Текст книги "Англия Тюдоров. Полная история эпохи от Генриха VII до Елизаветы I"

Промышленный и торговый сектора экономики были невелики в сравнении с сельским хозяйством, но и на них тоже оказывал влияние прирост населения. Рост внутреннего и экспортного спроса после 1470 года содействовал увеличению производства товаров и некоторому общественному разделению труда, но с 1550 по 1603 год рост промышленности едва ли поддерживался. О внутреннем спросе слишком мало известно, чтобы делать надежные выводы, однако представляется, что излишняя рабочая сила, появившаяся в результате прироста населения, понижение платежеспособности наемных рабочих и тот факт, что примерно две пятых населения страны находилось на грани выживания, ослабляли потребности промышленности и не давали предпринимателям достаточных стимулов, чтобы поднимать производительность, стремиться к организационным переменам и технологическим инновациям или масштабно замещать импорт[72]72
  Clay. Economic Expansion and Social Change, ii. 6.


[Закрыть].

Потребительский спрос существовал по преимуществу на ограниченный круг товаров: шерстяные ткани и кожаные изделия, строительные материалы, а также сельскохозяйственные и бытовые инструменты. В 1500 году основные города по-прежнему имели крупные ткацкие мануфактуры, но в течение XIV и XV веков суконное производство почти совершенно переместилось в ярмарочные городки и селения Норфолка, Саффолка и Эссекса, Уилд-оф-Кента, Глостершира, Уилтшира, Сомерсета и Девона, а также в западный райдинг Йоркшира. Данные сельские центры развивались не потому, что были близки к местным ресурсам шерсти – овцеводством в Уилде почти не занимались, – а потому, что производство сукна требовало много рабочих рук. Примерно 15 человек за неделю производили один неокрашенный отрезок ткани среднего качества длиной 12 м и шириной 1,6 м. Гибкое предложение своих услуг имело решающее значение для экономики этой отрасли, и при Генрихе VII и Генрихе VIII развитие ткацкого производства продолжилось в тех районах, где была доступна дешевая рабочая сила либо на поденную работу, либо, чаще всего, на надомную с оплатой за изделие. Однако в 1550-е годы пик выпуска продукции уже прошел: между 1470 и 1550 годами экспорт сукна утроился (в среднем около 130 000 штук ткани в год за 1547–1553 годы), хотя общий рост экспорта происходил за счет необработанной шерсти. По сути, искусственные всплески деловой активности 1544–1546 и 1550–1551 годов произошли вследствие снижения курса валюты, осуществленного Генрихом VIII и Эдуардом VI, в результате которых понизилась стоимость английских экспортных товаров, но в 1551–1552 годах, когда курс валюты снова повысили, экспорт сократился. Тем не менее сокращение не было резким: не к коллапсу, а к стабильности пришли в 1560 году, когда экспорт ткани в среднем составил примерно 110 000 штук в год, и этот уровень поддерживался почти на всем протяжении правления Елизаветы.

Хотя английские приемы ткачества оставались в значительной степени традиционными, местные ткачи осуществили некоторые технические нововведения, а приезд протестантских ткачей из Нидерландов, бежавших от инквизиции Филиппа II и военных действий в 1560–1570-х годах, содействовал производству новых видов тканей. В городках Кента и Восточной Англии образовались целые колонии ткачей-иммигрантов: в начале 1580-х годов в Норидже они, по всей видимости, составляли почти треть населения. Переселенцы уже имели торговые связи со средиземноморскими рынками (до восстания в Нидерландах английские торговцы уступали эти рынки Антверпену), поскольку их яркие и легкие материи были привлекательнее для южных европейцев сравнимо с тяжелыми английскими тканями. Голландские ткани были смешанными: шерстяные, камвольные и шелковые. Такой текстиль был дешевле и порой менее прочным, чем английское сукно, и, соответственно, повышал спрос, как первоначальный, так и обусловленный необходимостью замещения. Одним словом, «новые ткани», как их называли, были продукцией, в которой английские портные и продавцы нуждались, чтобы привлечь дополнительных клиентов внутри страны и за рубежом. С 1570 года началось производство тканей под разными названиями, хотя значительное влияние на экспорт это оказало только в XVII веке.

Кожа была второй по значимости отраслью производства: дубили преимущественно в сельской местности, а обувь, шорные изделия, перчатки, кошельки и одежду изготавливали главным образом в городах. Строительство зависело от поставок древесины, основного материала для возведения домов, кораблей, повозок и производственного оборудования, но с конца XVI века в строительстве домов стали использовать камень, а при возведении королевских дворцов, особняков и больших зданий – кирпич. Нехватка древесины означала, что возникла нарастающая тенденция заменять лесоматериалы тем, что давали шахты и каменоломни: каменный уголь стал занимать место дерева и древесного угля в качестве топлива. Угольная промышленность и черная металлургия были среди тех немногих отраслей, в которых в эпоху Тюдоров произошел существенный технический прогресс.

Вложение денег в сельскохозяйственный инвентарь и предметы домашнего обихода стимулировало развитие металлургических производств. Гвозди, болты, крюки, замки, инструмент для вспашки и боронования, свинец для окон и крыш. Кастрюли и сковороды из меди и латуни, оловянные миски, кружки и подсвечники. Возрос спрос на столовые приборы и стеклянную посуду, столовое и постельное полотно. Состоятельные помещики и купцы строили городские дома и усадьбы с длинными галереями, богато украшенными каминными досками, декоративной штукатуркой, мебелью из дуба и ореха, гобеленами, коврами, картинами, посудой из серебра, олова, латуни и стекла. В конце правления Елизаветы высшее общество Лондона носило экстравагантные наряды, выставляло богатство напоказ и выезжало в каретах, но большинство предметов роскоши импортировалось: столичный спрос, сам по себе высокий, в целом был слишком низок, чтобы заменить импорт внутренним производством. Исключением становились изделия из стекла и небольшие металлические товары, особенно столовые приборы, и к 1590-м годам импорт этих предметов уступил место сделанным в Англии[73]73
  Clay. Economic Expansion and Social Change, ii. 36–37.


[Закрыть]. Однако на другом конце социальной лестницы городские и сельские бедняки вряд ли мечтали о чем-либо, кроме еды и одежды: соль и мыло явно считались роскошью.

3
Генрих VII

Немногие в английской истории всходили на престол, имея меньше опыта управления, чем Генрих VII после битвы при Босуорте. Победе Генриха, которая и сама по себе была почти чудом, предшествовали 14 лет унизительного изгнания в Бретани и Франции; до того его юность проходила в Уэльсе, и едва ли он бывал в Англии более одного раза. Разумеется, йоркисты начали «переформатирование» монархии: Эдуард IV и Ричард III проложили дорогу будущему посредством инспирированных короной актов о возвращении и лишении прав состояния, экспериментами с «доходом от землевладения» и казначейством, и они превратили Тайный совет в реально управляющий институт. Однако личные методы правления имели свою отрицательную сторону: они опирались на двор и Тайный совет, которые автоматически распускались при кончине короля. Каждый монарх должен был обязательно назначить собственных советников и создать свой двор. Этот процесс занимал время и требовал проницательности. У Генриха VII в первые годы на троне проявлялась неискушенность: ему приходилось учиться править, создавая свою династию, и маловероятно, что он имел хотя бы минуту покоя до второй победы над йоркистами в битве при Стоуке (16 июня 1487 года).

Правление Генриха VII делится на три довольно отчетливых этапа. С 1485 примерно до 1492 года за ведение государственных дел отвечал Ричард Фокс, главный секретарь короля, а с 1487 года – лорд – хранитель Малой печати и епископ Эксетера. Доходы собирались казначейством, со служащими которого Фокс общался посредством письменных распоряжений за Малой печатью. После 1487 года финансовая система начала восстанавливаться, но только начиная с 1492 года значительные доходы отправлялись из казначейства в казну и королевские сундуки. Также на этом этапе французская аннексия Бретани заставила Генриха VII принять меры военного характера, но после непродолжительной осады Булони отношения Англии с Францией определил Этапльский договор 1492 года. Одновременно обсуждался задуманный Генрихом проект англо-испанского династического брачного союза.

Второй этап длился с 1492 по 1503 год. В тот период господствующее положение занимала администрация Рейнольда Брея, который превратил казну в сосредоточение правительственных и финансовых связей (вплоть до самых отдаленных частей страны). Фиксировались денежные поступления, ценные бумаги, облигации, соглашения и долги. Операции производились только с наличными деньгами. Брей как главный аудитор короля и канцлер герцогства Ланкастер также отвечал за создание суда под названием Совет правоведов – примирительный орган на базе палаты герцогства, но со всеми полномочиями Совета – он контролировал дела, связанные с прерогативой короля, и действовал в качестве ведомства короны по контролю за соблюдением закона. Официально этот орган был учрежден в 1498–1499 годах. В дипломатии именно на этом этапе Генриху VII удалось заявить о себе как о действительном европейском монархе: вторжение в Италию Карла VIII Французского в 1494 году привело к включению Генриха в оборонительную Священную Лигу 1496 года, которую составляли Фердинанд Арагонский, император Максимилиан I и папа римский Александр VI. Генрих также заключил важное соглашение с Бургундскими Нидерландами, а в сентябре 1497 года достиг Эйтонского перемирия с Шотландией. В 1499 году соглашение продлили, а в 1502 году скрепили как первый англо-шотландский мирный договор с 1328 года. В ноябре 1501 года принесли плоды дипломатические контакты Генриха с Испанией – в Лондоне отпраздновали бракосочетание его сына, принца Артура, с Екатериной Арагонской. Хотя Артур умер в апреле 1502 года, вскоре начались переговоры о браке Екатерины с принцем Генрихом, а в августе 1503 года состоялась свадьба короля Шотландии Якова IV[74]74
  В русской историографии сформировалась традиция немецкоязычной огласовки имен европейских монархов. Правильнее именовать королей династии Стюарт Джеймсами. См.: Устинов В. Почему Генрих – не Генрих, а Людовик – не Людовик? // Наука и жизнь, 2, 2020.


[Закрыть] с дочерью Генриха VI Маргаритой.

Третий этап правления Генриха VII продолжался со смерти Брея в 1503 году до кончины самого короля в 1509-м. Это были годы личного правления Генриха, когда он ставил собственную подпись на документах и государственных бумагах, обходя давно сложившиеся бюрократические процедуры[75]75
  Pickthorn Cf. K. Early Tudor Government: Henry VII. Cambridge, 1934. 141 n.1.


[Закрыть]. К 1507–1508 годам большее количество пожалований земли и постов было узаконено так называемым прямым приказом, чем надлежащей процедурой с королевской печаткой и Малой государственной печатью[76]76
  Starkey D. R. Court and Government // Revolution Reassessed: Revisions in the History of Tudor Government and Administration / Ed. C. Coleman and Starkey. Oxford, 1986. P. 48.


[Закрыть]. Кроме того, в тот период Генрих VII значительно реже посещал заседания Тайного совета, чем раньше. Это отражало тот факт, что король все больше делегировал финансовые и административные дела Совету правоведов, где преемниками Брея стали Ричард Эмпсон и Эдмунд Дадли. Он также учредил еще один орган административной юстиции, действующий в качестве аудиторского суда Совета, под председательством Роберта Саутвелла и Роджера Лейборна. Эти люди были личными представителями Генриха, которым он доверял: они действовали со всей полнотой власти и юрисдикции Тайного совета, но были подотчетны только королю, который отдавал приказы и контролировал их работу в личном кабинете при дворе. Таким образом, если на первом этапе своего правления Генрих VII применял методы йоркистов, то в последние годы он несколько преобразовал их. Его денежная политика иной раз сводила работу правительства к финансовым сделкам, когда надобность получать доход, перебивать цену и обеспечивать соблюдение исключительных прав короля значили больше, чем моральный авторитет и если не законность, то справедливость.

Внешнюю политику на третьем этапе определила смерть. В феврале 1503 года умерла Елизавета Йоркская. Генрих стал вдовцом и мог предпринять еще одну попытку создать династический союз посредством женитьбы на собственное усмотрение. Планы Генриха на второй брак провалились, но на условиях, согласованных в июне 1503 года, он договорился о бракосочетании Екатерины Арагонской с принцем Генрихом. Однако в договоре указывалось, что требуется разрешение папы римского, поскольку Екатерина вследствие брака с Артуром стала принцу Генриху родственницей первой степени. Необходимые папские буллы были получены, но свадьба состоялась уже после смерти Генриха VII. Причиной отсрочки явилось то, что после смерти Изабеллы Кастильской король переключился на англо-бургундскую политику, хотя безвременная кончина эрцгерцога Филиппа в сентябре 1506 года потребовала изменить подход в отношении Франции[77]77
  См. с. 74–77.


[Закрыть].

Главной заботой Генриха VII после восшествия на престол было обеспечить безопасность и стабильность династии Тюдоров. Он действовал решительно и быстро, обозначив днем начала своего правления 21 августа 1485 года, канун битвы при Босуорте, чтобы обвинять в измене своих соперников, а для других целей время настало только в годовщину той знаменательной битвы. Елизавету Йоркскую, дочь Эдуарда IV Йорка, вывезли из Тауэра, и начались приготовления к коронации, к созыву парламента, а также к восстановлению Совета и королевского двора. Вышел указ о созыве парламента 7 ноября 1485 года; коронация же состоялась 30 октября того же года. В течение сентября были назначены члены Совета и судьи, которым до января 1486 года пришлось много трудиться: они награждали, налагали аресты, проводили назначения мелких чиновников и готовили законопроекты для парламента. Генрих выбирал главных членов своего Совета и двора из трех очевидных групп: из тех, чью помощь и рекомендации он получал в Бретани и Франции; тех, кто поддержал его при Босуорте, и тех, кто принял участие в безуспешном восстании герцога Бекингема против Ричарда III в октябре 1483 года. Король также взял к себе нескольких бывших слуг Бекингема, но опыт управления ценился высоко, и Генриху пришлось выбрать в качестве советников и должностных лиц бывших йоркистов. Тем не менее на всем протяжении своего правления Генрих выбирал людей исключительно на основании их компетентности и желания служить власти Тюдоров; было бы неверно думать, что термины «ланкастерцы» и «йоркисты» имеют какое-либо сходство с современным понятием о принадлежности к партии. «Только верность и способности требовались для службы: влиятельный лорд, епископ, доктор канонического или гражданского права, чиновник – все принимались, но лишь по воле короля»[78]78
  Lander J. R. Crown and Nobility, 1450–1509. London, 1976. P. 209–210, 219.


[Закрыть].

Высшими государственными сановниками Генриха VII были Джон Мортон (лорд-канцлер, архиепископ Кентерберийский и кардинал с 1493 года), скончавшийся в 1500 году; лорд Джон Динхэм (лорд – верховный казначей), умерший в 1501 году; Ричард Фокс (лорд – хранитель Малой печати и, последовательно, епископ Эксетера, Бата и Уэллса, Дарема и Винчестера); Джон де Вер, граф Оксфорд (лорд-обер-камергер и лорд-адмирал); и лорд Томас Стэнли (отчим короля, граф Дерби и констебль), умерший в 1504 году[79]79
  Дерби не постоянно служил констеблем: Тюдоры при любой возможности держали эту должность вакантной.


[Закрыть]. Не менее важными были те члены Совета Генриха, которые заведовали его финансовой и правоприменительной политикой: Брей, чей замысел вылился в учреждение Совета правоведов, был выбран для ведения финансовых дел и управления имуществом короля практически сразу; Томас Ловелл служил в качестве канцлера казначейства, казначея двора и стал спикером в первом парламенте Генриха; лорд Жиль Добене руководил монетным двором, с 1495 года был лордом – управляющим двором короля и командовал силами, подавившими восстание в Корнуолле; Ричард Гилдфорд действовал как начальник артиллерии (то есть министр обороны) и контролер королевского двора; Джон Рисли был одним из наиболее усердных советников, занимая в правительстве лишь малозначительные посты, он фактически действовал как министр без портфеля.

Генрих VII обеспечивал собственную безопасность, просчитывая меры предосторожности и не признавая другого долга, кроме службы государству. Он женился на Елизавете Йоркской через пять месяцев после Босуорта: тем самым выполнил данное в 1483 году обещание и в первую очередь принес значительное облегчение йоркистским отступникам, которые присоединились к нему в борьбе против Ричарда III. К тому же последующее рождение Артура в 1486 году, Маргариты в 1489, Генриха в 1491 и Марии в 1496 году решило вопрос продолжения династии. Затем Генрих предпринял решительные усилия, чтобы передать командование крепостями и гарнизонами, а также более широкий контроль над военной организацией в руки надежных придворных, и осуществлял точечное силовое воздействие на местных баронов, когда полагал, что они используют свою территориальную власть к унижению достоинства короля. Например, когда семья Стэнли злоупотребила своим положением на северо-западе, всех членов семейства связали обязательствами о достойном поведении в будущем. Сэр Уильям, который при Босуорте решил исход битвы в пользу Генриха, вступил в контакт с претендентом на престол Перкином Уорбеком; его обвинили в государственной измене, судили вместе с Джеймсом и Эдвардом Стэнли за незаконное удержание. На обвинительном акте Эдварду есть пометки Генриха – доказательство вмешательства короля в ход дела[80]80
  Condon M. M. Ruling Elites in the Reign of Henry VII // Patronage, Pedigree and Power / Ed. C. Ross. Gloucester, 1979. P. 113–114.


[Закрыть]. Кроме того, король контролировал суды в Звездной палате над лордом Томасом Дакром, лордом Генри Клиффордом и другими за междоусобицу на шотландской границе: опрашивал обвиняемых, набросал свои замечания на обратной стороне списка обвинительных статей[81]81
  Guy J. A. The Cardinal’s Court: The Impact of Thomas Wolsey in Star Chamber. Hassocks, 1977. P. 19.


[Закрыть]. Маркиз Томас Дорсет в 1492 году был связан обязательствами на ленные поместья, которые, при нарушении верности, были бы конфискованы. И наконец, лорда Добене оштрафовали за растрату на посту лейтенанта Кале и заставили передать свою французскую пенсию в казну короля.

Из мятежей, с которыми столкнулся Генрих VII, наибольшую опасность представляли те, что ставили целью сместить его с престола. Угроза со стороны Ламберта Симнела, которого выдавали за сидящего в Тауэре племянника Эдуарда IV – Эдуарда, графа Уорика, как бы анекдотично это ни звучало, была особенно серьезной, поскольку все происходило в первые два года после Босуорта[82]82
  См. с. 3.


[Закрыть]. В 1490-х годах с самозванцем Перкином Уорбеком, которого объявили младшим сыном Эдуарда IV – Ричардом Йоркским, справиться было легче, несмотря на вмешательство шотландцев и европейцев. Симнела разбили наголову в битве при Стоуке: его сторонников уничтожили или посадили в тюрьму, а юного самозванца взяли ко двору в качестве слуги. Уорбек попал в руки Генриха в августе 1497 года; вскоре он злоупотребил терпимостью короля и был повешен (23 ноября 1499 года). Неделей позже по обвинению в предполагаемой измене прекратилась жизнь реального графа Уорика. Однако пройдет еще семь лет, прежде чем дипломатические усилия Генриха увенчаются захватом племянника Эдуарда IV – Эдмунда де ла Поула, графа Саффолка. Будучи наследником Йорков, Саффолк находился в ссылке в Нидерландах, но эрцгерцог Филипп передал его Генриху в марте 1506 года с целью дружественных отношений между Англией и Бургундией. Саффолка содержали в Тауэре до мая 1513 года, когда его казнил Генрих VIII.

Тем не менее угрозу династии Тюдоров не следует преувеличивать. Поразительная черта того периода вовсе не распространенность, а полное отсутствие носителей королевской крови мужского пола: «В отличие от ситуации при Эдуарде IV не существовало фигуры внутри королевского рода для конкурентных политических противоречий, не было очевидного очага для политического недовольства»[83]83
  Condon. Ruling Elites, p. 113.


[Закрыть]. Правда, что приверженцы Симнела и Уорбека облачали свои цели в династические одежды, однако самый значительный мятеж периода правления Генриха VII, восстание в Корнуолле 1497 года, не был династическим. Напротив, восстание вызвала парламентская субсидия того года для финансирования вторжения в Шотландию, спровоцированного поддержкой Якова IV Уорбеку – это случилось до того, как Эйтонское перемирие изменило планы Генриха VII. На юго-западе возник протест против налогов, поскольку корнуолльцы отказались оплачивать кампанию против Шотландии, для которой, по их мнению, справедливым источником финансирования был бы налог, освобождающий от военной службы, или поземельный налог на севере страны. Примерно 15 000 восставших двинулись через Эксетер, Солсбери и Винчестер в Кент. Собрали джентри, Лондон призвали к оружию, а экспедицию в Шотландию отменили. Мятежники приняли ожесточенный бой на Блэкните (17 июня). Более 1000 человек полегло на поле сражения, остальные бежали или попали в плен. Трех лидеров восставших, адвоката из Бодмина Томаса Фламанка, кузнеца Майкла Джозефа и Джеймса Туше, лорда Одли, отправили в Тауэр, осудили за измену и казнили. Головы казненных выставили на Лондонском мосту[84]84
  Chronicles of London / Ed C. L. Kingsford. Oxford, 1905. P. 213–216.


[Закрыть].

Поскольку Генрих VII правил Англией как собственным поместьем через Совет и королевский двор, парламент не играл никакой роли в выработке политической линии государства. Он действовал как рабочий инструмент управления, опирающийся на феодальные представления, на основании которых вассалы проявляли почтение, а не на римский принцип amicitia, или дружбы, характерный для менее официальных дискуссий Совета. Законодательная деятельность и налогообложение были функциями парламента, по крайней мере с точки зрения короны, и эта позиция поддерживалась на всех семи созывах парламента при Генрихе VII. «Следовали прецедентам, уже установленным за предыдущее столетие; не было никаких значимых нововведений в процедуру, насколько нам известно; никаких изменений в составе и выборной структуре; лишь немногие принятые законодательные меры отличались существенной значимостью»[85]85
  Chrimes S. B. Henry VII. London, 1972; repr. 1977), 135.


[Закрыть].

Однако неверно полагать, что подобное отношение Генриха к парламенту означало, что он не советовался со своими подданными. Несмотря на его фискализм и методы личного правления, он стремился править на основе консенсуса, обсуждая свои решения так же широко, как все остальные Тюдоры, но держа исполнительную власть в своих руках. За период с 1487 по 1502 год он пять раз собирал Большой совет, чтобы получить рекомендации и принципиальные полномочия по вопросам войны и налогов. (Большой совет – общее собрание представителей высшей аристократии и членов советов графств, созываемое для обсуждения политических, финансовых, дипломатических и церемониальных потребностей короля и королевства.) По сути, поскольку парламент при Генрихе VII ограничивался введением законов, выделением денег и утверждением или отменой объявлений вне закона, король использовал Большие советы, чтобы принять серьезные политические решения и обязать представителей нации поддерживать принятые решения. По меньшей мере дважды в них участвовали также представители городских советов, как во французском conseil général des notables. Во Франции, по мнению теоретиков, король был обязан обсуждать с Большим советом дела, касающиеся всего государства. «Такое заседание, – писал Клод де Сейссель, – не называют обычным советом. Напротив, оно – нерегулярное собрание, которое следует созывать только тогда, когда того требуют обстоятельства». В Большой совет входили принцы крови, епископы, высшие сановники государства, а также другие руководители и советники. Представителей провинций приглашали тогда, когда поднимались вопросы, затрагивающие всех и каждого, например объявление войны. Генрих VII, по всей вероятности, разделял эту теорию, с которой он, вероятно, познакомился, находясь в изгнании. Во всяком случае, иногда стремление Генриха к консенсусу выходило за разумные границы, поскольку он не свернул французскую кампанию 1492 года, пока не собрал «на поле у Булони всех лордов, сословия, советников и командиров своей армии» и не «обсудил с ними это дело и так, и эдак». Он собрал всех «в один общий совет» и добился, чтобы они подписали документы с просьбой к нему согласиться на отход в Англию. Список подписавшихся возглавляли пэры, числом 21, за ними шли подписи королевских советников рангом ниже пэров[86]86
  Holmes P. J. The Great Council in the Reign of Henry VII // English Historical Review, 101, 1986. P. 840–862; Kings and Nobles in the Later Middle Ages / Ed. R. A. Griffiths, J. Sherborne. Gloucester, 1986. P. 242–243, 275–276; The Monarchy of France / Ed. D. R. Kelley, J. H. Hexter, et al. New Haven, Conn., 1981. P. 73–74.


[Закрыть].

Парламент при Генрихе VII заседал с ноября 1485 по март 1486 года, в ноябре и декабре 1487, в январе 1489 и феврале 1490, в октябре 1491 и марте 1492, в октябре и декабре 1495, в январе и марте 1497, в январе и апреле 1504-го. Три из этих созывов парламента имели более одной сессии с перерывами между ними: соответственно парламент работал в общем 72 недели за 23 года и семь месяцев правления короля. Первый созыв парламента объявил о праве Генриха на престол, отменил несколько объявлений вне закона для йоркистов, лишил гражданских и имущественных прав Ричарда III и его людей, предоставил королю субсидию на шерсть и бессрочную на тоннаж и процент со сделок, принял акт о возвращении и ввел законы, разработанные для укрепления стабильности и общественного порядка. Самая важная мера касалась королевского титула: корону гарантировали Генриху и его законным наследникам, хотя принятый акт лишь де-юре подтвердил его «наследственный» титул. Другой знаменательный акт предоставил бессрочные таможенные пошлины. Сборами облагались импортные и экспортные товары: за свое правление Генрих VII получил из этого источника около £900 000, половину суммы выплатил Лондон.

Каждый из остальных шести созывов парламента давал какое-то финансовое обеспечение. Общепризнанным налогом были одна пятнадцатая и десятая доли, которые в начале XIV века взимали непосредственно с цены движимых товаров, но в 1334 году этот сбор обратили в фиксированные суммы, установленные для каждого поселения или городка; соответственно каждая пятнадцатая и десятая давали гарантированный чистый доход короне £29 500. Разрешения на пятнадцатую и десятую доли Генриху VII в 1487, 1489–1490, 1491–1492 и 1497 годах, таким образом, представляли собой стандартную форму налогообложения, введенную в 1334 году, к которой постоянно обращались наряду с другими методами до 1624 года – эти налоги в период его правления принесли £203 000[87]87
  Schofield R. S. Parliamentary Lay Taxation, 1485–1547, unpublished Cambridge Ph. D. dissertation, 1963, fos. 61–64, 156–159, table 40 (facing fo. 416).


[Закрыть]. Однако пятнадцатая и десятая были стандартными налогами; они уже не отражали реального распределения богатства в Англии, и Генрих VII решил собирать дополнительные налоги, если удастся. Семь субсидий, основанных на непосредственной оценке материального благосостояния налогоплательщиков, было предоставлено парламентом до 1485 года, но два таких эксперимента пришлось прекратить. В новой попытке повысить государственные доходы Генрих VII в 1487 году получил разрешение на подушный налог с иностранцев, а в 1489 году – неограниченную сроками субсидию на содержание 10 000 лучников в год; но второй налог принес не более £27 000 – лишь четверть того, что ожидалось. Хотя эта неудача оказалась настолько болезненной, что на 25 лет отбила охоту к дальнейшим попыткам, компромиссные формы налогообложения принимались в 1497 и 1504 годах. В 1497 году корона просила парламент предоставить £120 000 плюс субсидию, чтобы собирать по прямой оценке. Другими словами, доход короне обеспечивался, но в то же время бремя устаревших налогов частично снималось. И этот эксперимент удался. Наконец, в 1504 году парламент предоставил субсидию £30 000 на тех же условиях, что и в 1497-м. Истинной причиной этого разрешения стал единственный за время правления Генриха VII случай торга. Король, судя по всему, изначально хотел получить две вассальные пошлины, наверное, чтобы обеспечить предлог для использования своих прерогатив и оправдать создание новой описи земель короны in capite – своего рода тюдоровской «Книги Судного дня»[88]88
  Ibid., fos. 160–198, table 40.


[Закрыть]. Однако история Уильяма Роупера о первых политических шагах Томаса Мора в качестве «лидера оппозиции» к этому предложению Генриха сомнительна[89]89
  Роупер утверждал, будто Генриху VII было сказано, что «неопытный юнец обманулся в своих надеждах», однако нет никаких свидетельств, что Мор хотя бы был избран в парламент 1504 года. Two Early Tudor Lives / Ed. R. S. Sylvester, D.-P. Harding. New Haven, Conn., 1962; repr. 1969. P. 199.


[Закрыть]. Чистая сумма денежных поступлений от субсидий за время правления Генриха VII составила £80 000.

Законодательная деятельность парламентов Генриха VII существенно переоценена. Работая над книгой «История правления короля Генриха VII» летом 1621 года, Фрэнсис Бэкон сделал заключение: «Годы его правления для хороших государственных законов были поистине превосходны»; его законы были «исключительной заслугой и гордостью этого короля»[90]90
  Bacon’s Works. Chandos edn. P. 423, 425.


[Закрыть]. Обращенные опальным министром к Якову I, эти слова были уместным комментарием по поводу законодательного застоя 1620-х годов, однако к статутам Генриха VII они имеют мало отношения, хотя именно на утверждениях Бэкона зиждется слава Генриха как законодателя. Из 192 законодательных актов Генриха примерно 40 – акты о возвращении, лишение прав или их восстановление; 31 регламентировал торговлю, цены и залоги; 22 корректировали общее право; 19 были парламентскими актами, касавшимися только указанных лиц; 14 усиливали контроль над исполнением закона; 13 даровали помилование или привилегии; 12 создавали финансовые резервы; 7 касались мировых судей; 5 решали церковные дела; остальные – прочее, мало говорящее о Генрихе VII и его политике[91]91
  Chrimes. Henry VII. P. 177.


[Закрыть]. К тому же даже основные статуты не выглядят впечатляюще: они ограничиваются тем, что касаются контроля над исполнением закона, мировых судей и церкви.

Актом 1487 года был создан небольшой судебный орган в составе трех ведущих государственных должностных лиц, двух главных судей и еще двух советников, им поручалось обеспечивать соблюдение уже существующего законодательства против массовых беспорядков, захватов и коррупции в судебной системе, например подкупа присяжных[92]92
  3 Henry VII, c. 1; Select Cases in the Council of Henry VII / Ed. C. G. Bayne, W. H. Dunham. London: Selden Society, 1958. P. xlix-lxiv; Guy. The Cardinal’s Court. P. 20.


[Закрыть]. Новый суд заседал в Звездной палате, но отличался от особого Суда Звездной палаты, в котором судьями были исключительно советники короля, а не только те немногие, что были названы в акте 1487 года. В 1495 году создали еще один суд для наказания лжесвидетельства, но ни тот ни другой суд практически не действовали[93]93
  11 Henry VII, c. 25; Cases in the Council of Henry VII / Ed. C. G. Bayne, W. H. Dunham. London: Selden Society, 1958. P. Ixii-lxiii; Guy. The Cardinal’s Court, p. 20 and n. 173.


[Закрыть]. В том же году закон о сроках давности заверил йоркистов, которые к тому времени избежали объявления вне закона, что их больше не будут преследовать за действия до 1485 года, однако измена после Босуорта, естественно, наказывалась – целью этого закона было залечить старые раны и подтвердить (если подтверждение требовалось), что вопрос о династии Тюдоров закрыт.

Незначительные изменения в гражданском и уголовном праве не оказали существенного влияния на практику судебных разбирательств (значительная их часть касалась разных аспектов процедуры) и не всегда были тем, чем казались: акт против браконьерства, например, имел целью не сокращение уровня насилия, а сохранение оленей. Закон наказывал за неправомерное удержание, нарушение общественного порядка, шумные сборища, нелегальные собрания, неправомерную поддержку одной из тяжущихся сторон, попытки оказать давление на суд или присяжных и ошибочные приговоры судей, но даже «великий» статут Генриха 1504 года против незаконного ареста в основных положениях повторял прежние законы со времен 1399 года. К тому же этот акт имел ограничения по срокам действия – время жизни короля и не дольше, а правительственные судебные процессы по уголовным законам Генриха за время его правления можно пересчитать по пальцам.