Текст книги "Моя миссия в Москве. Дневники посла США 1936–1938 года"

Отчет президенту по вопросам долга и встрече с Калининым

Москва, 25 января, 1937 г.

ДОСТОПОЧТЕННОМУ

ФРАНКЛИНУ Д. РУЗВЕЛЬТУ

Уважаемый господин Президент!

К счастью, обычай выступать с официальными речами на процедуре представления верительных грамот отменён. У меня было двадцать минут с Калининым. Его приветствие было сердечным, и когда я сказал ему то, что вы лично говорили о нём, он захотел непременно ответить любезностью со своей стороны. И чтобы я её вам передал, выразив словами «приветствую вас, очень великий человек». Встреча была радушной.

Он заявил, что считает, что в разнице взглядов наших стран на одни и те же вещи всё имеет значение, но всё может быть скорректировано. Мой ответ был нашей домашней заготовкой: я выразил искреннюю надежду на то, что обе стороны подойдут к вопросу ответственно и с пониманием. Я сообщил, что наши предложения были спроектированы президентом США, и что я буду рад заняться делом по возвращении Литвинова в удобное для него время. Я стремился создать у них впечатление, что для нас это дело не столь большой важности, как для них. Калинин выразил удовлетворение тем, что, по его мнению, моя профессиональная подготовка достаточна для того, чтобы судить обо всём объективно и вне зависимости от того, что я, предположительно, мог бы слышать из дипломатических источников о враждебном характере Москвы.

Жду возвращения Литвинова, чтобы посмотреть, будет ли он затягивать долговой вопрос. Есть сведения, будто бы они вообще хотели бы забыть об этом спорном моменте. Если это окажется действительно так, буду придерживаться установленных вами направлений ведения переговоров.

С большим уважением,

Искренне ваш Джозеф Дэвис.

Москва, 25 января, 1937 г.

ПРЕЗИДЕНТ КАЛИНИН О СОВЕТСКИХ УСЛОВИЯХ

ДОСТОПОЧТЕННОМУ ГОСУДАРСТВЕННОМУ СЕКРЕТАРЮ

ОТЧЕТ ПОСЛА ДЭВИСА

ПРЕДСТАВЛЕНИЕ МОИХ ПОЛНОМОЧИЙ МИСТЕРУ KALININ

Строго конфиденциально

Сэр!

Имею честь сообщить следующее со ссылкой на официальное вручение верительных грамот Президенту Калинину.

Президент, г-н Калинин, принял меня в своём офисе, сел за стол и предложил мне стул. Так, чтобы я сидел лицом к г-ну Крестинскому с г-ном Нейманном. Присутствовали еще двое: г-н Уншлихт*, секретарь Союзного Совета Центрального Исполнительного Комитета, и г-н Хацкевич*, секретарь Совета Национальностей Центрального исполнительного комитета.

Президент Калинин предложил мне сигарету, и я поблагодарил его по-русски словом «спасибо», которое вызвало смех. Я сказал, что хотел бы выразить от себя лично, моей семьи и персонала посольства признательность советской стороне за любезность, проявленную советскими служащими на границе, а также помощь во время путешествия по советской территории до Москвы. Я подчеркнул, что это было комфортно и приятно. Затем я представил документ об отзыве моего предшественника и мои собственные верительные грамоты.

После чего я заявил, что моё правительство через госсекретаря г-на Халла, пожелало передать привет г-ну Калинину и добрые пожелания от всего сердца. Добавив, что перед отъездом у меня была беседа с президентом Рузвельтом, и что он упомянул президента Калинина лично. Г-н Калинин выразил удовлетворение тем, что его упомянул наш «великий президент», и заявил, что разногласия между странами [по долговым обязательствам СССР перед США] могут быть урегулированы к удовлетворению обеих сторон. На что я немедленно отреагировал, сказав, что тоже на это надеялся и в это верил.

Я заявил, что не являюсь профессиональным дипломатом и привык говорить прямо, без сглаживаний углов и без посредников. Калинин мне ответил, что их правительство основывается на народной поддержке и что их лидеры тоже предпочитают говорить прямо и открыто.

После этого я сказал, что нашему правительству повезло, потому что мы формировались, прикрытые от угроз других государств океанами, и потому привыкли к прямой дипломатии. Тогда как европейская дипломатия всегда находилась под прессом учёта интересов многих наций, национальных страхов или амбиций.

Калинин заметил, что Россия не боится внешней агрессии, потому что уверена, что её народ сумеет защитить её и себя от любого врага. Затем он добавил, что надеется, что мои впечатления от пребывания здесь будут благоприятными, а я сообщил ему, что Москва, на мой взгляд, очень красивый город, что в ней повсюду заметны строительство и прогресс, а люди выглядят приветливыми и постоянно занятыми своими мыслями.

Калинин подчеркнул, что пока то, что производится, расходуется быстрее, чем они рассчитывали, но русское правительство надеется, что добьётся ускорения развития своей промышленности и полностью удовлетворит спрос населения.

Затем он заявил, что они рады видеть посла, который будет иметь объективный взгляд на ситуацию, наблюдая её собственными глазами и не торопиться выносить своё суждение до тех пор, пока все факты не будут взвешены, оценены и рассмотрены в проекции на перспективу.

Затем он намекнул, что я могу быть впоследствии удивлён и поменять своё мнение о людях, которые мне поначалу могли показаться слишком холодными в общении. Он заявил, что не следует делать поспешных официальных суждений и выводов – они могут оказаться ошибочными.

«Это, например, то же самое, что увидев однажды пьяного на улицах Москвы, решить, что все русские – алкоголики. А ведь это не так», – резюмировал он.

Калинин выразил надежду, что американский посол увидит как можно больше из того, что они делали и пытались сделать для людей и оценит это по справедливости и объективно.

На это я ответил, что, хотя и являюсь продуктом индивидуалистической и капиталистической систем, я всю свою жизнь много работал, и мои симпатии всегда были на стороне простых людей, которых я знал. И могу заверить их, что моя цель состоит в том, чтобы попытаться увидеть всё непредвзято, прийти к выводам объективным и сообщить о них моему правительству. Что в этом они могут быть уверены в моём следовании именно такой схеме, и это не только моя цель, но результат тренировок моего ума и обобщения моего многолетнего прошлого опыта.

Честь имею, сэр.

С уважением Джозеф Дэвис

Москва, 25 января 1937 г.

Калинин живет в Кремле. И прихожая, и его кабинет, в который меня провели, были аккуратны и просто обставлены. Калинин, похоже, хороший типаж русского. У него серьёзные глаза и простая, добрая манера вести себя. Считается, что он очень популярен среди советских людей.

Начинал он рабочим на одном из литейных заводов. Он во всех смыслах удобный, как пресловутый «старый башмак». Калинин произвёл на меня впечатление доброго, хорошего и очень способного человека.

Калинин в описаниях Дэвиса имеет совершенно не такой образ, к которому мы привыкли за многие десятилетия чтения различных материалов о нём. И при жизни и после неё, в период развитого социализма (позднее названного эпохой застоя отъявленными перестройщиками) и в эру нормализации ощущения российской истории (начавшейся в нулевых годах XXI века) Михаил Иванович представлялся таким бойким добродушным старичком. Из которого могли вить верёвки все, кому не лень.

Детишки видели в нём этакого Дедушку Мороза, которого можно попросить о чём угодно с гарантией, что он всё беспрекословно выполнит, каким бы чудом это ни представлялось. Взрослые дяди-политики думали, что Всероссийским (по определению Троцкого), а позднее и Всесоюзным Старостой можно помыкать, не задумываясь о возможном прилёте ответки. А сам Иосиф Виссарионович выставлялся по отношению к Калинину каким-то паханом, измывавшимся над интеллигентом-терпилой и таская того за бороденку (да-да именно за бородёнку, а не за бороду).

И вот – взгляд американского гостя. Человека, не ангажированного никакой частью российской-советской государственной или оппозиционной пропаганды. Калинин предстаёт добрым, но уверенным и достаточно жёстким руководителем, знающим цену себе и своему слову, умеющим тихим голосом проводить свои решения, так, что их даже никто и не пытается обсуждать. Честное слово, иногда чтобы оценить политика-соотечественника надо послушать вменяемых людей из-за границы.

Неготовность Франции

Москва, 26 января 1937 г.

Пресса сообщает, что Поль Рейно приводит некоторые интересные и доступные ему в Париже факты о военных силах в Европе. По его словам, фактор скорости на стороне Германии у неё уже 2000 самолетов, у Италии – 1900, в то время как во Франции только 1300. Пока сделано немного; Франция имеет один свой бомбардировщик против двух немецких. Против нескольких сотен французских танков у Германии и России их тысячи. Мне кажется, что все говорят о неизбежности европейской войны, но никто за исключением Германии и России, похоже, не воспринимает это серьёзно.

Мой главный источник текущих новостей – коротковолновое радио. Я слушаю его ежедневно, делаю заметки, чтобы иметь представление о европейских событиях.

Москва 27 января, 1937

В час дня я позвонил Сигэмицу, японскому послу. Он хромой, но очень способный человек. Он долго рассказывал мне о «шанхайском инциденте», когда во время дипломатической службы в Китае в 1931–1932 гг., стал жертвой нападения корейского боевика и потерял ногу. Он с благодарностью отзывался об американском после Нельсоне Джонсоне, который оказал ему большую помощь в тот момент.

С 16:00 до 17:00 прогулялись по Кремлю с Марджори. Сегодня мы ходили в один из музеев смотреть специальную выставку Рембрандта. Там было более тридцати полотен, в том числе «Блудный сын», «Рождество» и многие другие. Это было довольно необычно. Мы также посетили Третьяковскую галерею. Замечательные картины Ленина кисти Герасимова*. Суриков – необычайно оказавшаяся большим картина «Переход Суворова через Альпы» и др., Шишкин – снежные картинки. Пошёл в комиссионный арт-магазин и провёл рабочий день, осматривая полотна современных советских художников. Они увлекательные.

Москва, 28 января 1937 г.

Начались официальные звонки: китайским, немецким, персидским, британским коллегам. Обедал с послом Турции.

(Судя по всему американский дипломат не успел еще перестроиться и называет иранцев персами: Реза-шах Пехлеви только в 1935 году повелел звать возглавляемое им государство Ираном – то есть «страной ариев», как её испокон веков называли коренные её жители. Персией, кстати, её назвали греки. Есть устоявшееся мнение историков, что возврат к «Ирану» от «Персии» случился с подачи иранского посла в Германии, попавшего под влияние нацистов, которые, как мы помним, тоже называли себя арийцами. Как бы то ни было, а Джозеф Дэвис в своих дневниках продолжает и в 37 называть иранцев персами. Хотя может быть, он пользует этот термин только для внутреннего употребления, а в дипломатических разговорах произносит всё, как того требует этикет. Называет же он, в конце концов, в своих записях Советский Союз очень даже часто Россией, хотя прекрасно знает, как юридически верно называть СССР).

После обеда мы с Марджори снова пошли в центр, чтобы посмотреть ещё одну выставку современной русской живописи в одном из художественных салонов. Мы провели там интересные два часа. Зарезервировали несколько увлекательных творений маслом (снег, революция и т. д.) для коллекции Университета Висконсина, в которой я участвую.

Москва 29 января 1937 г.

Выдержки из письма посла Дэвиса губернатору Ла Фоллекту от 9 марта 1937 г. по поводу передачи коллекции в университет:

Дорогой Фил!

С тех пор, как я приехал в Россию, в моей голове витала мысль, относительно которой я хотел бы спросить твоего совета.

Русская живопись необычайна своей энергией образов, силы и цвета. Вообще говоря, это не характерно для утончённых мастеров, прошедших обучение в других школах, но, тем не менее, русские делают отличные картины. Меня всегда больше интересовала история, которую картина рассказывает и впечатление, которое она производит на чувства. Интереса к технике исполнения у меня почти нет.

Итак, я собрал несколько картин. По большей части они – оригиналы. В некоторых случаях это копии. Художники работают здесь на государство, как ты знаешь, но я получил разрешение властей заказать в некоторых случаях дубликаты оригиналов, сделанные одними и теми же художниками. Моя цель состояла в том, чтобы создать группу картин, которые более или менее покрывают различные сферы деятельности и жизни страны: люди, солдаты, события из революционного движения, строительство этих великих заводов и жизнь в глухих уголках России.

Мне пришла в голову мысль, что это может быть интересно для Университета Висконсина – поместить русские картины в коллекцию. И я думаю передать их туда. Подборка полотен состоит из исключительно талантливых работ, но мне кажется, что здесь важнее другое: в каждой картине отчетливо виден взгляд художника на изображаемую им действительность. И это, на мой взгляд, может формировать к произведениям советских живописцев какой-то особый интерес.

К высшему типу живописи я бы отнёс русские иконы. Они исключительны и невероятно уникальны (словосочетание с точки зрения лингвистики неуклюжее, но зато чувства выражает куда сильнее, чем любое «узаконенное» нормами языка выражение). Они были отобраны ведущими экспертами по иконам, работающим с советской властью и, особенно, с Третьяковским музеем. Они рассказывают лучше, чем, что бы то ни было, о различных исторических периодах России.

Выдержки из официального объявления губернатора Ла Фоллета о принятии коллекции в мае 1937 г.:

Посол Дэвис подарил университету свою коллекцию. Это выдающийся художественный вклад в университет Висконсина и особенно ценится из-за имени дарителя.

Судебный процесс по делу Радека

Москва 29 января 1937 г.

В 11.00 позвонил министр (наркоминдел Максим Литвинов) хороший добрый человек, джентльмен. Я спросил, что он думает по поводу суда над Радеком и его группой. Считает, что они виновны.

Обменялись мнениями относительно перспектив развития отношений между нашими странами и коснулись вопроса золотого запаса. Говорит, что кое в чём поспорит с нами, но в целом мы видим тему примерно одинаково.

После полудня я отправился на суд – сегодня заключительное заседание. Послушал Радека, Сокольникова, Серебрякова и других – как они произносят последнее слово. Похоже на мольбу.

Вернулся в 15.00. В 15.15 звонил турецкому послу. В 15.30 – персидскому.

В 16.00 мы с Марджори поехали на чай к госпоже Литвиновой*

Когда мы приехали (в СССР), госпожи Литвиновой в Москве не было. По дипсообществу распространялись слухи, что она была «ликвидирована», что она исчезла; и т. д. и т. п.

Марджори и меня пригласили на чай в Спиридоновку. В старинный особняк, используемый правительством для отдыха и развлечений. Госпожа Литвинова встретила нас со всей уравновешенностью. Очаровательная англичанка, какая она есть. Она разработала методику преподавания английского Basic english, обучала по ней в Уральском индустриальном институте. Она обаятельна и умна, но что характерно – мало уделяет внимания своей внешности. Бросаются в глаза её руки – они красные и потрескавшиеся. Она – сестра моего старого друга сэра Сидни Лоу, с которым я познакомился в Вашингтоне во время (Первой мировой) войны. Литвинова она встретила в Лондоне. Там же и вышла за него замуж.

Москва, 11 февраля 1937 г.

ЗА КАДРОМ МОСКОВСКИХ СУДОВ

Достопочтенному государственному секретарю

Разбирательство о попытке государственной измены Радека (23–30 января)

Строго конфиденциально

Сэр!

Имею честь передать вам некоторые мои впечатления, возникшие в моём сознании в связи с недавним так называемым судом по делу об измене Троцкого и Радека.

НЕПОСРЕДСТВЕННЫЙ ПОЛИТИЧЕСКИЙ ФОН

Этот процесс явился следствием убийства Кирова 1 декабря 1934 г. Киров был одним из видных партийных деятелей при Сталине. Возглавлял правительство Ленинградской области, и его убийство в то время произвело настоящий фурор и вызвало большое беспокойство у части руководителей правительства в Москве. Сам Сталин, нарком обороны Ворошилов и другие члены правительства лично поспешили на место происшествия, очевидно, опасаясь витавшей в воздухе угрозы свержения сталинского кабинета.

Обвиняемых в настоящем судебном процессе было семнадцать человек. Пять или шесть – заметные политические лидеры. Остальные были подручными – инженеры, авантюристы и т. п. Обвинение сконцентрировалось на конкретных инструментах, которыми велась подрывная деятельность, квалифицированная потом как измена: шпионаж, саботаж, терроризм и казни различных персон, преступные действия. Обвинение было сфокусировано на конкретном преступнике.

УГОЛОВНЫЙ КОДЕКС

Установленные законом определения, запреты и методика выработки срока наказания – весьма специфический момент. Эти статуты существуют с 1 января 1927 года.

Соучастник в равной степени виновен с исполнителем преступления. Участие в любой организованной преступной политической деятельности, даже приготовление к подготовке совершения любого из этих действий, тоже влечёт за собой наказание, связанное с конкретным преступным деянием.

Уголовный кодекс основан в первую очередь на возвышении государства над личностью. Наказания за преступления против государства намного суровее, чем за преступления против гражданской собственности или жизни частного лица. За убийство гражданского лица из чувства жадности, алчности и т. п. преступник может отделаться штрафом или несколькими годами лишения свободы. Но максимальное наказание за правонарушение против собственности государства – смертная казнь.

Еще одной особенностью их уголовного права, является отсутствие градаций наказания. Радеку и его товарищам и за троцкистский уклон, обнаруженный ими в 1935 году и за цели свержения правительства, проявившиеся в 1935, грозила высшая мера. Хотя уклон – дело политическое, а свержение правительства похоже на терроризм.

ИСТОРИЯ ГЛАВНЫХ ОБВИНЯЕМЫХ

Чтобы оценить эту ситуацию, следует иметь в виду, что практически все основные подсудимые были воспитаны с ранней юности в атмосфере заговора против установленного порядка. Они познакомились и сошлись в университетской юности на почве неприятия царя и тогда уже жили в обстановке повседневной конспирации, ежедневно рискуя столкнуться со смертью «на пороге» взрослой жизни ради успеха Революции. Конспирация, заговор – пропитали их, кажется, до мозга костей.

После смерти Ленина в 1924 г. развернулась борьба за лидерский пост между двумя выдающимися претендентами: Троцким и Сталиным. Первый, еврей, был из блестящих интеллектуалов, разносторонний, динамический тип. Второй, грузин, был простым, трудолюбивым, с большой работоспособностью человеком. Гений организации и мужчина огромной физической и умственной силы и восточного терпения. Будучи Секретарём Коммунистической партии, он медленно наращивал её, усиливал, создавая мощную машину, которая позволит ему победить Троцкого и выдавить его из страны окончательно в 1927 году. Видимо, другой борьбы в то время было не так много: всё поглотил конфликт принципов как конфликт этих двух личностей. На это указывает тот факт, что многое из того, чем сейчас содержится в программе Сталина, было частью программы Троцкого.

Но Сталин, видимо, даже в те далекие теперь дни, был настроен на программу промышленного развития страны (Дэвис имеет в виду индустриализацию). Идея продвижения коммунизма по всему миру у него – на втором месте, тогда как для Троцкого и сейчас мировая революция – это самое главное. В течение всего этого постленинского периода Троцкий привлекал к себе очень большое количество энтузиастов среди политических лидеров страны. Эти люди, после его падения, были отправлены куда-то, отлучены от партии, лишены мест в правительстве. Некоторые несколько позже отреклись от взглядов и идей Троцкого и были снова приняты в партию и даже заняли в ней какие-то официальные места. Но над этими людьми всегда висело облако подозрений. Им никогда не будут доверены должности первой степени важности, и им никогда не будут доверять нынешние власти. Таких мужчин было шесть. Они – основные ответчики по делу группы Радека.

ДРУГИЕ УСЛОВИЯ, ВАЖНЫЕ ДЛЯ ОЦЕНКИ СИТУАЦИИ

Следует также иметь в виду, что именно Сталин спроектировал пятилетку 1929 г. после изгнания Троцкого. (Дэвис немного ошибается с датой – первый пятилетний план развития народного хозяйства СССР был принят в 1928 году на срок до 1932 г. включительно и выполнен был за 4 года и 3 месяца) План содержал как программу индустриализации страны, так и коллективизации сельского хозяйства. В 1931 и 1932 годах утверждалось, что зародились, эти планы, когда страна испытывала «ужасающие трудности». Условия тогда были определенно намного хуже, чем в 1935 году. Говорят, в верхах, анализируя ситуацию, сходились во мнении, что показатели, запланированные на конец пятилетки, можно будет достичь реально в 1934 или 1935 гг. Но статистика утверждает, что благодаря невиданному энтузиазму населения план выполнен был досрочно, и это придало Сталину силу. В 1935 году сталинский режим уже был намного сильнее, чем в 1931. Об этом улучшении ситуации в показаниях подсудимых упоминается много раз, как объяснение причин изменения их взглядов за прошедшие годы. Да и мотивов нынешнего покаяния тоже.

Еще один фактор, лежащий в основе этого необычного судебного процесса, состоит в том, что коммунизм для этих людей является религией. Их преданность ему фанатична.

ЗАЛ И АТМОСФЕРА

Я старался по максимуму присутствовать на судебном процессе, который длился шесть дней. Это была потрясающая драма человеческих судеб.

Заседания проходили в течение длительного времени, как я уже писал, в помещении, которое было при старом режиме фешенебельным московским клубом. По обе стороны у стен стояли ряды сидений целиком занятые разными группами «рабочих», которые, по моему, на каждой сессии были новыми. В центре зала были несколько рядов, зарезервированных для корреспондентов, местных и иностранных газет, а также для дипломатического корпуса. Мне сказали, что различные группы «рабочих» должны были предоставлять свои отчёты о ходе процесса в организации, откуда их направили.

Трое судей, все в форме восседали на возвышении в передней части зала. Они были членами военной коллегии, входящей в состав Верховного суда, наделённой полномочиями ведения судов по делам о преступлениях против государства. Помост был частью платформы, поднятой примерно на пять футов выше уровня пола. В центре платформы было выделено круглое пространство, похожее на колодец; Трибуна для свидетелей представляла собой подставку около фута высотой в этом колодце, примерно в восьми футах от рядов зрителей. Свидетель докладывал, повернувшись лицом к судьям. В колодце также стояли столы для защиты.

Справа от помоста сидели подсудимые, окружённые простыми деревянными перилами высотой три или четыре фута (своего рода коробка для подсудимых). Они сидели в четыре ряда по четыре стула в каждом, лицом к центру колодца. С интервалом в тридцать минут менялся караул – четверо солдат проходили строевым шагом под командованием офицера и занимали место отстоявших своё время. На противоположной стороне колодца, на платформе, были прокурор и два его помощника, один в военной форме. Заседания начинались ровно в полдень, сессия длилась до четырёх часов дня с получасовым перерывом. Вечернее заседание начиналось в шесть и продолжалось до десяти часов ночи.

СУДЕБНЫЙ ПРОЦЕСС

Производство по делу открылось оглашением обвинительного заключения. Это был длинный рассказ о предполагаемых преступлениях. Всё было изложено очень подробно с представлением большого количества доказательств в виде письменных документов. Это произвело своего рода сенсацию среди журналистов и дипломатических наблюдателей. Были ли серьёзные расхождения между обвинениями, содержавшимися в обвинительном заключении и доказательствами, представленными по мере развития судебного разбирательства дополнительно, сказать невозможно, поскольку сами документы в некоторых случаях в натуральном виде не присутствовали. Утверждается, что они были уничтожены как свидетельствующие против самого себя или упоминавшиеся только в ходе дачи показаний, или зарезервированы для представления в военный суд, как секретные материалы.

Время дневных перерывов, между 4 и 6 часами вечера, я использовал для посещения различных заведений, магазинов и т. д. В каждом из посещаемых мною мест я видел, как собирались группы до 60 человек, к которым обращался человек, описывающий процесс и порицавший беззакония обвиняемых. Это, как мне известно, происходило повсюду в стране, даже радио ради этого специально работает сверхурочно. Их политическая и пропагандистская организация распространяется на каждый слой сообщества. Самая низкая единица, называемая «ячейкой» состоит из трёх членов партии, отвечающих друг за друга.

Каждый из подсудимых вставал со своего места в ответ на вопрос от главного судьи и признавал себя виновным. Загородка для заключенных была оборудована микрофонами, удобно расположенными для выступления обвиняемых. Прокурор делал пометки в листках, которые были, по-моему, подписанными преступниками признаниями, и задавал сравнительно мало вопросов. Каждый подсудимый дал хронологическое повествование о своей преступной деятельности. Прокурор вел дело спокойно и в целом с подчёркнутой умеренностью.

Во внешности обвиняемых не было ничего необычного. Все они казались здоровыми и находящимися в нормальной физической форме. В первые дни слушаний они, кажется, проявляли большое любопытство к реакции толпы и были спокойными, но мне кажется это впечатление было обманчивым. По мере продолжения процесса количество доказательств вины всё увеличивалось, и я заметил, как отчаяние все больше охватывает некоторых из них. Многие под воздействием процесса хватались за голову руками или склоняли её, касаясь лбом перил. Как правило, все они, казалось, с нетерпением выслушали главного обвинителя, в речи которого обнаружилось для них куда больше сюрпризов и неожиданностей, чем они ожидали.

ОБВИНЯЕМЫЕ

Основными фигурантами дела были Пятаков, Радек, Сокольников, Серебряков, Муралов. Пятаков был вызван первым к микрофону и встал перед ним лицом к прокурору через колодец. Он выглядел как профессор колледжа, читающий лекцию. Пятаков занимал должность помощника наркома тяжелой промышленности. По общему мнению, успех пятилетнего плана был достигнут во многом благодаря ему. Кажется, он происходил из старинной производственной семьи.

В деталях, спокойно и бесстрастно он изложил рассказ о видах своей преступной деятельности. По мере того, как он продолжал (как и в случае с другими), его показания прерывались прокурором, вызывавшим разных свидетелей, чтобы подтвердить определенные конкретные случаи, которые подсудимый описывал. В некоторых случаях они изменяли или оспаривали некоторые факты, но в основном подтверждали, что преступление совершено.

Удивительно, как всё было доложено этими обвиняемыми: беспечно; я бы сказал, в высшей степени… Я особо отметил, как Серебряков, который был старым железнодорожником, поднялся со стула, чтобы подтвердить факт особо ужасного преступления. Сделал он это весьма лаконично, после чего сел совершенно равнодушно и зевнул. Серебряков был похож на пирата, который способен с херувимским выражением лица перерезать жертве горло. Он проецировал ужас и действительно был похож на преступника.

Радек, второй подозреваемый, был человеком совсем другого типа. Короткий и коренастый, но с агрессивным и ярким характером он доминировал в зале суда. Одет он был крестьянином, и этот его образ подчеркивала растительность под подбородком. Его позиция заключалась в том, что, конечно, он был одним из политических лидеров заговора и что, пока он лично не участвовал в этих конкретных преступлениях, но знал о них. Он даже и не думал уклоняться от ответственности за это. Однако он постоянно настаивал, что это были «искусственные» преступления, поскольку они были политическими по своему характеру и в этом искал оправдания своим проступкам. У него было несколько острых разговоров с прокурором. Выступая, он попросил суд учесть, что это он воспрепятствовал реализации заговора Троцкого.

Сокольников, бывший посол в Лондоне и помощник наркома иностранных дел, принадлежал к совершенно другому типу: круглое лицо с высоким лбом, смуглый. Он тоже казался бесстрастным и говорил так о своём участии в заговоре, будто читал лекцию: изложил в строгом порядке логично и ясно причины, которые побудили его и его сообщников, чтобы начать переговоры с Японией и Германией. Причиной его действий была «невозможность организации внутри страны спроектировать свои планы улучшения жизни русских людей. По его словам, сталинское правительство было настолько сильным, что при помощи массовых выступлений внутри СССР его свергнуть было невозможно. И потому у них были «исторически сложившиеся причины полагать, что лучшим шансом было прийти к власти через войну с иностранным врагом и создать новое государство благодаря помощи победителей (немцев) и вероятной поддержке других западных держав Европы, с которыми он рассчитывал достичь мирных договоренностей.

Муралов был похож на солдатика с бородкой: сочетание седых волос с тонкими орлиными чертами лица несколько шокировало. Ростом он более шести футов. Одет в русскую простую темную рубаху, застегнутую на шее – смотрится неброско, но мужественно, ведёт себя с достоинством, без гримас.

Одно время он занимал высокое положение в командовании в вооруженных силах в Москве. Говорит он спокойно, в естественной манере. Рассказал о причинах, которые побудили его поддержать Троцкого, как одного из его старейших и лучших друзей и «великого человека бывшего уже тогда великим, когда некоторые другие были мышами». Отказался признать себя виновным и, судя по всему, это его окончательное решение. Он отрицает, что на него оказывалось какое-либо давление, и заявил, что в течение восьми месяцев он отказывался признать себя виновным и сегодня не следует ждать, что его мнение как-то поменяется. Он сказал, что был возмущён фактом его ареста, и сначала в нем бродило желание умереть героем. Но с ходом времени он проанализировал ситуацию и пришёл к выводу, что Сталин и правительство добились большого прогресса и сделали очень много для русского народа. Поэтому он считает, что ошибался в своих оценках, но это – ошибка, а не вина.

Остальные обвиняемые давали подробные показания, рассказывали о своих конкретных преступлениях самых разных типов. Казалось, что все подсудимые стремились взвалить на себя обвинения по максимуму. Одного из ответчиков прокурору даже пришлось останавливать и просить не приукрашивать свои показания дополнительными преступлениями. Позиция прокурора вообще никаким образом не показывала, что он собирается запугивать подсудимых. Видимо, в этом не было необходимости.