Текст книги "Рай: Потерянный рай. Возвращенный рай"

Книга десятая

Содержание

Узнав о преступлении человека, сторожевые Ангелы покидают Рай и возвращаются на Небо, чтобы оправдать свою бдительность. Их оправдание принимается, так как Бог объявляет, что они не могли предупредить вторжения Сатаны. Он посылает Своего Сына, чтобы судить грешников; Сын нисходит и сообщает им соответствующий приговор, затем из милосердия одевает их и снова восходит на Небо. Грех и Смерть, которые до тех пор сидели у врат Ада, узнают об успехе Сатаны в новом мире и о грехе, содеянном человеком; они решаются не сидеть более только в Аду, но последовать за своим господином, Сатаною, в обитель человека. Чтобы облегчить путь из Ада к этому миру и обратно, они мостят широкую дорогу, или мост, через Хаос по следам Сатаны. Отправляясь на Землю, они встречают его, гордого своим успехом и возвращающегося в Ад; их взаимные поздравления. Сатана прибывает в Пандемониум и в полном собрании его хвастливо рассказывает о своей победе над человеком. Вместо одобрения его встречает всеобщее шипение слушателей, которые внезапно вместе с ним все превращаются в змей, согласно суду, произнесенному над ними в Раю; затем они привлекаются видением запрещенного древа, внезапно вырастающего перед ними, жадно стремятся схватить плоды его, и жуют прах и горькую золу. Дальнейшие действия Греха и Смерти. Бог предрекает конечную победу Своего Сына над ними и возрождение всего мира; на первое же время приказывает Ангелам произвести некоторые перемены на Небесах и в стихиях. Адам, более и более уясняя себе свое падение, горько оплакивает его и отвергает соболезнования Евы; она не отстает от него и наконец склоняет к примирению, затем, чтобы избежать подобного же упадка их потомства, она предлагает Адаму насильственные способы, которые он не одобряет. Отдаваясь лучшим надеждам, он указывает ей на последнее сделанное им обетование, что семя жены отомстит Змию; затем он увещевает ее искать вместе с ним примирения с оскорбленным Божеством путем раскаяния и молитв.

 
Меж тем уже известно стало в Небе
О гнусном деле Сатаны в Раю,
О том, как Ева хитрою змеею
Совращена была и как она
Супруга соблазнила к роковому
Вкушению запретного плода.
Что может ускользнуть от ока Бога
Всезрящего! Что может обмануть
Всевышнего всеведущее сердце!
Во всех делах Он мудр и справедлив;
Не ставил Он препятствий Сатане,
Чтоб искушал он душу человека,
Который сильно был вооружен
Свободной волей и вполне свободен
Открыть и отразить все ухищренья
Врага, хотя бы под личиной друга.
Известен людям был и навсегда
Долженствовал в их памяти храниться
Завет великий, чтоб они не смели
Ни трогать, ни вкушать запретный плод,
Кто б их ни искушал: его нарушив,
Они тем самым впали в преступленье
И за свои различные грехи,
Конечно, заслужили наказанье.
От райских врат поспешно к Небесам
Тогда вернулись ангельские стражи
В немой печали о судьбе людей;
Узнав об их прискорбном положеньи,
Они дивились, как лукавый Враг
Проникнуть мог незримо. Злая новость
С Земли достигла скоро врат Небес
И всех там огорчила; мраком скорби
Покрылися все ангельские лики,
Но, кротким милосердием смягчаясь,
Блаженства не лишила их она.
Вокруг пришельцев весь народ эфирный
Сбежался, чтоб послушать их рассказ
О том, как все случилось. Для отчета
Затем к Престолу Вышнему они
Направились поспешно, чтоб усердье
Там оправдать и бдительность свою,
И цели этой без труда достигли.
Отец Небесный, Вечный, Всемогущий,
Сокрытый в тучах, сквозь раскаты грома
Так провещал им голосом Своим:
 
 
«Вы, Ангелы, собравшиеся ныне,
Вы, Силы, возвратившиеся днесь
От стражи безуспешной, –  не печальтесь
И не тревожьтесь о вестях с Земли;
Усерднейшим стараньем и заботой
Вы не могли предупредить того,
Что было вам предсказано недавно,
Когда впервые искуситель злой
Летел к Земле из Ада через бездну.
Я предсказал вам, что иметь успех
В своем он будет злобном предприятьи,
Сумеет человека соблазнить
И обольстить, что человек поверит
Его наветам лживым на Творца.
Я не велел, чтоб он необходимо
Погиб; нимало не коснулся Я
Его свободной воли; сам собою
Он чашу равных наклонил весов.
Но вот он пал, и остается только,
Чтоб смертный приговор его постиг
За грех его, чтоб в тот же день он умер.
Пусть мнит он, что угроза та пуста,
Затем что не сражен еще он смертью,
Которой, как внезапного удара,
Боялся он; но не пройдет и дня,
Как ясно он увидит, что отсрочка
Не есть отмена. Если доброту
Отверг он, то не сможет справедливость
Отвергнуть. Но кого же Я пошлю
Судить его? Кого, как не Тебя,
Мой Сын и Мой Наместник? Поручил Я
Тебе весь суд на Небесах, в Аду
И на Земле. Пусть в этом все увидят
Намеренье Мое соединить
Суд с милосердьем; другом человека,
Посредником его явился Ты
И добровольно предложил быть жертвой
И вместе искупителем его;
Ты пожелал и Сам стать человеком –
Суди ж его теперь, когда он пал».
 
 
Так говорил Отец и одесную
Весь блеск Своей Он славы изливал,
Всем Божеством, ничем не заслоненным,
Сияя Сыну; Сын же, отражая
Тот блеск и весь сияя, как Отец,
С божественною кротостью ответил:
 
 
«Отец Мой вечный, Ты повелевай;
Мое же дело на Земле и в Небе
Твою святую волю исполнять
Так, чтоб во Мне, Твоем любимом Сыне,
Твое благоволенье было вечно.
Иду судить Я грешников земли;
Ты ведаешь, что, кто бы осужденье
Ни произнес, возляжет на Меня
Оно тягчайшим бременем, как только
Наступит час Мой; так перед Тобой
Я обещал; о том Я не жалею,
Уверенный, что этим Я смягчу
Их казнь, которой Сам Я подвергаюсь.
Потщусь Я справедливость с милосердьем
Так сочетать, чтоб их вполне утешить
И вместе гнев умилостивить Твой.
Сопровождать Меня никто не должен
На этот суд –  виновная чета
Одна да будет там передо Мною;
А третий, удалившийся теперь,
Уж осужден; противник всех законов,
Своим он самым бегством уличен,
И для змеи других улик не нужно».
 
 
Промолвив так, с сияющего трона
И от соседства Божества Он встал;
Престолы, Власти, Княжества, Господства
До врат Небес Его сопровождали,
Откуда открывался на Эдем
И всю его окрестность вид широкий.
Он прямо вниз спустился: быстрота,
С какою боги странствуют, не знает
Мер времени, хотя б мы их считали
Быстрейшими мгновеньями. В тот час
На западе уже спускалось солнце,
Склоняясь от полудня; ветерок
Уж обвевал вечернею прохладой
Земную грудь, и, также охладясь,
Гнев Божий, милосердием умерен,
Сошел в лице Посредника-Судьи,
Чтоб приговор изречь над человеком.
В саду глас Божий на закате дня
Услышав, люди быстро, муж с женою,
В густую чащу скрылись; но, приблизясь,
Господь Адама громко вопросил:
 
 
«Где ты, Адам? Ты с радостью когда-то
Встречал Меня, завидя Мой приход
Издалека; теперь ты где-то скрылся
И, недовольный, Я хожу один
Там, где ко Мне без поисков охотно
Почтенья долг навстречу выходил?
Иль менее заметен Я? Иль в чем-то
Ты изменился, что тебя здесь нет?
Иль что-нибудь тебе мешает выйти?
Ответствуй, повинуйся, выходи!»
 
 
Адам тут вышел, а за ним и Ева
Шла тихо, неохотно, позади,
Хоть первою была по преступленью;
Смущенье выражали лица их,
И не было любви у них во взоре
Ни к Богу, ни друг к другу: только грех,
Досада, стыд, отчаянье, смятенье,
Упрямство, злоба, хитрость были в нем.
И вот Адам, смущенно, запинаясь,
Ответил Богу кратко: «Я услышал
Тебя в саду и, голосом Твоим
Испуган, скрылся, потому что наг я».
 
 
Ему без гнева кроткий Судия
Ответил: «Прежде слышал ты Мой голос
Нередко и нимало не боялся
И радовался даже; почему ж
Теперь тебе он страшен? И откуда
Ты знаешь, что ты наг? Не ел ли ты
От дерева, с которого не должен
Ты есть был по запрету Моему?»
 
 
Ему сказал Адам, подавлен скорбью:
«О Небо! Тяжело мне здесь стоять
Пред Судией моим! Иль взять я должен
Вину всю на себя, иль обвинит
Мою вторую половину, жизни
Участницу моей; ее мне верность
Ценить я должен, жалобой своей
Я не хочу вовлечь ее в паденье;
Но грозная велит необходимость
Мне это сделать; если б я, несчастный,
И захотел на голову свою
Один принять весь грех, все наказанье,
Хотя б невыносимое, и тем
Себя утешить, Ты легко открыл бы
Все то, что я старался бы сокрыть.
Она, жена, которую Ты в помощь
Мне дал, как дар Твой лучший, столь добра
Столь хороша, божественно прекрасна,
Что от ее руки не ожидал
Я никакого зла, что мне казалось
Хорошим все, что делала она,
Оправдано самим ее деяньем, –
Она дала мне плод, и я поел».
 

 
И Представитель Вышнего на это
Ему сказал в ответ: «Она ль твой Бог,
Что ты ей так во всем повиновался?
Иль для того тебе ее Я дал,
Чтоб в ней руководителя ты видел?
Иль высшею, чем ты, ее Я создал,
Иль сотворил хоть равною тебе,
Чтоб ты вполне от мужества отрекся
И положенье высшее свое
В сравненья с ней, дарованное Богом,
Забыл? Ее Я создал из тебя
И для тебя, и в смысле совершенства
Ты несравненно выше, чем она.
Ее, конечно, создал Я прекрасной,
Достойною привлечь твою любовь,
Но не затем, чтоб ты ей подчинялся;
Дары ее природы таковы,
Что хороши они под управленьем,
Но неприлично ей повелевать.
В своем лице ты власть хранить был должен,
Когда б себя как следует ценил».
 
 
Сказал и к Еве кротко обратился:
«Скажи, жена, что сотворила ты?»
 
 
И Ева, сразу каясь, отвечала,
Подавлена стыдом пред Судией,
Забыв свою всю смелость и болтливость:
«Змеею я обманута была
И с дерева того плодов поела».
 
 
Господь, услышав это, прежде всех
Изрек Свой суд высокий над змеею,
Хотя она –  животное была
И не могла в грехе том оправдаться,
Направив обвиненье на того,
Кто злодеянья своего орудьем
Ее избрал и этим осквернил
Всю цель ее созданья; этим делом
Ее природу опорочил он
И через то подверг ее проклятью;
Знать более того для человека
Не нужно было (истинной причины
Проклятья и не знал он): через это
Не менее виновен стал бы он;
Но, в сущности, Господь направил кару
На Сатану, виновника греха,
Хотя нашел пока Он наилучшим
Придать суду таинственную форму
И так изрек проклятие змее:
 
 
«За то, что это сделала ты, вечно
Будь проклята, будь ниже всех зверей
И всех скотов, на брюхе пресмыкайся
И, ползая, ешь вечно прах земной.
Вражду между тобою и женою
Я положу, меж семенем жены
И семенем твоим навеки; семя
Жены главу твою сотрет, а ты
В пяту ее потомство жалить будешь».
 
 
Так говорил Божественный Оракул,
И оправдались все Его слова
В тот день, как Сын Марии, новой Евы,
Христос, узрел, как Сатана, надменный
Князь воздуха, упал с высот Небес
Как молния, а Он, восстав из гроба,
Обезоружив Власти и Князей,
В Своем великом торжестве открылся
И, восходя в сияньи к Небесам,
Темницу и томившихся в темнице
Вознес с Собой сквозь воздух, сквозь то царство,
Которое присвоил Сатана,
И тем был путь открыт, чтоб мы в грядущем
Главу его ногами растоптали.
Так Он предрек крушенье Сатаны
И вслед жене изрек Свой суд высокий:
«Отныне Я умножу скорбь твою
В зачатии: в мучениях ты будешь
Рождать детей, и мужу своему
Ты подчинишься; вечно над тобою
Владыка и правитель будет он».
 

 
И наконец Он суд изрек Адаму:
«За то, что ты послушался жены
И ел от древа, о котором строго
Тебе сказал Я –  от него не ешь, –
Из-за тебя Я землю проклинаю:
Всю жизнь свою в печали и в труде
Ее плодами будешь ты питаться;
Волчец и терн она произрастит
Наперекор трудам твоим, и будешь
Ты рад, как птица, злакам полевым;
И будешь в поте своего лица
Ты есть свой хлеб, пока не возвратишься
Ты снова в землю; из земли ты взят, –
Так помни ж о твоем происхожденьи:
Ты прах земной и обратишься в прах».
 
 
Так Судия и вместе с тем Спаситель,
Судил Он человека; кару смерти
Он объявил, но день ее отсрочил.
Затем, над ними сжалясь, в наготе
Стоявшими пред ним –  что в это время
Могло им повредить, –  не погнушался
Он оказать им помощь, как слуга,
И как потом у слуг своих Он ноги
Омыл, так ныне, как отец семьи,
Их наготу заботливо прикрыл Он,
Дав им одежды из звериных кож, –
Убиты ль были звери эти или
Лишь сбросили, змее подобно, кожу
И заменили новою ее;
Врагов своих услужливо одел Он
И не одну лишь внешность их прикрыл –
Их обнаженье внутреннее также,
Которое еще позорней было,
Покровом правоты своей одев,
От глаз Отца укрыл Он милосердно.
Затем к Нему вознесся быстро Он
И на Его блаженном лоне снова,
Как в старину, всю славу восприял
И, гнев Отца умилостивив делом,
Свершенным по велению Его,
Все рассказал (хоть был Отец всеведущ)
О человеке, речь свою притом
С заступничеством кротким съединяя.
 
 
Меж тем, когда еще не появился
Грех на земле и не свершился суд,
Сидели Смерть и Грех друг против друга
У адских врат, теперь открытых настежь
И яростное пламя изрыгавших
В Хаос с тех пор, как Враг чрез них прошел,
Когда их Грех ему открыл. Молчанье
Нарушил Грех, ко Смерти обратясь:
 
 
«О сын, зачем мы праздно друг на друга
Глядим, когда отец наш, Сатана,
В других мирах преуспевает славно
И лучшее жилище там готовит
Для нас, любимых отпрысков своих?
Наверное успех он там имеет:
Когда б он неудачу потерпел,
Сюда давно вернулся б он, конечно,
Врагами к Аду яростно гоним,
Затем что нет другого в мире места
Пригоднее для мести или кары.
Мне кажется, что новую в себе
Я чую силу, –  крылья вырастают,
Господство мне дано над этой бездной
Обширною; волнует всю меня
Симпатия иль родственная сила
Какая-то, на дальних расстояньях
Могущество являющая нам,
Соединяя в дружеском общеньи
Таинственною связью все родное.
Ты, тень неотделимая моя,
Пойдешь со мною: в мире нет той силы,
Чтоб Грех могла со Смертью разлучить.
Но чтоб отец, оттуда возвращаясь,
Не затруднился перед этой бездной
Непроходимой, пропастью ужасной,
Попробуем отважнейшее дело
Свершить, тебе приятное и мне:
Построим путь прямой чрез эту бездну,
Дабы он вел из Ада в новый мир,
Где Сатана владычествует ныне,
И пусть сооруженье это будет
Всем адским силам памятник навек
И облегчит с тем миром сообщенье
Иль полный переход туда, быть может.
С дороги я, конечно, не собьюсь,
Влекомая своим инстинктом новым».
 
 
И тощая Греху сказала Смерть:
«Иди, куда влечет тебя судьбина
И мощное стремленье; по пятам
Я за тобой пойду и не отстану;
С дороги также сбиться мне нельзя –
Такой я сильный запах ощущаю
Мясной, добычу чую без числа,
Вдыхаю тленье всех живых созданий.
И в смелом предприятии твоем
Я помогу тебе участьем равным».
Так говоря, вдыхала жадно Смерть
Предчувствие смертельной перемены,
Недавно происшедшей на Земле.
Как стая хищных птиц пред днем сраженья
За много миль уж чувствует вдали,
Где армия располагает лагерь,
И по чутью слетается туда
И пред собой живые трупы видит,
Которые на следующий день
Кровавый бой в добычу им доставит, –
Так чудище свирепое водило
Ноздрями в темном воздухе, вдали
Желанную свою добычу чуя.
И вот от адских врат помчались оба
В анархию Хаоса, в эту даль
Пустынную и мрачную, и с силой
(Была та сила велика) хватать
Все, что в том море попадалось, стали –
И плотное, и мягкое, –  все то,
Что волны разъяренные кидали;
И с двух сторон сгребли они все это
В одну большую массу к пасти Ада,
Подобно двум полярным сильным ветрам,
Которые в Кронийском море[156]156
  Кронийское море –  Северный Ледовитый океан.


[Закрыть] гонят
Друг к другу горы льдов и создают
Как будто путь от берегов Печоры
К востоку до богатого Катая[157]157
  Катай –  мифическая страна на крайнем западе Атлантического океана, существование которой принималось старинными географами, не знавшими еще о существовании Америки.


[Закрыть].
Ту массу Смерть своею булавой
Окаменила, сделала сухою
И хладною, по ней как бы трезубцем
Удары нанося, и укрепила
Ее, как Делос, плававший когда-то[158]158
  …как Делос, плававший когда-то… –  по преданию, остров Делос (один из Цикладских островов) некогда плавал и был остановлен на месте Нептуном, когда на этом острове нашли себе приют Латона, родившая Аполлона и Артемиду (Диану).


[Закрыть];
А остальную массу вещества,
Уставив на нее свой взор Горгоны,
Она недвижной сделала, затем
Асфальтовым ее скрепила илом;
Широкую, как адовы врата,
Она вглубь Ада провела ту насыпь
И с ней громадный мол соединила,
Который в мост чудовищной длины
Переходил, на высочайших арках
Вздымавшийся над пенистою бездной,
И неподвижно примыкал к пределам
Земного мира, с этих пор ограды
Лишенного на жертву Смерти злой;
Вел от него отныне путь широкий,
Удобный, легкий, гладкий прямо в Ад.
Так (если можно малое с великим
Сравнить) когда-то Ксеркс, чтоб подчинить
Себе народы Греции свободной,
Дворец Мемнона свой покинув в Суд,
Придя на брег морской, построил мост
Чрез Геллеспонт, чтоб с Азией Европу
Соединить, и гневно бичевал
Пучину негодующего моря.
Так и они здесь чудо из чудес
Сооруженья мостового дружно
Воздвигли, длинный ряд громадных скал,
Над бездной покоренною нависших.
Мост по следам тянулся Сатаны
До места, где у крайнего предела
Земной вселенной опустился он.
Алмазными столбами и цепями
Они скрепили все сооруженье;
И прочен стал их мост, чрезмерно прочен.
И так они достигли точки той,
Где эмпиреи Неба с нашим миром
Граничат; Ад же слева вдалеке
От них остался; три ведут дороги
Оттуда к каждой из трех этих стран.
И вот уж путь к Земле они открыли
И к Раю устремилися, как вдруг
Узрели Сатану: как светлый Ангел,
Меж Скорпионом и Центавром[159]159
  …Меж Скорпионом и Центавром… –  названия созвездий.


[Закрыть], он
Парил в зените; солнце ж восходило
Как раз в тот час в созвездии Овна.
Он изменил свой образ, и, однако,
Родные дети, несмотря на то,
Его и в новом образе узнали.
В тот час, когда он Еву соблазнил,
В кусты он быстро скрылся незаметно
И, вид свой изменив, там ждал последствий
Коварного поступка своего.
Он видел, как, беды не ожидая,
С супругом Ева повторила грех,
Он видел стыд их, поиски одежды
Напрасные, чтоб этот стыд прикрыть;
Когда же он увидел, что Сын Божий
Нисходит, чтоб творить над ними суд,
Бежал он в страхе, не надеясь, правда,
Укрыться, но боясь, чтоб Божий гнев
Его за грех не покарал немедля.
Когда же суд свершился, ночью вновь
Он в Рай вернулся, грустную беседу
Четы несчастной слышал, между жалоб
Узнал он и об участи своей
И понял, что грозит беда в грядущем,
Но не сейчас. Обрадован всем этим,
Тогда с вестями в Ад он поспешил
И на границе области Хаоса,
К подножью моста дивного прибыв,
Нежданно там детей любимых встретил,
Которые ему навстречу вышли.
Была той встречи радость велика,
При виде же чудовищного моста
Она еще усилилась. Дивясь,
Стоял он долго; наконец молчанье
Прервала дочь любезная его,
Прекрасный Грех, такое слово молвив:
 
 
«Отец, великий этот подвиг –  твой,
Твои все это славные трофеи,
Хоть ты на них глядишь как на чужие!
Ты –  первый автор, первый зодчий их!
Давно уже я сердцем угадала,
Которое в гармоний чудесной
С твоим согласно бьется у меня,
Что на земле ты преуспел, и вижу
Я по твоим глазам, что это –  так.
И вместе с тем, хотя миры с тобою
Нас разделяли, чувствовала я,
Что я и этот сын твой устремиться
Должны к тебе, –  так связью роковой
Съединены мы трое неразрывно.
Не мог тогда нас удержать ни Ад,
Ни путь непроходимый сквозь пучину,
И по твоим прославленным следам
Помчались мы вперед неудержимо.
Ты довершил свободу нашу, ты
Из адских врат нас вывел, ты дал силу
Сооруженье это укрепить
И чудный мост чрез бездну перебросить.
Весь этот новый мир отныне –  твой;
Завоевал ты доблестью своею
И то, что строил не своей рукой;
Ты возвратил нам мудростью великой
С избытком все, что потеряли мы,
И отомстил за пораженье в Небе;
Здесь царствовать ты будешь как монарх,
Коль там не мог ты царствовать; пускай же
Твой Победитель будет там царить,
Где Он по праву битвы пребывает,
А нам с тобой отдаст Свой новый мир,
Его лишенный собственным проклятьем.
Отныне власть делить ты будешь с Ним;
Ему –  все то, что вне пределов наших
В квадрате эмпиреев там лежит,
Тебе же –  мир весь этот округленный,
Где ты отныне воцарился, став
Еще опасней для Его престола».
 
 
И ей ответил с радостью князь тьмы:
«О дочь моя прекрасная, о сын мой
И внук! Со славой доказали вы
От Сатаны свое происхожденье
(Горжусь я этим именем как Враг
Всесильного Небесного Владыки);
Великую заслугу предо мной
И перед всем обширным адским царством
Приобрели вы, одержав победу
Так близко от Небесных врат; вы ею
Дополнили мой подвиг, съединив
И Ад, и этот мир в едино царство
С удобным сообщеньем. Потому
Немедленно я по дороге вашей
Сойду сквозь тьму к моим союзным силам
Чтоб их о тех победах известить
И с ними их отпраздновать; вы ж двое
Меж этих многочисленных миров,
Принадлежащих ныне вам, направо
Сойдите в Рай; там можете теперь
Вы действовать и царствовать блаженно,
Владычество свое установив
На всей Земле и в воздухе повсюду.
Особенно ж старайтесь человека
Вы покарать, который господином
Единственным объявлен в мире том:
Его поработите и убейте.
Туда, как заместителей своих,
Я шлю вас и даю вам полномочья
На всей Земле и силу без границ,
Которая вся от меня исходит.
От ваших сил, соединенных ныне,
Зависит власть моя над новым царством,
Которое, свой подвиг совершив,
Я через Грех доступным сделал Смерти.
Коль будете владеть вы им, убытка
Ад не потерпит. Действуйте ж смелей!»
 
 
Так он сказал и отпустил их. Быстро
Они помчались меж созвездий частых,
Свою отраву сея на пути.
Поражены их ядом, гасли звезды,
И яркие планеты, потерпев
Удар от них, померкли. Сатана же
По их дороге в Ад пошел; ревел
Хаос по обе стороны преграды,
Его делившей пополам, и прыгал
В бессильном гневе он на ряд устоев,
Смеявшихся над яростью его.
Чрез адские врата вступил свободно
В Ад Сатана и видел, что вокруг
Все пусто, все покинуто; те стражи,
Которые сидели прежде здесь,
Покинули свой пост и улетели
В мир верхний, а все прочие ушли
Вглубь преисподней, окружив толпою
Великий Пандемоний, главный город
И Люцифера гордое жилище
(Так звали Сатану, по сходству с ним
Блистательной звезды того ж названья).
Вокруг стояли стражей легионы,
А главные вожди, собрав совет,
С тревогой обсуждали, что могло бы
Владыку их так долго задержать.
Им, уходя, он отдал приказанье
Всем ждать его, и ждали с нетерпеньем.
Как рать татар от русского врага
Из Астрахани по равнинам снежным
Уходит или софи[160]160
  Софи –  персидский титул знатных и владетельных особ.


[Закрыть] Бактриан[161]161
  Софи Бактриан –  Бактрия – древнее название части Средней Азии.


[Закрыть],
Спасаясь от рогов луны турецкой,
Бегут, покинув царство Аладула,
К Тавризу иль Казвину[162]162
  Тавриза и Казвина –  города в Персии.


[Закрыть], –  так и здесь
Все полчища, низринутые с Неба,
Покинули –  за много темных миль –
Границы Ада и, вокруг столицы
Расположась заботливою стражей,
Тревожно ждали славного вождя,
Покинувшего их для приключений
И поисков в неведомых мирах.
Но он, простого Ангела наружность
Приняв, прошел, как воин рядовой,
Чрез их толпу, никем из них не узнан,
В Плутонов зал невидимо вступил
И там на трон взошел, под балдахином
Роскошной ткани, пышно распростертым,
Стоявший и сверкавший величаво
И царственно у верхнего конца.
Незримый, долго он сидел безмолвно
И созерцал сидевших вкруг него.
Вдруг, как из тучи, выступила ярко
Глава его, сияя, как звезда
Иль даже ярче, всей одета славой,
Какая оставалась у него
С времен паденья, или ложным блеском.
Изумлена внезапно тем сияньем,
Вперила взор Стигийская толпа
В того, кого давно желала видеть:
Вернулся их могучий, славный Вождь!
Они его приветствовали громко
И все князья их ринулись к нему,
Свои покинув мрачные диваны,
И поздравляли радостно его,
А он, подав рукою знак к молчанью,
С такою речью обратился к ним:
 
 
«Престолы, Власти, Княжества, Господства!
Вас не по праву только так зову я –
Действительно владенья есть у вас!
Я объявляю ныне вам, вернувшись
С победою превыше всех надежд,
Что с торжеством вас выведу отсюда,
Из этой адской ямы –  страшной, гнусной,
Проклятой, из жилища скорби, бед,
Тюрьмы тирана нашего! Владеем
Отныне мы обширным новым миром,
Немного меньше родины небесной,
Который я для вас завоевал
С опасностью великой. Долго было б
Рассказывать вам все, что делал я,
Что претерпел, что вынес, пролагая
Свой путь в пустынной, бесконечной бездне
С ее ужасной смутой; чрез нее
Широкий, ровный путь теперь проложен
Грехом и Смертью, чтобы облегчить
Ваш переход торжественный отсюда;
Но я с трудом сам путь свой пролагал
Чрез всю непроходимую ту пропасть;
Я погружался в недра вечной Ночи
И дикого Хаоса; ревность их
К их сокровенным тайнам воздвигала
Мне всякие препятствия в пути, –
Противились они с мятежным криком,
Ссылаясь на верховную Судьбу.
И наконец нашел я мир тот новый,
О коем в Небесах уже давно
Была молва, –  чудесное созданье,
Верх совершенства! Человека там
Бог поселил в Раю и дал блаженство,
На счет блаженства нашего, ему.
И вот его я соблазнил обманом,
Создателю заставив изменить, –
И чем же? Удивитесь вы безмерно,
Услышав это: яблоком! А Бог,
Обидевшись на это (не смешно ли?),
Любимца-человека и весь мир
Дал Смерти и Греху во власть и в жертву,
А стало быть, и нам, и без забот,
Без риска, без тревог мы жить там можем,
И царствовать, и править человеком,
Как прежде он был должен править всем.
И надо мной изрек Свой суд Он, правда,
Иль, собственно, не надо мною даже,
А над змеей, чей образ принял я,
Чтоб человека обмануть. Положит
Вражду Он между мной и человеком:
Его в пяту я буду жалить, он же
Сотрет главу мне семенем своим.
Когда все это будет –  неизвестно.
Ну кто ж такой ценой не купит мир,
Будь даже кара во сто раз страшнее?
Вот вам отчет о том, что сделал я.
Что ж остается нам еще, о боги,
Чтоб полное блаженство восприять?»
 
 
Сказавши так, он несколько мгновений
Стоял и ожидал их общий крик
И громкие услышать одобренья;
Однако вместо этого он вдруг
Со всех сторон иные звуки слышит:
Бесчисленных змеиных языков
Ужасный свист и злобное шипенье,
Как будто общий порицанья знак.
Дивится он, однако же недолго:
Приходится на самого себя
Врагу дивиться; сжалось, заострилось
Лицо его, а руки приросли
К бокам, срослись, переплетаясь, ноги,
И рухнул он на брюхо в виде змия
Громадного, противясь, но напрасно:
Он уступить был должен Высшей Силе,
Его в тот самый образ воплотившей,
В котором он грешил, согласно с тем,
Как осужден он был. Заговорить
Хотел он, но лишь мог издать шипенье
Своим вилообразным языком,
Всем прочим языкам вилообразным
В ответ: их всех постигло превращенье
Такое ж; образ приняли змеиный
Собратья все его по мятежу.
Ужасно раздавалось их шипенье
По залу, и кишели на полу,
Виясь, хвосты и головы чудовищ:
Церасты[163]163
  Церасты –  рогатые гадюки; амфисбена –  название некоторых змееподобных ящериц; аспиды и дипсы –  породы ядовитых змей; гидры и ехидны – названия мифических змееподобных чудовищ.


[Закрыть], скорпионы, амфисбены,
И аспиды, и гидры, и ехидны,
И дипсы; гуще был их рой, чем тот,
Который вырос из земли, покрытой
Горгоны кровью; больше их, чем змей,
Которых кормит остров Офиуса[164]164
  Офиус –  остров у берегов Испании, считавшийся необитаемым из-за обилия водившихся на нем змей.


[Закрыть].
И между них вздымался Сатана
Громадней всех их, в образе дракона,
Длинней того, что порожден был солнцем
В долине древней Пифии[165]165
  Пифия или Дельфы – город, где находился оракул Аполлона Пифийского; здесь Аполлон поразил громадного дракона – Пифона.


[Закрыть] из ила, –
Гигантского Пифона: он остался
И в этом виде прочих всех сильней.
Они за ним последовали в поле,
Где прочие отверженцы Небес,
Свой строй сомкнув, стояли в ожиданьи
Торжественного выхода Вождя;
И вдруг, взамен того, перед собою
Они толпу громадных видят змей.
Объял их ужас; страшной в то же время
Симпатией они объяты были,
Почувствовав, что сами изменились:
Их руки опустились, приросли,
Упали копья и щиты, и сами
Они упали, как бы заразясь
От прочих, и ужасное шипенье
Вкруг огласило воздух –  такова
Была за грех их кара. Одобренья
В устах их превратились в громкий свист,
Их торжество –  в позор, который сами
Они себе произнесли. Вблизи
Внезапно роща выросла, по воле
Того, Который правит в Небесах,
Чтоб отягчить еще их наказанье;
Ее деревья были все плодами
Нагружены, подобными тем самым,
Которые приманкою избрал
В Раю для Евы хитрый искуситель.
Удивлены явленьем странным тем,
Они в него свои вперили взоры:
Казалось им, что запрещенных древ
Явилося вдруг не одно, а много,
Конечно, к их несчастью и стыду, –
И вот, терзаясь жаждою палящей
И голодом ужасным, хоть и знали,
Что послано в насмешку это им,
Они полезли на стволы невольно
И, обвиваясь, облепили их
Плотнее, чем на голове Мегеры
Клубки волос змеиных. Жадно рвали
Они плоды, прекрасные на вид,
Похожие на те, что на деревьях
Близ смоляного озера висели
Там, где Содом пожаром истреблен,
Но их еще обманчивей, не только
Для осязанья –  также и для вкуса:
Надеясь ими голод утолить,
Преступники во рту вдруг ощущали
Не плод, а горький пепел и золу
И с отвращеньем вон их извергали,
Выплевывая с шумом. И опять
Томил их голод и терзала жажда,
И снова ненавистною едой
Их отравлялся рот, и сажа с пеплом
Болезненно их челюсти сводили;
И повторился много раз над ними
Обман за то, что человек однажды
В обман был ими хитростью введен.
Так непрерывным голодом терзались
Преступники и мучились, шипя,
Пока Господь им снова не дозволил
Принять их прежний образ. Говорят,
Однако, что приходит ежегодно
Им некий срок в теченье ряда дней
Испытывать такое униженье,
Чтоб тем каралась гордость их и радость,
Что соблазнен был ими человек.
Другое ж нам преданье сообщает,
Что некие рассеялись из них
И в божества к язычникам попали,
Которых соблазнить им удалось.
Так, некий змий, рекомый Офионом[166]166
  Офион – имя одного из древнейших титанов.


[Закрыть],
С женою Эвриномой –  может быть,
Подобьем Евы отдаленным –  правил
На высоте Олимпа, и оттуда
Сатурн и Опс его изгнали раньше,
Чем Зевс Диктейский[167]167
  Зевс Диктейский – Дикте – гора на острове Крите, где совершался культ Зевса.


[Закрыть] был рожден на свет.
Меж тем в Эдем с поспешностью чрезмерной
Примчалась пара адская, и власть
Грех восприял; греховное деянье
Там раньше уж свершилось, ныне ж Грех
Явился сам, чтоб жить там постоянно,
Сопровождаем Смертью по пятам, –
На бледного коня еще не села
Покамест Смерть[168]168
  …На бледного коня еще не села покамест Смерть. – Смерть, восседающая на бледном коне, – апокалипсический образ: «…и вот, конь бледный, и на нем всадник, которому имя “Смерть”, и Ад следовал за ним…» (Откровение, 6: 8).


[Закрыть]. И Грех ей молвил так:
 
 
«О ты, второе Сатаны рожденье,
Скажи, всепобеждающая Смерть,
Как новые владенья эти наши,
Которых мы с таким трудом достигли,
Находишь ты? Не правда ль, много лучше
Здесь, чем в Аду, где на пороге мы
С тобой во тьме кромешной восседали,
Безвестные, не страшны никому,
От голода и сами еле живы?»
 
 
Урод, Грехом рожденный, отвечал:
«Меня такой терзает вечно голод,
Что все равно мне –  Небо, Рай иль Ад:
Мне лучше там, где больше мне добычи,
А здесь, хотя и много пищи вкруг,
Но слишком мало, чтоб наполнить чрево,
Утробу ненасытную мою».
 
 
Ему кровосмесительная матерь
Ответила: «Съешь эти травы вкруг,
Плоды, цветы, затем зверей различных,
И рыб, и птиц: кусочек недурной!
Все, что своей косою Время скосит,
Нещадно, без разбору пожирай;
Я ж в человеке поселюсь, проникну
В его породу, отравлю все мысли
Его, все взгляды, действия, слова
И подготовлю так его, чтоб стал он
Тебе последней, лучшею добычей».
 
 
Такими обменявшися речами,
Они по разным разошлись путям,
Чтоб разрушать все вкруг иль делать смертным
И рано или поздно все губить.
Всевышний с недоступного престола,
Среди святых, увидя это все,
Такое слово молвил светлым Силам:
 
 
«Смотрите, как два адских эти пса
Стремятся с жаром разрушать и портить
Тот мир, который Мною сотворен
Столь добрым и прекрасным и остался б
Таким, когда б безумье человека
В него не допустило этих фурий
Губительных, которые Меня
В безумьи обвиняют! Точно так же
Князь Ада и соратники его
Винят Меня за то, что попустил Я
Их так легко войти и завладеть
Чудесным этим местом и как будто
Потворствую Моим врагам надменным.
Они смеются надо Мной, как будто
В припадке страсти Я им все оставил
На произвол и на бесчинство их.
Не ведают они, что Я их Сам
Призвал, как адских псов, дабы пожрали
Они весь сор, всю мерзость и всю грязь,
Которыми, свершив свой грех постыдный,
Все то, что было чисто, запятнал
Преступный человек; что ждать Я буду,
Пока, насытясь, переполнив чрево
Всей всосанной и поглощенной грязью,
Готовые от пресыщенья лопнуть,
От одного удара Твоего,
Возлюбленный Мой Сын победоносный,
И Грех и Смерть, низвергнуты в Хаос,
Собой навеки не заткнут пасть Ада,
Печатью став на хищные уста.
Тогда Земля и Небо обновятся,
Все будет чисто, свято, и ничто
Творенья Моего не запятнает;
До тех же пор –  проклятье им Мое!»
 
 
Окончил Он, и грянуло в ответ
Со всех сторон согласно «аллилуйя!»,
Как шум морской, гремели голоса:
 

 
«Всеправедны пути Твои, о Боже,
И все веленья праведны Твои!
О, кто Тебя ослабит, кто унизит?
Хвала Тебе и Сыну Твоему?
Он будет человека возродитель,
Он возведет в течение веков
Во славе Небо новое и Землю
Иль в дольний мир с Небес их низведет».
Так пел их хор; в то время, поименно
Своих могучих Ангелов призвав,
Господь давал Свои им порученья,
Как лучше перестроить этот мир.
Велел Он Солнцу изменить движенье
И свет свой так, чтоб на земле царил
То жар, то холод, трудновыносимый,
От севера б грозил седой мороз,
А с юга зной ужасный приносился;
Путь новый был и бледной дан Луне,
И прочим всем пяти планетам также:
Предписано являться им то в доле
Шестой своей, то в четверти, то в трети,
И вредное влиянье выражать,
Противостав друг другу, и порою
В зловещие вступать соединенья –
То предвещать Земле зловредный дождь,
То при восходе иль закате солнца
Грозящие ей бури предрекать.
И ветры получили размещенье
По всем своим углам, чтоб бушевать
По берегам, и в воздухе, и в море,
И вихрем бури ужас наводить,
И гром катить сквозь потемневший воздух.
Велел, по слухам, Ангелам Господь
По отношенью к главной оси Солнца
Нагнуть на двадцать градусов иль больше
Земную ось; с усилием они
Весь шар Земли великий наклонили.
Есть слух, что Солнцу повелели также
От круга равноденствия свой путь
Склонить на то же расстоянье к Тавру,
К семи небесным сестрам Атлантидам[169]169
  …К семи небесным сестрам Атлантидам… – имеется в виду созвездие Плеяд.


[Закрыть],
К спартанским Близнецам, под тропик Рака,
Затем, ко Льву и, к Деве, и к Весам
Пройдя, сойти под тропик Козерога,
Чтоб изменились климаты Земли,
Где вечная весна царила прежде,
При равенстве всех дней и всех ночей,
За исключеньем полюсов, где вечен
Был свет дневной и не являлась ночь,
И Солнце, возмещая удаленье
Свое от этих мест, по горизонту
Вокруг ходило, прогоняя снег
Как из страны холодной Эстотийской[170]170
  …Как из страны холодной Эстотийской… –  имеется в виду Канада.


[Закрыть],
Так и на юге, из всех стран, лежащих
Южнее Магелланова пролива,
Ни запада не зная, ни востока.
Когда же был вкушён запретный плод.
То, как Фиест[171]171
  Фиест –  брат Атрея, был приглашен последним на обед в Микенах, где ему были поданы тела его убитых сыновей Тантала и Плейсфена.


[Закрыть] покинул пир ужасный,
Вдаль отступило Солнце от Земли:
Иначе как бы вынес мир живущий,
Будь даже он безгрешен, жгучий зной
И страшный холод, более, чем ныне?
Все эти перемены в Небесах,
Хоть медленно, на всей земле и в море
Произвели такие ж перемены:
Со звезд сошли болезни, народились
Зловредные туманы и пары,
Горячие испорченные газы;
От северной далекой Норумбеги[172]172
  …От северной далекой Норумбеги… – речь о Гренландии.


[Закрыть],
От самоедских хладных берегов,
Тюрьму свою железно-ледяную
Ломая, сыпля бурный снег и град,
Борей[173]173
  Борей –  северный ветер, Кекий (Аквилон) – северо-восточный, Аргест – восточный, Фрасций – северо-западный, Нот –  южный, Афр –  юго-западный.


[Закрыть], и Кекий, и Аргест, и Фрасций
Ревели, с корнем вырывая лес,
До дна взрывая море; им навстречу
Свирепствовали с юга Нот и Афр
И нагоняли тучи грозовые
С высот Сьерра-Лионы[174]174
  …С с-Лионы… –  горы в африканской Гвинее.


[Закрыть]; поперек
С восхода и с заката ветры дули
С неменьшей силой: и Зефир, и Эвр[175]175
  Эвр –  юго-восточный, Зефир –  западный; Сирокко и Либеккий –  позднейшие названия жарких южных ветров.


[Закрыть],
Сирокко и Либеккий. Так в природе
Безжизненной неистовства пошли;
Затем Раздор, как дочь Греха, впервые
Ввел смерть среди созданий неразумных,
Родив меж ними страшную вражду:
Зверь воевал со зверем, птица с птицей
И рыба с рыбой; перестав питаться
Травой, они друг друга стали жрать,
Утратили почтенье к человеку
И стали избегать его иль злобно
Смотреть, когда он мимо проходил.
Все эти знаки внешних бед растущих
Адам отчасти видел, хоть в лесах,
В глубоком мраке скрыться он старался,
Отдавшись скорби; но внутри себя
Еще сильней он чувствовал все горе;
И вот, волнуем бурею страстей,
Он в жалобах печальных изливался:
 
 
«О жалкое паденье из блаженства!
Ужель так гибнет этот славный мир
Которого я высшею был славой,
Отныне же не только не блажен,
Но проклят и от Бога укрываюсь,
Чье лицезренье прежде было мне
Блаженством высшим! Но пускай на этом
Страданья бы окончились мои:
Я заслужил их и согласен кару
За них нести; но это не поможет:
Что ем, что пью, что я произведу –
На всем лежит проклятье. Прежде сладко
Звучавший глас “плодись и размножайся”
Теперь как голос смерти мне звучит!
Зачем плодиться мне и размножаться?
Чтоб умножать на голову мою
Проклятья? Все мои потомки будут
Во все века терпеть то зло, то горе,
Которое мой грех на них навлек,
И проклинать меня: “Да будет проклят
Нечистый предок наш! Его должны
Благодарить за эти мы страданья!”
И будет благодарность их проклятьем!
Так ко всему, что вынесу я сам,
Прибавится всех их несчастий бремя
И на меня всей тяжестью своею
Обрушится как на источник Зла.
О краткое блаженство Рая, –  страшной,
Тяжелою ты куплено ценой!
О Боже, разве я просил Тебя из глины
Создать меня? Просил ли я Тебя
Воззвать меня из тьмы и дать мне место
В саду прекрасном? Если ж не просил,
Ужели не нашел Ты справедливым
Меня во прах начальный возвратить?
Ото всего я рад бы отказаться,
Все возвратить, что в жизни получил,
Коль скоро был не в силах я исполнить
Твоих велений слишком строгих, чтобы
Мне данные все блага сохранить.
Довольно было б этого лишенья,
Чтоб наказать меня, а Ты прибавил
К тому еще страданья без конца!
Непостижим мне суд Твой! И однако,
Я сознаю, что слишком поздно ныне
Ропщу: я должен был бы отказаться,
Когда Ты ставил те условья мне.
Ты принял их, Адам! Ты наслаждаться
Согласен был, а на условья ропщешь!
Пусть сотворил без твоего согласья
Тебя Господь, но что сказал бы ты,
Когда твой сын, своим непослушаньем
Тебя обидев, стал бы говорить:
“Зачем ты дал мне жизнь? Ведь не просил я
Тебя о том?” Ужели ты ему
Простить бы мог такой упрек надменный?
А между тем ведь был бы он рожден
Не по желанью твоему, а в силу
Простой необходимости природной;
Тебя ж Своею волей сотворил
Господь, –  Его я собственность и должен
Служить Ему; дары Его –  лишь милость,
И в наказаньи также волен Он.
Пусть так; Его я покоряюсь каре;
Я прах и должен возвратиться в прах.
Приветствую я час уничтоженья,
Когда б он ни пришел! Но для чего
Рука Его откладывает кару,
Которую хотел Он в тот же день
Свершить? Зачем живу, не умираю,
Дразнимый смертью? Для чего мне длить
Страданья и не гибнуть? О, как рад бы
Я встретить смерть, назначенную мне,
И сделаться бесчувственной землею!
Как рад бы лечь, забыться вечным сном,
Как бы на лоне матери! Спокойно
Тогда я спал бы; голоса Его
Тогда я не боялся бы, как грома,
И не грозило б худшее ничто
Тогда ни мне, ни моему потомству!
Одно сомненье мучит лишь меня:
Быть может, я не весь умру; быть может,
Дыханье жизни чистое –  душа,
Которую вдохнул Бог в человека, –
Не умирает вместе с этим прахом
Телесным; может быть, в моем гробу
Или в другом ужасном, мрачном месте
Жизнь буду длить я, как живой мертвец?
О, страшно, страшно, если это правда!
Но как же так? Ведь только дух грешит,
Когда живет, и смерть живому духу
За грех возмездье, плоть же без него
Жить иль грешить одна никак не может.
Итак, я весь умру, и пусть на этом
Сомненья успокоятся мои.
Ведь если Вседержитель бесконечен,
То разве бесконечен гнев Его?
Будь это даже так, зато не вечен
Я, человек, –  на смерть я осужден.
Как может длиться кара бесконечно
Над тем, кто смертью кончит жизнь свою?
Иль может Бог смерть сделать несмертельной?
Хоть Бог и всемогущ, но это было б
Противоречьем чересчур большим,
Свидетельством лишь слабости, не силы.
Ужель, карая человека, Бог
Конечному дать мог бы бесконечность,
Чтоб Свой насытить ненасытный гнев?
Так прах земной изъял бы Он из власти
Законов всех природы: ведь причины
Лишь действуют в пределах вещества,
А не во всей своей природной силе.
А если смерть не есть один удар,
Лишающий сознанья, как я думал,
А вечное несчастье от сегодня
И без конца, во мне и вне меня!
О горе мне! Я вновь терзаюсь страхом,
И эта мысль как громом поражает
Мою незащищенную главу!
И смерть и я –  равно мы оба вечны,
Воплощены в создании живом,
И не один я –  все мое потомство
Несет проклятье. Славное наследство
Я вам оставил, сыновья мои!
О, если б мог я все его истратить
На самого себя и не оставить
Вам ничего, –  о, как тогда вы стали б
Благословлять, не проклинать меня!
Зачем за грех, единым совершенный,
Должно все человечество страдать
Невинное? Но можно ли невинным
Его назвать? Все то, что от меня
Произойдет, испорчено заране,
Развращено и волей, и умом
И будет и в поступках, и в желаньях
Подобно мне. Так может ли оно
Быть правым перед Богом? Нет, все споры
Напрасны: принужден я правоту
Его признать; мои все ухищренья
И рассужденья тщетны; лабиринт их
Лишь уличает самого меня;
И первый и последний я источник
Всего дурного: пусть же осужденье
И Божий гнев обрушатся всецело
На одного меня! Увы, желанье
Безумное! Ты можешь ли снести
Один все это бремя? Тяжелее
Оно, чем вся Земля, чем этот мир,
Хотя его с женою той зловредной
Ты разделяешь! Все, чего ты жаждешь,
И все, чего боишься ты, равно
Убежища тебе не оставляет,
И ты –  несчастья злейшего пример
И в прошлом, и в грядущем: Сатане лишь
Подобен ты и карой, и грехом!
В какую бездну ужаса и страха
Ты, совесть, увлекла меня –  и нет
Исхода мне, все глубже лишь тону я!»
 
 
Так в тишине ночной стонал Адам
И, одинокий, жаловался громко;
И ночь была уже не такова,
Как до грехопаденья человека, –
Не кроткою прохладою дышала,
Но, сумрака зловещего полна,
Ужасною его пугала тьмою,
И в угрызеньях совести казались
Ему все вещи страшными вдвойне.
Ничком простертый на земле холодной,
Он проклинал создание свое
И смерть винил за медленность, жалея,
Что не пришла она, как Бог сказал,
В тот день, когда он согрешил. «Что ж медлишь
Ты, смерть? Я трижды был бы рад принять
Удар твой, чтоб конец настал желанный!
Иль Истина сдержать не хочет слова?
Божественная правда не спешит
На деле оправдаться; не приходит
Смерть на мой зов; суд правый Божества,
Увы, на все мольбы мои и вопли
Не ускоряет медленных шагов!
О вы, леса, ключи, холмы, долины,
Не так вы прежде откликались мне
На мой призыв; звучало ваше эхо
И отвечало песнею иной!»
 
 
Печальная вдали сидела Ева;
Страданья мужа видя, подошла
Она к нему и ласковою речью
Старалась скорбь несчастного смягчить;
Но ей ответил он, взглянув сурово:
 
 
«Прочь от меня, змея! Такое имя
Тебе всего приличнее с тех пор,
Как ты связалась с тем, кто ненавистен
И лжив, как ты! Тебе недостает
Такого же змеиного лишь вида,
Чтоб от коварства, скрытого внутри,
Остерегал он вовремя всех тварей,
Дабы, прикрыв чрезмерной красотой
Ложь адскую, ты их не уловляла.
Но и при этом я бы сохранил
Свое блаженство, если бы не гордость
И страсть твоя пустейшая гулять –
Притом еще в опаснейшее время, –
Благодаря которой ты отвергла
Мое предупрежденье и защиту;
Хотела ты, чтоб на тебя, любуясь,
Смотрели –  будь хоть это Дьявол сам,
Которого ты одолеть мечтала;
Но, встретившись с коварною змеей,
Была ты одурачена, а после
Я был тобой обманут –  потому,
Что я в тебя, как в плоть свою, поверил,
Считал тебя премудрой, твердой, зрелой,
Все нападенья отразить способной.
В то время я еще не понимал,
Что это все скорей пустая внешность,
Чем добродетель истинная; ты –
Не больше, как ребро мое кривое,
Притом еще и с левой стороны,
Которое, как член излишний, к счастью,
Бог выбросил из тела моего.
О, для чего Господь, Создатель мудрый,
Велевший, чтобы жили в Небесах
Одни лишь духи мужеского пола,
Такую новость на Земле устроил,
Природы обольстительный порок,
Не создал здесь одних мужчин, без женщин,
И способа иного не нашел
Производить людей! Тогда б избегли
Беды мы этой и дальнейших бед
И на земле бесчисленных волнений,
Которые от женского коварства
Проистекут, которые с собою
Нам принесет зловредный этот пол:
Иль долго муж не встретит подходящей
Жены и брак несчастный заключит;
Иль ошибется в выборе, иль, если
Найдет, кого желал бы он иметь,
Увидит, что ее дурной характер
Избрал другого, худшего, в мужья;
Иль их любви родители воздвигнут
Препятствия, иль лучший выбор свой
Он встретит слишком поздно, после брака
С другой, ему принесшей зло и стыд;
Так будет вечным горем отравляться
Жизнь человека, мир семьи страдать!»
Сказал –  и отвернулся он. Но Ева
Не отступала; сквозь потоки слез
И кудри разметав, она припала
К его ногам и, обнимая их,
Рыдала, о прощеньи умоляя:
 
 
«Не покидай же так меня, Адам!
Свидетель Небо, как тебя люблю я,
Как чту тебя от сердца глубины!
В неведеньи тебя я оскорбила,
Несчастный случай ввел тебя в обман!
Молю тебя, припав к твоим коленам, –
Пока живу я, не лишай меня
Приветных взоров, помощи, совета
В моем несчастьи, в крайности моей!
Одна моя ты сила и опора;
Что без тебя мне делать, как мне жить?
Быть может, краткий час нам жить осталось,
Так пусть же будет между нами мир.
Одной с тобой мы связаны обидой,
Объединимся ж мы в одной вражде
К тому Врагу, который нам указан
В суде, который Бог нам произнес, –
К змее жестокой! На меня же, горем
Сраженную, не изливай ты злобы:
Я уж погибла, я еще несчастней,
Чем ты! Хоть оба согрешили мы,
Но согрешил ты только против Бога,
Я ж –  против Бога и тебя, Адам!
Я возвращусь туда, где нас судили,
И воплями тревожить буду Небо,
Пока оно свой приговор не снимет
С твоей главы и на меня одну –
Всех этих зол причину –  не обрушит:
Мне, мне одной нести весь Божий гнев!»
 
 
В слезах она умолкла. Униженье
Жены, у ног его лежавшей долго,
Чтоб выплакать прощенье для себя,
В Адаме возбудило состраданье.
И вот его смягчилось сердце к ней,
Которая была ему недавно
Отрадой лучшей в жизни, а теперь
У ног его влачилася покорно,
Прекрасная, как прежде, примиренья,
Поддержки и совета у того
Ища себе, кто ею был обижен.
Обезоружен, весь свой гнев забыв,
Ее он поднял с мирными словами:
 
 
«Все так же ты неосторожна, так же
Порывиста! Сама не знаешь ты,
Чего желаешь! На себя всю кару
Принять ты хочешь; ах, умей сперва
Снесть часть свою: едва ли ты способна
Снести весь гнев, которого ты знаешь
Малейшую лишь часть, а между тем
С трудом мою досаду переносишь.
О, если бы мольбы способны были
Высокие решенья изменить,
Скорей тебя я поспешил бы к месту
Суда и к Небу громче бы взывал,
Чтоб на мою главу привлечь всю кару,
Затем что слишком слаб твой пол и нежен.
Ты вверена была мне, и тебя
В опасную минуту я оставил.
Не будем же теперь мы больше спорить
И осуждать друг друга: нас с тобой
И без того довольно осудили.
Скорей прилично состязаться нам
В делах любви, чтоб облегчить друг другу
То бремя, что нести нам суждено,
И каждый часть свою пусть переносит.
Насколько вижу, смерть, что в день суда
Должна была постигнуть нас, не сразу
Придет, а после многих, долгих дней,
Как медленное зло, чтоб увеличить
Страданья наши и потомков наших
Всех будущих, –  несчастное потомство!»
 
 
Собравшись с духом, Ева отвечала:
«Адам, мне горький опыт показал,
Как мало значат все мои сужденья
Перед твоими, как я заблуждаюсь,
К каким они несчастьям привели.
И все ж, как ни ничтожна я, ты, снова
Меня в свои подруги взяв, надежду
Даешь мне вновь обресть твою любовь,
Единую утеху мне и в жизни,
И в смерти. Я не скрою от тебя,
Что в беспокойных думах мне явилось
Для облегченья наших крайних мук,
Чтоб им найти конец, хотя тяжелый
И грустный, но переносимый легче,
Чем эти все страданья без конца.
Нас более всего забота мучит
О тех, кому начало мы дадим,
Заранее на горе обреченных
И наконец на смерть; для нас ужасно
Причиной быть несчастья для других,
Для наших же детей, и мир проклятый
Несчастнейшим народом населить,
Который после жизни, полной скорби,
Чудовище свирепое пожрет.
Однако в нашей власти до зачатья
Предупредить явление на свет
Несчастного, проклятого народа.
Бездетен ты –  бездетным и пребудь,
И смерть куска желанного лишится,
Принуждена, пожрав лишь нас двоих,
Голодное свое насытить чрево.
А если слишком трудно для тебя,
Обмениваясь взорами, беседой,
Живя в любви со мною, воздержаться
От действий всех любви и от объятий
Супружеских, желаньем без надежды
Томиться, видя, что и я томлюсь,
Живя с тобой, подобным же стремленьем, –
Что было бы для нас страшней всего,
Что нам грозит, –  освободим скорее
Себя самих и вместе все потомство
От ужаса, висящего над нами!
Поищем смерти, если нас она
Искать не хочет, и собственноручно
Свершим ее деянье над собой!
Не будем вечно содрогаться, видя
В конце концов вдали все ту же смерть;
Путей к ней много –  изберем кратчайший,
Разрушив разрушенье разрушеньем!»
 
 
Окончила она иль оборвала,
Отчаяньем томима, эту речь.
О смерти мысль так сильно овладела
Ее душой печальной, что она
Сама смертельной бледностью покрылась.
Адам, однако, на ее совет
Согласьем не ответил: напрягая
Внимательный свой ум, заметил он,
Что им возможны лучшие надежды,
И Еве так тогда он возразил:
«Твое презренье к этой жизни, Ева,
И к наслажденьям плотским говорит
Как будто в пользу мысли, что ты выше,
Чем это все; однако твой совет
Нам истребить себя опровергает
Такую мысль: показывает он,
Что не презренье к радостям, а жалость
Утратить то, что ты чрезмерно любишь,
Тобой владеет. Если ж смотришь ты
На смерть как крайний выход из несчастья,
Надеясь тем всей кары избежать,
То вспомни, что Господь мудрей, конечно,
Свой смертоносный гнев вооружил,
Чем так, чтоб ты могла его столь просто
Предупредить. Боюсь я, что тогда
Смерть эта, нами взятая насильно,
От кары, нам назначенной, ничуть
Нас не избавит, а упорство наше
Всевышнего способно побудить
Так сделать, чтобы смерть в нас обитала.
Поищем же других, не столь опасных
Решений: их я, кажется, имею
В виду. Припомни Господа слова,
Что семенем своим змее сотрешь ты
Главу. Утехи мало было б в том,
Когда б Господь, как я предполагаю,
Не разумел под именем змеи
Великого Врага, который скрылся
В змее, чтоб соблазнить нас. Сокрушить
Его главу –  да, это б было местью,
Которой мы лишились бы, когда б
Себя мы сами смертью истребили
Иль вовсе отказались от потомства,
Как предлагаешь ты: тогда наш Враг
От своего ушел бы наказанья,
А мы двойную кару понесли б.
Не будем же мы думать о насильи
Над жизнью нашей, о бесплодьи этом
Намеренном: оно нам не дает
Надежд, питая гордость лишь и злобу,
Досаду, нетерпенье и борьбу
Противу Бога и Его по праву
Наложенного ига! Вспомни, Ева,
Как кротко Он нас слушал и судил,
Без гнева и без порицанья! Ждали
Немедленной мы гибели, считая,
Что это значит смерть в тот самый день;
И что же? Для тебя лишь предсказал Он,
Что будешь в муках ты носить детей
И их рождать; но эти муки скоро
Вознаградятся радостью, как только
Увидишь ты плод чрева своего.
Меня проклятье косвенно задело:
Он проклял землю, я же буду должен
Трудом великим хлеб свой добывать.
Что ж за беда? Быть праздным было б хуже,
А труд меня поддержит. Чтобы холод
Не повредил нам, Он, без наших просьб,
Прикрыть нас позаботился одеждой:
Судя, нас, недостойных, пожалел!
Насколько же тогда еще охотней
К моленьям нашим склонит Он свой слух
И в милосердьи вечном нас научит
Времен суровых года избегать,
Сносить и дождь, и снег, и град, и холод!
Уж начинает небо, изменив
Свой вид, нам с гор предсказывать ненастье;
Уж стал сырой, холодный ветер дуть,
С дерев стряхая пышные их кудри;
Приходится искать убежищ нам
Надежнейших и теплоты, чтоб члены
Согреть окоченевшие, пока
Звезда дневная не ушла, оставив
На жертву нас холодной, темной ночи;
Подумать нужно, как бы нам собрать
Лучи его, в сухих телах, быть может,
Чрез отраженье скрытые, –  добыть
Их, например, сухих кусков двух треньем,
Которое воспламенило б воздух;
Так, видел я недавно, что две тучи,
Сойдясь, быть может, согнанные ветром,
Столкнувшись с силой, молнией косой
Вдруг озарились и внезапно пламя
Смолистую кору сосны иль ели
Зажгло, и я уж издали тепло
Приятное почувствовал. Возможно,
Что тот огонь способен послужить
Нам вместо солнца. Пользоваться этим
И средствами иными, чтобы легче
Переносить те бедствия, которым
Подверглись мы за наши преступленья,
Наверное, Господь научит нас,
Коль мы Ему помолимся и будем
Просить Его о милости. Итак,
Без страха за удобства этой жизни
С поддержкою Его мы проживем,
Пока не кончим эту жизнь, во прахе
Найдя последний отдых, дом родной.
Теперь всего приличней нам с тобою
Пойти туда, где нас Господь судил;
Падем мы там пред Ним благоговейно,
Покаемся смиренно во грехах
И о пощаде вознесем моленья;
Слезами там мы землю оросим
И вздохами вокруг наполним воздух
От сокрушенных горестью сердец,
Томимые печалью непритворной
И кроткого смирения полны.
Не сомневаюсь я, что Он смягчится,
Преложит гнев на милость! В час, когда
Он гневным наиболее казался,
Не видели ль в Его мы взоре ясном
Благоволенья, милости, любви?»
 
 
Так говорил наш прародитель, каясь,
И Ева также каялась в душе.
И вот они пришли, рука с рукою,
На место, где Создатель их судил,
И пали перед Ним благоговейно,
Покаялись смиренно во грехах
И о пощаде вознесли моленья,
Слезами оросили грудь земли
И вздохами наполнили вкруг воздух,
Томимые печалью непритворной
И кроткого смирения полны.