Текст книги "Блеф"

Роджер Желязны
Концерт для серотонина с хором сирен

III

Ветер накатывал свирепыми волнами, колотясь о витрины и осыпая тучей ледяных игл каменных львов, застывших в карауле у парадного подъезда, – входа в клинику Джокертауна. Когда дверь, ведущая внутрь, распахнулась, по гулкому вестибюлю прокатился оглушительный вой разбушевавшейся стихии. Посетитель принялся топать ногами и стряхивать снег с синей куртки. Закрыть за собой дверь он не удосужился.

Мадлен Джонсон, известная в народе как Цыплячья Лапка, дежурство в приемной совмещала с присмотром за безнадежно хворым дружком, Петушком Робином, с которым прошла некогда огонь и воду. Оторвав взгляд от помогающего коротать время кроссворда, она черканула в сердцах карандашом как бог на душу положит и заквохтала:

– Что же это такое, наконец? Эй, мистер, да закройте же вы чертову дверь за собой!

Вошедший опустил платок, которым отирал лицо, и внимательно уставился на дежурную. Только сейчас Мадлен заметила выпуклые фасеточные глаза посетителя и недобро играющие на скулах угловатые желваки.

– Прошу прощения, – негромко отозвался он и аккуратно прикрыл дверь. Затем повернул голову, как бы желая досконально изучить обстановку в помещении, – при таких глазах угадать направление взгляда не так-то просто, Мадлен затруднялась, – и объявил наконец о цели визита: – Мне бы с доктором Тахионом переговорить.

– Доктора в городе нет, – нелюбезно бросила дежурная, – и еще какое-то время не будет. А чего вы, собственно, хотели?

– Хочу, чтобы меня уложили спать, – сказал посетитель.

– Здесь вам не ветлечебница, – отрезала Мадлен и уже через секунду пожалела о сказанном: посетитель, мгновенно окутавшись ярким свечением и рассыпая по сторонам искры что твой генератор, двинулся вперед. Его вид вызывал сильные сомнения в доброжелательности намерений – он скалил зубы и нервно сжимал кулаки.

– Это… медицинское… учреждение, – раздельно процедил он. – Мое имя – Кройд Кренсон. У вас должна быть моя карта. И лучше бы вам ее найти. Не принуждайте меня к насилию.

Заквохтав снова, на этот раз в ужасе, Мадлен подпрыгнула и умчалась, оставив на память о себе пару крохотных пушистых перышек, витающих над конторкой. Кройд перегнулся через барьер и нахмурился. Затем взгляд его упал на недопитую чашку кофе подле газеты – Кройд схватил ее и осушил залпом.

Спустя мгновение из коридора за конторкой донеслось цоканье копыт, и на пороге возник молодой голубоглазый блондин в спортивной рубахе, оснащенный стетоскопом и улыбкой плейбоя. А ниже пояса – еще и туловищем ладного пони с затейливо изукрашенным хвостом. Из-за спины медика выглянула трепещущая от волнения Мадлен.

– Он самый, – сказала она кентавру. – Угрожал мне насилием.

Продолжая сиять лучезарной улыбкой, кентавр процокал в помещение и дружелюбно протянул пятерню:

– Я доктор Финн. Вашу карточку, мистер Кренсон, уже разыскивают. Пока же предлагаю пройти в процедурную – там вы без помех сможете поделиться со мной вашими опасениями.

Кройд пожал руку и кивнул:

– А кофе там найдется?

– Полагаю, да. Чашечку раздобудем.

Пока доктор Финн листал медицинскую карточку пациента, Кройд, не отрываясь от вожделенной чашки и расплескивая кофе, беспокойно мерил крохотное помещение шагами. Над отдельными страницами пухлого досье доктор негромко фыркал, всхрапывал, а однажды – видимо, над какой-то особенно интересной записью – даже испустил звук, сильно смахивающий на тихое конское ржание.

– Я не узнал в вас Дремлина, – произнес он наконец, захлопывая папку и переводя на пациента пытливый взор. – Часть этих материалов уже вошла в учебники. – Он постучал ухоженным ногтем по скоросшивателю.

– Наслышан об этом, – тоскливо отозвался Кройд.

– Очевидно, вы столкнулись с серьезной проблемой, не позволяющей полностью перейти в новую фазу, – заметил доктор. – В чем ее суть?

Кройд выдавил бледную улыбку:

– Суть в том, что кости на этот раз легли неудачно. Заснуть не могу. Не получается.

– Если можно, несколько подробнее.

– Не знаю, что именно там записано, в вашей карточке, – сказал Кройд, – но у меня развился неодолимый страх перед сном.

– Здесь упоминается кое-что о приступах паранойи. Может быть, несколько разумных советов…

Неловким нервным движением Кройд продырявил стену.

– Это уже не паранойя, доктор, – возразил он. – Опасность вполне реальна. Могу умереть во время ближайшей спячки. Или же, что еще страшнее – проснуться самым кошмарным джокером, какого вы только в состоянии вообразить, но с нормальным суточным циклом жизни. И застыть в таком виде навсегда. Паранойя – это ведь когда страхи лишены реальной под собой почвы, не так ли?

– Пожалуй, – согласился Финн. – Но мы можем называть так любой чрезмерный страх, пусть частично он и оправдан. Не знаю. Я не психиатр. Но я нашел в досье упоминание о вашей привычке к амфетамину. Вы принимали его, чтобы отсрочить наступление сна. Вам надлежит знать, что уже в подобной химической зависимости проявляются признаки паранойи.

Кройд обвел пальцем дыру в стене, сжигая напрочь куски пластиковой панели.

– Разумеется, во многом это вопрос семантики, – продолжал доктор Финн. – И не столь уж важно, как мы это назовем. Суть в том, что вы боитесь заснуть. А сейчас, по вашим ощущениям, уже наступила фаза сна?

Шагая по кабинету, Кройд принялся хрустеть суставами пальцев. Доктор Финн как зачарованный считал щелчки. Когда раздался седьмой, доктор принялся гадать, чем все это может закончиться.

– Восемь, девять, десять… – незаметно для себя стал приговаривать доктор.

Кройд пробил еще одну дыру в стене и утихомирился.

– Не желаете ли еще немного кофе? – спросил доктор.

– Желаю, и побольше – до галлона.

Доктор сорвался с места столь резво, словно перед ним распахнулись стартовые воротца дерби.

Позже, никак не комментируя пристрастие Кройда к кофе, доктор Финн продолжил:

– Опасно вводить вам сейчас наркотики – при вашей-то привычке к амфетамину.

– Даю вам два обещания, док, – нервно отозвался Кройд. – Первое: постараюсь заснуть сейчас без сопротивления. Но если вы не можете меня быстро выключить, лучше всех этих хлопот и не затевать. Лучше мне попросту уйти. Но тогда я – и это второе – обязательно вернусь к амфетаминам и прочим «колесам». Так что не сомневайтесь – глушите наркотиком, выбора у нас нет.

Доктор Финн тряхнул густой светлой гривой:

– И все же хотелось бы сперва опробовать кое-что более простое и безопасное. Как вы отнесетесь к небольшой прелюдии из мозговых волн в сочетании с гипнозом?

– Ничего не знаю об этом, – пробурчал Кройд.

– Совершенно безопасно. Русские экспериментируют с этим уже долгие годы. Я только прикреплю к вашим ушам вот эти крохотные контакты, – сказал доктор, смачивая чем-то прохладным мочки Кройда, – и мы пропустим сквозь голову низкочастотный сигнал, скажем, в четыре герца. Вы ничего и не почувствуете.

Доктор подкрутил что-то на пульте, из которого струился пестрый ворох проводов.

– Что теперь? – спросил Кройд.

– Закройте глаза и на минуту расслабьтесь. Вы ощущаете нечто вроде плавного скольжения, вы плывете…

– Ага…

– Но присутствует и некая тяжесть. Ваши руки тяжелеют. Ваши ноги тоже словно наливаются свинцом.

– Уже налились, – подтвердил Кройд.

– Становится трудно сосредоточиться на чем-либо, мысли текут лениво, ваш мозг тоже как бы дрейфует.

– Уже поплыл, – согласился Кройд.

– Вас охватывает приятное чувство расслабления. Приятнее, чем в те дни, когда вы получали вожделенную возможность прикорнуть, смежить усталые веки. Дышите медленнее, и вы достигнете более укромного, потайного уголка. Вы уже почти добрались туда, и это чудесно.

Кройд что-то пробормотал, уже совершенно неразборчиво.

– Вы поступаете правильно, ваши действия абсолютно верны и ведут лишь ко благу. Обычно я считаю от нуля до десяти. Но для вас, в порядке исключения, так как вы совсем готовы и уже почти спите, начну с восьми. Восемь. Вы уже далеко, вы чувствуете себя превосходно. Девять. Вы прикорнули, и пора переходить к более глубокой фазе. Десять. Вы совершенно спокойны, вы погружаетесь в сон совершенно без страха и боли – в сладкий целительный сон. Спите.

Кройд начал мерно похрапывать.

Лишних кроватей в помещении не было. Доктор Финн включил зеленую лампу и, пользуясь тем, что пациент окоченел, точно манекен, а его дыхание и сердечные ритмы почти угасли, поместил тело вертикально – в стенном шкафу со швабрами и прочим инвентарем. Спящий Дремлин занимал там совсем немного места. Доктор вколотил в дверь гвоздик и, прежде чем удалиться, вывесил табличку: «Пациент чрезвычайно внушаем».

Май 1987

Джордж Мартин
«Вся королевская конница»

IV

– Мне нужна маска, – сказал он.

Служащий магазина возвышался над ним, карикатурно длинный и худой, с манерами столь царственными, что напоминал фараона, чью посмертную маску носил.

– Конечно. – Его глаза поблескивали золотом, как и кожа маски. – Может быть, вы имели в виду что-то особенное, сэр?

– Что-нибудь впечатляющее, – сказал Том. Можно было купить дешевую пластмассовую маску за пару баксов или того дешевле в любом магазине спиртных напитков Джокертауна. Такая маска скрывала лицо не хуже любой другой, но в Джокертауне дешевая маска равноценна дешевому пиджаку. Сегодня Том хотел, чтобы его принимали всерьез, а, по данным нью-йоркского глянцевого журнала, в Холбруке был самый эксклюзивный магазин масок в городе.

– Если позволите, сэр, – обратился к нему продавец, извлекая сантиметр. Том кивнул и внимательно осмотрел выставку изысканных этнических масок вдоль дальней стены, пока с его головы снимали мерку. – Я буквально на минутку, – сказал служащий магазина и исчез за шторой из темного бархата в подсобном помещении.

Ждать пришлось больше минуты. Том был единственным клиентом в магазине. Помещение было небольшим, неярко освещенным и богато декорированным. Том явно чувствовал себя не в своей тарелке. Когда продавец магазина снова возник в поле зрения, он тащил дюжину коробок с масками. Коробки были разложены на прилавке, и он открыл одну из них, чтобы Том мог посмотреть на товар.

На подкладке из черной китайской бумаги красовалась голова льва. Морда была выполнена из мягкой светлой кожи, гладкой на ощупь, как самая дорогая замша. Длинная золотистая грива, как нимб, обрамляла маску.

– Трудно найти что-то более впечатляющее, чем царь зверей, – прокомментировал продавец. – Грива настоящая, каждая прядь. Я не мог не обратить внимание на ваши очки, сэр. Если вы дадите нам рецепт, в Холбруке будут счастливы изготовить для вас заказные линзы.

– Очень любезно, – сказал Том, щупая гриву. – Сколько?

Служащий посмотрел на него холодно.

– Тысяча двести долларов, сэр. Без линз.

Том резко отдернул руку. Золотистые глаза на лице фараона взирали на него с вежливой снисходительностью и почти незаметной насмешкой. Не говоря ни слова, Том развернулся и вышел из магазина Холбрука.

Он купил резиновую маску лягушки за шесть долларов девяносто семь центов в магазине на Боуэри, где у входа стоял стеллаж с газетами, а позади стойка с газированной водой. Маска оказалась немного велика, когда он надел ее на голову, и ему пришлось приладить очки на огромные зеленые уши, но фасончик имел свои милые преимущества. К черту эти потуги произвести впечатление.

Джокертаун нервировал Тома. Сколько бы раз он ни пролетал над его улицами, ходить по тем же улицам было совсем другое дело. К счастью, «Дом смеха» находился как раз на Боуэри. Копы обходили стороной темные переулки Джокертауна, как любой здравомыслящий человек, эти места еще больше опустели с тех пор, как началась война между бандами. Но некоторые безумцы по-прежнему захаживали в кабаре джокеров на Боуэри. А где туристы, там и патрульные машины. Деньги, которые они оставляли, были жизненно важны для экономики Джокертауна, но по этой важной артерии кровь текла довольно вяло.

Даже в это время тротуары были заполнены пешеходами, и никто не обратил особого внимания на Тома в плохо подогнанной маске. Дойдя до второго квартала, он почти успокоился. За последние двадцать лет он видел все уродство, предлагаемое Джокертауном, на экранах своих мониторов; теперь это был другой угол зрения на те же самые вещи.

В старые времена подъезд к «Дому смеха» был заполнен такси, из которых выходили пассажиры, и лимузинами, ожидавшими на обочине, когда закончится второй акт шоу. Но сегодня было безлюдно, даже швейцар отсутствовал, и когда Том вошел, то обнаружил, что гардеробная тоже пустовала. Он распахнул двухстворчатые двери – сотня лягушек разных мастей уставилась на него из серебристых глубин знаменитых зеркал «Дома смеха». Человек, стоящий на сцене, имел голову размером с бейсбольный мяч, огромные мешки шагреневой кожи свисали вдоль его обнаженного торса, раздуваясь и сжимаясь, как кузнечные мехи или волынка, наполняя помещение звуками странной печальной музыки, когда потоки воздуха выходили из дюжины отверстий. Том смотрел на него, словно зачарованный, пока не появился метрдотель.

– Столик, сэр? – Он был приземистым и круглым, как пингвин, лицо скрывала маска Бетховена.

– Я хотел бы увидеть Ксавье Десмонда, – сказал Том. Голос, приглушенный маской, звучал, словно чужой.

– Мистер Десмонд вернулся из-за границы только несколько дней назад, – ответил метрдотель. – Он был делегатом мирового турне сенатора Хартманна, – добавил он с гордостью. – Боюсь, сейчас он очень занят.

– Это важно, – заверил Том.

Метрдотель кивнул.

– Что я должен передать, кто его вызывает?

Том немного подумал.

– Скажите… старый друг.

Когда метрдотель оставил их наедине, Дес встал и вышел из-за стойки. Его движения были замедленными, тонкие губы плотно сжаты, а над ними свисал длинный розовый хобот, который рос там, где у нормальных людей обычно находится нос. Здесь, в одном с ним помещении, можно было заметить детали, которые не заметны на мониторе, – как он стар и как болен. Кожа свисала складками, как и одежда, глаза были подернуты пеленой боли.

– Как прошла поездка? – обратился к нему Том.

– Вымотался, – ответил Дес. – Я стал свидетелем всех невзгод мира, всех страданий и ненависти, и прежде всего мы вкусили его жестокость. Но я уверен, что для тебя это не новость. Все было в газетах. Он поднял хобот и обрамлявшими его щупальцами легко коснулся маски на лице Тома. – Прости, дружище, но, кажется, я не узнаю твоего лица.

– Мое лицо скрыто маской, – напомнил Том.

Дес устало улыбнулся.

– Первое, чему учится джокер, как узнавать лица, скрытые масками. Я старый джокер, а у тебя паршивая маска.

– Много лет назад ты купил маску, такую же дешевую, как эта.

Дес нахмурился.

– Боюсь, ты ошибаешься, я никогда не испытывал потребности скрывать свое лицо.

– Ты купил ее для доктора Тахиона. Маску цыпленка. – В глазах Десмонда мелькнуло беспокойство, смешанное с любопытством, но усталость так и не ушла. – Кто ты?

– Думаю, ты знаешь, – сказал Том.

Повисла долгая пауза. Затем старый джокер кивнул и опустился в кресло.

– Поговаривали, что ты погиб. Я рад, что это не так.

Эти простые слова и искренность, с которой Десмонд сказал их, заставили Тома устыдиться. На минуту он подумал, что лучше уйти, ничего не говоря.

– Пожалуйста, присаживайся, – пригласил Дес.

Том сел, откашлялся и попытался решить, с чего начать разговор. Молчание стало неловким.

– Я понимаю, – начал первым Десмонд, – наверное, для нас обоих странно, что ты вот так сидишь здесь, в моей конторе. Приятно, но странно. Но что-то привело тебя сюда, что-то сильнее желания повидаться со мной. Джокертаун в большом долгу перед тобой. Скажи, чем я могу помочь тебе.

И Том рассказал почти все. Он опустил причины, но сказал о своем решении и как надеялся избавиться от челноков. Во время разговора он не смотрел на Деса, его взгляд блуждал где угодно, но только не задерживался на лице старого джокера. Но он сказал, что хотел.

Ксавье Десмонд слушал его с вежливым вниманием. Когда Том закончил, то ему показалось, что Дес выглядел еще старше и еще изможденнее. Он медленно кивнул, но ничего не сказал. Щупальца хобота сжимались и расправлялись снова и снова.

– Ты уверен? – наконец спросил Дес. Том утвердительно кивнул. – Ты в порядке?

Дес слабо улыбнулся.

– Нет, – ответил он. – Я слишком стар, и здоровье оставляет желать лучшего, а мир не перестает меня разочаровывать. В последние дни поездки я не находил себе места от желания вернуться домой, в Джокертаун и в «Дом смеха». Что же, вот я дома, и что я тут нахожу? Дела идут по-прежнему плохо, банды беснуются на улицах города, новым президентом может оказаться религиозный шарлатан, который так любит мой народ, что желает изолировать от всех. А испытанный герой пожелал уйти в сторону, уклониться от драки. – Дес провел щупальцами по седым редеющим волосам и сконфуженно взглянул на Тома. – Прости меня. Это несправедливо. Ты столько рисковал и целых двадцать лет стоял за нас. Никто не имеет права требовать больше. Разумеется, если тебе нужна моя помощь, ты ее получишь.

– Ты знаешь, кто владелец, – спросил Том.

– Кто-то из джокеров, – ответил Десмонд. – Тебя это удивляет? Первыми владельцами были аборигены, но нынешний владелец вывел дело на рынок. Он очень богатый человек, но предпочитает не высовываться. Богатый джокер всегда мишень. Я был бы рад организовать встречу.

– Договорились, – согласился Том.

Когда разговор был закончен, Ксавье Десмонд проводил его. Том обещал позвонить через неделю и узнать, когда и где состоится встреча. На улице Дес стоял рядом, пока Том пытался поймать такси. Одна машина притормозила и тут же рванула вперед, когда водитель увидел их вдвоем.

– Я всегда надеялся, что ты джокер, – сказал спокойно Джокер. Том пристально взглянул на него.

– Откуда ты взял, что это не так? – Дес улыбнулся, показывая, что этот вопрос не стоит ответа.

– Думаю, мне просто хотелось верить в это, как и многим другим джокерам. Ты был скрыт внутри своего челнока и мог быть кем угодно. Если принять во внимание престиж и славу тузов, почему еще ты бы прятал лицо за маской и держал свое имя в секрете, почему, если только ты не один из нас?

– У меня были свои причины, – сказал Том.

– Ладно, это уже неважно. Думаю, урок, который нужно усвоить, таков: тузы есть тузы, даже такие, как ты, и нам, джокерам, придется самим о себе позаботиться. Удачи тебе, старина. – Дес помахал рукой на прощанье, повернулся и ушел прочь.

Показалось еще одно такси. Том проголосовал, но машина промчалась мимо.

– Они думают, что ты джокер, – крикнул Дес, стоя уже в дверях «Дома смеха». – Сними маску, пусть видят твое лицо, и проблем не будет, – добавил он беззлобно. Дверь тихо закрылась за ним.

Том посмотрел в одну сторону, потом в другую. Улица опустела, и смотреть на его лицо было некому. Нервным движением он стянул маску прочь.

Следующая машина притормозила и остановилась прямо перед ним.

Мелинда М. Снодграсс
Кровные узы

I

– Я УХОЖУ! ЕМУ НУЖЕН НЕ УЧИТЕЛЬ, А НАДЗИРАТЕЛЬ! ИЛИ ХРЕНОВ ДРЕССИРОВЩИК! И КЛЕТКА!

От грохота захлопнувшейся двери стопки бумаг, стоящие у него на столе, будто крепостные стены из бумаги, содрогнулись. Тахион поглядел на дверь, едва держа в длинных пальцах договор аренды, ошеломленно поглядел на дверь, которая снова открылась.

И оттуда на него упал опасливый взгляд голубых глаз, расплывчатых, будто луна в телескопе.

– Простите, – прошептала Дита. – Все почти в порядке.

– И который это уже?

Дита опустила свои безупречные ягодицы на угол его стола. Глаза Тахиона скользнули вниз, на белоснежную плоть бедра, плохо скрытую ее мини-юбкой.

– Третий.

– Может, в школу?

– Может, и нет.

Тахион с трудом сдержал дрожь, представив себе, какой бедлам устроит в собачьей грызне муниципальной школы его внук. Со вздохом закрыл папку с договором аренды квартиры и убрал его в карман.

– Придется идти домой и поговорить с ним. Попытаться устроить что-то еще.

– А эти письма?

– Подождут.

– Но…

– Некоторые уже лежат по полгода. Решит ли что-то еще пара дней?

– Смены…

– Я вернусь вовремя.

– Доктор Куин…

– Вряд ли мне обрадуется. Это обычное явление.

– Вы выглядите уставшим.

– Так и есть.

Он действительно устал, подумал он, спускаясь по ступеням клиники имени Блайз ван Ренссэйлер, забыв о том, чтобы привычно погладить каменных львов, стоящих по бокам от лестницы. За неделю, прошедшую после его возвращения из мирового турне, организованного ВОЗ, у него не было времени, чтобы толком отдохнуть. Неприятности навалились со всех сторон – импотенция, оставившая его (простите за каламбур) с нарастающим ощущением разочарования и напряга, Лео Барнетт, объявивший, что баллотируется в президенты, бандитские разборки, потрясшие мирный (ха-ха, мирный) Джокертаун, шляющийся на свободе Джеймс Спектор, который продолжает…

Но все это показалось ему сейчас таким далеким и незначительным, просто сущей ерундой, по сравнению с новым человеком, ворвавшимся в его жизнь. Неугомонный мальчишка одиннадцати лет, рушащий все его планы в мгновение. Вдруг заставивший его понять, какая у него маленькая квартира, с одной спальней. Заставивший понять, сколько ему придется искать квартиру побольше и насколько дороже она будет стоить.

И самая главная проблема со способностями Блеза. В детстве Тахион часто восставал против строгости, в которой воспитывали его пси-владыки Такиса. А теперь вот очень желал применить самые строгие из тех наказаний, чтобы приструнить своего отбившегося от рук потомка. Того, который не был способен понять глубину проступка, заключавшегося в том, что он без колебаний применял свои способности на лишенных психических сил людях, его окружающих.

Если честно, вопрос был даже не в том, чтобы отлупить Блеза. На Такисе ребенок очень быстро учился выживать в атмосфере заговоров, царящей на женской половине дома. Окруженный другими, наделенными психическими способностями не меньше его, такой ребенок быстро учился осторожности в плане неумеренного применения своих сил. Какой бы ты ни был одаренный и сильный, всегда найдется старший кузен, дядя или один из твоих родителей, кто окажется опытнее и могущественнее.

После того как ребенок покидал гарем, к нему приставляли слугу-товарища из низшей касты. Для того чтобы юный лорд или леди научились чувствовать ответственность перед простыми людьми, которыми им предстояло править. Так было в теории, на самом же деле это обычно порождало в подростках снисходительное презрение к основной массе населения Такиса и, скорее, небрежное отношение к вопросу, в плане того, что в том, чтобы подчинить слугу психическими силами, нет ничего интересного и почетного. Но случались и трагедии. Слуги уничтожали себя в угоду сиюминутной прихоти или приступу ярости хозяина или хозяйки.

Тахион потер лоб ладонью и задумался. Что же делать? Продолжать болтать насчет доброты и ответственности, обязанностях? Или стать для Блеза величайшей опасностью его жизни?

Но мне нужна его любовь, а не страх.

Мальчишка напоминал ему хищного лесного зверька. Свернувшись клубочком в огромном кресле, Блез опасливо оглядел своего деда, раздражительно дергая за длинные углы шелкового кружевного воротника, раскинувшегося по плечам его белого твидового камзола. На нем были красные чулки и красный пояс, в тон ярко-рыжим волосам. Тахион бросил связку ключей на кофейный столик и сел на подлокотник дивана, держась на безопасном расстоянии от враждебно настроенного ребенка.

– Что бы он там ни сказал, я этого не делал.

– Некоторые вещи ты определенно сделал, – ответил Тахион тоже по-французски.

– Нет.

– Блез, не лги.

– Он мне не нравится.

Тахион медленно подошел к пианино и принялся наигрывать сонатину Скарлатти.

– От учителей не требуется, чтобы они были тебе друзьями. Они просто должны… учить.

– Я знаю все, что мне нужно знать.

– Да ну? – холодно протянул Тахион.

У ребенка окаменел подбородок, и психический щит Тахиона отразил мощный удар.

– Вот и все, что мне нужно знать. По крайней мере, для общения с обычными людьми.

Под немигающим взглядом деда Блез покраснел.

– Я особенный!

– Быть невежественным – не слишком особенное явление для людей этого мира. Ты найдешь себе кучу единомышленников.

– Ненавижу тебя! Я хочу домой.

Закончив фразу, Блез расплакался и уткнулся лицом в спинку кресла.

Тахион подошел ближе и сгреб в охапку плачущего мальчика.

– Блез, дорогой, не плачь. Ты тоскуешь по дому, это естественно. Но у тебя во Франции уже никого не осталось, а я очень хочу, чтобы ты был со мной.

– Мне нет места здесь. Ты просто пытаешься подогнать меня под окружающее. Как подыскивал бы место для новой книги на полке.

– Это не так. Ты придал смысл моей жизни.

Эти слова были слишком взрослыми по своему смыслу, чтобы возыметь действие на ребенка. Тахион решил попробовать по-другому.

– Похоже, я нашел нам новую квартиру. Сходим туда сегодня же, и ты скажешь, какой ты хочешь видеть свою комнату.

– Правда?

– Совершенная.

Он вытер мальчику лицо платком.

– Но прямо сейчас мне придется заняться работой, а потом я отведу тебя к «Малютке», и она расскажет тебе предания твоих предков.

– Очень хорошо, – сказал Блез снова по-французски.

Тахион почувствовал укол чувства вины. Этот план был задуман не столько, чтобы порадовать Блеза, сколько, чтобы обеспечить его хорошее поведение. Запертый внутри мыслящего живого такисианского корабля, Блез будет в безопасности, и окружающий мир тоже будет в безопасности – от него.

– Но на английском, – жестко добавил Тахион.

– Ну и ладно, – снова помрачнев, ответил Блез снова по-французски.

Обратно в клинику. Еще пять часов лихорадочной работы. По большей части, как ни печально, бумажной. Тахион внезапно снова вспомнил о Блезе и подумал, что «Малютка» должна развлечь его очень хорошо. Вернувшись с работы, он забрал его и повез на тренировку по карате. Уселся в кабинете рядом с залом и принялся читать «Таймс», внимательно прислушиваясь к тому, что происходит в додзё. Но Блез вел себя хорошо.

«Благотворительный концерт в помощь жертвам вирусов Дикой Карты и СПИДа пройдет в «Доме смеха». Как это в духе Деса, подумал Тахион. Интересно, почему мероприятие решили провести в Джокертауне?

Наверное, ни один другой концертный зал Нью-Йорка не согласился бы. Потребовали бы, чтобы кресла затянули пластиковыми чехлами.

Было какое-то сходство между этими двумя наказаниями, постигшими человечество. Как биохимик, Тахион нашел сходство между вирусами Дикой Карты и герпеса. И в эмоциональном их восприятии простыми людьми тоже было сходство, сильное. Благотворительный концерт в пользу жертв вирусов породит множество намеков относительно сексуального поведения этих жертв и тех, кто им помогает.

«Министерство здравоохранения предупреждает: трахаться опасно для здоровья!»

– Ну, а мне тогда предполагается прожить пару тысяч лет, – пробормотал Тахион, скрестив ноги.

Блез выбежал из зала, прекрасный в своем белом тренировочном ги. С менеджером школы карате возник небольшой спор по поводу цвета этого костюма. В этом додзё стандартным цветом был черный, но, несмотря на сорок лет, проведенные на Земле, Тахион упорно не признавал этот цвет. Черный цвет для рабочих. Не для аристократов.

Мальчишка сунул ему в руки свою одежду.

– Переодеваться не собираешься?

– Нет, – ответил Блез, взбираясь на стул и разглядывая стенд, на котором были закреплены сюрикены, кусаригама[2]2
  В написании «кусаригама» ошибка. Оружия с названием «кусавагама» в японских БИ нет (Прим. перев.).


[Закрыть] и нагинаты.

– Как у него с языковым барьером? – спросил он Тупуолу, выписывая чек.

– Без проблем. За последние пару дней его английский стал намного лучше.

– Он очень талантлив.

– Да, конечно. – заявил Блез, пройдя по стульям и обняв Тахиона за шею. Тупуола нахмурился, вертя ручку в пальцах.

– Хорошо бы, ты мне демонстрировал свои успехи в английском.

– С тобой по-французски говорить проще, – ответил Блез, на ходу меняя язык разговора.

Тахион провел пальцами сквозь прямые рыжие волосы внука.

– Думаю, мне пора начинать вырабатывать избирательную глухоту.

Он внезапно усмехнулся.

– Что? – спросил Блез, дергая его за плечо.

– Я вспомнил случай из своего детства. Я был не сильно старше, чем ты сейчас. Может, лет пятнадцать. Решил, что физические упражнения скучны. И нужны только спарринги. Поэтому приказал телохранителю выполнять упражнения за меня.

Тупуола расхохотался, а Тахион печально покачал головой.

– Я был просто невыносимым маленьким принцем.

– И что случилось?

– Отец меня подловил.

– И? – восхищенно спросил Блез.

– И выколотил из меня эту дурь.

– Полагаю, ваши телохранители глядели на это с удовольствием, – со смешком сказал Тупуола.

– О нет, у них была слишком хорошая выучка, чтобы проявить хоть тень эмоций, но я припоминаю, что пару раз у них красноречиво губы дергались. И это было очень унизительно.

Тахион вздохнул.

– Я бы его остановил, – сказал Блез. В его глазах сверкали искорки.

– Я уважал своего отца и знал, что он прав, наказывая меня. Кроме того, было бы нарушением принципов пси начать долгий и изнурительный поединок умов с родным отцом на глазах у слуг. Не говоря уже о том, что, вполне возможно, я бы проиграл.

Тахион шлепнул Блеза указательным пальцем по кончику носа.

– Если ты такисианин, то всегда о таком думаешь.

– Принципы пси. Словно название какой-нибудь эзотерической книжки из шестидесятых, – пробормотал Тупуола.

– Возможно, я когда-нибудь напишу такую книгу, – сказал Тахион, вставая. Повернулся к внуку: – Раз речь зашла о шестидесятых, есть человек, с которым я хотел бы тебя познакомить.

– Прикольный?

– Да, а еще очень добрый. И мой хороший друг.

Уголки губ Блеза опустились.

– С ним не поиграешь.

– Нет, но у него есть дочь.

– Марк, смотри же! Я пришел! – провозгласил Тахион, взмахнув шляпой с пером перед дверью «Космической тыквы» («Пища для ума, тела и духа», «Магазин снадобий и деликатесов», – гласила вывеска).

Марк Мидоуз, он же Капитан Глюкс, стоял у кассы, согнувшись, как цапля, и держа в кончиках пальцев только что открытую упаковку с тофу.

– Вау, Док. Рад тя видеть.

– Марк, это Блез, мой внук, – сказал Тахион, выталкивая вперед спрятавшегося позади него ребенка. – Блез, позволь тебе представить, месье Марк Мидоуз, – сказал он по-французски.

– Очень приятно, месье, – сказал Блез тоже по-французски.

Марк вскинул пальцы в жесте мира, принятом у хиппи, и бросил резкий взгляд на Тахиона.

– Похоже, что тебе много, что есть мне порассказать.

– В самом деле много, а еще я хочу попросить об одолжении.

– Что угодно, брат, только скажи.

Тахион многозначительно посмотрел на Блеза.

– Секунду. Сначала я хочу, чтобы Блез познакомился с Деткой.

– А… конечно.

Они забрались по крутой лестнице в квартиру Марка, оставив Блеза играть с десятилетней дочкой Марка, чудесной девочкой, к сожалению, отстающей в развитии. Очутились в крохотной лаборатории старого хиппи, заваленной оборудованием.