Текст книги "Убийство арабских ночей"

– Я, признаюсь, очень рад, – сказал я, – познакомиться с последней сценой этой оперы. Но…

Батлер отчаянно отмахнулся.

– Ох, да я понимаю, что здесь и сейчас все это звучит жутко глупо, – буркнул он. – Да иначе и быть не может. Но все мы думали, что идея просто потрясающая, и было бы очень интересно заснять его физиономию в этот момент. Так что было важно, очень важно иметь при себе дубинку. Понимаете? Невозможно убедительно поставить сцену схватки, если не будет удара по руке!.. Так что когда я увидел, что время близится, а я не могу найти дубинку, то стал носиться в ее поисках. Затем я припомнил, что сунул ее в какую-то из карет, чтобы потом подобрать ее.

Пока остальные толпились на другой стороне в передней части зала, я распахнул дверцу экипажа. Не знаю, почему я его выбрал. Может, из-за его внушительного вида… И увидел это жуткое зрелище – как раз на уровне моих глаз на полу лицом вниз лежал труп. Первой моей мыслью было, что кто-то решил по-дурацки подшутить надо мной. Поэтому я не заорал и вообще ничего не произнес. Я просто влез в карету и приподнял тело, чтобы посмотреть на него.

– Узнали?

Батлер снова вытер лицо платком:

– Да, конечно. Бакенбарды сползли со щек; я тут же узнал его. Продолжая придерживать тело, я выпрыгнул из кареты и захлопнул перед ним дверцу… Следующие пара минут были, наверно, самыми неприятными в моей жизни; ничего подобного я не могу припомнить. Похоже, вокруг меня все что-то говорили и кричали, а у меня все расплывалось перед глазами, все было как в тумане. Я пришел в себя, лишь когда бросил взгляд на другую сторону зала и увидел в проеме для вентилятора в лифте размытые очертания чьей-то головы. Ничего особенного в ней не было, но тут-то меня пронзил настоящий ужас.

Он с силой перевел дыхание.

– Пойдем дальше. Если я правильно понял рассказ старика Уэйда, кое-чего Иллингуорд не увидел. Пока он утверждался на своем насесте, он не заметил, как я подошел к карете. Первым делом он увидел, как я, стоя внутри экипажа, широко распахиваю дверцы, чтобы туда проник свет. Когда я открыл дверцу, что-то упало и откатилось к дверям. Упало то ли на тело, то ли рядом с ним. Мне ничего не оставалось, как подобрать этот предмет. Должно быть, я машинально сунул его в карман, хотя точно не помню, что я тогда сделал. Нашел я его – точнее, вспомнил о нем – лишь нынче утром, когда складывал форму, чтобы вернуть ее. Я еще никому об этом не говорил, да и не знаю, что это значит. Но я пришел, чтобы отдать вам эту вещь. Вот она.

Все остальные дернулись, и мне тоже стоило немалых трудов сохранить невозмутимую физиономию. Батлер положил мне на стол металлический ключ странной формы. Он был длинным и вытянутым, с узкой прорезью на головке и четырьмя маленькими выступами на конце, что делало его похожим на стрелу с зазубринами.

– Господи, чтоб мне провалиться… – начал Джерри и остановился.

– Да?

– Я знаю, что это такое. Один из тех особых образцов, которые нравятся нашему правителю. Смахивает на ключ от ворот в задней стене музея.

Я резко встал.

– Вот и все, – сказал я. – Теперь вы можете идти. Все.

Глава 21
ОТПЕЧАТОК НА ЗЕРКАЛЕ

Тем не менее, прежде чем я позволил им уйти, удалось узнать еще кое-что. Насколько я выяснил, ключи от задних ворот к музею имелись у трех человек: Рональда Холмса, старого Джеффри Уэйда и у Мириам. Джерри был не в курсе дела, что у Мириам есть ключ, но Гарриет это помнила. В ночь перед тем, как получить ключ у Холмса, она (Мириам) рассказала ей об этом. Гарриет продолжала утверждать, что ключ, который Батлер нашел в экипаже, принадлежал не Мириам, поскольку ее находится на руках у ее подруги, и она видела его предыдущим вечером. Ключ, найденный Батлером, был новенький и блестящий; сделали его совсем недавно, и, к счастью, мастер выгравировал на нем свой фирменный знак – «Болтон, Арундел-стрит, Стренд».

Наконец, я спросил, нет ли у них возражений против того, чтобы дать свои отпечатки пальцев. Кое-кто отказался, воспользовавшись своим правом. Но эти трое вроде заинтересовались предложением, а Батлер даже настоял на нем.

Когда они ушли, я перед посещением музея Уэйда сел просматривать и приводить в порядок всю информацию по этому делу. Как я установил, изучая фотографии, на кинжале сохранилось несколько отпечатков, но они были настолько смазанными и размытыми, что полагаться на них не имело смысла. Доказательства такого сорта могут только завести в тупик. К счастью, имелись и другие следы, которые удовлетворили меня куда больше. Я послал сержанта Беттса с ключом к Болтону. Позвонил Каррузерсу на Уэйн-стрит, попросил его задержаться после работы и разобраться для меня, что происходило на Принс-Регент-стрит в районе Пэлл-Мэлл, после чего присоединиться ко мне в музее. Подходило время ленча, когда я сам направился туда.

Морось прекратилась, но продолжал висеть сырой туман. И пусть даже Каррузерс явно преувеличил свои восторги по поводу красочности этого солидного здания, я, как и он, не мог не заметить, что оно стоит в отдалении от остальных строений. Сегодня вокруг него не слонялись бездельники, и оно оставалось недоступным для публики. Двери открыл дневной служитель, который представился Уорбертоном. В главном зале горел только один плафон, и помещение было погружено в полумрак. И снова я должен признать, что зал показался мне совершенно обыкновенным, как в других музеях. Можно было бы прибегнуть к поэтическим сравнениям по поводу хранящихся в нем экспонатов, но я не считал, что они могут эффективно заменить отсутствие рулетки и хорошего обзора.

Кто-то направился ко мне, выйдя из знаменитой «Галереи Базаров», которая была первым предметом моего интереса. Вы понимаете почему? Человек, который в полутьме подошел и заговорил со мной, судя по описаниям, был мистером Рональдом Холмсом. Он произвел на меня самое хорошее впечатление, показавшись способным, энергичным и спокойным молодым человеком, который смотрит вам прямо в глаза и не несет чепухи. Хотя чувствовалось, что он испытывает напряжение, вел он себя без излишней нервозности и говорил без уверток.

– Да, сэр, – сказал он. – Сэр Герберт предупредил, что вы придете. В данный момент мистер Уэйд находится в кураторской. Вместе с мистером Иллингуордом они рассматривают новые приобретения. Если вы хотите пройти туда…

– Кураторскую пока оставим в покое, – прервал я его. – Я хотел бы заглянуть в погреб. Но сначала не могли бы вы включить свет в зале?

Он с интересом посмотрел на меня, но промолчал и отправился поговорить с Уорбертоном. А я тем временем подошел к выступу наклонной стены, в которую швырнули кусок угля; его следы еще были видны высоко над головой на шершавой красновато-желтой штукатурке. Они располагались, как вы уже слышали, непосредственно над лавочкой с медной посудой, которая, насколько я рассмотрел, вся была покрыта пылью. Я повернулся спиной ко входу в лавку и оценил открывавшийся мне отсюда вид на широкую и высокую арку выхода в зал. В нем горел свет. Со своего места я с трудом мог увидеть лишь часть арки «Персидской галереи» по другую сторону зала. Но я четко видел ряд из пяти карет, частично – сводчатый проход в «Египетскую галерею» и в конце зала – дверь, ведущую в погреб. Поскольку в «Галерее Базаров» было темно, зал сиял, как ярко освещенная сцена, ошибиться тут было невозможно.

Испытывая удовлетворение при этом зрелище, я стал насвистывать «Джон Пиль». Вы понимаете почему? Затем я кивнул Холмсу, от которого можно было получить ценную информацию, и направился в сторону погреба. Холмс внимательно и настойчиво рассматривал меня, и я подумал, не догадывается ли он, о чем я думаю. Но он ничего не сказал.

Каррузерс уже описал часть погреба. От двери шел вниз пролет бетонных ступеней. Напротив них высилась задняя стенка самого музея. Справа, если спускаться, тянулась перегородка, отделявшая от остального погреба узкий длинный проход. Слева стоял закрытый ящик для угля. Задняя стенка, отстоявшая от ступенек футов на десять, была прорезана тремя высокими подвальными окнами, наполовину уходящими ниже уровня земли. В подвале был каменный пол и относительно чистые беленые стены. Ясно ли я выражаюсь?

Все это я разглядел, когда Холмс включил свет. Может, вы припоминаете, что Каррузерс в своем рассказе упоминал вот какой факт: когда в ночь убийства он проник в подвал через угольную яму и прошел в его заднюю часть, он чувствовал сквознячок. Учитывая то, что я уже знал, можно было строить предположения. Рядом с ящиком для угля я заметил ветхий кухонный стул. Взобравшись на него, я по очереди проверил окна и наконец нашел то, что и должен был найти. Среднее окно было открыто.

Затем я вернулся к Холмсу, который продолжал стоять под свисающей электрической лампочкой. От нее на стекла очков падали овальные блики, и по лицу Холмса бродили тени. Он стоял, держа руки в карманах, и сквозь зубы насвистывал какой-то мотивчик.

– Пришло время, – сказал я, – выслушать и вашу версию событий пятничного вечера. Несколько человек мне о нем уже поведали, и пока все совпадает. Я хотел бы спросить вас относительно ворот в задней стене, что по ту сторону двора. Они всегда на запоре?

Он неподдельно удивился:

– Всегда, сэр. Вы говорите о воротах в стене? Да, по приказу мистера Уэйда они всегда закрыты. Конечно, мы надежно защищены от взлома, но мистер Уэйд не хочет, чтобы во дворе устраивались на ночлег бродяги. Вы их можете найти по соседству даже с Сент-Джеймсской площадью. Э-э-э… – Замявшись, он вытер лоб тыльной стороной ладони. – Могу ли я спросить, почему вас это интересует?

– Мне рассказали, что от ворот имеется всего три ключа. Один у вас, другой у старшего мистера Уэйда, и еще один у мисс Уэйд. Так?

– Не совсем, сэр. Есть только два ключа.

– Два?

– Да. Видите ли, мисс Уэйд одолжила мой ключ. Поэтому, когда мистер Уэйд отбыл в пятницу утром, мне пришлось попросить ключ у него. Надо сказать, замысел мой был неплох. – Он улыбнулся. – Полагаю, вы уже все знали об этом идиотском представлении. Признаю, что был полным дураком, когда согласился на него. Так оно и есть. Но, дав согласие, я прикинул, что, если все сделать продуманно и аккуратно, у мистера Уэйда не будет возможности, неожиданно вернувшись, пройти через задние ворота и накрыть нас.

– Значит, начиная с утра пятницы у мистера Уэйда не было ключа от ворот?

– Совершенно верно. Кстати, если вы хотите увидеть ключ, то вот он. – Холмс был серьезен и искренен. Из кармана он извлек точную копию того ключа, который Батлер нашел на полу экипажа, – только его ключ был старым и потертым. – Я должен буду вернуть его. Нам и так основательно досталось. Когда в пятницу вечером Мириам спустилась вниз в поисках гвоздей, она, скорее всего, устроила беспорядок в его обожаемой мастерской. – Холмс кивнул в сторону перегородки. – Она раскидала его рабочие перчатки, отвертки и что-то еще. Но он и сам так себя ведет. Будь я не в курсе дела, то мог бы поклясться, что это дело рук старика.

Несколько секунд я обдумывал сказанное, а потом стал рассматривать ключ.

– Другой ключ, – сказал я, – тот, что сейчас у миссис Уэйд… он такой же старый?

– Старый?

– Или его изготовили лишь недавно?

– Боже милостивый, конечно же нет! – Он явно смутился, хотя продолжал оставаться вежливым и внимательным. – Они у нас на руках самое малое года два.

– Вы знаете, зачем ей был нужен ключ?

– Не имею ни малейшего представления. Я и сам ее спрашивал. Между нами говоря, суперинтендант, Мириам – странная девушка. – Он мрачно усмехнулся, и почему-то показалось, что он значительно старше, нежели есть на самом деле. – Капризная, непредсказуемая! Она все время будет отвечать одно и то же: «Ах, отстань, не задавай вопросов – мне так захотелось!» Я ни в чем ей не отказывал. Послушайте, я не хочу быть излишне любопытным, но, как на наш взгляд, что за чертовщина тут творится?

– Не могли бы вы подождать наверху? – предложил я. – Я хочу тут кое в чем разобраться…

Он пожал плечами:

– Как вам угодно, сэр. Сказать ли мистеру Уэйду, что…

– Нет. Я не хочу говорить с мистером Уэйдом, пока не увижусь с мисс Уэйд. Обеспечьте мне возможность незаметно уйти отсюда. Если тут появится инспектор Каррузерс, пришлите его ко мне. Есть один вопрос, в котором я хочу добиться ясности. В пятницу вечером, когда доктор Иллингуорд сбежал отсюда, а потом вам пришлось его втаскивать через яму для угля, были ли вы одним из тех, кто занимался им?

Вам стоило бы видеть, как у человека мгновенно каменеет лицо. Как у него. С его точки зрения (и может, он был недалек от истины), глупая шутка была столь же недопустима, как и убийство.

– Да, я был тут внизу. Мистер Ричард Батлер с помощью Бакстера втащил его через дыру. Я был очень обеспокоен, сэр, ибо все это было совершенно недопустимо!..

– Да, согласен. Когда вы спустились сюда и прошли в угольный погреб, были ли в нем уже сложены ящики так, чтобы можно было легко выбраться на улицу? Что-то вроде подмостков? – Прищурившись, он неохотно кивнул, и я продолжил: – Значит, ни у кого из членов вашей компании на подошвах не было следов угольной пыли? Это так?

– Скорее всего. Помню, что не заметил никаких следов, но сомнительно, чтобы я вообще обращал на них внимание.

– Если не считать этого подвала, есть ли тут внизу еще какое-то место, где держат уголь, кроме как в этом ящике?

– Нет. Нет, только здесь.

– И наконец, чтобы окончательно все выяснить, мистер Холмс: есть тут где-нибудь в этом подвале зеркало?

Он был так удивлен, что его умное лицо обрело бессмысленное выражение. Лоб собрался в морщины, он засунул палец под воротничок, покрутил шеей и наконец взорвался хохотом:

– Прошу прощения, суперинтендант, но, наверное, в отместку вы решили разыграть тут настоящий детектив! Смахивает на анекдоты, которые я слышал о вашем друге докторе Фелле. Ведь это его метод, не так ли?

– Это совершенно не важно, – кратко отрезал я. – Отвечайте на вопрос.

В первый раз за день я столкнулся с откровенной дерзостью в свой адрес.

– Значит, зеркало, – повторил он и снова ухмыльнулся. – Вот это уж последняя вещь из тех, что обычно находятся в погребе. Но, строго говоря, парочка зеркал тут имеется. Мистера Уэйда как-то обуяла грандиозная идея о «Зале Зеркал» – как у мадам Тюссо. Но нам удалось разубедить его. Все же он приобрел несколько этих больших кривых уродцев… ну, вы понимаете; держал он их внизу и порой стоял перед ними, помирая от хохота. Однако в дело они так и не пошли; их сложили и оставили рядом с угольным ящиком.

– Вот и все, – сказал я, и Холмс, сохраняя на лице сдержанную улыбку, стал спиной неторопливо отходить от меня, пока не уткнулся пятками в нижнюю ступеньку. Продолжая улыбаться, он двинулся по лестнице. Не знай я ситуацию, я бы подумал, что ему вообще не понравится, если зеркала будут найдены.

Я нашел их за угольным ящиком, куда почти не падал свет; зеркала стояли, прислоненные к дальней стене. Они были в виде трюмо, с выступающей верхней частью и настолько покрыты серой пылью, что изображение можно было различить лишь с большим трудом. Поверхность была вся в буграх и выступах – вы знаете, что значат кривые зеркала, которые уродуют облик человека, данный ему от Бога, превращая его в зрелище, заставляющее веселиться ту публику, что хохочет перед клеткой с обезьянами, не понимая, что они смеются сами над собой. Я вынул фонарик, осветил зеркало, и в ту же секунду передо мной предстало дьявольское видение. Из-за ровной пыльной поверхности на меня уставилась чья-то физиономия: широкая и плоская, как в ночном кошмаре, с длинными усами и рядом волчьих зубов. Разумеется, это было мое собственное лицо. Тем не менее это плоскомордое чудовище, в темноте и тишине погреба глазевшее на меня из пыли, как нельзя лучше отвечало понятию кошмара.

И все же не оно меня заинтересовало. Я четко видел лишь свое лицо и ничего больше, ибо поверхность зеркала была протерта единым взмахом руки. Я наклонился рассмотреть этот чистый участок и нашел тот божий дар, который судьба иногда посылает даже уголовному следователю. Как раз на кромке пыльной поверхности, чуть смазанный сверху, но четко различимый там, где он замер, ясно виднелся отпечаток пальца.

Я нашел убийцу. Осталось дать еще лишь несколько указаний – например, при свете более мощном, чем мой фонарик, проверить ящик для угля, опросить Мириам Уэйд – и убийца будет у меня в руках. Я не испытывал особой радости, скорее легкое разочарование. Но я должен был справиться с проклятием, именуемым укорами совести.

Дверь наверху лестницы открылась, и я потушил фонарик.

– …Но если какой-то злодей в самом деле похитил перчатки с вашего стола, – услышал я высокий и громкий рассудительный голос, – то я могу немедля предложить объяснение, почерпнутое из…

– И еще отвертку! – проскрипел другой голос. – Провалиться мне на этом месте, они стащили мою малую отвертку, чтобы вскрыть этот чертов арабский ящик для серебра, – но где большая? Осторожнее спускайтесь. Подражание Баб эль-Тилсиму еще не распаковано, но оно уже в моей мастерской, и мы зайдем туда, если… эй!

Спускаясь, они, особенно высокий и худой персонаж, в котором я опознал доктора Иллингуорда, производили на лестнице немалый шум. Старый Джеффри Уэйд семенил, набычившись, даже его длинные усы, казалось, выражали возмущение. За ним, при каждом шаге поводя плечами, ковыляла фигура в больших очках и с длинным морщинистым подбородком, прижатым к груди. В погребе было достаточно света, чтобы старый Уэйд увидел меня, стоящего в углу. У подножия лестницы он остановился так неожиданно, что Иллингуорд налетел на него.

– Алло! – каркнул он. – Кто это? Эй? Кто это там?

Я включил свой фонарь и объяснился. Он стоял почти вплотную ко мне, напоминая взъерошенного индюка; голову он склонил набок, а его маленькие черные глазки, выражение которых понять было невозможно, поблескивали, как кусочки стекла. Пока я объяснял причину своего появления, он буравил меня взглядом. Что-то ощутимо висело в воздухе. Он явно к чему-то готовился.

– Так, значит? – сказал он, звеня монетами в кармане и выпячивая грудь. – Значит, Хэдли? Да-да-да. Берт Армстронг говорил мне. Ладно, только вам не стоило проникать сюда таким образом. – Он откинул голову и прямо зашелся от радости: – До чего перемазался! Значит, вы заинтересовались моими забавными зеркалами? Давайте-ка как следует глянем на них!

Движение его было столь стремительным, что я не успел и шевельнуться. Проскочив мимо меня, он мазанул рукавом по зеркалу прежде, чем я успел перехватить его и отшвырнуть в сторону. Увы, отпечатку был нанесен непоправимый урон. Его больше не существовало.

Наступило молчание, которое физически ощущалось в этом подвале. Затем он гневно каркнул.

– Ну, так какого черта вы тут торчите? – вопросил он. – Что за мысль пришла вам…

Фелл, думаю, вы согласитесь, что я достаточно хладнокровный человек. Я предпочитал заниматься только своим делом, а это то слабое место, куда всегда целит человек, привыкший угрожать. Но я думаю, что этот идиотский каркающий смех произвел на меня воздействие ушата холодной – и притом грязной – воды, выплеснутой мне в лицо. Это чувство охватывало меня не один раз. Как и сейчас, когда это случилось.

– Вы хоть понимаете, что вы натворили? – сказал я голосом, удивившим меня самого.

– Натворил? Натворил? Что вы имеете в виду? Вам бы лучше изменить выражение лица…

– Поднимайтесь наверх, – успокаиваясь, приказал я.

– Неужто? – Уэйд склонил голову набок и уперся кулаками в бока. – Вот, значит, как? У вас никак железные нервы, если вы осмеливаетесь приказывать мне в моем собственном…

– Убирайтесь отсюда, – сказал я, – и немедленно. Я стараюсь помочь вашим домашним выпутаться из этой истории. Меня не волнует, кто вы – Джеффри Уэйд или властитель преисподней, но клянусь Господом, если вы сейчас же не подчинитесь моему приказу и не уберетесь отсюда, вы отправитесь в тюрьму и останетесь там. Что вы предпочитаете?

Конечно, он бы предпочел содрать с меня живого кожу, но в данный момент подчинился. То же самое сделал и Иллингуорд, который мягко и рассудительно продолжал выяснять, кто прав, а кто виноват. Когда они ушли, я несколько раз прошелся по погребу, пытаясь представить перспективу развития событий. Если и дальше пылать возмущением, сходя с ума и не в силах обрести нормальный тембр голоса, потом это скажется не лучшим образом. Этот длинноусый тиран, который никогда в жизни не испытывал унижения, издевался надо мной, поднимаясь по лестнице, и угрожал, что он со мной сделает, когда пустит в ход все свое влияние.

Чтобы обрести лучшее лекарство от переживаний, имело смысл спокойно приступить к работе и поискать, не сохранились ли еще какие-нибудь доказательства. Я нашел какие-то смутные отпечатки на штукатурке – может, следы пальцев, а может, и нет. Все это было довольно сомнительно. Когда через несколько минут ко мне спустился Каррузерс, я продолжал рассматривать их.

– Вы были совершенно правы, сэр, – сказал он мне. – Я только что вернулся с Принс-Регент-стрит. И относительно тех вопросов, которые вы попросили задать… тут вы тоже оказались правы.

Я дал ему кое-какие указания, в частности оставаться здесь, пока я позвоню в Скотленд-Ярд и вызову Беттса и Престона, чтобы раскопать уголь, а также поискать отпечатки пальцев. Затем мы расстались. Когда я шел через зал, то на открытой галерее, которая тянется вокруг всего зала, увидел Холмса. Он стоял, положив руки на мраморную балюстраду, почти над тем самым большим черным экипажем. Он был недвижим и, залитый синевато-белым светом, в своих очках напоминал миниатюрного и помолодевшего Иллингуорда. И хотя он вежливо раскланялся со мной, я подумал, было ли то случайностью, или же именно он посоветовал старому Джеффри спуститься в подвал. В этом музее придется еще много в чем разбираться, но первым делом я должен был увидеться с Мириам.

Сделав несколько вдохов промытого дождем воздуха, я успокоился. Из телефонной будки на Сент-Джеймс-стрит я связался с Ярдом, а затем в полицейской машине, преодолевая уличные заторы, добрался до Гайд-парк-Гарден. Внешне дом Джеффри Уэйда выглядел претенциозным не более, чем остальные строения серо-коричневого камня, выходившие на улицу; он ничем не отличался от них, разве что был побольше.

Внутри же он производил достаточно внушительное впечатление. Я не очень разбираюсь в этих материях, ибо неподдельно горжусь своей шестикомнатной квартирой в Ист-Кройдоне с садом при ней и всем прочим; тем не менее в силу своих полицейских обязанностей я вижу, когда дворецкий в самом деле ведет себя как настоящий дворецкий, а когда напоминает персонажа из светской комедии. Этот отвесил мне почтительный поклон. Он провел меня через большой зал, уставленный плюшевой мебелью, в небольшую гостиную в стиле ренессанс. Затем, деликатно держа мою визитную карточку, пошел выяснять, когда мисс Уэйд сможет принять меня.

Долго ждать мне не пришлось. Из зала послышались перешептывания и шорох, которые перекрыл решительный голос, заявивший: «Я сам буду иметь с ним дело». Затем портьера жестом Сирано де Бержерака отлетела в сторону, и я услышал мягкую иронию голоса Грегори Маннеринга.

– Да, уважаемый? – сказал он.

– Да?