Текст книги "Рай: Потерянный рай. Возвращенный рай"

Книга восьмая

Содержание

Адам спрашивает о движениях небесных тел и получает неопределенный ответ, причем Ангел советует ему спрашивать о вещах, более полезных для его знания. Адам подчиняется и, желая все-таки подолее удержать Рафаила, рассказывает то, что он помнит о своем собственном создании, о своем поселении в Раю, далее о своей беседе с Богом относительно одиночества и потребности в соответствующем обществе, о первой встрече своей и браке с Евою. Его беседа с Ангелом по этому поводу. Ангел, повторив свои увещания, удаляется.

 
Окончил Ангел свой рассказ, оставив
В ушах Адама звук своих речей –
Столь сладкий, что Адам сидел безмолвно,
Как будто все еще ему внимая,
И наконец лишь, как бы пробудясь,
Он Ангелу ответил благодарно:
 
 
«Чем отблагодарить тебя достойно,
Чем я могу тебя вознаградить,
Божественный повествователь, щедро
Мою познанья жажду утоливший!
Ты удостоил, снизойдя, как друг,
Ко мне, поведать о вещах великих,
Без этого недостижимых нам,
И твой рассказ я слушал с удивленьем
И с радостью и, как тому прилично,
Благоговел пред славою Творца.
Но все ж осталось кое-что неясным,
Что только ты мне можешь разрешить.
Когда смотрю я на созданье это
Прекрасное, на этот дивный мир
Земли и Неба, то, сравнив размеры
Их меж собой, я вижу, что Земля
Есть маленькая точка лишь, крупинка
Пред этим необъятным небосводом
С его толпой бесчисленных светил,
Которые, вращаяся, проходят
Безмерные пространства (что они
Вращаются –  об этом заключаю
Я по различным расстояньям их
И возвращеньям быстрым ежедневным);
И вот, они все служат для того,
Чтоб освещать ту темную крупинку
То днем, то ночью, в остальном же всем
Великие те звезды бесполезны.
Об этом рассуждая, я дивлюсь,
Как мудрая, воздержная природа
Неравенство такое допустила,
Создав чрезмерно щедрою рукой
Так много тел великих, благородных,
Разнообразных –  для одной лишь цели,
Как кажется, по крайней мере, нам.
Предписано им вечное движенье
День изо дня, без отдыха; меж тем
Земля, которой легче бы, казалось,
Подвинуться, на месте все стоит,
Светил важнейших пользуясь услугой,
Без всякого движенья достигая
Той цели, принимая лишь как дань
Свет и тепло, которые приносят
Светила ей, свершая бесконечный
Свой путь, притом с поспешностью такой,
Что ей ни меры нет, ни описанья».
Так говорил наш праотец: при этом,
Как видно было по его лицу,
В глубокие он думы погрузился.
Заметив это, Ева, что сидела
Неподалеку, встала и ушла
С величественной скромностью –  так мило
И грациозно, что кто это видел,
Не мог о том уходе не жалеть.
Пошла она к цветам своим, к деревьям
Плодовым, чтоб еще раз посмотреть,
Как поспевают все ее питомцы;
Они же расцвели еще бодрей
С ее приходом –  чрез прикосновенье
Руки прекрасной радостней росли.
Она ушла не потому, чтоб было
Ей скучно слушать разговор такой,
Чтоб для нее он был высок чрезмерно, –
Нет, это удовольствие себе
Она хотела про запас оставить,
Чтоб ей Адам все это рассказал
Наедине: рассказчика-супруга
Предпочитала Ангелу она,
Его охотней спрашивать бы стала.
Известно было ей, что в разговор
Адам внести сумел бы отступленья
Приятные, серьезный свой рассказ
С супружеской чередовал бы лаской;
От уст его ей не одни слова
Приятны были. Где мы встретим ныне
Подобную чету, соединенье
Такое уваженья и любви!
С божественной осанкою гуляла
Она по саду –  впрочем, не без свиты:
Как за царицей, Грации за ней
Со всех сторон прекрасные следили,
Пуская в сердце каждого стрелу
Желания –  ее бессменно видеть.
А Рафаил, приветно снисходя
К сомнениям Адама, так ответил:
 
 
«Пытливость, любознательность твою
Нимало я в тебе не порицаю:
Ведь Небо –  Божья книга, пред тобой
Раскрытая, чтоб ты, ее читая,
Учился разделению времен
На дни, часы, и месяцы, и годы.
Чтоб этого достичь, не все ль равно,
Что движется –  Земля иль свод небесный, –
Коль скоро счет ты правильно ведешь.
А прочее великий Архитектор
От Ангелов премудро так же скрыл,
Как от людей: не разглашал Он тайны
Великие Свои, чтоб те, кому
Прилично ими только восхищаться,
Не вздумали б дела Его судить.
Иль, может быть, Он сделал это с целью –
Коль скоро возмечтают их умы,
Что Он небес устройство предоставил
Сужденьям их и спорам, –  посмеяться
Над странными их мненьями, над тем,
Как мысленно они построят небо,
Как будут звезды вычислять, водить их,
Системы строить, снова разрушать
И придавать им внешность вероятья
И сферу опоясывать небес
Кругами –  то из центра, то вне центра,
И рисовать причудливо на ней
Круги, кружочки, циклы, эпициклы.
Подобное я вижу и в твоих
Суждениях, которые, быть может,
Ты своему потомству передашь:
Ты думаешь, что не должны светила
Крупнейшие и яркие служить
Светилам меньшим и не столь блестящим,
Что не должны они столь долгий путь
Свершать, когда Земля стоит на месте
И получает выгоду одна.
Однако же сперва о том подумай,
Что яркий блеск их и величина
Еще не означают превосходства:
Что хоть в сравненьи с небом и мала
Твоя Земля и не сверкает ярко,
Но, может быть, добра в ней больше есть,
Чем в солнце, чье бесплодное сиянье
Само не созидает ничего
Без помощи Земли той плодоносной:
Бездеятельны все его лучи,
Пока она в себя их не воспримет.
Притом же эти дивные светила
Не столько служат для самой Земли,
Насколько для тебя, ее владельца;
А если небеса так необъятны,
То это для того, чтоб видел ты
Величие Творца, Который сделал
Тот мир таким просторным и далеким,
Чтоб понял человек, что он живет
Не у себя: лишь малая частичка
Ему для обитания дана,
А прочее имеет назначенье,
Известное лишь Богу. Быстроту
Вращения всех этих звезд несчетных
Ты припиши могуществу Его
Всесильному, которое сумело
Вещественным телам почти дать скорость,
Какая духу свойственна. Меня
Не назовешь ты медленным, надеюсь,
Узнав, что, утром от престола Бога
Отправившись, я ранее полудня
Был здесь уже, в Эдеме, расстоянье
Пройдя, невыразимое числом.
Я это говорю и допускаю,
Что есть движенья в небе, для того лишь,
Чтоб показать сомнений тех твоих
Неосновательность; не значит это,
Чтоб утверждал я, что оно так есть,
Как кажется тебе с Земли отсюда.
Бог, чтобы удалить Свои пути
От уловленья чувством человека,
Так отодвинул небо от земли,
Что зренье земнородное, дерзая
Туда проникнуть, в этой высоте
Без пользы для себя блуждать лишь будет.
Что, если Солнце служит центром мира,
А прочие все звезды вкруг него,
Притягиваясь им и притяженье
Взаимное имея меж собой,
Круги свои различные свершают?
Что, если вечно странствуют они,
То ввысь, то вниз стремятся, то заходят,
Идут вперед, идут назад, стоят?
Таких ты знаешь шесть; Земля, быть может,
Такая же седьмая, хоть тебе
И кажется стоящею на месте,
Но незаметно для тебя свершает
Три разные движенья. Может быть,
То, что готов ты приписать движеньям
Отдельных сфер, лишь кажется таким,
А косвенно зависит от движений
Совсем иных; быть может, вовсе Солнце
Не совершает дня и ночи ромб,
А выше звезд невидимая сфера
Вращенье дня и ночи производит.
Или, может быть, и это все не так:
Земля сама, к востоку приближаясь,
Одною стороною ловит день,
Другою ж, отвращаяся от Солнца,
Встречает ночь и лишь наполовину
Освещена. Что, если этот свет
Земля, в прозрачный воздух отражая,
Шлет на Луну и служит ей звездой,
Светящею Луне днем точно так же,
Как ночью шлет Луна свой свет Земле?
Быть может, на Луне есть также суша,
Поля и обитатели; ты видишь
Там пятна: пятна те, быть может, тучи,
Которые ей посылают дождь,
А дождь плоды, быть может, производит,
Смягчая почву, и плоды те служат
Кому-нибудь на пищу. Может быть,
Найдешь ты в небе и другие солнца
И много лун, их спутников, светящих
Друг другу светом женским и мужским[132]132
  …Найдешь ты в небе и другие солнца и много лун… светящих друг другу светом женским и мужским… –  древние астрономы приписывали солнцу свет мужской, а луне – женский.


[Закрыть]
(Соединенье двух полов великих
Повсюду оживляет этот мир),
И, может быть, живут на каждой сфере
Создания, имеющие душу.
Конечно, можно сомневаться в том,
Чтоб это все обширное пространство
Живых владельцев было лишено,
Бездушно и пустынно и служило б
Лишь для сиянья, чтобы уделять
От каждой сферы понемногу света
И посылать так далеко сюда,
На эту обитаемую сферу,
Чтоб от нее назад он отразился.
Но так ли точно это все иль нет,
Царит ли в небе Солнце, над Землею
Восходит ли, восходит ли Земля
Над ним, оно ль с востока начинает
Путь пламенный, она ли тихий путь
От запада ведет ему навстречу,
Вращаяся вкруг оси незаметно
И унося вращением своим
Тебя со всей своею атмосферой, –
О том не беспокойся, не пытайся
Проникнуть в сокровенное умом
И предоставь все это ведать Богу:
Ему служи и бойся лишь Его!
Пусть Он располагает всем твореньем
Во всех местах, как хочется Ему;
Ты ж наслаждайся тем, что дал Он, –  Раем
И Евою прекрасною твоей.
А Небо слишком высоко, чтоб мог ты
Знать, что там происходит. Мудрым быть
Умей внизу и помышляй о том лишь,
Что твоему потребно бытию;
Не грезь о тех иных мирах, о тварях,
Что там живут; не думай, каковы
Природа их, и жизнь, и совершенство;
Доволен будь и тем, что ты узнал
Не только о Земле –  о высшем Небе».
 
 
Тогда Адам, отбросив все сомненья,
Сказал: «Вполне меня ты просветил,
Чистейший ум небесный, Ангел ясный,
И от смущенья дум освободил,
Жить научил меня путем легчайшим
И показал, что не должны мы портить
Броженьем смутной мысли сладость жизни.
Бог повелел и дал возможность нам
Жить без забот и без тревог напрасных,
Лишь сами бы не отягчали мы
Себя исканьем знаний бесполезных.
Но ум наш и фантазия влекут
Невольно нас к блужданьям бесконечным,
Пока наш опыт не покажет нам,
Что нужно знать не о вещах далеких,
Туманных, сложных, но скорей о том,
Что вкруг мы видим в жизни ежедневной, –
Что в этом наша главная вся мудрость;
Вне этого –  лишь дым и суета
Иль дерзость безрассудная; те знанья
Лишь делают неопытными нас,
Невеждами в делах, для нас важнейших.
Итак, сойдем с заоблачных высот
И будем рассуждать о тех предметах,
Которые полезнее для нас.
Быть может, мы вещей тогда коснемся,
О коих можно будет расспросить,
И ты ответишь на мои вопросы
С обычной благосклонностью твоей.
Ты рассказал о том, что было раньше,
Чем стал себя я помнить; ныне я
Могу мою историю поведать,
Которой ты, быть может, не слыхал:
Ведь день еще велик! Ты замечаешь,
Как хитростью пытаюсь я тебя
Здесь дольше удержать моим рассказом,
Желая страстно –  если не надеясь, –
Чтоб ты еще мне что-нибудь сказал.
Мне кажется, пока сижу с тобою,
Что я на Небесах; с тобой беседа
Приятней мне всех сладостных плодов
Высоких пальм: те утоляют голод
И жажду после нашего труда,
В час отдыха приятного; твои же
Так сладостны слова и столько в них
Есть прелести божественной, что вечно
Их сладостью насытиться нельзя».
 
 
И с кротостью небесною ответил
Ему Архангел: «Праотец людей!
И ты в своих речах имеешь сладость
И красноречья также не лишен;
И на тебя Господь излил обильно
Дары Свои снаружи и внутри,
Тебе прекрасный сообщив Свой образ:
Молчишь ли ты иль говоришь –  всегда
Ты красоты и грации исполнен
В движеньях всех и всех твоих словах.
Поверь: как небожители, мы ценим
Тебя, земного жителя, не меньше,
Как Божия, такого же, как мы,
Слугу, следя с восторгом за путями,
Какими человека Бог ведет.
Мы видим, что Господь любовью равной
И человека так почтил, как нас.
Поэтому рассказывай о жизни
Своей: в тот день, когда ты создан был,
Я был как раз в отсутствии, был послан
В далекий путь, неведомый и темный, –
К воротам Ада шел наш легион,
Дабы следить, чтоб, вырвавшись оттуда,
Шпион иль Враг не помешал созданью,
Чтоб Бог, разгневан вылазкою дерзкой,
С твореньем разрушенье не смешал.
Не потому послал Он нас, конечно,
Чтоб Враг нарушить волю мог Его, –
Он часто нам дает Свои веленья
Для службы лишь, как Повелитель наш,
Чтоб упражнять нас в быстром послушаньи.
Мы наглухо закрытыми нашли
Те мрачные врата; засовом крепким
Задвинут был и загорожен вход;
Но издали уж был услышан нами
Там страшный шум –  не пенье и не пляска, –
Нет, крики мук, стенанья громких жалоб
И яростные вопли там звучали.
Как радостно вернулись мы назад
В обитель света, к вечеру субботы!
Но начинай же свой рассказ: я жду;
Ту повесть будет мне приятно слушать
Настолько ж, как тебе –  мои слова».
 

 
Так говорил богоподобный Ангел;
И прародитель наш ему сказал:
 
 
«Конечно, нелегко для человека
Свое начало описать: кто знает
Происхожденье самого себя?
Решаюсь я на это лишь в расчете
С тобой беседу как-нибудь продлить.
Как бы от сна глубокого очнувшись,
Увидел я, что на траве лежу
Среди цветов, во влажности душистой.
Которая лучами солнца вскоре,
Однако, иссушилась, улетев,
Как легкий дым. И сразу прямо к небу
Направил я свой изумленный взор,
Затем вскочил движеньем инстинктивным,
Как будто устремясь туда, и прямо
Встал на ноги. Вокруг себя я видел
Холмы, долины, и тенистый лес,
И солнцем озаренные равнины,
И светлые журчащие ручьи;
И двигались вокруг живые твари –
Бродили иль летали; птичий щебет
Звучал с ветвей; все улыбалось вкруг,
Благоухая; радостью великой
Переполнялось сердце у меня.
Сам на себя я стал смотреть и тело
Исследовал свое, и то ходил,
То бегал я, движением упругим
Порывам силы следуя живой;
Но кто я был, откуда, как явился –
Не знал. Я попытался говорить –
И сразу же заговорил: покорно
Язык служил мне, сразу называя
Все, что я видел. «Радостное солнце, –
Сказал я, –  ты, прекрасный, яркий свет,
Так дивно озаряющий всю землю;
Вы все –  холмы, долины, рощи, реки,
Поляны, –  вы, прекрасные созданья,
Которые здесь движетесь вокруг, –
Скажите мне, коль видели вы это,
Откуда я и как сюда пришел?
Не сам же я собой на свет явился –
Великим Неким, верно, создан я
Творцом могучим, благости безмерной!
Скажите ж мне, как мне Его узнать,
Как обожать Того, Кому обязан
Движеньем я и жизнию своей
И всем невыразимым чувством счастья?»
Так восклицая, шел я все вперед –
Куда, не знал и сам –  и удалялся
От места, где вдохнул впервые воздух,
Где я узрел блаженный этот свет.
Но мне ответа не было. В раздумьи
Присел я на зеленую скамейку
Дерновую, покрытую цветами,
И первый сладкий сон меня объял,
Давленьем мягким чувства мне стесняя
И нежно отуманивая их:
Казалось мне, что вновь я погружаюсь
В бесчувственность –  что исчезаю я.
Но вдруг у головы моей явилось
Виденье сна, присутствием своим
Внушая мне, что все ж я существую,
Что я живу. Пришел, казалось, Некто
Во образе Божественном и молвил:
«Твое жилище ждет тебя, Адам!
Встань, первый человек, родоначальник
Бесчисленных людей! Меня ты звал,
И Я пришел, дабы тебя в обитель
Твою отвесть –  в сад твоего блаженства».
Так Он сказал, взял за руку меня
И поднял, –  и через поля и воды,
По воздуху, к земле не прикасаясь,
К горе лесистой Он меня привел,
Где наверху равнина расстилалась, –
Обширное, прекраснейшее место
С роскошными деревьями; дорожки
Там были и беседки; так прекрасно
Там было все, что виденное раньше
Почти уж мне прекрасным не казалось.
На всех деревьях чудные плоды
Тяжелые висели, взор пленяя,
И сразу страстно захотелось мне
Сорвать их и поесть. Тут я проснулся
И пред собой увидел наяву
Все, что во сне так ясно рисовалось.
И вновь бродить по саду бы я стал,
Когда б не показался меж деревьев
Божественный Путеводитель мой.
Обрадован, с благоговейным страхом
И обожаньем я к Его ногам
Припал. Подняв меня, Он кротко молвил:
«Я –  Тот, кого искал ты; Я –  Творец
Всего, что здесь ты видишь над собою,
И вкруг себя везде, и под ногами;
Тебе я в дар назначил этот Рай:
Владей им, от плодов его питайся –
От всех дерев, что здесь в саду растут,
Ешь с радостью, не бойся недостатка;
Лишь к одному, которого вкушенье
Добра и зла познание дает,
Не прикасайся: я его поставил
Залогом послушанья твоего
И верности там, посредине сада,
Близ Древа жизни. Не забудь того,
Что я скажу тебе в предупрежденье:
Страшись его плодов, последствий горьких
Беги! Когда отведаешь ты их
И заповедь единую преступишь
Мою, неотвратимо ты умрешь;
В тот день ты станешь смертным и утратишь
Свое блаженство: изгнан будешь ты
Отсюда прочь, в мир горя и печали».
 
 
Сурово этот твердый свой запрет
Он произнес; еще доныне грозно
В ушах моих звучит он, хоть и в воле
Моей беды грозящей избежать.
Но вскоре вновь любовью просветлело
Лицо Его, и так Он продолжал:
 
 
«Не только край сей чудный, я всю Землю
Тебе с твоим потомством отдаю:
Владейте ею, пользуйтесь господством
Над тварями, которые живут
В воде, на суше, в воздухе, –  над рыбой,
И птицами, и всякими зверями.
В знак этого тебе Я покажу
Зверей и птиц все разные породы;
Я приведу их, чтобы имена
Ты всем им дал и чтоб они явили
Тебе покорность полную свою.
Ее, конечно, принесут и рыбы
В своем жилище водяном, хотя
Сюда к тебе прийти они не могут;
Стихии влажной им нельзя сменить
На воздух: он для них чрезмерно редок».
 
 
Так Он сказал; и стали подходить
Ко мне попарно звери все и птицы;
Ласкаясь, звери низко прижимались
К земле, а птицы –  крылья опускали.
Поочередно я их называл
И все их свойства знал –  таким познаньем
Меня внезапно одарил Господь.
Но я меж них не находил, однако,
Чего хотелось мне найти; и вот
Я так сказал небесному Виденью:
 
 
«О, как Тебя я назову, который
Всех тварей выше, выше человека,
Всего на свете выше? Слишком слаб
Язык мой, чтобы найти Тебе названье!
Как мне почтить Тебя, Творец вселенной,
Творец всех благ для человека? Щедро
Всех наделил Ты в благости Своей!
Но с кем я разделю все эти блага?
Что в счастьи мне, когда я одинок?
Как может всем воспользоваться этим
Один, –  а если б пользоваться стал,
Какая будет в том ему утеха?»
Так смело и открыто я сказал;
А светлое Виденье, улыбаясь
Еще светлей, мне молвило в ответ:
 

 
«Какое ж одиночество находишь
Ты здесь вокруг? Иль не полна земля
Различнейшими тварями? И воздух
Не полн ли ими? Все они должны
Служить тебе, играть перед тобою;
Ты знаешь их повадки, их язык;
Они твой также знают и имеют
Понятия достаточно. С ними
Ты можешь время проводить, над ними
Господствовать, –  твое обширно царство».
 
 
Так мне Владыка мира говорил,
Казалось, тем мою решая участь.
Я ж, умоляя, чтоб Он разрешил
Мне говорить, с мольбой покорной молвил:
 
 
«Не оскорбляйся на мои слова,
О Сила Неба! Мой Творец могучий,
Будь милостив к речам моим, молю!
Не Сам ли Ты наместником Своим
Поставил здесь меня и этих тварей
Не Ты ль поставил низко подо мной?
Какое ж меж неравными быть может
Сообщество, содружество, согласье?
Взаимным это быть должно, должны
Мы столько ж отдавать, как получаем:
В неравенстве ж один чрезмерно слаб,
Уступчив, а другой –  могуч и властен:
Не могут быть согласными они
И тягостны друг другу скоро станут.
Я говорю об обществе таком,
Которое могло б принять участье
Разумное в разумном наслажденьи;
Животное ж не может никогда
Таким быть другом человеку; звери
Блаженствуют с подобными себе –
Лев, например, со львицей –  так искусно
Попарно их Ты всех соединил;
А зверь со птицей или птица с рыбой
Уж никогда не могут так сойтись,
И бык сойтись не может с обезьяной;
А человек и зверь такую пару
Составить могут менее всего».
И мне Всесильный возразил без гнева:
«Как вижу Я, находишь ты, Адам,
Приятнейшим и самым высшим счастьем
Возможность приобресть себе друзей,
Без них же радость для тебя не в радость.
Но что ж тогда ты скажешь обо Мне?
Достаточно ль блаженным ты считаешь
Меня? Я есмь от вечности один,
Другого Я не ведаю от века
Подобного, а равного –  тем меньше.
С кем Мне вести беседу, кроме тех,
Кого Я создал, и, конечно, низших,
Чем Я; и расстоянье между ними
И Мной громадно: бесконечно больше,
Чем разница меж ними и тобой».
 
 
Он замолчал, а я, склонясь покорно,
Ему ответил: «Высший из всего,
Что в мире есть! Путей Твоих предвечных
Постигнуть высоту и глубину
Рассудку человека непосильно.
Ты совершен в Себе Самом; в Тебе
Нет недостатков; человек же только
Стремится к совершенству! Вот причина,
Что ищет равных он себе: он хочет
Найти в общеньи с ними утешенье
В своем несовершенстве или помощь.
Не надобно Тебе и размножаться:
И без того в бесчисленных Ты тварях
Распространен везде, хоть и один;
А человек уж тем, что многочислен
Он должен быть, показывает ясно,
Что, одиноким будучи, далек
От совершенства он! Себе подобных
Он ищет, хочет образ свой размножить,
Чтоб сгладить недостатки одного;
Для этого ж любовь ему потребна,
Взаимная, доверчивая дружба.
Ты, в тайном бытие Твоем, один,
Общенье наилучшее находишь
С Самим Собой; но если б Ты хотел,
Свое созданье мог бы Ты возвысить
До высоты, какой Тебе угодно, –
С Собою слить, Божественным соделать;
А я –  своим общеньем не могу
Восставить пресмыкающихся тварей,
И в том общеньи мне утехи нет».
Так я, осмелясь, говорил, свободой
Своей отважно пользуясь; и был
Я милостиво выслушан, и голос
Божественный мне ласково ответил:
 
 
«Я испытать хотел тебя, Адам;
Я вижу, что понятье ты имеешь
Не только о зверях, которым дал
Ты имена столь правильно, но также
И о самом себе; ты выраженье
Дал духу, что внутри тебя живет,
И показал, что образ Свой не зверю
Я сообщил, общение с которым
Признал ты неприличным для тебя:
Свободен был и правилен твой вывод,
И впредь ты должен так же рассуждать.
Я ранее, чем ты сказал Мне это,
Знал, что нехорошо для человека
Быть одному, и для тебя назначил
Я общество иное, чем ты видел:
Я тварей тех привел лишь для того,
Чтоб испытать, сколь правильно ты судишь
О нужном и приличном для тебя.
То, что теперь Я дам тебе, конечно,
Понравится тебе: твое подобье,
Другое “я”, помощника тебе –
Как раз все то, чего ты сердцем жаждешь».
 
 
Так молвил Он; и больше ничего
Не слышал я: моя земная сущность
Его небесным существом была
Подавлена, которому столь долго
Противостать пытался я, чрезмерно
В беседе той высокой напрягаясь.
Как будто ослеплен и уничтожен
Предметом, бывшим выше чувств моих,
Склонился я, как бы ища опоры
Во сне, внезапно на меня сошедшем
На помощь мне, сомкнув мои глаза.
Он очи мне сомкнул, зато оставил
Свободною фантазии обитель
И зренье в чувстве внутреннем моем;
Сквозь сон, как в столбняке, казалось, видел
Я самого себя, как я лежал;
Как светлый Образ, пред которым бодро
Стоял я наяву, вдруг надо мною
Нагнулся и, раскрыв мой левый бок,
Ребро оттуда вынул; вышел теплый
Сердечный дух, и заструилась кровь
Из раны той широкой; но внезапно
Вся плотью вновь наполнилась та рана
И заросла; а Он, ребро взяв в руки,
Его в иную форму превратил;
И вот –  из рук Его созданье вышло –
Как человек, но лишь другого пола, –
Столь милое, прекрасное, что все,
Казавшееся мне прекрасным в мире,
В сравненьи с ней представилось ничтожным
Иль выраженье высшее нашло
Лишь в ней одной, в ее прекрасном взоре.
С тех пор она влила мне в сердце сладость,
Какой дотоле я не знал; весь мир
Любовью для меня одушевился.
И вдруг она исчезла –  я остался
Один во тьме. Но вот проснулся я
И стал ее искать, решась навеки
Оплакивать ее, коль не найду,
И от всех прочих радостей отречься.
Вдруг, уж почти надежду потеряв,
Увидел я ее –  такую точно,
Как видел я во сне, –  во всей красе,
Какую дали ей Земля и Небо,
Дабы внушала всем она любовь.
Навстречу шла она ко мне, незримо
Руководима голосом Творца,
Уж зная о святых обрядах брака,
И грация во всех ее шагах
Была, и Небеса в очах прелестных,
Достоинство и нежность в каждом жесте!
И, вне себя, в восторге я вскричал:
 
 
«Теперь мне больше ничего не надо!
Сдержал Твое Ты слово, добрый, щедрый
Творец, всего прекрасного податель, –
Не пожалел Ты предоставить мне
И этот дар Твой, всех других прекрасней!
Кость от моих костей, от плоти плоть,
Мое второе “я” перед собою
Теперь я вижу! Женщина –  ей имя, –
Из тела мужа Ты ее извлек!
Отца и мать муж для нее забудет
И весь к своей привяжется жене,
И будут два они –  едино тело,
Едино сердце и единый дух!»
Меня она услышала. Хоть, Богом
Ведомая, и шла она ко мне,
Но девственная скромность, и невинность,
И чувство чести, свойственное ей,
Не позволяли ей идти так прямо,
Навязчиво, без тени сватовства
Со стороны моей; и вот обратно
Она пустилась, тем сильней во мне
Желанья возбудив. Сама природа,
Хоть помыслов греховных и была
Чужда она, внушила ей стремленье,
Меня увидев, обратиться вспять.
За нею я последовал, и, зная,
В чем состоит почетный долг супруги,
С достоинством она мне отдалась.
Румяную, как радостное утро,
Ее отвел я в брачную беседку;
Все Небеса, все звезды в этот час
Счастливейшим влияньем нас дарили
И вся Земля приветствовала нас;
Ликуя, пели птицы; свежий, нежный
Шептал любовно в листьях ветерок,
С кустов на нас свевая ароматы;
И шли часы, и вот нам птица ночи
Влюбленная запела брачный гимн,
И над холмом звезды вечерней светоч
Поспешно брачный факел нам зажег.
 
 
Итак, тебе я все сказал о жизни
Моей, свою историю довел
До высшей точки счастия земного,
Каким я наслаждаюсь. Должен я
Тебе сознаться, что хоть все предметы
Другие вкруг приятны также мне,
Но все же к ним я больше равнодушен
И слишком страстно их я не желаю.
Я говорю о радостях еды,
О том, что мне ласкает чувство зренья
Иль обонянья, о цветах, плодах,
Прогулках, о приятном птичьем пеньи;
Но на нее с восторгом я смотрю,
С восторгом прикасаюсь к ней. Впервые
Блаженство страсти с нею я узнал –
Чудесное, особенное чувство:
Сильней и выше прочих наслаждений
Я был всегда; лишь против красоты
И чар ее могучих я бессилен.
Быть может, так ошибкою природы
Я создан, –  место слабое во мне
Оставила она, и я не в силах
Поэтому противиться красе;
Иль, может быть, из бока было взято
Чрезмерно много; потому ль иль нет,
Но женщина украшена природой
Чрезмерно с внешней стороны; внутри
Она не столь, однако, совершенна.
Я понимаю очень хорошо,
Что главною природы целью было
По внутренним всем свойствам и уму
Поставить ниже женщину, чем мужа,
Дав внешнюю за то ей красоту;
Она походит меньше на тот Образ,
Который нас обоих сотворил,
И менее господство выражает,
Нам данное над прочим миром всем, –
Но каждый раз, как к ней я приближаюсь,
Мне кажется она столь совершенной,
Столь знающей все свойственное ей,
Что все ее слова, ее желанья
Всегда готов я мудрыми, благими
И верхом добродетели признать.
Пред нею никнет высшее все знанье,
В беседе с нею мудрость, смущена,
Теряется и кажется безумной.
Власть и рассудок служат ей, как будто
Она была творенья первой целью,
Но после лишь случайно создана;
И, словом, чтобы довершить все это,
Такое в ней величие души,
Такое благородство в ней и прелесть
Я созерцаю, что она внушает
Мне страх благоговейный пред собой,
Как будто стражей ангельской хранима!»
 
 
Нахмурив брови, Ангел отвечал:
«Не обвиняй природу: совершила
Она свое –  свершай и ты свое,
И к мудрости не будь так недоверчив;
Но будешь ты оставлен ею, если
Сам не оставишь ты ее в тот миг,
Когда она тебе всего нужнее.
Чем так ты восхищен и что приводит
Тебя в восторг подобный? Красота?
Она прекрасна, спору нет, достойна
Вполне и ласк твоих, и уваженья,
Любви твоей, но подчиненья –  нет!
Сперва ее сравни с собой спокойно,
Потом суди. Нет в мире ничего
Полезнее порой для человека,
Как уваженье к самому себе,
Поддержанное правом и рассудком.
Чем более покажешь ты его,
Тем более она готова будет
Тебя своим главою признавать
И внешность силе внутренней уступит.
Природа так украсила ее,
Чтобы нравилась тебе она, и чести
В ней много, чтобы честно ты любил
И уважал свою супругу; промах
Она заметит твой, как только ты
В глазах ее быть мудрым перестанешь.
Но если выше прочих всех утех
Телесную ты эту ценишь сладость,
С которой в размножении своем
Невольно связан человек, то вспомни,
Что то же ценит каждый зверь и скот;
Что не могло бы это чувство общим
Настолько быть для них и для тебя,
Когда бы нечто высшее в нем было,
Достойное, чтоб человека дух
Ему совсем подпал под игом страсти.
Что высшего, достойного тебя,
Полезного, разумного найдешь ты
В ее приятном обществе –  люби!
Любовью наслаждайся, а не страстью:
Где страсть царит, нет истинной любви.
Любовь уму для утонченья служит
И расширяет сердце; в чувстве правды
И в разуме –  основы для нее;
Она тебе есть лестница, по коей
К любви небесной восходить ты можешь.
Не погрязай же в плотском наслажденьи:
Затем ведь для себя среди зверей
И не нашел ты общества и друга».
 
 
Ему Адам, немного пристыжен,
Ответил: «Ни прекрасная наружность,
Ни что-либо иное, что всем тварям
При размноженьи свойственно (я, впрочем,
Обряды ложа брачного ценю
Гораздо выше –  свято чту их тайны),
Меня к себе так сильно не влечет,
Как множество поступков грациозных,
Как тысячи тех милых мелочей,
Которые из слов ее и действий
Вседневно истекают для меня
С любовью и доверчивостью сладкой
И непритворно связывают нас
Единодушьем разума и сердца.
Гармония супружеской четы
Приятнее всех сочетаний звуков.
Но я не подчиняюсь ей; тебе
Открыл свое я внутреннее чувство,
И если в ощущениях своих
Разнообразных ясно отдаю я
Себе отчет, не значит, чтобы я
Им подпадал: я их ценю свободно
И лучшему последовать готов.
Ты за любовь меня не порицаешь;
Любовь ведет, сказал ты, к Небесам:
Она и путь нам, и путеводитель.
Итак, позволь задать еще один
Вопрос; скажи мне: любят Духи Неба
Иль нет? И как свою они любовь
Друг другу выражают? Только взором?
Смешением лучей? Прикосновеньем,
Лишь мысленным притом, иль настоящим?»
 
 
Ему ответил Ангел, улыбаясь
И розовым румянцем (цвет любви)
Зардевшись: «Будь доволен тем, что знаешь,
Что мы блаженны, без любви же нет
Блаженства. Все, что чистого вкушаешь
В своем телесном наслажденья ты
(А чистым ты был создан от природы),
Вкушаем также в высшей мере мы,
Причем преграды нет нам в оболочках,
Суставах, членах: обнимаясь, Духи
Друг с другом съединяются вполне
И чистое стремится слиться с чистым!
Им в местной связи надобности нет,
Как там, где плоть соединиться тесно
Стремится с плотью и с душой душа.
Но мне пора; садясь, уходит солнце
За мыс земли зеленый, край далекий
Цветущих Гесперидских островов:
Знак, что я должен уходить. Будь крепок,
Живи себе в блаженстве и любви,
Но более всего люби на свете
Того, к Кому любовь –  повиновенье,
И заповедь великую храни;
Страшись, чтоб страсть, твой покорив рассудок,
Тебя не побудила сделать то,
Что по свободной воле ты б не сделал.
Твое и всех сынов твоих спасенье
Иль горе их зависит от тебя:
Запомни это! Если тверд пребудешь,
Возрадуюсь я на тебя и мир
Блаженный весь со мною возликует.
Так стой же крепко: устоять иль пасть –
От твоего зависит лишь решенья
Свободного; внутри ты совершен,
И помощи извне тебе не нужно;
Умей все искушенья отразить!»
 
 
Сказал –  и встал. Адам с благоговеньем
Последовал за ним: «Уходишь ты,
Небесный светлый гость, посол эфира,
Ниспосланный мне Тем, чью власть и благость
Я обожаю! Добр ты был ко мне
И ласков в снисхожденьи бесконечном,
И благодарной памятью всегда
Тебя я буду чтить; ты ж к человеку
Будь дружествен и часто приходи!»
 
 
Они расстались: Ангел в Небеса
Взлетел сквозь мрак, Адам ушел в беседку.