Текст книги "Рай: Потерянный рай. Возвращенный рай"

Книга шестая

Содержание

Рафаил продолжает свой рассказ, как Михаил и Гавриил были посланы в бой против Сатаны и его Ангелов. Описывается первое сражение. Сатана и его Ангелы отступают под покровом ночи. Сатана созывает совет и изобретает дьявольские машины, которые на второй день битвы приводят Михаила и его Ангелов в некоторый беспорядок, но наконец они, сорвав горы, забрасывают ими войско и машины Сатаны. Так как тревога этим еще не кончается, то Бог на третий день посылает Мессию, Своего Сына, для Которого Он оставил славу победы. Мессия, в полном могуществе своего Отца, прибывает к месту сражения и, приказав легионам стоять спокойно, въезжает с громом на Своей колеснице в среду врагов и преследует их, бессильных сопротивляться Ему, до стен Неба; стены раскрываются, и враги в ужасе и смятении падают в уготованную им в качестве кары бездну; Мессия же с торжеством возвращается к Отцу.

 
«Всю ночь бесстрашный Ангел, без погони,
Держал свой путь через равнины Неба,
Пока перстами розовыми утро,
Пробуждено свершившими свой круг
Часами, не открыло двери света.
Есть в Божией горе, вблизи престола,
Пещера, где то свет, то темнота
Живут поочередно, создавая
Приятную тем смену в Небесах,
И как бы день и ночь там производят;
Когда уходит свет, в другую дверь
Послушно входит мрак, чтоб в час урочный
Покрыть собою небо; впрочем, мрак
Там сумеркам земным скорей подобен.
Теперь как раз сюда вступало утро
В небесной красоте, позлащено
Сияньем эмпиреев; ночь бежала
Пред ним, лучами яркими востока
Пронзенная. Увидел Абдиил
Перед собой широкую равнину,
Покрытую воинственною ратью,
Толпой несметной воинов блестящих,
И колесниц, и пламенных коней;
Вооруженьем все вокруг сверкало:
Война, война готовилась пред ним –
То самое, что он хотел как новость
Здесь возвестить! Он радостно примкнул
К союзным этим силам –  с ликованьем
И громкими хвалами встречен ими,
Единый между падших мириад
Не падший, не утраченный для Неба.
Они ведут его к святой горе
При кликах одобрительных, и ставят
Перед престолом Вышнего, и слышат
Из золотистой тучки кроткий глас:
 
 
«Благую часть, служитель верный Бога,
Избрал ты и победу одержал
Славнейшую; среди толпы мятежной
За истину один ты постоял
И защищал ее отважным словом
Сильнее, чем оружием. За то,
Что ты ее открыто исповедал,
Всеобщее понес ты поруганье,
Которое труднее перенесть,
Чем всякое насилье. Ты стремился
Лишь правым быть перед престолом Бога,
Хоть целые миры тебя превратно
За то судили. Ныне одержи
Легчайшую победу: с этим войском
Друзей вернись к врагам с тем большей славой,
Чем более тебя они клеймили,
И силой тех сломи, кто отказал
В принятии разумного закона
И не признал царем своим Мессию,
Который это царство заслужил.
Иди же, Михаил, князь войск небесных,
И ты, к нему по доблести ближайший,
О Гавриил, –  ведите в бой сынов
Моих непобедимых, это войско
Моих святых в оружии блестящем;
Их тысячи и миллионы будут
Равны числом безбожной той толпе
Мятежников. Огнем их и оружьем
Бестрепетно разите; прогоните
Преступников на самый край Небес;
От Бога и от вечного блаженства
Низвергните их всех в обитель кары,
Вглубь Тартара, который уж раскрыл
Свой пламенный Хаос широкой пастью,
Чтоб ею всех их, падших, поглотить!»
 
 
Так говорил Владыки голос. Тучи
Одели гору мраком; клубы дыма
Вились вокруг и пламя вырывалось,
Тем возвещая пробужденный гнев,
И загремел с вершины помраченной
Еще грознее звук эфирных труб.
И вот по знаку этому все Силы,
Стоявшие на стороне Небес,
В квадрат соединившийся могучий
Необоримой крепости, пошли
В молчании блестящих легионов
При звуках дивной музыки, вливавшей
Геройский пыл в их смелые сердца,
Имея во главе богоподобных
Вождей, в защиту Бога и Мессии.
Ничем не нарушался крепкий строй;
Ни встречною горою, ни тесниной,
Ни быстрою рекою их ряды
Не разделялись: в высоте громадной
Поход их совершался, воздух нес
Поспешные шаги их без препятствий.
Как некогда весь птичий род промчался
В порядке стройном на своих крылах
Через Эдем по Божию призыву,
Чтоб от тебя принять им имена, –
Так мчался их громадный рой путями
Небесными, и много областей
Прошли они, десятикратно больших,
Чем вся Земля. Вот наконец вдали,
От края и до края горизонта,
Огнистая явилась полоса
На севере, воинственного вида;
Приблизившись, увидели они
Над ней щетину из торчащих копий
Бесчисленных, и шлемов рой густой,
И множество щитов разнообразных
С хвастливыми эмблемами. То войско
Мятежное спешило Сатаны
В свирепый свой поход: они мечтали
В тот самый день –  в открытом ли бою,
Или напав врасплох –  взять гору Бога
И посадить вождя их, самозванца
И Божия завистника, на трон.
Но их мечты пустыми оказались
И ложными уже на полпути.
Казалось, правда, нам сначала странным,
Что Ангелы на Ангелов идут,
Грозя друг другу встречею враждебной, –
Те Ангелы, которые так часто
На торжествах блаженства и любви
Единодушно гимны воспевали
Предвечному Создателю, как дети
Единого великого Отца;
Но битвы шум уж начинался; резкий
Клич нападенья положил конец
Всем мирным мыслям. Посреди неверных
Отступник возвышался, будто бог,
На солнечно-блестящей колеснице,
Величия божественного образ,
Толпою Херувимов окружен,
Обставлен их щитами золотыми.
Но вот он с трона пышного сошел:
Осталось между их и нашим войском
Лишь узкое пространство, промежуток
Опаснейший; лицом они к лицу
Стояли, на огромном протяженьи,
Грозящим строем. Перед авангардом,
Еще в сраженье не вступившим, гордо
Огромными шагами Сатана
Прошел и стал, высокий и громадный;
Алмазами и золотом сверкало
Его вооруженье. Абдиил,
Стоявший меж сильнейших и готовый
К отважнейшим делам, не мог снести
Такого вида гордого; бесстрашно
Так рассуждал в душе он сам с собой:
 
 
«О Небо! Сколько сходства со Всевышним
Еще осталось в нем, хотя исчезли
Его и честь и верность! Не должны ль
Отпасть его могущество и сила,
Коль скоро добродетели уж нет?
Не должен ли он, дерзкий, оказаться
Слабейшим, хоть на вид необорим?
На помощь Всемогущего надеясь,
Я испытаю силу всю его,
Как испытал его рассудок в споре,
И лжив, испорчен оказался он;
Конечно, будет справедливо, если
Тот, кто в защите истины был прав,
Одержит и в сраженье верх и будет
В обоих состязаньях победитель.
Конечно, этот способ груб, негоже
Рассудку с силой спорить; все ж, однако,
Рассудок должен силу победить».
 
 
Обдумав это, из рядов собратий
Он выступил, на полдороге встретил
Отважного Врага, в котором гнев
От встречи той тем больше разгорелся,
И так ему бесстрашный вызов бросил:
 
 
«Попался ты, гордец? Ты возмечтал
Своей достигнуть цели без препятствий,
Неохраненным Божий трон найти;
Надеялся, что все его покинут
Из страха перед силою твоей
Иль под влияньем слов твоих могучих.
Безумец! Не подумал ты, сколь праздны
Угрозы Всемогущему оружьем!
Он из вещей малейших без конца
Всегда создать сумеет рать за ратью,
Чтоб безрассудство низложить твое!
Да и один, без помощи, Он может
Своей все достигающей рукой
Одним ударом вмиг с тобой покончить
И рать твою низвергнуть в бездну тьмы!
Притом ты видишь, что не все с тобою
Идут одним путем: довольно есть
Таких, что ставят выше верность Богу
И чтут Его, хоть ты не видел их,
Когда среди толпы тебе послушных
Один, казалось, заблуждался я,
Со всеми несогласный; ныне видишь,
Как велико число со мной согласных;
Итак, пойми, хоть поздно, что порой
И тысячи способны заблуждаться
И правы лишь немногие из них!»
 
 
Ему великий Враг, скосив с презреньем
Глаза, ответил: «Горе для тебя,
Мятежный Ангел, для моей же мести,
Тебя искавшей прежде всех, приятно,
Что ты из бегства своего пришел,
Чтоб получить достойное возмездье
От вызванной тобой моей десницы
И первый мой удар принять за то,
Что ты дерзнул безумными словами,
Внушенными противоречьем, спорить
С тем, что принять решила треть богов,
Собравших свой синод для подтвержденья
Всех прав своих божественных. Пока
Они в себе божественную силу
Все чувствуют, не могут никого
Они признать на свете всемогущим.
Но так как вышел ты вперед собратий,
Гонясь за честью, чтобы я тебя
Немного ощипал, то пусть пример твой
Предтечей будет пораженья прочих.
Я медлил только для того, чтоб это
Ты знал и чтоб хвалиться ты не мог,
Что я тебя оставил без ответа;
Я полагал, что небо и свобода –
Одно и то же для небесных Духов;
Теперь же вижу я, что большинство
Ленивое избрать готово рабство,
Слугами быть средь праздников и песен,
И этих ты рабов вооружил;
Что ж, пусть сразятся рабство и свобода:
Их подвиги покажет этот день».
 
 
Ему ответил Абдиил сурово:
«Ты снова заблуждаешься, отступник,
И заблуждаться вечно будешь ты
С тех пор, как сбился с истинной дороги.
Напрасно ты клеймишь названьем рабства
Служение поставленному Богом
Главе и, через то, самой природе;
Бог и природа нам одно и то же
Велят: вполне достойно, чтоб царил
Достойнейший и выше был всех прочих.
Напротив, рабством было бы служить
Безумцу иль тому, кто нападает
На более достойного; рабы
Те, кто тебе отныне служит; ты же
Сам несвободен –  раб своих страстей,
Хоть нас бесстыдно попрекаешь рабством.
Цари в Аду –  там сколько хочешь правь,
Меня ж оставь служить навеки Богу
В Небесном Царстве и в блаженстве вечном,
Божественным велениям Его,
Достойным послушанья, повинуясь.
Но жди не царства, а цепей в Аду;
Пока же от меня прими, который
Пришел, как ты сейчас сказал, из бегства,
Привет на нечестивую главу!»
 

 
Сказал –  и, высоко взмахнувши славным
Мечом своим, он с быстротою бури
Его на шлем обрушил Сатаны
Так быстро, что ни взор, ни помышленье, –
Тем меньше щит врага, –  предотвратить
Того удара не успели. Разом
Назад на крупных десять он шагов
Попятился, и только на десятом,
Уже согнув колено, на копье
Огромное успел он опереться.
Так оседает гордая гора
С сосновым лесом, если вихрь могучий
Иль горные потоки подорвут
Ее основы. Были изумленьем
И яростью мятежников вожди
Объяты, видя, как сражен сильнейший
Из них; а наши радостно вскричали,
Увидя в том предвестие победы,
И страстно в бой стремились. Михаил
Велел подать архангельской трубою
Знак к нападенью; в ширину Небес
Разнесся звук ее, и рати верных
Всевышнему воскликнули: осанна!
Противники не стали также медлить
И также грозный свой сомкнули строй, –
И разразилась яростная буря,
И огласились криком Небеса,
Неслыханным дотоле; страшный грохот
Оружья об оружье загремел,
И завертелись бешено колеса
В бой полетевших медных колесниц;
Ужасен был шум битвы; над главами
Сражавшихся, свистя, летали тучи
Стрел пламенных, и сводом из огня
Покрыты были бившиеся рати;
Под тем огнистым сводом друг на друга
Они стремились бурно, нападая
С неистребимой яростью. Тряслись
От грохота все Небеса, и если б
В те времена Земля существовала,
До центра и она бы потряслась.
И нечему дивиться тут: мильоны
Отважных, сильных Ангелов в той битве
С той и другой сражались стороны,
Из коих и малейший, без сомненья,
Владеть бы мог стихиями земными
И силы их себе все подчинить;
Насколько же была громадней сила
Бесчисленного войска против войска
Такого же! Она могла, конечно,
Ужаснейший разгром произвести
И разорить, коль не разрушит вовсе
Блаженную отчизну –  Небеса.
Но Вечный их Владыка Всемогущий
Из области возвышенной своей
Взирал на них и умерял их силы,
Хотя число их было таково,
Что даже каждый легион отдельный
Большим казался войском, а по силе
Равнялся каждый Ангел легиону;
И хоть вожди на битву их вели,
Но каждый воин сам вождем казался:
Он знал, когда идти, когда стоять,
Куда в разгаре битвы обратиться,
Когда открыть, когда сомкнуть ряды.
Никто о бегстве иль об отступленьи
Не помышлял; никто не показал
Ничем, чтоб он чего-либо страшился;
Сам полагался каждый на себя,
Как если б только от него победа
Зависела. Деянья вечной славы
Тут без числа свершались; велика
Была та битва и разнообразна:
То на ногах сражалися они,
То, в воздухе паря, заполоняли
Его собой, и весь он был в огне.
Так долго шел их бой с успехом равным;
Но наконец на помощь Сатана –
В тот день творивший чудеса отваги,
Не находивший равного себе –
Направился к отряду Серафимов,
Теснимому свирепым нападеньем.
Уж издали он видел, как косил
Меч Михаила, целые фаланги
Врагов сражая; то взвиваясь вверх,
Подъятое обеими руками,
То опускаясь, лезвие его
Опустошало их ряды ужасно.
Чтоб отвратить такое разрушенье,
Свой щит спешил подставить Сатана,
Огромный, крепкий, как утес, покрытый
Алмазными слоями десять раз.
Заметив, что подходит он, Архангел
Прервал на время труд свой боевой
И радостно надеялся покончить
Войну междоусобную Небес,
Сразив иль взявши в плен вождя неверных;
И, обращая пламенный свой лик
К противнику, такую речь он начал:
 
 
«Виновник зла, неведомого прежде
На Небесах, пока ты не восстал,
А ныне столь обильного! Ты видишь,
Какую ненавистную борьбу
Ты возбудил средь братий! Ненавистна
Она для всех, хоть бременем своим
Всего сильней тебя она придавит
И всех своих приверженцев. Зачем
Смутил ты мир Небес благословенный
И бедствия принес, каких никто
До мятежа преступного не ведал?
Зачем ты злобу тысячам внушил,
Дотоле твердым, верным, ныне лживым?
Но не надейся прочих возмутить,
Оставшихся святыми; будешь изгнан
Ты из пределов Неба; не потерпит
Оно, как место вечного блаженства,
Преступных дел насилья и войны!
Беги ж отсель и зло, как порожденье
Твое, возьми с собой в обитель Зла,
В Ад уберись с толпою нечестивых –
Там замышляй коварство и вражду,
Пока не покарал тебя меч этот
Иль местию быстрейшею от Бога
Не свергнут ты стремглав для злейших мук!»
 
 
Так говорил князь Ангелов; но гордо
Ему противник отвечал: «Не думай
Угрозами пустыми испугать
Того, кому дела твои не страшны.
Скажи, ты мог ли в бегство обратить
Малейшего из них? А кто и падал,
Тот не вставал ли вновь, не побежден?
Ужели ж легче думаешь угрозой
И повеленьем ты меня изгнать?
Нет, не надейся так борьбу окончить,
Которую ты Злом зовешь, мы –  славой;
Надеемся мы выиграть этот бой
Иль Небо сделать Адом, о котором
Ты бредишь, чтоб, по крайней мере, жить
Свободно здесь, коль царствовать не будем.
Итак, бежать я вовсе не намерен
Ни от тебя, ни от всех сил твоих,
С так называемым Всесильным вместе, –
Тебя, напротив, встретить я искал!»
Затем, не тратя слов, немедля оба
Сготовились на бой, невыразимый
Словами; ибо кто, хотя бы Ангел,
Способен передать иль уподобить
Земным вещам столь дивные дела,
Поднять воображенье человека
До высоты могущества богов?
Богоподобны ростом и осанкой,
Вооруженьем и движеньем каждым,
Стояли два врага, достойны оба
Решать вопрос о власти в Небесах;
Вот грозные мечи они взмахнули
И описали страшные круги
По воздуху; блистали, как два солнца,
Широкие щиты их; в ожиданьи
И ужасе застыли все вокруг;
Где Ангелов толпа еще недавно
Теснилася, с обеих там сторон
Все расступились, им оставив поле
Широкое, страшась остаться в вихре
Ужасной этой бури. Таковы
(Насколько можно малое с великим
Сравнить) перевороты, что в природе
Случаются, –  как если б меж созвездий
Война возникла и, горя враждой,
Сразились бы средь неба две планеты
И с грохотом столкнулись их шары.
Подняв почти всесильную десницу,
Стояли оба, грозный свой удар
Наметив так, чтоб все решил он сразу
И в повтореньи не было б нужды;
И ни один из двух бойцов другому
Не уступал по зоркости и силе.
Однако же меч Михаила, данный
Из арсенала Божьего ему,
Имел такое свойство, что разрушить
Он мог нетленным лезвием своим
Все острое и твердое. Опущен
На меч Врага с ужасной силой, вмиг
Его рассек он пополам, и тут же
Вонзился быстрым поворотом он
В бок правый Сатаны. Тогда впервые
Боль Сатана почувствовал и, корчась,
Согнулся –  так болезненно пронзен
Он был насквозь огромной, страшной раной.
Но скоро ткань эфирная опять
Сомкнулась: не могла она остаться
Надолго разделенной; лишь из раны
Поток нектарной красной влаги вышел –
Небесных Духов кровь –  и запятнал
Блестящее его вооруженье.
Со всех сторон сбежалося к нему
На помощь много Ангелов могучих:
Одни –  чтобы защитить его, другие –
Чтоб отнести его на их щитах
К роскошной колеснице, что стояла
Вдали от места битвы. Там он лег,
Стеня, зубами скрежеща от боли,
А также от досады и стыда,
Что не явился он непобедимым,
Что так унизил гордость он свою, –
Он, Богу силой равным быть мечтавший.
Но вскоре исцелился он: ведь Духи
Во всех своих частях всю силу жизни
Равно содержат, полные ее,
Не так, как хрупкий человек, в котором
Довольно ранить внутренности, сердце,
Иль голову, иль печень, или почки:
Лишь полное уничтоженье может
Убить их; ткань воздушная их тел
От ран страдает столько же, как воздух;
В их сердце, голове, очах, ушах,
Уме и чувствах –  поровну есть жизни,
А потому себе они дают
Любую форму, как хотят, и могут
Какой угодно образ, цвет, размер
И плотность принимать по произволу.
Меж тем в других местах великой битвы
Свершались также славные дела.
Там, где святая сила Гавриила
Сражалась и внесла в ряды врагов
Свои знамена, царь Молох свирепый
Архангела на поединок вызвал,
Грозясь, что, к колеснице привязав
Его потащит за собой, а также
Не побоялся изрыгнуть хулу
На Вечного, Единого, Святого –
Но был разрублен вплоть до чресл и, воя,
С оружием разбитым побежал.
И точно так же на обоих флангах,
Сражаясь, Уриил и Рафаил
Противников своих, хотя громадных
И защищенных панцирем алмазным, –
Адрамелеха с Асмодеем, двух
Властителей могучих, победили,
Которые не меньше, чем богами,
Считаться пожелали и, за это
Проучены, бежали, унося
Ужаснейшие раны под кольчугой
И латами. Равно и Абдиил
Не мешкал, не щадил толпы безбожной:
Своим ударам силу дав вдвойне,
Сразил он Ариила с Ариохом
И Рамиила, опалив, поверг.
Я б мог еще о тысячах поведать,
Их здесь увековечив имена,
Но Ангелы-избранники довольны
Небесной славой –  славы на земле
Не надо им. Противники же наши,
Хоть были также смелы и могучи
И славы боевой вполне достойны, –
Изглажены навек их имена
Из книг Небес и памяти священной:
Забвению они обречены,
Затем что сила, с истиной и правом
Разлучена, не стоит похвалы,
Достойна лишь стыда и порицанья;
И слава их –  не слава, а тщеславье,
А вся их знаменитость лишь позор;
За то им кара –  вечное молчанье.
 
 
Итак, из них сильнейших много пало;
Враги поколебались; в их ряды
Уже во многих мы местах проникли
И в беспорядок рать их привели;
Усеялось обломками оружья
Все поле; перевернуты вверх дном,
Лежали колесницы, с ними рядом
Возничие и пламенные кони,
Все в пене; те, что были на ногах,
Утомлены, в смятеньи отступали,
С трудом лишь защищались, ослабев
И в первый раз объяты бледным страхом
И чувством боли, прежде незнакомым;
Бесславно в бегство бросились они,
Доведены до этого несчастья
Грехом непослушанья, –  те, кому
Ни страх, ни боль, ни бегство не известны
Дотоле были. Войско же святых,
Напротив, нерушимою фалангой,
Сплотясь, как прежде, двигалось вперед,
Защищено от ран, в своих доспехах
Несокрушимых: это превосходство
Дала им их невинность; сознавали
Они в себе свободу от греха
И не были повинны в непокорстве;
За то и битва им была легка,
И боль от ран их не могла постигнуть,
Хоть сила и теснила их порой.
 
 
Но вот уж ночь в права свои вступила
И сумраком одела Небеса
И принесла с собою перемирье
Желанное, и шум войны затих.
Под темным тем покровом победитель
И побежденный прекратили бой.
Оставив за собою поле битвы,
На нем разбили лагерь Михаил
И Ангелы его, поставив стражу
Из Херувимов пламенных вокруг,
А Сатана с ордой своей мятежной
От них далёко отступил во мрак,
И там, себе покоя не давая,
Своих князей созвал он на совет.
Такую речь повел он без смущенья:
 
 
«Любезные соратники мои,
В опасности испытанные ныне
И силою не сломленные вражьей!
Достойными явились вы не только
Свободы –  эта цель для нас мала;
Нет, к большему стремимся мы: к господству,
И к почести, и к славе величайшей!
Вот день прошел в сомнительном бою, –
А если день, то почему не вечно
Такие могут продолжаться дни?
Вы видели, что мог Властитель Неба,
Все лучшее вокруг себя собрав,
Послать противу нас: считал Он это
Достаточным, чтоб нас смирить, –  однако
На деле этой цели не достиг;
Итак, считать, мне кажется, мы можем
Теперь, что Он способен ошибаться,
Хотя доныне верили, что Он
Всеведущ. Правда, мы вооруженьем
Слабей, а потому мы понесли
Урон известный, ощутили муки,
Каких не знали прежде, –  но, узнав,
Мы презирать их скоро научились.
Теперь узнали мы, что наше тело,
Рожденье эмпиреев, не способно
Смертельных повреждений потерпеть,
Неистребимо, и, хотя бы раны
Его пронзили, раны те сомкнутся,
Исцелены природной нашей силой;
И если столь ничтожно это зло,
Мы без труда отыщем и лекарство.
Быть может, мы оружие найдем
Сильнейшее, крепчайшие доспехи
На пользу нам, а ворогам на зло
Иль что-нибудь еще, что нас сравняет, –
Природа ж наша –  та же, что у них.
Быть может, есть и тайные причины,
Которые дают им перевес;
Но так как мы свой разум сохранили
И всю способность здраво рассуждать,
Поищем, поразмыслим, чтоб узнать их».
 
 
Сказал и сел. За ним сейчас же встал
Нисрох[121]121
  Нисрох –  ассирийский бог, храм которого стоял в Ниневии (4-я Книга Царств, 19: 37).


[Закрыть], первейший из князей неверных.
Он только что пришел из страшной битвы,
Усталый, мрачный видом и в доспехах
Изрубленных. В ответ промолвил он:
«О ты, освободивший нас от новых
Властителей, нам возвративший право
Божественной свободы! И богам,
Однако, при условиях неравных –
Оружие неравное имея –
Бороться трудно, муки вынося,
Когда враги тем мукам недоступны,
К ним вовсе не чувствительны. Конечно,
Должно нас это к гибели привесть.
Что, в самом деле, значит сила, храбрость,
Хотя бы беспримерная, когда
Подавлено все это страшной мукой,
Всю силу подчиняющей себе?
Тогда опустит руки и сильнейший!
Приятностей пускай лишимся мы, –
Не станем мы жалеть о них, довольны
Собою: в том довольстве наш покой;
Но боль есть величайшее несчастье,
Есть худшее из зол и, становясь
Чрезмерной, превосходит все терпенье.
Поэтому, когда бы кто-нибудь
Для нас придумал новое орудье,
Которым мы могли бы поразить
Противников неуязвимых наших,
Иль защитил нас так же, как они
Защищены, –  хвалы бы он не меньшей
Заслуживал, чем наш освободитель».
 
 
Ему сказал спокойно Сатана:
«Что правильно считаешь ты важнейшим
Для нашего успеха, я придумал.
Все видим мы блестящую поверхность
Эфирную, на коей мы стоим, –
Простор полей небесных безграничный.
Роскошными растеньями, цветами,
Струящими амброзию, плодами,
Камнями драгоценными и златом
Та почва разукрашена; но кто
Поверхностен настолько, чтоб не думать
О том, откуда это все растет,
О том, какие вещества сокрыты
Там, в глубине, –  невзрачные, простые,
Но полные и духа и огня,
Пока их луч небесный не коснется
И под его влиянием они
Не расцветут, открывшись свету Неба?
Вот эти-то нам вещества и надо
Из глубины достать, с их темной силой
Природною, с их внутренним огнем;
Их в длинные и круглые машины
Набьем мы плотно, а затем когда
Их с одного конца зажжем мы искрой,
Тогда, расширясь с бешеною силой
И загремев как гром они пошлют
С большого расстояния навстречу
Войскам врагов такую массу зла,
Что разорвут их в клочья, опрокинут
Все встречное; подумают со страхом
Они, что мы лишили Громовержца
Ужасного оружия Его.
Недолог будет труд наш: до рассвета
Успеем все окончить мы. Итак,
Не падайте же духом и не бойтесь;
Соединенью силы и ума
Ничто не слишком трудно, и тем меньше
Прилично нам в отчаянье впадать».
 
 
Окончил он. Речь эта подкрепила
В них бодрость ослабевшую и вновь
Зажгла почти угасшие надежды.
Дивились все тому, что изобрел
Их предводитель, и дивился каждый,
Как этого не изобрел он сам, –
Таким казалось легким то, что раньше
Они за невозможное сочли.
Быть может, и в твоем потомстве, если
Когда-нибудь возобладает Зло,
Найдутся люди, склонные к злодейству
Иль дьявольским доступные внушеньям,
Которые опять изобретут
Подобные ж орудия на муку
Сынам греха, для страшных дел войны
И для взаимной бойни беспощадной.
С совета вмиг к работе все бегут;
Никто не медлит, без числа готовы
Работники; они в один момент
Разрыли почву Неба повсеместно
И в ней нашли природы все дары
В их грубом виде. Серу и селитру
Смешав и обработав, превратили
Их ловко в зерна черные они
И зерен тех запасы накопили.
Другие вскрыли жилы минералов
(Каких немало и внутри земли),
Дабы из них создать свои машины
И для метанья страшные шары;
А третьи спешно запасают трубки
Для зажиганья –  гибельный снаряд,
Рождающий огонь прикосновеньем.
Так под покровом ночи, до зари,
Окончили они все это тайно
И привели в порядок в тишине,
Никем не заподозрены нимало.
 
 
Чуть на востоке утро в небесах
Блеснуло, победители восстали
От сна, и песня утренней трубы
Призвала их к оружию. Стояла
Во всеоружьи золотом их рать;
Другие же с холмов вокруг смотрели
Иль, разослав легковооруженных
Разведчиков, искали, где их Враг
Укрылся –  обратился ли он в бегство
Иль к битве вновь готовится, стоит
Иль движется. И вскоре повстречали
Они его: знамена распустив,
Он шел навстречу медленно, но твердо.
Спешит назад, не медля, Зофиил,
Быстрейший на крылах из Херувимов,
И так им громко в воздухе кричит:
«В бой, снова в бой, воители, готовьтесь!
Враг близок! Тот, кого считали мы
Бегущим, добровольно облегчает
Нам долгий труд преследовать его!
Не бойтесь, что бежит он: плотной массой
Он движется, и на его лице
Зловещую решимость я заметил.
Так застегните ж все свои доспехи
Алмазные, плотней надвиньте шлемы,
Держите крепче круглые щиты,
Подняв их вверх: насколько я предвижу,
Не мелкий дождь посыплется на нас,
А целый град огнистых стрел пернатых!»
 

 
Так он предостерег их, и немедля
Сигнал тревоги был по войску дан,
И в боевой порядок без смятенья
И без труда построились они
И двинулись Врагу навстречу. Вскоре
Он показался. Медленно он шел,
Тяжелый и громадный, в середине
Рядов своих, дабы коварство скрыть,
Влача свои бесовские машины,
Со всех сторон их войском заслонив.
Увидев нас, они остановились,
Мы также; вскоре вышел Сатана
Вперед и громким голосом воскликнул:
«Передние ряды, раздайтесь шире
Направо и налево, чтобы ясно
Все видели, кто ненавидит нас,
Как мы желаем мира и согласья
И как в объятья рады их принять,
Коль примут нас, не обратив к нам спину,
В чем сомневаюсь я. Пусть Небеса
Свидетелями будут, как охотно
Свою задачу исполняем мы;
А вы, что к той приставлены задаче,
Исполните ее и предложенья
Все наши изложите ясно, кратко
И громко, чтобы слышать все могли!»
 
 
Так он над нами издевался речью
Двусмысленной. Он замолчал –  и вмиг
Раздвинулся направо и налево
Широкий фронт и отступил назад.
Открылось нечто новое пред нами
И странное: тройной широкий ряд
Столбов, лежащих на колесах (ибо
Казались нам орудья Сатаны
Столбами или полыми стволами
Дубов высоких горных или сосен
С обрубленными сучьями, дуплистых);
Из меди, из железа или камня
Стволы те были сделаны; притом
На нас их жерла страшные зияли,
И это предвещало мир плохой.
За каждым позади по Серафиму
Стояло с длинной трубкою в руке,
И сверху пламя было в трубках этих.
Стояли мы в раздумье, но недолго:
Вдруг трубки опустили все они
И приложили к узкому отверстью.
И вдруг покрылось небо все огнем,
А после темным дымом омрачилось,
Извергнутым из жерл машин, чей рев
Наполнил воздух весь ужасным шумом,
И вместе с тем всю внутренность свою
Извергли в нас их дьявольские глотки, –
Сцепленье стрел ужасных громовых
И град шаров железных. Все, кто в войске
Победоносном ими был задет,
Кого коснулся их удар свирепый,
Не удержались на ногах, хоть прежде
Они стояли твердо, как скала;
Попадали тут тысячи рядами –
Архангелы и Ангелы; притом
Оружье их лишь помогло паденью:
Без тяжести его они могли б
Проворно избежать удара, сжавшись
Иль ускользнув, как Духи; но теперь
Постигло их ужасное крушенье;
Не помогло б и разомкнуть ряды.
Что было делать им? В атаку прямо
Бросаться? Повторился бы отпор,
Удвоив только гнусное паденье,
На смех врагам: на смену Серафимов
Стал новый ряд, готовый повторить
Залп громоносный. В полном же расстройстве
Вспять обратиться было бы стыдом,
Который был для них всего ужасней.
Их положенье трудное увидя,
Вскричал к своим с насмешкой Сатана:
 
 
«О други! Что же гордый победитель
К нам не идет? С такой отвагой прежде
Он выступал –  и вот, как только мы
Фронт развернули и, ему объятья
Раскрыв (что больше сделать мы могли?),
Хотели предложить условья мира,
Намеренья он круто изменил!
Противники бегут куда-то наши
Иль как-то странно топчутся на месте,
Как будто танцевать они хотят,
Хотя для танца, впрочем, их движенья
Немножко дики, странны. Или это
От радости, что им предложен мир?
Однако я надеюсь, что, как только
Мы наше предложенье повторим,
Оно их быстро приведет к решенью».
 
 
В насмешливом таком же тоне вторил
Ему своею речью Велиал:
«Да, полководец! Наше предложенье
Серьезно было, твердо, полновесно,
Неотразимо силой убежденья
И, кажется, понравилось им всем,
Иных же чрезвычайно поразило.
Кто выдержать его всю силу может,
Быть должен стойким с головы до ног,
А если кто не выдержит –  увидим,
Что враг наш прям и стоек не всегда».
 
 
Так шутками обменивались оба
И, насмехаясь, в гордости своей
В руках своих считали уж победу,
Надеялись, что выдумкой такой
Сумеют столь легко они бороться
С Предвечным Всемогуществом. И вот
Они над Божьим громом издевались
И Божию осмеивали рать –
Лишь потому, что мы на время были
В невольном замешательстве –  на время
Недолгое притом: гнев наконец
Нас научил и указал оружье,
Сильнейшее всех адских их машин
(Такую силу Бог и превосходство
Вложил в могучих Ангелов своих);
Все Ангелы, вооруженье бросив,
Как молнии помчались вдруг к горам
(Приятное долин чередованье
С горами, что ты видишь на Земле,
Землею лишь заимствовано с Неба)
И с оснований стали их срывать.
С подошвы сняв холмы со всем, что было
На них, –  камнями, лесом и ручьями –
И взяв их за косматые верхи,
Они помчались в битву. Изумленье
И страх объяли вражескую рать,
Когда враги увидели, как горы,
Подошвой вверх, на них несутся грозно;
И вот на все ряды машин проклятых
Обрушились холмы и погребли
Под тяжестью своей все их надежды.
И вслед на них самих, собою воздух,
Как тучи, помрачая, понеслись
С ужасной быстротою гор громады
И придавили целые полки.
От панцирей им было только хуже:
Раздавлены, раздроблены в куски,
Они вонзались в тело, причиняя
Страданья нестерпимые. Стеня,
Под бременем они боролись долго,
Пока из той не вырвались тюрьмы,
Хотя они и были Духи света
Чистейшего, пока своим грехом
Не омрачились и не загрубели.
Затем схватились, подражая нам,
Они за то же самое оружье
И вырвали ближайшие холмы;
Тут в воздухе, летая с громким свистом,
Гора с горою сталкивались дико,
Под ними же кипел жестокий бой.
Шум был ужасен: перед этой бойней
Война казалась нежною игрой;
Погибло бы в крушеньи том все Небо,
Когда бы Всемогущий наш Отец,
В святилище спокойно на престоле
Сидящий, обсуждая суть вещей,
Весь этот беспорядок не предвидел.
Намеренно его Он допустил,
Дабы Свое решение исполнить
И мщением врагам своим почтить
Помазанника Сына, облекая
Его Своим могуществом. И вот,
Участнику небесного престола,
Он так промолвил Сыну Своему:
 
 
«Моей великой славы излиянье,
Возлюбленный Мой Сын! Ты, в Чьем лице
Невидимой божественности силу
Я всей вселенной видимо явил,
Ты, Чьей рукой свершаются веленья
Мои, Ты, всемогущество второе!
Два дня, как Мы считаем в Небесах,
Прошли уже два дня с тех пор, как вышел
Со всей своею ратью Михаил,
Чтоб непокорных усмирить. Ужасна
Была их битва, и должно быть так,
Когда такие два врага сойдутся.
Я предоставил их самим себе;
Ты знаешь, что Я равными их создал, –
Греховность лишь их делает слабей,
Но слабость та еще не проявилась
Достаточно: Я с карой не спешу,
А потому продлиться может вечно
Их бой и не решится он ничем.
Все, что могла, война уж совершила –
Сняла безмерной ярости узду;
Оружием они избрали горы,
Борьба бушует дико в Небесах
И угрожает гибелью вселенной.
Итак, два дня прошли; день третий –  Твой;
Тебе его Я предназначил; долго
Я это все терпел лишь для того,
Чтоб слава окончанья той великой
Войны осталась только за Тобой:
Один лишь Ты ее окончить можешь.
В Тебя Я столько благости и силы
Излил, что все –  и Небеса и Ад –
Увидят, сколь превыше всех сравнений
Могущество Твое, и самый ход
Борьбы мятежной той Я так направил,
Чтоб показать, что Ты достойней всех
Принять Мое всемирное наследье,
Что по заслугам Ты Мое приял
Священное помазанье на Царство.
Иди же, сильный силою Отца,
Возьми Себе Мою Ты колесницу,
Которой бег колеблет Небеса;
Возьми с Собою все Мое оружье,
Мой лук и гром; Мой всемогущий меч
Неси на битву при бедре могучем;
Преследуй тьмы сынов и от Небес
Их прогони на дно ужасной бездны, –
Пусть там поймут, что значит презирать
Всевышнего и их Царя –  Мессию!»
 
 
Так говорил Он, озаряя Сына
Сияньем всех лучей своих; и Сын
Отца неизреченную всю славу
В лице своем воспринимал чудесно.
И Божество Сыновнее рекло:
«О высший из Престолов всех небесных,
Отец Мой, первый, лучший, величайший,
Святейший! Знаю: Ты всегда искал
Прославить Сына, Я ж стремлюсь по праву
Тебя прославить: слава в том Моя
И возвышенье, в том Моя вся радость,
Что Ты ко Мне благоволишь и волю
Через Меня Свою свершаешь; Мне же
Свершать ту волю –  высшее блаженство.
Я принимаю скипетр от Тебя
И возвращу его еще охотней,
Когда, в конце, Ты будешь все во всем
И Я в Тебе навеки; кто любезен
Тебе –  любезен Мне, и ненавистен,
Кого Ты ненавидишь. Совершу
Твою Я кару, как свершаю милость;
Везде, во всем Я верный образ Твой.
Могуществом Твоим вооруженный,
Я Небеса освобожу от злых
И прогоню мятежников немедля
В жилище, уготованное им;
Пусть там, во тьме, в цепях они томятся,
Червя неумирающего снедь,
За то, что оказали непокорство
Тебе, Кому покорствовать –  блаженство.
Тогда одни святые все Твои,
Ограждены от стаи нечестивых,
Вокруг святой горы соединятся,
Чтоб непритворно “аллилуйя” петь,
Хваля Тебя, и Я, как вождь их, с ними».
 
 
Промолвил –  и, на скипетр опираясь,
С высокого престола Он сошел,
Где восседал Он одесную Славы.
В тот миг святое третье утро встало
И озарило светом небо. Вихрем
Помчалась колесница Божества,
Объята ярким пламенем блестящим,
Влекомая лишь внутреннею силой,
Без всякого вращения колес,
В сопровожденьи четырех чудесных
Сопутников, по виду Херувимов,
Имевших каждый по четыре лика;
Покрыты были звездами тела
Тех Ангелов, а крылья их глазами;
Колеса же берилловые также
Усеяны глазами были все,
Меж коими огни сверкали ярко.
Над головами их хрустальный свод,
Сияя, возвышался; был поставлен
Сапфировый на колеснице трон,
Украшен чистым янтарем, а цветом –
Как радуга росистая. На троне
Сидел, во всеоружии небесном,
Сын Божий; был на Нем урим[122]122
  Урим (по-еврейски значит «блеск») – жреческий нагрудник с двенадцатью драгоценными камнями.


[Закрыть] лучистый
Божественной работы. Рядом с ним,
С орлиными крылами, одесную
Победа возвышалась; за плечами
Имел Он лук могучий и колчан,
Трезубцев грома полный. Разливался
Вкруг яркий свет; курился дым, и грозно
Взвивались искры. Так вперед Он несся,
И десять тысяч тысячей святых
Неслись за Ним; Он издали был виден.
И двадцать тысяч Божьих колесниц
(На каждой стороне по половине
Того числа) Его сопровождали.
Так по хрустальным небесам, на крыльях
Могучих Серафимов, на престоле
Сапфировом своем примчался Он,
Сияя вдаль и вширь; своими прежде
Врагов Он был замечен, и восторг
Нежданный их объял, когда, сверкая,
Мессии стяг великий в Небесах,
Руками верных Ангелов несомый,
Явился. Михаил свою всю рать
Отвел под это знамя; оба фланга,
Сплотясь, сошлись к Единому Главе.
Божественная сила расчищала
Путь перед ним; велением Его
К своим местам все возвратились горы,
Как только был его услышан глас;
Свой прежний вид себе вернуло небо,
И новыми цветами расцвели
Его холмы и тихие долины.
Все это совершилось пред глазами
Его врагов злосчастных, но они
Все ж при своем упрямстве оставались,
Безумное решение приняв
Собрать все силы для мятежной битвы,
В отчаянье решенье почерпнув.
Как может быть среди небесных Духов
Такое извращение ума?
Какое, впрочем, знаменье способно
Надменных убедить; какое чудо
Смирит упрямца закоснелый дух?
То, что могло б исправить их, служило
Им лишь к тому, чтоб их ожесточить;
Великую Его увидя славу,
Объяты были завистью они,
Стремилися величьем с Ним сравниться
И смело в бой готовились вступить,
Надеясь или силой, иль обманом
И Бога и Мессию одолеть
Иль вместе пасть в крушении всеобщем.
Итак, в последний бой они пошли,
С презреньем отвергая отступленье
Иль бегство. И великий Божий Сын
Сказал тогда Своей отважной рати:
 
 
«Не двигаясь, в блистательном строю,
Мои святые Ангелы, останьтесь!
Отвага ваша Господу была
Угодна; вы бесстрашно постояли
В бою за дело правое свое;
Что повелел Господь, то вы свершили
Непобедимо; но другой руке
Дано исполнить кару над ордою
Проклятою; месть совершит Господь
Иль тот, кому ее Он поручает.
Сегодня дело не в числе бойцов,
А потому лишь стойте и смотрите,
Как Божий гнев Я изолью на этих
Безбожников. Не вас, а лишь Меня
Они презреньем оскорбили, зависть
Ко Мне за то питая, что Отец,
Которому все Царство, власть и слава
Принадлежат на Небесах, Меня
Почтить великой честью соизволил.
Поэтому и казнь их на Меня
Возложена; пусть воля их свершится,
Пусть испытают в битве, кто сильней –
Они ли все иль Я один; лишь силой
Они все измеряют, превосходства
Иного не ища и не заботясь
О тех, кто превосходит их; и Я
Иного спора их не удостою!»
 
 
Так Сын сказал, и страшно изменилось
Лицо Его, суровый вид приняв,
Невыносимый взору; полный гнева,
Он на врагов безумных обратился,
И крылья звездоносные свои
Четыре Херувима распустили,
И тень вкруг них зловещая легла,
И загремели грозные колеса
Великой колесницы, будто шум
Быстротекущих вод иль топот войска
Громадного. Мрачнее темной ночи
Он на врагов помчался нечестивых,
И от Его пылающих колес
Вся эмпиреев твердь заколебалась –
Вся, кроме трона Бога. В миг один
Проник Он в середину вражьей рати
И правою рукою десять тысяч
Разящих молний с силою метнул,
Которые в сердца врагов вонзились.
Оглушены, противиться они
Не в силах были, мужество утратив
И праздное оружье уронив.
А Он помчался по щитам и шлемам,
По головам поверженных Престолов
И распростертых сильных Серафимов,
Которые желали в этот миг,
Чтоб горы вновь покрыли их, в защиту
От гнева беспощадного Его.
И бурею вокруг летели стрелы
От тех четвероликих четырех,
Чье тело было все вокруг покрыто
Глазами, и от тех живых колес,
Что были все усеяны очами;
Единый ими Дух руководил,
И каждый глаз сверкал светлее молний
И извергал губительный огонь,
Разя врагов проклятых. Ослабели
Они, лишась своей обычной силы;
Без чувств они, разбиты, пали ниц.
Но силы Он Своей лишь половину
Употребил, остановил Свой гром
На полпути, не истребить их вовсе
Хотел –  лишь с корнем вырвать из Небес.
Он падших вновь восставил и, как стадо
Пугливых козлищ, пред Собой погнал,
Вослед за ними громы посылая,
Преследуя их ужасом и страхом
До стен хрустальных Неба; вдруг пред ними
Разверзлися те стены в ширину –
И страшная, громадная открылась
Пред ними бездна мрачной пустоты.
Устрашены ужасным этим видом,
Они невольно ринулись назад –
Но позади теснил их страх сильнейший;
И вот стремглав низвергнулись они
Чрез край Небес, гонимы вечным гневом
Пылающим, в бездонную пучину.
 
 
Услышал Ад тот грохот нестерпимый,
Увидел Ад, как Небеса с Небес
Свергаются; бежать хотел он в страхе,
Но слишком прочно на основах мрачных
Судьбою был он в бездне укреплен.
И падали они так девять суток.
Хаос ревел в смятеньи: в десять раз
Он чувствовал себя смущенным больше
В анархии своей, когда толпа
Громадная такая разореньем
Ужасным переполнила его.
Но наконец, разинув зев широкий,
Ад поглотил их всех; над ними он
Замкнулся, стал для них жилищем вечным;
Он поли неугасимого огня,
Обитель мук и скорби беспредельной.
А Небеса, от бремени навек
Освободясь, возрадовались, быстро
Пролом их стен закрылся, и опять
Ограда их на место возвратилась.
Единственный великий победитель
Врагов своих, Мессия повернул
Назад на триумфальной колеснице.
Ему навстречу двинулись, ликуя,
Святые все, стоявшие безмолвно,
Свидетели могущества Его,
И, пальмами Владыку осеняя,
Воспели все отряды и чины
Царя победоносного и Сына
И Господа, достойного царить.
И, торжествуя, шествовал чрез Небо
К селеньям Он Могучего Отца,
К Его святому храму и престолу,
И в славе был Отцом Своим Он встречен,
И одесную Вечного воссел.
Так, измеряя мерою земною
Небесные дела, я рассказал
Тебе, что ты просил, дабы примером
Прошедшего тебя предостеречь,
Я рассказал о том, чего, быть может,
Без этого весь род людской вовеки
Не знал бы: о великом том раздоре
И о войне, кипевшей в Небесах
Меж ангельскими силами, о страшном
Паденьи тех, кто слишком был высок
В своих стремленьях –  вместе с Сатаною
Кто возмутился. Ныне Сатана
Завидует и твоему блаженству
И замысел лелеет отклонить
Тебя от послушанья, чтоб, подобно
Ему, ты своего лишился счастья
И вечную с ним кару разделил.
Он месть свою находит и отраду
В том, чтоб тебя, Всевышнему назло,
Участником своих терзаний сделать.
Не слушай же его ты искушений,
Остереги жену: она слабей,
Чем ты; умей из страшного примера,
Который слышал ты, извлечь всю пользу;
Ты знаешь кару непокорства. Твердо
Они стояли и, однако, пали, –
Так помни же и бойся согрешить».