Текст книги "Ласковый обманщик"

– Ты меня заставила поверить в раздвоение личности. – Майк взял Саманту за плечи и, отодвинув от себя начал пристально вглядываться в каждую черточку ее лица. – А с тобой все в порядке? Ты… ты такая другая. Ты была…

– Макси, – закончила она. – Я надела это платье и как бы стала ею. Хорошо получилось?

Он вновь прижал ее голову к своему плечу.

– Слишком. Очень даже слишком, чересчур…

– Майк, что произошло? Все, что я сделала, так это спела, ну и немного вошла в роль.

– Больше того. Ты перевоплотилась. Совсем изменилась.

– Немного перемены никогда не помешает…

Целуя ее, он заставил ее замолчать.

– Сэм, я не хочу, чтобы ты изменилась, стала другой. Ты нравишься мне такая, какая есть.

Прижимаясь к нему, Саманта никак не могла понять, что же его так расстроило, но ей было приятно, что она способна вызвать столь сильные чувства. К тому же ей пришелся по душе его комплимент.

– Майк, – тихо проговорила она, – ты мне тоже нравишься.

Только потом она поняла, насколько он расстроился: впервые он не настаивал, чтобы она провела с ним ночь. Это заставило ее улыбнуться. У себя в спальне Саманта посмотрелась в зеркало. Может, ей стоит почаще становиться Макси, подумала она. Возможно, не следует быть столь предсказуемой, скучной, «женщиной без сюрпризов». Поглаживая платье Макси, висевшее на спинке стула, она улыбнулась, потом, повинуясь какому-то импульсу, достала свою новую белоснежную ночную рубашку и надела ее.

Глава 21

В воскресенье, проснувшись около девяти часов утра, Саманта в белой ночной рубашке сидела, прижав колени к груди, в самом центре кровати в ожидании своей любимой телепередачи «Воскресное утро», которая начиналась ровно в девять.

Она смотрела эту программу с тех пор, как ее ведущего взяли прямо с улицы и усадили в студию. И все ждала, когда же с его лица сойдет это меланхолическое выражение, говорившее: «Лучше бы меня оставили на улице».

Первые несколько минут ведущий посвятил тому, что вкратце рассказал утренние новости, каждому событию умея придать свой особый колорит. И вдруг Саманта услышала слово «Джубели». Она насторожилась, широко раскрыла глаза и стала ловить каждое слово ведущего.

«Кровавая бойня Джубели» не так широко известна, как «Бойня Святого Валентина». Впрочем, и другие события, происшедшие в нашем городе в годы сухого закона, не столько известны по сравнению с событиями в Чикаго. Возможно, тому причиной цинизм нью-йоркцев. Трагедия, которая произошла в тот воскресный вечер двенадцатого мая 1928 года, даже не получила среди жителей Нью-Йорка название бойни. Событие было мудро названо «сменой караула»: один босс гангстерской группировки расстрелял людей другого босса, но именно этот другой позже и прибрал все к рукам. После этой страшной перестрелки, в результате которой погибли семнадцать человек и свыше десятка получили ранения, гангстер Док Бэррет, которому было двадцать восемь лет, взял в свои руки контроль над нелегальной продажей спиртного в городе. Док приобрел многое, но и понес потери. Его друг детства, единственный, кому, по словам Бэррета, он мог доверять, человек с колоритной кличкой «Однорукий Джо» (еще в юности он потерял половину левой руки, закрывая своим телом Дока от пули), был убит в этот вечер.

Все эти события произошли в Гарлеме, в шикарном клубе под названием «У Джубели». В отличие от Дока клуб потерял все, что имел. Шикарное заведение было практически уничтожено: три тысячи выпущенных пуль в тот роковой вечер и несколько тысяч искателей сувениров в последующие несколько дней не прошли для него даром.

Ведущий отложил прочитанный текст и улыбнулся своей загадочной улыбкой Моны Лизы.

Пока ведущий рассказывал, на экране мелькали фасад и внутренний интерьер разваливающегося здания клуба. Ныне это был один из самых ужасающих районов Гарлема. Крысы шмыгают по полу. Затем смена кадра: перед зрителем изрешеченная пулями стена. Джубели до сих пор владеет этим клубом. Он не может ни продать его, ни при нынешних ценах на аренду содержать, поэтому на сегодняшний день клуб пустует.

«Клуб пустует, и некоторые утверждают, что он полон призраков. Но мы сегодня не будем говорить о кровавой бойне, даже о такой кровавой, какая произошла в тот день шестьдесят три года назад… Сегодня мы будем говорить о Джубели Джонсоне и о его музыке. Даже те страшные события, которые отняли у него все, не смогли уничтожить такого человека, как Джубели. Сегодня ему исполнился сто один год, но он по-прежнему поет и играет, и… счастлив!»

Вскочив с постели, Саманта побежала через ванную комнату к Майку. Он спал на животе, зарывшись в простыни и шесть пуховых подушек.

– Майк! Проснись! Взгляни, что передают по телевизору!

Он не прореагировал; она нагнулась к нему и дотронулась до того, что было видно – несколько сантиметров голого плеча и завиток черных волос.

– Майк, проснись! Ты все пропустишь!

Он не пошевелил ни одной мышцей. Если бы от него не исходило тепло, можно было бы подумать, что он мертв. Забравшись на кровать, Саманта схватила его за плечи и начала трясти.

– «Джубели» на экране! «Джубели», где работала Макси! Вставай!

Еще секунду назад, казалось, он был полностью отключен, и вдруг вскочил, схватил ее и, опрокинув на постель рядом с собой, начал тереться небритым подбородком о ее шею. Саманта расхохоталась.

– По какому такому праву ты меня будишь? – зарычал он с наигранным гневом. – Сегодня воскресенье, и мужчина имеет право отоспаться!

Смеясь, она старалась высвободиться из его объятий и увернуться от колючей щетины, щекотавшей ей кожу.

– Майк, по телевизору показывают про Джубели.

Его лицо внезапно изменилось, и он выпустил Саманту. Более того, резко отстранился от нее.

– Что случилось?

– Уйди отсюда, – в его голосе больше не было игривости. Он был абсолютно серьезен.

Было нетрудно догадаться, что он очень сердит, но она не могла понять почему. Может, он рассердился на то, что она его разбудила? Некоторые люди очень серьезно относятся к своему сну, но до сих пор было как-то не похоже, что Майк принадлежит к этой категории. Она слезла с кровати и начала извиняться.

– Прости меня. Я не должна была тебя будить, но мне хотелось, чтобы ты посмотрел передачу. Я, наверное, пойду и включу запись на видеомагнитофон, а ты сможешь просмотреть пленку потом.

Он отвернулся от нее и буркнул:

– Сними эту рубашку.

– Я… я не думала, Майк… – тихонько прошептала она, но голос даже ей самой показался неискренним.

– Я пришла сказать тебе о телевизионной передаче, и совсем забыла, в чем одета. Я вовсе не собиралась… – Она внезапно смолкла, так как он повернулся и глядел на нее. То, что она увидела в его глазах, заставило ее отшатнуться. Там были желание и страсть, тоска и нетерпение. И еще какое-то невероятное отчаяние, будто она владела чем-то, в чем он страшно нуждался, и, если она не даст ему это, он просто погибнет.

Непроизвольно поднеся руку к шее, Саманта сделала шаг назад. Она давно уже не боялась Майка, но сейчас она испугалась. Он потянулся к ней через кровать, и она торопливо отступила еще на шаг.

– Майк, – начала было она, но он молчал, лишь глядел на нее с этим странным выражением и все приближался и приближался к ней, медленно и тихо, как хищник перед броском.

Саманта вскрикнула и выбежала из комнаты, захлопнув за собой сначала дверь в ванную, затем в спальню. Она прижалась к двери спиной, ее грудь вздымалась. Возможно, Макси и могла бы управиться с молодым, красивым мужчиной, атакующим ее, но Саманта к этому еще не была готова.

Прошло некоторое время, прежде чем она смогла успокоить дыхание. Затем содрала с себя новую ночную рубашку и надела джинсы и блузку с длинными рукавами и высоким воротником, который закрывал всю шею. Затем отправилась в библиотеку, чтобы посмотреть там телевизор.

Прошло почти двадцать минут, прежде чем появился Майк. Когда Саманта посмотрела на него, то чуть не потеряла дар речи – его губы и кожа были почти синими.

– Что с тобой? – спросила она. Подошла к нему и положила на лоб ладонь. Его кожа была холодной, как у рептилии.

Отстранив ее руку, он прошел в комнату и сел на диван.

– Ледяной душ, – буркнул он, явно смущаясь того, что произошло недавно. – Еще не повторяли сюжет?

– Нет, – сказала она, пытаясь не улыбаться. То, как он прореагировал, понравилось ей. Конечно, он не оригинален. Мужчины часто ведут себя подобным образом – де того, как переспят с женщиной. Тем более с такой, как она. Нет, лучше дать Майку пофантазировать на ее счет, чем позволить ему сделать то, что, как ему кажется, он хочет – переспать с ней. Если она позволит ему, то он, наверное, на другой же день попросит ее освободить квартиру или просто заснет во время процесса.

– Кажется, этот сюжет будут повторять через минуту, так что ты ничего не пропустил. – Она протянула ему половинку разогретой булочки, намазанной плавленым сыром.

Но Майк проигнорировал протянутую булочку. Вместо этого он взял Саманту за подбородок, притянул ее голову к себе и губы сомкнулись. Он целовал ее долго, сладко, но не агрессивно. Только теплые пальцы держали ее за подбородок. Этот долгий-долгий томный поцелуй почти заставил ее отключиться. Прижавшись к Майку, она положила руку ему на плечо, и ее губы раскрылись. Казалось, все тело ее стало расплываться, превращаясь во что-то теплое и мягкое. Она хотела слиться с ним, затеряться в нем.

Когда Майк оторвался от ее губ, она почувствовала такую слабость, что не могла даже сесть, и, если бы он не поддержал ее, свалилась бы на диван.

– Ну почему, Сэм? – прошептал Майк. – Почему ты мне отказываешь? Сколько мне еще ждать? Ты что, хочешь, чтобы я сначала предложил на тебе жениться? Если это так, то я согласен…

Она прикоснулась пальцем к его губам, заставляя замолчать. Ей не хотелось обсуждать это. Во всяком случае не сейчас, когда чувство, которое зародилось между ними, было еще столь хрупким. Может быть, когда-нибудь потом она сможет рассказать ему правду о себе.

Майк заметил наконец в руке Саманты булочку, которая сильно пострадала во время их жаркого поцелуя. Добрая половина плавленого сыра осталась на пальцах Саманты. Майк взял ее руку и очень медленно, нежно и сексуально облизал сыр с ее пальцев, заставив ее пережить ни с чем не сравнимое ощущение.

– Начинается твоя передача, – пробормотал он, все еще держа ее палец во рту.

– Что?..

– Передача. Джубели! Помнишь? – Он облизывал ее ладонь.

– Что?..

– Макси… Джубели… Смерть. Уничтожение. Бойня! Помнишь?

– Что?..

Оставив наконец в покое ее руку, уже совершенно чистую, Майк развернул Саманту к экрану телевизора. Но прошло немало времени, прежде чем она смогла сфокусировать внимание на сюжете о жизни и творчестве старенького музыканта. Показывали самого Джубели, который, несмотря на его сто один год, выглядел достаточно энергичным и проворным.

Майк обнял Саманту за плечи. Теперь на экране перед ними появилось обветшалое здание, которое когда-то было элегантным ночным клубом, выполненным в стиле модерн, в голубых и серебряных тонах. Джубели начал рассказывать о клубе, об артистах, о том, как женщины носили меха, как мужчины ухаживали за своими любовницами – и как после бойни жизнь больше уже не вошла в прежнюю колею, а сам он так и не нашел денег, чтобы восстановить этот клуб.

В конце передачи Саманта нажала на пульте дистанционного управления кнопку «выкл. звук» и обернулась к Майку.

– До Гарлема очень далеко?

– В философском смысле или по метражу?

Она скорчила недовольную гримасу:

– Конечно, в смысле расстояния!..

– Не забывай, что Нью-Йорк – это остров. Все здесь под рукой.

– Если я скажу водителю такси, чтобы он отвез меня в Гарлем, он будет знать, куда ехать?

– Успокой меня и скажи, что ты не замышляешь сделать то, что, как мне показалось, ты замышляешь! – проговорил Майк после минутной паузы, пристально глядя на Саманту.

Она встала с дивана.

– Если ты имеешь в виду, что я собираюсь нанести визит Джубели, то ты не ошибаешься. И я собираюсь это сделать до того, как еще кто-то сообразит, что старик пока жив.

– Кто-то – это тот, кто пытался тебя убить? – спросил Майк, встав перед ней и положив ей руки на плечи.

Она мягко отстранилась от него, опасаясь повторения происшедшего.

– Может, господин Джонсон что-то знает о моей бабушке – что с ней случилось в тот вечер, почему позже она была вынуждена покинуть свою семью… Может, он знает что-то такое, что оправдывает все страдания, которые она принесла своим родственникам. Может…

– Скажи честно, существует ли такой аргумент, который бы убедил тебя не ездить туда?

Саманта отрицательно покачала головой.

– Нет, Майк, меня ничто не остановит. Я бы хотела, чтобы ты поехал со мной, но если нет, я поеду одна.

– Это в Гарлем-то! Одна! Маленькая блондиночка в такой район города?!

– Неужели там так уж плохо, как показывают по телевизору?

– Еще хуже…

Она сглотнула слюну, а потом глубоко вздохнула и с трудом выдавила из себя:

– Все же я поеду одна, если будет необходимость. – Чувствовалось, что ее не покидает надежда, что Майк поедет с ней. В конце концов, существует предел человеческой смелости.

– Ну ладно. Одевайся. Надень что-нибудь попроще, без ярлычков модных модельеров.

Кивнув, она поспешила наверх переодеваться.

Когда Саманта и Майк подъехали, у дома Джубели уже собралась толпа. Майк договорился с водителем обычной машины – не таксистом, – что тот привезет их и будет ждать, чтобы отвезти обратно. Водитель – кажется, знакомый Майка – был здоровенный мужчина, с черной, как уголь, кожей; через всю шею у него тянулся огромный розовый шрам, уходящий под воротник рубашки. Нервничая, Саманта постоянно ему улыбалась, что, похоже, очень его веселило.

Во время поездки на север Гарлема Саманта сидела тихо, как мышка, так она была перепугана. Такая жуткая нищета – и всего в нескольких шагах от блеска и богатства Манхэттена. Такое трудно себе представить и понять.

Когда они наконец добрались до дома Джубели, единственного приличного дома во всей округе, Саманта даже охнула от расстройства. Казалось, здесь сейчас начнется восстание. Должно быть, весь Нью-Йорк смотрел передачу, и теперь все стекались поглазеть на Джубели, одолжить у него денег, предложить что-то купить или послушать написанные им песни.

У подъезда стояла высокая, крупная женщина с седой шевелюрой стального оттенка и абсолютно взбешенным выражением лица – когда-то, видно, весьма привлекательного. Держа щетку на изготовку, будто какое-то оружие, она пыталась помешать толпе приступом взять подъезд. Саманта видела, как двое уже получили щеткой по лицу.

Майк взял ее под руку.

– Кажется, сейчас не время, – сказал он и начал тащить ее к машине.

Но Саманта вырвалась.

– Нет. Я собираюсь поговорить с ним сейчас. Мне кажется, что у меня не хватит смелости еще раз возвратиться сюда.

– За последнее время это лучшая новость, которую я услышал.

– Майк, ты можешь мне помочь пробиться через толпу? Если я достаточно близко подберусь к этой женщине, то скажу ей, что хочу поговорить с Джубели по поводу Макси.

Майк подумал, что нет смысла терять время на уговоры; но и процедура проталкивания сквозь толпу тоже не радовала его. Кроме всего прочего, по правде говоря, он сам хотел повстречаться с Джубели и расспросить старика. Вглядевшись поверх толпы, он кивнул стоящему у машины здоровенному негру-приятелю. Тот, в знак согласия, кивнул.

Через мгновение Саманту, уцепившуюся за талию Майка, уже несло через толпу. Ее спину прикрывал здоровенный негр. Когда Саманта оказалась возле самых ступенек, женщина со щеткой в руках сделала выпад против их троицы. Но негр поймал щетку за палку, пока она не успела обрушиться на них. За эти несколько секунд Саманта и Майк успели сказать женщине, что они хотят спросить Джубели о Макси.

По виду женщины было ясно, что ей знакомо это имя. С видимой неохотой она кивнула парнишке, стоящему сзади нее, и тот исчез за дверьми. Скоро он вернулся и помахал им, чтобы они зашли. Майк и Саманта вошли в дом, а их водитель возвратился к машине.

Внутри все было так, как и должно быть в доме, который приобрели очень давно, сразу отделали, а затем все эти годы не дотрагивались, не реставрировали и ничего не меняли. Правда, потолок и стены за долгие годы красили, наверное, раз сорок (немилосердно закрашивая при этом деревянные панели и резьбу), но никогда не отмывали перед покраской. Краска, нанесенная на грязь, растрескалась и облупилась.

Они проследовали за мальчиком по узкой лесенке наверх, где было светло и тепло. Казалось, здесь ничего не изменилось со дня рождения Джубели. Неожиданно из тени на площадке вышел человек, чуть не до смерти напугав Саманту. Это был высокий темнокожий мужчина, очень красивый, но с самыми злыми глазами, которые Саманте когда-либо приходилось видеть. Не то чтобы он был зол в данную минуту, – казалось, он был зол всю свою жизнь, зол навечно, на все и на вся.

Он бросил на Саманту надменный и презрительный взгляд и скрылся в глубине коридора. Проглотив слюну и получив ободряющую улыбку от Майка, Саманта продолжала путь вверх по ступеням.

Наконец мальчик открыл дверь, пропустил вперед Саманту и Майка и оставил их одних в комнате. Как только Саманта увидела эту комнату, она тотчас в нее влюбилась. Две стены от пола до потолка были заняты стеллажами, набитыми нотными тетрадями. Судя по пожелтевшим порванным титульным листам, здесь была собрана музыка со времен неандертальцев. В центре комнаты стоял огромный рояль, черный, блестящий; на таких во время больших концертов обычно играют люди, одетые в смокинги. Без сомнения, этот инструмент любили и ухаживали за ним.

Он блестел полировкой и на нем не было ни единой царапины. Несколько старомодных стульев с подлокотниками стояло вокруг него.

И Саманта, и Майк так увлеченно разглядывали комнату, что не сразу заметили маленького человечка, сидящего за роялем; его голову было почти не видно из-за пюпитра. Телевизионщикам как-то удалось спрятать морщины на его лице и его ужасающую худобу: казалось, на Джубели почти не было мяса, одни кости, прикрытые черной кожей. Он больше походил не на человека, а на мумию, и его блестящие глаза на старческом лице выглядели как-то неуместно и даже жутковато. Будто кто-то придумал вставить живые глаза в мумию, чтобы привлечь внимание посетителей музея древностей.

Саманта улыбнулась ему, и он улыбнулся ей, демонстрируя замечательные вставные зубы.

– Меня зовут Саманта Эллиот. Я внучка Макси, – сказала она, протягивая ему руку.

– Я бы тебя и так узнал. Одно лицо.

Его голос был еще звучен, и Саманта подумала, что он, наверное, никогда не переставал его тренировать, однако рука его на ощупь казалась чем-то вроде кусочка хорошей кожи. Пока он говорил, его пальцы непроизвольно тихонько перебирали клавиши рояля, а он, казалось, даже не отдавал себе в этом отчета – играть на рояле было для него так же естественно, как и дышать.

Майк подошел ближе и начал объяснять причину их появления. Он рассказал Джубели о Доке и Макси, об отце Саманты, о биографии, над которой сейчас работает.

Джубели слушал, не переставая с отсутствующим видом перебирать клавиши. А когда рассказ Майка подошел к концу, взглянул на Саманту и произнес:

– Макси когда-то пела блюзы. Спой…

Улыбнувшись, Саманта запела блюз, который наигрывал старик, – «Блюз берега морского залива». Он заканчивался словами:

Твои уста полны обмана,

И лживой благодарности – ладонь…

На лице Джубели выразилось изумление, сменившееся затем удовольствием. Тем особым удовольствием, которое появляется у стариков, которые вновь видят что-то такое, что считали давно канувшим в Лету. На мгновение показалось, что он сейчас заплачет.

– Девочка, ты поешь совсем как она! – Джубели поудобнее устроился у рояля, его мартышечьи руки впились в клавиши. – А эту ты знаешь?

– «Блюз плакучей ивы», – тихо проговорила Саманта, услышав, как он подбирает мелодию. Казалось, вся сила, еще сохранившаяся в этом теле, сконцентрировалась в кончиках пальцев.

Саманта уже собиралась запеть, но в это время через окно донесся звук плачущей трубы. Звук ворвался, как привидение. Казалось, он лился из прошлого.

– Не бери в голову, – нетерпеливо произнес Джубели, – это всего лишь Орнет. Ты знакома с этой мелодией?

Саманта поняла, что речь идет о молодом человеке злобного вида, с которым они столкнулись на лестнице. И еще она поняла, что ее проверяют. Если этот молодой человек мог играть такую забытую мелодию, как «Блюз плакучей ивы», значит, он наверняка выучил ее из-за любви к подобной музыке, а не ради заработка. И, конечно же, он не верил в то, что она может исполнять блюзы.

Саманта открыла рот, и зазвучали слова старой песни о женщине, брошенной любимым…

Ах, я его любила,

Ласкала, целовала,

Готовила, стирала —

Старалась, угождала,

А он меня оставил все равно!

Ах, он меня оставил, мне жить одной придется!

Девчонки, как со мною, он с вами обойдется!

И «Блюз плакучей ивы» я пою…

Когда она кончила петь, Джубели не проронил ни слова, но, судя по выражению его лица, что исполнила она эту песню именно так, как надо. Весь его вид говорил: «Ты поешь точь-в-точь, как она».

Неожиданно, к удивлению обоих мужчин, Саманта подошла к окну и зло прокричала, как бы бросая вызов играющему на трубе:

– Ну, как я сдала экзамен, Орнет?!

Майк и Джубели рассмеялись. Смех последнего напоминал звуки, издаваемые старым дырявым аккордеоном.

– Такая же дерзкая, как она, – задыхаясь, проговорил старик. – Макси тоже ничего не боялась.

– Ну, чего-то ведь она боялась, – заметил Майк, – и мы хотим выяснить, что же это такое было.

Но Джубели так ничего и не рассказал им про Макси. Он продолжал играть на рояле, то и дело спрашивая Саманту, знает ли она эту песню, а знает ли вот эту, и повторял, что с того вечера, как Макси пропала, больше он ее не видел. Когда же Саманта спросила, есть ли у него какие-нибудь идеи по поводу того, почему же Макси пропала тем вечером, он буркнул, что никогда над этим не задумывался.

Человек дожил до ста одного года, а так и не научился убедительно врать, подумала Саманта. Она пыталась прикинуть, сколько же раз ей придется навещать этого старика, сколько исполнить песен из репертуара Бесси Смит, прежде чем он наконец расскажет ей все, что знает о Макси.

Прощаясь с Джубели, она поцеловала его в морщинистую щеку, предупредив, что, наверное, они скоро встретятся опять.

На лестничной площадке их поджидал тот же мальчик, чтобы проводить обратно; однако на этот раз их провожатый сделал достаточно неожиданную для Саманты вещь – он взял Майка за руку. Она и раньше обращала внимание, что к Майку инстинктивно льнут дети, но все же тут было что-то странное. И лишь когда они выходили и Майк попытался незаметно что-то сунуть себе в карман, Саманта сообразила, что ребенок передал ему записку. Наверное, от Орнета. Но что бы это ни было, он наверняка будет держать в секрете ее содержание.

Пока они добирались домой, она старательно делала вид, что понятия не имеет о записке, ограничившись невинным замечанием:

– Орнет… Кажется, я где-то слышала это имя.

– Орнет Колман. Саксофонист, – пояснил Майк, глядя в окно машины.

Когда они вернулись домой, он тут же исчез в спальне. Конечно, для того, чтобы изучить секретную записку, решила Саманта. Наконец он вышел, одетый в шорты и майку, с воскресным приложением к газете «Нью-Йорк таймс» под мышкой. Они сели обедать в саду (как обычно, заказав еду по телефону). Оба уткнулись в газеты. После обеда пересели в кресла, Майк по-прежнему читал газету, скрупулезно изучая финансовый раздел, а Саманта поставила на колени мини-компьютер и пыталась зафиксировать все известные ей факты о Макси.

Фактов было не так уж много. Макси была влюблена, а, может, и нет, в двоих мужчин или в троих, если считать Кэла. Но сколько бы там их ни было, в конце концов она бросила всех. Куда же она уехала и зачем?

Каждые несколько минут Саманта вскакивала с кресла и, бормоча что-то таинственное типа «мне нужна другая дискетка», исчезала в доме, где тут же приступала к поискам таинственной записки, пытаясь не затягивать время, чтобы Майк ничего не заподозрил. Она обыскала одежду, в которой он был с утра, просмотрела все ящички в гостевой спальне, куда он ушел сразу после приезда, даже проверила ботинки.

Лишь на шестой своей «вылазке» в дом она посмела заглянуть к нему в бумажник. Ей это казалось самым злостным нарушением закона о частной собственности, и она все медлила, не решаясь взять бумажник с полки. Но уж когда взяла, то обследовала его от и до. Там были три кредитные карточки – все «золотые» – и тысяча двести долларов наличными. От такой суммы у нее даже перехватило дыхание. Больше в бумажнике ничего не было – никаких записей с телефонными номерами или со счетами. Хотя, подумала Саманта, человек, который умеет так перемножать цифры, наверное, может с легкостью запомнить номер телефона.

Уже собираясь положить бумажник на место, она вспомнила, что у ее отца был бумажник с «секретом» – с потайным отделением, в котором он ей разрешал рыться. Саманта тут же пустилась на поиски и вскоре действительно обнаружила такой же «секрет» и вытащила из него квадратик плотной бумаги.

Тут ей просто стало дурно: это оказалась ее собственная фотография, сделанная в пятом классе. Что это: подарок Майку от ее отца или он взял фотографию из ее комнаты в их луисвиллском доме, когда там останавливался? Почему он ее носит в бумажнике?

Чувствуя себя виноватой, она хотела убрать фото обратно в тайничок, но что-то мешало – без сомнения, записка была там.

«Нельсон… бар „Педди“ в Вилледж… Понедельник. Восемь…»

Со скоростью света Саманта умудрилась запихнуть все назад, положить бумажник на место, вернуться в сад и плюхнуться в кресло рядом с Майком. Любопытство не давало ей покоя и, посидев тихонько парочку минут, она спросила, какой телефонный номер у его отца. Не отрываясь от газеты, Майк назвал номер.

– А у твоего старшего брата?

– Тебе домашний, или радиотелефона в машине, или служебный в Колорадо, или в Нью-Йорке… или на даче в горах?

– Все…

Майк отложил газету и взглянул на Саманту.

– Это что – проверка?

– Номер моей карточки социального страхования?

Хитро улыбаясь, он ответил.

– Может, ты знаешь и номер моего текущего счета в банке?

Снова взявшись за газету, он произнес многозначный номер. Затем назвал ее секретный пароль для получения из автомата наличных денег при помощи кредитных карточек. Однако так и не сказал, откуда узнал его.

– Номер Ванессы?

– Вот тут ты меня поймала. Не уверен, что вообще когда-нибудь знал ее телефон.

Конечно же, он врал, но когда Саманта перевела взгляд с него на дисплей компьютера, то довольно улыбнулась.

В три часа она покинула сад и ушла на кухню. Там она начала громыхать дверцами шкафов, что-то разыскивая.

Привлеченный шумом на кухне, Майк поднялся посмотреть. Он застал Саманту сидящей на полу среди кастрюлек и банок. Вид у нее был потерянный.

– Пытаешься понять, для чего они? – улыбнулся Майк.

– Я пытаюсь сообразить, как сделать «коляску».

– Найми механика.

– Очень смешно! Просто обхихикаешься! – Она встала и принялась расставлять кастрюли по местам. – Я надеялась найти книгу, как смешивать коктейли.

– А-а! Вот какую «коляску» – коньячный коктейль? Ты что, хочешь напиться? – с воодушевлением поинтересовался Майк.

– Нет. Я просто хотела захватить с собой кувшинчик с «коляской», когда поеду вечером к бабушке.

Майк изумленно уставился на Саманту.

– Ч-что… э… ты имеешь в виду?

Она остановилась и взглянула ему в глаза.

– По какой-то непонятной причине ты, Майк, считаешь меня ужасно недалекой и полагаешь, что тебе удается от меня многое скрыть. Но как только я увидела Эбби, я тотчас поняла, что это и есть моя бабушка. Они похожи с отцом, у нее такие же движения. Она даже кривит губы точь-в-точь, как отец. – Саманта наклонилась к Майку. – И ты тоже понял, кто она такая. Это было написано на твоем лице. Ты так поразился, что чуть было не потерял дар речи.

Схватив руку Саманты, он крепко сжал ее пальцы.

– Я ничего не сказал вовсе не потому, что считаю тебя глупой, а просто…

– Знаю, знаю, – улыбнулась она, тоже сжимая его ладонь. – Просто ты не хочешь, чтобы что-то случилось со мной. Ты считаешь, что мне опасно навещать ее.

– Верно.

Она тяжело вздохнула.

– Майк, ты такой счастливый, у тебя так много близких, а у меня – нет. Остались лишь Макси да я. И она там, в этом ужасном приюте, в полном одиночестве и днем, и ночью… а я здесь… А ведь ей осталось не так уж много…

Она начала дрожать; Майк обнял ее.

– Т-с-с… дорогая. Все в порядке. Если хочешь, мы навестим ее…

– Ты можешь не ехать со мной, – как обычно, Саманта тут же успокоилась в его объятиях.

– Щ-щас! Так я тебя и отпустил одну, – заявил он, поглаживая ее по голове. – Ты наверняка застрянешь в какой-нибудь крутящейся двери.

Саманта, улыбаясь, смотрела на него.

– Я надеялась, что ты пойдешь со мной. – Она высвободилась из его объятий. – А теперь, – ее голос стал деловитым, – как же все-таки смешивать этот коктейль?!

– Саманта, ты не можешь принести ей выпивку. Я не собираюсь говорить очевидные вещи, но она же очень больной человек. Не думаю, чтобы доктора позволили ей…

Она прикоснулась пальцами к его губам.

– Мой дед Кэл говорил: «Если ты помираешь, что тебе может навредить?» Он бросил курить еще в пятидесятых годах, но, когда врач сообщил, что ему осталось немного, он приобрел большую коробку дорогих сигар и выкуривал по одной в день, пока не скончался. Отец положил невыкуренные сигары ему в гроб.

Майк лишь недоуменно глядел на нее. Она пережила то, что он не мог себе даже представить. Она выросла среди «помирающих» людей, а ее отец долгие годы требовал, чтобы в доме не было солнечного света.

Он молча достал с полки над ее головой желтую книгу – сборник рецептов коктейлей.

– Ну-ка, посмотрим… Ага. В этот коктейль входят ликер «Куантро», лимонный сок и коньяк. Думаю, мы справимся.

– Майк, я тебя просто люблю! – засмеялась она и тут же смутилась от сказанного.

Майк, не отрывая взгляда от книги, произнес:

– Я очень на это надеюсь.

Прозвучало это так, будто сказанное ею не произвело на него ни малейшего впечатления, однако шея явно покраснела.

Саманта засуетилась, доставая из холодильника лимоны, и быстро заговорила, чтобы скрыть свою неловкость:

– Надеюсь, у нас не возникнет проблем с приютом и нам разрешат побыть с ней. Майк, ты знаешь, что я хочу сделать? Привезти ей фотографии. Наверху у меня большая коробка с альбомами и просто фотографии – моего отца, мамы, деда Кэла и мои. Большинство из них сделаны уже без нее. Боже, но ведь не могу же я собственную бабку называть Макси! Как, по-твоему, я должна к ней обращаться?