Текст книги "Моя миссия в Москве. Дневники посла США 1936–1938 года"

Нейманн о немецкой агрессии

ВЫСОКОЧТИМОМУ ГОСУДАРСТВЕННОМУ СЕКРЕТАРЮ:

МЕМОРАНДУМ О РАЗГОВОРЕ, СОСТОЯВШЕМСЯ 1 ФЕВРАЛЯ 1937 г.,

МЕЖДУ ПОСЛОМ ДЭВИСОМ И ГОСПОДИНОМ. НЕЙМАНОМ

ИЗ НАРОДНОГО КОМИССАРИАТА ПО ИНОСТРАННЫМ ДЕЛАМ

Конфиденциально

Днем 1 февраля 1937 г. в сопровождении г-на Хендерсона, первого секретаря посольства, я нанес визит г-ну Нейману, начальнику Третьего Западного политического отдела Народного Комиссариата иностранных дел. В ходе нашего разговора я сказал ему следующее:

Я был очень впечатлен тем, что увидел в Советском Союзе. Было просто невероятно увидеть попытку СССР выполнить за пять или шесть лет в области индустриализации то, на что Соединенным Штатам потребовалось несколько поколений.

Меня особенно интересуют ваши производственные проблемы, и я надеюсь, что в самое ближайшее время смогу совершить тур по промышленным регионам и посмотреть, что на самом деле делается. Я хотел бы из первых рук узнать, что именно было достигнуто, что вы делаете сейчас, и что еще предстоит сделать. В особенности, я хотел бы получить представление о состоянии вашей сталелитейной промышленности. Несколько лет назад я изучал американскую индустрию производства стали и включил мои выводы в двухтомный трактат, который до сих пор считается одним из наиболее авторитетных трудов в этой области.

Я, естественно, заинтересован в продвижении американо-советских контактов и развитии двусторонних отношений, и при этом искренне высоко оцениваю усилия вашего правительства по индустриализации страны и повышению уровня жизни всего населения.

Могу добавить, что я не дипломат. Я юрист с экономическим образованием и деловой человек, и я говорю больше, чем как просто дипломат. На самом деле Соединённым Штатам так повезло географически, что они не нуждаются в участии в дипломатических мировых делах, как это обычно понимается в Европе. Наше главное желание – жить в мире с другими странами и способствовать миру во всем мире.

Хотел бы в ближайшее время посетить Ленинград, а также ряд промышленных районов Украины. Я уже занялся вопросом получения возможности проезда по железной дороге, и мне советская сторона очень любезно пообещала помочь.

Г-н Нейман ответил, что Советскому правительству нравится моё стремление попытаться получить информацию о ходе индустриализации из первых рук и увидеть происходящие в стране события своими глазами. Он заверил меня, что советская власть сделает все возможное, чтобы облегчить мне реализацию моего желания. Он сказал, что обсудит этот вопрос в соответствующих комиссариатах, чтобы они могли бы назвать несколько фабрик, которые могли бы меня заинтересовать.

Он сказал, что понял, что я присутствовал на суде и поинтересовался моими впечатлениями от процесса. Я ответил, что суд был мне особенно интересен, так как одно время я работал адвокатом в Соединенных Штатах. Этот процесс дал мне возможность сравнить советскую судебную процедуру с судебной процедурой Соединённых Штатов. Я сказал, что, основываясь на собственном опыте юриста и объективно рассматривая ход слушаний, я ощутил, правительство четко обосновало свою правоту в соответствии с их законами и их судебной системой.

Однако были определенные психологические и другие факторы, связанные с разбирательствами, которым я не могу дать оценку, поскольку не обладаю для этого достаточным опытом.

Г-н Нейман указал, что особенность этого суда была в том, что он безжалостно раскрыл тактику Германии. Он сказал, что недавно ему сообщили источники, в которых он уверен, что нацисты разбили войны в которые может быть вовлечена Германия, на две категории, а именно: полностью иностранные и частично иностранные. Ему известно, что нацистские лидеры и немецкие военные власти придерживаются мнения, что Германия до 1938 г. не будет готова к участию в важных иностранных войнах. То есть войнах, в которых внешнее наступление на страну не сопровождается восстанием внутри неё. Но Германия может без большого риска вступить в частично иностранную войну, то есть такую войну, в которой нападение извне будет сопровождаться гражданской войной. Испания и Чехословакия уже были определены, как страны, в которых может вестись частично иностранная война, и прошедший суд (над группой Радека) показал, что Германия надеялась через Троцкого настолько разрушить советское единство, чтобы можно было поставить Советский Союз в ту же категорию.

Г-н Нейман позже заявил мне, что некоторые члены промышленного и хозяйственного секторов Советского правительства наслышаны о моих экономических познаниях и трудах в этой области и хотели бы ознакомиться с ними. Я ответил, что с удовольствием отправлю свои книги им с тем, чтобы они имели возможность использовать что-то из моих трудов на благо своих отраслей.

Москва, 2 февраля 1937

12.00. Позвонил министр (Максим Литвинов) Он бывал в США, несколько раз в Вашингтоне.

Сказал, по делу об измене, что подсудимые виновны. Обругал Коминтерн.

16:00. Позвонил Дженкинс, американский инженер. Он строит завод по производству листового проката в бассейне Дона. Дал интересное описание промышленности этого региона и плотины Купер, уступающей только Боулдер Дам. Описал алюминиевые заводы, сталелитейные заводы и др. Он высокого мнения об интеллекте российских инженеров.

17.15. Министерство иностранных дел пригласило нас на предварительный просмотр советской кинохроники о нашем прибытии в СССР и моей встрече с Калининым.

Лег спать в девять вечера смертельно уставший. Наверно, от эмоций.

Москва 3 февраля 1937 г.

ФРАНЦУЗСКИЙ ОБОРОННЫЙ БЮДЖЕТ

Французское правительство собирается выделить 14 000 000 000 франков (700 000 000 долларов) на национальную оборону в течение следующих трёх лет. Не могу подобрать достойный комментарий, чтобы охарактеризовать расходы СССР: если Франция собирается тратить по 250 миллионов долларов в 1938, 39 и 40 гг., то Россия готова расходовать в 38 году в десять раз больше [чем в 1937] и платить золотом.

Москва 3 февраля 1937 г.

В 17.30 приехал посол Германии граф фон дер Шуленбург. Он очень веселый и располагающий к себе типично немецкой пунктуальностью и педантичностью. Обсудили с ним проклятый суд и тяжелое положение арестованных немецких военнопленных, к которым дипломатическим властям Германии в СССР не дали доступ. Он сказал, что знает о 40 или 50 немцев арестованных или постоянно удерживаемых. Только вчера троих арестовали – его это нервирует. Когда говорили о суде, рассказ о расчётах заговорщиков на вмешательство Германии его позабавил.

Литвинов предупреждает относительно Гитлера

Москва, 6 февраля 1937 г.

ВЫСОКОЧТИМОМУ ГОСУДАРСТВЕННОМУ СЕКРЕТАРЮ

ОТЧЁТ О ВСТРЕЧЕ И ПЕРЕГОВОРАХ С НАРОДНЫМ КОМИССАРОМ ПО ИНОСТРАННЫМ ДЕЛАМ ЛИТВИНОВЫМ В 15.00 4 ФЕВРАЛЯ 1937 г.

Сэр!

Имею честь сообщить, что я посетил Народного комиссара по иностранным делам, г-на Максима М. Литвинова, 4 февраля 1937 г.

Я начал разговор с того, что передал Литвинову привет от президента США и от государственного секретаря г-на Халла, как главе Министерства иностранных дел и правительству, которое он представляет. На это г-н Литвинов ответил, что у него осталось неизгладимое впечатление о президенте Рузвельте, и что он горд встречей с «очень великим человеком», который следует точно таким же идеалам, как и советское правительство, а именно: облегчение жизни масс людей через гуманитарные усилия в защиту мира во всём мире. Он также добавил, что восхищён госсекретарём мистером Халлом и особо остановился на методах его южноамериканской дипломатии. Я ответил, что, по моему глубокому убеждению, его впечатления соответствуют действительности и два названных человека отражают в целом чаяния всего американского народа. Хотя при этом наше правительство остаётся сторонником постулата, что эволюция лучше революции, потому что народ не всегда понимает благие намерения революционеров.

Я взял на себя смелость заявить г-ну Литвинову, что он может быть уверенным в моих симпатиях к его правительству, тем целям, которые оно перед собой ставит и усилиям, которые прикладывает, чтобы добиться повышения уровня жизни советских людей. И что он и его правительство могут быть уверены, что я продолжу работать в манере моих предшественников, составляя свои отчёты на основе объективного восприятия и анализа происходящих событий.

Выслушав это, господин Литвинов предположил, что нас интересует внешняя торговля. На это я ответил, что находясь на государственной службе, проводил экспертное исследование внешней торговли США за последние шесть лет. И, на мой взгляд, дело в том, что величайшим рынком в мире для всех были Соединённые Штаты. Внешняя торговля была важна для нас в первую очередь потому, что позволяла развиваться нашему бизнесу, но это не оказывало влияния на нашу внешнюю политику. Но с другой стороны, мы, конечно, хотели помочь развитию нашей внешней торговли.

Г-н Литвинов заявил, что, в конце концов, Америка не так уж изолирована от мировых проблем и отношений в мире. Он предположил, что у нас могут быть трения с Японией, и что по мере развития событий Америка может всё меньше чувствовать себя в безопасности, основываясь на ощущениях географической изолированности от остального мира.

На это я ответил, что нам повезло: и Япония и другие наши соседи знали, что у нас нет желания отнимать что-то, чем они владеют. А наша собственная [военная] сила такова, что заставляет поверить в необходимость сохранения с нами дружеских отношений. Что касается Южной Америки, то демократическая идея в этом полушарии «посажена» прочно. Мнения президента и госсекретаря Халла по этому вопросу практически идентичны: мы в Западном полушарии должны развивать все более плотное сотрудничество с остальными американскими странами на основе взаимного доверия.

Я спросил господина Литвинова о его взгляде на ситуацию в Европе, успокаивается ли обстановка. Он ответил «к сожалению, нет», а затем энергично выразил свое непонимание, почему Англия и Франция «на словах постоянно беспокоятся усилением Гитлера в Германии», а сами «постоянно мутят немецкую ситуацию, тем самым подчеркивая важность Гитлера, и кормят его тщеславие. Они создают у него впечатление, что он (Гитлер) является доминирующей фигурой в Европе, что ему должны позволить вариться в собственном соку. Они не видят, что политика Гитлера изменилась с тех пор, как он написал «Майн кампф» и теперь у него преобладает жажда завоеваний и господства над Европой».

Мистер Литвинов сказал, что не может понять, почему Великобритания не видит того, что как только Гитлер возглавит Европу, он поглотит и Британские острова тоже. Похоже, он был очень взволнован этим и опасался, что Англия, Франция и Германия могут находиться сейчас на одной стороне. Я не прерывал его, потому что хотел получить полностью представление о его позиции по данному вопросу, и любая моя реплика могла сбить его с мысли или вообще заставить замолчать.

В завершение разговора я поблагодарил Литвинова за те любезности, которые Наркомат иностранных дел оказывает нам с момента нашего прибытия в Советский Союз и по настоящее время. Он выразил удовольствие тем, что мы заметили его заботу и выразил сожаление, что не смог лично встретить нас по прибытии, поскольку был в тот момент в Женеве, но сказал, что дал прямую директиву своим подчинённым, чтобы они уделили всё возможное внимание нам. Кроме того, он подчеркнул, что он лично и его соратники весьма обрадовались, узнав о моей предшествовавшей этому назначению карьере, и сошлись во мнении, что присутствие такого человека на посту посла даёт им основания рассчитывать, что отчёты, направляемые мной в Вашингтон, будут объективными, а оценки – сдержанными.

В соответствии с политикой, которой я придерживаюсь, во время беседы я не поднимал спорных вопросов. Он – тоже.

Честь имею, сэр, с уважением,

ДЖОЗЕФ Э. ДЭВИС

Москва 5 февраля 1937 г.

Утро провел, диктуя депеши.

В 12.00 прибыл Литвинов. Он сказал, что суд над изменниками преследует три цели: 1) воздействие на население страны, 2) воздействие на другие государства, 3) укрепление власти в Советском Союзе на фоне усиливающихся ощущений приближающейся войны.

Он рассказал анекдот, как Гитлер со своей свитой приехал в сумасшедший дом, встретиться с его обитателями. Один из больных подошёл к его охраннику и говорит, показывая на Гитлера пальцем: «Это не Гитлер. Фюрер – это я». Литвинов считает, что, может, этот псих и прав.

Первые дискуссии по советской задолженности

Москва, 18 февраля 1937 г.

ВЫСОКОЧТИМОМУ ГОСУДАРСТВЕННОМУ СЕКРЕТАРЮ

АМЕРИКАНСКО-СОВЕТСКИЕ ОТНОШЕНИЯ; НЕОФИЦИАЛЬНОЕ

ОБСУЖДЕНИЕ ВОПРОСА ПО ДОЛГАМ И КРЕДИТАМ

Строго конфиденциально

Сэр!

Народный комиссар внешней торговли Розенгольц* пригласил нас в его загородный дом (дачу) на обед 5 февраля. К нашему удивлению, мы там встретили маршала Ворошилова, народного комиссара обороны, Микояна, наркома продовольствия, Вышинского, прокурора, проводившего недавний суд над Радеком и Розова*, который является новым главой Амторга в Нью-Йорке.

После обеда, за чашкой кофе и сигарами, разговор, начатый Розенгольцем о торговле, съехал на обсуждение долговой ситуации. Розенгольц полагает, что разногласия могут быть преодолены путём сближения наших позиций. Он напомнил, что их правительство, например, не признало долги, которые создало правительство Керенского, но даже при этом вопрос о долгах перед другими народами Советским Союзом обсуждается. С Великобританией и Францией они о чём-то уже договорились в смысле, что имеющийся долг не будет мешать получению новых кредитов. Он думает, что в случае с США стороны могли бы придерживаться аналогичного подхода и спросил, нет ли у меня каких-то мыслей на этот счёт.

Я ответил, что у меня не было прямых указаний от моего правительства инициировать какие-либо обсуждения долга или проектировать какие-либо планы относительно этого. Затем он предположил, что, по его мнению, этот вопрос может быть решён через переговоры с частными лицами. Розова в качестве главы Амторга, например, вместо того, чтобы загружать этим делом Наркоминдел. На это я ответил, что не могу говорить от имени своего правительства, но хотел бы обсудить это с государственным секретарём и, конечно, хотел бы узнать больше конкретики о плане урегулирования вопроса через такой процесс частных переговоров. Он заявил, что считает целесообразным, чтобы Розов изучил ситуацию. К июлю он вернётся и тогда обрисует состояние дела и мне будет, что сказать госсекретарю.

Я ответил, что, как частное лицо, не вижу проблем с тем, чтобы Розов провёл такие исследования, какие ему закажет его начальство. Розенгольц продолжил говорить, какую хорошую позицию заняли Франция и Англия, с каким пониманием отнеслись они к сложностям СССР с погашением долгов. На это я ответил, что уверен – сначала надо обсудить проблему долга с г-ном Литвиновым, то есть Наркоматом иностранных дел.

Поскольку они были ответственными членами Совета Народных Комиссаров и интересовались проблемой, которая имеет к ним отношение, я был с ними вполне откровенен. Заявил, что ценю их мужество, проявленное при преодолении трудностей, и отметил, что трения между нашими государствами возникли из-за особых условий, созданных силами, не зависящими от нас. Я сказал, что их отношения с Францией и Англией – это их отношения с Францией и Англией. А наши отношения – это наши отношения и они могут развиваться по иной стезе. И наше законодательство не позволяет нам поступать так, как делают в отношении Советов французы и англичане.

Литвинов заявил, что сейчас неопровержимым фактом является то, что президент Соединенных Штатов сделал широкий жест, разработав план, который имел большую ценность для советского правительства. Джентльменское соглашение было заключено сторонами в условиях, когда обе понимают, на что идут, и представляют экономические возможности друг друга.

Я напомнил, что у меня было время и возможность внимательно изучить меморандум о джентльменском соглашении, и я знаю, что он предусматривал предоставление займа либо национальным правительством, либо частными лицами. И что для нашей экономики выдача кредита на сумму, которая может составлять до 200 000 000 долларов или более – не очень заметная деталь. Вопрос здесь, по большому счёту, в самом принципе: для СССР делом чести было сохранить доверие нашего правительства и ни в коем случае не дать появиться сомнениям в их способности и желании погасить задолженности. Мы, как демократическая страна с большим количеством либерально настроенных людей, действительно понимаем, какую великую ценность для России могут иметь отношения с нами.

В общем, я был вынужден сказать, что будет очень жаль, если советское правительство разрешит потускнеть тому яркому образу, который оно у нас сформировало и подорвёт нашу уверенность в честности и порядочности советских людей, ведущих с нами дела. Я добавил, что нет на Земле другого такого руководства государством, которое смотрело бы с таким же сочувствием на проблемы советского народа, как президент Рузвельт и государственный секретарь Халл. И потому наиболее важно сохранить эту уверенность наших лидеров в честности лидеров СССР. В этом – залог получения новых кредитов.

На это Ворошилов ответил, что финансовая сумма, подлежащая возврату, относительно невелика, и нужно найти способ урегулировать этот вопрос. Он подчеркнул величие президента США, и затем заявил, что, хотя он был другом посла Буллита, по его мнению, тот создал очень много трудностей.

Я немедленно и недвусмысленно ответил, что до гробовой доски буду восхищаться послом Буллитом. Я знаю его, как сильного, решительного человека, который действовал прямо и в соответствии со своими убеждениями. И я уверен, что важным делом сейчас является обсудить состояние проблемы, а не персон, имевших к ней какое-то отношение.

Розенгольц спросил меня, правда ли, что существует серьёзное противодействие в определённых отделах Госдепартамента разработке каких-либо соглашений с Россией. Я ответил, что не верю этому и не нахожу этому подтверждения. С другой стороны, могу высказать предположение, что в Наркомате иностранных дел могут обнаружиться люди, которые настроены резко враждебно по отношению к американскому правительству, как представителю ненавистного капиталистического общества, но, объективно, у меня нет таких данных. И я думаю, что если бы в Госдепартаменте что-то такое было, меня бы поставили в известность – мой президент, госсекретарь, верховный судья Мур или другие ответственные лица.

В заключение я очень ясно дал понять, что у меня не было инструкций поднимать вопрос о долге. Отношение моего правительства к этой теме будет целиком и полностью зависеть от предложений, которые выдвинет правительство СССР. Поэтому мы спокойно будем дожидаться момента, когда г-н Розов завершит своё исследование и советская сторона выступит с какими-то своими предложениями.

Беседа развивалась в обстановке дружелюбия.

Ворошилов, Розенгольц и Вышинский заявили, что все они оценили мою откровенность, мой прошлый опыт, сказали, что уверены в объективности моего мировоззрения и выразили надежду, что мне понравится в России. Я ответил, что мне уже нравится.

Общий чистый результат состоял в том, что эти лидеры правительства знакомы с ситуацией из первых рук. Да, мы пока не добились от них погашения долгов, но для нас это не имеет большого значения, зато будет иметь большое значение для них в будущем. Здесь и их проблема и очевидный следующий шаг.

Честь имею, сэр, с уважением,

ДЖОЗЕФ Э. ДЭВИС

Обед на даче Розенгольца

Москва, 18 февраля 1937 г.

ВЫСОКОЧТИМОМУ СТИВЕНУ ЭРЛИ

Дорогой Стив!

Темп, с которым здесь движется жизнь, очень быстр. Я пробыл в России всего около двух недель, а событий случилось вокруг столько, что хватило бы на два месяца.

Обед, который устроил комиссар по внешней торговле, был необычным и интересным. Мы проехали по заснеженной сельской местности около тридцати пяти миль в ясный холодный день по сталинской дороге, широкому асфальтированному шоссе шириной около 150 футов. Она недавно построена.

По обе стороны на мили – лес. Из белых берёз с одной стороны и зелёных елей – с другой. Дача находится в посёлке из усадеб с заборами высотой около десяти футов, стандартно окрашенных зеленым. Выглядит это хорошо и красиво. Дома большие и удобные, прекрасно смотрятся в снегу. Снег вообще очень уютно обнимает всё, создавая почти волшебный пейзаж.

Дом Розенгольца хорошо и красиво обставлен. Приятно глазу. По пути сюда мы проезжали дачу Сталина. Она скрывается за высоким частоколом расписного забора, по периметру которого стояло несколько солдат. Сталин почти недоступен, но мне почему-то подумалось, что я увижу его перед отъездом.

(Предчувствия Дэвиса не обманули – со Сталиным он действительно встретился – неожиданно для американца и по инициативе советского лидера. Но пока до этой встречи ещё много-много дней).

Эти комиссары, безусловно, хорошо относятся к себе. Они живут либо в Кремле, городе-крепости в центре столицы с красивыми дворцами и церквями, либо на дачах за городом вдали от всех.

Ворошилов произвел на меня огромное впечатление, впрочем, как и все они. Ворошилову 54 года, но выглядит он лет на 36. Он невысокого роста, но у него отличная выправка – сразу видно человека военного, такие тут смотрятся наиболее эффектно. Более того, я думаю, что он человек большой интеллектуальной силы, который схватывает на лету суть ситуации и умеет отметать, не сомневаясь, всё несущественное.

Генеральный прокурор – мужчина лет 60. Мне он напомнил нашего Гомера Каммингса*: спокойный, бесстрастный, интеллектуальный, способный и мудрый. Он провел судебное разбирательство по делу об измене так, что заслужил моё уважение и восхищение как юрист.

Микоян, продовольственный комиссар, – сильный тип южных кавказских русских. Лицо смуглое, выдающийся нос, высокие скулы, сильный подбородок. Весь такой отточенный и быстрый, как рапира.

Розенгольцу около 50 лет, темный, нееврей на вид, с довольно красивыми глазами. Вполне спортивный (у него есть крытый теннисный корт – для поддержания формы). Он полностью отвечает за всю внешнюю торговлю и контролирует эту гигантскую монополию. Он здесь один из самых трудолюбивых людей.

Я думаю, он будет вам полезен.

Все они восхищаются президентом (Рузвельтом). Их интересует о нём всё и они просто засыпают меня вопросами, проявляя большой интерес ко всему, что с ним связано и считая его величайшим правителем в мире.

Про Сталина здесь говорят, что он – простой человек, но человек огромных возможностей, в высшей степени целеустремленный и работоспособный. Он держит ситуацию в своих руках. Он организованный, ухоженный и, очевидно, преданный делу проецирования социалистического государства с движением к окончательной цели, которой назван коммунизм. По-моему это всё отпечатано в его внешности: он выглядит не просто, как политик, но также как великий лидер.