Текст книги "Сефира и другие предательства"

IX

И вот она здесь, восемь дней и три тысячи триста миль спустя, на парковке мотеля в Монтане, наблюдает, как сначала один мужчина, затем другой, а за ним третий выходят из двери офиса мотеля «Уединение». Каждого окутывало то же облако искрящейся тьмы, которое Лиза как будто заметила вокруг двух нападавших на нее, только сейчас облако она видела отчетливо. Первый мужчина был без рубашки, его живот представлял собой пустую полость, на коричневых брюках пятна и потеки засохшей и побуревшей крови и небольшие пятнышки на коричневых мокасинах. Хотя глаза его были расфокусированы, а кожа мертвенно-серая, он двинулся к Лизе уверенной походкой опытного продавца, приближающегося к новому покупателю. Второй мужчина помоложе, с развевающимися длинными волосами, лохмотья черной концертной футболки группы «Slayer» облепили края пробитой в центре его груди дыры. В обеих руках он держал топор с длинной рукоятью и направлялся к Лизе, неся его высоко поднятым и с наклоном чуть влево, словно бэттер [20]20
  В бейсболе – игрок нападающей команды, который должен отбивать мяч, подаваемый питчером.


[Закрыть] в ожидании броска. Третий же, судя по виду, был уже давно мертв. Кожа его увяла и ужалась до костей, глаза ввалились, губы усохли, обнажая пожелтевшие зубы. Левая рука крепилась к плечу несколькими петлями ржавой колючей проволоки. Он больше шатался, чем шел, будто его суставы потеряли способность двигаться.

Судьба Гэри была перед ее глазами – в случае, если она потерпит неудачу. От ужаса у Лизы свело живот, а биг-мак и картофель фри подкатили к горлу. Борясь с желанием побежать, запрыгнуть в машину и умчаться оттуда, она сглотнула, глубоко вздохнула. Первый мужчина заходил слева, второй – справа. Третий ковылял следом за первым. Их ноги шаркали по асфальту. Ей бы спросить у мадам Сосострис, как обращаться с «оболочками» жертв Сефиры. Надо ли в подобном случае уничтожать их мозг? Был ли здесь применим «Убийство зомби 101» [21]21
  Убийство зомби 101 – достижение/трофей, доступный в хоррор-игре «Побег с Острова мертвых» («Escape Dead Island»).


[Закрыть]? Попадают ли эти «люди» под действие тех правил? Вопросы чисто теоретические: у нее не было пистолета либо ружья и она сомневалась в своих шансах проткнуть мясницким ножом череп каждого из них. Она заткнула тесак за пояс джинсов сзади, когда первый мужчина сблизился с ней в попытке нанести серию неуклюжих ударов.

Она легко уворачивалась от них. Она слышала, как саван мерцающей тьмы окутывает его, – металлический цокающий звук, напоминающий стрекот цикады, издаваемый как будто парящими в темноте точками. «Рой», – всплыло в голове слово, но она понятия не имела, что оно означает.

Времени на раздумья не было. Краешком глаза она увидела, что второй мужчина уже почти приблизился к ней, лезвие его топора поблескивало в лучах полуденного солнца. Она шагнула ближе к первому и дважды ударила его кулаком по правой ключице. Второй удар с треском сломал кость, и правая рука мужчины обвисла. Его левый кулак прошелся вскользь по ее голове. Прежде чем он успел ударить снова, Лиза, двигаясь с неожиданной скоростью, схватила его руку за запястье и локоть и выкрутила влево от себя. Что касается тейкдаунов [22]22
  Тейкдауны – один из наиболее значимых приемов в смешанных боевых искусствах, способный изменить исход боя всего за несколько секунд.


[Закрыть], этот получился не самым изящным, но задачу свою выполнил. Мужчина потерял равновесие и упал, череп его с треском встретился с тротуаром. Она развернулась, чтобы отступить от второго нападавшего: перейдя на медленный бег, тот завершил его неуклюжим взмахом топора, который, просвистев мимо Лизы, врезался в лобовое стекло «хонды» и выбил его. «Моя машина!» Пока он силился извлечь топор, она метнулась вперед и схватилась за топорище обеими руками. Его окружала та же звенящая песня. Он попытался выдернуть оружие у нее из рук, но вместо того чтобы сопротивляться, Лиза поддалась его натиску – потеряв равновесие, он с размаху полетел на «хонду», ударился об нее и ослабил хватку топора. Лиза вырвала оружие у него из рук, с размаху концом рукояти ударила в лицо и рассекла ему щеку.

В ее лодыжку вцепилась рука: первый мужчина перевернулся на живот, чтобы схватить ее. Она взмахнула топором и ударила его по предплечью. Лезвие вошло в мякоть, рукоять вздрогнула, встретившись с костью. Лиза выдернула ногу из захвата, но вытащить топор оказалось сложнее. Он застрял в руке, и когда она попыталась высвободить его, второй нападавший поймал ее в захват, выкрутил рукоять из рук и повалил Лизу на землю.

Она упала набок, и, хотя не ударилась головой об асфальт, удар выбил из нее дух. Второй мужчина навалился сверху, его холодные пальцы вцепились ей в горло. Она ударила его локтем в разбитое лицо раз, два, три, затем резко подняла бедра, сбрасывая его с себя. Хотя черты его лица теперь напоминали месиво, достойное творения Пикассо, он продолжал тянуться к ней. Она отползла в сторону и поднялась на ноги.

Короткий взгляд в сторону третьего мужчины: тот продолжал медленно продвигаться вперед, но все еще находился на безопасном расстоянии от нее. Второй поднимался и стоял уже на четвереньках. Используя единственную действующую руку, первый пытался сделать то же самое, однако раненое предплечье не выдержало веса – кости сломались, и он рухнул лицом вниз. Освобожденный из костяной ловушки топор со звоном упал на асфальт. Лиза подбежала ко второму мужчине и изо всех сил ударила его ногой по голове, как если бы та была футбольным мячом и она намеревалась отправить его на противоположный конец поля. С хрустом, который она ощутила через кроссовку, голова мужчины дернулась на шее вверх и назад – дальше, чем предполагалось бы анатомией. Лиза обошла его, направляясь к тому месту, где первый, все еще силясь подняться, встал на колени. Она наклонилась, подняла топор, взмахнула им и, врезав обухом ему в череп, снова сбила мужчину с ног.

Обернувшись, она увидела, как второй нападавший, свесив голову под казалось бы немыслимым для живого человека углом, снова пытается встать. Она посмотрела на первого мужчину. Несмотря на значительную вмятину на черепе, двигаться он не переставал. «Вот тебе и „Убийство зомби 101“», – подумала она. Третий наконец почти дошаркал до нее. Ухватив свое левое запястье правой рукой, он потянул и вырвал из плечевого сустава руку вместе с мотком колючей проволоки. Качаясь из стороны в сторону он приблизился еще и замахнулся конечностью на Лизу – гротескная пародия на старика, потрясающего тростью на расшалившихся на лужайке детей.

– Ой, да ладно, – проговорила Лиза.

Он хлестнул оторванной рукой, как цепом. Шаг назад вывел Лизу из зоны досягаемости. Сделав выпад вперед и вправо, она ударила его топором по левому бедру. Сустав разлетелся, нога подломилась, и третий нападавший, зашатавшись, повалился на асфальт, все еще продолжая размахивать рукой. Из-за спины донесся звук царапающих асфальт кроссовок. Второй мужчина, свесив голову, поднялся на ноги. Она вернула его на землю, разбив ему колено обухом топора. Быть может, убить сразу всех троих она и не смогла бы, но в ее силах было сделать их неспособными представлять для нее опасность. Она подошла к тому месту, где лежал первый мужчина, корчась, как огромная личинка, и молотила топором по его левой ноге до тех пор, пока колено не сломалось. Оставив нападавших крутиться на асфальте парковки, она с топором в руке направилась к двери в офис мотеля.

Сердце Лизы колотилось, огненным потоком бурлил в ней адреналин. За мотелем маячил кривобокий холм с голым, будто покрытым высохшей грязью, склоном, хаотично продырявленным множеством овальных отверстий. «Похоже, я на месте», – предположила она. Вопрос в том, как получить к нему доступ?

Внутри офиса «Уединения» было сумрачно, потолок низкий, воздух все еще клубился от пыли, которую подняли трое вышедших отсюда мужчин. Судя по всему, эта троица уже находилась тут некоторое время: двое сидели на деревянных стульях спинками к выходящему на парковку окну, третий же стоял, привалившись спиной к конторке, делившей комнату пополам. Справа на конторке в зеленом керамическом горшке серели останки растения, высохшего до неузнаваемости. На стене напротив Лизы, рядом с открытым дверным проемом, висели деревянные часы в лакированном корпусе в форме штата Монтана – стрелки остановились в 2:43. Слева от конторки висела барная дверца а-ля салун – ее петли вопили в знак протеста против того, что ими пользуются, – и вела в проход за стойкой, где на полу валялись выцветшие брошюры, рекламирующие чудеса Монтаны. Готовая к нападению четвертого злоумышленника, затаившегося за дверным проемом, Лиза просунула голову в помещение за дверью.

Комната пустовала. Лиза вошла в помещение, в котором, видимо, прежде жил тот кто работал за прилавком. Справа придвинутая к стене стояла односпальная кровать, на голом матрасе которой расплывалось большое темное пятно. У изножья кровати на тумбочке стоял простенький телевизор, выпуклый стеклянный экран которого покрывал пушистый слой пыли. На открытом пустом мини-холодильнике расположились плита и кофеварка с треснувшей колбой. Напротив холодильника стоял низкий книжный шкаф, заставленный томами «Ридерз Дайджест». Слева Лиза увидела приоткрытую дверь, подошла к ней, заглянула в щель и разглядела номер мотеля. Ногой толкнула дверь, раскрыв ее пошире. Дверной проем соединял главный офис с соседним номером мотеля, открытая дверь вела в комнату дальше, а дверь, которую она могла видеть в дальней стене, соединяла с третьей комнатой, и так далее, до последней, превращая «Уединение» в единое пространство с десятком помещений. Оглянувшись убедиться, что никто не подкрадывается сзади, Лиза переступила порог.

Тяжелые желтые шторы первого номера были задернуты и сияли золотом в лучах полуденного солнца – как и шторы во всех номерах, в которые она заходила. Все номера меблированы одинаково: пара двуспальных кроватей либо одна двуспальная, расположенная параллельно двери, комод с большим телевизором на нем, дверь в ванную комнату, стены, ковер и покрывала в коричневатых тонах. Все кровати не заправлены, на смятых простынях в беспорядке разбросаны предметы одежды: блузы, мужские рубашки, футболки, которые мог носить кто угодно, юбки длинные и короткие, слаксы, брюки, джинсы, вечерние платья и костюмы-тройки, трусики и бюстгальтеры – простенькие и изысканные, боксеры и плавки, чулки, гольфы, носки под костюм и спортивные. Полы вокруг кроватей были заставлены обувью – шпильками, балетками, сандалиями, мужскими туфлями, мокасинами, башмаками, кроссовками. Стиль одежды и обуви был характерен для последних нескольких десятилетий: широкие воротники и клёш в сочетании с подплечниками и обтягивающими джинсами, юбки длиной до щиколоток вокруг штанов-парашютов. Лиза словно наблюдала за тем, как те, кто носил эту одежду, занимался чем-то эротическим и скабрезным, как будто отель являлся местом многолетней оргии, карнавала плоти, руководила которым Сефира. Лизе почудилось, будто едва-едва, на пределе слышимости она улавливает сливающиеся вздохи и стоны, возгласы и призывы людей, обнимающихся поверх сброшенной ими одежды. Призрачные веяния духов и одеколонов – «Chanel No. 5», «Shalimar», «Opium» и спрея для тела «Axe», смешанные с несвежим потом и прочим, вонь протухшего мяса, заставившие ее поморщиться, усиливались по мере продвижения вглубь мотеля. Когда она добралась до пятого по счету номера, глаза ее уже слезились. В шестом Лизе пришлось дышать ртом, и этого едва хватало, чтобы ее не стошнило от висевшего в воздухе запаха разложения. Как и в случае с домом на Вайком-роуд, зловоние было настолько сильным, что Лиза решила, будто вот-вот увидит задубевшие от крови простыни и одежду, усеянные гниющими внутренностями кровати и ковры. Однако, даже новое измерение, с недавних пор открытое ее взору, не позволяло видеть ничего, кроме того, что находилось перед ней. Пульс немного сбавил ритм по сравнению с той высотой, на которую взлетел во время стычки на стоянке мотеля: агрессия, питавшая Лизу, сменилась предчувствием беды, граничащим со страхом.

Рядом с дверью в ванную шестого номера в стене она увидела дыру с неровными краями – как будто кто-то бил в стену кувалдой. Высокий и достаточно широкий, чтобы мог войти крупный мужчина, пролом открывался в тускло освещенное пространство, похожее на пещеру. Переложив топор из одной руки в другую, Лиза приблизилась к импровизированному дверному проему: сумрачный коридор, ненамного шире входа в него, освещенный голыми электрическими лампочками через каждые пятнадцать-двадцать футов, тянулся на неопределенное расстояние в сторону кривобокого холма («гнезда Сефиры»). С осторожностью, избегая прикосновения к краям дыры, некоторые из которых казались достаточно острыми, чтобы поранить в кровь, Лиза шагнула из номера в коридор. В то время, как пол под ногами казался гладким – земля была ровной, – стены прохода представляли собой коллаж из деревянных досок, веток деревьев и множества других предметов: деревянная вывеска с истершейся краской, кусок двери, ставня – сбитые вместе. Во всяком случае, здесь запах гнилого мяса ощущался не так сильно. Однако по мере продвижения она обратила внимание на слабые звуки, доносящиеся из-за стен, – ровное неумолчное шуршание, будто в многослойных обломках кишмя кишат насекомые, проживает несметная колония термитов или ос – аудитория для последнего этапа ее поисков.

Впереди, где проход расширялся, пол с обеих сторон прорезали глубокие траншеи, заваленные обломками, округлыми предметами размером с ладонь Лизы, блестящие поверхности которых отливали черным и зеленым. Слишком плоские, чтобы можно было назвать сферами, они были украшены с одной стороны выпуклыми линиями, с другой – затейливыми узорами, в которых угадывались лица, застывшие на пике страдания, – или же, как предположила Лиза, наслаждения. Когда она шла между траншеями, эти предметы сдвигались, как будто под ними что-то шевелилось, разбуженное ее присутствием. Задевая друг друга, они звенели, заполняя коридор фальшивым хором, становившимся громче, когда Лиза приближалась к краю какой-либо траншеи. Шагая между ними, она обернулась, наблюдая, как их содержимое колышется и качается. Каждая траншея, по ее предположению, содержала еще одну оболочку Сефиры, скрытую под предметами размером с блюдце. Вопрос заключался в том, ждать ли ей, пока они выберутся из своих укрытий, и разобраться с ними, или бежать, надеясь оставить их позади? Ответить на такой вопрос было нетрудно. Лучше, чтобы за ней никто не крался по пятам.

Одна из этих округлых штуковин выкатилась на пол прохода. К ней присоединились две из противоположной траншеи, затем еще несколько с обеих сторон. Выбравшись наружу, эти зеленовато-черные объекты начинали раскачиваться, причем амплитуда движений скорее увеличивалась, чем уменьшалась. Выпуклые линии, вившиеся по их нижней части, приподнялись, раздвинулись, и Лиза увидела, что это ноги – восемь сегментированных конечностей – и один острый хоботок. Те, что упали на спину, перевернулись на живот и поползли по грязи. Лизе эти твари очень напомнили зловеще разросшихся клещей. Лица, начертанные на них, от движения менялись, черты искажались – одна мука сменяла другую. Лиза отступила на шаг, невольно чувствуя, как встают дыбом волосы на затылке и волоски на руках. Вот, позвякивая лапками, к ней подкрался клещ. Пульс бешено колотился где-то в основании ее горла, Лиза продолжала пятиться по туннелю.

Когда первый клещ подобрался слишком близко, она ударила его топором. Удар рассек существо пополам, тельце смялось, словно сделанное из фольги. Зеленоватый газ вырвался из раны вместе с женским криком, который, как поняла Лиза, был тем же самым, что и черное клубящееся облако (хотя откуда она это знала, сказать не могла). Времени раздумывать об этом не было – остальные клещи спешили к ней. Она расколола следующего, топнула каблуком по третьему, выпустив еще больше зеленых воплей. Вокруг нее сновали клещи. Она ударила еще одного, отрубив пару конечностей. Что-то защекотало ее левую лодыжку: поднявшись на задние лапки, клещ пытался забраться на ее джинсы. Она махнула ногой – тот отлетел в стену и нанизался на деревянную щепку. Еще два вцепились в правую ногу. Она сбила их на землю топором, повалив на спины, а затем растоптала кроссовкой. Оглашаемый облаками криков, коридор как будто вибрировал. Лиза рубанула по клещу, но промахнулась. Тот бросился на нее, вонзив хоботок сквозь джинсы в левую икру. В ноге полыхнула страшная боль, бросившая ее на колени. Она размозжила клеща рукоятью топора, и его рыльце повисло, а тело вогнулось внутрь. Воспользовавшись тем, что Лиза на коленях, один из уцелевших клещей впился ей в правое бедро. Лиза вскрикнула, но ее голос потерялся в клубах зеленых воплей. Выпустив топор, она кулаком ударила по клещу – удар оторвал его от бедра и расплющил. Вокруг костяшек пальцев закрутились зеленые клубы. Остался один клещ. Он нацелился вонзить хоботок в ее руку, но споткнулся об останки собрата. Лиза отдернула руку, схватилась за топор и добавила его зеленый вопль к остальным. Раны на ногах горели, она встала, готовая к тому, что волна клещей, по-прежнему шевелящихся в траншеях, хлынет на нее.

Однако пока ни один, похоже, не собирался. Несмотря на пропитавшую джинсы кровь, Лизу охватил легкий трепет триумфа, когда она оглядела изломанные и раздавленные тела нападавших. На секунду ее вдруг кольнуло искушение ввязаться в борьбу с остальными клещами, прыгнуть в мешанину их на удивление хрупких тел и растоптать – всех. Но она продолжила путь по коридору, частенько оглядываясь через плечо. Если бы не вопли, по-прежнему не стихавшие и потому могущие скрыть от нее звук их приближения, она бы даже не беспокоилась. В роли охранников клещи доказали свою неэффективность. Троица шелупони на стоянке была угрозой куда более серьезной.

Стены туннеля превратились из деревянных, заляпанных штукатуркой, в каменные, тоже небрежно замазанные слоями штукатурки. Из стен торчали беспорядочно вцементированные человеческие черепа с разной степенью сохранности плоти и свисающими волосами – они смотрели на нее, раззявив рты. В желтушном свете висевших между ними ламп казалось, будто черепа меняют выражения «лиц», когда Лиза проходила мимо них: то шок, то ужас, то расплывались в возмущении и гневе, которые, в свою очередь, вдруг сменял злонравный юмор. Непрекращающиеся крики, казалось, вырывались из их костлявых ртов. И хотя кровь из ее голени и бедра как будто текла уже не так обильно, раны пульсировали, и пульсации странным образом совпадали с криками, в хриплых глубинах которых, чудилось ей, она могла различить ритм, приливы и отливы мучительной боли. Ей вдруг стало так жарко, как никогда в жизни, пот буквально хлынул из пор, пропитав рубашку и джинсы. И так же внезапно Лиза замерзла, ее охватила дрожь такой силы, что она выронила топор и споткнулась об него. «Клещи, – мелькнула мысль. – Инфекция».

То ли крик становился громче, то ли слух – чувствительней, то ли одно и другое вместе. Более отчетливо слышимый в нем ритм приближался к знакомому, осмысленному, пока она не распознала во взлетах и падениях его биений слова, фразы, едва разборчивые оттого, что их не проговаривали, а выкрикивали. Осознав это, Лиза поняла, что слышит фразы поверх фраз, фразы, наслаивающиеся друг на друга и переплетенные друг с другом, – шесть, восемь, десять… – столько же, сколько и клещей, которые были на самом деле вовсе не клещами, а клетками душ. Две из вымученных цепочек слов, казалось, почти поддаются расшифровке, и если она еще немного сосредоточится, то вот-вот разберет их…

…она лежит обнаженная, раскинув руки и ноги, на двуспальной кровати в одном из номеров отеля «Уединение», не в силах унять охватившую ее дрожь, в то время как гротескно худая женщина, оседлав ее, вытягивает окровавленные петли кишок из зияющей раны под пупком Лизы и сваливает их на матрац. Где-то в глубине помещения включен телевизор, и играет музыка из сериала «Герои Хогана» [23]23
  «Герои Хогана» (1965–1971) – американский телевизионный ситком, действие которого происходит в лагере для военнопленных в нацистской Германии во время Второй мировой войны.


[Закрыть]…

…она лежит обнаженная на ковре в изножье двуспальной кровати в другом номере отеля, парализованная, руки по швам, ноги вместе, а тощая, как жердь, женщина стоит на коленях рядом, ее волосы щекочут подбородок и плечи, когда она склоняется к шее Лизы, которую усердно пережевывает. Лиза слышит, как дыхание со свистом вырывается из дыры в дыхательном горле, прокушенном тощей женщиной, чувствует, как кровь льется в легкие, заполняет их, душит ее. Откуда-то издалека прилетел стрекот промчавшегося мимо отеля мотоцикла…

…она лежит мертвая на кровати…

…она лежит мертвая на ковре…

…ее сердце сжалось, завязалось узлом, остановилось…

…но она по-прежнему страдает от боли, ее нервы – раскаленная сеть, сковывающая ее сознание и не позволяющая ему покинуть ее…

…мука, пронизанная другими эмоциями, горе настолько глубокое, что всем слезам мира никогда не наполнить его чашу, страх настолько глубокий, что в сто раз хуже боли, и от него безумно хотелось спрятаться, как пряталась она от темноты в детстве…

…она бежала вниз по каменистому склону холма, острые камни ранили подошвы ног, низкие черные облака отражали оранжевое свечение на земле. Только бы не оступиться, не упасть, потому что они гнались за ней по пятам, они были так близко…

…она кричала, моля о пощаде, когда несколько пар тощих рук затолкали ее головой вперед в узкую трубу в каменной стене, внутри которой ревело ослепительно белое пламя…

…кровь ее кипела… мозги исходили паром…

…она находилась внутри невероятно маленького пространства, расположенного в тюрьме, отделка которой не допускала общения ни с кем из других, кого она могла видеть в подобных камерах; заключенная здесь вместе со своей болью, воспоминанием о сложившейся ситуации, вместе с раскаянием, ужасом и яростью, лишь усиливавшими ее страдания, – черный коктейль, который мог бы стать менее горьким, если бы она могла поделиться его вкусом с кем-то еще, могла бы насильно влить его в них…

Лизу вырвало, она согнулась пополам, судорожные движения желудка выжали из глаз потоки слез. Прямо перед ней, чуть дальше, чем на расстоянии вытянутой руки, остановилась приближавшаяся к ней фигура. Зрение Лизы затуманилось от слез, и она решила, что перед ней человек – болезненно худой, в высокой шляпе или короне, с браслетами на руках, усеянными шипами и лезвиями. Вытирая глаза, Лиза попятилась. Разведя в стороны руки с растопыренными пальцами, фигура пошла вперед. Лиза сплюнула. По веретенообразной форме фигуры Лиза уже поняла, кто перед ней, – та, которую видела в воспоминаниях, которые вогнали в нее клетки душ: это была Сефира. Наконец-то она нашла ее.

Сефира была ужасающа. Мало того, что похожа на скелет, двигалась она со странной механической грацией насекомого – богомола, пугающе огромного. (Кто же из ее подруг назвал Сефиру палочником? Знала бы она, насколько оказалась близка к истине!) Губчато-белую плоть Сефиры покрывала мозаика из того, что могло бы показаться осколками, мерцавшими в свете ламп тоннеля: как будто изначально Сефиру покрывало некое вещество, которое в один прекрасный момент вдруг растрескалось. Ее вытянутый вверх череп был из стекла и кости. Ее лицо отчасти напоминало человеческое: большие темные глаза, нос в виде пары прорезей, рот, усеянный костяными и стеклянными иглами. Глаза Сефиры сверкнули, и Лиза увидела, что они как бы запорошены мелким крошевом стекла. Злоба оживила ее лицо, придав ему выражение морды хищника, преследующего добычу, смерть которой утолила бы кое-что больше голода. Она подняла руки в защитном жесте, демонстрируя осколки стекла, торчащие из ее предплечий, превращая каждое в зазубренное лезвие.

Чистейший страх, острее, чем любой другой, что она испытывала за последние восемь дней (а точнее – никогда прежде), отбросил Лизу назад, за пределы досягаемости стеклянного оружия. На мгновение ее охватил безумный порыв бежать, вырваться из туннеля, забраться в свою машину с разбитым лобовым стеклом и мчаться как можно дальше от всего этого, мчаться так быстро, как только возможно. Ее заверения мадам Сосострис (и Гэри), яростная клятва самой себе эхом отозвались в памяти. Зеленые вопли утихли, но теперь она слышала, как пронзительно скрежещут друг о друга осколки стекла на теле Сефиры, когда та двинулась вперед, окружая ее оглушительной мерзкой фугой. Не опорожни Лиза желудок, охвативший ее ужас ускорил бы эту процедуру сейчас. Удастся ли ей убежать от Сефиры? Ответа у нее не было, но перспектива показать свою спину этому чудовищу была сейчас абсолютно непривлекательной. Каким бы это ни казалось невероятным, единственным разумным вариантом была схватка. Правой рукой Лиза потянулась за спину и вытащила из-за пояса джинсов разделочный нож.

Оружие подействовало на Сефиру мгновенно. Широко раскрыв глаза, она резко остановилась. Вид ножа поразил также и Лизу. Имена и символы, нацарапанные на его лезвии, сияли, светились белым светом причудливые созвездья в металлическом небе. Свечение отражалось от стеклянных доспехов Сефиры, превращая их осколки в жуткий калейдоскоп огней. Лиза держала нож наготове в правой руке, чтобы нанести прямой удар, а левую выставила перед собой, готовая отразить любую атаку. (Хотя ее совсем не ободряли шансы голых пальцев против осколков, торчащих из плоти Сефиры.) Лиза снова сплюнула. Дрожащим голосом она предложила:

– Может, поговорим?

Ответа нет. Все внимание Сефира сосредоточила на мясницком ноже.

– Я пришла за тем, что ты забрала у Гэри, – сказала Лиза. – Я шла по твоему следу. Я разобралась с людьми, которых ты послала, чтобы меня остановить, с твоими ловушками. Я разобралась с людьми из твоего офиса. Я прошла через заслон клещей – клеток душ. И теперь я готова биться с тобой, если потребуется. Не знаю, удастся ли мне убить тебя, но почти уверена, что смогу причинить тебе боль, и думаю, не малую. Скажи, может есть способ избежать этого: можешь ли ты отдать мне то, за чем я пришла? Я заберу это и уйду, и на этом покончим.

Кожа вокруг рта Сефиры пришла в движение, вздулась, превратившись в пару губ, а иглы в деснах втянулись, оставив на своих местах ряд зубов прямоугольной формы. Она заговорила тем же медовым голоском, который Лиза слышала в машине по телефону:

– Пришла заключить сделку с дьяволом?

– Едва ли ты дьявол, – ответила Лиза.

– Я настолько к нему близка, насколько к нему собираешься подобраться ты.

– Возможно. Наполовину ты права: я здесь, чтобы договориться.

– Ты это так называешь? – сказала Сефира. – Хорошо, я даю тебе то, что принадлежит мне по праву, а ты даешь мне… Что это было? О да, ничего.

– Ты меня не слушала. Ты возвращаешь мне сердце Гэри, а взамен я не убиваю тебя.

– А ты попробуй убить меня, – сказала Сефира. – Не думаю, что это предмет торга.

– Ладно, – сказала Лиза. – Чего ты хочешь?

– То, чего я хочу, у меня есть, – ответила Сефира. – Ты как будто веришь, что можешь угрожать мне болью, что боль – это то, чего я боюсь. Очаровательно. Там, откуда я родом, боль – это явление повседневной жизни. Как солнечный свет или воздух, часть окружающего, воспринимаемая как должное. И так было издавна, всегда, сколько я себя помню. А помню я себя так давно, что, честно говоря, этого могло, наверное, и не быть. Я пытаюсь сказать, что тебе придется добиться чего-то большего.

– Именно это я и собираюсь сделать, – сказала Лиза и сделала выпад, выставив перед собой нож.

Она надеялась застигнуть Сефиру врасплох, вонзить клинок ей в грудь до того, как та сообразит, что происходит. Однако, какой бы быстрой ни была Лиза (а она была быстрой, быстрее, чем когда-либо), Сефира все же успела махнуть правой рукой, чтобы отразить атаку; тем не менее, острие лезвия нашло пространство между двумя осколками стекла, торчащими из ее кожи, и оставило там глубокий порез. И слава богу, резиновая лента, намотанная на рукоять, позволила Лизе удержать нож, когда Сефира с шипением отдернула руку.

– Уверена, ты даже не почувствовала, – сказала Лиза, возвращаясь в защитную позу.

– Пытаюсь.

Сефира ударила тыльной стороной сжатой в кулак левой руки с разворота, но Лиза ждала удара и уклонилась. Менее готовой она оказалась к удару ногой справа, который нанесла Сефира, и хотя тот не достиг цели – нервного узла в левом бедре Лизы, – все же полоснул стеклянными бритвами, закрывающими пальцы ног, по ноге Лизы, разорвав джинсы и кожу под ними. С криком «Блин!» Лиза отшатнулась назад, ударившись каблуком о рукоять пожарного топора, который она до этого уронила. Пальцы ее сомкнулись на рукояти в тот момент, когда Сефира прыгнула на нее. Лиза запустила топор по полу, со всей силы постаравшись придать ему вращение. Сефира попыталась подпрыгнуть над ним, но ошиблась в расчете и приземлилась левой ногой на рукоять, запнулась и едва не напоролась на нож в вытянутой руке Лизы. Пока Сефира пыталась удержать равновесие, Лиза атаковала, нанося колющие и режущие удары, используя свое пре– имущество. Сефира встречала ее удары сначала здоровой рукой, затем рукой раненой, металл и стекло звенели, встречаясь. Лиза зацепила ее до крови еще пару раз. Ни одна рана не была такой глубокой, как первая, хотя при каждом ранении Сефира резко выдыхала. Она нацелила удар по левой ноге Лизы, но, кажется, сама не поверила в способность нанести его с нужной скоростью, и Лиза убрала ногу за пределы досягаемости удара, одновременно развернув нож и вонзив его в бедро Сефиры с такой силой, что лезвие, пробив его насквозь, вышло с другой стороны. Сефира с криком отпрянула назад. На этот раз резина на рукояти ножа не помогла Лизе удержать оружие в руке. С глазами, полными шока и паники, Сефира зашаталась и опустилась на колено раненой ноги и схватилась за рукоять в попытке вытащить нож из раны. Лиза двинулась к ней.

На занятиях карате самым сложным для Лизы был свободный спарринг. И не из-за излишней своей робости, – как раз наоборот. Бойцом она была азартным, ее удары руками и ногами подпитывались злостью по отношению к сопернице, которую она распаляла в себе, едва лишь пересекала границу синей ленты спарринг-ринга. На турнирах, где она выступала в качестве носительницы белого и желтого поясов, ее напористость принесла ей череду побед. Однако, как только она получила зеленый пояс и начала встречаться на ринге с более опытными бойцами как в своем додзё, так и на тех же турнирах, в которых раньше доминировала, эффективность ее стратегии снизилась, поскольку ее натиск ошеломлял не всех соперников, и они с большей вероятностью находили и использовали открывавшиеся перед ними возможности. Обескураженная, она пропустила один турнир, затем два, а следом и целый осенний сезон. Инструкторам школы, интересовавшимся, все ли у нее в порядке, она отвечала, что хочет сосредоточиться на других аспектах своей подготовки, на технике рук, формах и комбинациях самообороны, – чем она и занялась, правда, уже не с таким энтузиазмом.