Текст книги "Я иду искать"

– И давно у тебя права? – спросила я Луку.

– Хммм… – ответил он, задумавшись, потом пожал плечами. – Меньше года.

Это ещё куда ни шло. Значит, ему лет шестнадцать. Старшеклассник.

– Мы поняли друг друга? – спросила я обоих.

– Прости меня, Чумачеха, – Мэд придвинула лицо к мордочке Оливера и улыбнулась. – Меня казнят на рассвете? Можно мне попрощаться с юным братом? – она шумно чмокнула Оливера в щёчку, и он захихикал. Я не смогла сдержать улыбку, глядя на них.

Отчасти мне хотелось наказать Мэдди и выставить Луку за дверь, но так было бы нечестно. К тому же где-то через час должна была позвонить мамаша Мэдди. Лаура жила в Бирмингеме и, пока находилась под надзором, могла лишь звонить раз в неделю и навещать Мэдди раз или два в год. Вполне вероятно, она могла вообще не позвонить, что тоже было бы ужасно, но также возможно, что она могла позвонить очень поздно, или пьяная, или и то и другое. Тогда нас ожидала тяжёлая среда. Но сегодня был только вторник, и Мэдди, в компании этого мальчишки, глупо улыбалась, кокетничала и целовала малыша.

– На этот раз Лютик не съедят мурены, – сказала я, и она ухмыльнулась.

– Иди к мамочке, – сказала она Оливеру. Я протянула руки и взяла его. Мэдди, повернувшись, потянула Луку за футболку из комнаты.

– Куда вы собрались? – спросила я. Она замерла.

– Наверх. Хочу показать Луке одно видео…

– Принеси айпад сюда, – отрезала я и строго посмотрела на Луку. – Ещё мы не разрешаем Мэдс водить мальчиков в спальню, – при слове «спальня» Мэдди вновь смерила меня страдальческим взглядом, но сдаваться я не собиралась. – Сидите тут. Поешьте. Я пирог испекла.

Вид у Мэдди стал такой, будто она надеялась, что земля разверзнется и поглотит её, а может быть, меня. Но Лука был подростком, и еда его заинтересовала.

– Круто, – сказал он.

– Молока? – предложила я.

– О Господи! – воскликнула Мэдди, но Лука одновременно с ней сказал:

– Да, пожалуйста.

Я стала доставать посуду, и салфетки, и пирог, и одной рукой разливать молоко с «помощью» малыша. Лука бродил мимо нас, осматриваясь. Мэдди, плюхнувшись на стул возле барной стойки, метала в меня испепеляющие взгляды, надеясь выгнать из кухни.

– Как классно, – заметил Лука, разглядывая висевший над диваном коллаж – восемнадцать фото морских животных. Он указал в центр, на яркого красно-оранжевого моллюска. – Кто это?

– Голожаберный моллюск, – сказала я, и Лука рассмеялся. – Да, странное название. Это маленькие моллюски без раковины, они бывают всевозможных безумных расцветок и форм. Хочешь – верь, хочешь – нет, но вот этот маленький сине-белый господин с крыльями – тоже голожаберный.

– Вот это и это – одинаковые животные? – он с удивлением переводил взгляд с одного моллюска на другого.

– Ага. Эти фотки Чума делала. Она инструктор по дайвингу, – сказала Мэдди гордо, сама того не желая.

– Правда? – он через плечо окинул меня взглядом, полным уважения. Указав на маленького блёклого осьминога, добавил: – Это моё любимое животное. У меня в детстве был плюшевый осьминог. Я везде таскал его за собой, пока у него не отвалились все щупальца.

– Это фото сделала Мэдс, – сказала я, и Лука с таким же уважением посмотрел на неё.

– Ты тоже занимаешься дайвингом?

– Ага, – ответила она, заправив кудряшку за ухо и смущённо улыбаясь. – В десять лет получила сертификат, до этого тоже ныряла, в бассейне.

– Как круто! – воскликнул Лука, и Мэдди умоляюще посмотрела на меня.

– Чума и тебя научит, хочешь?

– Я буду очень рад, – Лука сел рядом с Мэд, и его грациозная поза составила резкий контраст с её ссутуленной фигурой. Откусив огромный кусок пирога, он сказал с набитым ртом: – Офигенно!

Потом, проглотив и повернувшись к Мэд, добавил: – А моя мама ничего не печёт.

Я поверила. Трудно было представить, как Ру в фартуке облизывает миксер.

– Из-за поста?

Лука недоумённо посмотрел на меня, и я уточнила:

– Ну, знаешь, пост – это перед Пасхой, когда нельзя есть конфеты или материться…

Он пожал плечами, и я поняла, что Ру не особенно верующая. В то же время мне стало стыдно – чего я прицепилась к ребёнку? Лука – вполне приличный «молчаливый наблюдатель», и манеры у него куда лучше, чем могли быть у сына такой сучки. Но мне всё же хотелось узнать о ней побольше.

– Или вообще никогда?

Он пожал плечами.

– Мы дома даже хлеба не держим.

– А твоя мама… – начала было я, но меня перебила Мэдисон.

– Пошли в подвал. Там на компе видео посмотрим.

Со спальней ежу понятно, но я не знала, как воспримет Дэвис решение его дочери уединиться с мальчиком в подвале. Мы ещё не обсуждали этот вопрос, потому что до сегодняшнего дня не было необходимости. На мой взгляд, на удобной кушетке можно было залететь ничуть не хуже, чем на кровати, а Лука, каким бы вежливым ни казался, был всего лишь шестнадцатилетним мальчишкой. Но, может быть, я перенесла на него свою неприязнь к его матери. Стала бы я думать то же самое про другого мальчишку, который захотел бы посмотреть с Мэдс видео в подвале?

– Ладно, ладно, – смягчилась я, – намёк поняла. Иди за айпадом, Мэдди, и можете сидеть в гостиной. Не буду вам мешать.

Я направилась в свою комнату, чтобы дочитать «Дом Мирта». Оливер ворочался на коврике, полусонно ворча. Он спал три раза в день и, когда ему не мешали, был просто идеальным ребёнком. Когда я вышла из гостиной, подростки стали шумнее и увереннее. Их разговор доносился до меня, и, хотя я не могла разобрать слов, только интонацию, было очевидно, что они нравятся друг другу. Может, как мальчик и девочка, может, просто как друзья, но беседа звучала жизнерадостно и непринужденно.

Так же было и у нас с Тигом. Оба изгои, мы начали с совместной лабораторной работы, но внезапно обнаружили, что нам удивительно легко общаться. Между нами возникла мгновенная, простая химия, и я ощутила этот чуть слышный щелчок, который раздаётся, когда встречаешь своего человека. То же самое было и с Шарлоттой. Она была умной, смешной, очаровательно суетливой, и в наших разговорах никогда не возникало неловкой паузы. По всей видимости, в гостиной зарождалась новая, крепкая дружба. Я покачала головой и принялась за книгу. Читала, пока Оливер не заворчал.

Я потащила его в кровать, по пути слушая болтовню Мэдди, жизнерадостную, хотя было уже четыре часа, а Лаура всё ещё не позвонила. Обычно в таких случаях Мэдди уже начинала нервничать, ждать и делать вид, что не нервничает и не ждёт. Я прислушалась: Лука своим баритоном сказал что-то, и она рассмеялась. Не кокетливо захихикала, а по-настоящему громко, гортанно расхохоталась.

Добравшись до детской, я села в кресло-качалку, прижав к себе Оливера. В горле стоял ком.

Этот парень тут, похоже, надолго.

Что ж, Мэдисон – нормальная, здоровая девчонка пятнадцати лет. Рано или поздно появился бы мальчик, не этот, так другой. Конечно, я хотела бы, чтобы Лука не был таким красивым. Чтобы Мэдди не позволила ему разбить ей сердце. Но больше всего – чтобы он не был сыном Ру. Одной только мысли о Ру хватило, чтобы напрячься. Она злила и вместе с тем интриговала.

Оливер затих, поднял голову, борясь со сном. Я погладила его, замурлыкала что-то, успокаивая нас обоих.

Просто подожди, сказала я себе. Не думай об этом, и всё уляжется.

Завтра я уже не буду так нервничать. Послезавтра и того меньше. Грязь из прошлого, которая сейчас витала вокруг меня в воздухе, потихоньку осядет. Переключу всё внимание на Шарлотту. У неё проблема настоящая, а не воображаемая. Сосредоточусь на том, чтобы ей помочь, а через неделю или две натолкнусь на Ру в магазине или аптеке. Я буду спокойна и холодна. Поговорим о детях, о садах, о фильмах, как все соседи. Я пойму, что все мои страхи возникли лишь в моей голове, что её игра не направлена на меня.

Таков был мой план, и всю следующую неделю я изо всех сил старалась его придерживаться. Было трудно выбросить Ру из головы, особенно с учётом того, что мой взгляд постоянно натыкался на её сына. Лука торчал у нас каждый день, в том числе по выходным, с половины третьего до пяти. Тему дайвинга он больше не поднимал, но всегда хотел есть. Я кормила его пищей, богатой углеводами, и, запретив себе расспрашивать мальчика о его таинственной матери, общалась с ним, как с любым соседским ребёнком. Мы с Дэвисом поговорили и решили, что не против мальчиков в подвале, но только пусть дверь всегда будет открыта.

Напряжение, сжимавшее грудь, стало слабее. Я помогла Шар подготовить рекламные проспекты для соседей, она выбрала роман Остин для обсуждения в книжном клубе. Я посетила краткий курс для дайверов, которые давно не практиковались. Оливер сам слез с журнального столика и попытался сделать первый шаг, но шлёпнулся на задницу.

Всё идёт своим чередом. Всё в порядке, повторяла я себе.

Я даже верила в эти слова, пока Ру не устала ждать. Пока она сама ко мне не явилась.

Глава 5

В дверь позвонили спустя пять минут после того, как я отправила Дэвиса и Мэдди в их серьёзные учебные заведения. Взяв на руки Оливера, я пошла открывать, размышляя, кто бы это мог быть так рано. До ежедневной прогулки с Шар оставалось ещё полчаса, к тому же у неё был свой ключ.

Открыв дверь, я увидела, что Ру стоит на крыльце, в точности как в тот день, когда я впервые её увидела. Бедро выдвинуто вперёд, в руках ничего нет, платье другое, но тоже длинное и лёгкое. Цвета морской волны, переходящего из светлого в тёмный, тонкое и на вид дорогое. Я поймала себя на том, что одёргиваю видавшую виды футболку в пятнах овсянки, будто это помогло бы спрятать лишние три килограмма, подаренные Оливером.

– Ну привет, Эми Уэй, – сказала она, и её губы искривились в полуухмылке. Вся прошедшая неделя словно прошла мимо меня. Я почувствовала, как сам собой выпрямляется позвоночник, как по нему бежит волна напряжения. В груди нервно забила барабанная дробь.

– Привет, Ру, – сказала я как могла спокойно.

– Не против, если я зайду? – спросила она и, ещё не договорив, вошла. Я не знала, как она это сделала. Она шагнула вперёд так, словно здесь было для неё место, а я растаяла и впустила её.

– У меня есть несколько минут, – сказала я.

Этого я и ждала, сказала я себе. Хотела, чтобы наши пути пересеклись, чтобы у нас состоялся обычный разговор о детях и кулинарных рецептах. Правда, я не думала, что она проберётся в мой дом, но она все-таки пробралась.

Я закрыла дверь, шагнула в сторону, перекрывая ей путь из прихожей, потому что наш разговор мог оказаться очень, очень коротким. В этом помог бы Оливер. Он тихо сидел у меня на руках, с серьёзным видом изучая Ру, но я знала – сейчас самое активное для него время, и совсем скоро он захочет спуститься.

– Чем могу помочь?

Она наклонила голову вбок, губы вновь изогнулись в полуулыбке.

– Какие у меня варианты?

– Не знаю. Тебе что-нибудь нужно?

Её брови взмыли вверх, но я сохраняла хладнокровие и спокойствие. Я ни за что не показала бы ей нездоровый интерес, вскипающий в груди, и страх, что её версия игры в «Я никогда не» нацелена на меня.

– Может, хочешь узнать, что мы обсуждаем на следующей неделе? «Доводы рассудка». Могу прислать письмом по электронке.

– Остин? Пфф. Кенга, что ли, выбирала? Или она всегда выбирает? – должно быть, она заметила моё выражение лица, потому что рассмеялась. – Я бы лучше почитала что-нибудь зубастое, ну ты понимаешь.

– Я люблю Остин, – сказала я, хотя давно хотела, чтобы Шар выбирала именно такие книги, которые Ру так точно охарактеризовала. Зубастые. – Ну, так чего ты хочешь? Уверена, ты не за сахаром пришла.

– Я люблю сахар, – ответила она, и я поняла, что она врёт. Она в точности скопировала интонацию, с которой я призналась в любви к Остин.

– Ты не похожа на сладкоежку, – заметила я. Если эта женщина не держала в доме хлеб, вряд ли она набивала тумбочку бисквитным печеньем.

– Я люблю сахар, – повторила она и шагнула ближе. Слишком близко, так что это казалось двусмысленным. – Но я не позволяю себе всё, что люблю. А ты?

Я отступила в сторону, сама того не желая, и она двинулась вперёд. Элегантная юбка обвивала стройные ноги. Она прошла в гостиную, мимо лестницы, ведущей в подвал, прямо к двери в кухню. Я пошла за ней до гостиной. Оливер фыркнул и обрызгал мне щёку слюной.

Наконец, Ру остановилась у кожаного дивана и принялась разглядывать фото с морскими животными, в точности как её сын. Уже поздно было говорить что-нибудь саркастическое, вроде «чувствуй себя как дома». Я потеряла контроль. Как бы я ни представляла нашу встречу после игры, такой вариант не приходил мне в голову.

Оливер ёрзал у меня на руках, клонился к полу и пищал: «Бабабаба». Закрыв детский барьер, я спустила его с рук, и он пополз к книжной полке, полной игрушек.

– Я думала о тебе, – сказала Ру. Она по-прежнему смотрела на картинки, повернувшись ко мне спиной, но в её голосе слышалось подобие флирта. – Всю неделю.

– Это… немного странно, – ответила я. Я тоже думала о ней слишком много. Но совсем не в том смысле, на который она намекала.

– А ты обо мне думала? – спросила она, словно прочитав мои мысли.

– Не особенно, – соврала я, радуясь, что она стоит ко мне спиной. Ей стоило лишь посмотреть на меня, чтобы понять – я вру насчёт литературных предпочтений.

Больше она ничего не сказала. Лишь медленно прошлась вдоль дивана, словно продумывая каждый шаг. С каждой секундой мне становилось всё более неловко, но я сделала над собой усилие и ждала, пока она уйдёт, дыша по методике и холодно, спокойно улыбаясь. Налюбовавшись картинками, она через плечо бросила на меня дерзкий взгляд. Тишина затягивалась, даже воздух утратил плотность. Я по-прежнему улыбалась, хотя улыбка казалась приклеенной.

До меня дошло, что это тоже игра. Тихая игра.

Она раздражала, но я была почти рада. Злость – тоже плохое чувство, но уж лучше оно, чем тревога.

– У меня сегодня нет времени играть в молчанку, Ру, – сказала я. В её глазах зажглись озорные искорки.

– А у меня есть. Поэтому я выиграла.

– У меня нет времени играть ни во что, – буркнула я сердито, сама того не желая, и её ухмылка превратилась в улыбку во весь рот. Медленной походкой она приблизилась ко мне.

– Ты не любишь игры?

Не стоило начинать этот разговор. Тема игр не годилась для обсуждения с ней. Она сбила меня с ног и теперь вновь подбиралась слишком близко. На этот раз я удержалась, хотя чувствовала, как мои глаза буравят её, как всё тело хочет отодвинуться в сторону.

– Ты пытаешься… – я даже не знала, как спросить, чтобы это не прозвучало слишком нагло. Теперь она прижалась ко мне вплотную. Я ощущала её дыхание, холодное, пахнущее мятой. Я подняла руки вверх и шагнула назад. Я ничего не могла с собой поделать. – Не знаю, чего ты добиваешься. Может, тебе весело, но мне – нет.

Она улыбнулась мне. Соблазнительной, почти хищной улыбкой. Будь я лесбиянкой или мужчиной, я не сомневалась бы, что она хочет привлечь моё внимание. Кожа покрылась мурашками.

– Ты любишь мужчин? – спросила она.

– Да, – ответила я. – Ну то есть, я люблю своего мужа.

– Ну прямо степфордская жена, – сказала она. – Расслабься, я тоже люблю мужчин. По крайней мере трахать, – судя по всему, она не слишком придерживалась негласного правила не ругаться в присутствии детей, бросив нецензурную бомбу возле моего малыша, развесившего уши в поисках первого слова. – Не бойся оставаться со мной наедине.

– Мы не наедине, – отрезала я. Оливер был в нескольких метрах от нас, исследовал пластиковую палку с яркими концентрическими кругами.

– Всё равно что наедине. Этот никому не расскажет, – она взглянула на Оливера, потом перевела взгляд на меня. – Так вот, я нормальной ориентации. Больше всего я люблю юристов. Не только потому, что они все конченые извращенцы, хотя это приятный бонус. Больше всего я люблю их за то, что, если их трахать как следует, они всё тебе расскажут. Юристы болтливы, как пьяные женщины из книжного клуба.

Снова отсылка к игре, и, разумеется, я не собиралась вестись на эту уловку.

– Выбирай выражения, ладно? – сказала я. – Не хочу потом убеждать соседей, что любимое слово Оливера – «ахать».

Она не рассмеялась. Даже из вежливости. Вновь наклонила голову, на этот раз на другой бок, и посмотрела на меня так, словно я кусочек паззла, который не подходит куда надо.

– Кого ещё я люблю трахать? Банкиров, – продолжала Ру, будто не слышала моих слов. Её голос был подчёркнуто легкомысленным. Это напомнило мне другую игру: «Плохая мамочка». Её любили Тейт и Лавонда: вечно выпендривались, у кого больше колец на пальцах ног и татуировок, кто скажет или сделает что-нибудь более вызывающее. – Думаю, тебе лучше начать с банкиров. Потренируешься перед юристами – банкиры не такие извращенцы.

Она явно провоцировала меня, и я ощутила странное желание казаться тем зануднее, чем откровеннее становились её провокации. Смерила её скучающим взглядом. Пожала плечами.

– Возьми их себе. Я замужем.

Она тоже пожала плечами, в точности скопировав моё движение и мимику, будто принимала мораторий на секс с юристами. – Я тоже замужем.

– Правда? – удивилась я, сама того не желая. Не считая слов Луки о том, что она не ест хлеба, это была первая конкретная информация, какую я узнала о Ру. – Никогда не видела твоего мужа.

Она улыбнулась.

– Мы живём раздельно.

– Неудивительно, если учесть, сколько в мире юристов, – сказала я. Слова прозвучали ехидно, немного стервозно, и она сдавленно рассмеялась.

– Тебя голыми руками не возьмёшь, да?

Я пожала плечами. Мне нравилось не поддаваться на её провокации, когда она изо всех сил старалась меня шокировать. Я решила вести себя ещё невозмутимее. Погрузилась в себя, дышала, как во время глубоких погружений. Моё тело было спокойно, лицо ничего не выражало. Пусть, подумала я, хоть осла трахает на моём чайном столе – дам ей чистящее средство и попрошу убрать за собой.

– Я думала, ты ранимее, – сказала она. – Может, потому что, когда мы встретились, ты крутилась возле Кенги. Её обидеть проще простого.

Я вновь пожала плечами, но она была права. Если бы она заявилась к Шар и произнесла монолог про юристов в присутствии Руби, Шарлотту хватил бы удар. Но я на эти игры не велась, и это стало залогом победы. Мне нравилось ей не поддаваться. Я медленно, глубоко дышала и могла молча стоять тут сколько угодно. Я не собиралась нарушать тишину.

Она тоже выжидала, не сводя с меня глаз. В конце концов сказала:

– Ну ладно.

Упёрла одну руку в бедро, будто позировала для фотографии, и добавила:

– Давай попробуем ещё раз.

Что попробуем? – хотела спросить я. Не быть такой сукой?

Но это вновь была бы игра. А детские игры давно кончились.

Я улыбнулась ей как можно гостеприимнее – спокойно, дружелюбно.

– Мы плохо начали наше общение. Мы ведь соседки. Может, нам стоит выяснить, что у нас общего?

– Хорошо. У меня, например, есть пульс. А у тебя? Лично я начинаю сомневаться, – заявила она язвительно, но не злобно.

– Пульс есть у нас обеих, – заверила я.

Она грациозно опустилась на кожаный диван, скрестила ноги. Солнечный свет, ливший из панорамного окна, озарил её лицо. Её лоб был бледным, гладким, как яйцо, а глаза – неестественно яркими. Она точно что-то делает, поняла я. Подтяжку лица – точно, и, может быть, колет ботокс, хотя, если бы не моя мать, я, может, и не догадалась бы. Сработано было превосходно. Незаметно, а значит, дорого, и очень эффективно. Может быть, она даже была моей ровесницей.

– У нас есть и ещё кое-что общее, – сказала Ру. – Мы обе входим в один процент населения.

Я покачала головой. Почтовый индекс моих родителей принадлежал одному проценту людей, но я уже много лет не входила в клан Смитов. Мы с Дэвисом относились к среднему классу. У меня ещё оставалось чуть больше трехсот тысяч долларов, полученных в наследство от бабушки, но они спокойно лежали в банке Бостона, ожидая своего часа. Это было больше, чем у многих людей, но всё-таки ещё не давало мне права относить себя к числу миллиардеров. Что касается Ру, из предметов роскоши у неё были, судя по всему, лишь красная машина и наряды от кутюр. И дорого сделанное лицо.

– Не понимаю. Хочешь сказать, мы…

– Мы обе любим дайвинг, – заявила Ру, указав на фото, и я поняла, что она имеет в виду, говоря об одном проценте.

Сильное напряжение, всё это время не отпускавшее меня, ослабло наполовину, и я даже ощутила что-то близкое к разочарованию. Мне хотелось смеяться над собой. Вот к чему всё шло! Конечно, Лука каждый день расспрашивал меня про дайвинг: как получить сертификат, сколько стоит курс, сколько он длится. Наверняка и мать с ума свёл этими разговорами. Она хочет спросить насчёт уроков для сына, так что можно расслабиться. Ру, конечно, та ещё стерва, но на этот раз виновата была я – переоценила наш разговор.

Оливер сосредоточенно скидывал игрушки с нижних полок, желая проверить, хорошо ли работает гравитация. Плюшевый мишка, игрушка в форме ключей, которую он любил грызть, книга в мягкой обложке исправно шлёпались на пол. Тут было достаточно игрушек, чтобы отвлечь его на несколько минут. Чтобы я могла обсудить уроки дайвинга. Я села на соседний диван, наискосок от Ру.

– Значит, Лука всерьёз загорелся? Мы проводим открытый урок по меньшей мере раз в месяц, да и я скоро выхожу на работу. Отличная идея, тем более раз ты тоже ныряешь.

Выражение её лица не изменилось. Поза осталась той же: ноги скрещены, спина откинута назад, одна рука вытянута вдоль дивана. Но я почувствовала, как в ней что-то щёлкнуло. Под её кожей напряглись мышцы.

– Когда ты обсуждала с Лукой эту тему? – спросила она.

– Всю неделю, – ответила я. – Каждый день у него новые вопросы.

Она чуть подалась вперёд, рука повисла.

– Лука бывает здесь?

Она не знает, что её ребёнок ходит ко мне домой? Я теперь была не против его визитов – похоже, он не испытывал к Мэдди ни сексуального, ни романтического интереса; правда, я опасалась, что она всерьёз в него влюбится. Он был очень мил, и пару раз я приглашала его на ужин, но он не явился.

– Да. Он приходит сюда с Мэдисон после школы.

– Лука на домашнем обучении, – сухо сказала Ру. Это меня удивило. Домашнее обучение не слишком вязалось с образом Ру, но что и с чем вообще вязалось? Роскошная новая машина не сочеталась с убогим домиком, дорогая одежда и столь же дорогая пластика – с нашим районом.

Она поднялась и прошла мимо меня к панорамному окну, пробираясь сквозь завал, который устроил Оливер. Он всё ещё стаскивал игрушки с полки, изучая, тряся и облизывая каждую, прежде чем бросить на пол, что-то бормоча себе под нос.

– Ты с полтретьего до пяти на работе? – спросила я, пытаясь понять, как она может быть не в курсе, что её сын бывает у меня. Она нетерпеливо встряхнула головой.

– Нет, в тренажёрном зале.

Она проводит в тренажёрном зале два с лишним часа в день? Я удивилась, но, глядя на её силуэт в свете панорамного окна, поверила.

– Ну, может, он просто не говорил тебе об этом, – сказала я беззаботно и даже снисходительно. Мне нравилась эта перемена: теперь я была спокойна, а она нервничала. В то же время я надеялась, что моё признание не доставит Луке неприятностей. Мне начинал нравиться этот парень. – Я приглядываю за ними, поверь мне.

– Он таскается к твоей дочери?.. – сказала Ру почти вопросительно. Я рассмеялась.

– Само собой. Не ко мне же, чтобы я научила его стирать цветные вещи отдельно от белых.

Она улыбнулась.

– Это уж точно. Этот мальчишка даже носки свои в корзину не бросит.

Её тон был беззаботным, но я заметила напряжение в линиях её тела. Она обвела глазами комнату. Мне нравилось видеть, как она нервничает. Я с трудом подавила в себе желание встать и придвинуться ближе. Она сняла с полки семейную фотографию, стоявшую на полке слишком высоко, чтобы Оливер мог дотянуться. Я, Мэдди и Дэвис собираемся на пасхальную службу. Оливер тоже был на фото: огромный шар, вздувавший моё лавандовое платье. Ру впилась глазами в фото, не обращая ни малейшего внимания на малыша, игравшего у её ног.

– Это она? Мэгги? Приёмная?

– Мэдди, – поправила я. – Да.

Она приподняла бровь, перевела взгляд с фото на моё лицо.

– Для Луки как-то не очень.

Всё моё тело вспыхнуло от внезапной злости, хотя я думала о том же, просто не смогла облечь эти слова в такую наглую, жестокую формулировку. Но ведь думала.

– Они просто друзья, – сказала я холодно.

– Само собой, – ответила она. Слишком резко поставила фото обратно и повернулась ко мне. – Я не очень-то довольна этим визитом, Эми. Я просила тебя прийти ко мне, но ты не пришла, так что мне пришлось тащиться сюда. И вот я здесь уже пятнадцать минут и только теперь узнала, что мой ребёнок тут ошивается.

Конечно, мне нравилось нажимать на её больные места, но тут речь шла о ребёнке. Я точно так же напряглась, когда Мэдди обманула меня и поехала в школу с Лукой. К этому пришлось отнестись серьёзно.

– Я бы сразу рассказала, если знала бы, что Лука об этом умолчал. Материнская солидарность, – сказала я искренне.

– Конечно, – ответила Ру тем же самым тоном, каким сказала, что читала «Дом Мирта» – ясно, что она врёт.

– Честное слово, – заверила я. – Но ему всего-то шестнадцать. Они с Мэдди едят попкорн, обсуждают усилители вкуса и слушают музыку. Никто не пьёт, не курит, нет угрозы внезапной беременности. Во всяком случае, у меня на глазах.

Ру скрестила руки и недовольно посмотрела на меня.

– Я велела ему ни с кем не связываться. Я тут по делам и не хочу, чтобы он неделями рыдал, когда мы уедем.

Теперь мы, кажется, нашли общую тему: подростковые проблемы я понимала. Но гораздо важнее были слова о том, что Ру здесь ненадолго.

– У тебя временная работа?

– Надеюсь, – ответила она, и её слова могли означать что угодно. Я спросила:

– А чем ты, кстати, занимаешься?

Похоже, никто из моих соседей не был в курсе. По словам Шар, знавшей всё на свете, в книжном клубе Ру вела себя уклончиво. Сказала Лизе что-то про веб-дизайн, намекнула Шеридан, что получила крупный гонорар. Тесс предположила, что Ру – представитель богемы, может быть, танцовщица.

– Не хочу говорить о работе, – отрезала Ру. – Дела не очень, если честно.

– Бах! – недовольно воскликнул Оливер. Все игрушки теперь были на полу. Я встала и подошла к сыну, видя, что Ру не собирается ему помогать. Когда я приблизилась, она пропустила меня и прошла обратно к дивану.

– Хорошо. Ладно. Если ты не насчёт уроков дайвинга, чего тогда от меня хочешь? – я опустилась на колени, чтобы собрать игрушки. Она молча, оценивающе смотрела на меня, и мне это не нравилось. Поймав её взгляд сверху вниз – в буквальном смысле – я почувствовала, как наши роли вновь сменились. Она была спокойна, а я потеряла управление, заговорив о детях и дайвинге. И к тому же стояла перед ней на коленях. Поставив игрушки на полку, я поднялась на ноги.

– Ты знаешь чего, – сказала она, и эти слова её изменили. Всё её тело переменилось. Расправились плечи. Вытянулась шея. Руки сжались в кулаки и вновь расслабились. – Я пришла, чтобы закончить.

– Что закончить? – моё сердце заколотилось, потому что я знала ответ.

– Игру, – ответила она именно так, как я и думала. Вновь наклонила голову – быстрое, птичье движение, любопытное и незнакомое. – Не бойся, Эми Смит.

– Мне неинтере… – я не договорила, когда до меня дошло, что она назвала мою девичью фамилию. Я перестала быть Эми Смит в девятнадцать лет, заключив пятиминутный брак с Джеймсом Ли. Старую фамилию возвращать не стала. – Что ты сказала? – вопрос вырвался у меня против воли. Я ощутила, как сами собой переплетаются мои руки. Сделала над собой усилие, чтобы успокоиться.

– Эми. Элизабет. Смит, – очень медленно сказала Ру. – Да, я знаю, как тебя зовут. Я знаю тебя. А ты меня знаешь?

Я не знала.

Я склонилась, вновь принялась ставить на полку игрушки Оливера, хотя он уронил всего несколько. Мне нужно было смотреть куда-нибудь, только не на неё. Игрушечные ключи застучали в моих трясущихся руках. Оливер беззаботно захихикал, думая, что это такая игра, и схватил ключи, едва я поставила их на полку. Я взяла ещё пригоршню игрушек, расставила, склонилась за новыми.

– Чего ты хочешь? – спросила я у плюшевого мишки. Потому что Ру явно чего-то хотела.

– Справедливости, – ответила она.

Всего одно слово. Тихое. Сильное.

Я замерла, не в силах оторвать глаз от её лица. Ру жадно смотрела на то, как мир уходил у меня из-под ног. Плюшевый мишка, вывалившись из рук, упал на пол. Я выпрямилась.

– Справедливости, – повторила я, слово прозвучало неуверенно и незнакомо. Как будто на французском или испанском. Незнакомое, нелепое слово.

– Вот оно, – сказала Ру.

– Что? – спросила я. Она почти виновато опустила руки.

– Твоё истинное лицо. Я ждала, когда его увижу, с той секунды, как пришла сюда. Да уж, вычислить тебя нелегко. Но ты меня знаешь, Эми Смит.

Я её не знала.

– Чего ты хочешь?

Время тянулось медленно-медленно. Она сделала ко мне шаг, другой, третий, и я почувствовала, что не могу дышать.

– В тюрьму отправился не тот ребёнок, – сказала она. – За рулём была ты.

– Я не помню, кто был за рулём.

Застарелая ложь. Слова вырвались сами собой, раньше, чем я поняла, что отрицание означает признание. Мне вообще не следовало реагировать, не следовало показывать, что я знаю, о чём она говорит. Я не поняла, почему это сработало именно так, но почувствовала инстинктивно. Я попыталась уклониться, но руки вновь переплелись, и я увидела, как встаёт та самая полная луна. – Я не помню…

– Нет, ты помнишь, – ответила она так спокойно и уверенно, что все слова замерли у меня во рту.

Она знала. Это должно было случиться.

Нет, это уже случилось. Весь мир уже изменился.

Всё тело наполнилось жуткой дрожью. Эта дрожь была сродни облегчению, если только облегчение может быть настолько холодным, чтобы обжигать. Впервые за много лет, даже десятилетий, я была в одной комнате с человеком, видевшим насквозь все мои слабости. Я чувствовала этот взгляд, пронизывающий всё моё тело до костей.

– Ты меня знаешь, – сказала я.

– Знаю, – ответила она. Подошла ещё ближе, но в этом движении не было флирта. Стало страшно.

Она была так близко, что я видела лишь её бледное лицо. Я не представляла себе, сколько усилий требовалось, чтобы, зная правду, молчать, изо дня в день. Моё похороненное прошлое было гораздо больше пространства, в котором я тонула. Несколько дней назад, в книжном клубе, Ру начала сверлить во мне дыру, и теперь прошлое, вскипая во мне, хлестало сквозь нее. Огромное, оно наполнило комнату, затопило всё, что нас окружало.

– Ты была за рулём. Ты убила Дану Шипли, – сказала она. – Я знаю. Я тебя видела. Я там была.

Я резко, яростно встряхнула головой. Она не могла ничего видеть. Полиция искала свидетелей, но все жители домов поблизости в это время спали. Кого-то разбудили звуки, но к тому времени, как они встали, надели халаты, подошли к окнам или вышли на крыльцо, мы с Тигом уже выбрались из машины. Они видели, как мы стоим на дороге возле машины миссис Шипли.