Текст книги "Самые странные в мире: Как люди Запада обрели психологическое своеобразие и чрезвычайно преуспели"

Из этого бурлящего варева представлений о богах и божественных предписаниях, на протяжении столетий растекавшегося от Средиземного моря до Индии и обратно, примерно с 500 г. до н. э. начали появляться новые религии с универсальными богами (или вселенскими силами), полностью оснащенными всем необходимым, чтобы вознаграждать и наказывать за определенные поступки. Некоторые из этих религий сохранились до наших дней, например буддизм, христианство и индуизм. Позже, наряду со многими другими религиями, к этому списку присоединится и ислам{237}237
  McNeill, 1991; O'Grady, 2013; Rives, 2006. В рамках нескольких универсализирующих религий возникло понятие «человеко-бог», означавшее олицетворение божественности, которое могло служить мощной ролевой моделью для последователей (например, Иисус, Будда Гаутама и т. п.). Ученые давно оспаривают идею, что Будда – бог; однако недавнее исследование, посвященное тому, что верующие в реальности думают и говорят о Будде, показывает, что он бог (Purzycki and Holland, 2019). Для моих целей важно именно это.


[Закрыть].

Примерно к 200 г. до н. э. универсализирующие религии включали в себя те или иные варианты трех ключевых черт, значение которых для психологии просто огромно. Во-первых, это загробная жизнь под условием: в основе этих религий лежала вера в существование жизни после смерти или еще какой-то формы вечного спасения, которое зависело от соблюдения определенных моральных принципов в течение жизни – то есть представления о рае, аде, воскресении и реинкарнации. Во-вторых, свобода воли: большинство универсализирующих религий подчеркивали способность людей делать выбор в пользу «нравственных поступков», даже когда это означало нарушение местных норм или сопротивление традиционным властям. В таком случае свободный выбор людей определяет их судьбу в загробной жизни. В-третьих, универсальная мораль: моральные кодексы некоторых из этих религий эволюционировали в своды божественных законов, которые, по мнению их приверженцев, были повсеместно применимы к представителям любых народов. Источником этих законов выступала либо воля всемогущих богов (например, в христианстве и исламе), либо метафизическое устройство вселенной (например, в буддизме и индуизме). Это было огромным нововведением, поскольку почти везде и почти всегда само собой разумеющимся считалось, что разные народы – этнолингвистические группы – имели свои собственные особые социальные нормы, ритуалы и пантеоны. Всем трем этим чертам предстояло независимо друг от друга повлиять на мышление и поведение людей, обеспечив верующим в них преимущество в конкуренции с традиционными общинами и небольшими религиями. Давайте взглянем на данные современных исследований, которые помогут нам понять, как подобные религиозные убеждения могут обеспечивать такое преимущество{238}238
  Gier and Kjellberg, 2004; Harper, 2013; McCleary, 2007; McNeill, 1991. Два этих подхода к моральному универсализму интересны, потому что в одном случае Бог является источником морали, а в другом случае боги подчиняются моральным законам вселенной.


[Закрыть].

При сравнительном анализе разных стран вера в загробную жизнь под условием коррелирует с большей экономической производительностью и меньшим числом преступлений. Статистический анализ данных со всего мира, собранных в период с 1965 по 1995 г., показывает, что чем выше в стране доля людей, которые верят в ад и рай (но не только в рай), тем быстрее в ней будет расти экономика в последующее десятилетие. Этот эффект очень заметен: если доля людей, которые верят в ад (и рай), увеличится примерно на 20 процентных пунктов, скажем, с 40 до 60 %, экономика страны вырастет на дополнительные 10 % в течение следующего десятилетия. Такая закономерность сохраняется даже после статистического учета тех факторов, которые, по мнению экономистов, обычно влияют на экономический рост. Данные также свидетельствуют, что именно вера в загробную жизнь под условием подпитывает экономический рост. Вера в рай (но не в ад) не способствует росту экономики; то же самое можно сказать и про веру в Бога после того, как уже учтено влияние веры в загробную жизнь под условием. Поскольку вера в рай очень распространена, именно добавление ада на самом деле влияет на экономические процессы (вера в один только ад – редкость){239}239
  Barro and McCleary, 2003; McCleary and Barro, 2006. Эти авторы также используют метод инструментальных переменных для оценки влияния веры в загробную жизнь на экономический рост. Спасибо Роберту Барро и Рэйчел Макклири за предоставленные данные. Также см. Tu, Bulte, and Tan, 2011.


[Закрыть].

Сам по себе этот анализ не показывает, что вера в загробную жизнь под условием однозначно является причиной экономического роста. Однако в свете всех ранее приведенных данных он говорит о том, что определенные религиозные верования – но не религия как явление в целом, – вероятно, действительно могут реальным образом влиять на экономическое процветание общества{240}240
  Оценить чистый эффект любого конкретного набора религиозных верований и обычаев на экономическую продуктивность населения сложно. В то время как вера в загробную жизнь видимо стимулирует экономический рост (вероятно, мотивируя людей на тяжелую работу и более широкие социальные связи), участие в ритуалах может само по себе снижать производительность, поскольку религиозные люди вкладывают больше времени и денег в деятельность, никак не связанную с экономикой. Однако, как я расскажу ниже, ритуалы, вероятно, имеют решающее значение для проникновения веры вглубь общества, а это означает, что без ритуалов вера в загробную жизнь не будет распространяться или поддерживаться (Willard and Cingl, 2017). Это говорит о том, что межгрупповая конкуренция будет скорее отдавать предпочтение ритуальным формам, которые обеспечивают наибольшую «отдачу от вложенных средств» – то есть тому культурному набору, который наиболее эффективно создает верных и дисциплинированных последователей при наименьших затратах ритуального и религиозного времени. Это также говорит о том, что там, где люди наиболее продуктивно тратят свое время с точки зрения экономики, количество часов, которое они посвящают ритуалам и религиозным обрядам, будет сокращаться.


[Закрыть].

Вера в загробную жизнь под условием также, вероятно, влияет на уровень преступности по всему миру. Чем выше в стране доля людей, которые верят в существование ада и рая, тем ниже там уровень убийств. Напротив, чем выше доля тех, кто верит только в рай, тем уровень убийств выше. Да, вы не ошиблись, вера в существование одного лишь рая коррелирует с бóльшим числом убийств. Такая же картина наблюдается и в отношении девяти других правонарушений, включая побои, кражу и грабеж. Однако мы должны проявить осторожность и не придавать большого значения этим последним данным из-за того, что в различных странах эти правонарушения регистрируются по-разному. Я сконцентрировался на убийствах, потому что это самая надежная криминальная статистика для всех стран. Эта корреляция сохраняется даже после исключения влияния факторов вроде благосостояния и неравенства, которые обычно принято связывать с различиями в уровне преступности в разных странах{241}241
  Shariff and Rhemtulla, 2012. Эти данные дополнительно подтверждаются анализом результатов общемировых опросов, который увязывает как более сильную веру в бога, так и веру в ад и рай с людьми, находящими меньше оправданий для налогового мошенничества, избегания платы за проезд в общественном транспорте, скупки краденого и эксплуатации еще 11 общественных благ (Atkinson and Bourrat, 2011). Я подозреваю, что вера в рай, по очевидным причинам, весьма привлекательна с психологической точки зрения по сравнению с верой в ад. Поэтому, когда межгрупповая конкуренция ослабевает, естественным образом ослабевает и вера в ад, а представления о рае остаются общепринятыми. Когда межгрупповая конкуренция усиливается, распространяются представления об аде, потому что они в сочетании с верой в рай способствуют большему успеху в межгрупповой конкуренции – Большим богам нужны большие кнуты. По поводу других данных, связывающих преступность и религиозность, см. Baier and Wright, 2001; Kerley et al., 2011; Stark and Hirschi, 1969.


[Закрыть].

Наряду с представлениями о загробной жизни, идея свободной воли также может влиять на принятие людьми тех или иных решений, хотя, к сожалению, большая часть таких данных получена на примере обществ Запада. Психологические эксперименты показывают, что американцы, которые тверже верят в свободу воли, с меньшей вероятностью списывают при сдаче тестов по математике, принимают незаслуженные денежные выплаты или подстраиваются под мнение группы. Кроме того, они чаще противятся искушениям, помогают незнакомцам и творчески решают проблемы. Такие люди также скорее склонны объяснять поведение других диспозиционными свойствами личности (например, «он ленив»), а не контекстом (например, «он устал на работе»). Поскольку большая часть таких лабораторных исследований стимулирует поведенческие изменения, приводя некоторым участникам научные аргументы, которые временно подавляют их веру в свободу воли и субъектность, мы можем сделать вывод, что именно представления людей являются движущей силой этих изменений в поведении{242}242
  Alquist, Ainsworth, and Baumeister, 2013; Baumeister, Masicampo, and Dewall, 2009; Genschow, Rigoni, and Brass, 2017; Martin, Rigoni, and Vohs, 2017; Protzko, Ouimette, and Schooler, 2016; Rigoni et al., 2012; Shariff et al., 2014; Srinivasan et al., 2016; Stillman and Baumeister, 2010; Vohs and Schooler, 2008. Хотя это исследование и интригует, оно требует дальнейшего уточнения. Некоторые попытки воспроизведения его результатов потерпели неудачу (Giner-Sorolla, Embley, and Johnson, 2017; Post and Zwaan, 2014). Более того, хотя исследования связи между самоконтролем и свободой воли, проводимые при участии детей, в целом подтверждают эти закономерности среди американцев, те же закономерности не выявляются у детей из Сингапура, Китая или Перу (Chernyak et al., 2013; Kushnir, 2018; Wente et al., 2016; Wente et al., 2020). Во многих незападных обществах свобода воли может способствовать развитию психологических черт, которые позволяют людям преодолевать свои собственные желания ради соблюдения социальных норм (вместо личных стандартов) или подчинения своей группе.


[Закрыть].

Хотя роль универсальности морали изучена еще хуже, чем влияние свободы воли, два исследования показывают, что приверженность моральному универсализму, а не моральному релятивизму способствует большей непредвзятости и более щедрым добровольным пожертвованиям. Как и в случае со свободой воли, исследователи стремились экспериментально продемонстрировать причинно-следственную связь при помощи прайминга участников идеями морального универсализма или морального релятивизма, после чего оценивалась готовность людей обманывать ради денег или жертвовать средства в пользу бедных. Результаты показывают, что намек на универсальность морали подавляет в людях склонность к обману и увеличивает благотворительные пожертвования{243}243
  Inglehart and Baker, 2000; Rai and Holyoak, 2013; Young and Durwin, 2013. Это часто называют «моральным реализмом», а не «моральным универсализмом». Я переименовал это явление, чтобы избежать ненужного философского багажа. Меня интересует, во что люди на самом деле верят и как это влияет на их поведение.


[Закрыть].

Рассматриваемые в совокупности, эти исследования свидетельствуют в пользу того, что вера в загробную жизнь под условием, свободную волю и универсальность морали меняла процесс принятия решений и поведение людей так, что это способствовало успеху в конкуренции между религиозными группами или обществами. Итак, культурная эволюция могла посодействовать добавлению этих трех усиливающих присадок к смеси представлений, в которую входили могущественные, озабоченные моральными вопросами и готовые наказывать божества (или другие вселенские силы). Но какие еще ингредиенты имеют решающее значение для таких социальных рецептов?

В основе универсализирующих религий лежали и продолжают лежать глубокие эмоциональные привязанности к определенным сверхъестественным верованиям и мировоззрениям. Долгосрочный успех этих новых религиозных сообществ объясняется не столько древней ритуальной формулой, восходящей корнями к объединяющей силе эмоционально мощных «имажистских» обрядов (вроде тех, что практиковались в Илахите), сколько неизменным психологическим воздействием веры людей в своих богов, моральные кодексы и представления о вселенной. В рамках этого процесса культурная эволюция благоприятствовала новым ритуальным формам, получившим название «доктринальных», поскольку они более эффективно выражали как содержание религиозных верований, так и глубокую приверженность этим верованиям. Ритуалы постепенно эволюционировали, все лучше задействуя определенные особенности нашей врожденной способности к культурному обучению. Они становились более частыми и регулярными; они начинали включать в себя молитвы, гимны, стихи, символы веры и притчи, при помощи которых содержание верований доносилось в запоминающейся форме. В полном соответствии с тем, на что мы преимущественно обращаем внимание, эти верования обычно выражались (и до сих пор выражаются) наиболее уважаемыми или успешными людьми – священниками, пророками и лидерами общин; иногда они проговаривались в унисон всеми прихожанами, чтобы подарить молодым верующим чувство сопричастности (конформности). Психологические исследования показывают, что эти элементы среди прочего повышают способность обучаться и улучшают память, тем самым помогая повсеместному распространению верований в крупных религиозных сообществах{244}244
  Atkinson and Whitehouse, 2011; Norenzayan et al., 2016a; Whitehouse, 2000, 2004. В Whitehouse (1995) было впервые проведено различие между «имажистскими» и «доктринальными» ритуалами. Norenzayan et al. (2016a) включили это наблюдение в более широкий культурно-эволюционный подход к религии. Из-за создания священных текстов важную роль здесь играет эволюция систем письма.


[Закрыть].

Чтобы более эффективно прививать глубокую приверженность исповедуемым верованиям, новые доктринальные ритуалы также задействовали то, что я называю повышающими доверие демонстрациями (ПДД). ПДД – это действия, которые свидетельствуют о базовых верованиях или истинной приверженности человека, то есть те действия, которые он очень вряд ли совершил бы, если бы твердо не придерживался своих провозглашаемых убеждений. Самый яркий пример ПДД – мученичество. Смерть за высказанные религиозные убеждения четко демонстрирует, что человек в действительности глубоко в них уверен. Очевидцы, которые наблюдают действия мученика или хотя бы слышат о них, с большей вероятностью приобретут те же убеждения, что у мученика, или уверуют в них еще сильнее. В ходе эволюции человека естественный отбор благоприятствовал психологической склонности полагаться на ПДД, поскольку она позволяла избежать эксплуатации манипуляторами, которые высказывают ложные убеждения ради собственной выгоды. Таким образом, ПДД превратились в своего рода иммунную систему против шарлатанов и проповедников ложных идей. Опора на ПДД должна была приобрести особенную важность после появления сложных языков, которые давали влиятельным людям возможность без особых усилий распространять ложную информацию или вредные в плане приспособленности убеждения ради собственной выгоды. Используя ПДД, особенно в отношении потенциально затратных верований, люди могут отделять истинные убеждения от попыток манипулирования{245}245
  Henrich, 2009, 2016; Kraft-Todd et al., 2018; Lanman and Buhrmester, 2017; Tenney et al., 2011; Wildman and Sosis, 2011; Willard, Henrich, and Norenzayan, 2016; Xygalatas et al., 2013; Singh and Henrich, 2019b.


[Закрыть].

Парадоксальным образом универсализирующие религии в процессе своей эволюции научились эксплуатировать наше пристрастие к ПДД, давая отдельным людям ритуальную возможность добровольно совершать радикальные поступки или демонстрировать твердую приверженность учению. Мученичество, разумеется, играло центральную роль в христианстве, исламе и буддизме (среди прочих религий), однако это лишь самый яркий пример ПДД. Универсализирующие религии включают в себя целый ряд менее прямолинейных ПДД, в том числе ритуальное шрамирование, пищевые табу, сексуальные запреты, посты, жертвоприношения животных и благотворительные пожертвования; все они укрепляют веру как участников ритуала, так и наблюдателей, особенно детей и подростков. В процессе своей эволюции религии также научились использовать ПДД для того, чтобы религиозные лидеры – священники, монахи и пророки – становились более эффективными выразителями веры, что достигалось посредством обетов безбрачия и бедности, а также иных проявлений их глубокой приверженности высказываемым ими убеждениям{246}246
  Религиозные архитектурные сооружения, такие как соборы, храмы или гробницы, также могут использовать наше пристрастие к ПДД, поскольку трудно представить, почему община тратит так много средств на гигантский собор, а не на дороги, мосты, каналы, мельницы и водохранилища, если ее члены не искренне верующие.


[Закрыть].

Чтобы усилить синергию между верованиями и ритуалами, боги в процессе эволюции приобрели желания и требования, которые побуждают людей участвовать в ритуалах, соблюдать посты, не нарушать табу и чтить клятвы. Новые доктринальные ритуалы более эффективно выражают верования, а новая вера, в свою очередь, мотивирует людей соблюдать поддерживающие эту веру ритуалы под угрозой божественного наказания. Этот замкнутый цикл помогает сохранять веру, передавая ее от поколения к поколению{247}247
  Lanman, 2012; Willard and Cingl, 2017.


[Закрыть].

Помимо насаждения определенных представлений и обязательств, некоторые доктринальные ритуалы также могут способствовать усилению самоконтроля или терпеливости. В отличие от экстравагантных, эмоциональных и часто болезненных обрядов, присущих племенным религиям, доктринальные ритуалы включают в себя чтение повторяющихся и зачастую скучных молитв. Такие практики невозможны без систематической и длительной концентрации внимания, обычно требуя небольших, но повторяющихся затрат в форме времени или усилий. Типичные примеры тут – ежедневные молитвы, благословение трапез, благотворительные пожертвования, посещение ритуалов, посты и пищевые табу. Мотивированные сочетанием божественной озабоченности (Аллах хочет, чтобы все мусульмане молились на восходе солнца) и социальных норм, обусловленных репутацией в религиозных сообществах (те, кто спит дольше положенного, являются «плохими мусульманами»), люди совершенствуют самоконтроль, выполняя эти рутинные ритуальные действия{248}248
  Baumeister, Bauer, and Lloyd, 2010; Carter et al., 2011; McCullough and Willoughby, 2009; Wood, 2017. Как и во многих других психологических исследованиях, эти выводы касаются в основном людей Запада. Однако общемировые исследования терпеливости в сочетании с данными о религии предполагают, что эти эффекты, вероятно, наблюдаются и за пределами Запада (Dohmen et al., 2015; Falk et al., 2018).


[Закрыть].

Одним из ключевых последствий широкого распространения и стандартизации массовых религиозных верований и ритуалов является создание того, что можно назвать «суперплеменами», которые задействуют нашу эволюционно сложившуюся психологическую склонность к идее символически маркированных этнолингвистических сообществ (глава 2). В процессе эволюции религиозные группы научились использовать маркеры идентичности, включая особую одежду, религиозные украшения, редкие языки и пищевые табу, чтобы очерчивать собственные границы и обострять наши племенные инстинкты. Даже в древней Месопотамии заимствование религиозных верований и божеств могло способствовать более активному обмену на все более обширных территориях; то же самое происходило на протяжении всей истории и происходит в современном мире. На заре нашей эры некоторые из новых универсализирующих религий оказались еще лучше приспособленными к созданию крупных «воображаемых» суперплемен, в которые (по крайней мере, теоретически) мог влиться любой. Их моральный универсализм и доктринальные ритуалы в сочетании с определенным уровнем грамотности религиозных лидеров открыли дорогу к распространению и поддержанию наборов сверхъестественных верований и практик среди гораздо более многочисленных популяций, чем это было возможно ранее. Круг доверия расширялся, поскольку межгрупповая конкуренция благоволила этим новым религиозным продуктам{249}249
  Aubet, 2013; Ekelund et al., 1996; Ginges, Hansen, and Norenzayan, 2009; Guiso, Sapienza, and Zingales, 2009; Hawk, 2015; Jha, 2013; Johnson and Koyama, 2017; Lewer and Van den Berg, 2007; Rauh, 1993; Watson-Jones and Legare, 2016; Wen et al., 2015.


[Закрыть].

Поскольку религии могут сильно влиять на наше поведение и психику, по мере масштабирования обществ они играли центральную роль в формировании политических и экономических институтов более высокого уровня. Могущество религии объясняется тем, что культурная эволюция бесчисленным множеством тончайших способов сформировала наши сверхъестественные убеждения и ритуальные практики так, чтобы расширять круг доверия, создавать большую гармонию внутри общества и увеличивать наши конкурентные преимущества перед чуждыми группами. Психологические последствия представлений о желаниях божеств, сверхъестественном наказании, свободе воли и загробной жизни в сочетании с повторяющимися ритуальными практиками подавляют склонность людей к импульсивности и обману, одновременно поощряя просоциальность по отношению к незнакомым единоверцам. На групповом уровне эти психологические отличия приводят к снижению уровня преступности и ускорению экономического роста. Конечно, ничто из этого не помогает нам объяснить странную психологию людей Запада, поскольку те или иные универсализирующие религии давно распространились почти по всему земному шару{250}250
  Более 75 % населения Земли в 2010 г. сообщили о своей приверженности к христианству (31,5 %), исламу (23,2 %), индуизму (15 %) или буддизму (7,1 %). Религии, которые не принято считать мировыми, охватывают лишь 5,9 % населения Земли. Наибольшую конкуренцию мировым религиям составляют не традиционные верования, а мировоззрение тех, кого принято классифицировать как «неопределившихся», то есть людей, не связанных ни с одной из религий. К сожалению, мы не владеем достаточной информацией о данной категории, поскольку в ней преобладают жители Китая (где «религия» долгое время была острой политической проблемой). Кроме того, к ней относятся атеисты из Европы и Северной Америки. Похоже, что некоторые из основных мировых религий сейчас быстро распространяются в Китае: www.pewforum.org/2012/12/18/global-religious-landscape-exec.


[Закрыть].

Однако теперь все декорации расставлены, и сцена готова для появления на ней психологии человека Запада. Мы переносимся в начало I тыс. н. э. – период, когда универсализирующие религии конкурировали, видоизменялись и распространялись по всему Старому Свету. Что произошло бы, если культурная эволюция задействовала бы силу одной из этих новых религий, чтобы подорвать, а затем преобразить самые базовые человеческие институты, связанные с браком, семьей, родословной, идентичностью и наследованием?

Часть II
Происхождение людей Запада

5
Семьи Запада

Семьи, характерные для обществ Запада, в общемировом и общеисторическом контексте выглядят странными и даже экзотичными. У нас нет родов или крупных киндредов, которые простираются во всех направлениях, опутывая нас паутиной семейных обязательств. Наши идентичность, самовосприятие, правосубъектность и личная безопасность не привязаны ни к членству в каком-либо доме или клане, ни к нашему положению в системе родственных связей. Мы ограничиваемся одним супругом (за раз), и социальные нормы обычно не позволяют нам вступать в брак с родственниками, включая двоюродных братьев, племянников, приемных детей и свойственников. Вместо договорных браков мы предпочитаем браки по любви, которые обычно мотивированы взаимной привязанностью и совместимостью. В идеале молодожены селятся отдельно от родителей, создавая то, что антропологи называют неолокальным местом жительства. В отличие от патрилинейных кланов или сегментарных родословных, в семьях Запада происхождение выводится билинейно – как по отцу, так и по матери. Имущество находится в индивидуальной собственности, а его передача по наследству является личным решением. У нас, например, не принято претендовать на землю, принадлежащую брату, и нет права вето на его решение ее продать. Нуклеарная семья представляет собой четко выделенное ядро нашего общества, но проживает совместно только до тех пор, пока дети не женятся и не образуют новые семьи. За пределами этих мелких семей у нас имеется меньше родственных уз, и они слабее, чем в большинстве других обществ. Хотя родственные связи время от времени дают о себе знать (например, когда президенты США назначают своих детей или их супругов на ключевые посты в Белом доме), они обычно вторичны по сравнению с политическими, социальными и экономическими институтами более высокого уровня{251}251
  Я говорю здесь об американском родстве (Schneider and Homans, 1955), но основные закономерности довольно широко применимы ко всем обществам Запада. Обсуждение английского родства см. Strathern, 1992. Обсуждение взаимосвязи родства и государств см. Fukuyama, 2011; Murdock, 1949.


[Закрыть].

Давайте начнем с того, что добавим к описанной выше картине несколько чисел из «Этнографического атласа» (Ethnographic Atlas) – антропологической базы данных о более чем 1200 обществах (этнолингвистических группах), которая фиксирует их состояние до начала индустриализации. В таблице 5.1 перечислены пять черт родства, которые характеризуют общества Запада: (1) билинейное происхождение, (2) малое количество или даже полное отсутствие кузенных браков, (3) исключительно моногамный брак, (4) обособленное хозяйство нуклеарной семьи и (5) неолокальное место жительства. Частота проявления этих типичных для обществ Запада черт родства варьирует от максимума в 28 % (билинейное происхождение) до минимума в 5 % (неолокальное место жительства). Это говорит о том, что в большей части обществ люди издавна жили в расширенных семьях, допускали полигамные браки, поощряли кузенные браки и отслеживали происхождение в основном через одного родителя. Если рассматривать перечисленные черты по отдельности, каждая из них уже необычна, но в сочетании этот набор встречается чрезвычайно редко – по большому счету только у обществ Запада{252}252
  Я использую расширенную версию «Этнографического атласа» под названием «База данных о местах, языке, культуре и окружающей среде» (Database of Places, Language, Culture, and Environment) на сайте D-PLACE.org (Kirby et al., 2016). Ведущие культурные антропологи давно критикуют «Атлас». Чтобы решить эти проблемы, моя лаборатория изучила взаимосвязь между данными «Атласа» и соответствующими данными опросов, которые проводились в XXI в. Если «Атлас» – это «табулированная ерунда», как утверждают некоторые антропологи (Leach, 1964, p. 299), мы не должны были обнаружить никаких корреляций между данными из этих источников. Однако наш анализ, проведенный экономистом Анке Беккер, показывает поразительную степень устойчивости культурных практик во времени: данные из «Атласа» хорошо предсказывают ответы членов той же этнической группы столетием позже (Bahrami-Rad, Becker, and Henrich, 2017). Конечно, это не означает, что «Атлас» не подлежит критике или что нам не нужно создавать что-то более совершенное. Но полное неприятие «Атласа», которое распространено в культурной антропологии и смежных областях, выдает отсутствие научной подготовки, отвращение к количественным оценкам и статистическую неграмотность.


[Закрыть].

ТАБЛИЦА 5.1. ПЯТЬ ХАРАКТЕРНЫХ ДЛЯ ОБЩЕСТВ ЗАПАДА ЧЕРТ РОДСТВА ВО ВСЕМИРНО-ИСТОРИЧЕСКОЙ ПЕРСПЕКТИВЕ

Чтобы оценить, насколько редка подобная модель, мы можем подсчитать, сколько из этих черт родства присуще каждому обществу в «Этнографическом атласе». Это дает нам показатель от нуля до пяти, который свидетельствует, насколько то или иное общество соответствует критериям людей Запада с точки зрения родства. На рис. 5.1 показаны результаты: более половины описанных в «Этнографическом атласе» обществ (50,2 %) не обладают ни одной из этих присущих обществам Запада черт родства, а 77 % обладают максимум одной из этих черт либо лишены их вовсе. С другой стороны, менее 3 % обществ обладают как минимум четырьмя из указанных черт, и только 0,7 % обладают всеми пятью. Примечательно, что эти крошечные доли включают небольшую выборку европейских обществ, таких как ирландцы и франкоканадцы по состоянию на 1930 г. Таким образом, 99,3 % обществ в этой общемировой антропологической базе данных отклоняются от модели, характерной для типичного общества Запада{253}253
  Рисунок 5.1, вероятно, не в полной мере отражает, насколько необычным является тип родственных отношений, характерный для людей Запада. Это происходит по нескольким причинам. Во-первых, я не включил некоторые ключевые черты, такие как существование кланов или особую терминологию родства, которые еще больше подчеркнули бы контраст с обществами Запада. Во-вторых, даже когда такие практики, как билинейное происхождение, «выглядят» внешне похожими на то, что мы видим в других группах, такой анализ все же упускает из виду, в какой степени незападные сообщества остаются опутанными родственными институтами, которые необходимы для личной безопасности, экономического процветания, перспектив вступления в брак и социальной идентичности. Например, и типичные люди Запада, и охотники-собиратели жуцъоан отслеживают свое происхождение по обеим линиям. Однако, в отличие от представителей обществ Запада, жуцъоан воспринимают мир в терминах родственных отношений и обладают способами включать незнакомцев в сеть личных взаимоотношений. Без этого они просто не знали бы, как себя вести с таким человеком. В-третьих, после 1500 г. католические миссии разъехались по всему миру и немедленно начали пытаться навязывать католический брак любому, кто попадался под руку, что означало борьбу с такими практиками, как многоженство и кузенные браки. В некоторых случаях миссионеры поменяли структуру семьи еще до появления антропологов. Например, народность пуэбло-тева на юго-западе США, вероятно, обладала патрилинейной клановой организацией до того, как в XVII в. там начала работать христианская миссия (Murdock, 1949). К примерно 1900 г., когда исследователи подробно задокументировали организацию родства у этой группы, семья тева уже соответствовала западным образцам, несмотря на то что сами тева сохранили многие из своих традиционных религиозных верований. Наконец, кодификация черт родства в «Атласе» всегда осуществлялась по необходимости приблизительно. Например, древние египтяне описаны там как «моногамные», однако, хотя моногамный брак был там навязан низшим слоям общества, знатные мужчины продолжали практиковать полигинию (Scheidel, 2009a, 2009b).


[Закрыть].

Аспекты традиционных родственных связей, нашедшие отражение в «Этнографическом атласе», описывают не только доиндустриальный мир, но и социальные нормы, сохраняющие важность даже сегодня. Задумайтесь над таким вопросом: сколько ваших знакомых заключили брак со своими многоюродными братьями и сестрами?

Рис. 5.1. Доля обществ с различным числом типичных для обществ Запада черт родства из таблицы 5.1, в диапазоне от нуля до пяти черт (на основании данных «Этнографического атласа»)

Если вы не знаете ни одного такого случая, это странно, поскольку сегодня каждый десятый брак в мире заключается с многоюродным братом или сестрой или же с другим родственником. На основании данных второй половины XX в. на рис. 5.2 показана частота, с которой люди в разных странах заключают браки со своими двоюродными или троюродными братьями и сестрами, а также с другими близкими родственниками (дядями, племянницами). Напомню, что у троюродных братьев и сестер есть одна общая пара из прабабушки и прадедушки. Для простоты и из-за того, что в большинстве браков с родственниками участвуют многоюродные братья и сестры, я буду называть это явление кузенным браком. На одном конце спектра мы видим, что на Ближнем Востоке и в Африке примерно каждый четвертый брак заключается между родственниками, хотя в некоторых регионах этот показатель превышает 50 % – то есть более половины браков среди местного населения заключаются между родственниками. Посередине находятся такие страны, как Индия и Китай, где кузенные браки имеют не такое широкое распространение. Тем не менее стоит помнить, что, когда китайское правительство в 1950-е гг. начало продвигать «современные» (западного типа) браки, оно объявило вне закона браки между дядей и племянницей, а позже такая участь постигла и браки между двоюродными братом и сестрой. Напротив, в неоспоримых странах Запада, таких как США, Великобритания и Нидерланды, доля подобных союзов составляет около 0,2 %, то есть одну пятую от 1 %{254}254
  Bittles, 1998, 2001; Bittles and Black, 2010. См. Baker (1979) о китайском родстве.


[Закрыть].

Рис. 5.2. Частота кузенных браков. Доля браков между троюродными братьями и сестрами, а также более близкими родственниками в разных странах по данным второй половины XX в. Чем темнее заливка, тем выше в данном регионе доля браков между кровными родственниками. Для заштрихованных областей данные отсутствуют{255}255
  Эти данные были получены Джонатаном Шульцем путем дополнения данных, собранных Аланом Биттлсом и его коллегами (Bittles, 1998; Bittles and Black, 2010).


[Закрыть]

Итак, как же родство людей Запада стало таким необычным?

Многие полагают, что удивительная природа семей в обществах Запада является продуктом промышленной революции, экономического процветания, урбанизации и современных государственных институтов. Это кажется логичным; точно можно сказать, что именно к этому сегодня ведет глобализация в большинстве регионов мира. По мере того как незападные общества входили в глобальную экономику, урбанизировались и перенимали формальные светские институты обществ Запада (например, гражданские кодексы, конституции и т. п.), их интенсивные основанные на родстве институты обычно начинали медленно разрушаться, что приводило к распространению западных черт родства, особенно среди образованных городских жителей. Тем не менее эти интенсивные основанные на родстве институты доказали свою чрезвычайную устойчивость под натиском глобальных экономических и политических сил{256}256
  Ember, 1967; Hoff and Sen, 2016; Shenk, Towner, Voss, and Alam, 2016.


[Закрыть].

Однако в Европе порядок событий был обратным. Сначала, между 400 и 1200 гг. н. э., интенсивные основанные на родстве институты многих европейских племенных популяций медленно ослаблялись, разрушались и в конечном итоге стирались с лица земли той ветвью христианства, которая в итоге превратилась в Римско-католическую церковь – в дальнейшем мы будем называть ее Западной церковью или просто Церковью. Затем на руинах этих традиционных социальных структур люди начали возводить новые добровольные объединения, основанные на общих интересах или убеждениях, а не на родстве или племенной принадлежности. В этих частях Европы социальной эволюции не дали пойти обычным путем – путем интенсификации родственных связей; ее столкнули на удивительную боковую тропу{257}257
  Berman, 1983; Fukuyama, 2011; Gluckman, 2006; Greif, 2006a, 2006c; Greif and Tabellini, 2010; Marshall, 1959.


[Закрыть].

Ключевым для нас на данный момент пунктом является то, что распад интенсивных институтов, основанных на родстве, и постепенное появление независимых моногамных нуклеарных семей представляют собой тот самый камешек, с которого началось лавинообразное движение к современной Европе. Теперь давайте посмотрим, как Церковь случайно столкнула этот камешек.