Текст книги "Блюстители"

Глава 16

У меня нет острой необходимости ехать в Сибрук. Все, кто имел то или иное отношение к судебному процессу над Куинси Миллером, либо умерли, либо отошли от дел, либо куда-то сбежали, либо исчезли при загадочных обстоятельствах. Я размышляю, кого мне следует бояться, испытывая отчетливое чувство страха.

Для начала я отправляю в Сибрук Фрэнки – на разведку. Он проводит там два дня и две ночи, держась в тени и не привлекая к себе внимания, как это умеет только он. Его устный доклад краток и предельно прост: «Похоже, ничего такого нет, босс».

Покинув Сибрук, Фрэнки за несколько часов доезжает до Дирфилд-Бич, расположенного неподалеку от Бока-Ратон. Он кружит по улицам, время от времени заходит в Интернет, отыскивает на карте разные объекты. Затем в какой-то момент с удивительной быстротой переодевается в весьма приличный костюм и делает телефонный звонок. Тайлер Таунсенд соглашается встретиться с ним в новом торговом центре, который достраивает его компания. Здание увешано объявлениями о сдаче помещений в аренду. Фрэнки рассказывает Тайлеру, что вместе с партнером он подыскивает места для нескольких элитных магазинов спортивных товаров. Поясняет, что компания новая, на рынок вышла недавно и в онлайн-сегменте пока не представлена.

Тайлер разговаривает с Фрэнки вполне дружелюбным тоном, но в его голосе чувствуется настороженность. Ему пятьдесят лет, он бросил юриспруденцию уже давно и, похоже, правильно сделал. Занявшись недвижимостью в южной части штата Флорида, Тайлер хорошо изучил этот новый для себя бизнес и добился больших успехов, его компания процветает. У него просторный дом, в котором он живет вместе с женой и тремя детьми-подростками. В прошлом году выплаченный за дом налог на недвижимую собственность составил 58 тысяч долларов. Ездит Тайлер на красивой импортной машине, одевается и выглядит как преуспевающий человек.

Фрэнки решает, что долго водить его за нос не следует. Когда мужчины оказываются в помещении площадью 4 тысячи квадратных футов, на стенах которого подсыхает свежая штукатурка, Таунсенд спрашивает:

– Как, вы говорите, называется ваша компания?

– Никак, да и компании нет. Я нахожусь здесь под надуманным предлогом, но дело, ради которого я приехал, тем не менее весьма важное.

– Вы полицейский?

– Ничего подобного. Я – бывший заключенный одной из тюрем штата Джорджия, просидевший в камере четырнадцать лет за убийство, которое совершил кто-то другой. Один молодой юрист занялся моим делом, доказал мою невиновность, добился моего освобождения, и милый и дорогой штат Джорджия отстегнул мне деньжат. Я абсолютно чист перед законом. Время от времени я работаю на того самого юриста, о котором упомянул. Похоже, это единственное, что я могу для него сделать.

– Ваш важный вопрос каким-то образом связан с Куинси Миллером?

– Да. Теперь тот самый юрист представляет его интересы. Мы, как и вы, знаем, что Миллер невиновен.

Таунсенд глубоко вздыхает, и на его губах появляется улыбка, но она сразу гаснет. Он подходит к большому окну. Фрэнки следует за ним. Оба смотрят вниз, где бригада рабочих покрывает свежим асфальтом автостоянку.

– А как ваше имя? – интересуется Таунсенд.

– Фрэнки Татум.

Фрэнки вручает собеседнику визитную карточку фонда «Блюститель». Тайлер внимательно изучает ее с обеих сторон.

– Ну и как поживает Куинси? – спрашивает он.

– Он сидит уже двадцать два года. Будучи невиновным, я отсидел только четырнадцать лет и лишь чудом сохранил рассудок. В подобном положении каждый день – это отдельный, новый кошмар.

Тайлер возвращает визитку с таким видом, будто это важная улика.

– Послушайте, у меня, вообще-то, на все это просто нет времени, – произносит он. – Не знаю, чего вы добиваетесь, но я в это впутываться не хочу, понятно? Прошу меня извинить и все такое, но Куинси – это уже закрытая страница моей жизни.

– Вы ведь были юристом-бойцом, Тайлер. Да, вы были совсем молоды и неопытны, однако по-настоящему сражались за Куинси.

Таунсенд улыбается, пожимает плечами и замечает:

– И проиграл. А теперь я прошу вас уйти.

– Да, конечно. Это ведь ваша собственность. Мой босс – юрист Каллен Пост, вы можете навести о нем справки. Он освободил уже восьмерых заключенных, и это ему удалось, потому что он не принимал никаких отказов. Пост хочет поговорить с вами, Тайлер, без огласки, совершенно конфиденциально. Поверьте мне, Пост знает, как играть в эту игру, и он не отступится. Вы сэкономите кучу времени и избежите массы проблем, если просто встретитесь и побеседуете с ним пятнадцать минут.

– А он сейчас в Саванне?

– Нет. Пост здесь, на противоположной стороне улицы. – Фрэнки указывает в моем направлении.

Мы втроем сворачиваем за угол и входим в семейный ресторан, который тоже возводит компания Тайлера. Его отделка еще не закончена. Мы видим, как рабочие достают из коробок стулья. На улице, где идет стройка, полно новых зданий, помещения в них арендованы для занятий бизнесом. Я замечаю автосалоны и закусочные, в том числе такие, где еду можно купить, не выходя из машины; торговые комплексы, автомойку, несколько заправок, пару офисов, в которых располагаются филиалы банков. В общем, деловая жизнь в этой части штата Флорида бьет ключом. Мы останавливаемся в углу, подальше от рабочих, и Тайлер произносит:

– Ладно, давайте побеседуем.

У меня возникает впечатление, что наш разговор может в любой момент внезапно прерваться, поэтому я сразу пытаюсь сосредоточиться на простом вопросе: можно ли доказать, что Куинси невиновен?

Подумав немного, Тайлер качает головой.

– Послушайте, я не хочу в это ввязываться. Много лет назад я сделал все, что мог, чтобы доказать его невиновность, и у меня ничего не получилось. Это было в другой жизни. Теперь у меня трое детей, красавица-жена, деньги и никаких проблем. В прошлое я возвращаться не намерен. Извините.

– В чем опасность, Тайлер?

– Скоро вы это узнаете. То есть я, конечно, надеюсь, что ничего такого с вами не произойдет, но вы суетесь туда, где можете попасть в очень плохую ситуацию, мистер Пост.

– Все мои дела – это очень плохие ситуации.

Таунсенд издает раздраженное ворчание в знак того, что я не знаю, о чем говорю.

– Но не настолько. Ни с чем подобным вам сталкиваться наверняка еще не приходилось.

– Мы с вами примерно ровесники, Тайлер, и оба бросили заниматься юриспруденцией примерно в одно и то же время, потому что были сильно разочарованы. Моя вторая попытка сделать карьеру тоже не удалась, и я в конце концов нашел новое призвание. Я брожу по улицам и ищу лазейки, пытаюсь найти возможности помочь своим клиентам. Как раз сейчас Куинси очень нужна ваша помощь, Тайлер.

Таунсенд глубоко вздыхает, и мне становится ясно, что его терпение исчерпано.

– Полагаю, в вашей работе просто необходимо быть напористым, но меня этим не возьмешь, мистер Пост. Хорошего вам дня. Оставьте меня и больше не приезжайте.

Тайлер Таунсенд поворачивается и выходит за дверь.

Как и следовало ожидать, Чэд Фолрайт бросается в бой. Он не соглашается на проведение ДНК-тестирования оставшихся в деле шести лобковых волосков. Теперь Чэд держит их под замком, как и другие вещдоки. А чтобы показать, какой он крутой и жесткий прокурор, угрожает выдвинуть против меня обвинение в несанкционированном вмешательстве и хищении улик. В Алабаме, как и в остальных штатах, такие деяния считаются нарушением закона. Правда, наказание за это везде предусмотрено разное. Чэд со злорадством сообщает мне в письме, что мне грозит за это до года тюрьмы.

То есть я могу оказаться в камере из-за какого-то дурацкого лобкового волоска!

Мало того, Фолрайт извещает меня о своих планах подать на меня жалобы в адвокатские объединения Алабамы и Джорджии за нарушение этических норм. Узнав об этом, я смеюсь. Прокурорские работники угрожали мне и раньше, но при этом демонстрировали больше изобретательности.

Мэйзи подготавливает длинное ходатайство о вторичном оспаривании приговора. Формально оно должно быть сначала представлено в суд штата в Вероне. За день до его подачи я еду в Бирмингем и встречаюсь с Джимом Биско, репортером-ветераном, освещавшим суд над Дьюком Расселом. Он внимательно следил и за процессом, и за судьбой апелляций и не раз высказывал сомнения по поводу того, что суд был справедливым. Особенно жестко Джим критиковал адвоката Дьюка. Когда бедняга умер от цирроза печени, Джим написал и об этом, а затем предложил провести дополнительное расследование убийства, за которое был осужден Дьюк. Джим в восторге от новости о том, что по результатам проведения теста ДНК Дьюк невиновен. Однако я проявляю осторожность и не сообщаю ему, что на самом деле убийца – Марк Картер. С этим лучше повременить.

В тот самый день, когда мы подаем ходатайство в суд, Биско публикует большую статью, она появляется на первой полосе раздела местных новостей. В ней приводится цитата Чэда Фолрайта: «Я по-прежнему уверен, что мы не совершили никакой ошибки и покарали человека, который этого заслуживал. И я делаю все для того, чтобы ускорить приведение в исполнение смертного приговора, вынесенного Дьюку Расселу, безжалостному убийце. ДНК-тест в этом деле не имеет никакого значения».

После еще двух разговоров с Отисом Уокером, которые в обоих случаях происходят по телефону, Фрэнки убеждается, что Джун Уокер не хочет иметь ничего общего с Куинси Миллером. Очевидно, что их весьма болезненный развод причинил ей серьезную душевную травму и она тверда в своей решимости не ввязываться ни в какие дела, относящиеся к ее бывшему мужу. Нежелание бередить тяжелые воспоминания и признаваться в сказанной когда-то давно лжи – вот что лежит в основе позиции Джун.

Отис предупреждает Фрэнки, чтобы тот оставил его супругу и его самого в покое.

Фрэнки обещает, что будет придерживаться этого совета, во всяком случае пока.

Глава 17

На данный момент в Сибруке работают двадцать три юриста, и на каждого из них у нас есть небольшое досье. Примерно половина из них находилась в городе, когда был убит Руссо. Самый старший – джентльмен в возрасте девяноста одного года, который все еще сам каждый день приезжает в свой офис на машине. Двое молодых юристов появились в Сибруке в прошлом году и тоже решили заняться частной практикой. Все местные адвокаты белые, шестеро из них – женщины. Самыми процветающими, похоже, можно считать двоих братьев, которые вот уже двадцать лет занимаются банкротствами. Большинство же юристов, судя по всему, едва сводят концы с концами – обычная ситуация для таких городков.

Раньше Гленн Колакурчи занимал пост в сенате Флориды. Его округ включал в себя Руис и еще два других. В момент убийства Руссо он сидел в сенаторском кресле уже третий срок. Кит Руссо являлся его дальним родственником. В молодые годы Колакурчи возглавлял самую крупную в городе юридическую фирму и нанял Руссо сразу после того, как тот окончил юридический колледж. Руссо приехал в город вместе с женой, но для нее должности у Колакурчи не нашлось. В фирме Гленна Колакурчи Кит Руссо проработал недолго. Уже через год он создал свою фирму, она обосновалась в офисном здании без лифта на Мэйн-стрит, прямо над пекарней.

Я выбрал именно Колакурчи, потому что его досье чуть толще остальных, а также по той причине, что он, возможно, больше других знает о Ките. И потом, из всех юристов, работающих в городе, Колакурчи, скорее всего, помнит больше деталей, связанных с убийством Руссо, чем кто бы то ни было другой. По телефону он сообщает, что может уделить мне полчаса.

Когда я впервые проезжаю по улицам Сибрука, у меня возникает ощущение, будто я не так уж плохо знаю этот городок. Интересных для меня мест здесь немного: офисное здание, когда-то принадлежавшее Киту и Диане, где, собственно, и было совершено убийство; улочка позади строения, где Кэрри якобы видела убегающего чернокожего мужчину; и, наконец, здание суда. Я паркуюсь напротив него на Мэйн-стрит и сижу в машине, наблюдая за неспешно текущим по тротуарам потоком пешеходов. Размышляю о том, сколько из проходящих мимо меня людей помнят об убийстве Кита Руссо, а также гадаю, был ли кто-нибудь из них знаком с Руссо и Куинси Миллером. И еще думаю о том, известно ли им о судебной ошибке, в результате которой в тюрьму отправили невиновного. И прихожу к выводу, что, конечно же, нет.

Выждав необходимое время, я присоединяюсь к прохожим, идущим по тротуару, и прохожу пешком полквартала до нужного мне офиса. Надпись на окне, сделанная черной, частично облупившейся краской, гласит: «Юридическая фирма Колакурчи». Когда я шагаю через порог, слышится звон старомодного дверного колокольчика. С дивана в приемной, подняв облачко пыли, спрыгивает полосатая кошка. Справа от себя я вижу стол со сдвижной крышкой, на нем стоит ручная пишущая машинка. Кажется, в помещении вот-вот появится пожилая седая секретарша, которая незадолго до этого вышла куда-то на минутку, и снова примется барабанить пальцами по клавишам. В приемной витает запах старой кожи и застоявшегося табачного дыма. Его нельзя назвать неприятным, но очевидно, что в помещении давно пора сделать уборку.

Однако, изрядно меня удивив, вместо пожилой седовласой секретарши, которая была бы уместна в такой приемной в середине прошлого века, появляется сногсшибательная молодая женщина азиатской наружности в короткой юбке. Обращаясь ко мне, она с улыбкой говорит:

– Доброе утро. Я могу вам чем-то помочь?

Я улыбаюсь в ответ и отвечаю:

– Да. Меня зовут Каллен Пост. Вчера я беседовал с мистером Колакурчи, и мы договорились встретиться сегодня утром.

Женщина умудряется одновременно снова улыбнуться и нахмуриться. Она подходит к другому столу, чуть более современному, чем тот, который привлек мое внимание.

– Он мне ничего не сказал. Извините. Меня зовут Беа.

– Но он на месте?

– Конечно. Сейчас я его позову. Он не так уж занят.

Женщина вновь улыбается и, двигаясь плавными, словно плывущими шагами, исчезает. Однако в следующий момент она появляется снова и делает приглашающий жест рукой. Я вхожу в большой кабинет, где вот уже несколько десятилетий правит бал Гленн Колакурчи. Он встает из-за стола, притворяясь, будто рад посетителю. Мы представляемся друг другу – церемония знакомства совершается быстро. Затем хозяин кабинета указывает мне на кожаный диван и, обращаясь к секретарше, говорит:

– Принесите нам кофе, пожалуйста.

Опираясь на трость, Колакурчи отходит к большому креслу, которое вместило бы и двоих, и опускается в него. Ему почти восемьдесят лет, и он, без всякого сомнения, на этот возраст и выглядит – лишний вес, седая борода и такая же седая, пышная, спутанная шевелюра слишком длинных волос, которые не мешало бы подстричь. В то же время розовый галстук-бабочка и красные подтяжки придают ему несколько щеголеватый вид.

– Вы священник или что-то в этом роде? – спрашивает Колакурчи, глядя на мой стоячий воротничок.

– Да, методистской церкви, – отвечаю я и вкратце описываю ему характер деятельности фонда «Блюститель».

Пока я говорю, он внимательно слушает, опираясь подбородком на рукоять трости и не сводя с меня проницательного взгляда ярко-зеленых глаз, в белках которых, увы, отчетливо видны красные прожилки. Беа приносит кофе. Я делаю глоток из своей чашки. Кофе чуть теплый и, скорее всего, растворимый. Когда секретарша выходит и закрывает за собой дверь, Колакурчи спрашивает:

– С какой стати священник сует нос в такое старое дело, как кейс Куинси Миллера?

– Прекрасный вопрос. Меня бы не было здесь, если бы я не был уверен, что он невиновен.

Мое заявление, судя по всему, кажется Колакурчи забавным.

– Интересно, – бормочет он себе под нос. – У меня решение, принятое по его делу, никогда не вызывало сомнений. Насколько я помню, там был очевидец.

– Там не было ни очевидцев, ни нормальных свидетелей. Молодая женщина Кэрри Холланд заявила, будто видела чернокожего мужчину, который убегал с места преступления, держа в руках некий предмет, предположительно дробовик. Но женщина солгала. Она была наркоманкой и заключила сделку с властями, чтобы избежать тюрьмы. Теперь Кэрри Холланд призналась, что тогда дала ложные показания. И она была не единственной лжесвидетельницей во время процесса.

Колакурчи отбрасывает со лба длинные седые пряди, сальные и плохо вымытые.

– Интересно, – произносит он.

– Вы были близко знакомы с Китом Руссо?

Колакурчи издает раздраженное ворчание и растягивает губы в подобии улыбки.

– Чего вы от меня хотите?

– Чтобы вы рассказали некоторые детали. Вы следили за процессом?

– Нет. Вообще-то я хотел, но они решили провести суд чуть ли не в округе Батлер или где-то на границе с ним. Я тогда занимал пост в сенате Флориды и был весьма занятым человеком. У меня здесь работали семеро адвокатов – моя фирма самая крупная в этих местах. Так что я не имел возможности проводить время, сидя в зале суда и наблюдая за действиями других юристов.

– Кит был вашим родственником, верно?

– Вроде того. Очень дальним. Я знал его родителей еще в Тампе. Он постоянно просил меня дать ему работу, и я помог, устроил Кита к себе. Однако он у меня так и не прижился. Еще Кит хотел, чтобы я нанял его жену, но на это я не согласился. Кит потерся в моей фирме примерно год, а потом основал свою компанию. Мне это не понравилось. Вообще-то у итальянцев принято придавать большое значение таким понятиям, как личная преданность и родственные связи.

– А он был хорошим юристом?

– Какое это теперь имеет значение?

– Просто любопытно. Куинси Миллер утверждает, что Кит плохо проявил себя как специалист, когда занимался делом о его разводе, и судебные протоколы это скорее подтверждают. Впоследствии прокурор обыграл данный момент, представив дело так, будто для Миллера мотивом убийства Кита Руссо являлась месть. Это было явной натяжкой. Вряд ли найдется много бывших клиентов, которые настолько недовольны своими адвокатами, что готовы отстрелить им голову, не правда ли?

– Со мной такого не случалось, – отвечает Колакурчи и разражается хохотом. Я, подыгрывая ему, тоже смеюсь. Наконец, успокоившись, он продолжает: – Но вообще-то у меня тоже были сумасшедшие клиенты. Один парень, например, как-то раз заявился ко мне в контору с пистолетом. Это было много лет назад. Он, видите ли, тоже был расстроен исходом дела о разводе. Но этот тип, по крайней мере, предупредил, что вооружен. У всех юристов, работавших в этом здании, было оружие, так что дело могло закончиться чем угодно. Моего клиента успокоила маленькая находчивая секретарша. Я всегда верил в находчивых секретарш.

Я знал, что старые юристы обожают рассказывать всевозможные истории из своей жизни, а мне как раз было нужно, чтобы мой собеседник в этом смысле, что называется, «завелся». Поэтому я сказал:

– Значит, у вас тогда была большая юридическая фирма.

– Большая для этой части штата. Семь, восемь, иногда десять адвокатов, десяток секретарш, офисы наверху, клиенты, выстроившиеся в очередь у входной двери. В те времена я работал как сумасшедший, но в какой-то момент меня это стало утомлять. Половину своего времени приходилось тратить на урегулирование трений между моими служащими, которые постоянно конфликтовали друг с другом. Вы когда-нибудь занимались юридической практикой?

– Я занимаюсь ею сейчас, только у меня другая специализация, нежели у вас. Много лет назад я работал на должности государственного защитника, но быстро выгорел. Затем открыл для себя дорогу к Богу, и она привела меня в духовную семинарию. Я стал священником. Однажды, работая в рамках программы по оказанию помощи тем, кто в ней нуждается, я встретился в одной из тюрем с невинно осужденным человеком. Это изменило мою жизнь.

– Вы что, вытащили его из камеры?

– Да, вытащил. А потом еще семерых. Сейчас у меня в работе шесть дел, в том числе дело Куинси Миллера.

– Я читал, что примерно десять процентов осужденных, отбывающих наказание, невиновны. Вы верите в это?

– Десять процентов – это, пожалуй, все же многовато. Но в тюрьмах действительно сидят тысячи невиновных.

– Мне трудно в это поверить.

– В это не верит большинство белых людей. Но поговорите с чернокожими – и вы услышите, что среди них тех, кто так считает, очень много.

Проработав восемнадцать лет в сенате штата, Колакурчи часто и последовательно голосовал за меры, укрепляющие закон и порядок. За смертную казнь, за право на ношение оружия. Он был ярым сторонником войны с наркобизнесом и выступал за утверждение тех ассигнований на нужды правоохранительных органов, которые считали необходимыми представители полиции и прокуратуры.

– У меня душа никогда не лежала к уголовным делам, – признается Колакурчи. – На них денег не заработаешь.

– Но Кит все же делал на них деньги, не так ли?

Колакурчи хмурится и бросает на меня сердитый взгляд, словно я нарушил некую договоренность и вышел за рамки дозволенного. Затем, поколебавшись немного, говорит:

– Кит мертв уже более двадцати лет. Почему вас так интересует, чем он занимался как юрист?

– Потому что мой клиент его не убивал. Это сделал кто-то другой, исходя из совершенно иного мотива. Мы знаем, что Кит и Диана в конце восьмидесятых годов как адвокаты представляли интересы наркоторговцев, у них были клиенты такого рода в районе Тампы. Эти парни прекрасно подходят на роль подозреваемых.

– Возможно. Но я сомневаюсь, что теперь, после стольких лет, они будут готовы заговорить.

– Вы близко знали шерифа Фицнера?

Колакурчи снова пронзает меня рассерженным взглядом. Только что я связал имя Фицнера с наркодилерами, и он прекрасно понимает, на что я намекаю. Колакурчи делает глубокий вдох, шумно выдыхает и произносит:

– Мы с Брэдли никогда не были близки. У него были свои дела, у меня свои. Мы с ним охотились за головами одних и тех же людей, но как-то умудрялись не мешать друг другу. Я не лез в криминальные проблемы, поэтому наши дорожки редко пересекались.

– А где Фицнер сейчас?

– Наверное, умер. Он покинул эти места много лет назад.

На самом деле Фицнер не умер – он безбедно живет во Флориде-Киз. Проработав в должности шерифа тридцать два года, Фицнер отошел от дел и уехал. Его дом с тремя спальнями в Маратоне оценивается в 1,6 миллиона долларов. Неплохо для ушедшего на покой слуги народа, который официально никогда не зарабатывал больше 60 тысяч в год.

– Вы считаете, что Фицнер мог быть каким-то образом замешан в убийстве Кита? – уточняет Колакурчи.

– Нет. Я вовсе не хотел этого сказать.

На самом деле я намекал именно на это. Колакурчи мой ответ явно не убеждает.

– Значит, эта свидетельница утверждает, будто Фицнер уговорил ее во время суда дать под присягой ложные показания? – спрашивает он, прищурившись.

Если Кэрри Холланд все-таки решится опровергнуть собственную ложь, то, когда она это сделает, все будет зафиксировано в протоколах судебного заседания, с которыми сможет ознакомиться любой желающий. Однако я не готов сейчас раскрывать все карты своему собеседнику.

– Послушайте, мистер Колакурчи, это конфиденциальная информация, понимаете?

– Конечно, конечно, – кивает он.

Пятнадцать минут назад мы с ним были совершенно незнакомыми людьми. Но я полагаю, что Колакурчи снимет телефонную трубку раньше, чем я успею дойти до своей машины.

– Она не назвала Фицнера, а просто сказала, что ее заставили солгать полицейские и прокурор. У меня нет оснований в чем-либо подозревать Фицнера.

– Это хорошо. То убийство было раскрыто двадцать лет назад. Похоже, вы буксуете на месте, мистер Пост.

– Возможно. Насколько хорошо вы были знакомы с Дианой Руссо?

Колакурчи закатывает глаза с таким видом, словно личность супруги убитого Кита Руссо – последняя тема, которую он хотел бы обсуждать.

– Я знал ее мало. С самого начала я старался держаться от нее подальше. Она хотела получить должность в моей фирме, но тогда мы не нанимали сотрудников женского пола. Диана восприняла мой отказ как оскорбление и с тех пор меня недолюбливала. Она настраивала Кита против меня, и мы с ним никогда не ладили. Когда он ушел из фирмы, я вздохнул с облегчением, но, как оказалось, проблемы с ним не закончились и после этого. Кит стал настоящей занозой в заднице.

– Каким образом?

Колакурчи бросает взгляд на потолок, словно размышляя, нужно ли сообщать мне подробности. Но, будучи пожилым юристом, в конце концов не выдерживает.

– В общем, произошло следующее, – начинает он и садится поудобнее, готовясь к рассказу. – В те времена я занимался практически всеми видами гражданских исков о возмещении ущерба, подаваемых в округе Руис. Всем, что касалось автомобильных аварий с участием дорогих машин, недоброкачественной продукции, злоупотреблений в сфере медицины, случаев обмана доверия клиентов… Если человек получал травму, он появлялся здесь или же я навещал его в больнице. Кит тоже хотел участвовать в этом бизнесе, потому что ни для кого не секрет, что дела о компенсации за нанесение физического и морального ущерба – единственный способ для юриста заработать хорошие деньги на гражданских делах. Парни из крупных юридических фирм в Тампе тоже заколачивают неплохо, но даже им далеко до известных юристов, которые специализируются на гражданских делах о нанесении физического, материального и морального ущерба. Уходя из моей фирмы, Кит похитил одно такое дело. Просто прихватил материалы с собой, и у нас из-за этого была целая схватка. Он был на грани банкротства и нуждался в деньгах, однако дело принадлежало моей компании. Я пригрозил, что подам на него в суд, и мы с ним воевали целых два года. В конце концов Кит согласился отдать мне половину гонорара, но осадок после этой истории остался неприятный. Диана тоже во всем этом участвовала в полной мере.

Мне было известно, что юридические фирмы часто взрываются изнутри, и это почти всегда связано с деньгами.

– Вы с Китом потом помирились?

– Да, но это заняло годы. Это маленький городок, и местным юристам приходится как-то уживаться друг с другом. За неделю до того, как Кита убили, у нас с ним был совместный ланч, во время которого мы даже пару раз чему-то посмеялись. В принципе, Кит был хорошим парнем, много работал. Пожалуй, ему мешала разве что чрезмерная амбициозность. Однако мое отношение к Диане теплее так и не стало. Впрочем, бедняжку следует пожалеть, ведь она обнаружила своего мужа мертвым, да еще практически без лица. А он, кстати, был хорош собой. Диана очень тяжело все это переживала и, похоже, так и не оправилась. Она продала здание и уехала из города.

– После этого вы с ней не общались?

– Нет.

Колакурчи смотрит на часы, ясно давая понять, что ему предстоит очередной тяжелый, суматошный, полный забот день. Намек очевиден. Мы с ним завершаем беседу, и еще через тридцать минут я благодарю его и ухожу.