Текст книги "Блуждающий в темноте"

11

Дело шло к вечеру, но Фрэнк Мур ни разу не отвел взгляда во время разговора, и мне все время приходилось смотреть на него снизу вверх. Любопытно, что Кевин Блейк – представитель старой гвардии – общался с женщиной-полицейским непринужденно, а гораздо более молодому Муру это общение почему-то давалось с трудом. Он внимательно выслушивал вопросы Наоми, но ответы адресовал мне. Может, даже не столько из-за того, что Наоми – женщина, а из-за своего военного прошлого и того, что я старше. Такие люди, как он, обычно просят позвать начальство.

Если бы он только знал.

Оставив констебля Блэк просматривать записи с камер видеонаблюдения предположительно на несколько часов, я собирался уехать без нее. Но она уже ждала меня в машине. Я сделал вид, что ничего неожиданного не произошло, и молча сел на свое место. Домой к Фрэнку Муру мы ехали в уже привычной тишине, прерываемой хрипами и потрескиваниями сканера вместо музыки. Мур жил в образцово-симметричном новом доме из красного кирпича в Хитон-Мерси[8]8
  Хитон-Мерси – пригород Стокпорта, района Большого Манчестера.


[Закрыть].

– Мы обычно снимаем обувь… – замялся он на входе и провел нас внутрь мимо семейных фотографий, соответствовавших общему порядку в доме.

Их можно было бы принять за магазинные стоковые фото в рамках, если бы не до боли симметричная улыбка Фрэнка на каждой. На фотографиях был запечатлен он, его вторая жена и трое детей в различных сочетаниях. Выражения лиц у всех были такие же неестественные, как в телевизионной рекламе ипотечных кредитов.

Фрэнк провел нас в столь же аккуратную гостиную, и я не решился сесть, потому что диваны были накрыты виниловой пленкой. Наоми очутилась перед такой же дилеммой. Мы остались неловко стоять рядом с декоративным камином. Встроенный в стену книжный шкаф был заполнен книгами. В основном мотивационной литературой. Я вдруг осознал, что за всю жизнь не прочел ни одной книги в стиле «Помоги себе сам». Может, от этого все проблемы?

Остальное пространство в книжных шкафах заполняли еще фотографии детей в рамочках, групповые, семейные портреты. Можно понять, учитывая то, что случилось со старшими детьми.

– Мистер Мур, – начала Наоми, – мы бы хотели задать вам несколько вопросов о Мартине Вике.

– Задавайте, – согласился Мур, глядя при этом на меня. – Хотя я его не знал.

– Никто его по-настоящему не знал, – заметил я. – Самым значимым событием в его жизни было случившееся по адресу: Брайарс-Грин, одиннадцать, а про «до» и «после» известно очень мало.

Мур помрачнел:

– В моей жизни это событие тоже стало значимым.

– Разумеется. – Наоми вновь перехватила инициативу. – Вы когда-нибудь видели Мартина Вика или разговаривали с ним?

Мур покачал головой:

– Видел в суде, но он тогда мало что сказал.

Если бы Мартин Вик и Фрэнк Мур тогда соревновались, кто кого переглядит, то стояли бы там до сих пор.

– Но вы никогда не сомневались, что арестован виновный человек? – спросила Наоми.

Мур непонимающе наморщил лоб:

– А с чего мне сомневаться?

– Он так и не рассказал всего о событиях той ночи.

– А с чего ему рассказывать? – Мур снова посмотрел на меня, будто я быстрее его пойму. – Зачем топить себя еще глубже…

– Резонно, – согласилась Наоми, стараясь удержать внимание Мура. – Что вы почувствовали, когда узнали о его смерти?

Мур слегка кивнул и указательным пальцем коснулся седой пряди в волосах. Хотя, наверное, предпочел бы ткнуть Наоми в глаз. Потом снова улыбнулся:

– Я не особо задумывался.

– То есть не обрадовались?

Мур непонимающе сдвинул брови.

– Большинство из тех, с кем мы разговаривали, с радостью помахали бы ему ручкой…

– Не очень-то мне нравится ваша работа. – Мур впервые обратился к Наоми. – Как вы сами видели, моя состоит в том, чтобы помогать людям, погрузившимся в пучину горя. Я не могу вытащить их в одиночку, но могу протянуть руку помощи. Мне всегда казалось, что и Мартин Вик, возможно, из таких людей. Если бы он обратился ко мне, возможно, мы помогли бы друг другу.

– Но ведь не обратился? – спросил я.

– Увы, нет.

– Простите, что так говорю, но ваши консультации предназначены скорее для людей с несколько иным социальным статусом.

– Не стану оправдываться за платные семинары. Они меня кормят, но это не основная моя деятельность. Они ценны тем, что позволяют финансировать работу с группами риска.

– Кто входит в эти группы?

– Люди, которые нуждаются в нашей помощи, но не могут себе ее позволить. Это может быть скорбящая мать, человек, злоупотребляющий наркотиками или очутившийся на улице. Я хочу сделать так, чтобы следующий потенциальный Мартин Вик не переступил черту. Я даже обсуждал это с полицией в свое время.

– Кевин Блейк обращался к вам как представитель полиции?

Мур покачал головой:

– Кевин больше похож на вас.

– То есть? – спросил я.

– Все держит в себе. Простите, я такое сразу вижу. Любопытно, что он ушел из полиции сразу после того, как Мартина Вика осудили…

– Чем любопытно?

– Это демонстрирует масштаб трагедии. Хотя он и так понятен. Вик не просто разрушил мою семью, он сломал жизнь всем, кто соприкоснулся с его делом. Но полагаю, Блейк прекрасно справился с ситуацией.

– Вы с ним друзья?

– Нет, не то чтобы друзья. Он человек замкнутый. Время от времени наши пути пересекаются. Благотворительные мероприятия и все такое…

– Вам кто-нибудь сообщал, что Мартину Вику оставалось жить недолго? – спросила Наоми.

– Да. Ваш сотрудник по работе с семьями пострадавших. Очень милая девушка. Сказала, есть надежда, что Вик признается, где Лиззи нашла последний приют. – При упоминании дочери голос Фрэнка дрогнул, руки непроизвольно потянулись к груди, будто бы показать, что она всегда в его сердце.

– И как вы к этому отнеслись?

– Кажется, сказал, что полиция зря теряет время. – Увидев, что Наоми глянула на меня, он пояснил: – Понимаете, когда объявили, что Лиззи погибла вместе с остальными, в каком-то смысле стало легче. Я смог… – Он вытянул ручищи, будто собирался опустить на землю какой-то огромный предмет… – Отгоревать обо всех. Перевернуть страницу. После таких трагедий приходится жить дальше. Простить и забыть.

– Вы простили Мартина Вика? – спросила Наоми.

Мур нетерпеливо дернул головой:

– Я простил себя.

– Но за что?

– За то, что выжил. В семейной жизни существует определенный уклад. Матери воспитывают детей, берегут семейный очаг. Отцы заботятся о пропитании, тепле и защите. Я не справился с задачей.

Я не согласился с этим неоднозначным заявлением, но возразить ничего не мог, потому что по отношению к себе он был прав. Находись он тогда в доме, жена и дети, возможно, остались бы живы.

– Насколько я понимаю, вы с Маргарет к тому времени разъехались, – сказала Наоми.

– Ну, это вы так понимаете.

– Я просто пытаюсь восстановить последовательность событий, – спокойно ответила она.

– Разъехались, но не думали, что это навсегда. Обоим надо было отдохнуть.

– От чего?

– Когда станете старше и у вас появится своя семья, поймете, – ответил Фрэнк. – Брак – как океан. Безбрежный, бездонный, загадочный. С приливами, отливами, изменчивый и непредсказуемый. Мы тогда переживали бурю… – Он осекся, и я с удивлением сообразил, что это и есть его ответ.

– Какую бурю? – продолжала настаивать Наоми.

– Если хотите подробностей, я связался с плохой компанией. Не был идеальным отцом и мужем, но смог вынести нечто важное из этой ситуации.

– Что же? – спросила Наоми, явно намереваясь задавать вопросы, пока не получит прямой ответ.

– Я смог преподать очень ценный урок своим детям. – Мур кивнул на фото в книжном шкафу. – Дорожи каждым днем. Проживай его так, будто он последний.

Вряд ли малыши могли усвоить такой урок, но я постарался не выдать своего скептицизма.

– Извините, что настаиваю, но в чем вы тогда были неидеальны? – спросила Наоми.

– Боролся. – В голосе Мура послышались угрожающие нотки.

– С кем?

– С Мэгги. С детьми. С самим собой, – перечислил он так, будто этих людей ничего не объединяло. – Теперь у меня есть жизненный девиз, и я стараюсь ему следовать. Плыви по течению.

– Надо запомнить, – сказала Наоми.

Мур вздернул подбородок, будто собрался взять высокую ноту:

– Думаете, я что-то недоговариваю? Жена и дети скоро будут дома, и я бы предпочел, чтобы их все это не коснулось.

– Да, конечно, – сказала Наоми. – Вы бы очень нам помогли, если бы сказали, где провели ночь субботы и утро воскресенья.

– Я счастливейший человек на свете. – Мур просиял.

Странное заявление для человека, детей которого зарезали.

– Я был дома, в постели, рядом с женой.

– Понятно, спасибо, – сказала Наоми. – И благодарим за то, что уделили нам время.

– Я провожу. – Мур направился за нами к двери.

Надевая ботинки, я еще раз посмотрел на семейные фотографии, и меня поразило сходство новой жены Фрэнка с убитой Маргарет Мур.

– Мы созданы друг для друга, – сказал Фрэнк, проследив за моим взглядом. – В жизни все устраивается само собой.

Наверное, я снова озадаченно наморщил лоб, потому что Фрэнк собрался развить свою мысль, но тут на улице раздались голоса, потом кто-то вставил ключ в дверь. Она открылась, и в дом вошли трое детей. Сначала мне показалось, что они удивились или оробели, увидев незнакомцев, но потом понял, что они всегда так заходят в дом.

Молча и с обувью в руках.

Они стояли гуськом и ждали, когда мать проведет их в дом. Она вошла, и мне сначала показалось, что я вижу перед собой Маргарет Мур. Сходство было полным, вплоть до французской косы.

Наоми улыбнулась детям:

– Полагаю, это…

– Элизабет. – Миссис Мур кивнула на высокую девочку. – А это Артур и Мэри.

– Бекки, моя чудесная жена, – объявил Фрэнк.

Мы поздоровались, и мать повела детей в гостиную.

– Миссис Мур. – Наоми пошла за ними следом.

Фрэнк с застывшей улыбкой слушал, как жена подтверждает его алиби.

– Спасибо. – Наоми вернулась в прихожую. Пожелала всем спокойной ночи и вышла на улицу, подняв повыше воротник парки.

Было уже темно, похолодало.

– Мне их сам Бог послал, – сказал Фрэнк мне вслед.

Мне хотелось вернуться к теме семьи и к его словам о том, что в жизни все устраивается само собой. С тех пор как он их произнес, с его лица не сходило обеспокоенное выражение. Похоже, он считал, что сказал лишнего. Я задержался на крыльце. Фрэнк производил впечатление человека, который предпочитает, чтобы последнее слово оставалось за ним.

– Детектив, ваша коллега спросила меня, что я почувствовал, когда узнал о смерти Мартина Вика. Кажется, я не был до конца честен.

– Да?

– Полезно проговаривать эти стандартные фразы. Про отпустить и забыть. Но каждый раз, когда я вижу свою семью и вспоминаю все, что забрал у меня этот человек… Да мы бы выкопали этого ублюдка и снова сожгли.

Я ничего не сказал, и Фрэнк улыбнулся:

– Это, конечно, мои субъективные ощущения.

– Разумеется. – Я кивнул. – Доброй ночи, мистер Мур.

Идя к машине, я думал о том, что мы могли с тем же успехом поговорить с одной из фотографий в рамках. Неожиданная эмоциональная вспышка в конце была отвлекающим маневром. В машине мы какое-то время сидели молча с работающим мотором.

– Дети, – наконец сказала Наоми.

Я кивнул и оглянулся на дом. В окне виднелся силуэт Фрэнка Мура. Он наблюдал за нами.

Артур, Элизабет и Мэри. Их звали так же, как погибших детей.

III
Дважды убитый[9]9
  «Remurdered» – композиция шотландской построк-группы Mogwai c восьмого студийного альбома «Rave Tapes» (2014).


[Закрыть]

1

Я проснулся рано, надел шорты, футболку, кроссовки и побежал вдоль Томас-стрит к реке Эруэлл, потом по мосту на Блэкфрайерс-роуд и на юго-восток – в сторону Спиннингфилдс[10]10
  Спиннингфилдз – деловой и культурный центр Манчестера.


[Закрыть]. Мне не давали покоя одинаковые имена детей Фрэнка Мура. И похоже, у него какая-то проблема с Наоми и вообще с женщинами.

Все это говорило не в пользу человека, у которого убили жену.

Я удалился от реки, постепенно ускоряясь, потом чуть медленнее оббежал Музей науки и промышленности и, сделав круг, вернулся в Северный квартал. Последние полтора километра пробежки выдержал в спринтерском темпе, на время подзабыв о проблемах. Меня не покидало ощущение, что в деле семейства Муров происходит некий незаметный, но глобальный процесс, похожий на медленный сдвиг тектонических плит.

Я вставил ключ в дверь и услышал, как сзади подъехала машина. За рулем сидел детектив-инспектор Джеймс. Я виделся с ним лишь однажды, когда давал показания о событиях в больнице Святой Марии. Джеймс, одетый в блеклого цвета костюм, вкрадчивым голосом и плавными размашистыми жестами напоминал телевизионного метеоролога. Он заглушил двигатель, вышел из машины, облокотился о крышу и обратился ко мне:

– Я слышал, что ты любитель спидами закидываться, но это уже слишком…

– Чем могу помочь?

– Помочь? Мне? – Джеймс улыбнулся. – Это вряд ли, приятель. Я тут проездом…

– Центр психологической помощи на соседней улице, – отрезал я. – Хорошего дня.

– Раз уж я здесь, надо бы обсудить один вопрос…

– Если это касается расследования, не переживай. Мешать не собираюсь.

– Я слышал, ты в него добровольно впрягся…

– По-твоему, на Паррса соглашаются работать по своей воле?

– Так, значит, это Паррс вцепился в дело Вика… Тогда понятно.

Я ждал.

– Слышал я, ему недолго осталось. Чейз вот-вот получит повышение. А они никогда не сходились во взглядах. Дело Вика стало последней соломинкой. Паррс хотел возглавить расследование, поручить его своему лучшему сотруднику, но Чейз не дала добро. Так что Паррс встал в просительную позу, сказал, мол, ты чувствуешь личную ответственность, подавлен случившимся с Сатти и умоляешь поручить расследование тебе. В общем, пустил в ход все средства, лишь бы остаться в деле. – Джеймс покачал головой, будто узрел некую доселе скрытую грань человеческой натуры. – Ладно, это тебе к сведению. Я здесь по другому вопросу. Куда ты отправился после больницы?

– Сначала на встречу с Паррсом, потом – домой. А что?

– На машине?

– Пешком.

– Рядом с Пиккадилли жестоко избили прохожего. Рано утром в воскресенье. Проломили парню череп. Нападавший по описанию похож на тебя.

– Как я уже сказал, я пошел домой.

– Заходил куда-нибудь?

Я покачал головой.

– А может, вернулся к старым привычкам после тяжелого ночного дежурства? Немного мета, чтобы нервы успокоить…

– Я ушел домой и сразу лег спать. Если сомневаешься, запроси анализ мочи.

– А ты сдашь?

– Да хоть прямо отсюда.

– Сегодня не тот день, чтобы выяснять, кто дальше пустит струю. – Джеймс вышел из-за машины и протянул мне распечатку фото с камеры видеонаблюдения. Мою фотографию с меткой времени: раннее утро воскресенья, вскоре после случившегося в больнице.

Я смотрел прямо в камеру с непередаваемым выражением лица.

– И что? – спросил я.

Джеймс показал мне второй снимок, почти идентичный, но сделанный шесть минут спустя. Моя поза на нем почти не изменилась, и я вдруг понял, куда я так пристально смотрю. На окна «Безумной звезды».

– Видишь ли, сразу после того, как поступил вызов, мы опросили владельцев всех заведений в округе. Один припомнил нечто странное. Перед закрытием клуба он выглянул из окна кабинета и увидел обозленного молодого человека. Тот простоял под окном минут десять. Описание совпало с приметами нападавшего, так что мы запросили съемку с камер наблюдения. И очень сильно удивились…

– Ночь выдалась тяжелая, я раздумывал, зайти куда-нибудь выпить или нет.

– Все было закрыто, – пояснил Джеймс. – На замок. Патруль тебя узнал и сообщил начальству. Информация прошла по каналам в Центральном парке и оказалась у Чейз на столе. Она и попросила меня съездить к тебе и спокойно, неофициально поговорить…

– О чем?

– Слушай, – примирительно ответил Джеймс. – Да всем плевать на это дело – ну избили какого-то уличного дилера, и ладно. Однако я должен тебя спросить, знаешь ли ты владельца клуба.

– Нет. – Мой голос слегка дрогнул.

– То есть ты пялился на него снизу без всякого умысла?

Я кивнул.

– Забавно. А я слышал, что он был твоим дилером. Так вот, когда в следующий раз окажешься возле «Безумной звезды», сделай нам одолжение – выйди прямо на дорогу, не смотри по сторонам.

2

Я поднялся в квартиру и захлопнул за собой дверь. «Безумная звезда» принадлежала человеку по имени Зейн Карвер. В прежние времена Карвер, возможно, получал процент с каждой наркосделки в городе. И в этом смысле, пожалуй, мог считаться моим дилером, но почему-то его репутация была лучше моей. Его имя периодически появлялось в новостях, но только в связи с продажей недвижимости, строительными компаниями, акциями, облигациями, частным бизнесом и тем или иным зданием. Сам бы он сказал, что все это – инвестиции и дополнительный доход от личного капитала.

Настоящий талант Зейна заключался в том, что он покупал людей.

Проституток, политиков, полицейских… С ними он был не более и не менее безжалостен, чем с любой другой собственностью. Упали в цене акции? Он от них избавлялся. Фирмы шли ко дну, их головные компании разорялись? Активы ликвидировались. Здание становилось ненужным? Ночью происходило короткое замыкание, пожар, и выплачивалась страховка.

Если человек, в которого Карвер вложил деньги, больше не приносил дохода, он избавлялся и от него. Если разорялся – его ждали неожиданное банкротство и ликвидация.

А если становился бесполезным, то сгорал в огне.

Рано или поздно эта судьба постигнет «Безумную звезду», потому что она принадлежала Зейну Карверу. Я с тошнотворным чувством глянул на распечатку, оставленную Джеймсом. Потому что в каком-то смысле раньше я тоже принадлежал Зейну Карверу. Мысленно я перенесся в то время и вспомнил всех, кого он купил за эти годы. Неужели я последний, оставшийся в живых?

Суперинтендант Паррс ошибся, сказав, что я продал ему свою душу. Она уже была заложена без права выкупа.

3

Я долго стоял под горячим душем, потом выпил крепкий кофе, изображая спокойствие. Получалось плохо. После визита Джеймса и известия о том, что меня видели рядом с «Безумной звездой», во мне боролись три мощных порыва.

Первый походил на инстинкт самосохранения, физическую потребность сделать так, чтобы дело заглохло вместе с предположением, что покушались на меня, и сбежать как можно дальше. Второй диктовался давно молчавшим голосом совести, и его непрошеное вмешательство в мысли вызвало во мне негодование. Он твердил, что на кону человеческие жизни, что нужно отнестись к делу серьезно. А третий подпитывался простым любопытством. Правду ли сказал Мартин Вик перед смертью? Что, если он не имел никакого отношения к расправе над семейством Муров? И настоящий убийца до сих пор разгуливает на свободе?

При мысли о Карвере пульс участился. Я посмотрел на потолок, радуясь, что подготовил сумку для побега. С наличными, пластиковой папкой и всем ее содержимым. Хоть какая-то надежда на новую жизнь. На свободу от угроз и запугивания, которые преследовали меня в старой.

Неожиданно все будто замерло. Я заметил, что светильник неплотно прилегает к потолку.

Вчера утром я тщательно его закрепил и потом открыл дверь Наоми.

Я вышел в прихожую, стараясь не обращать внимания на звон в ушах, принес стремянку, поставил ее в центр комнаты. Взобрался наверх. Рука дрожала. Я снял светильник и сунул руку в отверстие. Пусто. Я встал на верхнюю ступеньку и, изогнув шею, заглянул в темную дыру. Выхватил телефон из кармана, посветил по углам.

Сумка пропала.

Я попытался вдохнуть, но грудь сдавило так, будто легкие вот-вот схлопнутся. Стремянка загремела от тряски – у меня дрожали не только руки, но и ноги. Заставив себя сосредоточиться, я спустился по ступенькам и сел на пол. Комната кружилась. Перед глазами плясали плеяды огненных сполохов. Меня накрыл приступ паники, я полностью утратил контроль над собой.

В голове пронеслись ненавистные имена и лица.

Всех, кто был на такое способен. Я откинулся на пол, судорожно дыша, хватаясь за сердце, пытаясь не думать о них. На мгновение отключился. Наконец паника схлынула. Я лежал на деревянном полу, дрожа и обливаясь холодным потом.

В сумке лежали большая сумма денег, без которой мне не прожить, и купленный задорого фальшивый паспорт с моей фотографией и новым именем. Кто-то проник в квартиру и украл сумку. Значит, мне прямо сейчас грозит опасность, но без денег и паспорта я не смогу сбежать.

Что делать?

4

Я отволок стремянку в прихожую и принялся обыскивать все комнаты, шкафы и ящики. Сначала действовал методично, но внутри вновь забурлил страх. Я заметался, стал вышвыривать одежду из шкафов и книги с полок. В каком-то угаре высыпал содержимое ящиков на пол, пытаясь предотвратить новый приступ.

Звонок в дверь заставил меня подскочить.

Пять тридцать утра. Я никого не ждал.

Вместо домофона я подошел к окну. На улице стояла Наоми и смотрела на меня. С непроницаемым выражением лица. После секундного колебания я распахнул окно.

– Суперинтендант хочет тебя видеть, – сказала Наоми.

Я кивнул, прислонился к оконной раме. Что им известно? Кроме Наоми, ко мне никто не заходил в последнее время. Она тогда явилась без приглашения и увидела стремянку возле книжного шкафа. Мне еще не понравилось, что она пришла так некстати.

– Куда ехать? – спросил я.

– В больницу Святой Марии.

– Что, Паррсу делают пересадку сердца?..

– До него еще очередь не дошла. – Наоми устало улыбнулась. – У тебя все нормально?

Я кивнул. В груди было так тяжело, будто меня придавило автомобилем.

– Нужно быть на месте не позднее чем через двадцать минут.

Я оглядел заваленную вещами комнату.

– Что ему понадобилось?

– Не знаю, но дело, похоже, срочное.

Мы приехали в больницу около шести утра и поднялись на третий этаж вслед за шумной съемочной группой. Наверху сразу повернули в палату, где был убит Мартин Вик. Я думал, ее опечатали как место преступления, однако в коридоре суетились люди. Я пригляделся к Наоми – не подстава ли.

Я наблюдал за напарницей всю дорогу.

Она вела машину чересчур внимательно, как человек, который не спал всю ночь. Мое доверие еще убавилось. Чем она занимается в свободное время? Не хотелось думать, какой эта ситуация видится тому, кто обнаружил сумку. Единственный полицейский, выживший во время циничного кровавого покушения, оказывается обладателем фальшивого паспорта и немалой суммы наличных. Да я сам себя подставил.

Суперинтендант Паррс разговаривал с молодым человеком, который стоял к нам спиной. При нашем появлении красные глаза Паррса оживились. Он положил руку на плечо молодому человеку и развернул его к нам:

– Эйдан Уэйтс. Познакомься со своим двойником.

Две смерти в первый день, ни одной зацепки во второй и перевод на другую должность в третий. Новый личный рекорд.

Молодой человек казался знакомым.

Лет тридцать или чуть больше, темный костюм, похожий на мой. Мятая рубашка, короткие волосы, подстриженные аккуратнее, чем у меня, но все равно взъерошенные, заострившиеся скулы. Легкая небритость, мешки под запавшими, лживыми глазами.

– Что происходит? – спросил я.

– Воссоздаем картину происшедшего, – улыбнулся актер. – Кажется, я – это вы.

– Сочувствую…

Мое внимание отвлек двойник Сатти, проталкивающийся сквозь толпу. Мозг отказывался мыслить рационально, я чувствовал себя как во сне и боялся, что если опущу взгляд, то окажется, что я голый.

– Прошу прощения. – Паррс кивком велел мне следовать за ним и пошагал по коридору туда, откуда я только что пришел.

Если он обо всем знает, меня сейчас арестуют, а если нет, значит будет что-то другое.

Возможно, хуже.

Мы поднялись еще на этаж, оставив внизу гул голосов и суматоху. Я обернулся, краем глаза заметив женщину в зеленом спортивном костюме и с нарисованными татуировками на лице. Паррс устало покачал головой. Дверь пожарного выхода на крышу не поддалась, так что мы остались стоять на лестничной площадке под голой электрической лампочкой.

– Я не знал про съемку, – сказал я.

– Не ты один. – Паррс поглядел мне за спину, чтобы убедиться, что никто не слышит. – Чейз развлекается. Если бы меня спросили, я бы предложил тебе сыграть самого себя. Ты неплохо умеешь притворяться детективом. Ну и как обстоят наши дела?

– Докладывать особо не о чем. Поговорили со Слоуном, но он устроил целый спектакль, мол, защищает свои источники. Сказал, что будет говорить только с Джеймсом.

– Не сомневаюсь. Старшему инспектору пора памперсы носить. Не может шагу сделать без утечки. Слоун – ключ к разгадке.

– Уперся – и ни в какую.

– Я бы вылечил детектива-инспектора Сатклиффа наложением рук, если б мог, – сказал Паррс. – Но не могу, поэтому буду действовать через тебя. Слоун не колется? Так сходи к нему и отмолоти ублюдка своими ручонками. Потому что, если к концу дня ты не назовешь мне фотографа, придется заняться тобой. Как насчет небольшой проверочки, а, Эйдан?

– Вы что-то недоговариваете, сэр?

Паррс сделал глубокий вдох.

– Крэнстон уходит в конце года.

Я кивнул, вспомнив, что говорил Джеймс о хрупком перемирии между Паррсом и Чейз.

– Неофициальную информацию хочешь? Чейз уже провозгласили преемницей Крэнстона, и она не желает, чтобы что-нибудь омрачило ее непогрешимый образ. Естественно, она ищет, на кого бы взвалить вину за происходящее. А значит, какое-то время козлом отпущения буду я. Но при первой возможности уступлю это место тебе.

– Мне?

– Не забывай, ты увяз в этом деле больше всех. Так что хватайся за все зацепки и крутись как следует, чтобы доказать, что ты тут ни при чем.

– Я ни при чем.

– Конечно, – сказал Паррс. – Нет ли у Кевина Блейка еще каких-нибудь пресс-конференций сегодня?

– Про ту мы узнали только во время трансляции. Мы делаем все, что только можем.

– Один из вас – да. Не забывай, сынок, я всегда, абсолютно всегда вижу, когда ты врешь. Стоит тебе только открыть рот. Если дело заглохнет, вместе с ним заглохнешь и ты. Я не шучу.

Я вспомнил утренние события, но промолчал. Пусть ждет своей очереди.

– Выкладывай остальное, – резко бросил Паррс.

– По-прежнему нет сведений о нападавшей, отпечатков пальцев из палаты и…

– Ясно, – нетерпеливо сказал он. – Глухо. Что насчет мести Вику в качестве мотива?

Я покачал головой:

– Фрэнк Мур – очень странный. Непонятно, то ли правда духовно переродился, то ли запрятал ненависть поглубже. Он назвал детей в новом браке так же, как убитых.

На лице Паррса отразилась заинтересованность, но больше сообщить мне было нечего.

– Мур выстроил новую жизнь или ее видимость на идее, что надо двигаться дальше. Простить и забыть. Ведет курсы для переживших утрату.

– Если выйдем из этой передряги живыми, я нас всех к нему на курсы запишу.

– Мне подумалось, что он скрывает какие-то чувства, но…

– Еще бы не скрывал, – согласился Паррс, уловив, к чему я клоню. – У него же семью убили. – Он порылся во внутреннем кармане куртки, достал скомканный клочок газеты и сунул его мне в руки. – Это видел?

Я поднес бумажку к свету.

«Метка убийцы», – гласил заголовок.

В заметке за авторством Чарли Слоуна рассказывалось, что спецназовцы жестко задержали молодую женщину с татуировками на лице, как выяснилось позже – по ошибке. Далее он писал, что еще одного подозреваемого по делу отпустили без предъявления обвинения.

– Это бывший сокамерник Вика? – спросил я.

Паррс кивнул:

– Торговец спайсом по прозвищу Полубокс. Люди Джеймса отпустили его утром, так что разгуливает теперь где-то…

– Поимели с него что-нибудь?

– Разве что триппер, если близко общались. У придурка алиби, уж не знаю, насколько правдивое. Чего людям Джеймса не хватает, так это талантов твоей Блэк. Она всю ночь не спала, просматривала записи с камер из Святой Марии. И Полубокс там на прошлой неделе засветился.

Так вот почему у Наоми были покрасневшие глаза.

– Вы не ладите друг с другом, сержант?

– Все еще привыкаю к новому режиму, – сказал я. – Есть ли прямые указания на причастность Полубокса к покушению?

– Пока нет, но не вижу причины ему околачиваться возле больницы. Разве что там начали делать химическую кастрацию.

– Перемолвимся с ним словцом.

– Да таким, чтоб покрепче. И не тащи его в участок. Чувак полжизни провел в допросных. Под орех разделал Джеймса и компанию. Конечно, такое больше по плечу детективу-инспектору Сатклиффу, но и ты уж, будь добр, покажи себя с худшей стороны.

– О состоянии Сатклиффа есть новости?

Паррс глянул на меня:

– Что, до сих пор не навестил?

Я начал было говорить, но он покачал головой:

– Друг называется… Детектив-инспектор Сатклифф все еще в отключке. Ровно двумя этажами ниже его палата. У тебя есть несколько дней до того, как его выведут из комы. Можешь по пути обратно заскочить к нему.

Я ничего не ответил.

– И дочитай до конца, пока ты здесь. – Паррс кивнул на заметку.

Я пробежал текст глазами. Слоун вернулся к излюбленной теме: судьбе бывшего констебля Тессы Кляйн. Утверждал, что, несмотря на вновь появившиеся обстоятельства, полиция отказывается расследовать ее исчезновение.

– Новые обстоятельства? – спросил я.

– Я спрашивал его утром. Вроде как она забронировала поездку на выходные перед тем, как себя порешить.

– Хотите, чтобы мы это проверили?

– Совершенно не хочу. Чейз уже не может видеть имя Кляйн в газетах. Просила выяснить, не ты ли проговорился об этом Слоуну сегодня утром.

– Я ничего не знал об этом, – сказал я. – И сейчас не знаю.

– Вот и дальше не знай. Полиция тут ни при чем, Кляйн умерла на гражданке и сама наложила на себя руки. – Паррс так старательно это подчеркивал, что у меня возникло нехорошее подозрение, но я не стал развивать эту тему.

– Что с третьим мотивом покушения?

– Мы хотели сначала сосредоточиться на Вике. По нему еще столько всего нужно выяснить, что вряд ли…

– Вряд ли стоит саботировать приказ, сержант. Исключи вероятность, что покушались на тебя. Я сыт по горло сюрпризами.

– А откуда поступили эти сведения?

– Наконец-то верный вопрос, – сказал Паррс. – Опять же предлагаю поговорить с напарницей. Я слышал, констебль Блэк разрабатывала эту версию прошлой ночью. В одиннадцать сорок девять подняла соответствующие дела. Похоже, твое благополучие волнует ее больше, чем тебя самого, сержант.

Плохо, что она рылась в моем личном деле, но ладно, что не в квартире.

– И наконец, по поводу Луизы Янковски… – сказал Паррс.

Вчера вечером я оставил ему сообщение, в котором рекомендовал временно перевести ее на административную работу. С ней происходило что-то непонятное, а как-то неправильно разрешать неблагонадежному сотруднику расхаживать по улицам с заряженной пушкой.

– Когда я рассказал о твоих подозрениях старшему суперинтенданту Чейз, она долго молчала, а потом попросила меня встретиться с ней здесь. Сейчас она дает интервью, которое пойдет в эфир после съемки. Сказала, что уделит нам пять минут. – Паррс посмотрел на меня и прищурился. – Пил?

– Сегодня еще нет.

Паррс кивнул и пошел вниз по лестнице:

– Возможно, пора начинать.