Текст книги "Вспышка. Книга первая"

Она улыбнулась и лукаво добавила:

– С ассистентами.

– С ассистентами, – рассмеялся он. Сенда озадаченно покачала головой.

– Как ты думаешь, сколько в этом дворце примерочных?

Шмария пожал плечами.

– Понятия не имею. Думаю, одна для мужчин, а другая – для женщин.

– Может быть, даже есть еще одна для детей.

Они снова рассмеялись. «Это здорово, так здорово, – подумала Сенда, – вновь испытывать одинаковые чувства».

Неожиданно у нее перехватило дыхание, когда он потянул ее в затемненный угол подальше от любопытных глаз и нежно поцеловал в шею.

– Обещаешь мне первый танец?

Она чувствовала его теплые и влажные губы на своей прохладной благоухающей коже. Дыхание его было свежим и издавало аромат можжевельника.

Сенда смотрела на него и молилась: «О Господи! Пожалуйста, сделай так, чтобы теперь все всегда было хорошо. Сделай так, чтобы мы делили и смех, и любовь, и счастье…»

Но эта молитва была беззвучной, а Шмария видел лишь шаловливо сверкающие глаза. Она озорно тряхнула головой.

– Может быть, я буду так популярна, что тебе придется встать в очередь.

– Сучка, – добродушно сказал он. Неожиданно Сенда с такой силой вцепилась ему в руки, что на рукавах его фрака остались складки.

– Ох, Шмария, я так боюсь, – прошептала она. – Все эти люди, перед которыми я буду выступать. Что… что, если я провалюсь?

– Ты? – Он откинул назад голову и рассмеялся глубоким, звучным смехом, совсем как в прежние времена, и вдруг все действительно стало, как прежде. – Насколько я тебя знаю, а я думаю, что знаю тебя хорошо, все зрители будут у твоих ног.

Она медленно высвободилась из его объятий.

– Мне надо бы повторить роль. И еще наложить весь этот грим… Шмария! Пусти меня! – Плененная его сильными руками, Сенда кокетливо засмеялась.

– При одном условии.

Она вопросительно подняла бровь.

– Что ты сначала меня поцелуешь.

– Я люблю тебя, Шмария, – прошептала она.

Он нежно целовал ее в лоб, нос, уши и губы. Затем поцелуй стал глубоким, долгим и страстным, а сам он так крепко прижимался к ней, что даже сквозь ткань Сенда чувствовала его возбуждение.

– Я так тебя люблю, – выдохнула она со слезами на глазах. – Я всегда буду тебя любить. Вечно. – И сдавленным голосом добавила: – Ты меня возбуждаешь! Прекрати это! Я уже мокрая. Что, если платье промокнет?

Он отпустил ее и хитро усмехнулся.

– Пусть.

– Шмария! – закричала Сенда с притворным возмущением.

– Здесь в глубине есть маленькая кладовка… – Его голос, мягкий и вызывающий, наполненный истомой, увлек ее в мир невысказанных обещаний. – Там никого нет. И дверь запирается.

– Нас могут заметить. – Но она даже не посмотрела вокруг.

– Ну и пусть.

Сенда встретилась глазами с его зовущим взглядом и не отвела их.

– Тогда вперед, – согласилась она и с такой силой дернула его за руку, будто хотела оторвать ее. – Чего же ты ждешь?

– Вот чего. – Он безо всяких усилий подхватил ее на руки и понес в маленькую кладовку. Там было темно, холодно и пахло плесенью, но для них это не имело значения. Он опустил ее на пол и стал запирать на засов дверь, а она, как стреноженная, с гулко колотящимся сердцем, так и осталась стоять на месте, чувствуя себя молоденькой влюбленной девушкой, тайком убежавшей на свидание. Совсем как она это делала, когда они жили в гетто.

– Я хочу, чтобы ты ласкал меня, – нежно сказала она, на ощупь расстегивая на спине застежку. Теперь она могла ощущать его руки.

У нее перехватило дыхание, когда она представила себе, как он в этом темном чулане сжимает руками ее груди, захватывает губами ее соски. Затем она почувствовала, как он поднимает тяжелую юбку ее платья.

– Подержи его, – попросил Шмария, – пока я сниму все, что под ним.

– Только смотри, чтобы платье не испачкалось.

– Женщины, – засмеялся он. – Мы собираемся заняться любовью, а тебя волнует только твое платье.

– Это неправда, – прошептала Сенда. – Меня волнуешь ты.

– Я это знаю. – Он страстно поцеловал ее и затем стал руками прокладывать себе дорогу сквозь все ее многочисленные нижние юбки и наконец расстегнул держащиеся на одной пуговке шелковые трусики.

Что-то упало на пол.

– Черт! – выругался он.

– Что это? – спросила она.

– От твоих трусиков отлетела пуговица.

– Я же просила тебя быть поосторожнее! – прошипела Сенда. – Что мне теперь делать?

– Никто не заметит, если ты будешь без них.

Он нащупал руками курчавый треугольник под ее животом. Из груди у нее вырвался стон, и она услышала, как он расстегивает свои брюки. Затем почувствовала, как прижимающаяся к ее телу мужская плоть увеличивается в размерах. Ее дыхание участилось.

Сенда еще выше приподняла платье и прошептала:

– Я хочу тебя. – Затем, почувствовав, как он входит в нее, задохнулась. – Господи, – простонала она. – Как хорошо.

Сенда прижалась к своему возлюбленному, заставив его стоять неподвижно, в то время как сама заскользила навстречу его плоти.

Настал момент, когда он не мог больше растягивать удовольствие и, тяжело дыша, навалился на нее всем телом.

Хватая ртом воздух, она почувствовала, как сквозь нее проходят волны неземного блаженства.

– Да! – громко шептала она. – Да, да, да! Ощущая приближение его оргазма и ошеломленная столь бурным натиском, она уловила ритм его движений и начала сама раскачиваться навстречу. Все быстрее и быстрее сливались они в единое целое, и его плоть, казалось, все увеличивалась, входя в нее яростными толчками. Вдруг Шмария застонал, как раненный, немного отпрянул и вошел в нее последний раз, смешав изверженное семя с любовным соком ее тела.

Прижимаясь к ней, он застонал, не пытаясь сдержать охватившие его судороги. Затем дыхание его стало ровнее, и Сенда издала легкий возглас разочарования, когда он, обмякнув, вышел из нее.

– Слишком быстро! – не успев отдышаться, произнесла она.

– У нас еще есть время – прошептал Шмария, ловя ртом воздух. – У меня еще есть язык.

Сенда блаженно улыбнулась. Ей уже давно не бывало так неописуемо хорошо.

Вот уж действительно наступала ночь волшебства, добрых фей и сказочных превращений.

Представление «Дамы с камелиями» было назначено на восемь вечера.

В шесть часов ко дворцу начали съезжаться гости, а к восьми часам они повалили толпой. Графиня Флорински прислала за кулисы посыльного передать, что начало представления откладывается на час. Это известие было встречено гулом недовольства со стороны взволнованных актеров, но, когда то же известие прокричали через дверь кладовки Шмарии и Сенде, те встретили его с восторгом, по крайней мере, Шмария.

Над луковками куполов Даниловского дворца в хрустально-черном небе повисли коралловые нити северного сияния, словно мерцающая шелковая вуаль. Небо прояснилось, как если бы высочайшим указом в честь празднования дня рождения княгини Ирины было повелено установить великолепную погоду. По покрытой льдом круговой подъездной дороге, вдоль которой с двух сторон висели тысячи праздничных электрических фонарей, излучавших так нравящийся княгине сапфирово-синий свет, непрерывным потоком двигались роскошные автомобили и запряженные лошадьми экипажи, в которых сидели прибывающие на торжество гости. Те, кто посмелее, подъезжали с другой стороны в небольших красных санках. Лошади со свистом неслись по замерзшей Неве и въезжали в парк через гигантские дворцовые ворота. Но откуда бы ни прибывали гости, их встречало захватывающее зрелище. Дворец со всех сторон был украшен монограммами княгини из сапфирово-синих электрических лампочек; в воздухе, казалось, парили огромные, высотой в три этажа, стилизованные буквы И, Н, Д – Ирина Николаевна Данилова.

Если снаружи дворец освещался электричеством, которого хватило бы на небольшой городок, то внутри было царство свечей: хрустальные и золотые люстры и канделябры заливали теплым светом коридоры, лестницы и грандиозные залы, в которых уже звучали возбужденные голоса, грациозная музыка и слышался хор поздравительных речей. Бриллианты, изумруды, сапфиры и рубины, которых с избытком хватило бы на несколько королевств, затмевали друг друга, по мере того как все новые гости – многие дамы были в белом – входили в Колонный зал. Их встречала целая армия слуг, принимающих горностаевые, котиковые, рысьи, соболиные и лисьи шубы. Из галереи на втором этаже, расположенной меж колоннами из яшмы, давшими название залу, лились нежные звуки камерной музыки в стиле барокко. Гости были без подарков: всю прошлую неделю из самых лучших магазинов Санкт-Петербурга непрерывным потоком доставлялись пакеты, которые сейчас заполняли приемную.

Сняв внизу шубы, приглашенные поднимались вверх по величественной лестнице, мраморные ступени которой по этому случаю покрывал красный ковер; прежде чем войти в Малахитовый зал, им приходилось ожидать своей очереди на верхней площадке, пока мажордом не объявит об их прибытии.

Засвидетельствовав свое почтение «новорожденной», стоящей в окружении князя, графа Коковцова и духовника княгини, престарелого архиепископа с роскошной бородой, гости оживленными группками переходили в соседний Агатовый вестибюль, где негритянский джазовый квартет из Нью-Йорка играл входящую в моду американскую музыку. В Голубом салоне оркестр балалаечников поднимал настроение гостей зажигательными традиционными русскими мелодиями, а в Золотом кабинете, получившем свое название благодаря лепнине и мебели с украшениями из золоченой бронзы, струнный квартет выводил размеренную изящную мелодию в стиле строго классического декора. Одетые в ливреи лакеи сновали с золотыми и серебряными подносами, разнося высокие хрустальные бокалы, до верху наполненные пенящимся «Луи Родерер Кристалл», излюбленным шампанским государя, доставлявшимся для него из Франции; на столах в огромных лоханях со льдом стояли гигантские серебряные чаши с сорока килограммами зернистой белужьей икры.

После приема гостей мягко препроводили в театр, где камерный оркестр из Колонного зала уже играл увертюру к «Травиате», опере Верди, написанной на сюжет романа Дюма «Дама с камелиями».

По ту сторону тяжелого красного бархатного стеганого занавеса, который вскоре должен был подняться, слышались приглушенные звуки возбужденных зрителей.

В воздухе чувствовалось напряжение.

Сенда, невидимая зрителями, слегка отодвинула край стеганого занавеса и окинула взглядом зал. Ряды золоченых кресел в стиле Людовика XVI уже были заполнены. Она с удивлением обнаружила, что мест было меньше, чем зрителей: позади оркестра и последних рядов балкона тоже стояли люди. А две роскошные ложи с задернутыми шторами, важно выпячивающиеся по обе стороны авансцены, были пусты.

По залу пробежал шепот, и все глаза устремились на левую ложу, откуда вчера во время репетиции аплодировал князь. В нее запоздало, но торжественно входила чета Даниловых в сопровождении еще четверых гостей.

Сенда с любопытством изучала женщину, которая, по всей видимости, была княгиней Ириной, поскольку именно она с непринужденной грациозностью первой входила в ложу. Внешне она казалась немного старше князя, светлокожей и хрупкой, в ней было нечто бесцветное и полупрозрачное. Ее серебристо-голубое парчовое платье было расшито жемчугом, а высоко зачесанные выцветшие желтые волосы украшало некое подобие тиары, если только тиары могут быть сделаны из отполированного льда. На ее тонкой аристократической шее сверкало плотно прилегающее колье с еще одним куском «льда»; ниже на грудь спускались два более длинных ожерелья из огромных жемчужин. На большинстве остальных женщин в зрительном зале тоже было много драгоценностей, хотя именно эти сверкающие ледяные глыбы намного превосходили остальные по своим размерам и, очевидно, были самыми ценными. Сначала Сенда не знала, что и подумать обо всех этих сокровищах: никогда прежде она не видела ничего подобного, но потом инстинктивно догадалась, что это – хотя раньше лишь понаслышке знала о них, бриллианты.

«Бог мой, я никогда в жизни не видела столько драгоценностей», – удивлялась Сенда про себя, смущенно приложив к голой шее руку. На самом же деле она едва ли вообще видела какие-либо драгоценности, если не считать тех, что замечала на женщинах в городах, где они выступали. Да и те в большинстве своем были скромными и недорогими: тонкая золотая полоска на пальце, чаще позолоченное серебро, а из камней самыми дорогими были аметист или топаз. Она уже сейчас чувствовала себя совершенно голой, а что же будет на балу? Оставалось лишь надеяться, что шелковых камелий, которые предусмотрительно нашила ей на платье мадам Ламот, будет достаточно, хотя остальные гости, казалось, совершенно не замечали огромного количества надетых на них самоцветов. Боже мой, на княгине было целых три ожерелья!

Помимо величины камней в украшениях княгиню еще что-то отличало от других женщин. Возможно, ее манера держаться, хрупкая красота или то, как занявшие свои места зрители украдкой ее разглядывали.

Затем со смесью замешательства и потрясения Сенда поняла, что, все деньги России не могли купить Ирине Даниловой здоровые руки. Именно они отличали ее от других. Это были какие-то страшно изуродованные и демонически отвратительные клешни, хотя по возрасту она была слишком молода для артрита.

Только после того как княгиня опустилась на кресло между архиепископом и князем, сопровождавшие их люди заняли места позади них.

Сенда услышала, что увертюра подходит к концу. Через каких-нибудь пятнадцать—двадцать секунд поднимется занавес, и она уже собралась поспешить за кулисы, как вдруг, вместо того чтобы закончить увертюру, оркестр снова заиграл ее. По залу пробежал шепот голосов, и головы зрителей повернулись в сторону пока еще пустовавшей правой ложи, расположенной напротив ложи Даниловых. Сенда с любопытством посмотрела туда, стараясь понять, что происходит, но увидела лишь четверых офицеров в роскошных мундирах, которые, войдя в ложу, осмотрели ее, как бы ища что-то. Затем, очевидно, удовлетворенные осмотром, они удалились. Оркестр плавно перешел от увертюры к величественному государственному гимну.

Зрители как один встали и обратили взоры на ложу.

Сенда от удивления раскрыла рот.

С гордо поднятой головой, сверкая бриллиантами, в ложу прошествовала дама. На ней было белое платье, оставлявшее голыми плечи цвета слоновой кости. В ее волосах блестела великолепная, изукрашенная драгоценными камнями диадема, с которой сзади спускался каскад тончайших кружев. В ней необъяснимо чувствовались воспитание и уверенность женщины, рожденной для того, чтобы властвовать.

Позади нее шел мужчина. Он был строен и являлся обладателем подкрученных усов и короткой бородки. На его прекрасно скроенном темно-синем мундире сверкали ленты, медали и золото: золотой галун, золотые эполеты, золотой ремень и золотой воротник. Красная атласная лента наискось пересекала его грудь. Выражение его лица было скорее мягким и застенчивым. Когда он окинул взглядом сцену с опущенным занавесом, Сенда почти ощутила на себе его взор.

Молнией сверкнула ослепившая ее мысль, от которой вдруг подкосились ноги, и она опустилась на складку тяжелого стеганого занавеса. Ее словно парализовало. Казалось, сердце перестало биться, Сенда сделала глубокий вдох и, обернувшись, подала знак Шмарии. Он быстро подошел к ней. Она почувствовала его теплое успокаивающее прикосновение. Когда он выглянул из-за занавеса, Сенда, приложив руку к вздымающейся груди, вопросительно посмотрела на него.

– Это ведь не… – Она не осмелилась закончить фразу.

В ярко-голубых глазах Шмарии плясал дикий, опасный огонь.

– Сегодня ты будешь играть, как никогда, Сенда, – сухо сказал он. – Кажется, тебе предстоит развлекать не только сливки русского света, но также и наших досточтимых царя и царицу.

Если Сенда и заметила звучащий в его голосе сарказм, то никак этого не показала.

– Боже мой, – в немом замешательстве простонала она, чувствуя, как съеживается в своем платье, а грим делает выражение се лица еще более гротескным. У нее проступил холодный пот, ноги стали ватными. Ей хотелось умереть, не сходя с этого места.

Оркестр вновь заиграл последние такты увертюры. Шмария поспешно утащил ее за кулисы. Актеры, исполняющие роли барона де Варвиля и Нанины, молча поспешили мимо них занять свои места на сцене. Сенда со все возрастающим ужасом смотрела, как Нанина опустилась на стул и, быстро взяв в руки шитье, погрузилась в работу. Барон устроился в глубоком кресле у камина. Занавес медленно поднялся, и перед зрителями предстал парижский будуар Маргариты Готье. Даже с близкого расстояния, из-за кулис, он выглядел как настоящий будуар. Тонкой работы мебель и ковры принесены из комнат дворца, и даже мраморный камин, взятый в одной из кладовых, был подлинным.

Пьеса начиналась со звона дверного колокольчика.

– Мне страшно! – прошептала Сенда, обернувшись к Шмарии и сжав зубы, чтобы они не стучали. – Шмария, я не могу выйти на сцену. Не могу.

Его голос был мягким и уверенным, но линии, идущие от крыльев носа к губам, стали более резкими.

– Нет, можешь. Ты знаешь роль от начала до конца. Все будет хорошо.

– Звонят, – хорошо поставленным театральным голосом громко произнес актер, играющий роль барона.

– Я всех нас выставлю на посмешище. – Сенда просительно взглянула на Шмарию и крепко прижалась к нему.

Он зарылся лицом в ее волосы и произнес:

– Ты будешь неотразима.

– Нет, не буду. – Шепот ее перешел в писк. – О Господи, зачем я во все это впуталась?

– Ты просто немного волнуешься перед выходом на сцену. Эй! О чем ты беспокоишься? Ты их всех сразишь насмерть. – Его сильные руки хотели успокоить ее.

– Шмария…

Со сцены де Варвиль проговорил:

– Помилуй Бог.

Дрожа всем телом, Сенда еще отчаяннее вцепилась в него.

– Твой выход!

– Я забыла слова! – в панике прошептала она.

– Нанина, Нанина, – подсказал он.

Сдерживая волнение, она кивнула и несколько раз глубоко вздохнула. Сердце ее, казалось, вот-вот разорвется.

– Нанина! Нанина! – позвала Сенда из-за кулис, и голос ее прозвучал на удивление сильно. В изумлении она взглянула на Шмарию.

Он послал ей воздушный поцелуй и, повернув лицом к сцене, легонько толкнул вперед, шепнув:

– Твой выход, Маргарита.

Сенда почувствовала, как от его легкого толчка она грациозно выходит на сцену, где ее на мгновение ослепили огни рампы.

Твой выход, Маргарита!

Шмария назвал ее Маргаритой!

«Я и есть Маргарита», – подумала она, и ей вдруг показалось, что сцена слегка повернулась. Огни рампы потускнели, зрители исчезли. Почти не задумываясь над своими действиями, Сенда поплыла навстречу Нанине.

– Пойди закажи ужин, Нанина, – ясным голосом пропела она. – Придут Олимпия и Сен-Годены! Я встретила их в опере!

Шмария из-за кулисы как завороженный смотрел на красивую кокетливую молодую женщину. Затем, стряхнув с себя оцепенение, недоверчиво проговорил громким шепотом, обращаясь к себе самому:

– Черт меня побери! Это не Сенда. Это Маргарита Готье!

Реальность стала иллюзией. А иллюзия реальностью.

Зрители, сидящие в небольшом вычурном, погруженном во тьму театре, замерли, пораженные, не смея шевельнуться и нарушить магию волшебства. С той минуты, как Сенда вышла на сцену, все, начиная с царя и царицы и кончая актерами, ожидающими за кулисами своего выхода, ощущали, как в воздухе невидимыми кругами расходится напряжение. Все они словно бы покинули театр и через какое-то волшебное окно наблюдают за чужой жизнью, за самыми сокровенными моментами трагической судьбы Маргариты Готье.

До антракта оставалось еще много времени, но мнение зрителей уже было единодушным: совершенно сверхъестественная игра.

За исключением Сенды, остальные исполнители были опытными актерами – некоторые более десяти лет странствовали по провинциям. Однако именно ее необыкновенная игра стала сенсацией. Отбросив свое подлинное «я» и растворившись в образе чахоточной героини, она заставила и остальных участников спектакля играть в полную силу. Она возбуждала. Дразнила. Была свежей. Молодой. Обреченной. Все зрители были у ее ног, а она играла на самых глубоких, идущих от самого сердца чувствах.

Они любили ее.

Они обожали ее.

В ее героине была некая жизненная сила, которая заставляла зрителей осознать, что именно ее им не хватало в других виденных ими представлениях этой пьесы.

Занавес опустился. Начался антракт.

– Но она фантастически хороша! – прошептала княгиня, обращаясь к мужу. – Вацлав, где ты ее нашел?

Сентиментальная пьеса вызвала нескончаемый поток слез у графини Флорински, которая беспрерывно промокала носовым платком глаза за золотой оправой своих очков.

Во время короткого антракта шторы в царской ложе плотно задернули, чтобы полностью скрыть царскую чету от любопытных глаз. Слуги сновали по залу с массивными подносами, уставленными бокалами с шампанским. Все разговоры осыпанных драгоценностями зрителей кружились вокруг спектакля.

– Это какое-то волшебство, – слышался голос княгини Ольги Александровны.

– Ей следовало бы играть во французском театре, – говорила княгиня Мария Павловна.

– И подумать только, что все это на русском языке, – говорил князь Голицын адмиралу Макарову. – Это так ново, не правда ли? Я прежде видел эту пьесу лишь на французском.

Восторги, восторги.

За кулисами Сенда устало опустилась на стул среди груды театрального реквизита. Кто-то протянул ей стакан воды, и она благодарно приняла его. Шмария заботливо вытирал пот с ее лба.

– Я был прав! – торжествующе говорил он. – Ты сводишь их с ума!

– Я себя свожу с ума, – задыхаясь, говорила она, тяжело вздымая грудь. – У меня горло болит от кашля, и я чувствую себя совершенно обессиленной. – Она закрыла глаза и откинула назад голову. – Надеюсь, я смогу продолжать не хуже.

– Конечно, сможешь. Ты уже сыграла два акта. Осталось еще два, и они гораздо короче.

– И гораздо труднее, – напомнила ему Сенда. Она открыла глаза и посмотрела на потолок. – Ты думаешь, я играла прилично?

– Прилично? – Он усмехнулся. – Ты была чертовски хороша!

Она наклонила голову набок, посмотрела ему в лицо и благодарно улыбнулась.

– Заметь только, что я не знаю, кто мне нравится больше, – задумчиво проговорил он.

– Что ты имеешь в виду?

– Ты или Маргарита.

– Негодяй. – Слегка развеселившись, Сенда игриво ткнула его кулаком. Затем нахмурилась и озабоченно дотронулась до горла. – У меня начинает пропадать голос. Это все из-за кашля. Может быть, мне надо слегка умерить мой пыл.

Они молча наблюдали за тем, как готовят сцену к третьему акту. Вскоре по другую сторону красного стеганого занавеса вновь заиграл оркестр. Она напряглась, вцепившись руками в подлокотники стула.

– Сиди спокойно. У тебя еще есть несколько минут. Отдыхай.

– Не могу. – Сенда поднялась со стула и в волнении принялась мерить шагами комнату. Лицо ее было напряжено. Шмария молча отступил назад, чтобы не мешать ее превращению в Маргариту.

Продолжительная сцена кончины Маргариты не раз заставляла зрительниц прикладывать кружевные платочки к влажным от слез глазам. Время от времени в зале слышались всхлипывания.

Сенда стояла с опущенными руками в луче прожектора, затем медленно подняла их и устремила взгляд на свои пальцы. Глаза ее светились божественным светом, а в приглушенном голосе слышалось откровение.

– Я больше не страдаю. Мне кажется, жизнь вливается в меня. – Как призрак, она плыла по сцене. – Я буду жить! О-о-о, как замечательно я себя чувствую! – Она покачнулась и рухнула так неожиданно, что зал ахнул.

Сидевший на стуле актер вскочил на ноги, подбежал к ней и повалился на нее.

– Маргарита! – с ужасом вскричал он. – Маргарита! Маргарита! – Затем издал вопль и отшатнулся. – Она умерла! – Рыдая, он вскочил на ноги, подбежал к мужчине и женщине, тихо стоявшим в стороне, и упал перед ними на колени. – Господи, что со мной будет?!

Пара сочувственно смотрела на него.

– Она так вас любила, Арман, – мягко сказал мужчина, качая головой. – Бедная Маргарита.

Все замерло. Красный стеганый занавес упал.

На мгновение воцарилась тишина.

Раздавшийся затем гром аплодисментов потряс небольшой зал. При первых криках «Браво!», донесшихся сквозь тяжелый занавес, что-то шевельнулось в ее опустошенной душе. Сенда медленно подняла загримированное лицо и удивленно огляделась вокруг. В каком-то оцепенении она увидела, как остальные актеры быстро встали в ряд и взялись за руки.

– Скорее! – прошептал Шмария, обращаясь к ней. Он бесцеремонно поднял ее на ноги и вытолкнул в середину актерской шеренги. Стоящие рядом актеры взяли ее за руки.

Сенда повернула к нему голову.

– Что скажешь? Он усмехнулся.

– Достаточно послушать их!

– Я слышу, что они думают, – задыхаясь, проговорила она с блестящими от возбуждения глазами. – Я спрашиваю, что ты…

Занавес вновь поднялся, и Шмария отскочил в сторону. Оказавшись лицом к лицу со зрителями, актеры одновременно поклонились. Занавес снова начал опускаться. Сенда украдкой взглянула на ложу, в которой сидела царская чета. Она ничего не увидела. Шторы были плотно задернуты. Странное чувство разочарования охватило Сенду. Во время спектакля она не смотрела на царскую ложу и поэтому не знала, дождались ли царь и царица конца представления. Эта мысль отрезвила ее, слегка испортив триумф.

Аплодисменты по-прежнему не стихали.

За кулисами Шмария быстро расставлял актеров по парам, начиная со второстепенных. Взявшись за руки, они поспешно выходили на поклон, и порядок их выхода определялся важностью их ролей. Сенда и актер, исполнявший роль Армана, вышли последними, и на их долю выпали самые бурные аплодисменты.

Затем, улыбаясь самой обворожительной из имеющихся в ее репертуаре улыбок, Сенда вышла на сцену одна. Могущественные и важные титулованные русские аристократы не только встретили ее овацией, но и, отбросив свойственное им высокомерие, просто обезумели. Крики: «Браво! Браво!» неслись со всех сторон. В конце концов все – мужчины во фраках и мундирах, разнаряженные и сверкающие драгоценностями дамы – все как один поднялись со своих мест и аплодировали ей.

Стоя в одиночестве на сцене, кланяясь еще и еще, Сенда чувствовала, как зрительское восхищение волнами окатывает ее. Когда она в конце концов ушла за кулисы и занавес опустился, аплодисменты по-прежнему не стихали. И ей пришлось выходить снова и снова.

Все чувства Сенды были обострены, и она ощущала необычайный прилив жизненных сил. Сердце отчаянно колотилось и, казалось, вот-вот вырвется из груди. Ликование, более сильное, чем любой наркотик, переполняло ее.

В это невозможно было поверить. Она покорила их всех. Они больше не были просто ее зрителями. Они все как один стали ее почитателями. Они обожали ее; они боготворили ее; за какие-то два часа она полностью покорила их и стала первой актрисой столицы России.

Наконец занавес опустился в последний раз. Как во сне, Сенда ошеломленно подошла к стулу, раскинув руки, опустилась на него и лишь тогда ощутила успокоение. К ней подбежала вся труппа, окружив плотным кольцом, и на нее обрушился шквал хвалебных слов.

– Ты была восхитительна!

– Если бы мы знали, какая ты талантливая, мы бы давно давали тебе главные роли!

– Вероятно, мы сможем остаться в городе до конца сезона!

Объятия и поцелуи, восторги и комплименты исторгались в изобилии.

– Эй, – в конце концов добродушно произнес Шмария, – не хочется прерывать вас, но дайте же звезде вздохнуть спокойно. Ей ведь еще идти на бал.

Актеры неохотно стали расходиться.

Сенда пребывала в эйфории. Она чувствовала себя непобедимой, способной на вещи, которые прежде никогда не делала. Хотя прием, устроенный ей публикой, вдохновлял, теплые похвалы соратников-актеров значили для нее еще больше. Гораздо больше.

Но теперь самым важным было то, что она отправится на бал – со Шмарией. Она чувствовала всем сердцем, что сейчас это стояло на первом месте.

– Ну? – спросил Шмария, когда она сняла грим и немного отдохнула. – Чего ты ждешь? Разве ты не хочешь идти?

Они были в гримерной одни. Остальные давно ушли. В маленьком театре было тихо, как в гробнице.

– Идти? – переспросила она. – Куда?

– А ты сама как думаешь?

– Скажи это вслух, – нежным голосом попросила Сенда.

– Зачем?

Она снисходительно улыбнулась.

– Чтобы я на всю жизнь запомнила, как ты пригласил меня на бал.

По мере их приближения к бальному залу грациозные звуки вальса становились все громче. Несмотря на огромное количество комнат и коридоров, лабиринтами расходящихся во все стороны, Сенда была уверена, что и без помощи лакея смогла бы найти бальный зал, если бы просто положилась на свои слух и обоняние и пошла на звук музыки и нежный цветочный запах, витающий в воздухе. Звуки вальса притягивали ее как магнит.

Одни коридоры сменялись другими, одни салоны переходили в другие, еще более просторные. Но, когда отворились последние двери, ведущие в галерею второго этажа, величественного, как собор, бального зала, все предыдущие огромные покои померкли. Сенда остановилась, чтобы охватить взглядом его целиком. Она была ослеплена.

Десятки гостей сновали по широкой галерее, которая, подобно гигантскому балкону, полностью окружала второй этаж зала. Через каждые четыре метра балюстрады стояли ионические колонны, царственно возвышавшиеся от пола до потолка.

Вернувшись с небес на землю, Сенда отпустила провожавшего их лакея и в нетерпении потянула Шмарию к балюстраде. Перегнувшись через перила, она стала смотреть вниз на танцующих, казавшихся лилипутами в лом огромном зале. Картина бала заставила ее затаить дыхание. Внизу колыхалось людское море: дамы в шуршащих пышных платьях скользили в танце в объятиях своих партнеров – нижние юбки белой пеной мелькали из-под дамских нарядов, нежные плечи были обнажены, а благородные шеи, головы и руки размещали на себе невиданную по богатству коллекцию драгоценностей. А мужчины! Они были как на подбор элегантными красавцами, каких она и не видывала, – высокие, изящные, с ухоженными бородками, одетые либо во фрачные пары, либо в перевитые золотыми аксельбантами мундиры, в начищенной до зеркального блеска обуви – они были под стать своим дамам.

Овальный зал был полон гостей. Они разговаривали, смеялись, обменивались пикантными сплетнями или разглядывали парочки, грациозно кружащиеся на зеркальном полу под двойным рядом двенадцати массивных хрустальных люстр, подвески которых переливались как бриллианты. Каждая люстра была утыкана кремовыми мерцающими восковыми свечами, расположенными в четыре яруса. В нише, образованной оранжерейными пальмами, в дальнем конце зала играл оркестр.

Какие это были сладостные звуки! Какое восхитительное зрелище!

– Вот вы где! – задыхаясь, прощебетала графиня Флорински, со всех ног заспешив навстречу Сенде и Шмарии. Взмахом раскрытого веера она отпустила провожавшего ее лакея. – Дорогая моя, ваша игра была совершенно изумительна! – с чувством сказала она и трижды расцеловала Сенду. Затем отступила назад и пристально оглядела Шмарию. – Красив, – похвалила графиня, кивая головой. – Да, очень, очень красив. – Прищурившись, она посмотрела на Сенду. – Советую вам быть поосторожней, а не то я уведу его от вас! – После необходимых представлений эта кипучая женщина взяла их под руки. – А теперь нам пора, мои дорогие, и, пожалуйста, поторопитесь, – хихикнула она. – Княгиня просто умирает от желания познакомиться с Дамой с камелиями. Мне велено привести вас к ней, как только вы появитесь!