Текст книги "Знатная леди"

После столь удачного променада мисс Уичвуд отвела девушку в Питьевую галерею[15]15
  Помещение на курорте, где пьют минеральную воду.


[Закрыть], где им повезло встретить миссис Стинчкомб – приятную женщину, с которой она была хорошо знакома, мать двух симпатичных дочерей, старшая из которых была почти ровесницей Лусилле, и одного сына, в данный момент проходившего обучение в Кембридже. Обе дочери сопровождали мать, и мисс Уичвуд, воспользовавшись моментом, тотчас же представила Лусиллу миссис Стинчкомб и вскоре с удовлетворением отметила, как все три девушки о чем-то оживленно щебечут, причем в манере, которая явно свидетельствовала о том, что уже в самом ближайшем будущем они станут лучшими подругами. Миссис Стинчкомб была склонна одобрительно отнестись к любой девушке, удостоившейся покровительства мисс Уичвуд, и потому сказала, с ласковой улыбкой глядя на трио:

– Какие очаровательные болтушки, вы не находите? Мисс Карлетон остановилась у вас?

– Она приехала погостить у меня и, надеюсь, задержится на несколько недель, – ответила мисс Уичвуд. – Она сирота и живет в Челтенхеме со своей тетей, которая подвергла ее излишне строгому уединению. Она еще не вышла в свет, естественно. Но я считаю исключительно важным, чтобы девушки научились вести себя в обществе перед тем, как их вышвырнут в высший свет, посему я надеюсь убедить ее тетю дать ей попробовать встать на крыло в Бате, прежде чем устраивать ее официальный дебют.

Миссис Стинчкомб согласно кивнула.

– Вы совершенно правы, моя дорогая! Мне часто приходилось быть свидетельницей того, когда девушки, как вы метко подметили, будучи вышвырнутыми в общество, губят свое будущее чрезмерной застенчивостью, что приводит к косноязычию или вовсе лишает их дара речи, или же – что гораздо хуже! – ведут себя с неприличной развязностью, стараясь выглядеть на высоте, фигурально выражаясь. Вы обязательно должны привести свою протеже на небольшую вечеринку, которую я устраиваю для своих девочек в четверг: можно не говорить, что все будет просто и без всяких церемоний.

Мисс Уичвуд поблагодарила ее и приняла приглашение, с сожалением отметив, что по собственной воле обрекает себя на то самое времяпрепровождение, которое полагала нестерпимо скучным. В голову ей пришла и еще одна мысль, куда более неприятная: она вдруг подумала, что постепенно превращается в дуэнью. Подобные размышления не доставили ей особой радости, но поскольку ей все-таки еще не исполнилось тридцати и она не отметила сокращения числа своих поклонников, то не позволила им окончательно испортить себе настроение. И она была вознаграждена, когда к ней подошла Лусилла, глаза которой сияли, словно звезды, и сказала:

– О, мисс Уичвуд! Корисанда пригласила меня на вечеринку в четверг. Можно мне пойти? Умоляю, не говорите «нет»!

– Быть может, если вы будете себя хорошо вести, я этого и не скажу, – с самым серьезным видом ответствовала мисс Уичвуд. – Собственно, я только что приняла любезное приглашение миссис Стинчкомб для нас обеих.

Лусилла рассмеялась, но тут же отвернулась, чтобы поблагодарить миссис Стинчкомб, и сделала это очень мило, так как немного погодя та заметила Эннис, что манеры девочки столь же очаровательны, сколь и ее внешность.

Весь обратный путь вверх по склону к Кэмден-Плейс Лусилла без умолку и с нескрываемым восторгом болтала о предстоящем торжестве и том удовольствии, каковое она благодаря милой дорогой мисс Уичвуд получила, сведя знакомство со столь очаровательным и приятным созданием, как мисс Корисанда Стинчкомб. Эдит Стинчкомб тоже очень милая и покладистая девушка, хотя и недостаточно эмансипированная, поскольку до сих пор учится в пансионе; что же до самой миссис Стинчкомб, то мисс Уичвуд должна согласиться, что другой такой любящей и превосходной родительницы попросту не сыскать. По словам дочерей, мама всегда и неизменно понимает их чувства и никогда не сердится. Как это не похоже на подруг тети Клары!

– Только представьте себе: она позволила Корисанде одной отправиться за покупками, при условии, что ее будут сопровождать Эдит или их брат без опеки гувернантки! И это при том, что мисс Фрамптон ничуточки не похожа на недоброй памяти мисс Чизберн, которая старательно помогала тете превратить жизнь Лусиллы в ад. – Корисанда говорит, что мисс Фрамптон просто душка и такая веселая, что они с Эдит просят ее пойти с ними! О, мадам, а еще Корисанда говорит, что знает магазин на Столл-стрит, где можно купить ридикюль вполовину дешевле того, что за него просят на Милсом-стрит, и она пообещала отвезти меня туда, если вы не станете возражать.

Мисс Уичвуд, отделываясь подобающими случаю репликами, поняла, что отныне и до самого конца пребывания у нее в гостях Лусиллы обречена выслушивать смертельно скучные цитаты из того, что сказала Корисанда.

Следующим вечером, к всеобщему удивлению, в гостиную вошел Ниниан и провозгласил, что привез личные вещи Лусиллы, которые передал дворецкому. Глаза у него сверкали, и вообще он был настроен чрезвычайно воинственно, хотя по его поведению было заметно, что обошлись с ним весьма неласково.

– Ниниан! – вскричала Лусилла. – Как это мило с твоей стороны! Я не ожидала, что получу их так скоро! Но тебе решительно незачем было утруждаться и привозить их самому.

– О нет, напротив, нужда была, и еще какая! – угрюмо возразил молодой человек.

– Нет-нет, Сара сама могла бы привезти их мне и без твоей помощи.

– Нет, не могла, потому что ее здесь нет. Боже, какой разразился скандал! С криками о бунте и неповиновении. И я решительно не понимаю, почему истерика должна была случиться с моей матерью, когда все они прекрасно знали, что тебя не убили и не похитили, потому что с тобой отправился я.

– Ты имеешь в виду, что Сара не приехала? – воскликнула Лусилла.

– Именно это я и имею в виду. Она сцепилась с твоей теткой, потому как та буквально взбеленилась, что с ней бывает крайне редко, и заявила, что это Сара во всем виновата, поскольку плохо смотрела за тобой и все такое прочее. Но тут Сара не осталась в долгу и припомнила ей старые обиды, а закончилось все тем, что она упаковала свои сундуки и была такова.

Молодой человек с неудовольствием отметил, что Лусилла на радостях закружилась по комнате, и сухо добавил:

– Ты, конечно, можешь считать это поводом для радости, но на твоем месте я бы этого не делал, верно тебе говорю.

– Ура, ура, ура! – воскликнула Лусилла, выделывая особенно сложное па и хлопая в ладоши. – Если бы ты только знал, как я боялась, что Сара приедет!

В этот момент в разговор вмешалась мисс Уичвуд, поинтересовавшись у Ниниана, ужинал ли он. Юноша поблагодарил ее и ответил, что да, он останавливался перекусить по дороге и что он более не может задерживаться, потому что уже темнеет, а он еще не обосновался на ночлег в Бате.

– И здесь мне нужен ваш совет, мадам, – заявил он. – Вся штука в том… словом, так получилось, что я опять на мели. Хотя и ненадолго, всего лишь до первого дня квартала. Как только мне выплатят содержание, я вновь окажусь на коне, но и в долги залезать не годится, поэтому я намерен остановиться в гостинице подешевле. Вот я и подумал, что вы сможете подсказать мне… подходящую.

Лусилла перестала танцевать, замерла посреди комнаты и изумленно спросила:

– Как, ты намерен остаться в Бате?

– Да, – процедил сквозь зубы Ниниан. – Намерен! Пусть знают!

Прежде чем Лусилла успела потребовать от него объяснений, произошло второе событие, оказавшееся еще более кстати: в гостиную вошел Лимбури с чайным подносом в руках. Все разговоры смолкли, а когда Ниниан выпил две чашки чаю и съел несколько миндальных бисквитов, его мстительность поутихла, и он смог представить дамам более-менее полный отчет о выговоре, полученном от любящих родителей.

– Это просто невероятно! – возопил он. – Они обвинили во всем меня!

– Какая несправедливость! – негодовала Лусилла.

– Еще бы! Потому что как, черт меня побери, я мог помешать тебе убежать, хотел бы я знать?

– Никак. И никто не смог бы, – заверила она его. – Они должны быть благодарны тебе за то, что ты поехал со мной!

– Я тоже так думал, – сказала он. – Более того, если кто и виноват в том, что тебе пришлось уйти из дому, так это они, а не я.

– Ты им так и сказал? – нетерпеливо воскликнула Лусилла.

– Нет, не сразу, а под конец, когда и сам основательно разозлился. Это случилось, когда я понял, что меня, а вовсе не тебя, обвиняют в прострации[16]16
  Здесь: крайняя слабость, изнеможение.


[Закрыть] твоей тетки. Как тебе это нравится? Не знаю уж, что сказала бы мне она сама, потому что я ее не видел, слава богу! С ней случилась истерика, когда обнаружилось, что ты убежала, а потом приключились судороги, или спазмы, или как там еще она их называет, так что ее уложили в постель и приставили к ней нашего доктора, а моя мать принялась приводить ее в чувство жжеными перьями, нюхательными солями и нашатырным спиртом. А отец буквально выгнал Сару из дому, потому как от одной только мысли о том, что она все еще остается в Чартли, у твоей тетки начинаются новые судороги. Что ж, я действительно сказал: «Что за гусыня!», а папа – папа! – заявил, что это я во всем виноват! А мама сказала, что не понимает, как у меня хватило совести оставить тебя одну у совершеннейшей незнакомки, добавив, что и подумать не могла, что ее собственный ребенок окажется настолько бессердечным. А когда меня начали упрекать и Корделия с Лавинией, – но этому я быстренько положил конец! – терпение мое лопнуло, и я заявил: очень хорошо, и если они полагают, что я должен был защитить ее от вас, мадам, то я возвращаюсь прямо в Бат и останусь здесь! И я сказал еще, что готов отправиться куда угодно, лишь бы не оставаться с ними в Чартли, и что, хотя вы совершенно посторонний для нас человек, но в вашем доме я встречу теплый прием, которого меня лишили под отчим кровом.

– Отличная работа, Ниниан! – воскликнула Лусилла, с энтузиазмом пожимая ему руку. – Никогда не думала, что у тебя достанет на это мужества.

Он покраснел, но заметил:

– Не думаю, что это было хорошо с моей стороны. Мне не следовало разговаривать с отцом в таком тоне. Мне очень жаль, но я действительно имею в виду то, что сказал, и будь я проклят, если поползу назад, пока он не извинится передо мной! Даже если мне придется умереть с голоду в канаве.

– О, умоляю вас, даже не думайте об этом! – высказалась мисс Фарлоу, с открытым ртом внимавшая молодому человеку. – Вы поставите мисс Уичвуд в неловкое положение, потому что люди скажут, что она должна была спасти вас. Не то что бы я думала, будто вам позволят умереть в канаве в Бате, по крайней мере, я не слышала ни о чем подобном, потому что здесь очень строгие правила насчет того, чтобы поддерживать улицы в чистоте и порядке, а нуждающимся помогают в Обществе призрения – превосходная организация, на мой взгляд, – но я не думаю, что ваши почтенные родители захотят, чтобы вы стали его членом, как бы они ни сердились на вас.

При этих ее словах Лусилла сдавленно захихикала, а мисс Уичвуд, старательно сохраняя невозмутимость, заявила:

– Совершенно верно! Вы должны приберечь эту возможность на самый крайний случай, Ниниан, чтобы воспользоваться ею, если отец пригрозит лишить вас наследства. А пока что рекомендую вам остановиться в «Пеликане». Он находится на Уолкот-стрит, и цены, как мне говорили, там очень умеренные. Разумеется, эту гостиницу нельзя назвать фешенебельной, но, полагаю, она обеспечивает своим постояльцам все необходимые удобства, включая простую пищу. Если же, впрочем, тамошняя кухня окажется для вас уж слишком простой, вы всегда можете отужинать здесь. – В глазах у нее появились лукавые искорки, и она добавила: – Сама я у них ни разу не ужинала, но, разумеется, бывала там, чтобы посмотреть комнату, в которой ночевал доктор Джонсон[17]17
  Сэмюэл Джонсон (1709–1784) – английский литературный критик, лексикограф и поэт эпохи Просвещения, чье имя, по оценке «Британники», старейшей Британской энциклопедии, стало в англоязычном мире синонимом второй половины XVIII века.


[Закрыть].

– О! – сказал Ниниан, пребывавший в полном недоумении. – Да… конечно! Доктор Джонсон! Именно так! Он был… он был вашим другом, мадам? Или… или родственником, быть может?

Лусилла поперхнулась смехом.

– Какой ты глупый! Он был лексикографом и умер много лет назад, не так ли, мадам?

– А-а, тот писака! – пренебрежительно протянул Ниниан. – Если подумать, я что-то о нем слышал, но меня нельзя назвать книжным червем, мадам.

– Но ведь в школе, дорогой мистер Элмор, вы наверняка пользовались его словарем? – заметила мисс Фарлоу.

– Ага, вот оно что! – кивнул Ниниан. – То-то его имя показалось мне знакомым. Должно быть, я видел его на какой-то обложке.

– Весьма поверхностное знакомство, позволю себе заметить, – пробормотала мисс Уичвуд. – Полноте, Ниниан! Не можем же мы все до одного быть книжными червями, не так ли?

– Что ж, я не постесняюсь признаться в том, что науки меня никогда особенно не прельщали, – без особой на то необходимости признался Ниниан. После чего, очаровательно улыбнувшись, присовокупил: – Глядя на вас, никто не заподозрит вас в том, что вы книжный червь, мадам!

Ошеломленная столь неожиданным комплиментом, мисс Уичвуд пробормотала дрогнувшим голосом:

– Как это мило с вашей стороны, Ниниан!

– Но ведь это правда! – внесла свою лепту и Лусилла. – Никто бы не подумал, что вы любите читать, читаете очень много и даже держите книги в своей спальне.

– Лусилла, такого предательства я от вас не ожидала! – трагическим голосом сообщила мисс Уичвуд.

– Я говорю об этом одному Ниниану! – поспешно заверила свою наставницу Лусилла, с некоторой тревогой глядя на нее. – Разумеется, мне и в голову не придет рассказывать об этом кому-либо еще, да и он никому ни слова не скажет, правда, Ниниан?

– Ни словечка! – твердо пообещал он.

Мисс Уичвуд скорбно покачала головой:

– Какая жалость, что я так низко пала в ваших глазах!

Они столь поспешно кинулись успокаивать ее, что она не выдержала и рассмеялась:

– Ах вы, глупые дети! Не смотрите на меня такими изумленными глазами, иначе я заплачу от смеха. Прошу вас, успокойтесь и не требуйте от меня объяснений, в противном случае вы сочтете меня помешанной. Но скажите же, Ниниан, вы передали мое письмо миссис Эмбер?

– Нет, она была слишком больна, чтобы принять меня, но его передала ей моя мать. – Поколебавшись, он добавил с умилительной улыбкой: – Она… она слишком плохо себя чувствовала, чтобы написать вам ответ, но поручила матери передать вам устное послание.

– Послание для меня? – спросила мисс Уичвуд, удивленно приподняв брови.

– Не совсем так, – ответил он. Улыбка его стала шире, и он коротко рассмеялся. – Она просила передать Люси, что умывает руки.

– Она говорит так всякий раз, когда сердится на меня, – с отвращением заявила Лусилла. – И никогда не исполняет обещанного. Готова держать пари, она сама приедет за мной сюда, и тогда все будет кончено!

– Не думаю, что она отважится на это, – поспешил утешить подругу Ниниан. – Мне действительно показалось, что она пережила серьезное потрясение. Более того, когда моя мать спросила у нее, не следует ли поручить одной из горничных уложить твои вещи и переслать их сюда, тетя ответила, что если после всего, что она для тебя сделала, ты предпочла общество чужого человека, то ей остается лишь надеяться, что ты никогда не пожалеешь о том, что натворила, и не попросишься обратно, потому что она более не желает тебя видеть.

Лусилла выслушала его, покачала головой и вздохнула:

– Я не верю ни единому ее слову, но ясно одно: в Бат в ближайшее время она не приедет. Ей всегда требуется несколько дней, чтобы прийти в себя после своих приступов истерии.

– Да, – согласился юноша. – Но, пожалуй, я должен упомянуть еще кое о чем: перед тем, как лечь в постель, она отправила письмо мистеру Карлетону. Ставлю десять против одного, что оно не возымеет на него никакого действия, но я решил, что должен предупредить тебя об этом.

– Ах, как это на нее похоже! – в гневе вскричала Лусилла. – Она слишком больна для того, чтобы написать мисс Уичвуд, зато вполне здорова, чтобы настрочить жалобу моему дяде! О боже, только не это! А если он приедет, чтобы силой увезти меня отсюда, я не потерплю такого с собой обращения!

– Не стоит расстраиваться и горячиться раньше времени, – посоветовала своей подопечной мисс Уичвуд. – Если он действительно явится сюда с такими намерениями, то сначала ему придется иметь дело со мной, и это испытание придется ему не по вкусу.

Глава 4

На следующее утро мисс Уичвуд отправила своего грума в Твинхем-Парк с указанием доставить оттуда в Бат ее любимую кобылу. С собой он взял письмо для сэра Джеффри, в котором мисс Уичвуд сообщала брату, что у нее остановилась одна юная знакомая, которой она хочет в качестве развлечения предложить верховые прогулки по местным достопримечательностям.

Когда она впервые обосновалась на Кэмден-Плейс, то привезла с собой двух верховых лошадей в надежде, что в Бате, как и прежде в Твинхеме, сможет бесприпятственно ездить верхом. Не понадобилось много времени, чтобы эта иллюзия растаяла без следа. В Твинхеме она привыкла ездить верхом каждый день то в деревню, за помощью для кого-либо из арендаторов отца, сраженных болезнью, то к кому-либо из подруг, живущих поблизости. Но очень скоро она поняла, что жизнь в городе, особенно таком, как Бат, на крутых и мощеных булыжником улочках которого очень редко можно было встретить всадника, разительно отличается от ее деревенского уклада. В Бате вы или ходили пешком, или ездили в карете; невозможно просто так, повинуясь внезапному порыву, отправиться в конюшню и приказать конюху оседлать для вас лошадь. Следовало назначить точное время, к которому скакун будет доставлен к вашему дому; при этом вас обязательно должен сопровождать грум. Мисс Уичвуд находила подобный порядок вещей невыносимым и откровенно признавалась, что в этом заключается один из главных недостатков жизни в городе. Она также признавалась, правда, только самой себе, что этот недостаток проистекает из того, что она остается незамужней девицей не первой молодости. Но решив однажды, что преимущества жизни под собственной крышей без отцовских запретов перевешивают все недостатки, Эннис не стала предаваться пустым стенаниям и через несколько недель отправила кобылу обратно в Твинхем-Парк, где сэр Джеффри, следует отдать ему должное, содержал ее в холе и неге, дабы сестра могла прокатиться на ней, когда вздумает навестить его. При себе в Бате Эннис оставила своих упряжных лошадей и старую гнедую кобылу, продать которую у нее рука не поднималась.

Грум Сил привел кобылу обратно в Бат, но вернулся не один, а в сопровождении сэра Джеффри, преисполненного самых черных подозрений, что сестра вбила себе в упрямую голову приютить какую-то девицу, которая окажется авантюристкой чистой воды. К несчастью, прибыв на Кэмден-Плейс, он застал дома одну лишь мисс Фарлоу и, узнав от нее все обстоятельства, при которых Эннис свела знакомство с Лусиллой, убедил себя в том, что его подозрения подтвердились.

– Как ты могла оказаться такой безголовой? – пожелал узнать он у сестры часом позже. – Я и представить себе не мог, что ты можешь быть такой ослицей! Скажи мне, что тебе известно об этой женщине? Клянусь честью, Эннис…

– Господи, сколько шума из ничего! – перебила брата Эннис. – Полагаю, ты разговаривал с Марией, которая буквально умирает от зависти к бедной Лусилле. Она – Карлетон, сирота, которая после смерти матери живет с одной из теток; и поскольку состояние здоровья этой миссис Эмбер оставляет делать лучшего, девушка приехала погостить ко мне на несколько недель в качестве прелюдии к своему официальному дебюту. Сюда ее сопровождал Ниниан Элмор и…

– Элмор? Элмор… Никогда о нем не слышал! – провозгласил сэр Джеффри.

– Очень может быть; он совсем еще ребенок и только-только закончил Оксфорд, как мне представляется. Он – сын и наследник лорда Айверли, о котором, смею предположить, ты тоже ничего не слышал, потому как, насколько мне известно, он уединенно живет в своем поместье Чартли-Плейс. Семейство родом из Гемпшира и, даже если ты о них не слышал, безусловно, респектабельное, уверяю тебя!

– Вот как… – слегка обескураженный, пробормотал сэр Джеффри. Но, переварив полученные сведения, он вновь бросился в атаку: – Все это очень хорошо! Но откуда тебе знать, что девчонка – настоящая Карлетон? Хотя, даже если и так, мне это не нравится! Единственный, кого я знаю из всего семейства, – это Оливер Карлетон…

– Дядя Лусиллы, – вставила мисс Уичвуд.

– Вот что я тебе скажу, – начал сэр Джеффри. – Он чертовски неприятный тип! Начисто лишен манер. Никогда не стесняется повернуться спиной к тому, кого не любит, полагая, что рождение и состояние дают ему право высокомерно обращаться с теми, кто не уступает ему ни в первом, ни во втором; и… короче говоря, он из тех субъектов, которых я никогда не осмелился бы представить своей сестре.

– Ты имеешь в виду, что он – безнравственный распутник? – осведомилась мисс Уичвуд.

– Эннис! – возмутился он.

– Ради всего святого, Джеффри! – нетерпеливо заявила она. – Я не вчера родилась! Если ты говоришь, что не осмелился бы представить его мне, что еще ты мог иметь в виду?

Брат метнул на нее недовольный взгляд.

– Мне представляется, ты начисто лишена деликатности, – обиженно заявил он. – Мне страшно представить, что сказала бы наша бедная мать, если бы услышала, как ты изъясняешься с поразительным отсутствием женской утонченности!

– Ну так не представляй! – парировала она. – Лучше подумай о том, что сказал бы папа. Хотя, думаю, ты содрогнулся бы и при мысли об этом. Где ты научился сладкоречию, Джеффри? Что до мистера Оливера Карлетона, вы с Лусиллой вселили в меня стойкое желание познакомиться с ним поближе. Она перечислила мне все его недостатки, которые ты мне только что живописал, кроме одного, о котором она, естественно, не подозревает, но ты его добавил. Да он сущее чудовище, как я погляжу!

– Тебя всегда отличало неуместное легкомыслие, – строго заявил брат. – Позволь тебе заметить, что оно отнюдь не украшает женщину. Ты начинаешь нести всякий неприличный вздор. Стойкое желание встретиться с чудовищем – надо же!

– Но я еще ни разу в жизни не видела чудовища, – пояснила она. – Довольно! Полагаю, все это – сплошное надувательство и он такой же, как и остальные мужчины!

– Я не намерен обсуждать его с тобой. Полагаю крайне маловероятным, что ты с ним действительно встретишься, но если несчастный случай поставит его на твоем пути, то я пренебрег бы своим долгом, если бы не предостерег тебя от каких бы то ни было попыток завязать с ним знакомство, моя дорогая сестрица! Он создал себе репутацию крайне невоспитанного человека. И уж если мы заговорили о надувательствах, то почему ты так уверена, что не пала жертвой одного из них? Не стану скрывать, я вовсе не уверен в том, что эта девчонка и впрямь такая невинная, какой ты ее полагаешь. От Марии Фарлоу мне известно, что она сбежала от своего законного опекуна, причем в компании молодого человека. Это не то поведение, которое свойственно невинной девушке! Откровенно говоря, это скандал, какого я еще не видывал! И я ничуть не удивлюсь, если узнаю, что она изначально намеревалась втереться к тебе в доверие.

– Знаешь, Джеффри, если бы тебя слышал кто-либо посторонний, он бы решил, что в голове у тебя нет ни капли мозгов. Только идиот может слушать то, что говорит Мария Фарлоу! Она с самого начала была уверена в том, что Лусилла стремится занять ее место в моем доме, но ты можешь быть спокоен на этот счет. Лусилла – наследница внушительного состояния, и она намного богаче меня, можешь мне поверить. Она не вступит в права наследования, пока не достигнет совершеннолетия, но уже сейчас она получает весьма неплохой доход, насколько я могу судить. Мистер Карлетон, ее опекун, выплачивает его миссис Эмбер; и мне совершенно очевидно, что сумма должна быть весьма приличной, поскольку миссис Эмбер выделяет Лусилле столько денег, которые она называет «деньгами на булавки», что любой другой девушке, не столь обеспеченной, их хватило бы на полную смену нарядов. Миссис Эмбер оплачивает все, что носит эта девочка и, хотя сама она представляется мне созданием довольно-таки глупым, вкус у нее безупречный, следует признать. Сомневаюсь, что она считает, сколько тратит на Лусиллу. Никакого тебе поплина или дешевого крашеного муслина для мисс Карлетон! – Она внезапно рассмеялась. – Джарби распаковывала ее сундук, и должна сказать тебе, Лусилла резко выросла в ее глазах. С дрожью в голосе она сообщила мне, что у мисс все только лучшего качества. Что же до того, что она убежала с Нинианом, то все было совсем не так: она сбежала из Чартли-Плейс, а Ниниан всего лишь выступил в роли сопровождающего. Ее тетка по глупости привезла девушку туда, и на Ниниана оказали сильнейшее давление с тем, чтобы вынудить его сделать ей предложение, а на нее – чтобы принять его. Очевидно, их отцы, которые были лучшими друзьями, составили этот план много лет назад. Ниниан полагает, что это единственная причина, которая заставляет его отца столь усердно добиваться их союза, но я подозреваю, что немаловажную роль здесь играет и состояние Лусиллы. Поместье, унаследованное ею от отца, располагается, насколько я понимаю, достаточно близко от Чартли, чтобы Элморы настойчиво желали присоединить его к своим владениям. Ты, конечно, скажешь, что это вполне понятно, но можешь ли ты представить себе, в наше-то время! что-либо столь же безумное, как попытка силой заставить двоих детей – поскольку они и впрямь совсем еще дети – соединиться узами брака, когда они с раннего детства относятся друг к другу как брат и сестра?

Он выслушал ее, не перебивая, но ответил не сразу. Спустя несколько мгновений, правда, он высокопарно заявил, что не является сторонником вольностей, коими руководствуется молодое поколение.

– Я уверен, что в таких вопросах родителям виднее. В силу необходимости они лучше детей разбираются в…

– Вздор! – заявила мисс Уичвуд, подводя черту под дискуссией. – Или это папа устроил твой брак с Амабель? – Заметив, что повергла его в замешательство, она добавила: – Так что не прикидывайся ханжой, Джеффри! Ты влюбился в Амабель и сделал ей предложение, когда папа еще и в глаза ее не видел. Разве не так?

Он густо покраснел, попытался выдержать ее взгляд, который она с вызовом устремила на него, отвел глаза и с глуповатой улыбкой ответил:

– В общем… да! Но, – тут же перешел он в наступление, – я знал, что папа одобрит любой мой выбор, и он так и сделал!

– Это точно, – подхватила Мисс Уичвуд. – А если бы он его не одобрил, то ты пошел бы на попятный и сделал бы предложение леди, которую папа счел бы более подходящей для тебя!

– Я бы не сделал ничего подобного! – с горячностью воскликнул сэр Джеффри.

Встретив ее насмешливый взгляд, он вскипел от возмущения, не зная, что сказать, и наконец голосом человека, доведенного до крайности, заявил:

– Черт бы тебя побрал, Эннис! Это совсем другое дело!

– Разумеется! – ответила она и похлопала его по руке. – Никто в здравом уме не стал бы возражать против твоей женитьбы на Амабель.

Он ласково сжал ее руку и проговорил с застенчивой косноязычностью влюбленного мужчины:

– Она… настоящее сокровище, Эннис… Верно?

Та согласно кивнула, запечатлела у него на лбу легкий поцелуй и сказала:

– Безусловно! Вскоре ты сам увидишь Лусиллу: Мария идет с ней и Нинианом в театр, так что мы с тобой сможем поболтать без помех.

Растерянно моргая, он уставился на нее:

– Как, молодой человек тоже здесь?!

– Да, он остановился в «Пеликане», но придет к нам на ужин.

– Ничего не понимаю! – пожаловался он.

– Да, положение складывается абсурдное, – лукаво согласилась она. – Вся ирония заключается в том, что теперь, когда никто не пытается силой заставить их обручиться, они прекрасно ладят друг с другом, если не считать мимолетных ссор. Совсем как дети, право слово!

Она оставила брата одного, уйдя сменить выходной костюм на вечернее платье, и вернулась вместе с Лусиллой. Та выглядела очень юной и милой, и, после того как она сделала реверанс и поздоровалась, одарив сэра Джеффри своей очаровательной застенчивой улыбкой, настороженное выражение исчезло с его лица, а к тому времени как в гостиной появился Ниниан, он уже оживленно беседовал с девушкой самым что ни на есть отеческим тоном. Его сестра, впрочем, ничуть не удивилась этому: будучи строгим поборником высокой морали, он неизменно привечал девушек, которых отличало хорошее воспитание и образование. Поначалу с Нинианом он повел себя несколько чопорно и сухо, но манеры юноши оказались безупречными, так что, когда они встали из-за стола, сэр Джеффри уже простил ему такие признаки зарождающего франтовства, как неудобно высокие уголки воротничка и не слишком удачная попытка завязать шейный платок узлом, известным под названием «водопад», и решил, что вреда от мальчишки не будет: он, без сомнения, перерастет свою нынешнюю склонность к щегольству, а почтение, которое он выказывал старшим, наглядно свидетельствовало о том, что получил строгое и хорошее воспитание. Сэр Джеффри с одобрением отметил, что и он, и Лусилла относились к Эннис с ласковым уважением; но когда они ушли в театр, та заметила, что брат хмурится. Выждав несколько минут, она поинтересовалась:

– Ну, что скажешь, Джеффри? Похожа она на беспутную и хитроумную девицу, которую ты ожидал увидеть?

Он ответил не сразу, а когда заговорил, то взгляд его из-под насупленных бровей был строгим:

– Мне бы очень не хотелось, чтобы ты попала в неприятную историю, Эннис!

– Каким же это образом я могу в нее попасть, хотела бы я знать? – удивилась она.

– Господи милосердный, у тебя что, в голове ветер гуляет? Эта девочка, с которой ты решила подружиться, отнюдь не сирота, которую ты подобрала на улице. Она – представительница уважаемого семейства, наследница, насколько я могу судить по тому, что она мне рассказывала, внушительного состояния, воспитанная теткой, быть может, и глупой, как ты говоришь, но которая окружила ее заботой, роскошью и вниманием. И какие чувства, спрашиваю я тебя, та сейчас испытывает? Ты ведь фактически похитила девчонку!

– Не говори ерунды, Джеффри! Я не сделала ничего подобного.

– Попробуй убедить в этом Карлетонов! – мрачно ответил он. – Они вряд ли смогут обвинить тебя в том, что ты пригласила ее в свою карету, когда обнаружила ее в безвыходном положении посреди дороги, но они непременно поставят тебе в вину – как делаю и я! – что ты не вернула ее тетке сразу же, едва только поняла, что к чему. Ты даже не сможешь оправдаться, будто полагала, что с ней дурно обращаются!

Она была потрясена, но попыталась возразить:

– Нет, конечно, не могу, но когда она рассказала мне о давлении, которое оказывает на нее миссис Эмбер, и не только она, но и Айверли, я поняла, в отличие от тебя, что она чувствовала себя загнанной в ловушку, и пожалела ее от всего сердца. Если бы у Ниниана достало мужества заявить отцу, что он не намерен жениться на Лусилле, дело могло бы повернуться совсем по-другому. Но, похоже, никто из членов семейства Айверли не осмеливается ему противоречить, потому как все боятся, что, если он впадет в ярость, то у него случится сердечный приступ и он умрет на месте. Презренная и жалкая тирания, не так ли? По-моему, это начинает осознавать и Ниниан. Когда, оставив Лусиллу на мое попечение, он вернулся домой, то застал там дым коромыслом. Никто из членов его любящего семейства не озаботился скрыть факт бегства Лусиллы от лорда Айверли или указать ему на то, что, раз с ней Ниниан, то никакая опасность девушке не грозит. Насколько я понимаю, он впал в бешенство, но не свалился с приступом, а пребывал в полном здравии и устроил Ниниану грандиозную выволочку, причем без малейшего вреда для собственного здоровья. Естественно, Ниниан вышел из себя, собрал свои вещи и вернулся в Бат, чтобы защитить Лусиллу от поползновений «совершеннейше постороннего человека»! И я не могу его винить. Бедный мальчик! Ему и так пришлось нелегко с Лусиллой, так что обвинения и упреки родителей стали для него последней каплей. Он сделал все, что мог, пытаясь убедить ее вернуться вместе с ним обратно в Чартли, но сделать это было можно, лишь прибегнув к грубой силе. Не думаю, кстати, что и это у него получилось бы, потому что она наверняка оказала бы отчаянное сопротивление, а ничто не могло бы вызвать у него большее отвращение, чем гадкая сцена на людях, которая бы за этим последовала.