudor Taxation. P. 19; The English Court / Ed. Starkey. P. 97–98.


[Закрыть].

Предназначались ли средства Дэнни на ведение войны, вопрос спорный. Несомненно, что основную часть денег потратили во время Булонской кампании 1544 года. Кромвель никогда не намеревался разбазаривать доходы от роспуска монастырей: главной задачей его финансовой политики было максимально увеличить долговременный доход короны. Однако в июне 1540 года Кромвеля арестовали и в июле казнили. Конец Кромвеля был предопределен политической ситуацией, пролютеранской дипломатией министра и его поддержкой радикальных реформаторов – однако, возможно, все это время его финансовая политика противоречила намерениям Генриха?

Тем не менее нет никаких сомнений, что Кромвель руководил процессом роспуска монастырей. В 1535 году он организовал церковную перепись и общий объезд, чтобы оценить материальные ценности и положение церкви. Перепись закончили к июлю и представили под названием Valor ecclesiasticus. Документ содержал информацию и о ценности монастырского имущества, и о доходах каждого священнослужителя для целей налогообложения. Посещения отложили до сентября, когда шесть юристов церковного права, которые тоже были людьми Кромвеля, совершили стремительный объезд монастырей, вооруженные опросными листами по 86 вопросов и 25 статей запретов. Цель Кромвеля состояла частично в том, чтобы поощрить добровольную капитуляцию, и частью в том, чтобы собрать компрометирующую информацию, которую можно было бы использовать в парламенте, чтобы узаконить принудительный роспуск. Ему все удалось: в марте 1536 года был принят акт, по которому распускались монастыри, имеющие доход до £200 в год, – в эту категорию попало примерно 372 аббатства в Англии и 27 в Уэльсе[301]301
  Dietz, i. 130.


[Закрыть]. Хотя какое-то количество монастырей не попадало под действие этого акта, скоро взялись и за оставшиеся, а также за более крупные обители. Поначалу не планировалось уничтожить все крупные аббатства; некоторых изолированных «капитулянтов» удалось склонить в конце 1537 года. Однако в конце 1538 года Кромвель и около 30 его сотрудников приступили к методичной кампании по полному роспуску монастырей. 202 оставшиеся обители сдались в течение 16 месяцев: последний акт сдачи, роспуск Уолтемского аббатства, датировался 23 марта 1540 года[302]302
  Gasquet F. A. Henry VIII and the English Monasteries. London, 1906. Table at p. 360 n. 1. По какой-то причине роспуск Уолтема откладывался, великий грабеж действительно завершился в январе 1540 года.


[Закрыть]. Между тем акт 1539 года узаконил действия Кромвеля, передав короне имущество крупных монастырей.