Текст книги "Сефира и другие предательства"

Наконец после спарринг-класса, на котором Лиза проиграла все поединки, в том числе и встречу с начинающей, которую по идее должна была победить с легкостью, старшая ученица по имени Джесс, обладательница коричневого пояса, пригласила ее в паб «Уголок Питера», на «разбор полетов». Оценка выступления Лизы была проста:

– Вся твоя проблема в том, что ты злишься.

– А разве не так надо биться? – спросила Лиза.

Джесс покачала головой и сделала глоточек крепкого сидра.

– Ты путаешь злость с агрессией, – сказала она. – Это нормально. Большинство людей считают: когда выходишь драться, даже если это свободный спарринг, ты должен хорошенько разозлиться. Это потому, что нормальному человеку на самом деле довольно сложно сцепиться физически с другим человеком. Нужна работа над собой. Проблема в том, что злость штука ненадежная. Она вынуждает тебя перегружать свои атаки на начальном этапе, и потому к концу боя ты выматываешься. Она делает тебя неаккуратной, безрассудной, дает твоим оппонентам массу возможностей, которые они не должны были получить. Звучит знакомо, согласна?

Лиза кивнула, щеки ее порозовели.

– Если хочешь продолжать спарринги, – продолжила Джесс, – необходимо переходить от злости к агрессии. Агрессия – это сила, но она более невозмутима и выдержана. Она умнее и находчивее. Она сочетает в себе технику и обучение. Твои эмоции могут оставаться высокими, но ты направляешь их на то, чтобы помочь себе биться лучше, – Джесс отпила еще сидра. – Если поработаешь над развитием своей агрессии, то сможешь надрать задницу мне, причем легко.

Возможно, Джесс и преувеличивала, но уверенность, с которой она озвучила это предсказание, обнадежила Лизу и побудила возобновить спарринги. Произошедшее очень напоминало клише из всех когда-либо просмотренных ею фильмов о спорте: умудренный опытом ветеран дает перспективному, но разочарованному новичку совет, который позволяет тому поднять свои результаты на новый уровень, однако переосмысление подхода Джесс к бою сработало для Лизы; и хотя вскоре после их разговора Джесс бросила школу карате – отправившись на Аляску по неизвестным Лизе причинам, – Лиза подозревала, что, останься Джесс рядом, ее предсказание вполне могло сбыться.

Теперь, в самый разгар схватки с Сефирой, именно в такой режим поединка и перешла Лиза, мобилизуя свои страх и ужас на внимательное слежение за каждым движением Сефиры, попытку уловить намек на ее готовность к следующей атаке. А еще она была очень зла – накопившиеся потрясения и муки последних восьми дней подлили масла в огонь эмоций, достаточно накаленных, чтобы расплавить сталь, вырывающихся, казалось, из глубины ее костей. Лиза ощущала, как сернистое облако, которое она втянула в себя за пределами Денвера, когда у нее сменились зубы, и которое грозило вырваться из нее во время последнего разговора с Гэри, – высвобождается в ее крови, прокатывается по всему телу, его буйство заставляет ее двигаться быстрее, наносить удары сильнее. Где-то на задворках ее разума внутренний голос пролепетал что-то о последствиях, но она проигнорировала его.

Стиснув зубы, превратившиеся в клыки, Сефира выдернула тесак, и из раны в ноге брызнула на пол прозрачная жидкость. С оружием в левой руке она поднялась на ноги. Лиза обошла Сефиру справа, раздумывая, не схватить ли топор, оставшийся лежать за ее спиной. Сефира угадала ее замысел и отпихнула топор раненой ногой, поморщившись от усилия. Сохраняя дистанцию, Лиза продолжала кружить, подняв руки и приблизившись почти вплотную. Сефира сделала ложный выпад правой рукой, а ударила левой, но Лиза уклонилась. Сефира стала отступать, направляясь, как поняла Лиза, к мотелю и перспективе бегства. Пытаясь спровоцировать ее к продолжению борьбы, Лиза подошла ближе, чем ей хотелось, рискуя попасть под удар ножа, символы на его лезвии все еще светились сквозь прозрачную пленку крови Сефиры. Сефира нанесла режущий удар, Лиза увернулась и нанесла удар кулаком по руке, который, если бы попал, выбил бы из нее нож. Сефира махнула лезвием в противоположном направлении, зацепив его кончиком по верхней части предплечья Лизы. Лиза нанесла удар ногой с разворота по правому колену Сефиры, но промазала, и Сефира подступила ближе, чтобы повторить свой прием и вонзить тесак в бедро Лизы.

По обе стороны от них в канавах вибрировали клетки душ, наполняя проход-туннель металлическим звоном своих содроганий. Сефира ударила Лизу ногой, но Лиза повернулась вправо и, подняв ногу Сефиры, заблокировала ее – это позволило ей нанести боковой удар ногой Сефире в живот, сила которого отбросила ту назад. Раненая нога не выдержала, и Сефира полетела в траншею, полную клеток душ. Падая, она раздавила несколько, выпустив смешанные крики в зеленый туман. Сефира изо всех сил старалась выпрямиться, подняться, но оставшиеся целыми клетки душ воспользовались ее близостью, чтобы развернуть лапки и хоботки и вцепиться в ее конечности. Некоторых удалось отшвырнуть, но их было слишком много, чтобы справиться со всеми, – они пронзили ее руки и ноги, бока и шею. Крича от ярости, Сефира выбралась из канавы, увешанная клетками душ. Она отсекала их от себя тесаком, отдирала свободной рукой, зеленые визги закружились вокруг нее.

Лиза встала между Сефирой и дорогой к мотелю. Из множества порезов текла прозрачная кровь, Сефира зарычала, размахивая ножом. Лиза приготовилась к атаке, но прежде чем Сефира успела нанести удар, она вдруг забилась в конвульсиях: спина выгнулась дугой, руки затряслись, и боль, которую причиняли клетки души, скрутила ее. Даже сквозь оглушающие зеленые визги было слышно как кричит Сефира. Основываясь на своем опыте работы только с двумя наборами воспоминаний, Лиза оценила бы это количество в десять раз как смертельное или, по крайней мере, выводящее из строя. Сефиру, как пьяную, шатало из стороны в сторону, однако она не теряла ни опоры под ногами, ни ножа, размахивая им. Она мотала головой, пытаясь отогнать воспоминания, заполнившие ее разум. Лиза не была уверена, что Сефира ее видит, и поэтому не приближалась к ней. Вместо этого она последовала за Сефирой, когда та, прихрамывая, выбралась из облака визгов и зашагала по переходу, размахивая ножом. Под аккомпанемент криков клеток душ они миновали приклеенные к стенам черепа (Лиза нагнулась, чтобы поднять топор), миновали участок туннеля, где белую штукатурку пронизывали прожилки древесного угля – дуги, спирали и петли, напоминавшие символы странно знакомого алфавита. Несколько завитушек сложились в слова, которые все же удалось прочесть: «алтарь», «клетка» и «мясо».

Проход впереди открывался в более просторное помещение – пещеру размером с небольшой дом. Стены были завешены гобеленами, одни яркие и новые, другие выцветшие и обветшалые. Когда Лиза вошла туда, хор криков стих почти до нуля, как будто она удалилась от канавы на большое расстояние. Сефира направилась прямиком к трем длинным металлическим столам, освещенным группой торшеров со вцементированными в пол электрическими проводами. На одном из столов стоял большой красный холодильник с открытой белой крышкой – цель Сефиры. Вид незамысловатого пластикового контейнера казался таким же шокирующим, как и все, с чем Лиза сталкивалась, его отделанные искусственной кожей бока напоминали о насилии, которое швырнуло ее на этот путь, привело ее сюда. Она бросилась на Сефиру, держа топор в обеих руках крест-накрест. Уже стоя у столов лицом к ним, Сефира не успела повернуться, чтобы встретить атаку Лизы. Рукоятью топора, прижатой правой рукой к телу, Лиза по инерции толкнула торшеры и те стали опрокидываться друг на друга, как множество тоненьких лязгающих костяшек домино, хлопая разбивающимися об пол лампочками, раскатывая в стороны абажуры. Удивительно, но Сефира не выпустила нож, даже когда на нее повалились торшеры, образовав импровизированную клетку. Отступив назад, Лиза перехватила топор покрепче, подняла его и опустила на голову Сефиры. Свободной рукой Сефира схватила торшер и выставила перед собой, в снопе искр отклонив лезвие топора. Затем обрушила торшер на Лизу, абажур смялся, а лампочка ударилась о ее голову с такой силой, что у нее все побелело перед глазами, она споткнулась. Расшвыряв торшеры, Сефира освободилась от них. Лиза было собралась вновь поднять топор, но Сефира схватилась за рукоять и, вырвав оружие из рук Лизы, отбросила его в сторону. Одним плавным движением она шагнула вперед и заключила голову Лизы в «стальной зажим», прижимая ее лицо к иззубренному изгибу своего бока. Захват вышел неидеальным – Лизе удалось втиснуть свой подбородок и рот под предплечье Сефиры, – но она все еще не оправилась от удара торшером, и этого оказалось достаточно, чтобы удерживать ее.

– Вот что я тебе скажу, – заговорила Сефира. Она нацелила острие тесака в левый глаз Лизы. – Ты проиграла.

Лиза раскрыла рот как можно шире и впилась зубами в руку Сефиры, вгрызаясь в утыканную стеклом плоть. Кровь со вкусом горелого металла заполнила рот. Сефира закричала, ее хватка ослабла. Зубы вонзились дальше, в натянутые напряжением мышцы, Лиза ухватила руку Сефиры обеими ладонями и сломала ей запястье. Нож выпал. Одновременно Лиза отдернула голову назад, отрывая израненный рот от предплечья Сефиры. Сефира заорала, выпустив Лизу и оттолкнув от себя. Лиза выплюнула шмат горького мяса на пол и схватила нож. Прижимая к себе правую руку, с выражением на лице, напоминающим недоверие, Сефира смотрела, как Лиза сокращает разделяющее их расстояние.

– Все равно ты проиграла, – проговорила она за мгновение до того, как Лиза вонзила нож сквозь осколки стекла, покрывавшие ее грудь, прямо в сердце. Из раны фонтаном ударила кровь. Сефира начала поднимать правую руку к груди, словно желая убедиться, что клинок пронзил ее.

Сквозь рукоять Лиза почувствовала, как орган содрогнулся и… остановился. Рука Сефиры упала. Когда осознание только что произошедшего настигло Сефиру, черты ее лица исказил страх, словно она увидела, как в окружающих тенях сгущается ад, от которого она так долго бежала. Затем глаза ее потеряли фокус, и она рухнула на землю, прозвенев стеклянными доспехами. Лиза оставила нож в ее теле.

На краткое мгновение на том месте, где стояла Сефира, появилось нечто – силуэт из дымчатых линий, словно ее набросок. Затем силуэт как бы втянулся в себя, будто его протащили через невидимую прореху в воздухе, и – исчез. Драпировки стен зашевелились. От трупа Сефиры исходило шуршание – Лиза наблюдала, как он жухнет и коробится, плоть превращается в пыль, осколки стекла мутнеют и рассыпаются. В считанные секунды от нее осталась лишь куча праха и битого стекла вокруг мясницкого ножа – и все это посреди лужи вязкой бесцветной крови, уже начинавшей впитываться в пол.

На Лизу обрушилось колоссальное изнеможение; продолжительный выброс адреналина, который поддерживал ее во время схватки с Сефирой, спадал, оставляя головокружение и слабость. Колотые раны в голени и бедре, порезы на ноге, на руке горели. Медный привкус ее собственной крови смешался с едким послевкусием крови Сефиры. Она отхаркнула, сплюнула, вытерла подбородок тыльной стороной ладони. Губы ее тряслись. Она чувствовала, будто вот-вот лишится чувств, и изо всех сил противилась этому. Она закрыла глаза и сосредоточилась на том, чтобы замедлить бешеный галоп сердца до кентера [24]24
  Кентер – укороченный полевой галоп, основной тренировочный аллюр скаковых лошадей.


[Закрыть], затем до рыси, а уже потом до темпа, приближающегося к спокойному шагу.

Когда Лиза открыла глаза, она увидела холодильник – объект ее кошмарных поисков. Колени дрожали, когда она пробиралась сквозь ряды торшеров к металлическому столу, на котором он стоял. Стол же, скрытый от глаз красной глыбой контейнера, был засыпан чем-то напоминающим большие, медового цвета, леденцы. Под янтарными россыпями на полированной поверхности стола парил Гэри – обнаженный, со вскрытой грудью и пустым лицом. Лиза заглянула в холодильник. Пусто. Ужас сдавил горло, она подняла один из кристаллов и увидела вплавленное в него колечко мяса. Он проверила другой, третий, проверила все – результат был тем же. Вывод напрашивался сам собой: здесь находились сердце и другие органы Гэри, извлеченные Сефирой и готовые к употреблению.

Сефира оказалась права: она проиграла.

X

Пока Лиза прятала тесак под запаску, из фиолетового дома вслед за ней поспешно вышла мадам Сосострис.

– Что-то еще? – спросила Лиза, опуская крышку багажника.

– Вы должны кое-что знать, – сказала мадам Сосострис. – Когда я брала карты из колоды, пустая карта…

– Вы о белой карте? Она что-то означает?

– Вот именно: ничего не означает. Или означает все. Понимаю, может показаться, что я несу бессмыслицу. Простите. Попробую еще раз. Карты, что я вытянула для вас, функционируют не только сами по себе, но и во взаимосвязи друг с другом. Представьте себе, как слова в предложении могут влиять друг на друга, и вы ухватите основную идею. Пустая карта дестабилизирует прочтение концепции других карт, как правило, потому, что в игре имеется какой-то элемент, который колода не может учесть.

– Другими словами, вы хотите сказать, что информация, которую вы мне дали, неверна?

– Нет, – покачала головой мадам Сосострис. – Информация скорее неполная, и в этом, учитывая серьезность обстоятельства, я не вижу ничего хорошего.

– А мы можем это как-то исправить?

– Насколько мне известно, нет. Но последним человеком, для которого я вытаскивала из колоды белую карту, был Обри Бирн.

– Ваш друг, – кивнула Лиза. – Тот, которого встретил в аду Гэри.

– Он самый.

Лиза закрыла багажник:

– Спасибо, что рассказали об этом, однако мне пора уезжать.

Над головой в темном небе пронесся метеор к своей огненной кончине. Что означало это знамение, если это было знамением, Лиза и предположить не могла, и не спросила у мадам Сосострис. Со своей стороны, медиум ничего не сказала.

XI

Лиза оперлась ладонями о металлический стол и принялась рассматривать «засахаренные» кусочки органов Гэри. Под ними в своем отражении лежал недвижимый Гэри. Она по-прежнему не могла заставить себя смотреть на открытую каверну его груди, и это, учитывая всю ту жуть, что ей уже пришлось увидеть, могло показаться странным, но она ничего не могла с собой поделать. Нервы в ее руках и ногах горели огнем, во рту ощущался мерзкий привкус. Она задержала взгляд на том, что было сердцем Гэри, а сейчас представляло собой нечто похожее на мясной набор. Горькое, невыразимое чувство, похожее на скорбь, обрушилось на нее.

Знала ли, предвидела ли мадам Сосострис, что такой окажется конечная точка путешествия Лизы? Как такое стало возможным? Разве она не говорила, что убийство Сефиры отменит все ее магические действия? Говорила, хотя Лиза не просила ее пояснить это заявление, уточнить, что именно произойдет. Вместо этого она вообразила, что, как только Сефиры не станет, Гэри волшебным образом восстановит свою целостность, – подобно тому, как в фильмах о вампирах уничтожение главного исцеляет каждого, кто уже начал обращаться. (И по мере того, как ее глаза и зубы неуклонно менялись, она добавила свое собственное состояние в список того, что повернет вспять смерть Сефиры, – пока, однако, в себе самой никаких изменений она не ощущала.) «Видимо, разные монстры – разные правила», – подумала она. Возможно, именно в этом и заключался смысл последнего и загадочного предупреждения мадам Сосострис – попытки подготовить ее к этому моменту? И если та знала, что все произойдет именно так, зачем было отправлять Лизу в погоню? Зачем было подвергать ее испытаниям последних восьми дней?

Она потянулась к ближайшему «леденцу», взяла его в руку. Шероховатая поверхность леденца казалась теплой, будто его изготовили совсем недавно. Она поднесла его к носу. Запах от него шел невероятный – одуряющий, приторно-сладкий, от которого рот ее тотчас наполнился слюной, а в желудке, все еще побаливающем, пробудился голод. Она быстро опустила кристалл на стол. Едва она это сделала, как образ Гэри вздрогнул.

– Эй, – окликнула она. – Гэри? Слышишь меня?

Он не ответил. Лиза чувствовала его присутствие в зеркальном пространстве, даже когда одновременно осознавала, что он лежит на раскладушке в подвале дома мадам Сосострис в Гугеноте, это ощущение было сродни ее способности читать граффити у входа в это помещение и ее знанию того, что металлические клещи называются клетками душ. Она запустила по столу еще один сладкий кристалл, и Гэри снова вздрогнул.

Быть может, «отменить» – не совсем верное слово для описания того, как смерть Сефиры повлияет на результаты ее манипуляций. Быть может, то, что она сотворила, отменить уже нельзя. Но если их нельзя отменить, «отмотать назад», то, возможно, их можно было бы освободить от намерения, которое их побудило, отвязать от планов, частью которых они являлись, и… что? Переориентировать? Сбросить со счетов, отказаться? Она сама не до конца понимала, над чем сейчас размышляет. Хотела ли она отпустить Гэри навстречу смерти, навстречу тому, что могло его ждать помимо обратного путешествия в Расколотую землю? Или хотела оставить его здесь, сделав из него этакого пажа – «Мой личный зомби»? Судя по всему, возобновления жизни, которой она жила чуть больше недели назад, не было в картах. Значит ли это, что ей придется взять на себя роль Сефиры – охотиться на неверных, одиноких и слабых? Омерзительная перспектива. Должна ли она уехать отсюда, искать более инфернальной обстановки? Если предположить, что ей удастся выяснить, как туда попасть, мало верилось в то, что в Расколотой земле ей будут рады. Существует ли другой ад, готовый принять ее? Во время их обмена репликами в машине Сефира назвала ее как-то необычно, чем-то похожим на пустую карту мадам Сосострис. Должна ли она создать новый ад, править в нем как королева массой проклятых, тщательно отобранных, с Гэри-рабом при ней? Нарисованная воображением картина получалась в равной степени абсурдной и отталкивающей.

На худой конец можно оставить засахаренные остатки сердца Гэри на столе и уйти прочь отсюда, не оглядываясь назад. Можно снять остатки с банковского счета и использовать наличные, чтобы начать новую жизнь, оставив все заботы о Гэри на мадам Сосострис. Вот только как же с такими глазами, а особенно – зубами, осуществить первую часть этого плана? Не устраивала ее и вторая половина. Не потому, что она была чем-то обязана Гэри: она спасла мужа от худшего из планов Сефиры в отношении него, причем гораздо более высокой ценой, чем могла предположить. Однако если между ними не все гладко, она готова бросить все как есть. Нет, то, что ее беспокоила идея оставить дело незавершенным, связано скорее с ней самой, с ее желанием довести начатое до конца, каким бы несовершенным оно ни казалось.

Несомненно, существовали и другие возможности, которые просто не пришли в голову, но в данный момент перед ней оставался открытым лишь один путь. Прежде чем Лиза успела передумать, она выбрала ближайший «леденец» и раскусила его пополам.

Вкус не был похож ни на что из того, что Лиза когда-либо пробовала: молочная сладость, ничуть не контрастирующая, а скорее подчеркивающая насыщенный железистый привкус красного мяса. Она проглотила откушенный кусок, сунула в рот вторую половинку «леденца» и потянулась за другим. Пока жевала, Лиза чувствовала, как вкус словно плавится, расползаясь на языке, заполняя рот, становясь глубже и сложнее. Ей бы ужаснуться, почувствовать отвращение… однако эти эмоции таяли, отходили на второй план по сравнению с удовольствием от наполнявшего рот восхитительного вкуса. Сладкий восторг смешался с зеленовато-желтым буйством, все еще не утихшим в ее венах. В серебристом пространстве стола с Гэри что-то происходило, он вдруг заметался из стороны в сторону, крепко зажмурив глаза и стиснув зубы. Однако, видя, как он корчится, Лиза продолжала поглощать засахаренные кусочки мяса, во вкусе которых угадывались нотки фруктов – персиков, груш и яблок. В тонкостях его оттенков заключался целый мир знаний, как будто испытать это наслаждение означало проникнуть в сознание, которое его измыслило. Она поняла, что написано в преддверии этой комнаты, точное расположение места и как из него попасть в Расколотую землю, поняла природу роев и как их призывать и использовать. И еще многое, многое другое дожидалось ее внимания.

С засахаренным мясом было покончено, ничего от него не осталось, кроме сладкого сока, который Лиза высасывала из кончиков пальцев, царапая их о зубы, не обращая на это внимания, – медный привкус крови лишь дополнял аромат. Она опустила взгляд на стол, увидела свое отражение, глядевшее в ответ на нее: остекленевший взгляд черных глаз, к нижней губе прилип кусочек «леденца». От Гэри не осталось и следа. Значит, все в порядке. Она знала – или думала, что знала, – что произошло с ним. Он был в ее власти как бы банально ни звучали эти слова. Теперь ей придется решать, что делать с ним.

Она поняла, как легко будет не столько восстановить, сколько замаскировать свою внешность. Желтое облако и заключенная в нем сила больше не заперты в ее мозгу и всецело принадлежали ей – она могла использовать их по своему усмотрению. Образ ее изменился – она снова стала Лизой Мартинес. Раны ее ныли; она сосредоточилась на них – и раны закрылись.

Оставаться здесь причин не было. Она могла бы занять гнездо Сефиры, но чего ради? Теперь она знала, что где-то по западному краю континента бродит еще одна представительница ее вида, член Разбитой Компании, и как только она узнает об уничтожении Сефиры, тотчас отправится в путь, чтобы бросить вызов Лизе в борьбе за мотель «Уединение». Одолев одного суккуба, Лиза обрела твердую уверенность в исходе нового поединка, да только зачем ей это? Она не горела желанием заниматься работой истребительницы демонов. Чего ей больше всего хотелось – так это вернуться в свой дом и в свою постель, населенные, увы, горькими воспоминаниями.

Оставив холодильник там, где он стоял, она стала пробираться через поваленные торшеры. При этом слизнула с нижней губы последний осколочек «леденца», смакуя кратковременный всплеск ароматной сладости на языке. Наверное, трудно будет удержаться и не отведать этой сладости снова, особенно теперь, когда она знала, как ее приготовить. Выходя из комнаты, она прихватила мясницкий нож с собой.