Текст книги "Сефира и другие предательства"

Изношенный сайдинг, облупившаяся краска на дверях, мутные от грязи окна, не говоря уже о состоянии парковки, – все говорило о том, что никто не снимал номеров в «Уединении» уже много лет. Лиза притормозила и включила сигнал поворота, что, в общем-то, было нелепо: на дороге она находилась одна. Привычка. За зданием маячило что-то большое и темное, некая масса, которую она поначалу приняла за еще один из окружающих холмов, пока не увидела, что, в отличие от холмов, что светились новым светом, который обрели способность воспринимать ее глаза, этот не излучал никакого сияния. Несмотря на полуденное солнце, его рельеф и детали не удавалось разглядеть отчетливо, – они оставались неясны. Несимметричный силуэт напомнил ей песчаные замки, которые они с Дженис строили в детстве во время семейного отпуска на побережье Джерси. Они набирали пригоршни мокрого песка, давали ему стекать из кулаков на пляж, образуя слоистые, сужающиеся кверху структуры, похожие на нечто среднее между термитниками и пчелиными ульями. (Где-то в ее воспоминаниях Гэри плакал из-за ульев, из-за того, что не хотел, чтобы его забирали в ульи.)

Преодолев все большие и не очень выбоины, Лиза пересекла парковку, направляясь к фургону Сефиры и остановилась позади него, чтобы не дать ей уехать. Она поставила машину на ручник и заглушила двигатель, оборвав Долли в разгар ее мольбы к Джолин. Она потянулась к рычагу, чтобы открыть багажник, и с сердцем, колотящимся с такой силой, что биение чувствовалось в запястьях, вышла из машины. Воздух был теплым и влажным. Держа в поле зрения дверь в офис мотеля, она подошла к багажнику «Аккорда» и открыла его. Толстый слой грязи на окнах офиса улавливал и будто удерживал солнечный свет, превращая их в яркие прямоугольники. Все время прислушиваясь, не скрипнут ли дверные петли, она поднырнула под крышку багажника, подняла его полку, открутила гайку крепления запаски, пальцы то и дело скользили и срывались от волнения и спешки. Освободив запаску, она приподняла ее левой рукой, а правой потянулась за скатанным в рулон полотенцем. Не закручивая гаек, Лиза опустила полку и развернула на ней полотенце.

Через слова и символы, нацарапанные на почти комично огромном лезвии, из глубины полированного металла на нее смотрело ее отражение. По лицу в темных очках и плотно сжатому рту ни за что не догадаться, что в последние дни ей пришлось очень нелегко. Лиза сняла очки, сложила их и опустила на полотенце. Ее губы изогнулись, она негромко зарычала на черноглазую женщину в клинке, которая в ответ показала ей оскаленный рот, полный пожелтевших клыков. «Вот так уже лучше». Она взяла в правую руку нож, а левой закрыла багажник.

Она увидела, что дверь в кабинет уже открыта и навстречу ей движется фигура.

VIII

На заднем сиденье «Аккорда» оставалась куртка на молнии. Лиза выбежала из дома, чтобы принести ее.

– Тебе надо прикрыть… это, – сказала она Гэри, показав рукой на его грудь, не смотреть на которую старалась изо всех сил, потому что каждый раз, когда ее глаза скользили по его разорванной плоти и сломанным костям, по кровавому провалу в ней, она только и могла, что не закричать снова. – Где твоя одежда, полагаю, ты не знаешь?

– Нет, – проговорил Гэри, – я… – Он отвел взгляд, и она с удивлением поняла, насколько он смущен.

– У меня, кажется, есть кое-что в машине, – сказала она.

Едва Лиза повернулась уходить, как Гэри схватил ее за руку холодными пальцами:

– Что?

– Не оставляй меня, – и тотчас почувствовала, как стыд уступил место страху.

Она освободила руку из его хватки:

– Я быстро, – проговорила она и направилась к лестнице.

«А ведь так просто его оставить, – подумала Лиза, забираясь в машину за курткой. – Надо лишь сесть за руль, вставить ключ в замок зажигания и не оглядываться». Куда ему деваться в таком состоянии? Она могла подождать день или два, потом позвонить в полицию, сообщив, что ее муж отсутствует дома и не дает о себе знать в течение сорока восьми часов и она беспокоится о нем. Ее подруги, скажет она, сообщали, будто видели его с другой женщиной, хотя муж заверил ее, что это заказчица его бизнеса услуг по веб-дизайну: Сефира, фамилия ей не известна, муж не упоминал об этом. Можно было бы предположить, что Гэри бросил ее ради этой Сефиры, сбежал с ней в неизвестном направлении. Все, что ей нужно сделать, – забыть об этом доме номер 1430 по Вайком-роуд и о том, что обнаружила в нем. Все так просто… Потребовалось невероятное усилие, чтобы смириться с обидой, нанесенной Гэри, хотя оно было ничтожным по сравнению с титаническими усилиями, необходимыми для того, чтобы справиться с его продолжающимся «оживлением». (А жив ли он? Он двигался и говорил, отчего на этот вопрос напрашивался ответ: как будто да; с другой стороны, пережить травму такой степени тяжести просто нереально. Как же тогда она должна воспринимать его? На поверхность ее мыслей вдруг всплыло слово из детских фильмов о монстрах: «зомби».) Со спортивной курткой в руке Лиза заколебалась. Если она вернется в дом, если отвезет Гэри к тому, с кем он хочет говорить, она ввяжется в нечто такое, развязку чего даже представить не могла. И все же она обманывала себя, если думала, будто может покинуть это место и больше никогда не вспоминать о нем: она не сможет ничего делать – только постоянно думать о случившемся, она будет одержима этим. Лучше постараться взять ситуацию под контроль, насколько это возможно.

Когда Гэри увидел ее, сказал:

– Сомневался, что ты вернешься.

– Я тоже, – сказала Лиза, протягивая ему куртку. – Помочь надеть?

– Думаю, справлюсь сам… – ответил он, что было правдой или почти правдой.

Лиза старалась не прислушиваться к треску и хрусту костей, когда он натягивал рукава на руки и застегивал на груди молнию. Куртка была мала ему на несколько размеров, обтягивала торс Гэри, очерчивая периметр его раны нежно-голубой тканью. По крайней мере, кровавый провал в груди теперь прикрыт.

– Готов? – спросила Лиза.

– Ну, да.

Переход к машине получился довольно долгим. Гэри шел медленно, нерешительно, словно опасаясь из-за слишком резкого движения развалиться на части в буквальном смысле слова. Лизе вспомнились кое-кто из ее пациентов, приспосабливающихся к своему телу после инсульта или серьезной травмы, заново учащиеся пользоваться им, «быть» в нем. (А он всерьез говорил, что побывал в аду?) На пороге Лиза захлопнула за собой дверь и, поддавшись импульсу, подолом рубашки стерла с нее свои отпечатки пальцев. Тут ей пришло в голову, что в доме она открывала несколько дверей и если всерьез намеревалась избавиться от свидетельств своего присутствия здесь, следует протереть дверные ручки в доме.

– Сейчас вернусь, – крикнула она Гэри, который шаркал по дорожке к машине.

Когда она спешила по темным коридорам, протирая рубашкой дверные ручки, в голове мелькнуло видение, как она выходит на улицу и обнаруживает недвижимого, безжизненного Гэри, полицейский автомобиль, наконец появившийся в ответ на жалобы соседей на то, что кто-то как сумасшедший носится на машине по их такой обычно тихой улице. Никто не поверит ни единому ее слову, ничему, кроме того, что она, узнав об изменах мужа, жестоко убила его. На основании улик, которые обнаружат полицейские при осмотре дома, они могут предположить, что она убила Гэри здесь и ее застигли в процессе перемещения тела мужа в некое место с целью избавления от него. На суде ее попытка стереть отпечатки пальцев будет воспринята не только как признак вины, но и свидетельство ее виновности, указывающий на то, что она сознавала, что делает, и пыталась избежать наказания за это. Ее обучение боевым искусствам будет использовано, чтобы представить ее как человека физически достаточно сильного и агрессивного для совершения акта насилия. Учитывая политический климат, обвинение несомненно представит ее как разгневанную латиноамериканку, жаждущую горячей мести. Все это обернется последним жестом – поднятым средним пальцем – женщины, которую она никогда не видела, но которой доставит большое удовольствие разрушить ее жизнь.

Лиза была настолько уверена в том, что все произойдет именно так, как она только что представила, что, выскочив на крыльцо и обнаружив Гэри по-прежнему на своих двоих, стоящего у ее машины, а полицейского патруля нет в помине, она покачнулась, едва не потеряв равновесие: голова закружилась от нахлынувшего облегчения. Второй раз она захлопнула за собой входную дверь и провела подолом рубашки по дверной ручке. Она поспешила к машине, открыла ее и подождала, пока Гэри опустится на пассажирское сиденье. Ему никак не удавалось нащупать ремень безопасности. Охваченная нетерпением поскорее уехать, все еще наполовину ожидая, что по улице уже мчатся копы, она выдернула пряжку и пристегнула мужа, волосы на ее затылке встали дыбом, когда она невольно прижалась к его груди.

– Спасибо… – прозвучал его голос откуда-то справа.

– Не за что, – откликнулась она, подумав, насколько смешна сейчас взаимная вежливость.

Где-то в глубине ее сознания прозвучал голос отца:

– Хорошие манеры всегда уместны.

«Даже в такой ситуации, да, папа?»

Она въехала в Гугенот с преувеличенной осторожностью человека, который не уверен, что абсолютно трезв после пары рюмок, выпитых пару часов назад, ведя машину на разрешенной скорости или чуть ниже, наблюдая, как стрелка спидометра падает с 55 до 40, затем с 40 до 30 – перед знаками ограничения скорости, на которых наживались местные копы, – включая поворотник задолго до поворотов и полностью останавливаясь у знаков «Стоп» на пути движения. Подобное поведение на дороге в это время ночи и впрямь могло вызвать подозрения, но если повезет, полицейский в патрульной машине в засаде у обочины не посчитает его поводом покидать укрытие.

В машине висел резкий запах крови. А между Лизой и Гэри – тяжкое молчание, усугублявшееся тем фактом, что за гулом двигателя она не могла слышать дыхание мужа. «Нет, конечно нет», – подумала она, что не исправило ситуацию. Она взглянула на Гэри, который смотрел прямо перед собой, его лицо блестело от алых слез, катившихся по щекам.

– В чем дело? – спросила она.

– В этом, – ответил он, поднимая руку, чтобы показать на деревья, темные дома, мимо которых они проезжали. – Все так прекрасно. Мне больно видеть все это.

– Так что с тобой произошло? – спросила она.

– Сефира, – сказал он, губы его дрожали. – Она не… Она сделала это со мной голыми руками. Только это были уже не руки. – Он вытер слезы рукавом ее куртки.

– О чем ты?

– Сефира. Она не человек. Она чудовище.

– Ясное дело.

– Да нет же, – голос Гэри срывался. – Я тебе говорю, она настоящий монстр.

– Это ты долбаный монстр.

– Нет, нет. Я о том, что не в тот момент, когда мы с ней… она превратилась…

– Ладно, проехали… – сказала Лиза.

Однако еще через минуту, не слушая, работают ли легкие Гэри, она спросила:

– Говоришь, побывал в аду?

Он замялся, потом сказал:

– Ага.

– Что… Какой он?

– Мрачный, – сказал Гэри. – Почва твердая, острые камни. Стоит пошевелиться – режет тебя. Кругом огонь, реки, озера огня, как разливы магмы. Кое-где пламя вырывается из скал гейзерами пламени. Воздух весь напитан удушливым дымом. Хочется плакать, кричать, но если будешь слишком шуметь, привлечешь демонов.

– Демонов?

– Или дьяволов. Я слышал, их называют и так, и так, – Гэри помедлил. Новые слезы потекли по лицу. – Они ужасны. И не было среди них двух одинаковых. И все какие-то… искореженные. Некоторые высокие и тощие, с одной или двумя лишними руками. Некоторые передвигались, скрючившись едва не до земли – как пауки. Видел нескольких демонов, живущих в огне, в разливах лавы. Кожа у них обугленная, покрыта осколками треснувшего и расколовшегося панциря, которые вплавились в нее. Некоторые из них горели, местами или целиком. Их лица… Чтобы рассмотреть их, лучше к ним не приближаться, иначе окажешься в их лапах, и все. Пропадешь. Но когда я только очутился там и увидел одного… аж мороз по коже. Половина черепа проломлена, на месте второй половины огромный круглый глаз, из которого торчало с полдюжины металлических осколков. А его рот… – голос Гэри оборвался.

Лиза повернула налево на Старую Солдатскую.

– А как ты туда… вот просто взял и вошел?

– Это все равно что спросить, каково это – умереть.

– Да, похоже на то.

– Жуть. Сефира… то, что она творила со мной… это продолжалось долго. И все то время я находился в сознании. Даже представить не мог, что такое возможно, – он сглотнул. – Я полагал, что после определенного момента, предела, организм не выдерживает и отказывает. Сердце просто останавливается – от шока. Однако ошибался. Сефира каким-то образом меня обездвижила. После чего… вскрыла меня. Боль была такой… нет слов описать ее. Это настолько превосходило все, что я когда-либо чувствовал раньше, что я думал: «Это не по-настоящему, это не может быть явью». Я хочу сказать, что это было воображаемое, но «воображаемое» – абсолютно неподходящее слово, я знаю. Но я оказался в ситуации, которая могла произойти только в моем воображении, так что оно вроде как имеет смысл. На перекрестке с Голдинг Лиза повернула направо.

– Всегда надеялся… когда прежде приходили мысли о смерти, о том, как я хотел бы умереть… – Гэри умолк.

– Все хорошо, – сказала Лиза. – Если не хочешь больше ничего говорить, то все в порядке.

– Так вот, я хотел бы тихо отойти в мир иной, – продолжил Гэри. – Забыться сном, знаешь, как бывает в конце тяжелого вымотавшего тебя дня. Чтобы сон тот – как теплая постель, в которую ты погружаешься. Я полагал, что это лучший уход. Если не постепенно и легко, то сразу, так скоро, что не успеешь осознать, что случилось с тобой. Я боялся страданий, хотя меня беспокоила вероятность рака, но никак не… потрошение. – Он покачал головой.

– В подвале, где Сефира разместила меня, стоял красно-белый холодильник. Не полноразмерный, а такой, переносной. Достаточно вместительный для пикникового ланча. Рядом с ним лежали пакеты со льдом, штук семь или восемь. После того, как она закончила ломать мне ребра… после… она оседлала меня. Потом подошла к холодильнику и опорожнила в него половину пакетов. Помню, как, падая, шуршал лед. Я дышал так часто, что у меня началась гипервентиляция, но потерять сознание мне не удавалось, как бы отчаянно ни старался. Я слышал, как бьется мое сердце. С таким звуком странным… мокрым. Полагаю, я знал… Я собрал все кусочки воедино и понимал, что происходит. Поверить в происходящее я не мог, но знать – знал. Ее руки, ее предплечья сделались… острыми, режущими. Ее лицо… Она бросила пустой пакет, который держала в руках, и снова уселась на меня. Она что-то сказала – кажется, «Ну-ка, посмотрим». Я все пытался говорить, умолять ее, но челюсть мою тоже парализовало. Единственное, на что я был способен, – это на крики и стоны. Сефира подалась вперед и вонзила в меня правую руку. Я… Та боль… – Его язык прошелся по нижней губе. – Это была не просто боль, это было и отчетливое ощущение того, как ее пальцы шарили внутри моей груди. Она пробормотала себе под нос: «Нет, не это. А может, это?» Будто она мясник, а я – животное на разделочном столе. Наконец она нашла что искала. И стала выкручивать острыми пальцами, словно пробку из бутылки. Когда она вывернула из меня руку, в ней был зажат кусок мяса. Вытянув руку над холодильником, она позволила окровавленным кускам упасть на лед. Прежде чем вернуться к своей «работе» надо мной, Сефира поднесла пальцы ко рту и слизала с них кровь. Затем продолжила свежевать меня.

Светофор на перекрестке с Мейн-стрит горел красным. Лиза остановилась, включив сигнал поворота направо.

– Я был уверен, что вот-вот умру, – рассказывал Гэри. – И не понимал, почему уже не умер. Я должен был элементарно истечь кровью. Я хотел умереть больше, чем когда-либо чего-то хотел. Неослабная, жуткая, мучительная боль… Я даже представить себе не мог, как долго тело может терпеть страдание, как, даже когда оно всецело охвачено мукой, в нем может оставаться «место» для дополнительной боли, другой боли. Муки были не только физические: мой разум словно балансировал на грани коллапса, мое здравомыслие как бы распадалось на части. При этом я отчаянно пытался спастись от сидевшего на мне чудовища, извлекавшего мои органы целиком или частями и бросавшего их в холодильник.

Зеленый свет светофора наполнил салон машины. Лиза повернула направо, тут же включив сигнал поворота налево через Мейн-стрит на подъездную дорожку к фиолетовому дому.

– А когда я понял, что Сефира тянется к моему сердцу, – говорил Гэри, – подумал, вот он, финал, наконец-то. Я почувствовал почти облегчение. Но нет. Я увидел, как она достала из меня сердце, побаюкала в руках и поцеловала. Я увидел, как она с преувеличенной осторожностью опустила его в холодильник, затем встала, чтобы вскрыть оставшиеся пакеты со льдом и высыпать его поверх того, что извлекла из меня. Она закрыла крышку, заперла ее, подняла контейнер и вынесла его из подвала – в свой фургон, думаю.

За домом располагалась небольшая парковка с единственным обитателем – синим «вольво» старой модели. Лиза подъехала к нему, потянула стояночный тормоз и заглушила двигатель.

– Сефира вернулась только раз, – сказал Гэри. – Чтобы собрать мешки и позвонить тебе. И она превратилась… она вновь стала человеком. Хотя теперь, когда я узнал другое ее лицо – ее истинное лицо, – я не мог не видеть его под чертами ее «человеческого» лица. Я слушал, как она разговаривала с тобой, как издевалась над тобой. Как ни странно это звучит, я ждал, что она что-то скажет мне, объяснит произошедшее. Знаешь, как в кино злодейка раскрывает свой коварный план. Тщетно. Она закончила разговор с тобой и вышла из комнаты, не сказав больше ни слова. Я слышал, как она вышла из дома, а затем, через минуту, завела машину. Знаешь, я думаю…

– Что? – Лиза вытащила ключ из замка зажигания и положила его в карман джинсов. Ее телефон торчал из подстаканника, она вынула его и тоже убрала в карман.

– Ты спрашивала меня, на что похожа смерть, но то, что я описал только что, это не смерть. На самом деле, пока я лежал там, выпотрошенный… Я думал, не умер ли я уже. Я думал, может быть, как только мое тело перестало функционировать, я никуда не ушел, а просто… находился неподалеку. Кроме того, я все еще страдал от боли – страшной, невыносимой, – и это казалось мне довольно убедительным аргументом в пользу того, что я все еще жив. Я знал, что ты, вероятно, уже в пути, и мысль о том, что ты найдешь меня таким… это делало ситуацию намного хуже.

– Не знаю, как долго это продолжалось, не слишком, наверное, но все вокруг меня начало мерцать и переливаться, как переливается мыльный пузырь перед тем, как лопнуть. «Вот оно, вот и конец», – подумал я. У меня было достаточно времени, чтобы задуматься, не были ли пытки, которым подвергла меня Сефира, чем-то вроде предсмертной галлюцинации – если бы, например, Сефира убила меня сразу и то, что я испытал, оказалось последней фантазией, которую вызвал умирающий мозг в свои последние секунды, – и тут вдруг комната… взорвалась. Темнота поглотила меня. Я подумал: «Вот все и закончилось». И это принесло облегчение. Мне больше не грозит столкнуться ни с чем… подобным. Вместе с комнатой ушла и боль, и на мгновение я ощутил себя в раю. Я предотвратил твое появление в этом доме, и это тоже стало мне утешением, – он помедлил. – Прости, гадость ляпнул…

Лиза промолчала.

– Пару минут, – продолжил свой рассказ Гэри, – я просто лежал, наслаждаясь отсутствием боли. Я осознал, что могу двигаться. Я провел руками по груди и обнаружил, что она цела – зажила. И ни с того ни с сего разрыдался, я буквально захлебывался рыданиями и никак не мог успокоиться. Я плакал из-за всего случившегося, из-за жуткого гребаного хаоса, который устроил в своей жизни, в твоей жизни, в нашей жизни. Слезы мои иссякли, когда до меня дошло, что поверхность, на которой лежу, – каменистая и острая. Я сел. Темнота вокруг меня не была однородной – сплошной. Где-то впереди виднелось тусклое оранжевое свечение. Я поднялся на ноги. Я уже понял что «нигде», в котором, как я предполагал, нахожусь, все же находилось где-то. И решил исследовать тот свет вдалеке. Шел я к нему очень медленно и долго. Идти по камням было трудно, было больно, и большую часть пути местность, которую я пересекал, почти не просматривалась. Меня не оставляло это щемящее, болезненно сжимавшее желудок чувство, будто я точно знаю, где нахожусь. По мере моего приближения к оранжевому свечению оно превратилось в оранжевую линию, извивающуюся вдоль горизонта. Через некоторое время – гораздо большее время на этот раз – линия расширилась, превратившись в поток, затем в реку – широкую реку лавы, на расплавленной поверхности которой плясали языки пламени. По берегам огненной реки двигались фигуры. Если у меня и оставались какие-то сомнения относительно моего местоположения, то они рассеялись, когда одна из фигур неслышно прошагала мимо меня. Демон не смотрел в мою сторону, и только благодаря этому я избежал его внимания.

Гэри умолк достаточно надолго, чтобы стало понятно: он закончил свой рассказ. Лиза отстегнула свой ремень безопасности и открыла дверь. Не успела она выйти из машины, как Гэри заговорил:

– Я оставался там целый год, Лиза. Это… я не могу вернуться туда. Просто не могу. – Она услышала, как в его голосе зазвенели нотки истерики. Она отстегнула его ремень безопасности, который вернулся на втягивающую катушку с шорохом, испугав и одновременно выведя Гэри из состояния нарастающей паники.

– Все, приехали, – сказала она. – Пойдем, посмотрим, не спит ли еще твоя Мадам-Как-Ее-Там.

Лиза помогла Гэри выбраться с сиденья – в груди у него потрескивало и пощелкивало, – и оба направились к задней двери дома. Час был поздний, и Лиза держала нажатой кнопку звонка секунд пять.

– Что будем делать, если не откроет? – спросила она.

– Откроет, – ответил Гэри: голос его раздавался как будто в паре футов слева от него.

– Ну, а если она не сможет нам помочь, – снова спросила Лиза. – Куда нам тогда податься?

– Есть один парень, держит антикварный магазин недалеко от Олбани, – ответил Гэри. – Возможно, поможет нам. Если нет, то есть кое-кто в… Глостере, это в Массачусетсе.

– Олбани? Глостер? – Лизе внезапно представилось, как они вдвоем отправляются в путешествие, которое никогда не заканчивается, все больше отдаляясь от дома, находясь в постоянном поиске, но так и не находя кого-то, кто мог бы оказать им помощь.

Она хотела нажать на кнопку звонка еще раз, но тут рядом с дверной рамой зажегся фонарь.

Открывшая дверь женщина была одета в пушистый коричневый халат поверх розовой пижамы, ее длинные каштановые волосы были в беспорядке. Она выглядела моложе, чем ожидала Лиза – на пару лет старше ее и Гэри.

– Слушаю вас? – проговорила она, и тон ее вопроса напомнил о том, как Лиза и особенно Гэри в его окровавленных боксерах и коротенькой олимпийке, должно быть, выглядят для любого, кто не был участником их затянувшегося кошмара.

– Здравствуйте, – сказала Лиза. – Простите, что потревожили вас, но мы слышали что вы могли бы помочь нам.

– Помочь вам? – сказала женщина. Ее рука скользнула в правый карман халата, где, как догадалась Лиза, притаилось какое-то средство защиты: перцовый баллончик или электрошокер, не исключено, что и пистолет, на случай, если разбудивший ее среди ночи окажется опасным.

– Вот с этим, – Гэри потянул молнию куртки вниз.

Лиза отвернулась. Женщина резко вздохнула и проронила:

– Твою ж мать…

Лиза почувствовала, что эта реакция странно обнадеживает: смешение ужаса и удивления в ругательстве свидетельствовало о том, что и выпотрошенная грудь Гэри, и его продолжающееся оживление показались ей такими же страшными и невероятными, как и Лизе.

– Женщину, которая это сделала, зовут Сефира, – сказал Гэри, оставив куртку расстегнутой. – Только она не женщина. Она вообще не человек. Выглядит она как человек, но это все маскировка. Она убила меня, и я попал в ад. Именно там услышал ваше имя. Его мне сообщил парень по имени Обри Бирн.

– Обри? – переспросила женщина. – Вы говорили с Обри?

– Да. Он передал мне сообщение для вас на случай, если я когда-нибудь сбегу оттуда. Правда, он поклялся, что мне не удастся, однако я здесь. Он просил передать вам, что вы не виноваты. Вы для него сделали все, что могли. Он выбрал третий путь.

– Входите, прошу вас, – женщина вынула руку из кармана, отпустив то, что сжимала там. – Если бы вы застегнули куртку…

– Да, конечно, – откликнулся Гэри.

Короткий коридор вел мимо полуоткрытой двери ванной в уютную кухню, за круглым столом которой женщина предложила Гэри и Лизе присесть. Над головой светила белым дорожка светодиодов. В воздухе витал слабый запах средства для мытья посуды «Зеленое яблоко». Скатерть в красно-белую клетку покрывали листы бумаги, которые женщина сложила в пачку и убрала на барную стойку позади нее.

– Налоги, – пояснила она. – Все силы уходят на то, чтобы привести квитанции в порядок.

– Та еще морока, – заметил Гэри. – У нас свой бизнес, и когда приходит время уплаты налогов, нашему бухгалтеру приходится нелегко.

Лиза поймала себя на том, что кивает, и поразилась тому, как быстро она выскользнула из абсолютного безумия текущего момента в знакомую рутину, в которой Гэри слишком уж старался быть дружелюбным с новой знакомой, а та сочувствующим выражением лица давала знать, будто понимает, что Гэри чересчур усердствует. Она слушала, как Гэри и женщина сравнивали своих бухгалтеров, как будто оба находились на одном из экстрасенсорных чтений, которые сулила вывеска на лужайке перед домом. «Каким ты видишь будущее нашего брака?» Продолжая говорить, женщина открыла посудный шкаф над стойкой и достала пару невысоких стаканов, один из которых поставила перед Лизой, а другой – на место, которое определила для себя. Из соседнего шкафчика она вынула почти полную бутылку «Грэй Гус», из которой налила щедрую порцию серебристой жидкости в стакан Лизе, а в свой – порцию поскромнее. Лиза потянулась за стаканом и выпила половину, не почувствовав вкуса водки. Алкоголь полыхнул в ее желудке и послал волну жара, прокатившуюся по всему телу. Она допила остаток напитка и протянула опустевший стакан за второй порцией – женщина налила ей, затем поставила бутылку на стол и уселась на свое место. Лиза ощутила, как водка начала стирать острые грани ее эмоций, ослабляя напряжение, которое, казалось, охватило все мышцы до последней. Лиза подумывала, не ускорить ли процесс – опрокинуть второй стаканчик и добавить к нему третий и четвертый. Как давно она не напивалась в стельку, до полной отключки? Как правило, подобных излишеств она избегала, изо всех сил стараясь поддерживать здоровый образ жизни, но если и бывали исключения из правил, то это как раз тот самый момент.

Однако Гэри пресек любые шаги в этом направлении, заговорив:

– Мадам Сосострис…

Из другого кармана своего халата мадам Сосострис достала резинку для волос, с помощью которой собрала и закрепила свою копну в подобие конского хвоста.

– Назовите мне ваши имена, – попросила она, поднимая свой стакан.

– Меня зовут Гэри, – сказал Гэри. – Гэри Мюррей. Это моя жена Лиза.

– Именно так вы бы описали себя? – спросила мадам Сосострис, глядя на Лизу поверх края своего стакана.

– В данный момент я не знаю, как описала бы себя сама.

– Вы не знали, что у вашего… что у Гэри было с той женщиной?

– Она не женщина, – вставил Гэри.

– Нет, – ответила на вопрос Лиза. – Ну, то есть, мне рассказывали подруги, что видели, как эти двое тусуются вместе, но когда я спросила его о ней, он сказал, что это его заказчица.

– Тогда прошу прощения, – сказала мадам Сосострис, пригубив свой напиток. – Иногда в подобных ситуациях обе стороны являются полноправными и добровольными участниками. Когда лишь одна из них – это настоящий шок для обоих.

– Да уж, – сказала Лиза. – А что вы имеете в виду под «подобными ситуациями»?

– Я предполагаю, что Гэри увлекся обитателем пневматосферы – демоном.

– Демоном? – переспросила Лиза.

– Демоны, как правило, являются людям, которые их призывают. Люди, которые взывают к ним, жаждут власти, денег или мести…

– Или секса, – вставила Лиза.

– …или секса, – подхватила мадам Сосострис. Она безучастно посмотрела на Гэри: – Так вот что это было? Секс?

– Да, – подтвердил он.

– Как только демон предоставит то, ради чего его вызвали, он потребует свою цену. Тот, кто знает толк в таких вещах, заранее обговорит условия. Ну, а кто не знает…

– Заканчивает вот так… – договорил Гэри.

Мадам Сосострис кивнула.

– А вы… – оставшаяся часть вопроса замерла вдруг во рту Лизы. Практикуете колдовство? Вызываете демона? Заключаете с ним сделку? Она представила себе Гэри стоящим в черной мантии перед пентаграммой, начертанной на полу мелом, с раскрытым тяжелым фолиантом в руках. Ситуация уже напоминала фильм ужасов – растянутую смесь сверхъестественного и кровавой жути с доброй порцией секса; образ Гэри как зловещего мага грозил превратить постановку в недвусмысленный кэмп.

– Я даже не подозревал, что вызывал демона, – сказал Гэри, возвращая их в мир фильма ужасов. – С Сефирой я познакомился онлайн. На веб-сайте для взрослых.

– На сайте знакомств, – уточнила Лиза. К ужасу и благоговейному страху, переполнявшим ее, присоединилась третья эмоция – гнев.

– Да, – сказал Гэри.

– Из тех сайтов, где большинство женщин – это боты, – сказала Лиза, – или парни, которые развлекаются, выдавая себя за горячих девчонок.

– Выходит, и демоны тоже, – сказал Гэри. – Я переписывался с Сефирой в течение нескольких недель. Она сказала, что сейчас в пути, поскольку много приходится путешествовать по работе, и может зарулить сюда, если я захочу увидеться. Я захотел. И…

– …и трахнул ее, – продолжила Лиза.

– Да. А потом она сотворила со мной вот это… – он кивком показал на свою грудь.

Пока они говорили, мадам Сосострис достала колоду карт, откуда – Лиза не заметила. Они были крупнее обычных игральных, с белыми, без рисунка, рубашками. Мадам Сосострис поместила колоду слева от себя, а правой рукой выложила на скатерть в линию четыре верхние карты. Ее рука скользнула над пустыми прямоугольниками, останавливаясь на крайних, прежде чем перевернуть вторую карту справа. Рисунок на обороте напомнил Лизе витражи: тяжелые черные оправы, обрамляющие светящиеся цветные стеклышки. На самом деле это было изображение поля высокой травы с вкраплениями множества цветов. На переднем плане парящая пчела, ее полет представлен черной линией, извивающейся и петляющей от цветка к цветку. Мадам Сосострис перевернула карту слева от этой. Выполненная в манере эскиза цветными карандашами, картинка на ней изображала раскаленный камень, врезающийся в стеклянный или хрустальный шар и раскалывающий его пополам. Крайнюю слева карту украшала фотография угловатой древней, судя по следам износа на ее поверхности, скульптуры человека – он сидел, скрестив ноги, опустив руки на колени, на бедрах его была навалена куча округлых предметов, некоторые из которых скатились на пол. Треугольные формы, напомнившие Лизе зубы акулы, тянулись вверх по рукам статуи, по конусообразной голове шли волнистые линии которые наводили на мысль о сложной укладке волос. Место, на котором должны были располагаться глаза и рот, пустовало, рот представлял собой трио вертикальных линий. Голову фигуры обрамлял плоский, из черного камня, диск с матовой поверхностью. Остальная часть скульптуры была высечена из зернистой, песчаного цвета породы. Мадам Сосострис задержала внимание на карте, затем раскрыла последнюю – пустую, белую, как и ее рубашка. Лиза подумала, не ошиблась ли женщина, не подсунула ли замену из колоды, но та оставила белую карту на месте. Мадам Сосострис подняла свой стакан, отпила из него и сказала: