Текст книги "Один день в декабре"

Шорох колес машины, медленно идущей по улице, нарушает волшебство. Мы отрываемся друг от друга. Оба мы дышим тяжело и прерывисто, дыхание, срываясь с наших губ, едва не превращается в ледяные кристаллы.

– Давай простим друг другу эту минуту слабости, – говорит он. Голос его слегка дрожит, и, наверное, он на это досадует. – Мы оба понимаем, нам не следовало так делать. То, что произошло, ничего не значит и ничего не изменит.

Господи, какую нелепость он говорит! Какую вопиющую нелепость! Это было бы смешно, если бы не было так грустно. От невыносимой грусти у меня перехватывает дыхание. Я отворачиваюсь в сторону, не в силах на него смотреть. Отчаянно хочется сказать: «Никто никогда больше не будет целовать меня так». Я ненавижу себя за это желание.

– Может, если бы мы встретились при других обстоятельствах… – лепечу я, отважившись взглянуть на него.

– Все было бы иначе, – кивает Джек.

По улице медленно движется такси, он поднимает руку. Верное решение.

– Не рассказывай об этом ни одной живой душе, – шепчет он, открывая дверцу машины и ставя на сиденье мои сумки.

– Даже моей кошке, если она у меня когда-нибудь будет, – отвечаю я, прежде чем юркнуть в машину, без всякой улыбки, потому что тут нет ровным счетом ничего забавного.

Джек вручает шоферу деньги:

– Доставьте ее домой в целости и сохранности.

Взгляды наши встречаются на мгновение, и Джек закрывает дверцу. Я вспоминаю тот день, когда я смотрела из окна автобуса, как он исчезает за поворотом. Тогда я его не знала. Тогда мне было легче. Сейчас все иначе. Мне знаком звук его голоса. Его запах. Вкус его губ. И я не хочу терять его вновь. Усилием воли я подавляю желание распахнуть дверцу, выскочить и повиснуть у него на шее.

Разумеется, я так не сделаю. Я не должна. Несмотря на сказочный снегопад, мы не в Нарнии. Мы в Лондоне, и это реальная жизнь, а не сказка. А в реальной жизни разбитые сердца непостижимым образом продолжают биться. Я смотрю на него из заднего окна машины. Он стоит, сунув руки в карманы, чуть съежившись под порывами ветра, и смотрит мне вслед. Такси сворачивает за угол, и Джек исчезает из виду. Я прижимаюсь лбом к холодному стеклу. Кажется, мое сердце превратилось в кусок свинца.

О, лучше бы я тебя никогда не встречала, Джек О’Мара!

2011 год

Новогодние обязательства

Не уверена, что должна их записывать. Вдруг их кто-нибудь найдет и прочтет, например кошка.

1. Обязуюсь никогда больше не целоваться с бойфрендом своей лучшей подруги. Постараюсь не позволять себе никаких опасных мыслей о нем.

2. Все мысли о Джеке О’Мара, не входящие в разряд платонических, обязуюсь поместить в герметичный контейнер, наклеить сверху ярлык «токсично» и поместить в самый глубокий тайник моего сознания.

1 января

Джек

– С Новым годом, русалка!

Сара смеется, а я сжимаю ее в объятиях.

– Прости, – шепчу я ей на ухо, мысленно обещая себе, что в этом году не буду целовать никого, кроме Сары.

– За что? – Она слегка отстраняется и прищуривает глаза.

Блин, кажется, я сам себя выдал!

– За то, что вчера съел много чеснока. И теперь, всякий раз, когда зеваю, меня обдает вонью. Не представляю, как ты это выдерживаешь.

Сара хохочет, находя признание прикольным. Хорошо, что мы оба уже изрядно набрались, иначе мне было бы не избежать проблем. Честно вам скажу, ощущение такое, словно правда сочится из меня, подобно нефти из прохудившегося бака. А, сами понимаете, если нефтяной бак течет, катастрофы не избежать.

Лори

С Новым годом, Лу! Люблю тебя!

Лежа в постели, я глажу пальцами экран мобильного с Сариной эсэмэской. Новый год наступил всего два часа назад, тем не менее наш с Джеком поцелуй остался в минувшем году. Этот год можно начинать с чистого листа.

Я тоже тебя люблю, Сар, надеюсь, ты не слишком сильно напьешься. С Новым годом!

хх

Я отправляю сообщение, выключаю телефон и растягиваюсь на спине, устремив взгляд в потолок. Хорошо, что, когда я перебралась в Лондон, родители не стали превращать мою комнату в кабинет или вторую гостиную. Все здесь осталось как прежде, и это действует успокоительно. У меня никогда не было привычки увешивать стены постерами, но на полках по-прежнему стоят мои детские книжки, а в шкафу висит сиреневое платье, которое я надевала на школьный выпускной вечер. Вы не представляете, как много все это значит для меня сейчас. Оказаться здесь – это все равно что сесть в машину времени и вернуться в прошлое. Кстати, будь у меня действительно машина времени, куда бы я отправилась? Ответ я знаю точно. В 21 декабря 2008 года. Вернись я в тот день снова, ни за что не села бы в этот чертов автобус. Не увидела бы на остановке Джека О’Мару. Мы познакомились бы на вечеринке, где Сара представила бы его мне как своего бойфренда. И все было бы замечательно. Меня не тревожили бы запретные мысли о нем, я не лежала бы сейчас в темноте, ощущая себя самым подлым существом на свете. Да, после того, что было, иного звания я не заслуживаю. Прежде я, конечно, тоже была дерьмовой подругой. Но я не переходила опасную границу, и одному Богу известно, каких усилий мне это стоило.

То, что я сделала, непростительно, я не пытаюсь оправдываться даже в собственных глазах. С того дня я не видела ни Сару, ни Джека. Он просил меня сохранить наш поцелуй в тайне, хотя не имел на это никакого права. Я его не осуждаю, виноваты мы оба. И я вовсе не уверена, что рассказать обо всем Саре – это значит поступить честно. Мне это не принесет облегчения, а она испытает сильную боль. Нашей дружбе придет конец, и это ужасно. Возможно, Сара прогонит прочь Джека. В общем, выигравших не будет. Если бы я подозревала, что Джек – завзятый бабник, который способен за спиной Сары вертеть шашни с другими девчонками, я бы не задумываясь рассказала подруге о том, что произошло между нами. Но я уверена, он не такой. Возможно, я себе льщу, но мне кажется, те минуты безумия, которые мы испытали, – это нечто из ряда вон выходящее для нас обоих.

Нет, я ни о чем не расскажу Саре. Я дала себе обещание обуздать свои чувства к Джеку О’Мара, и я это обещание сдержу.

28 января

Джек

Сара спит, Лори работает в отеле в ночную смену, а я сижу в их кухне и пью неразбавленную водку. Часы показывают половину третьего ночи. Никогда раньше не чувствовал особого пристрастия к выпивке, но теперь понимаю: иногда человек просто вынужден надраться. С тех пор как я поцеловал Лори, прошло несколько недель. И все это время я старательно делаю вид, будто ничего не случилось. Каждый раз, глядя на Сару, я спрашиваю себя: не лучше ли сказать ей правду? Каждый. Чертов. День. Вновь и вновь проигрываю в голове события того дня, пытаясь вычислить момент, где я совершил ошибку. Когда предложил Лори выпить? Когда она расплакалась, а я обнял ее за плечи? А может, ошибка произошла намного раньше? В тот день, когда Сара познакомила нас и мы оба, не сговариваясь, решили не упоминать, что уже встречались. Впрочем, «встречались» – неточное слово, мы ведь не встретились, мы только увидели друг друга. Нет, не только… Мы друг на друга запали. Теперь я знаю это наверняка. До тех пор пока я считал, что Лори не помнит той встречи на остановке, все было проще. Но выяснилось, это не так. Она помнила меня в течение двенадцати месяцев, а это что-нибудь да значит. Не исключено, это значит всего-навсего, что у нее, как и у меня, прекрасная фотографическая память. Но, думаю, дело здесь в другом. Вспоминаю, как она вела себя, что говорила, когда мы проводили время вместе. Пытаюсь понять, не пропустил ли я какой-нибудь скрытый за ее словами подтекст. Поверьте, я не думаю, что она влюбилась в меня с первого взгляда или что-то в этом роде. Клянусь, я не настолько высокого о себе мнения. Просто чувствую, что от меня ускользнуло нечто важное.

В любом случае между нами не было ничего, кроме поцелуя. То есть я не затащил ее в койку. Но я поцеловал Лори, а это хуже, чем переспать с кучей телок и на следующий день напрочь забыть о них. О Лори я никогда не смогу забыть. Я поцеловал ее вовсе не потому, что не смог совладать с приступом похоти. Это было бы слишком легким и элементарным объяснением. Я поцеловал ее не потому, что, не сделай я этого, она бы почувствовала себя обиженной. Не потому, что она казалась ужасно хрупкой и беззащитной и мне захотелось ее подбодрить и утешить. Мое душевное благородство не простирается до подобной степени. Я поцеловал ее, потому что на улице в свете фонарей она выглядела такой эфемерной и на волосах у нее белели снежинки. Я поцеловал ее, потому что бессовестно наврал и чувствовал себя последним подонком. Я поцеловал ее, потому что хотел узнать, каковы на вкус ее мягкие нежные губы. Это желание сбило меня с ног и раздавило, словно долбаный грузовик. Теперь я знаю вкус ее губ. Лучше бы не знал. Боюсь, этот вкус будет долго меня преследовать.

– Давай простим друг другу эту минуту слабости, – сказал я ей на прощание. – То, что произошло, ничего не значит и ничего не изменит.

Наверное, никогда прежде я не позволял себе такого отстойного хамства. Но что еще я мог сказать? Что, когда мы целовались, я был готов воспарить к звездам? И я, разумеется, помню, как два года назад увидел ее в окне автобуса?

Я допиваю водку, оставшуюся в стакане, и наполняю его снова. Нет, надираться в одиночестве и заниматься самокопанием – это не выход. Я должен поговорить с Лори.

Лори

Я знала, что вечно избегать Джека у меня не получится. Бог свидетель, я шла на всякие ухищрения, чтобы с ним не встречаться. Но жизнь вносит в наши планы свои коррективы. И вот, вернувшись домой после ночной смены, я обнаруживаю в кухне Джека, сидящего за столом в одиночестве.

– Где Сара? – спрашиваю я, даже не удосужившись с ним поздороваться, так как совершенно измочалена и утратила искусство болтать о ничего не значащих предметах.

– Спит.

В руках у Джека стакан с какой-то прозрачной жидкостью, может, с водой, а может, с водкой.

– А ты почему не спишь? – Я бросаю взгляд на кухонные часы. – Три часа ночи. Сидеть в такой час на кухне в одиночестве, мягко говоря, не слишком полезно для здоровья.

– Не могу.

В растерянности я переминаюсь с ноги на ногу, не зная, что сказать. С того дня, когда мы – даже мысленно не могу произнести, что мы делали, – я вижу его всего в третий раз. И впервые мы встречаемся наедине. Думаю, мы оба старались избегать встреч. Джек сосредоточенно скребет щетину на подбородке. Будь у меня щетина, я, возможно, последовала бы его примеру.

Я наливаю себе стакан воды и бормочу:

– Ну а я, пожалуй, пойду спать.

Когда я прохожу мимо него, он касается моего запястья:

– Прошу тебя, Лори, подожди. Нам нужно поговорить.

Я хочу сказать ему, что это совершенно бессмысленно, но его унылый взгляд смягчает мою решимость.

– Ты что, ждал меня? – Я опускаюсь на стул, смотрю на его измученное лицо и мятую футболку. – Поэтому и не спишь?

– Я чувствую себя самым паскудным дерьмом на свете, Лу, – качает головой Джек. – И не знаю, что с этим поделать.

Я беру стакан и принимаюсь вертеть его в руках. Не знаю, чем ему помочь. Что я могу сказать? «Не переживай, все устроится». Во-первых, это слишком банально, во-вторых, неправда. И зачем он затеял этот разговор? Может, считает меня опытной лгуньей, которая даст ему дельный совет? Вновь и вновь я прокручиваю в голове все, что мы сказали друг другу в тот день. Джек не помнит нашей встречи на автобусной остановке. Он утверждает, что впервые увидел меня на вечеринке, когда Сара представила нас друг другу. С одной стороны, это сокрушительный удар, ведь та встреча определила мою жизнь на два последующих года. С другой – это упрощает дело. Если он не помнит ту встречу, я тоже должна выбросить ее из головы. Увы, все мои попытки сделать это пока не принесли успеха.

– Это была ошибка, Джек, – шепчу я, глядя на свои руки. – Ужасная ошибка. И я виновата намного больше, чем ты. Если это только может тебя утешить.

– Ерунда! – говорит он так громко, что я бросаю предостерегающий взгляд в сторону двери. – Почему это ты виновата больше? В конце концов, ты никому не изменяла. В отличие от меня.

– Как сказать… – пожимаю я плечами. – Сара – моя лучшая подруга. Она мне как сестра. Если ты чувствуешь себя предателем, поверь, я чувствую то же самое. – Я делаю глоток воды. – И зачем нам подсчитывать, кто сильнее виноват? Оба хороши.

Джек молча потягивает прозрачную жидкость из своего стакана. По долетающему до меня запаху догадываюсь, что это не вода.

– Лори, а ты знаешь, что во всей этой неразберихе ужаснее всего? – спрашивает он.

Я догадываюсь, но не хочу, чтобы он говорил об этом вслух. Никому из нас не станет от этого легче.

– Ужаснее всего то, что я не могу об этом забыть. Хотя то, что произошло, ничего не значит. Не должно значить, так ведь? – (Хорошо, что он смотрит в свой стакан, а не на меня – сейчас я не в состоянии встречаться с ним взглядом.) – Скажи, а для тебя… это что-нибудь значит?

Джек произносит это едва слышно, но мне кажется, вопрос сотрясает воздух, как раскат грома. Я судорожно сглатываю и опускаю голову. Знаю, что лицо может выдать меня с головой. А я должна скрывать правду. В течение двух лет я обманывала Сару. Мне казалось, я привыкла к обману. Кто бы мог подумать, что обманывать Джека будет так мучительно?

– Понимаешь, в тот день настроение у меня было из рук вон паршивое, – начинаю я, решившись взглянуть наконец в его красивые грустные глаза. – Устала, как собака, да еще эти переживания из-за папы. А тут ты… такой добрый, внимательный, веселый. Я была очень рада тебя увидеть. Потому что мы друзья. Мы ведь друзья, правда? – Я замолкаю, чтобы втянуть назад предательские слезы и сглотнуть ком в горле; Джек выжидающе смотрит на меня, прижав руку ко рту. – Да, мы с тобой друзья, и в тот день мы слишком много выпили. Близилось Рождество, мы оба слегка одурели и перешли границу между дружбой и чем-то другим. Но мы вовремя остановились и поняли, что поступаем… неправильно. Как говорится, сделанного не воротишь. Если рассказать обо всем Саре, это причинит ей боль и никому не принесет пользы. Ты переживаешь, я переживаю, но это никогда, никогда не повторится. Ты всегда будешь для меня только другом. И я уверена, у тебя нет никаких дурацких фантазий на мой счет. Если мы расскажем Саре, это только усугубит нашу вину перед ней. Разве ты со мной не согласен?

Джек медленно кивает, по-прежнему закрывая рот рукой, словно его тошнит.

– Да, от этого никому не будет пользы.

– Иди спать, Джек, – говорю я. – И я тоже пойду спать. Утром мы оба встанем и поймем: то, что было, осталось в прошлом. Мы оба больше не вспомним об этом до конца жизни. Мы не расскажем Саре и не будем обсуждать это друг с другом. – Я тяжело перевожу дух. – И даже если у кого-то из нас появится кошка, мы не станем пускаться с ней в откровенности.

Джек отводит взгляд в сторону и ерошит руками волосы, и без того взлохмаченные. Все это время я терзалась от сознания своей вины, а про то, что творится на душе у него, даже не задумывалась. Как выяснилось, такой же сумбур, как и у меня. И даже хуже. Бедняга изнемогает под бременем обмана. Надо же, какой нежный, думаю я почти с возмущением.

Джек уходит, а я еще долго сижу на кухне. Делаю себе кофе, он остывает на столе, а я сижу и смотрю в окно на крыши соседних домов. Думаю о Саре и Джеке, которые сейчас спят в одной постели, о родителях, о моем брате и Анне, на которой он женился прошлой весной. Они тоже спят, прижавшись друг к другу, в своем новеньком красивом доме.

В этом мире у всех есть пара. Кроме меня. Наверное, мне все же стоит завести кошку.

3 мая

Лори

Господи, как быстро пролетело время!

Мы с Сарой сидим рядышком на диване, ноги на обшарпанном кофейном столике, в руках – бокалы с вином. Вещи уже запакованы. Мы готовы съехать и освободить наше уютное гнездышко на Деланси-стрит для новых счастливых обитателей.

– Неужели мы прожили здесь пять лет? – вздыхаю я. – С ума сойти!

Сара отпивает из своего бокала.

– Не хочу никуда уезжать, – заявляет она. – Будь моя воля, я бы осталась здесь до конца жизни.

Мы молчим, обводя глазами гостиную. Здесь мы устраивали бурные студенческие вечеринки, здесь накачивались вином в обществе друг друга, делились своими секретами и то и дело оглашали воздух взрывами смеха. Мы обе знаем, что не можем оставаться в этой квартире. Очередной этап нашей жизни закончился. Сара нашла новую, перспективную работу в только что созданной кабельной телекомпании. Это на другом конце города, и, если бы она осталась жить здесь, ей пришлось бы тратить кучу времени на дорогу. Содержать эту квартиру для одной себя я не могу, значит мне тоже приходится сдвинуться с насиженного места. Увы, мои успехи в плане карьеры оставляют желать лучшего. Публиковать мои статьи никто не желает, работать в отеле я больше не в состоянии. Так что сейчас я на несколько недель еду домой повидать родителей. А после махну в Таиланд и поживу там какое-то время. Знаю, это звучит невероятно. Перспектива отправиться в такую даль в одиночестве пугает меня до спазмов в желудке. Но я не могу противиться папиному горячему желанию помочь мне «взять жизнь за яйца». В последнее время это выражение не сходит у него с уст. На маму оно производит очень сильное впечатление. В результате на прошлое Рождество родители подарили нам с братом довольно крупные суммы денег. Никогда прежде они этого не делали, но, по их собственным словам, папин инфаркт заставил их взглянуть на жизнь по-новому. Родители плакали, мы с Дэрилом тоже. Оба мы решили, что эти деньги надо потратить на что-то особенное. Дэрил и Анна купили впечатляющее супружеское ложе для своего нового дома. А я полечу в Таиланд и попытаюсь схватить там жизнь за яйца. Жаль, что я не могу засунуть в свой чемодан Сару. Честно говоря, я плохо представляю, как буду без нее обходиться. Есть только один плюс: оказавшись вдали от Сары, я перестану чувствовать себя обманщицей.

– Никогда в жизни у меня не было и не будет такой замечательной подруги, как ты, – говорю я.

– Да ладно тебе, – бормочет Сара и смахивает со щеки слезу. – Откуда ты знаешь, что у тебя в жизни будет.

– Знаю, что плакать нам с тобой не о чем, – вздыхаю я, пытаясь сморгнуть набежавшие слезы. – Хотя ужасно хочется.

Мы крепко держим друг друга за руки.

– Мы ведь всегда будем дружить? – дрожащим голосом спрашивает Сара. – Даже если в своем Таиланде ты вступишь в коммуну хиппи и решишь остаться там до конца дней своих.

– Даже если ты станешь самой крутой телезвездой и будешь водить компанию со знаменитостями! – подхватываю я. – Ты же не променяешь меня на новых престижных друзей?

Сара хохочет и делает вид, что задумалась. В новую телекомпанию она обратилась, рассчитывая на какую-нибудь должность «за кадром», и была поражена, когда ей предложили заменить корреспондентку, собиравшуюся в скором времени родить. В отличие от нее, меня это ничуть не удивило. В Саре с первого взгляда видно будущую звезду.

– Ну, не знаю… – тянет она. – Среди знаменитостей тоже попадаются симпатичные люди. Вот Аманда Холден, например, явно не промах выпить.

– Ах ты, предательница! – кричу я, изображая разочарование.

– Ладно, так и быть, я не променяю тебя даже на Аманду Холден! – заверяет меня Сара и через несколько секунд добавляет: – Мы с тобой здорово проводили время в нашем логове, да, Лу?

– Здорово, – киваю я, опускаю влажные ресницы и кладу голову ей на плечо.

– Знаешь, о чем я буду вспоминать с особым умилением? – спрашивает Сара, но я молчу, потому что глаза мои застилают слезы и в горле саднит. – Я буду вспоминать о том, как ты ухаживала за мной, когда я мучилась похмельем. О том, как ты гладила меня по голове, когда меня рвало. Придерживала мои волосы и не давала их заблевать.

– Да, это было нелегко! – смеюсь я сквозь слезы. – Волос у тебя чертовски много!

– Никто не умеет готовить кофе лучше, чем ты, – продолжает Сара. – Даже мама.

– Бурда, что ты пьешь, Сар, не заслуживает звания кофе. Горячая вода, в которой растворены четыре кофейные крупинки.

– Про это я и говорю. Только ты умеешь размешать в кружке ровно четыре кофейные крупинки, если я прошу тебя сделать кофе.

– По-моему, ты чаще готовила мне кофе, чем я тебе, – со вздохом говорю я. – И уж конечно, ты непревзойденный мастер по части приготовления сэндвичей.

– Да, ты вечно забываешь про майонез. А майонез решает все. – Сара откидывает голову на спинку дивана. – Лу, как ты собираешься выжить в этом огромном жестоком мире без меня?

– Ты говоришь так, словно мы с тобой расстаемся навечно. Как бы то ни было, я смогу любоваться тобой по телевизору. С нетерпением буду ждать, когда ты, по примеру Бриджит Джонс, съедешь вниз по пожарному шесту.

– Да, но я-то тебя не увижу по телевизору! Подумать только, ты собралась на другой конец света!

– Я же не собираюсь торчать в Таиланде до конца жизни. – Я обнимаю подругу за плечи.

– Надеюсь! – фыркает Сара. – Очень надеюсь, ты не втрескаешься там в какого-нибудь буддийского монаха и не наплодишь ему дюжину тайских ребятишек. И к Рождеству уже будешь в Лондоне.

– Не уверена, что монахам разрешено плодить ребятишек! – смеюсь я. – Конечно, через несколько месяцев я вернусь. И мы с тобой вместе встретим Новый год.

– Обещаешь? – Она цепляет мой палец своим, как маленькая девочка.

Чертовы слезы угрожают хлынуть вновь, потому что я вспоминаю о другой маленькой девочке, которая делала так много лет назад.

– Я непременно вернусь, Сара. Обещаю.