Текст книги "Плохо быть богатой"

– Тебе хорошо бы сейчас выпить, – решительно заметил Р.Л. – Давай-ка заглянем ко мне, это недалеко. Она кивнула, и он жестом подозвал швейцара в белых перчатках, застывшего в почтительном полупоклоне. Они смотрели, как швейцар устремился в поток автомобилей и замахал рукой первому же проплывающему мимо такси.

Р.Л. подвел Эдвину к машине. Она шла уже свободнее, не так напряженно, не приваливаясь обессиленно к его плечу. Р.Л. помог ей сесть в машину и сунул чаевые в руку швейцару. Затем сел рядом с ней и рывком захлопнул дверь.

– Семьдесят первая, между Парк-авеню и Лексингтон, – скомандовал он водителю.

23

– Метель, – пробормотал мэр Нью-Йорка угрюмо. – Носом чую, когда она приближается. – Он засопел, словно принюхиваясь, и легонько постучал пальцем себя по носу. – Еще пару часов, и начнется. Департамент по очистке улиц уже начеку, но в рабочем состоянии всего лишь шестьдесят пять процентов снегоочистителей. Ну что тут можно сделать? – Он обреченно смахнул в сторону лежавшие на коленях бумаги.

Рядом с мэром, в другом углу заднего сиденья его темно-синего городского автомобиля, легко мчавшегося вверх по федеральному шоссе в сторону Грейси-Мейсн, устроился комиссар полиции. Лампа для чтения на длинном подвижном штативе, прикрепленная сзади, изливала мягкий свет на колени мэра. По встречной полосе вспыхивали, приближались, увеличивались, и со свистом проносились мимо яркие фары встречного потока машин. По контрасту с быстрым дорожным движением башни Манхэттена казались сверкающими декорациями, медленно движущимися по сцене.

Инспектор Кочина сидел на переднем сиденье, обернувшись назад. Взгляд его был устремлен куда-то поверх голов мэра и комиссара. В заднее стекло он видел то выныривающие, то исчезающие вновь огни идущего следом его собственного неприметного полицейского автомобиля, за рулем которого сидела Кармен Толедо.

Тема снегоочистителей мгновенно была забыта, и мэр сосредоточил внимание на Фреде Кочине.

– Отвратительное происшествие, это убийство, – проговорил он сокрушенно, и уголки его губ напряглись. Кольцо редких непокорных волос обрамляло значительную лысину, отчего мэр напряженно вскидывал голову. – Почему оно должно было случиться именно в Верхнем Ист-Сайде? Толпа людей, облеченных властью, накинется на нас со всей силой, если убийца не будет найден. – Он тяжело вздохнул и потер лысеющую голову. – Сам не пойму, чего ради я занял это неблагодарное место?

– Газеты „Ньюс" и „Пост" не оставят нас в покое, – пробурчал полицейский комиссар, к нижней губе которого приклеилась незажженная сигара. Его лицо то освещалось, то вновь погружалось в темноту в зависимости от проносящихся мимо машин. Это был крупный мясистый чернокожий с лицом бульдога; его темно-синий костюм, судя по всему, был сшит еще в те времена, когда хозяин его весил на добрых шесть килограммов меньше. – Мои люди в обеих газетах позвонили мне, чтобы предупредить, какие завтра в них появятся заголовки. Хотите послушать, что они там насочиняли?

– Избавь меня от этого кошмара, Джек, – поспешно и горько отмахнулся мэр, отворачиваясь в сторону и глядя в окно на черневшую вдали реку. – Я и так скоро все узнаю.

– Я хочу, чтобы вы как можно скорее распутали это дело, обратился комиссар к Кочине. – Вынув изо рта сигару, он принялся помахивать ею в такт каждому произнесенному слову. – Это нужно было сделать еще вчера.

– Мы стараемся, – буркнул Кочина. – Значит, нужно стараться сильнее, черт возьми! Я требую, чтобы дело было раскрыто, и как можно быстрее! – Комиссар откинулся назад, снова воткнул в рот сигару и принялся катать ее между зубами. Кочина молча следил за ним.

– Не думаю, что это так просто, сэр, – спокойно заметил он. – А кто сказал, что в этом городе хоть что-то делается просто? – пророкотал комиссар. – Нью-Йорк есть Нью-Йорк…

– Да, сэр, но мы с вами обсуждаем не обычное убийство на бытовой почве. Не хочу сеять тревогу, но не исключено, что речь идет о разгуливающем на свободе психе. Нужно быть готовым к самому худшему.

– У вас есть доказательства? – требовательно произнес комиссар.

– Пока нет, сэр. Но, судя по всему, Вайяна Ферроу – не последняя скальпированная жертва, которую нам предстоит увидеть.

– О, Господи спаси! – простонал мэр. – Вы хотите сказать, это маньяк-убийца? Еще один „Джек-потрошитель"?

Кочина посмотрел ему прямо в глаза.

– Возможно… хотя, может, и нет. Нам пока остается только надеяться на удачу.

– Маньяк-убийца! – Мэр закатил глаза, обессиленно привалившись к спинке сиденья. – Только этого нам не доставало! Весь Верхний Ист-Сайд вооружится, а женщины будут бояться высунуть нос на улицу!

– Кочина, – угрюмо буркнул комиссар, – если вы правы, то нам необходимо найти этого ублюдка сверхбыстро. Прежде, чем он убьет еще кого-нибудь. Вы знаете, как действовать. Сколотите специальную бригаду. Приглашайте любые силы из любого приглянувшегося вам полицейского участка. Если почувствуете какое-то сопротивление – пусть звонят мне. Но расследуйте этот случай во что бы то ни стало! Ни один из полицейских умников не смеет помешать расследованию!

– И умоляю вас, – подхватил мэр, – что бы вы ни делали, постарайтесь не слишком оповещать окружающих о своих подозрениях… Ну, что тут замешан маньяк… Если об этом прознает пресса, в городе поднимется паника.

24

Эдвина не заметила, как такси подкатило к стоянке напротив дома Р.Л. Ее мысли были совершенно в другом месте – она все еще прокручивала в сознании события этого кошмарного вечера, возвращалась мыслями к своему офису… Точнее, поправила она себя, к тому, что было ее офисом еще двадцать минут назад. Пока Р.Л. ждал ее в такси, остановив машину на 7-й авеню, 550, она метнулась внутрь и, присев за столик у входа, яростно нацарапала несколько слов об отставке. Затем, прошагав по плохо освещенному коридору к кабинету Антонио, со всего маху припечатала заявление посередине его массивного стола со стеклянной столешницей, прижав сверху одной из драгоценных наград фирмы „Коти".

Каким-то образом, подумала Эдвина, этот смерч событий – ее отставка и уход с многолюдного вечера – уменьшили боль, но сейчас она почувствовала себя намного хуже. Боль стала резче. Ее жгла изнутри взрывоопасная смесь ярости и страдания, усиленная чувством отвращения, обиды, незаслуженного унижения.

Неужели Антонио не мог отозвать ее в сторону и один на один поведать о своем намерении? Нет, ей пришлось узнать обо всем от Класа – да еще в присутствии всей этой толпы!

Она позволила Р.Л. вывести себя из такси и проводить к центральному входу. Она едва понимала, где находится. Поднимаясь в его двухэтажную квартиру, Эдвина автоматически оглядывалась, не вполне понимая, что происходит. Что она здесь делает? Если у нее и было какое-то желание, так это забиться в угол в каком-нибудь безопасном местечке и в одиночестве зализать свои раны.

– Я приготовлю что-нибудь выпить, – улыбнулся Р.Л. – Думаю, нам обоим это не помешает.

Она застыла на месте, обхватив себя руками, пока он бесшумно шел по ковру к столику, на котором был представлен богатый выбор бутылок, графинов и бокалов. Она услышала звон хрусталя и звук льющейся в бокалы жидкости. Р.Л. повернулся к ней, протянув бокал. Эдвина молча приняла его, задумчиво вглядываясь в янтарную жидкость, словно решая, как поступить с ней.

Р.Л. осушил свой бокал до дна и взглянул на нее. Она по-прежнему пребывала в какой-то своей реальности, пронизанной болью.

– Выпей, – мягко приказал он, ставя свой бокал на столик. Подчиняясь, она поднесла напиток к губам и одним махом проглотила его, даже не поморщившись и не заметив, что это прекрасное выдержанное бренди. Но животворящая сила напитка взяла свое: волна согревающего тепла поднялась из глубины, взбодрив, вернув к жизни.

Эдвина с благодарностью взглянула на Р.Л. снизу вверх. Похоже, он всегда абсолютно точно знает, что и когда нужно сделать, словно ему дано заглянуть в ее мысли и предугадать ее желания.

– Тебе получше? – спросил он, забирая бокал из ее рук и ставя его на столик.

– Немножко, – кивнула она. Ее взгляд чуть дольше задержался на нем. Какие у него большие зеленые и прекрасные глаза, подумала Эдвина. Глубокие и согревающие. Казалось, они пронзают ее насквозь, вызывая пожар где-то внутри.

Словно в гипнозе, она не могла отвести от него глаз. Дыхание перехватывало, жаркая волна поднималась из глубины, захлестывая, затуманивая сознание.

– Ну, а теперь забудь обо всем, что произошло на этом вечере. Ничего этого больше нет. Все случилось в каком-то другом мире, за стенами этого дома. Сейчас существуем только мы с тобой. Ты и я – единственная реальность…

Эдвине казалось, что воздух комнаты наэлектризован до предела. Только сейчас она уловила тонкий приятный запах одеколона, исходящий от Р.Л., неяркое освещение, бросающее мягкие тени на его лицо, надежную тишину и спокойствие его дома, в котором существовали только они. Ее охватило смятение.

Боль постепенно утихала, отступая, превращаясь в какое-то смутное воспоминание, злость, сжигавшая ее изнутри, исчезла.

Да что же с нею происходит?

Она вспыхнула, едва Р.Л. сделал шаг ей навстречу, и откинула голову, чтобы по-прежнему видеть его глаза, не в состоянии освободиться от тех чар, которыми они ее окутывали. Она не могла думать ни о чем другом, только об Р.Л. – его росте, ширине его плеч, блеске его кожи. Интересно, это она придумала, или действительно при ближайшем рассмотрении он оказывается еще красивее?

Он поднес руку к ее щеке, и она едва не задохнулась, когда нежные пальцы слегка коснулись ее кожи и мягко скользнули по лицу. Одного его прикосновения было достаточно, чтобы внутри опять полыхнуло пламя.

Они смотрели друг на друга не отрываясь. Эдвине показалось, что ноги ее слабеют, становятся ватными. Его ласковые прикосновения, казалось, высекают искры. Удивительно, что обычные человеческие руки могут вызвать такую реакцию.

Р.Л. внимательно наблюдал за ней.

– Ты так красива, – промолвил он, и ей показалось, что это не просто слова, – она не просто слышит его голос, но ощущает на себе согревающее дыхание этой фразы. Его пальцы неспешно коснулись ее губ. – Знаешь, сколько я мечтал об этом моменте? О нашей встрече?

Ее глаза широко распахнулись. Он медленно склонил голову, касаясь губами ее губ.

Эдвина затрепетала, как от удара током. Она закрыла глаза, и его поцелуй стал глубже, настойчивее. Губы ее приоткрылись, отвечая ему. Руки Р.Л. скользнули вниз – одна застыла на обнаженной спине, другая по впадине на спине опустилась к ягодицам. Он властно притянул ее к себе, крепко прижав к груди.

Спустя мгновение его губы оторвались от ее губ, и Эдвина открыла глаза. Р.Л. смотрел на нее сверху вниз, улыбаясь, и она ответила ему встречной улыбкой.

Застывшая на спине рука скользнула вниз, нежно поглаживая мягкие изгибы и волнующие выпуклости ее бедер сквозь шелк вечернего наряда.

– Эдс… – прошептал он.

В прикованном к нему взгляде Эдвины застыл немой вопрос.

– Где ты была все эти годы? Как я мог жить без тебя?

– Это не ты, это…

– Тс-с! – прервал он ее, коснувшись пальцем ее губ. – Не говори не слова!

Затем он снова склонился к ее лицу, еще крепче сжимая ее и притягивая к себе. На этот раз поцелуй был более нетерпеливым и жадным, и она ответила ему так же нетерпеливо, упиваясь ощущением его теплых губ, твердых белых зубов и мягкого языка. Ей казалось, что грудь ее вот-вот расплющится в его объятиях, безошибочно отмечая его растущее возбуждение, пока еще сдерживаемое, но уже страстно устремленное навстречу ей. Эдвина жадно обвила Р.Л. руками, впиваясь пальцами в его бицепсы.

Голова кружилась. Этот поцелуй парализовал ее; казалось, он будет длиться вечно. Его нежные взыскательные пальцы начали медленно раздевать ее. Сначала убийственно-розовый пояс, затем, нащупав, Р.Л. расстегнул молнию на спинке желтовато-зеленого лифа, так что шелк, распахнувшись, медленно поплыл вниз, подобно шелестящему лопнувшему кокону. Не торопясь, он провел рукой по узкой, расширяющейся книзу юбке, сгоняя ее по бедрам, пока она, шурша, не скользнула вниз сама по себе, волнами окутав ее щиколотки.

Эдвина вздрогнула, внезапно ощутив обнаженным телом волну прохладного воздуха. Это была изысканная пытка, агония намеренного сдерживания бушевавших страстей. Желание нарастало в ней, обдавая жаром. Силы отказывали, она готова была уступить, сдаться в этой неспешной любовной игре.

Очередное прикосновение Р.Л. бросило Эдвину в дрожь. Его пальцы медленно двигались по ее безупречному телу, губы продолжали целовать ее. Они дышали друг другом, как бы черпая и одновременно делясь с другим дыханием, чувствуя жажду друг друга и откликаясь на малейшее взаимное желание.

– О Боже! – выдохнула Эдвина, когда он наконец медленно оторвался от ее губ. Р.Л. принялся снимать с себя одежду, но она быстро остановила его: – Нет!

– Голос ее прозвучал приглушенно, но настойчиво.

– Дай мне!

Он застыл, подчиняясь ей, и теперь уже ее руки метнулись к вороту его рубашки, легкие, как перо, пальцы освободили узел галстука-бабочки, вынули запонки и булавки из его рубашки. Сдерживая себя, чтобы продлить эту прелюдию любви, тон которой задал Р.Л., Эдвина скользнула рукой в распахнутый ворот рубашки и с наслаждением погладила ладонью его покрытую завитками волос грудь, слегка помассировала соски и лишь потом плавно провела рукой по животу.

Теперь настал его черед вздрогнуть, задохнувшись от страсти. Эдвина принялась расстегивать пояс на брюках, и Р.Л. замер, затаив дыхание. Так же, как и он, она не отрывала от него взора, глядя в его теплые зеленые глаза, зачаровывая его, как только что зачаровывал ее он.

Внезапное открытие потрясло ее: ее лоно увлажнилось. Наблюдая за сладкой пыткой-агонией, которую испытывал Р.Л., Эдвина и сама теряла голову.

Следующий поцелуй был ее. Одной рукой она притянула к себе его голову, а другой расстегнула молнию на брюках. Ее нежные пальцы коснулись сквозь ткань его плоти, возбужденной и жадной, рвущейся к ней, вгоняя Р.Л. в дрожь.

Эдвина старалась справиться с охватившим ее нетерпением. Спокойно, сдерживала она себя, не спеши… Как прекрасно касаться его, лаская, наслаждаться его силой…

О Боже, так может продолжаться вечно! Она провела рукой по бедрам Р.Л., и он закрыл глаза. Она слышала его учащенное дыхание. Быстрым движением она стянула с него брюки.

Теперь уже ни один из них не в состоянии был противиться желанию. Быстро перешагнув через упавшую на пол одежду, Р.Л. подхватил Эдвину, поднял ее на руки. Пока он легко, без усилий, нес ее по накрытой ковром лестнице на второй этаж в свою спальню, она доверчиво прильнула к его груди. Слушая все ускоряющееся биение его сердца, она еще крепче прижалась к нему, чувствуя щекой его успокаивающее тепло. Ей казалось, что все происходит в полусне: она плывет по воздуху, а перила лестницы отступают, растворяясь, по мере того как они приближаются к его спальне. Какая тишина в этих комнатах! Какое прекрасное убежище можно обрести здесь!

Р.Л. ногой толкнул дверь, распахивая ее настежь.

Огромная комната была залита таинственным светом, отбрасывающим по сторонам сказочные тени.

Р.Л. нежно опустил ее на мягкую постель, застланную тонкими золотистого шелка простынями. Она наблюдала, как он опускается на кровать рядом с ней. Его губы коснулись ее в легком поцелуе. Лоб. Губы. Шея. Грудь… Каждое прикосновение было изысканно-чувственным, намеренно возбуждающим.

Он неспешно вошел в нее, двигаясь нежно и бережно. Почувствовав в себе его силу, Эдвина не могла больше сдерживаться. Крепко обняв его, она настойчиво и жадно притянула его к себе.

Движения, поначалу медленные, постепенно ускорялись. Каждый его порыв отдавался в ней утонченной мелодией, уносил на новый уровень чувственного наслаждения. Секс как бы возвращал ей силы, помогая возродиться вновь. Она почти физически ощущала, как одна часть ее умирает, давая жизнь чему-то новому.

Слезы подступили к глазам, и она тихо застонала. Их тела – ее, с нежной смугловатой кожей, тугой и натянутой, сверкающее влажным блеском, и его, крупное, сильное, с рельефной мускулатурой – слились воедино.

– Возьми меня, Р.Л., возьми меня… – простонала Эдвина.

Словно следуя ее мольбам, движения его ускорились, сделавшись более нетерпеливыми, упорными, сокрушающими.

Ее лицо исказилось, словно от невыносимой боли, однако в глубине глаз сверкал огонь восторга.

Затем наступил оргазм. Волны накатывали на нее неустанным прибоем, с силой разбиваясь о берег…

Наверное, такова смерть. Или жизнь? Скорее всего, это конец одного и начало другого. Настоящее и будущее слились воедино, неразрывные, как луна и звезды.

Ей бы хотелось, чтобы это длилось вечно… Вечно… Эдвина почувствовала, как напрягся Р.Л. Откинувшись назад, он издал глубокий, исполненный страсти стон; тело его сотрясалось. Эдвина страстно притянула его к себе, дождавшись последнего вздоха, и они слились в объятиях, постанывая от наслаждения, уносясь за пределы реальности и самого времени, в космос, за пределы мироздания.

Они еще долго лежали рядом, опустошенные, слившись воедино, тяжело, прерывисто дыша.

Наконец Эдвина изумленно тряхнула головой, постепенно приходя в себя. Р.Л. все еще держал ее в своих объятиях, и чтобы увидеть его, ей пришлось выгнуться и отстраниться. Ее глаза сияли в полумраке.

– У меня такое чувство, будто я только что вернулась с другой планеты! Мы всегда были такими молодцами?

Приподнявшись на локте, он откинул с ее лица прядь непослушных блестящих волос.

– Неужели ты не помнишь? – спросил он тихо, все еще прерывисто дыша.

– Это было так давно, Р.Л… – Она закусила губу, словно стараясь сдержать накатывающие слезы. Потом быстро отвернулась и добавила шепотом: – Невыносимо, непростительно давно…

– Всего лишь четырнадцать лет назад, – беззаботно заметил он.

– Нет. – Она тряхнула головой и медленно повернулась, устремляя на него взгляд. – Я говорю о другом. – Она продолжала глядеть ему прямо в глаза. – Я не была с мужчиной… несколько лет…

Он потрясенно смотрел на нее. Не отводя глаз, она потянулась и нежно положила руки ему на лицо, словно забрав его в рамку. Преданно, с любовью разглядывая его, Эдвина искренне прошептала:

– Спасибо тебе.

Вместо ответа он быстро перекатил ее на спину, глядя на нее сверху вниз, затем, уткнувшись носом ей в щеку, пробормотал:

– Ночь еще только началась… Да и мы тоже. – Хитро поглядывая на Эдвину, Р.Л. осыпал ее поцелуями. – Все это только начало.

И, как бы в доказательство этих слов, Эдвина почувствовала вновь его нарастающее возбуждение.

Уж если занятия любовью не лучшее лекарство от боли, успела подумать она, тогда что же?

25

На Шэрон Кочине были джинсы, одна из клетчатых фланелевых рубашек мужа и теплые гетры, оставляющие босыми ноги. Длинные рыжеватые волосы собраны на затылке и скреплены черепаховой заколкой. Драгоценности она не любила, однако запястье украшал золотой браслет фирмы „Картье", который муж подарил ей в этом году на день рождения. Шэрон уютно устроилась на софе в гостиной, поджав под себя ноги.

Любая другая женщина выглядела бы в этой позе обольстительной, но о Шэрон этого сказать было нельзя. Да ее и трудно было назвать обычной женщиной. Фред Кочина нередко ловил себя на том, что подчас жена кажется ему сказочным лесорубом Полом Беньяном женского пола: огромная валькирия, на добрых две головы возвышающаяся над самой высокой женщиной. Прямоугольная, с острыми чертами и тяжелым подбородком, она была безгрудой, плоской там, где у других женщин волнующие выпуклости, с крепкими, как колонны, ногами.

Миссис Фред Кочина была не просто женой полицейского – многие знали Шэрон как доктора медицины, уважаемого психиатра, успешно практикующего под своим девичьим именем – Шэрон Мэдфорд.

Казалось бы, грузный детектив с картофелиной вместо носа и высоченная женщина-лошадь – существа довольно бесполые, однако их отношения отличала особая магия. Даже после долгих лет супружества их сексуальная жизнь была настолько ярка и разнообразна, что могла вызвать зависть у многих молодых.

– Так-так, давай-ка вернемся к началу, – мягко, но настойчиво проговорила Шэрон. Где-то в глубине квартиры тихо „просилась на луну" Билли Холидей. Комната тонула в полумраке, освещенная лишь мерцающими свечами, водруженными в крошечные стеклянные подсвечники. – Убийца – кто бы он ни был – вовсе не обязательно порождение зла, Фред. Ты должен исключить это слово из своего лексикона. Видишь ли, в данном случае нельзя вести речь о добре и зле.

– Вы, психиатры, не перестаете меня удивлять, – покачал головой Кочина. – Да он просто чудовище. Иначе и быть не может. Кто же еще способен на подобное?

Она провела пальцем по краю банки с пивом, которую держала в руках, с наслаждением отпила глоток и спокойно посмотрела на мужа.

– Психиатры редко дают оценочные суждения, ты это знаешь. Различие между добром и злом – это проблема церкви и человека лично.

Несмотря на расхождения во взглядах, Кочина смотрел на жену влюбленными глазами. Подчас его выводили из себя ее рассуждения, но ни с кем другим эти проблемы он обсуждать бы не стал. Неважно, что люди видят в ней прежде всего гигантское плоскогрудое существо женского пола с ногами-тумбами и торсом баскетболистки. Любовь слепа. Для Фреда Кочины она самая прекрасная и желанная женщина в мире.

– Значит, ты не считаешь его чудовищем?

– Профессионально? – Шэрон, нахмурившись, уставилась на банку с пивом. – Нет. Он не чудовище, – она покачала головой, – и не воплощение зла. Его нельзя даже назвать „плохим" в том смысле, в каком это слово употребляется в учебниках.

Он помолчал, рука, державшая банку с пивом, застыла на полпути ко рту:

– Тогда кто же он?

– Больной, – ответила она просто.

– Вот уж поистине слово психиатра! – колко заметил он. – И все же я не могу с тобой согласиться.

– Да я этого и не требую. – Она сухо улыбнулась.

– Ты полицейский, и ты смотришь на вещи с другой стороны.

– Да ладно, говори, что знаешь. – Он последним долгим глотком опорожнил банку, скомкал ее и нахмурился, как бы прислушиваясь к голосу Билли Холидей, затем испытующе посмотрел на жену. – Хорошо. Ты высказала мне точку зрения доктора Шэрон Мэдфорд, теперь скажи, что ты думаешь об этом лично? Что думает Шэрон Кочина?

Она задумчиво подняла на него глаза.

– Лично я… – вздохнула женщина, – что ж, я вынуждена согласиться с тобой. Конечно, это чудовище и порождение зла, и его необходимо изолировать от людей навечно. Тут уж ничего не попишешь. – Она смущенно улыбнулась. – Я ведь тоже всего лишь человек, – пожав плечами, как бы виновато объяснила Шэрон. – Хоть на том спасибо.

Забрав у мужа смятую банку, Шэрон поднялась, чтобы принести с кухни пару новых. Вернувшись в комнату, она открыла банку, громко щелкнув крышкой, и они заговорили о других случаях нашумевших убийств.

– Ты неверно все воспринимаешь, Фред. – Шэрон опять неодобрительно покачала головой. – Этот самый „Сын Сэма", этот убийца из Калифорнии, – вовсе не зло само по себе. Просто он не похож на нас с тобой, как и на большинство других людей. Что-то жуткое, больное в их душах заставляет их совершать эти ужасные вещи. Если как следует покопаться в их прошлом, выяснится, что когда-то давным-давно они пережили ужасные страдания. Когда-то в юношеские годы их… э-э… умственно уничтожили, разрушили.

– Ну, а этот любитель скальпов? Что доктор Мэдфорд может сказать о нем?

Она вздохнула.

– Полицейские психиатры изучают почерк преступления? – Шэрон метнула на него вопросительный взгляд.

– Да, – кивнул он. – Но твоему мнению я доверяю больше.

– Очень мило, хотя и довольно глупо. По мне судить нельзя. Психиатры и психологи – народ особый, ты же знаешь. Как нельзя сравнивать результаты работы одного из них с тем, чего добился другой. По-твоему, я просто псих. Иногда я сама удивляюсь…

– Ну? – мягко попытался он вернуть ее к теме. – Этот любитель скальпов…

Она нахмурилась.

– Судя по тому, что ты рассказал мне, – Шэрон тщательно подбирала слова, – я бы рискнула предположить, что его сильно третировали в годы формирования его личности.

– Женщина?

– Возможно, но опять же не обязательно. Помни, мы ничего конкретно о нем не знаем. Мы можем только предполагать, а кто как не полицейский, лучше всех знает, насколько опасны бывают предположения.

– Да, – он невесело рассмеялся, – но это все же лучше, чем ничего.

– Это тоже еще неясно.

Кочина смотрел, как жена поднесла к губам банку с пивом, отпила из нее, а затем утерла рот рукавом. В том, как она тянула пиво прямо из банки, не было ничего женского. Едва ли эту манеру можно было отнести и на счет ее профессии. Она проделывала это с удовольствием, как парень: каждое движение исполнено уверенности, ни намека на кокетство или изысканность. Именно это он в ней и любил – откровенную уверенность, свободное от всякой ерунды умение быть самой собой.

– Ты считаешь, – спросил он медленно, – что этот парень убивал и скальпировал ради забавы?

– Ради забавы? – Она наклонилась вперед и резко поставила банку с пивом на кофейный столик среди мерцающих свечей. – Ради забавы? – еще раз повторила она, словно боясь, что неверно его расслышала. – Ты хочешь сказать, для развлечения? Да ни в коем случае. Возможно, внешне это выглядит именно так, однако внешность обманчива. У меня нет ни малейших сомнений: этого парня что-то мучает, Фред. Его тянет к насильственному превышению предела допустимого, как других людей тянет к успеху.

– О да! – Его губы скривились в насмешливой улыбке. – Но между ними есть одно существенное различие.

– И есть, и нет.

– Да можешь ты хотя бы признать, что мы говорим сейчас о психопате?

– Гм-м… – Ее густые брови сошлись на переносице в серьезной сосредоточенности, придающей ей особую вдумчивость и осторожность.

Ну просто Верховный судья, подумал Фред. Не хватает только мантии и молотка.

– Ты, конечно, можешь так его называть, – признала она наконец, – хотя профессионалы скорее сочтут его социопатом.

– Гм… – Теперь пришел его черед свести брови в раздумье. – Я все еще продолжаю путать психов с социально-опасными типами.

– Учебник определяет психопата как индивидуума, чье поведение антисоциально и преступно.

– А социопата?

– Это человек, чье поведение не просто антисоциально, но, что куда более важно, у него отсутствует чувство моральной ответственности, или социальное сознание.

– И поэтому у него нет угрызений совести?

– Даже и не пахнет.

– Не вижу большого отличия от психопата.

– Ну, на поверхностный взгляд, наверное, так. Но ты же видишь: если у него совершенно отсутствует чувство моральной ответственности, если его не удручает совесть…

– Тогда, что бы он ни делал, его поступки нельзя расценивать в категориях „хорошо-плохо", – закончил он ее мысль. – По крайней мере, по отношению к нему.

– Совершенно верно, – кивнула она с серьезным видом.

– О Господи! – прошептал он, резко выпрямившись. – Ты понимаешь, что говоришь?

– Да, – отозвалась она, – и слишком хорошо. Если он социопат, тогда он очень опасен. И, если он вновь почувствует позыв убивать и увечить, что ж… Его никто не сможет остановить. Ничто и… никто.

– Вот дерьмо!

– Дерьмо, совершенно верно. Запомни: для человека, полностью лишенного совести, убийство – примерно то же самое, что, скажем, почистить зубы или выдавить прыщ. В его сознании не существует категории „правильно-неправильно".

Он снова тяжело опустился на софу, задумчиво потирая лоб неуклюжими пальцами.

– Так как же, по-твоему, его найти?

– Единственно возможным способом, – отозвалась Шэрон. – Старомодным детективным расследованием. Но только не рассчитывай, что у тебя будет хоть какая-то зацепка, разве что он решит поиграть с тобой или в тайне хочет быть пойманным. Не исключено, что он куда более умен, чем ты предполагаешь. Социопаты могут быть очень яркими личностями. Ты можешь сталкиваться с ним каждый день, но тебе даже в голову не придет, что он на самом деле собой представляет. Внешне он может даже казаться куда более нормальным, чем любой из нас. Кто знает? Он вполне может работать – поваром в буфете, например. Или комиссаром полиции. Или быть актером, лауреатом премии „Оскар". Даже председателем правления клуба „Форчун 500".[6]6
  Список пятисот крупнейших корпораций США, ежегодно публикуемых журналом „Форчун".


[Закрыть]

Кочина глубоко вздохнул, надув щеки, и с шумом выпустил воздух наружу.

– Итак, ты хочешь сказать, что можно не надеяться на психа с диким взглядом и всклокоченными волосами?

– Это уж точно. Почти наверное это не так.

– Прекрасно! А что ты скажешь о скальпировании? Признаюсь, этого я совершенно не могу понять. Это-то он ради чего делает?

Она возвела руки к небу, затем резко уронила их на колени.

– Ну, вот и начали все сначала – опять возвращаемся к догадкам и предположениям. – Она строго взглянула на мужа.

Фред выжидательно молчал.

– Ну, ладно, вздохнула Шэрон и отхлебнула немного пива, обдумывая свой ответ. Наконец подняла глаза и посмотрела мужу в глаза. – Предположим, он ненавидит женщин и испытывает неодолимое желание их наказать. Это достаточно очевидное предположение.

– А скальп – трофей с места убийства? – Ты хочешь сказать, вещичка на память, чтобы напоминать о его победе над женщинами?

Фред кивнул.

– Возможно. – Шэрон пожала плечами. – Но все может оказаться значительно сложнее. Вполне возможно – с большим допуском, конечно, – что в некоем порочном, извращенном сознании он хочет быть женщиной.

– Что? Я уже совсем ничего не понимаю.

– Фред, – проговорила она смущенно. – Тебе никогда не приходило в голову, что он, не исключено, – обрати внимание, я говорю не исключено, – что он, не исключено, хочет быть жертвой?