Текст книги "Европа в эпоху Средневековья. Десять столетий от падения Рима до религиозных войн. 500—1500 гг."

Глава 3
Германское завоевание и падение Рима

С введением еще одного элемента четыре главных источника нашей цивилизации слились воедино. Германцы ждали долго. Беспокойное движение их племен в поисках новых земель, охватившее империю в V веке, началось за пятьсот лет до того. Вторжение кимвров и тевтонов в конце II века целое десятилетие держало Рим в страхе, и через полвека Юлий Цезарь нашел возможность начать завоевание Галлии с того, что изгнал уже победное войско германца Ариовиста, оккупировавшего галльскую территорию. Если бы не римляне, захват германцами Западной Европы последовал бы сразу, может, несколько медленнее, чем когда он произошел на самом деле, однако без задержки. Но теперь им пришлось прождать несколько веков, все больше и больше узнавая о чудесах и богатствах вожделенных земель, все больше и больше стремясь обладать ими, стараясь в течение многих поколений отыскать хоть какое-то слабое место, через которое они могли бы пробиться, но римлянам всегда удавалось отбросить их. И вот наконец их время пришло.

Германцы по природе были беспокойным народом, склонным к авантюрам. При том перенаселении, которое существовало на их родине, уже существенно ощущалась нехватка земель для пропитания народа, учитывая их примитивные сельскохозяйственные методы. Именно эта насущная потребность в новых землях для их растущего числа, вне всяких сомнений, и была главной движущей силой их предыдущих нашествий и последующего завоевания Римской империи. Однако первое успешное вторжение, первая длительная оккупация римской территории не была вызвана ни одной из этих причин.

В великое германское королевство готов, основанное Германарихом[47]47
  Германарих, или Эрманарих, – король остготов в IV в. (Примеч. ред.)


[Закрыть] во второй половине IV века, которое занимало значительную часть Европейской России, простираясь от Дона до Дуная, вторглись гунны. Это был монгольский, или татарский, народ устрашающего вида, умело владевший своей специфической тактикой – стремительной атакой и молниеносным отступлением, не дожидаясь ответного удара, он казался слишком сильным для более цивилизованных готов. Из двух племенных ветвей готского народа большая часть остготов, или восточных готов, покоренных гуннами, вошли в их империю и оставались ее подданными, снабжая воинами их армию, пока, спустя столетие, эта империя не распалась. Вестготы, однако, отступили перед нашествием гуннов и объявились на границе у Дуная, прося защиты у Рима. Им предоставили защиту и переправили на южный берег. Это был опасный эксперимент, но сначала все шло хорошо и, возможно, могло бы и дальше идти хорошо даже при таком большом риске. Но и самый маленький риск слишком велик для государства, прогнившего из-за политической коррупции. Слишком много было возможностей для вымогательства, чтобы облеченные властью лица могли противиться им, и они заставляли готов покупать пищу, которая полагалась им бесплатно, выкупать их заложников и их оружие. Государственная измена, скрыто спящая во всех формах «доктрины добычи» [48]48
  Предоставление государственных должностей за политические услуги. (Примеч. пер.)


[Закрыть], вряд ли могла зайти еще дальше. Из-за жестоких притеснений терпение германского народа, имевшего на руках оружие, вскоре было исчерпано, и его охватило пламя восстания, сметая перед собой все, и, наконец, в самой глубине империи враждебное немецкое племя разгромило римскую армию и убило императора Валента.

Таким образом, пересечение дунайской границы в 376 году нашей эры и битва при Адрианополе в 378 году – это события, которые положили начало длительной оккупации Римской империи германскими племенами.

Так началась эпоха завоеваний, но империя уже была в основном германской. Юлий Цезарь положил начало практике привлечения германских вспомогательных войск в римские армии, и, хотя на первых порах она шла очень медленно, в последующие годы приняла огромные масштабы, пока целые армии не стали германскими и пока целые германские племена под командованием своих местных вождей при сохранении всей своей племенной организации не встали на службу римлянам. Такие племена селили на приграничных землях при условии, что они будут отражать посягательства всех остальных. Даже еще большее количество германцев, если это возможно, ввозилось в качестве рабов. Со времен Мария[49]49
  Марий Гай (158/157 – 86 до н. э.) – древнеримский полководец и политический деятель. В последние годы II в. до н. э. Марий был самым могущественным человеком в Риме. (Примеч. ред.)


[Закрыть] их приток и малыми, и большими партиями был постоянным, пока они не оказались повсюду в городах в качестве домашних рабов и в сельской местности как колоны [50]50
  К о л о н – зависимый крестьянин в Римской империи времен ее упадка. (Примеч. ред.)


[Закрыть], прикрепленные к земле. В завоевании эти германцы, уже находившиеся в империи, безусловно, стали более важным элементом, нежели о том свидетельствуют документы. Безразличие жителей к германской оккупации, которое проявлялось повсюду, в какой-то степени, вероятно, связано с тем, что они и так уже видели вокруг себя множество германцев, а в некоторых случаях, как в последнее вторжение Алариха, мы даже видим кое-где, что они оказывают германцам помощь; но, бесспорно, в большем количестве задокументированных случаев мы видим в них самых смелых и эффективных защитников Рима.

Великий император Феодосий[51]51
  Феодосий I Великий (347–395) – последний император единой Римской империи. (Примеч. ред.)


[Закрыть] смог восстановить порядок на Востоке и удержать вестготов в повиновении как номинальных подданных Рима и, более того, своих верных союзников, однако они сохранили за собой свои земли, которые занимали в долине Дуная. После его смерти они снова пришли в движение, вынуждаемые, может, некоторыми переменами в политике правительства по отношению к ним, которые посчитали оскорбительными, подстрекаемые, вероятно, присущим им беспокойством или амбициями молодого Алариха[52]52
  Аларих1 (готск. «Могущественный король») – вождь и первый король вестготов в 382–410 гг. (Примем, ред.)


[Закрыть], который пришел к власти. Они разорили Фракию, угрожали Константинополю, повернули на юг в Грецию, миновали Афины, пощадив их, и вступили на Пелопоннес. Здесь путь Алариху преградил Стилихон [53]53
  Стилихон Флавий – римский полководец, фактический правитель Западной Римской империи при Гонории, сестре императора Западной Римской империи Валентиниана III. (Примем, ред.)


[Закрыть], вандал, опекун императора Западной империи, и Аларих, хотя фактически не побежденный, согласился на подкуп и титулы и вернулся в долину Дуная. Через несколько лет он снова выступил в поход, теперь на запад. Стилихон снова заставил его повернуть вспять (402 г.), но на этот раз он занял позицию на адриатическом побережье, откуда ему легко было бы развернуться в любую сторону в зависимости от обстоятельств.

Между тем со всех сторон сгущались грозовые тучи. Роковая слабость империи в этот последний период – отсутствие армии – вынудила ее отозвать часть пограничных гарнизонов для борьбы с Аларихом. Границы остались без защиты. Одно огромное полчище народа, о котором неизвестно, какому конкретно племени оно принадлежало, под предводительством вождя Радагайса[54]54
  Радагайс – варварский вождь, вторгшийся во главе огромного войска в Северную Италию в 405 г. Около Флоренции варвары были окружены римскими войсками и после непродолжительной блокады сдались в плен. Радагайс был казнен в августе 406 г. (Примем, ред.)


[Закрыть] вторглось из Западной Германии в окрестности Флоренции (405 г.). Здесь Стилихон, по-видимому, хитростью полностью разгромил их основной корпус, так что они не нанесли никакого ущерба империи, не считая нового истощения ресурсов, которое в ее ослабленном состоянии следовало за каждым таким напряжением усилий.

Однако в другом регионе сложилась куда более опасная ситуация, чем эта, в первое десятилетие У века – самое ужасное варварское нашествие. Британия, Галлия и Испания, оставленные их законными защитниками, разоренные вторгшимися племенами, взбунтовавшимися войсками и эфемерными императорами, которых те сажали на престол, отпали от империи и больше уже никогда в нее не вернулись, оставив лишь названия. Армия родственных племен – бургундов, вандалов, свевов, аланов – прорвалась через рейнскую границу в конце 406 года и через несколько лет бесцельного разграбления нашла себе постоянный приют в границах империи: бургунды – в Восточной Галлии, в земле, которая сохранила их имя, в качестве номинальных подданных императора, получив его одобрение, но на самом деле – как независимое государство. Другие племена прошли через Пиренеи в Испанию, где основали для себя королевства, просуществовавшие более-менее длительное время. В следующем, 407 году последние римские войска предоставили Британию ее участи и, следуя за новым Константином, которого провозгласили императором, вступили в Галлию, лишь усугубив тамошнюю неразбериху.

В Италии трагедия империи стремительно приближалась к апогею. Стилихон, справедливо или несправедливо, возбудил подозрения императора Гонория и был казнен в 408 году. Аларих получил свой шанс. Он без промедления вторгся в Италию, овладел всей открытой местностью и, наконец, в 410 году штурмовал Рим, к тому времени почти тысячу лет не тронутый врагом. Что Аларих сделал бы с полуостровом, который теперь практически ему принадлежал, сказать невозможно. Когда он уже собирался отплыть в Африку, чтобы заставить эту провинцию отправить в Рим обычные продовольственные поставки, то внезапно умер, и вестготы избрали королем его шурина Атаульфа, который, как видно, посчитал безнадежной попытку основать постоянное королевство в Италии и повел свой народ в Галлию. Там без заключения какого-либо официального союза с римлянами он женился на своей пленнице Плацидии, сестре Гонория, и помог тому подавить тиранов-узурпаторов. После смерти Атаульфа его преемник Валия заключил договор с императором и вернул империи часть территорий, оккупированных германцами в Испании, и, наконец, в 419 году по новому договору вестготы получили постоянные земли в юго-западной Галлии в качестве номинальных римских подданных. Это положило начало вестготскому королевству, которое просуществовало до вторжения сарацин в VIII веке. С этого момента оно постепенно расширялось на север, пока не достигло Луары, и на юг, охватив весь Пиренейский полуостров. Поскольку они были первыми, кто нарушил римские границы, то первыми основали постоянное и признанное королевство в пределах империи, а признанное королевство бургундов последовало через год или два.

Почти все поселившиеся в Испании германцы постепенно оказались поглощены государством вестготов. Но в 429 году вандалы покинули свои испанские земли и переправились в Африку. По некоторым сомнительным сведениям, их пригласил недовольный римский правитель, но, скорее, они боялись приближения вестготов, которые во время своего первого вторжения в Испанию уничтожили часть народа вандалов. В Африке они встретили довольно сильное сопротивление, но уже через несколько лет овладели ею и быстро создали военно-морскую державу, которая держала в страхе все Средиземноморье вплоть до Константинополя. В 455 году они захватили Рим и удерживали его несколько дней, подвергнув его более жестокому разграблению, чем при Аларихе.

Как раз в это время умирающей империи грозила гораздо более серьезная опасность, чем от любого германского вторжения – серьезная, поскольку это означало бы куда более безысходную победу азиатского и монгольского варварства. Вторжение гуннов, которое когда-то стронуло с места германцев, привело к образованию империи гуннов к северу от Дуная, которой подчинялась большая часть Германии. Ныне же к власти там пришел великий вождь Аттила, Бич Божий. Казалось, горя той бесцельной, бессмысленной яростью завоевания, которая вела не одно опустошительное монгольское воинство, он со своей громадной армией, в которой служили многие германские народы, обрушился на Галлию. Однако монголам никогда еще не удавалось совершить на Западе то, что они так часто совершали на Востоке, в смысле почти неограниченного завоевания, и в Галлии его вторжение вскоре застопорилось. Полководец Аэций, сам будучи варварского происхождения, сумел прибавить к собранной им римской армии силы германских государств галлов, вестготов, бургундов и франков, убежденных, что их собственные интересы неразрывно связаны с интересами Рима. В последовавшей великой битве народов в 451 году, которая состоялась на Каталаунских полях недалеко от современного Труа, германцы и римляне стояли плечом к плечу за европейскую и арийскую цивилизацию против азиатской и монгольской и одержали победу. В следующем году Аттила вторгся в Италию, но почти в самом начале своего похода повернул и ушел в свои земли. Почему, мы не знаем, может, его впечатлило торжественное посольство папы Льва I, но, скорее всего, ему помешали какие-то материальные затруднения. Едва он добрался до родины, как скоропостижно умер, его империя распалась, и подчиненные ей германцы снова обрели независимость.

В годы нашествий Аттилы саксы впервые прочно овладели Британией. Уже в конце III века начались их пиратские нападения. В точности на манер своих родственников – викингов более позднего периода – они плыли вдоль побережья и грабили любое незащищенное селение. Римлянам пришлось организовать особую береговую охрану под началом комита Саксонского берега, дабы защитить провинцию от их набегов. Когда в 407 году римские войска оставили Британию на произвол судьбы, саксам вскоре представилась благоприятная возможность. Нападения другого врага – кельтских варваров на севере и западе – на романизированных жителей лишь упростили задачу для этого опасного противника, и тот прочно укрепился там даже с согласия жителей провинции. Но их уже невозможно было сдержать. Саксов прибывало все больше и больше; они основали множество мелких королевств, пока не заняли почти все восточное и южное побережье. Однако кельты, по-видимому, оказывали самое упорное и стойкое сопротивление продвижению саксов, с которым когда-либо сталкивалось германское нашествие. В результате новоприбывшие германцы не обосновались там, как везде, среди римских жителей, к которым во всем относились как к равным себе, но которые намного их превосходили. Если жители провинции и не были фактически уничтожены или оттеснены, что кажется маловероятным, то они были низведены на явно более низкую ступень, скорее всего, до положения рабов, так что не могли оказывать такого влияния на своих завоевателей, как это происходило в других провинциях[55]55
  Кажется вероятным, что англосаксы тем не менее сохранили некоторые из римских порядков, особенно в отношении устройства вилл или ферм, и дальнейшие исследования, скорее всего, позволят нам больше узнать о том, чем они обязаны Риму.


[Закрыть].

Тем временем сама Италия была потеряна для империи, за исключением короткого возвращения в следующем веке. Смерть Валентиниана III в 455 году положила конец роду Феодосия. Последовала вереница быстро сменяющихся и бессильных императоров, почти все они назначались и свергались вождями германских войск, которые теперь стали единственными защитниками Италии. Наконец последний из них или тот, который традиционно считается последним, Ромул по прозвищу Августул [56]56
  Букв, «мелкий Август» (лат.). (Примем. пер.)


[Закрыть], был свергнут в 476 году, и германский правитель Одоакр решил не назначать ему преемника. В Константинополь отправилось посольство, чтобы признать Зенона императором воссоединенной империи и попросить назначить Одоакра его представителем в Италии. Это то самое пресловутое падение Западной империи; но его не признавали таковым ни восточные, ни западные римляне, ни сами германцы, хотя Зенон не удовлетворил просьбу Одоакра. Одоакр как король правил германцами в Италии, будучи главой практически независимого государства, но не понимал этого факта так ясно, как мы, и, по взглядам того времени, он по-прежнему командовал римской армией и охранял римскую провинцию под властью императора. Все провинции Западной империи к тому времени были заняты германскими королевствами, за исключением редких участков; но все те, что находились в континентальной Европе, как и прежде, считали себя подданными империи и по крайней мере номинально признавали власть императора.

Правление Одоакра продлилось недолго. После распада царства Аттилы остготы вошли в империю и получили земли к югу от Дуная. Там в последующие годы они стали доставлять множество беспокойств под началом своего молодого короля Теодориха, и когда он в конце концов предложил Зенону отобрать Италию у Одоакра, тот охотно согласился. Завоевание оказалось не таким уж простым делом и потребовало нескольких лет; но когда оно свершилось, Теодорих убил Одоакра. Основанное таким образом остготское государство было самым удивительным среди всех ранних германских государств.

Теодорих провел первую половину жизни заложником в Константинополе и, если он и не научился там читать и писать, все же многое узнал. Если судить по тенденции его правления, а не по каким-либо конкретным действиям, которые совершенно очевидно раскрывают его политику, то, по-видимому, он сознательнее всех прочих варварских правителей понимал, что любое долговременное государство должно основываться на союзе двух народов и двух цивилизаций в новой общей нации. Если мы и не можем показать, что Теодорих намеренно стремился к такому союзу, все же несомненно, что его политика, если бы продолжилась одно поколение и долее, привела бы к такому результату. Он сохранил в силе римские законы, судебные учреждения, административную систему и налоги. Он разделил земли среди готов, не возбуждая ненависти римлян, и римляне и готы служили вместе в судах, рассматривая дела, участниками которых были представители обоих народов. Сельское хозяйство и торговля возродились, средства сообщения были усовершенствованы, искусство и литература, казалось, наполнились новой жизнью. Порядок был сохранен, собственность охранялась, и законы обеспечивали терпимость. Но для того, чтобы создать реальный союз между двумя столь разными народами, требуется не одно поколение. Прогресс при Теодорихе шел слишком быстро, чтобы продлиться долго, во многих случаях он казался более реальным, чем был на самом деле, и после его смерти вскоре проявились распри и недовольства, которые сдерживались силой его воли. В следующем поколении остготское государство и остготский народ ушли в прошлое.

Империя на Востоке в значительной мере вернула себе прежние силы. Она улучшила армию и привела в порядок финансы. И тогда великий император Юстиниан взошел на престол, намереваясь восстановить былую власть над Западом и принудить как можно больше провинций к реальному повиновению. Он располагал не просто армией и ресурсами, но и другим не менее необходимым условием успеха – одним из величайших полководцев в истории – Велизарием. Ссора в королевском семействе вандалов, смещение короля, происходившего по материнской линии из рода императора Феодосия, дала ему возможность осуществить первый поход в Африку, и в ходе короткой кампании провинция была возвращена в империю. Затем настал черед Италии, и, хотя готы оказали самое героическое сопротивление и продержались еще двадцать лет, у них практически не было шансов выжить. Их государство пало, и один из самых примечательных древнегерманских народов исчез из истории, а немногие уцелевшие присоединились к вестготам в Испании.

Очень важным результатом этого краткого возвращения Италии под власть Рима стало введение Кодекса Юстиниана. Остготы и другие германские государства в той мере, в какой они нуждались в римских законах, пользовались Кодексом Феодосия. Более полный Кодекс Юстиниана через несколько веков стал основой обновленного и самого влиятельного изучения римского права на всем Западе.

Южной части Италии суждено было пятьсот лет находиться под властью императора в Константинополе, но северная часть вскоре была потеряна. Через пятнадцать лет ее захватили лангобарды, происходившие из того же региона, что и остготы; это было последнее из вторжений того периода и последнее королевство, созданное на римской земле. Однако их оккупация севера так и не стала полной. Венеция сохранила независимость при номинальной власти императора, а Равенна и полоса земли вдоль восточного побережья и дальше на западном, включая Рим, оставались под властью римского правителя – экзарха Равенны. Медленное продвижение лангобардов постепенно отрезало Рим от этих земель, и римским епископам представилась возможность, которой они не спешили воспользоваться, стать практически независимыми и основать небольшое княжество в качестве светских правителей. Тем не менее оно составляет внутреннюю часть более широкого потока событий на Западе, в который мы вскоре окунемся.

Один факт, чрезвычайно важный для всего этого долгого периода завоевания, хотя его легко упустить из вида в веренице более захватывающих событий, заключается в том, что житель провинций, как в сельской местности, так и в городах, вел практически ту же жизнь, что и прежде. Он пережил быструю смену хозяев, время от времени лишался части своих земель, порой ему приходилось терпеть разграбление, он не был уверен в сохранности ни своей жизни, ни имущества. Но продолжал жить. Он не принимал участия в войнах. По-видимому, он мало интересовался их результатом; фактически приход германцев часто оказывался для него к лучшему. У него и прежде не было особого процветания и уверенности в будущем. Так или иначе, он продолжал трудиться, хранил свой язык, свои юридические и экономические обычаи и свою религию и потому стал наиважнейшим, но при этом игнорируемым фактором будущего.

Такова вкратце, за единственным исключением, о котором мы поговорим отдельно, история появления германских народов в Античном мире. Повествуя об истории их завоеваний, мы не можем уклониться от вопроса, почему Римская держава, которая прежде в столь короткий срок сумела завоевать мир, не смогла оказать более эффективное сопротивление захватчикам. Если мы внимательно рассмотрим вереницу событий, увидеть прямую причину будет нетрудно. Силы Рима были истощены ко времени окончательной атаки. Нет никаких доказательств, что наступление германцев было разительно более жестоким, чем на два века раньше, но в середине II столетия римляне еще были в силах успешно отразить атаку, хотя и не без труда. Возможно, вернее было бы сказать, что Марк Аврелий в своей борьбе с квадами и маркоманами первым почувствовал нарастающее измождение государства и первым прибег к сомнительным методам, столь распространенным позже, ради сохранения сил армии. Но государство по-прежнему казалось сильным и действительно было достаточно сильным на протяжении двух столетий, чтобы тем или иным образом сдерживать своих врагов. Однако в конце IV века исчезла даже видимость этой силы. Границы уже не охранялись, провинции опустели, сама столица была едва защищена. Сила Рима сошла на нет. Но, сказав это, мы лишь отодвигаем вопрос на шаг назад. Каковы причины того, что этот римский народ, самый сильный в мире до того, столь быстро пришел в упадок и пал легкой жертвой врагов, которых он когда-то побеждал?

Невозможно в нескольких абзацах изложить полную и точную концепцию причин, которые привели к краху Рима. Эти причины были так многочисленны, так переплетены друг с другом и действовали так долго, что для полного понимания их необходимо столь глубокое знание законов, управляющих экономическими и политическими поступками людей, что для ясного изложения предмета потребуются несколько томов. Краткая же история вопроса еще более затруднительна из-за того, что падение Рима очень часто становилось темой пристрастного и неполного рассмотрения, стремящегося доказать какой-то конкретный тезис, чтобы, может быть, провести резкое различие между христианской церковью и языческим обществом, которое она пришла возродить, или, может, чтобы подчеркнуть политическую опасность, возникающую из-за морального разложения народа. Несомненно, христианская церковь имела миссию возрождения, чрезвычайно важную как для древнего общества, так и для отдельного человека, но мы не приблизимся к доказательству этого факта, если будем рассматривать только темную сторону общества и не замечать всех его добродетелей. Несомненно также, что моральное разложение, как ничто иное, чревато политическим крахом, но вряд ли в том смысле, какой иногда пытаются нам внушить истые моралисты. В этом мы можем лишь постараться максимально полно, насколько возможно в данных рамках, перечислить различные причины, совместное действие которых подорвало мощь Римского государства.

В целом можно сказать, что это те же самые причины, которые привели к свержению республики и созданию империи. Отчетливо проявившись к концу Второй Пунической войны, они продолжали действовать на протяжении всей последующей истории, несдерживаемые или едва сдерживаемые то тут, то там, и, естественно, влекли за собой другие связанные с ними причины, приводя к все более катастрофическим результатам. Установление империи в начале нашей эры в тогдашних условиях было несомненной политической необходимостью, но это не то же самое, что сказать, что причины, приведшие к краху республики, были благотворными; и никто, пожалуй, всерьез не стал бы утверждать, хотя некоторые будто на это намекали, что римляне не сумели бы приспособить республиканское правительство к более широким нуждам империи, если бы сохранили свои прежние характерные черты. Монархия стала политической необходимостью не потому, что римляне не могли управлять империей, а потому, что они больше не могли управлять собой, и причины, которые завели их в этот тупик, продолжали действовать, как и раньше, и в конце концов истощили силы империи. То, что республика попала под действие этих причин гораздо быстрее, чем империя, – пример широко признанного исторического принципа, согласно которому политическая коррупция и упадок гораздо опаснее для демократического правительства, чем для монархии.

Причины падения Рима можно условно разделить на две большие группы: моральные и экономические. Однако следует признать, что это разделение не является строго научным. Эти две категории не соразмерны друг другу. Экономические причины обладают более непосредственным действием, а строго моральные – более косвенными и отдаленными. Это причины причин. Влияние на государство личной безнравственности и развращения часто становилось темой для легкомысленных сочинений, а порой и для безумных спекуляций, и этот вопрос требует более глубокого изучения, нежели предпринималось до сих пор. Однако такое изучение, вполне вероятно, покажет, что личный порок становится опасным для государства только там, где переходит в политическую коррупцию или экономическую болезнь, и что личная безнравственность может зайти очень далеко – что в некоторых случаях она и в самом деле заходила почти так же, если не совсем так же далеко, как у римлян, – не приводя к разрушению государства, если она не влияет на общественную жизнь или экономические ресурсы нации. Это связано с тем, что некоторые формы личной порочности настолько быстро и легко переходят в общественные причины, что нравственность граждан имеет важное значение для государства как вопрос самозащиты.

Пороки, особенно распространенные среди римлян, были именно таковы. Это, во-первых, были физические пороки – пьянство, обжорство и распутство. Совершенно невозможно подробно обрисовать состояние значительной части римского общества в этом отношении. К счастью, это и необязательно. Есть уже столько описаний, сделанных с той или иной целью, столь откровенных и без купюр, что в обществе создалось уверенное впечатление, будто эти пороки носили гораздо более всеобщий и чрезмерный характер во всем римском мире, чем это было на самом деле. Конечно, они оказали влияние на некоторые классы населения – сельских жителей, средние классы, где они еще существовали, – в большей степени, чем в более позднее время, в силу, помимо прочего, существования рабства, и все же это лишь крайние случаи, и самые пагубные последствия можно видеть в крупных городах и среди богатых классов, в то время как провинции и средние классы были сравнительно не заражены ими. Однако, вероятно, хотя и отнюдь не обязательно, влияние этих пороков распространилось достаточно далеко, сказавшись и на жизни государства. Их влияние на народ там, где оно ощущается, точно такое же, как и влияние на отдельного человека. Энергия, сила воли, уверенность в себе перед лицом опасности утрачиваются, способность к выздоровлению и производительная сила снижаются или сходят на нет. Это именно те результаты, которые сложились по какой-то причине во всей Римской империи в ее последний век. Весьма примечательно и подчеркивалось не один раз, что, хотя многие римские города все еще были обнесены крепкими стенами и хотя немцы были совсем неопытными в искусстве осады, тем не менее, за исключением отдельных городов, которые смогли обороняться в течение какого-то времени, за весь период завоевания есть всего лишь несколько примеров героического сопротивления населения провинций захватчикам. Это почти всегда варварский полководец и варварская армия, которая берет на себя защиту; или же там, где мы находим примеры другого рода, как защита Орлеана от гуннов, явно присутствует новый элемент энергии и уверенности в себе, обеспеченный не самим римским обществом, а его христианской частью. Такой упадок национальной воли вряд ли будет правильно объяснять действиями только одного физического влияния, и вполне вероятно, что такого следствия не было бы, если бы эта причина не сочеталась с другими, о которых мы поговорим ниже. Однако надо иметь в виду, что это влияние, когда оно есть, обычно играет решающую роль и могло сыграть не меньшую или даже большую роль в общем результате, чем любая другая отдельная сила. Таким образом, иные результаты, вытекающие из этой группы моральных причин – сокращение населения, невозможность восстановить потери от эпидемий и голода, уничтожение капитала, безразличие к государственным делам, – пожалуй, лучше всего рассматривать в числе экономических причин, где они проявляются естественным образом. Собственно говоря, физические пороки переходят в экономические причины, когда начинают влиять на жизнь общества.

К этой группе причин мы должны добавить воздействие напряженной, отчаянной борьбы за накопление богатства, которая началась при республике и продолжилась при империи, – черту менее заметную, пожалуй, относящуюся к более позднему периоду, но все же не менее роковую по своим последствиям. Дальнейшие времена, вероятно, стали свидетелями чрезмерной страсти к богатству и хитроумных махинаций для его получения не трудясь, и такое положение вещей, как и в случае физических пороков, видимо, становится серьезной опасностью для государства, только когда переходит на иной уровень, когда приводит к злоупотреблению служебным положением или законодательной властью. Особые обстоятельства последнего века республики сделали этот переход в политические причины чрезвычайно легким, почти неизбежным. Правительство недавно завоеванных провинций, которые следовало использовать на благо государства, предложило настолько гарантированные возможности для вымогательства и казнокрадства, которым чиновник, воспитанный в духе того времени, вряд ли был в силах сопротивляться. В империи, безусловно, были проведены решительные реформы, но этот дух и образ действий так и не исчезли. То, что настолько большая доля чиновничьего класса рассматривала свои должности как источник обогащения и карьерного роста, так что была готова в любую минуту пожертвовать интересами государства ради личной выгоды, было причиной слабости империи во время ее упадка и непреодолимым препятствием для глубоких реформ[57]57
  См. выше показательнейший пример при переходе вестготами Дуная.


[Закрыть].