Текст книги "Лучезарная"

«Помоги мне».

– Дайо, – прохрипела я.

«Тар! – В голосе чувствовалась паника. – Луч сработал? Ты меня слышишь?»

«Я уже иду, – подумала я яростно. – Где ты?»

«У окна, – ответил Дайо с запинкой. – Я спал… Потом вдруг стало жарко… дым… я пытался выбраться… но у дверей стоял мужчина, я не видел его лица…»

«Ты должен прыгнуть, – сказала я. – Вспомни о маске и о том, что говорили жрецы. Ты не умрешь, Дайо».

«Здесь… очень высоко. Я не смогу, Тар. Я не верю ни жрецам, ни маске… ни Лучу. Я не смогу».

– Я уже иду! – повторила я вслух, используя голос в голове в качестве компаса.

Наверняка изображенные в Зале Снов члены прошлых Советов были покрыты копотью, скрывавшей благочестивые улыбки. Голос Дайо становился громче, как и рев пламени. Я завернула за угол и прищурилась: передо мной яростно вздымалась к потолку стена огня.

Двери в спальню.

Створки трещали и плевались искрами. Жар опалял меня даже на расстоянии нескольких шагов. Сердце бешено билось. Внезапно собственный героизм показался мне нелепым.

«Я ведь всего лишь девочка, что, во имя Ама, я делаю?» – подумала я.

Над дверями рухнула балка, подняв целый сноп искр, и я вскрикнула, когда огонь опалил лицо. Я развернулась на пятках и побежала обратно по коридору. Я не смогу. Я не смогу спасти Дайо, но мне и не нужно: у него есть Луч.

Принц прыгнет.

Верно?

Сандалии топали по каменному полу и обугленному ковру… а затем в голове снова зазвучал голос. На сей раз это была не связь через Луч, а воспоминание о том, как мы познакомились с Дайо.

«Ты будешь еще одной, да? Еще одним человеком, который мне нравится».

Я замедлилась, колени подгибались, а по спине стекал пот. Остановившись, я сделала глубокий вдох… и вновь развернулась к пылающим дверям. Воздух свистел в ушах из-за быстрого бега.

«Я не сгорю, не сгорю, не сгорю, – повторяла я. – Я – не – сгорю».

Но я не верила себе. Да, я осталась невредимой, упав в кухонный очаг еще в детстве, но это не значило, что я особенная. Усадьба Бекина была специально зачарована для моей защиты, но невидимый щит, вероятно, рассеялся в ту же минуту, как я уехала.

И все же я продолжала на полной скорости бежать прямо в огонь.

Я ощутила невыносимую обжигающую боль – и в следующий момент оказалась за дверями. Одежда загорелась. Закричав, я бросилась на пол, катаясь по плиткам. Потушив пламя, я решила не проверять, есть ли у меня серьезные ожоги, а пошла дальше, пригнувшись к полу, где дыма было меньше всего.

– Тарисай?

Голос принца охрип. Дайо скрючился в оконном алькове, освещенный луной. Сорванная занавеска догорала на полу.

– Я здесь!

Я кинулась к нему и протянула руку. Он закашлялся, глядя на меня мутными глазами.

– Давай же, – просипела я. – Ты должен прыгнуть.

– Нет, не могу, – пробормотал он. Его лицо и шею покрывали пятна ожогов. – Мне страшно. И… ты останешься одна. Я тебя не брошу, Тар.

Долгую секунду я раздумывала, а не столкнуть ли мне Дайо. Но не могла заставить себя, даже зная, что он не умрет. Даже зная, что это для его же блага… слишком сильно это походило на убийство.

А вдруг, если я толкну его, что-то внутри меня пробудится? Та часть, которую я ненавидела и боялась?

Поэтому я просто помогла ему спуститься. Дайо пошатнулся – ноги его не держали.

– Извини, – выдохнул он. – Просто… дым…

– Я понесу тебя.

– Ничего не получится. Двери горят.

– Я пройду сквозь огонь. – Я тяжело сглотнула, пытаясь поверить сказанному. – Я ни капли не нормальная, Дайо. Я противоестественна и опасна. Я не очень хороший человек. Но я могу тебя защитить.

Я протянула ему дрожащую руку. «У меня есть выбор. Я напишу свою историю».

– Тебе нужно только мне довериться.

Дайо кивнул и тяжело привалился ко мне. Я подняла его так, чтобы нести на спине, спрятав лицо в остатках туники. И бросилась к дверям.

Дайо закричал, но мое тело приняло основной удар жара на себя, закрыв принца от пылающего ада. Мы вывалились наружу, перекатились, затем я схватила его за руку, и мы пошли, пригибаясь от дыма, через темный коридор.

Так, задыхаясь и кашляя, мы наконец добрались до мраморного вестибюля Детского Дворца, где нас сразу окружили перепуганные придворные.

– Его Императорское Высочество… о боже, его кожа… Сказитель Ам никогда не простит нас!

Сквозь шум доносился чей-то низкий монотонный голос, и слуги ахнули, когда ожоги, обезобразившие лицо Дайо, начали разглаживаться и заживать. Мелодичное пение продолжилось, и толпа расступилась, пропуская Киру и Санджита.

Кира пела, протянув руку к принцу. Слезы катились по ее лицу. Кожа Дайо исцелялась. Вскоре остался только вертикальный бледный шрам, который начинался у щеки, сползал к челюсти и заканчивался около ключицы.

– Никогда больше не покидай нас, – сказала Кира, касаясь щеки принца.

Затем она обернулась и крепко меня обняла. Санджит обхватил нас троих, выдавив весь воздух из легких, и мы смеялись до тех пор, пока армия паникующих слуг не разлучила нас.

– Подождите, – прохрипел Дайо, пока целители не успели забрать нас в лазарет. – Сначала я должен кое-что сделать. Кое-что… спросить.

Он повернулся ко мне и ослепительно улыбнулся. Я занервничала, чувствуя себя неловко: все на нас смотрели.

– Ты чуть не умер, Дайо, – пролепетала я. – Иди с целителями. Остальное подождет.

– Нет, Тар.

Дайо достал из-под обугленного ворота ночной рубашки цепочку с золотым флаконом.

– А теперь ты любишь меня, Тарисай из Суоны?

Мое сердце забилось чаще.

– Дайо… – прошептала я.

– Твой разум впустил Луч, – сказал он. – Ты прошла проверку. Услышала меня… и спасла.

Дрожа от слабости, Дайо опустился на одно колено и откупорил флакон с маслом пеликана.

Широко улыбнувшись, он произнес ритуальные фразы, которые говорили прежние наследники империи:

– Станешь ли ты луной для утренней звезды? Готова ли ты, Тарисай из Суоны? Займешь ли ты место в моем Совете?

Зал взорвался восторженным шепотом. Но я проигнорировала собравшихся.

«Скажи “да”! – кричало все мое существо. – Правь миром. Обрети семью. Подумай о Дайо. О Кире и о Санджите, и о замке у моря».

Но я не могла. Желание Леди было ясным и четким: когда он помажет меня, я превращусь в чудовище. Мои проклятые руки… они сожмутся вокруг его шеи на глазах у всех, и я никогда не буду свободна. Я не стану нормальной, как бы я ни пыталась. Я сломана. И слова Леди выжжены в сознании, как вечный шрам, если только…

Если только я не сотру их.

Я медленно нашла взглядом Санджита, который с беспокойством наблюдал за мной в толпе перешептывающихся кандидатов. Я вспомнила, каким затравленным он был в нашу первую встречу. Королевский Медведь горбил плечи, находясь под бременем своих теней и кошмаров. Но теперь он стоял прямо и уже не хмурил лоб. Я помогла ему. Исцелила шрамы в памяти. Я помогла мальчику из Дирмы забыть его историю.

Почему бы мне не сделать то же самое для себя?

Сделав глубокий вдох, я надавила пальцами на виски и начала стирать воспоминания.

Я вторгалась в чертоги собственного разума, с ноги вышибая двери на своем пути и поджигая каждую комнату. Сначала я сожгла Кэтлин и Ву Ина, позволив их лицам и голосам превратиться в смутный дым. Разум сопротивлялся, отчаянно пытаясь заполнить появившиеся бреши. Кто привез меня в Олуон? Мужчина и женщина. Или… две женщины? Я не знала. О чем они говорили? Леди – Дар – миссия… Слова быстро обращались в невнятное месиво, как упавшие на землю манго, гниющие на жаре. Я ничего не помнила о путешествии в Олуон: люди, которые привезли меня во дворец, стали призраками.

Голова закружилась, но я безжалостно продолжала.

Следующая комната.

Теперь пламя охватило и усадьбу Бекина, и саванну Мелу, и память о первых двух желаниях матери. Меня трясло и бросало в жар. Словно издалека я слышала голоса Дайо и других подростков, испуганно переговаривающихся рядом. Кто-то принес стул, и я села – Дайо до сих пор сохранял коленопреклоненную позу.

– Дайте мне секунду, – выдавила я. – Мне просто нужно… отдышаться…

Большая часть воспоминаний оказалась сосредоточена в нескольких областях разума, но Мелу был везде, словно вирус, привязывающий меня к воле Леди. Он не без труда покинул саванну, чтобы коснуться моего рассудка.

«Остановись!» – взвыл он.

– Нет, – проскрежетала я.

«Остановись! У тебя ничего не выйдет. Ты наполовину эру, тебе суждено…»

«НЕТ!» – взревела я в ответ.

Лицо и голос Мелу тоже поглотило пламя. Я больше его не знала.

Последняя комната была самой трудной. Схватившись за голову, я скрючилась от боли, покачиваясь из стороны в сторону и тихо всхлипывая.

– Нам нужен целитель! – закричал Дайо.

Кира начала напевать успокаивающую мелодию, но я зажала уши. Не время отвлекаться.

Лицо Леди сопротивлялось огню, будто высеченное из цельного алмаза. Я бросала в нее угли и горящие факелы, создавала целые реки пламени, но она улыбалась, абсолютно невредимая.

«Сдавайся, – беззвучно говорила она. – Твой разум защищает мой образ столь же свирепо, как и твое собственное имя».

«Но я – не ты», – прошептала я.

«Уверена?»

На лбу у меня выступил пот.

«Мое имя – только мое. Мое имя только мое. Мое – имя. Только – мое…»

И наконец алмазный щит дрогнул.

Исчез блеск пронзительных черных глаз Леди. Улетучился запах жасмина и ощущение ее рук. Пропал музыкальный глубокий голос, повторяющий: «Я – моя».

И в дыму, куда уже не проникал взгляд, скрылись и смертоносные слова, произнесенные надо мной, как заклинание:

«Я приказываю тебе убить его».

Я открыла глаза. Все вокруг в изумлении на меня таращились, странно неподвижные, будто обратившиеся в камень. О чем я думала только что? Меня что-то… тревожило. И тяготило. Наверное, из-за пожара. Плохие люди… Кто-то, кого я знаю, пытался убить Дайо. Я так беспокоилась. Так перепугалась. Я бы не вынесла, если бы Дайо погиб, потому что…

Я уставилась на его лицо, украшенное теперь шрамом, на копну черных кудрей, на изящные черты, которые я знала, как свои собственные. Я люблю его. Чувство было неоспоримым фактом, как то, что солнце встает по утрам над дворцовыми башнями, озаряя равнины, зеленеющие под небом Суоны.

Я опустилась напротив Дайо на колени и прислонилась к его лбу своим.

– Я готова, – сказала я. – Я принимаю твое предложение.

На щеках у него заблестели слезы. Запах морской соли и обожженных перьев наполнил воздух: Дайо нарисовал у меня на лбу символ пеликаньим маслом. Затем он достал небольшой нож и сделал порез – сначала на своей ладони, а потом – на моей.

– Теперь ты моя, – выдохнул он, сцепляя наши руки и смешивая кровь.

Меня обдало жаром. Я застыла: сейчас должно случиться что-то плохое. Нечто ужасное, чего я не могла вспомнить…

Но ничего не произошло.

Дайо встал и притянул меня к груди, заключив в объятия. Я вздрогнула от облегчения. Прикосновения принца теперь были не просто утешением. Я хотела находиться рядом с ним. И не расставаться ни с Кирой, ни с Камероном, ни Умансой, ни со всеми остальными назваными братьями и сестрами. Тело нуждалось в их тепле столь же остро, как нуждалось в воде и пище. Лучевая тоска: неутолимый голод Помазанников.

Санджит преклонил колени для помазания спустя мгновение после меня.

– Мне никогда не требовался священный титул, чтобы защищать тебя, братец, – признался он и улыбнулся Дайо, глядя на свежий порез на ладони. – Но я приму любое имя, которое ты мне дашь, лишь бы оставаться возле тебя.

Затем Дайо представил нас толпе придворных и кандидатов, и они уважительно преклонили колени.

Я моргнула.

– Они не должны кланяться. Только не мне.

– Разумеется, должны, – ответил Дайо, переплетая наши пальцы. – Ваше Святейшество.

Часть 2

Глава 10

Мир снаружи скандировал мое имя, но все, чего мне хотелось – это вздремнуть.

– Благодарим за посещение Эбуджо, Ваше Святейшество. Ох, неужели я вас вижу?

– Прости, – пробормотала я. Как долго этот ребенок стоит на коленях? Я прищурилась, разглядывая со своего позолоченного трона мальчика с недостающим передним зубом. – Что ты сказал?

Возле меня улыбались названые братья и сестры, к которым тоже подходили просители. Я понятия не имела, как остальным советникам Дайо удавалось сохранять хорошее настроение, принимать подарки и поздравления, целовать маленьких детей, которых совали им в лицо, и так далее. Мы почти ничего не ели в течение многих часов.

Мы безостановочно путешествовали по империи уже целый год. Когда Дайо помазал последнего члена Совета, добросердечного Затулу из Джибанти, мы отправились в благотворительный тур: пересекали пески, снега и саванны, и в каждом городе нас приветствовали люди, которыми мы однажды будем править.

Все завершилось здесь, в священном городе Эбуджо, где советники, из поколения в поколение, получали официальные титулы.

По улицам нас развозили на передвижных платформах, запряженных ручными львами с заплетенными гривами. Радостные крики толпы и бой барабанов заглушали даже мои собственные мысли.

– Не переставайте махать им, – велела Мбали перед церемонией. – Улыбайтесь. О вас будут рассказывать внукам и правнукам. Вы больше не люди: каждый из вас – нация и живая история.

Дорога к храму была усеяна горожанами, облаченными в лучшие праздничные одежды. В воздухе чувствовался аромат духов, дети бросали на дорогу лепестки цветов – золотистые, красные и белые. Гриоты били в барабаны и трясли маракасами.

Под этот ритм жители Эбуджо пели новую версию известной народной песни Аритсара:

 
Барабан его – Тарисай: нсе-нсе!
Плуг его – Санджит и Уманса: гпо-по!
Тео с Камероном любуются танцем,
Золото с черным: Экундайо прекрасен!
 
 
Майазатель копье его точит: нсе-нсе!
Благословенная Кира ткет платье,
Тереза с Эмеронией любуются танцем,
Золото с черным: Экундайо прекрасен!
 
 
Косы ему заплетает Затулу,
Приносит Ай Лин вино ему: гпо-по!
Одиннадцать лун любуются солнцем,
Золото с черным: Экундайо прекрасен!
 

Но я не могла думать ни о чем другом, кроме ужасной головной боли.

– Вы в порядке, Ваше Святейшество? – спросил меня мальчик, до которого дошла очередь в храме, и неловко переступил с ноги на ногу.

У меня все поплыло перед глазами, но я натянула на лицо улыбку и кивнула:

– Что это у тебя?

Мальчик застенчиво вложил в мою руку тряпичную куклу.

– Это вы. Я сшил ее из своей лучшей туники. Она мне мала, мама хотела продать одежду на тряпки, но я не разрешил.

Туловище куклы было сделано из темно-коричневого льна и очень походило сложением на меня. Над улыбкой-швом беззаботно сияли пуговичные глаза, а на голове имелись косички из черной шерсти.

Сердце болезненно кольнуло. От куклы в мою ладонь передалось воспоминание о дрожащих пальцах мальчика, с волнением орудующих иголкой: он случайно укололся, когда мастерил тряпичную игрушку. Я заставила маленькую Тарисай поклониться, и мальчик рассмеялся.

– Спасибо, – сказала я. – Откуда ты узнал, как я выгляжу?

– У нас на семейном постоялом дворе есть групповой портрет, Ваше Святейшество. Торговец привез его из столицы. На холсте изображены вы, принц Экундайо, Королевский Медведь и остальные советники принца. Иногда мы оставляем под картиной кукурузу. Или корни маниока, или пальмовое вино.

Я подняла бровь:

– Зачем?

– В качестве подношений, – выпалил он и заморгал, будто я задала вопрос, ответ на который очевиден. – Чтобы люди собрали хороший урожай.

Я открыла рот – и тотчас закрыла его. Перед храмом выстроилась очередь из представителей знати и простолюдинов со всего континента. Чужие глаза жадно следили за переливами моего украшенного драгоценными камнями одеяния, за блеском радужных бусин на запястьях и шее, за бликами золотых браслетов на плечах. Мне стало неуютно. Они ведь знают, что я обычная смертная… верно?

– Вы – моя любимая советница, – продолжал мальчик радостно. – Сестра считает, что Ее Святейшество Ай Лин красивее, но вы же умеете читать мысли. Или воспоминания? Мы с сестрицей пока не решили. Тетушка говорит, как-то подозрительно, что никто не знает, кто ваши мать и отец, но мой папа считает, это неважно – вы спасли принцу Экундайо жизнь, и я думаю…

Его голос стал звучать глухо. В голове снова вспыхнула боль. Эти слова: мать и отец.

Мигрени не оставляли меня с момента помазания. Из прежней жизни я помнила только две вещи: манговый сад и имя Леди. Как и велела Мбали, за все годы в качестве кандидата я никогда не говорила о матери открыто, а теперь не могла это сделать, даже если бы и захотела. Но когда я засыпала, на краю сознания часто эхом звучала песня: «Я – моя. Она – это я, и она – лишь моя».

– Ваши родители бедные? – заговорщицки прошептал мальчик. – Вы навестите их, когда вернетесь в Суону?

Виски пульсировали. Воздух перестал проходить в легкие.

– Я… не знаю. Я…

– Достаточно вопросов для Ее Святейшества, – заметил Дайо и поднялся с трона.

Ребенок замер, побледнев.

– Ваше… Ваше Императорское Высочество.

Дайо улыбнулся и присел: теперь его шрам оказался на уровне глаз парнишки. Отметина, похожая на сложный узор, сползала от щеки к челюсти и заканчивалась, разветвляясь, на ключице. После пожара Кира смогла добиться исцеляющей песней только этого.

Когда я смотрела на шрам, головные боли всегда усиливались.

Обсидиановая маска свисала у Дайо с шеи: теперь ее незачем было прятать. Все двенадцать полос неуязвимости ярко сияли, радужно отсвечивая на лице мальчика, который пришел в храм.

– А мама, должно быть, гордится тобой, – сказал Дайо мягко. – Могу поспорить, ты лучший кукольный мастер во всем Эбуджо.

Мальчик деревянно кивнул, и Дайо растрепал ему волосы. Затем ребенок поклонился и отошел обратно к толпе, потрясенный до глубины души.

Дайо положил руку мне на плечо.

– Память не вернулась? – спросил он.

Я покачала головой:

– Как ужасно! Я должна быть имперским делегатом Суоны. Но как я могу представлять регион, который даже не пом…

– Забудь о Суоне, – перебил он меня, и я удивилась: Дайо всегда выслушивал собеседника до конца. – То есть… – Он поколебался. – Ты теперь одна из нас. Вот что самое главное, правда? И ты еще не скоро станешь делегатом Суоны. Пока отец не умр… я имею в виду, пока отец не отправится в деревню, мы будем просто планировать военные кампании и устраивать праздники в Крепости Йоруа. Это может длиться годами. Даже десятилетиями.

В Аритсаре считалось плохой приметой говорить о смерти правителя Аритсара. Поэтому мы изъяснялись витиевато, мол, император «ушел в деревню и не вернется в ближайшее время».

Большинство властителей «не уходили в деревню» раньше восьмидесяти лет, а значит, Дайо может быть уже за сорок, когда он вместе с Помазанниками займет трон. До тех пор мы будем жить в Крепости Йоруа – сонном замке на побережье Олуона, где наследные принцы коротали время после помазания Совета. Когда благотворительный тур завершится, мы поедем прямо туда, а в Детский Дворец будем возвращаться во время редких визитов в столицу.

– Было бы неплохо жить в собственном доме, – согласилась я. – Я не стану скучать по испытаниям и проверкам. Или по тому, как нас будили барабаны.

Дайо с любопытством на меня посмотрел.

– Ты вспотела. Нервничаешь из-за Разлома? Оттуда много лет никто не вылезал, ты ведь знаешь?

Я поморщилась:

– И не нужно, эта дыра жутко воняет. Как вообще жрецы такое выносят?

Сердцем храма Эбуджо был просторный зал с высокими стенами и без крыши. Несколько веков назад купол уничтожили монстры. Вокруг нас возвышались колонны из полупрозрачного известняка с фиолетовыми прожилками: казалось, что они поддерживают небо. На одной стороне располагались мраморный алтарь, расставленные полукругом позолоченные троны и площадка для зрителей. На другой, огороженный низким забором с шипами и охраняемый воинами-шаманами, находился Разлом Оруку: вход в Подземный мир.

Трещина уходила глубоко в землю – она смахивала на разинутую в усмешке адскую пасть, источающую синие миазмы. Изначально храм построили как крепость вокруг Разлома, чтобы защитить местных жителей от нападений нежити. Но после Перемирия, заключенного Энобой, Искупители вынуждены были регулярно входить в Разлом, поэтому неприступную крепость превратили в храм. Каждые сто лет здесь проводился Ритуал Мира, в котором участвовали наследный принц и послы со всего континента. Это был предварительный обряд, менее пышная версия Продления Перемирия, которое годом позже происходило в Олуоне, – в нем участвовали и император, и правители королевств.

В нынешнее столетие предварительный обряд совпал с церемонией, на которой нам должны были сообщить титулы, унаследованные от Одиннадцати императоров.

Я глянула на Киру, сидевшую чуть поодаль от меня. Нам велели одеться в то, что символизирует наши родные королевства, и она выглядела потрясающе в струящейся тунике и штанах, которые обычно носили старейшины Благословенной Долины. Хотя наши титулы еще не объявили, все знали, что Кира заменит Мбали в качестве Верховной Жрицы Аритсара. Очередь к ней выстроилась самая длинная, не считая просителей, желающих посоветоваться с Дайо: к Кире шли и представители знати, и простые люди, отчаянно надеявшиеся ощутить ее целительный Дар. Сейчас у нее в ногах рыдал старый лысый мужчина, бормоча благодарности, пока она пела.

Я вызвала Луч Дайо. Когда в центре головы запульсировало тепло, я направила его к Кире.

«Не изматывай себя, – сказала я. – Ты никому не поможешь, если у тебя сядет голос».

Кира подняла взгляд и устало улыбнулась.

«У меня не хватает сил, чтобы исцелить хоть кого-то из них полностью, – ответила она. – Но они все равно смотрят на меня как на божество. Даже не знаю, смеяться или плакать».

Я нахмурилась, послав по мысленной связи волну сочувствия. Когда Кира ответила, я тут же почувствовала себя бодрее. Ничто не помогало от лучевой тоски лучше, чем общение через Луч.

Я уже почти не помнила, каково это – жить без Луча. Я никогда не ощущала подобной близости – возможности свободно общаться с друзьями без слов, делиться образами, даже чувствами. Во всяком случае, я не помнила, чтобы раньше у меня было нечто подобное. В Детском Дворце мы спали на полу Зала Снов, переплетаясь в клубок, будто львята из прайда, но иногда… мне начинало казаться, что это чувство мне знакомо. Я уже кому-то принадлежала раньше, ощущая точно такую же близость и потребность, какую давала связь Луча.

Задолго до того, как я попала в Детский Дворец, я была чьей-то.

Подобно острову, покрытому туманом, уголок моей личности всегда оставался вне досягаемости. Я могла бы построить плот и доплыть до него – перебороть волны сопротивления собственного разума, ступить на берег прошлого, – но была слишком труслива, чтобы попробовать.

«И не пробуй, – говорил всегда Дайо, когда я делилась с ним тревожными мыслями. – Ты теперь дома. Зачем тебе быть где-то еще?»

«Эти двое… – произнес через Луч другой голос в моей голове. – Тарисай, ты видела их раньше?»

Голос оказался низким и бархатным, с явным дирмийским акцентом, и у меня мурашки побежали вдоль позвоночника. Я подавила смущение, надеясь, что через Луч оно не передалось, и встретилась взглядом с Санджитом.

Он сидел слева от меня, одетый в черный кафтан дирмийских генералов, расшитый жемчугом. Он кивнул на следующую группу просителей.

«Ты их знаешь?»

Передо мной стояли изокенка в зеленом плаще с капюшоном и мужчина, тело которого полностью покрывали татуировки Искупителя. Большинство тех, кто подходил ко мне, вели себя робко, смотрели под ноги, бормоча поздравления и вручая дары. Однако эти просители смотрели мне прямо в глаза… и усмехались.

Я покачала головой, повернувшись к Санджиту:

«Я никогда их не видела. А ты?»

Он задумался.

«Пожалуй, лишь однажды. В твоих воспоминаниях, которые ты показывала, пока не забыла детство. Но это было давно. Я могу ошибаться».

Искупитель сделал шаг вперед и поклонился, издевательски замерев в покорной позе дольше положенного.

– Ваше Святейшество.

– Спасибо, что пришли сегодня, – сказала я вежливо. – Сонгланд очень далеко от Эбуджо. Наверное, ваш путь выдался нелегким, господин…

Когда я сделала паузу, ожидая, пока он назовется, мужчина посмотрел на меня с насмешкой, словно я задала вопрос, ответ на который уже известен.

– Меня зовут Ву Ин, – представился он, напряженно улыбаясь. – И самое трудное путешествие в моей жизни началось в этом храме.

Я вспыхнула от стыда, когда он посмотрел на исходящий паром Разлом Оруку.

– Разумеется, – пробормотала я, ругая себя за бестактность. – Наверняка зал вызывает у вас ужасные воспоминания. Это большая честь для меня, что вы вернулись сюда для встречи со мной. Примите мою глубочайшую благодарность.

Ву Ин перебросил через плечо темно-синий плащ и снова наклонился, чтобы поцеловать мой перстень-печатку.

– Мне не нужна ваша благодарность, – холодно проронил он. – Но я приму вашу справедливость: обещайте, что моя история не повторится с другими детьми Сонгланда.

Я резко отняла руку.

– О чем вы?

Вместо ответа Ву Ин повернулся к своей спутнице. Изокенка держала за руку Искупительницу, которую я почему-то не заметила. Девочка присела в реверансе, глядя на меня: лицо у нее было выразительное и любопытное, а кожу покрывали геометрические рисунки. Я обратила внимание на то, что татуировки отличаются от узоров Ву Ина: его были фиолетовыми и светились, а ее оставались синими и блеклыми. Это означало, что она еще не путешествовала в Подземный мир.

– Меня зовут Е Юн, – подала она голос. – Приятно познакомиться, Ваше Святейшество.

Короткие темные волосы Искупительницы украшал венок из ландышей. Она застенчиво предложила мне такой же.

Я наклонилась, позволяя возложить венок мне на голову.

– Благодарю, – сказала я.

Она широко улыбнулась, будто мы разделили на двоих некую тайну.

– Вы такая же красивая, как ваша мама.

Я застыла.

– Я… Что, прости?

– Вы ведь спасете нас, – затараторила она воодушевленно. – Леди обещала, что все произойдет со дня на день, но сначала вам нужно вернуть воспоминания. Надеюсь, это будет скоро. У меня не очень много времени до…

Взгляд девочки устремился к Разлому.

Наверное, ребенок бредил. Может, это побочный эффект Искупителей? Бедняжка… вероятно, родители бросили ее сразу после рождения.

– Е Юн, – тихо спросила я, – сколько тебе лет?

– Почти одиннадцать, – ответила она бодро.

В животе у меня завязался узел. Искупители должны отправляться в Разлом по достижении десяти лет. Согласно историческим свиткам, если они отказывались подчиниться, то Подземный мир начинал мстить.

Но ведь не все старые легенды – правда? Неужели абику – духи, с которыми Эноба заключил Перемирие Искупителей, – обидятся из-за потери маленькой девочки? На сердце у меня полегчало. Совет императора способен помочь Е Юн. И конечно, Перемирие допускает одно исключение. Мне только нужно выиграть немного времени.

Я наклонилась, схватив Е Юн за плечи:

– Послушай, я хочу, чтобы ты спряталась. Здесь, в храме, но не попадайся на глаза жрецам. Я пошлю за тобой, когда закончится церемония. Тогда ты сможешь навестить меня в Крепости Йоруа. Согласна?

Улыбка Е Юн стала шире, но она оглянулась на изокенку и Ву Ина, чтобы те вынесли вердикт. Они пожали плечами, и девочка, восторженно захихикав, затерялась в толпе.

– Вы – ее опекуны? – поинтересовалась я у незнакомцев.

Выражение лица Ву Ина стало строже.

– Все Искупители – мои братья и сестры. И любой, кто посягнет на их свободу, станет моим врагом.

Тут вперед вышла изокенка. Усмехнувшись, она протянула мне барабан.

– Меня зовут Кэтлин, о великая Помазанница. Прошу, примите этот скромный сувенир. Если верить слухам, барабан когда-то принадлежал императрице Айеторо. В подобном артефакте содержатся бесценные истории, и только Дар, подобный вашему, поможет узреть их. Возможно, они напомнят Помазаннице о ее прошлой жизни.

Я изучила подарок, постукивая по нему нетерпеливыми пальцами. Барабан был сделан в форме песочных часов с полосками натянутой козьей кожи по бокам, чтобы регулировать высоту звука. Палочку засунули за одну из полос – для сохранности. На поверхности оказался выбит узор из двух дисков и переплетенных рук и имелась надпись на древнеолуонском. Прищурившись, я попыталась перевести ее: «Истина не умрет, пока гриоты бьют в барабаны».

– Где вы это нашли? – спросила я.

Ву Ин загадочно улыбнулся:

– Некоторые предпочитают сберегать свою историю, а не забывать ее.

Я погрузилась в воспоминания барабана, но обнаружила только пыль, сырость и пауков. Я поморщилась и слегка покачала головой.

– Его слишком долго хранили в кладовой, – заметила я. – Мой Дар позволяет вернуться лишь на несколько десятилетий назад. Я не могу пробудить память об Айеторо. Но благодарю вас: этот дар в любом случае бесценен.

Ву Ин и Кэтлин, похоже, были разочарованы.

– А я говорила Леди, что барабан не сработает, – пожаловалась женщина, обращаясь к Ву Ину и даже не потрудившись понизить голос. – Слишком сложно. Древние артефакты никогда не помогут ей вспомнить, кто она. Нам нужно пробудить эру у нее внутри.

– Только Леди может общаться с Мелу, – пробормотал Ву Ин. – Значит, ей придется потрудиться самой.

От их слов кровь застыла у меня в жилах. Неужто Санджит прав и эти люди знали меня? И самое важное, почему я решила их забыть?

Но прежде чем я смогла задать больше вопросов, в храме раздался бой барабанов. Дворцовый секретарь со свитками из телячьей кожи торопливо вошел в зал, а Ву Ин и Кэтлин растворились в толпе.

Под взволнованный шепот зрителей Дайо получил от секретаря свиток.

– Жители Аритсара и почетные гости из Сонгланда, – объявил он, кланяясь каждой группе вокруг нас. – После долгих раздумий советники моего отца наконец утвердили титулы, которые унаследуют Помазанники. Сегодня я с глубочайшим удовольствием зачитаю вам принятое решение.

Он беззвучно послал каждому из нас ощущение тепла через Луч.

«Готовы?» – мысленно спросила Кира, и одиннадцать других голосов откликнулись в моей голове.

«Шутишь, что ли?»

«Вообще неважно, какой я получу…»

«Жду не дождусь…»

«Главное – уехать из тесного Детского Дворца…»

Дайо прочистил горло и развернул свиток. На лице его сверкнула улыбка, и я тотчас поняла: первое имя в списке его не удивило.

– В качестве наследницы титула Верховной Жрицы, – сказал Дайо, – Ее Святейшество Мбали из Суоны выбрала Киру из Благословенной Долины.

Все в храме одобрительно закричали. Кира встала. Глаза ее блестели.

– Я принимаю титул будущей Верховной Жрицы, – произнесла Кира и заулыбалась, когда секретарь императора возложил золотую корону-обруч ей на голову.

Следующее назначение также не стало сюрпризом.

– В качестве наследника титула Верховного Генерала, – продолжал Дайо, – Его Святейшество Вагунду из Джибанти выбрал Санджита из Дирмы.

Санджит поднялся, безразлично приняв титул и золотой обруч. Мое сердце болезненно сжалось: Санджит ненавидел использовать Дар ради насилия и надеялся на более мирное назначение. Но гражданской войны в Аритсаре не случалось уже много десятилетий, а королевства с других континентов нападали на нас очень редко. Возможно, понадеялась я наивно, Санджиту никогда не придется сражаться с кем-то всерьез.