Текст книги "Комната в гостинице «Летучий дракон»; Дядюшка Сайлас"

Глава XI
«Летучий дракон»

Я огляделся вокруг. Здание было живописным, деревья придавали ему на редкость чарующий и загадочный вид. Отпечаток древности и уединение этого места составляли резкий контраст с блеском и суетой Парижа, которые уже начали утомлять мои глаза и слух. Минуты две я осматривал роскошную старую вывеску, потом более внимательным взором оглядел наружный фасад дома. Он был велик, массивен и вполне соответствовал моим представлениям о старинных постоялых дворах. Что касается французского замка, расположенного напротив, то он, по моему мнению, не имел с замками ничего общего. Лишь круглая башенка, возвышавшаяся над левой стороной дома и заканчивавшаяся остроконечным шпилем, отдаленно напоминала подобные строения.

Я вошел и заявил, что я и есть мистер Беккет, для которого оставлена комната. Разумеется, меня встретили с должным уважением к английскому милорду – обладателю неисчерпаемого кошелька. Хозяин гостиницы провел меня в комнату. Она была велика, несколько мрачновата, с темными панелями вместо обоев и с мрачной мебелью, давно вышедшей из моды и мало пригодной для жизни. Массивную каминную доску над исполинским очагом украшали гербы, в которых я, если бы полюбопытствовал, легко подметил бы тождество с гербовыми щитами на лицевом фасаде дома. Обстановка носила несколько меланхолический, даже грустный характер. Я направился к стрельчатому окну и увидел небольшой, но густой парк, окружавший замок. Над кровлей здания возвышалась большая группа таких же конических башенок, какую я уже описывал.

Лес и замок носили унылый вид. В них отражались следы людского безразличия, почти что разрушения. Мрачное запустение и печать былого величия тяготели и над окружавшей меня природой. Я спросил у хозяина, как называется замок.

– Это Каркский замок, – ответил он.

– Жаль, что он так запущен. Наверно, владелец его не богат.

– Пожалуй, что так, сударь.

– Пожалуй? – повторил я и взглянул на него вопросительно. – Видно, его здесь плохо знают?

– Я лишь хотел сказать, что никому не известно, как именно он тратит свои деньги.

– А кто он?

– Граф де Сент-Алир.

– О! Вы уверены? – спросил я с жаром.

Теперь была очередь хозяина гостиницы смотреть на меня с любопытством.

– Вполне уверен, сударь.

– Часто он бывает в этих местах?

– Не очень, он подолгу отсутствует.

– А беден он?

– Я плачу ему за съем этого дома. Плата не велика, однако он никогда не может долго ждать, – с насмешливой улыбкой ответил хозяин гостиницы.

– Судя по тому, что я слышал, кажется, он не так уж и беден.

– Говорят, он играет, сударь. Я не знаю ничего. Месяцев семь назад где-то далеко умер родственник графа. Тело привезли в замок и похоронили на кладбище, как того желал покойник. Граф был глубоко огорчен, хотя и получил порядочное наследство, если верить слухам. Но ему, как говорится, деньги не ко двору.

– Он стар, полагаю.

– Стар? Мы прозвали его вечным жидом, с той только разницей, что у него не всегда в кармане пять су. Однако он не унывает. Женился на молодой и хорошенькой девушке.

– А кто она?

– Она графиня де Сент-Алир.

– Разумеется, но о ней можно сказать и еще что-нибудь, полагаю. Должны же у нее быть свои качества…

– Их три, сударь, и самые приятные.

– Ага! И какие же?

– Молодость, красота и бриллианты.

Я засмеялся, хитрый старик разжигал мое любопытство.

– Вижу, приятель, – начал я, – вы не хотите…

– Ссориться с графом, – договорил он. – Видите ли, сударь, он может насолить мне так или иначе, могу и я испортить ему обедню. А вообще лучше каждому знать свое место и жить в мире, понимаете?

Все прочие попытки разузнать подробности о жизни интересующих меня людей были напрасны, по крайней мере на данный момент. Я подумал, что если и в следующую нашу встречу не разузнаю ничего интересного, то мне придется прибегнуть к магической силе луидоров. Пожалуй, старик как раз и намеревался вытянуть их из меня.

Хозяин гостиницы «Летучий дракон» был человеком пожилым, сухощавым, со смуглым умным лицом и решительным видом. Он очень походил на отставного военного. Потом я узнал, что он служил в наполеоновской армии во время первых итальянских кампаний.

– Полагаю, на один вопрос вы все-таки можете ответить, не рискуя поссориться с графом. Дома ли он сейчас? – спросил я.

– У него много домов, насколько я могу заключить, – ответил старик уклончиво. – Но… но, кажется, в данный момент он должен быть здесь, в замке.

Я выглянул в окно и с еще большим любопытством, чем в первый раз, окинул взором все пространство между гостиницей и замком.

– Сегодня я видел его в Версале, он ехал в своем экипаже, – сказал я.

– Немудрено.

– Стало быть, его экипаж, лошади и слуги в замке?

– Экипаж свой он держит здесь, сударь, а прислугу нанимает на время. Только один слуга живет в замке. Подобный образ жизни просто ужасен для графини.

«Старый скряга! – подумал я. – Этими истязаниями он наверняка намерен отнять у нее бриллианты. Разве это жизнь? Бороться с ревностью и вымогательством!»

Рыцарь, обратившись к самому себе с этой речью, опять взглянул на замок волшебника и вздохнул – с тоской, решимостью и жаждой любви. Господа, как я был глуп! Однако едва ли мы кажемся умнее в глазах высших сил, даже когда становимся старше. Мне сдается, что наши заблуждения с годами только меняют свой характер, а в сущности мы все те же безумцы, что и прежде.

– Ну, а для тебя нашли постель? – спросил я вошедшего Сен-Клера, который принялся разбирать мои вещи.

– На чердаке с пауками, где одни совы да кошки водятся… Ну да не важно, мы отлично ладим. Да здравствует веселье!

– Я и не представлял, что здесь так много народу.

– Преимущественно это слуги господ, которым посчастливилось приютиться в Версале.

– А что ты думаешь о «Летучем драконе»?

– «Летучий дракон», сударь, настоящий старый огненный дракон, сам черт! Говорят, здесь когда-то происходили дьявольские чудеса.

– Что же именно? Здесь водятся привидения?

– Если бы привидения! Напротив, люди исчезали и никогда больше не появлялись, и это на глазах полудюжины свидетелей!

– Что за чепуха, Сен-Клер!

– Вот что говорят. Некий господин, служивший шталмейстером при покойном короле, которого казнили, как изволите помнить, в революцию, получил от императора позволение вернуться во Францию. Прожив в этой гостинице с месяц, он исчез на глазах у всех, как я вам уже докладывал, в присутствии шести свидетелей, словам которых можно верить. Другой был русским дворянином, крепким молодцем шести футов роста. Он стоял посередине комнаты, описывая последние минуты Петра Великого. Человек семь слушали его. В левой руке он держал рюмку водки, а в правой почти допитую чашку кофе. И вдруг взял да и пропал. Только сапоги его остались на полу, да еще у соседа его по правую сторону очутилась, к немалому его изумлению, в руках чашка кофе, а сосед с левой стороны обнаружил у себя в руке рюмку водки…

– Которую в смятении выпил, – подсказал я.

– Которая хранилась целых три года среди других драгоценных предметов в этом доме. Разбил ее нечаянно патер, разговаривая с мадемуазель Фидон в комнате ключницы. О русском дворянине больше ни слуху ни духу не было. Ей-богу, я желаю от всей души, чтобы, когда нам придется оставить «Летучий дракон», мы уехали отсюда с легкой душой… Все это я узнал у возницы, когда мы прибыли сюда.

– О, тогда это должно быть правдой! – воскликнул я с иронией, однако невольно поддался влиянию мрачной обстановки комнаты.

Мне закралось в душу безотчетное предчувствие чего-то недоброго. Шутка стоила мне усилия, мною овладевало уныние.

Глава XII
Колдун на маскараде

Нельзя было вообразить зрелища блистательнее этого маскарада. Среди других открытых зал и галерей была так называемая Большая зеркальная галерея, освещенная для этого случая не менее чем четырьмя тысячами свечей; их огонь, отражаясь в зеркалах, производил поразительный эффект. Длинная анфилада комнат была заполнена масками во всевозможных костюмах. Ни одна зала не пустовала. Везде раздавалась музыка и слышались разговоры, пестрели яркие цвета и сверкали бриллианты, всюду царила атмосфера праздника и происходили забавные случайности. Никогда еще я не видел ничего подобного этому великолепному балу. Я медленно пробирался вперед, одетый в домино и маску, порой останавливаясь, чтобы вслушаться в остроумную беседу, шутливую песенку или забавный монолог. Все это не мешало мне внимательно смотреть по сторонам, чтобы не прозевать моего доброго приятеля в домино с белым крестом на груди.

Я останавливался у каждой двери, как мы и условились с маркизом, но его нигде не было видно. Тут я заметил позолоченные носилки, или, вернее, китайский паланкин, украшенный со всей фантастической вычурностью Небесной империи. Его несли на золотых жердях четыре богато одетых китайца. Пятый с золотым прутом в руках шел впереди, а шестой сзади. Худощавый человек с длинной черной бородой и в высокой шапке, какие обыкновенно бывают у нарисованных дервишей, с важным видом шел возле паланкина. На его длинной пестрой одежде ярких цветов со странным золотым шитьем с примесью черного были изображены иероглифы. Вокруг пояса был намотан широкий золотой кушак с кабалистическими знаками, темно-красными и черными. Вышитые золотом красные чулки и башмаки с по-восточному загнутыми кверху острыми носами виднелись из-под подола. На смутном лице мужчины лежала печать бесстрастности и торжественности, его черные брови отличались необыкновенной густотой. Под мышкой он держал удивительного вида книгу, а в другой руке – деревянную лакированную трость; шел он, опустив голову на грудь и прикрыв глаза. Китаец, двигавшийся впереди, размахивал своей тростью, расчищая дорогу для паланкина с опущенными занавесками. В общем, эта процессия была столь оригинальной, странной и торжественной, что, естественно, приковала к себе мое внимание.

Признаться, я обрадовался, когда носильщики поставили свою ношу на пол в нескольких шагах от того места, где я стоял. Прошло несколько мгновений, и китайцы с тростями хлопнули в ладоши и исполнили бешеную пляску вокруг паланкина. Потом они стали сопровождать свой танец хлопаньем в ладоши, что-то приговаривая в такт.

Вдруг кто-то слегка коснулся моей руки, я оглянулся и увидел возле себя черное домино с белым крестом.

– Как я рад, что наконец-то нашел вас, – сказал маркиз, – и именно в эту минуту. Вам надо поговорить с колдуном. Час назад я наткнулся на него в другой зале и задал ему несколько вопросов. В жизни своей я не был так изумлен. Его ответы были несколько туманны, однако вскоре мне стало ясно, что он знает мельчайшие подробности дела, никому на свете не известного, кроме меня и двух-трех человек, которые умеют молчать. Не могу передать вам, как сильно это меня поразило. Я четко видел, что и другие люди, совещавшиеся с колдуном, были озадачены и перепуганы, даже сильнее меня. Кстати, я приехал с графом и графиней де Сент-Алир.

Он кивнул в сторону худощавого домино. Это был граф.

– Пойдемте, я представлю вас.

Можно понять, как охотно я отправился вслед за маркизом. Он представил меня графу, при этом намекнув, что это я помог ему в гостинице «Прекрасная звезда». Граф осыпал меня любезностями и закончил свою речь словами, которые мне понравились больше всего:

– Графиня тут, поблизости, через залу от нас: она осталась поболтать со своей старой приятельницей, герцогиней д’Аржансак. Я сейчас же приведу ее сюда, она непременно должна познакомиться с вами и в свою очередь поблагодарить вас за оказанную вами помощь.

– Вам непременно надо поговорить с колдуном, – обратился маркиз к графу, – вот увидите, вам будет чрезвычайно интересно. Я уже беседовал с ним и, признаюсь, не ожидал услышать многое из того, о чем он мне поведал. Не знаю, что и думать.

– В самом деле? Тогда и нам надо попытать счастье.

Втроем мы приблизились к паланкину. Молодой человек в испанском костюме, только что отошедший от колдуна в сопровождении своего приятеля, поравнявшись с нами, произнес удивленным голосом:

– Что за хитроумная мистификация! Кто это в паланкине? Такое впечатление, что он знает всех!

Граф в маске и домино величественно шел вместе с нами к паланкину колдуна. Китайцы следили за тем, чтобы вокруг них оставалось свободное пространство, и зрители столпились в нескольких шагах от места волнующих событий. Один из китайцев, тот, который шел впереди с золотым прутом, приблизился к нам и протянул руку, обращенную ладонью кверху.

– Вы хотите денег? – спросил граф.

– Золота, – последовал ответ.

Граф положил монету ему в руку, и мы с маркизом, по мере того как входили в круг, поочередно были приглашены сделать то же самое. Колдун стоял возле паланкина, одной рукой опираясь на лакированную черную трость, а другой придерживая шелковую занавеску. Его подбородок с длинной черной как смоль бородой, был опущен на грудь, а глаза устремлены в пол. Лицо его казалось совершенно безжизненным. Никогда я не видел такой неподвижности. Хотя, наверное, видел, только у мертвых. Первый вопрос графа был таким:

– Женат я или нет?

Колдун быстро раздвинул занавески, наклонился к богато одетому китайцу, который сидел в паланкине, затем задернул занавеску и ответил:

– Да.

Точно такая же процедура совершалась при каждом вопросе; китаец с черным прутом оказался не прорицателем, а посредником и отвечал, по-видимому, словами человека, стоявшего выше него в вопросах мистики и оккультных наук. Граф задал два-три вопроса. Ответы колдуна, очевидно, забавляли маркиза, но для меня не представляли интереса, поскольку я ровным счетом ничего не знал о судьбе графа и его похождениях.

– Сильно любит меня жена? – шутливо спросил он.

– Как ты того заслуживаешь.

– Кого я люблю больше всех?

– Себя.

– Гм! Едва ли это не свойственно каждому. Но оставим в стороне меня. Люблю ли я что-нибудь на свете больше моей жены?

– Ее бриллианты.

– Гм! – Граф был явно озадачен.

Я ясно видел, что маркиз смеется в душе.

– Правда ли, – начал опять граф, решительно переведя разговор на другую тему, – что в Неаполе была битва?

– Неправда, она была во Франции.

– Разве? – насмешливо заметил граф и оглянулся вокруг. – А можно ли полюбопытствовать, между какими властями она происходила и по какому поводу?

– Между графом и графиней де Сент-Алир по поводу документа, подписанного ими двадцать пятого июля тысяча восемьсот одиннадцатого года.

Маркиз сообщил мне впоследствии, что в этот день был оформлен их брачный контракт. Граф простоял в оцепенении минуту или две; казалось, даже сквозь маску можно было увидеть, как у него вспыхнуло лицо. Никто, кроме маркиза и меня, не знал, что вопросы задает сам граф де Сент-Алир. Напомню, что мы были на маскараде и маски скрывали наши лица.

Мне сдавалось, что граф недоумевает, о чем еще спросить колдуна, и, пожалуй, раскаивается, что вообще вступил в эту беседу. Если мои догадки были небезосновательны, то маркиз оказал другу услугу, слегка коснувшись его руки и шепнув:

– Поглядите-ка направо, видите, кто идет?

Я тоже взглянул туда, куда указал маркиз, и увидел высокого, сухощавого человека, приближавшегося к нам гордой поступью. Маски на нем не было. На большом бледном лице виднелся глубокий шрам. Как вы уже поняли, это был полковник Гальярд в мундире капрала императорской гвардии и с подвязанной левой рукой, пытавшийся изобразить раненого; пустая нижняя часть левого рукава была приколота к груди. Вполне настоящий пластырь, налепленный поперек брови и виска, закрывал то место, где я оставил метку тростью, со временем этот шрам будет соответствовать более почетным рубцам, полученным на войне.

Глава XIII
Колдун говорит чудеса

Я забыл в первую минуту, что моя маска и домино непроницаемы для пристального взора старого военного, и приготовился к схватке. Разумеется, это длилось не дольше секунды, но граф благоразумно попятился назад, когда хвастливый капрал – надо заметить, что мой приятель Гальярд и в новой роли сохранил хвастливость настоящего драгунского полковника, – в своем синем мундире, белом жилете и белых штиблетах подошел к нам совсем близко. За этот вечер его дважды чуть было не вывели из залы за громкое восхваление подвигов великого императора в убийственно-насмешливой эпопее, и он чуть не вступил в рукопашную с прусским гусаром. По его словам, он не раз успел бы отличиться в кровопролитной схватке, если бы не помнил цели своего прихода – свидания с богатой вдовой, на которую он, как ему казалось, произвел впечатление. Если же он покинет сей блистательный праздник, которому он служит украшением, к тому же в сопровождении пары жандармов, то никак не сможет еще больше отличиться в глазах вдовы.

– Денег? Золота? Какие деньги могут быть у раненого солдата, вашего покорного слуги? Как ему одной лишь рукой, в которой он держит саблю и в которой остается свободным один палец, отбирать трофеи у поверженного врага?

– Не нужно от него золота, – сказал колдун. – Шрамы освобождают его от необходимости платить.

– Браво, оракул, брависсимо! Вот это дело! Прикажешь без дальних околичностей приступить к вопросам?

И, не дождавшись ответа, он начал спрашивать. Задав пять или шесть вопросов, он, наконец, сказал:

– За кем я теперь гоняюсь?

– За двумя.

– Ага! Двумя? Прекрасно, и кто же они такие?

– Англичанин, который убьет тебя, если ты поймаешь его, и вдова-француженка, которая плюнет тебе в лицо, если ты заявишь на нее свои права.

– Однако ты, оракул, неплохо пользуешься своим инкогнито. Бог с тобой. Почему я гоняюсь за ними?

– Вдова ранила тебя в сердце, англичанин – в голову. Оба они – достойные соперники, берегись, как бы твоя погоня не объединила их.

– Да ну? Как же это может получиться?

– Англичанин заступается за дам. Доказательство тому он вбил тебе в голову. Стоит вдове увидеть его, и она станет его женой. Чтобы дождаться чина полковника, нужно время; вдова призадумается, а между тем англичанин-то молод.

– Я отрублю этому петуху гребень! – воскликнул, осклабившись, капрал и загнул крепкое словцо, а потом прибавил гораздо мягче: – Где она?

– Достаточно близко, чтобы оскорбиться твоим невниманием.

– Ей-богу! Ты прав, оракул! Тысячу раз спасибо! Прощай!

Озираясь вокруг и вытянув шею, капрал с рубцами на лице, в белых штиблетах, жилете и меховой шапке исчез в толпе, на прощание еще раз оглянувшись на прорицателя. Я пытался разглядеть того, кто сидел в паланкине. Только один раз у меня появилась возможность заглянуть туда. Он выглядел странно даже для маскарада. Одет он был, как я уже сказал, в богатый, расшитый мехом китайский костюм. Голова его была наклонена вперед, глаза закрыты, а подбородок лежал на груди. Выражение лица носило отпечаток неподвижности и апатии, оно было ярко-красного цвета, но я приписал это свету, отражавшемуся от красных шелковых занавесок. Все это мгновенно бросилось мне в глаза. Передо мной освободилось место, и маркиз шепнул мне:

– Подойдите, мой друг.

Я так и сделал. Приблизившись к колдуну, я оглянулся через плечо, чтобы посмотреть, далеко ли от меня граф. Он порядочно отстал – по-видимому, любопытство его было удовлетворено, да и маркиз явно охладел к происходившему: теперь они разговаривали между собой о чем-то постороннем.

Я успокоился: мои новые друзья были достаточно далеко, чтобы не услышать моих вопросов. К тому же оракул чересчур нескромно и неожиданно разоблачал самые сокровенные тайны, а некоторые из моих секретов вряд ли понравились бы графу. Минуту я собирался с мыслями. Мне хотелось испытать оракула. Человек англиканского исповедания был тогда порядочной диковинкой в Париже.

– Какой я веры? – спросил я.

– Твое вероисповедание – прекрасная ересь, – мгновенно ответил оракул.

– Ересь? А название ее?

– Любовь.

– О! В таком случае надо полагать, что я политеист и люблю многих.

– Одну.

– Шутки в сторону, – возразил я, чтобы немного отвести разговор от жгучих вопросов. – Заучивал ли я когда-нибудь наизусть символ моей веры?

– Да, заучивал.

– А можешь ты повторить его?

– Подойди.

Я подошел и наклонился к нему. Колдун задернул занавеску паланкина и шепотом произнес медленно и отчетливо знакомые мне слова: «Быть может, мы никогда больше не увидимся. О, если бы я могла забыть вас! Уходите, прощайте, ради бога, уходите!»

Я окаменел. Эти слова, как известно читателю, уезжая, шепнула мне графиня. Создатель! Что за чудо? Слова эти, бесспорно, не мог слышать никто, кроме меня и той, которая произнесла их. Я взглянул в бесстрастное лицо оракула с черным прутом в руке. Я видел, что все произнесенные им слова не имели для него никакого значения.

– Чего я хочу больше всего? – спросил я, почти не сознавая, что говорю.

– Рая.

– А что мне мешает проникнуть в него?

– Черная вуаль.

Чем дальше, тем лучше! Колдун демонстрировал превосходную осведомленность относительно всех подробностей моего маленького романа! А ведь я скрывался за маской и был одет в костюм, в котором меня не узнал бы, пожалуй, и родной брат!

– Ты говоришь, я люблю одну. Взаимна ли моя любовь? – спросил я.

– Испытай.

Я понизил голос и еще больше приблизился к смуглому колдуну, чтобы он не мог повысить голос, отвечая мне.

– Любит ли меня кто-нибудь? – повторил я свой вопрос.

– Тайно.

– Сильно или нет?

– Сердечно.

– Долго ли продлится эта любовь?

– Пока не опадут листья с розы.

Роза! Еще намек!

– А там мрак! – вздохнул я. – Все же до тех пор я буду наслаждаться светом.

– Светом синих глаз.

Любовь, если и не является вероисповеданием, как утверждал оракул, по крайней мере располагает к суеверию. Ничто не возбуждает воображение сильнее. Как любовь влияет на рассудок! Становишься легковерен, как дитя. Если бы речь шла не обо мне, я бы только от души похохотал, но теперь этот вздор сильно подействовал на меня. Я воспылал новым жаром, рассудок мой помутился, и пустые слова оракула повлияли на меня самым роковым образом.

Исполнитель этого удивительного фокуса – если это был фокус – указал мне своим черным прутом, чтобы я отошел. Я попятился назад, не сводя глаз с группы людей, окутанных теперь в моем воображении мглой таинственности. Пока я отступал к кружку зрителей, колдун вдруг повелительно поднял руку, делая знак китайцу, стоявшему впереди паланкина. Тот стукнул своим золотым прутом об пол и провозгласил:

– Великий Конфуций будет молчать в продолжение часа.

Носильщики мгновенно с громким стуком опустили решетчатые ставни из бамбука и закрепили их внизу, а колдун в высокой шапке и с черной бородой начал танцевать. Двое китайцев с золотыми тростями присоединились к нему, после чего и носильщики стали плясать вокруг паланкина. Сначала танец был торжественным, но постепенно движения мужчин становились все более порывистыми, причудливыми и бешеными; они ускоряли свое вращение, пока, наконец, не закружились с быстротой мельничного колеса. Под дружные рукоплескания и возгласы удивления эти любопытные актеры постепенно смешались с толпой, и представление закончилось, по крайней мере на время.

Маркиз д’Армонвиль стоял невдалеке от меня, опустив глаза и, судя по его позе, пребывая в задумчивости. Я приблизился к нему.

– Граф отправился на поиски жены, – обратился он ко мне. – Какая жалость, что она не посовещалась с оракулом. Презабавная вышла бы штука, я уверен, стоило бы поглядеть графу в лицо. Не пойти ли нам вслед за ним? Я просил у него позволения представить вас.

С сильно бьющимся сердцем я последовал за маркизом.