Текст книги "Плохо быть богатой"

Эдвина неподвижно застыла в кресле. Даже подняться с него – эти героические усилия ей сейчас не под силу. Мрачная, унылая реальность, усиленная депрессией, повергли ее в полное оцепенение. Какой же она была дурой! Собственная дизайнерская фирма! Собственное имя! Какая непростительная, детская самонадеянность!

Нужно признать, старушка, жестко сказала она себе, что проблема тут не только в деньгах. Не только в человеке, который хотел бы вложить их в твою затею. Цель куда глубже – внедриться в одну из самых эфемерных сфер на земле, сопряженных к тому же с провалами. Задумайся над этим! Несмотря на постоянное внимание и шумиху, раздутую средствами массовой информации, на все внешние признаки успеха и ослепительный взлет, даже дом Кристиана Лакруа – подумать только! – потерял четыре с половиной миллиона долларов в течение одного только первого года работы. А Стефен Спруз? А Дэвид Камерон? Только вспомни, что с ними случилось! И список этот можно продолжать до бесконечности. Ей лучше, чем кому бы то ни было, известно, что даже самый одаренный модельер-дизайнер, чьи коллекции пользовались потрясающим успехом, в одно мгновение может потерять все свои деньги.

Так что открой глаза, детка. С чего это ты решила, что миру нужен еще один модельер?

Эдвина сидела в кресле, как каменный истукан, чувствуя, что кровь стынет в жилах.

И еще одно важное обстоятельство, продолжала лихорадочно работать ее мысль. Откуда в ней такая уверенность в своей гениальности? А если окажется, что она – самая обыкновенная посредственность? К тому же самовлюбленная и самонадеянная, не умеющая увидеть, что в ней нет тех качеств, которых требует от своих служителей сфера моды?

Нет, необходимо остановиться, прекратить эти убийственные рассуждения. Эдвина устало потерла лицо руками. Нужно попробовать взглянуть на ситуацию более рационально, по-деловому. Может быть, необходимо сравнить собственные идеи с теми, что уже были на рынке раньше, посмотреть, могут ли они состязаться с ними? Вот это уже неплохая мысль! Под это дело не грех даже чуточку передохнуть и… Но нет, на то, чтобы вернуться к началу семидесятых годов, а то и в шестидесятые, уйдет уйма времени. Она должна отследить успехи, а еще более важно – неудачи различных коллекций одежды и различных дизайнеров, постараться понять, кто и что было снесено на обочину, а если получится, постараться и выяснить почему. По крайней мере, так у нее появится более прочный шанс не повторить чужих ошибок. Ведь не секрет, что на каждое королевское имя, будь то Ральф Лорен, Валентино или кто-то еще, приходится по дюжине вундеркиндов, взлетевших на мировые подмостки лишь для того, чтобы безжалостные законы выживания, действующие в мире моды, смели их, не оставив и следа.

Без суеты, лишь горестно вздыхая время от времени, Эдвина принялась расхаживать по комнате, снимая с встроенных книжных полок модные журналы и раскладывая их стопками вокруг себя. Спустя какое-то время в комнате вырос Манхэттен в миниатюре, со своеобразными неустойчивыми небоскребами, доходившими ей до груди, – кипами журналов. Может, лучше расположить их по-другому? Она осторожно переложила их, перестраивая Манхэттен в Стонхендж.[8]8
  Крупнейшая мегалитическая культовая постройка второго тысячелетия до н. э. в Англии близ города Солсбери.


[Закрыть] Вот так-то лучше. Определенно лучше. Подобно жрице их высшей касты, Эдвина уселась в центре своего ошеломляющего бумажного храма, скрестив ноги. Потянувшись, она сняла верхние журналы из каждой стопки, образовав из них новую, поменьше: сюда вошли только апрельские выпуски журналов за 1989 год.

Итак, она полностью готова к их изучению. Взяв в руки верхний журнал из новой стопки, Эдвина церемонно водрузила его на колени и принялась листать. Конечно же, это мог быть только „Вог". Какой же еще журнал может позволить себе немыслимое количество страниц – 564! Эдвина медленно, страница за страницей, листала журнал. За „Вог" последовал „Харперз базар", затем „Elle".

Так постепенно, шаг за шагом, она выстраивала в ряд образцы одежды грядущих сезонов, обретающих, наконец, четкий визуальный ряд. Где-то в глубине ее души что-то дрогнуло, сдвинулось, сначала едва заметно, словно легкое порхание колибри, постепенно набирая мощь, как могучие взмахи воронова крыла. Если она не ошибается – а похоже, что нет, – то, о чем она лишь догадывалась, оказалось правдой.

– Ты знаешь, старушка, – изумленно пробормотала она, – а твои модели вовсе не так уж и плохи!

Прошло еще полчаса, и Эдвина еще раз сменила представление о собственных разработках, гордо выпрямившись и расправив склоненную вперед спину.

– Неплохие, черт возьми? – проговорила она с благоговейным ужасом. – Да они просто отличные! – Голос вдруг упал до шепота. – И в самом деле, они куда лучше, чем большая часть этих! Похоже даже… Да я ничуть не хуже самых лучших из них! Билл! Оскар! Антонио! Ого-о!

Эдвина попыталась унять охватившее ее волнение. Грозит ли ей перспектива быть снесенной к обочине мощным потоком? Так ли она хороша? Или же это самообман, и хороша она только в своих же глазах?

Она сделала глубокий вдох, затем медленно и шумно выдохнула. Вот тут-то и скрыта основная трудность творчества – это всегда процесс одиночек, годящийся лишь для отшельников, а не для любителей бурной жизни и развлечений. Постоянные сомнения то и дело выливаются в раздражение, злость и зависть. Может быть, именно поэтому даже самым одаренным модельерам нужны единомышленники, с которыми можно было бы поделиться идеями. Потому-то рядом с Валентино всегда Джанкарло Джаметти, а с Ивом Сен-Лораном – Пьер Берже и Лу Лу Клоусовски. Интересно, а с кем делит радости и печали Оскар де ла Рента?

Ей тоже необходим единомышленник. Соратник, готовый сочувственно выслушать ее и критически оценить сделанное. Друг, который мог бы дружески хлопнуть ее по плечу или сказать слово поддержки, когда необходимо…

Эдвина резким движением вскинула голову, глаза ее распахнулись. Есть такой человек. Именно тот, что ей нужен! Господи, как же ей сразу-то не пришло это в голову? Подумать только – она еще его избегает! А он куда лучше нее знает и торговую конъюнктуру, и что продается, и как… По крайней мере должен знать, учитывая его давний опыт работы в розничной торговле.

И тут Эдвина поймала себя на другой мысли, промелькнувшей где-то глубоко-глубоко.

Образцы одежды с ее именем, полка за полкой, в одном из самых крупных универмагов страны…

Внезапно возникший перед глазами образ казался настолько реальным, что ей пришлось как следует тряхнуть головой, чтобы вернуться в действительность.

Не помогло. Небольшой кабинет с встроенными книжными полками превратился, казалось, в просторное, залитое солнцем пространство. Она видела сияющие серебром змейки эскалаторов, медленно двигающиеся вверх-вниз, унося нагруженных покупками покупателей… Кожей, всем телом ощущала электризующую энергию предвкушения и бодрящую радость самой покупки…

Словно во сне, наблюдала, как жадные руки перебирают стеллажи с роскошными туалетами – пальто, юбки, платья… Каждый следующий образец прекраснее, чем предыдущий… Каждый – с ее собственным скромным ярлыком.

По спине пробежал холодок волнения. Разве Р.Л. не предлагал ей свою поддержку? Предлагал, правда, уже давно. Но разве не повторял он это свое предложение несколько раз подряд?

Нет-нет, она не может этим воспользоваться. Здесь уже задета гордость. Или принципы.

Не может? Должна! Должна воспользоваться. Вынуждена. Что же делать, придется подавить эту непозволительную сейчас роскошь – собственную гордость. Что для нее важнее? Моделирование? Уверенность в собственных силах? Или гордыня? Тогда в чем же дело?

Давай же, решайся! Сделай этот шаг!

Еще раз глубоко вздохнув, Эдвина дрожащими пальцами потянулась к телефонной трубке и, подняв ее, набрала одиннадцать цифр – номер бостонского кабинета Р.Л.

– Кабинет мистера Шеклбери, добрый день, – послышался в трубке отдаленный голос.

– Привет. Это Сэлли?

– Да, мадам, – отозвалась секретарша.

– Это Эдвина Робинсон. Он у себя?

– Прошу прощения, мисс Робинсон, но его нет. Нет?

Сердце Эдвины екнуло.

– А-а, – протянула она, – понятно… Вы не могли бы сказать, он должен вернуться сегодня в офис или уже нет?

– Извините, но он ничего не сказал мне.

– Что ж, в любом случае спасибо… Попробую позвонить ему домой.

– Мисс Робинсон, может быть, лучше…

Но Эдвина уже успела нажать на рычажок и тут же начала быстро набирать номер домашнего телефона Р.Л.

– Ну, пожалуйста, окажись дома, – вслух умоляла она, горя нетерпением услышать его голос и поговорить с ним о своих перспективах, взволнованная предстоящим разговором до глубины души. Одна мысль о том, что можно позвонить Р.Л., бодрила, вселяла надежду. Она почувствовала, как сваливается с плеч гнетущий, пригибающий к земле груз забот и опасений. Глупо даже думать об этом, это полная чепуха, но Эдвина почувствовала, будто вдруг стала моложе.

Первый звонок, раздавшийся в доме Р.Л., можно сравнить по ощущениям лишь с впрыскиванием мощной дозы адреналина в кровь.

32

Высоко подняв голову, на которой, подобно башне, возвышался тюрбан из белого махрового полотенца с вышитой на нем монограммой Р.Л.Ш., Кэтрин Гейдж вышла из ванной, роняя на пол капли воды. Еще одно полотенце с теми же инициалами было обернуто вокруг ее тела наподобие саронга в стиле Дороти Леймор. Остановившись перед Р.Л., она намеренно неспешно развязала полотенце и принялась медленно вытираться.

Р.Л. наблюдал за ней, не говоря ни слова. Казалось, представление это будет длиться вечность, чтобы перейти во второй акт – одевание. Предметы ее туалета Р.Л. подобрал внизу и на лестнице, пока Кэтрин была в ванной. Сейчас каждым своим движением женщина словно старалась подчеркнуть, что ей спешить некуда.

Присев на кровать, Кэтрин подняла прекрасно вылепленную ногу и, не сводя с него глаз, томно прикрытых веками, неспешно принялась натягивать, аккуратно расправляя на икрах, эластичный чулок.

Р.Л. едва сдерживал раздражение, рвущееся из груди наружу. Не может она поторопиться, что ли? Кэтрин принадлежала к чужой жизни. Смертоносное создание, пожирательница мужчин, столь же ненасытная в сексе, как сказочные чудовища, проглатывающие без разбору все, что попадается на пути. Он совершил ошибку, впустив ее в дом. Колоссальную ошибку. Возможно даже, грустно признался себе Р.Л., самую непоправимую. Хотя нет, самая ужасная произошла четырнадцать лет назад, когда он позволил Эдвине прервать их отношения. Теперь он знал это точно: именно тогда он допустил самую страшную ошибку в жизни. Он должен был действовать, должен был помешать ей, ни в коем случае не позволять Эдвине ускользнуть.

Заложив руки в карманы, Р.Л. принялся нетерпеливо мерить шагами спальню: так вольный и сильный зверь, насильно загнанный в клетку, мечется из угла в угол, пытаясь найти выход.

– Умоляю тебя, прекрати эти бесконечные хождения, дорогой, томно протянула Кэтрин, натягивая на плечи лямки бюстгальтера. – Почему бы тебе не посидеть немножко спокойно?

Он словно не слышал ее слов, и женщина продолжила сражение с бюстгальтером, пытаясь застегнуть его на спине, прежде чем надеть чашечки на грудь.

Телефонный аппарат, стоявший рядом с постелью, прорвался легкой трелью. Р.Л. автоматически остановился, взглянул на телефон, полуобернувшись, но не сделал и попытки пересечь комнату и ответить на звонок. Когда рядом с ним сидит эта женщина… Ну нет! Кто бы то ни был, придется ему перезвонить в другой раз. В данный момент главная его забота – выставить из дому Кэтрин, а до тех пор все остальное пусть подождет.

Едва заметно усмехнувшись, Кэтрин с кошачьей грацией потянулась к телефону, насмешливо поглядывая на него; ее длинные пальцы зависли над аппаратом.

– Пусть звонит, – коротко бросил он. Приподняв насмешливо бровь, она уронила руку, подхватывая трубку.

– Квартира Шеклбери, – проговорила она хрипло.

– Кто говорит? – Минутку Кэтрин помолчала, прислушиваясь. – Кто? О-о, я стра-ашно извиняюсь, дорогая, но он… ну… – Метнув через комнату взгляд на Р.Л., она бесстыдно подмигнула ему. – Сейчас он никак не может взять трубку. Вы не могли бы подождать, пока я уйду? Я почти совсем уже одета… Да-да, я передам ему, что вы звонили… Вы, кажется, сказали, что вас зовут Эдвина?

Р.Л. вскинулся, словно ошпаренный кипятком.

– Дай мне трубку! – громыхнул он и рванулся через комнату. Однако Кэтрин увернулась, ловко скользнув в сторону.

– Нужно спешить, дорогая, тигр пробуждается вновь! – быстро бросила она в трубку и потянулась к рычажку, чтобы опустить ее.

Р.Л. удалось перехватить трубку.

– Эдс! – в отчаянии взревел он. – Э-э-дс-с!..

Поздно. С таким же успехом можно взывать, умоляя, в пустой тоннель! Внезапно его прошиб холодный пот: случилось непоправимое. Он слышал, как щелкнул, отключаясь, аппарат на другом конце, громко и окончательно, словно захлопнувшаяся за преступником тюремная дверь.

Вначале накатила злость.

– Будь ты проклят, Р.Л. Шеклбери! – Эдвина швырнула трубку на рычаг. – Чтоб тебе провалиться ко всем чертям!

Вот ведь ублюдок! Самец безмозглый! О Господи, ну почему мужчины не могут думать головой? Почему голова у них вечно отстает, уступая первенство тому, что в штанах?

Затем подступила боль.

Она зародилась глубоко внутри, под сердцем, и, нарастая, прорвалась наружу, подобно пузырькам воздуха в стакане с водой, вылившись в громкий, печальный стон. Слезы набежали на глаза; и Эдвина судорожно заморгала, стараясь удержать их и утирая запястьем внезапно повлажневший нос. Так она и стояла долгое время – опустив плечи и не в силах унять дрожь. Грудь судорожно вздымалась, а внутри такой холод, такая опустошенность… Выхолощенная, использованная и списанная за негодностью оболочка…

„Мне бы хотелось, чтобы ты осталась и провела здесь ночь…" Эти слова он сказал ей в ту первую ночь, которой предшествовал этот жуткий ужин у де Рискалей.

„Эдс, малышка, я люблю тебя. Ты нужна мне…"

Это он шепнул ей, подхватив на руки, когда их слов-то магнитом притянуло друг к другу.

„Ты разведена, я разведен… Мы оба свободны. Эдс! Даже наши дети нашли общий язык! Почему бы и нам не сделать решительный шаг? О, Боже всемогущий, если бы ты знала, как я тебя люблю!"

Слова оглушали, гремели в сознании, заполняя полностью все ее существо.

Лжец!

Слово взорвалось, подобно бомбе.

Резким движением вскинув руку, Эдвина со всей силой обрушила ее на ближайшую стопку журналов. Башня из номеров „Вог" качнулась из стороны в сторону, как небоскреб при землетрясении, прежде чем рухнуть на стоящую поблизости стопку „Харперз базар". Те, в свою очередь зашатавшись, начали оползать на английские выпуски „Вог", увлекая их за собой.

Медленно, как костяшки домино, журнальный Стонхендж рухнул, погребая под собой еще устойчивые стопки журналов и превращаясь в колоссальные и почему-то успокаивающие бумажные руины.

33

День выдался на редкость утомительным. Утром доктор Дункан Купер был занят на операциях, выпрямляя носы и подтягивая кожу на лице, после чего его настигли трое стационарных больных и двое бывших пациентов.

После обеда он поколдовал над скулами одной пациентки, удалил татуировку у другой, провел дермабразию и липосакцию, а в промежутках успел проконсультировать двух будущих пациентов по поводу предстоящих операций.

Единственный отдых за весь день – это часовой перерыв на обед с дочерью да плюс еще минут двадцать до того, когда по дороге он заскочил в Центральный парк, чтобы увидеть Билли Дон.

Стоит ли удивляться, что он выжат как лимон? И все же не настолько, чтобы отказаться от свидания с Билли. Да ни за что на свете! Чтобы устоять перед этой женщиной, нужно быть либо безмозглым идиотом, либо голубым.

Рабочий день все же кончился, и Дункан добрые сорок минут провел в ванной комнате на втором этаже своего дома, примыкающего к больничному корпусу. Забираясь под душ, он весело что-то насвистывал, затем подправил и пошлифовал пилочкой и так безупречные ногти. Еще раз тщательно побрился – уже второй раз за день – и похлопал по щекам ладонью, втирая дорогой лосьон. Удивил сам себя, выволакивая на свет Божий все эти баночки-скляночки с туалетными принадлежностями – подарки от бывших подружек на Рождество и ко дню рождения, – которыми до того ни разу не пользовался. Задумался о том, не поменять ли стрижку, и долго изучал свое отражение в огромном, в полный рост, зеркале, разглядывая со всех сторон, выпячивая грудь и поворачивая торс то в одну, то в другую сторону. Надолго задумался над тем, как выкроить время на занятия спортом, попытался переключиться на посторонние темы, не относящиеся к предстоящему свиданию, – все впустую. Мысли были заняты одним.

Билли Дон. Звезда сезона. Что в ней такого, что заставляет его парить в облаках, опьяняя? Может, ее невинность, тот совершенно невероятный, но тем не менее истинный факт, что она не знает степени своей красоты? Или внутренний магнетизм, обаяние, присущее ей одной умение дать мужчине почувствовать, что он – единственный на земле?

Он готов летать, кружиться в танце. Похоже, что ему принадлежит мир!

Прошагав в гардеробную, Дункан еще добрых три четверти часа посвятил одежде, которой раньше не интересовался. Как правило, он одевался минут за пять, не больше. Но – как правило – ему не грозило свидание с Билли Дон. Эта девушка достойна особой тщательности, даже в манере одеваться. И вообще достойна большего. Может, Тома Круза. Или Мела Гибсона.

Да ладно, забыли. Дункан Купер тоже сгодится. Он примерил четыре костюма и отверг шесть рубашек, прежде чем остановить свой выбор на серо-голубом двубортном шерстяном пиджаке, серых габардиновых брюках, кашемировой рубашке-поло цвета темной бирюзы и легких серо-голубых мокасинах на тонкой подошве. Никаких галстуков! Сегодня ему хочется выглядеть слегка беспечным. И неотразимым.

Итак, спустя полтора часа, благоухающий и разодетый, он легким упругим шагом и умеренно беспечной походкой спустился в гараж к машине.

С того самого момента, как он купил жилой дом рядом с клиникой, Дункан Купер наслаждался редкой для Нью-Йорка роскошью – прекрасным личным гаражом, который вскоре и обновил, купив себе ярко-красный „феррари" новой модели. Сейчас, опускаясь на переднее сиденье, он взглянул на часы. Дорогие, от „Булгари", и, по сегодняшней моде, из нержавеющей стали, а вовсе не золотые, свидетельствующие о кризисе середины жизни, – они показывали, что Билли Дон ждет его только через полчаса, не раньше. Почему бы немного не покрутиться по округе, пока есть время? Размять затекшие мускулы. И правда, почему бы и нет?

Он довольно втянул носом воздух: от „феррари" пахло тонкой перчаточной кожей и высокооктановым бензином. Очень мужественный запах. Низкое сиденье позволяло смотреть на дорогу с особого ракурса – на уровне сигнальных огней.

У-ух! Одно легкое касание педали газа – и, взревев, как тигр, автомобиль рванулся с места.

Волна эмоций, захлестнувших Дункана, была сравнима разве что с оргазмом. Мощь, сила, натиск, слившиеся воедино в стремительном броске.

Повернув направо, он двинулся в сторону Мэдисон-авеню. Он физически чувствовал мотор, приводящий в движение безупречную ходовую часть, и широко улыбнулся. Его обычно мягкие, полные тепла глаза светились демоническим пламенем. Вот оно! Замкнутый в панцирь из стекла и металла, как в доспехи древнего рыцаря! Дункан воткнул в магнитофон кассету с песнями Дженис Джоплин.

На углу 72-й улицы и Лексингтон-авеню, пока он ждал зеленого огня светофора, какая-то роскошная брюнетка, восседавшая на заднем сиденье стоявшего рядом такси, откровенно поедала его глазами. Он весело улыбнулся ей во весь рот, подмигнул и, в тот самый момент, когда свет сменился на зеленый, сорвался с места подобно ракете.

Джеки Стюарт с ума сойдет от зависти! Он весело подпевал певице, чувствуя себя королем улицы, властителем асфальтовых джунглей. Нет, все же нужно признаться: сидеть за рулем „феррари" – почти такое же наслаждение, как заниматься любовью.

Но только „почти"!

А может, я старею, мелькнула вдруг беспокойная мысль. Может, этот автомобиль – игрушка, которая необходима, чтобы справиться с кризисом среднего возраста? Стальной пенис?

А-а, пусть все катится в тартарары! Он в восторге от этого автомобиля, а вся прочая ерунда, навороченная по этому поводу свихнувшимися аналитиками, его не волнует. Пусть нытики и зануды перебирают его по косточкам – он всегда жил своим умом. И вовсе не намерен меняться сейчас.

День и вправду выдался на редкость утомительным. Утром Ширли Силверстайн, она же Билли Дон, провела студийные съемки для рекламы нижнего белья фирмы „Мейденформ".

После обеда – съемки на открытом воздухе в Центральном парке для журнала „Вог" Затем Олимпия увезла ее на встречу с директором рекламного агентства „Финк, Сэндс энд Сэндерс", где присутствовал также Фриц Стайнерт, вице-президент фирмы „Мистик косметикс".

В промежутке между этими мероприятиями ей пришлось встретиться с редактором журнала „Вог", а также с художником с какой-то фабрики по производству кондиционера для волос.

Единственный отдых за все это время – те несколько минут, во время которых к месту съемок подъехал Дункан Купер. Вместо обеда за весь день – банка обезжиренного йогурта, проглоченного на ходу.

Ноги ее гудели – еще бы, провести на съемках весь день! Шея ныла от бесконечных часов, когда приходилось старательно вытягивать ее как можно больше, принимая ту или иную позу, губы сводило от чередования сияющих, во весь рот, улыбок, до обольстительных „губок бантиком".

Стоит ли удивляться, что Билли Дон едва держалась на ногах и все же не настолько, чтобы пренебречь свиданием с Дунканом Купером. Ничто – ну разве что взрыв атомной бомбы – не заставит ее отменить свидание! Располагающая внешность, сильный характер, эти влажные задумчивые глаза, крупная голова с очаровательными завитками упрямых светлых волос – да о чем еще может мечтать женщина! И все это природа совместила в одном уникальнейшем экземпляре! Уж если Дункан Купер не сказочный принц, тогда кто же? А если еще вспомнить, что прошлой зимой, когда она представляла собой разбитую и покалеченную куклу, именно он помог собрать ее воедино…

Рабочий день подошел к концу, и Билли Дон поспешно бросилась домой, в высотный дом на Восточной 60-й улице.

Еще открывая дверь, она услышала призывный трезвон телефона. Ну и пусть себе звонит – она никаких звонков не ожидает, к тому же включен автоответчик. Кто бы это ни был, придется ему оставить ей сообщение. У нее сейчас куда более важное дело – подготовиться к свиданию с Дунканом Купером.

Плавно прошествовав в ванную комнату, она с удовольствием занялась собой, жмурясь и мурлыча от удовольствия. Принимая душ, что-то напевала себе под нос, продолжая мурлыкать какую-то мелодию, сушила и укладывала длинные, до пояса, волосы. Что-то весело насвистывая, шлифовала и покрывала лаком длинные, безукоризненно ухоженные ногти. И, лишь удаляя волосы с длинных стройных ног, сосредоточенно замолкла: процедура уж очень серьезная.

Кончив прихорашиваться, добавила к созданному образу последний мазок, слегка похлопав прохладными пальцами с нанесенными на них духами за ушками, а также в углублении между маленькими грудями. Внимательно оглядела себя в зеркало, прежде чем одеться. Как обычно, осталась слегка недовольна: уж слишком худощава. Покрутила головой, подумав, не сменить ли прическу. Застыла неподвижно, задумавшись: может, попробовать косметику поярче? В конце концов отказалась и от этой мысли и попыталась хоть как-то отвлечься от предстоящего свидания… Куда там!

Все равно что выиграть „джек-пот" в „Лотто", и тут же забыть об этом.

Глаза ее сияли, грудь вздымалась в волнении от предстоящей встречи.

Дункан Купер, доктор медицины – о-о-о… Господи, да что в нем такого, что при одной мысли о нем все в ней переворачивается, а по спине пробегает леденящая и одновременно обжигающая дрожь? Может быть, дело в его потрясающей естественности, в том, как умело справляется он со всем, что его окружает? Или в природном тепле, в той искренной нежности, с какой он смотрит на нее, заставляя думать, что она – единственная из существующих на земле женщин?.. А впрочем, какая разница? Важно одно – она готова раскинуть в стороны руки и кружиться, кружиться в танце, теряя голову… Господи, да есть ли кто-нибудь счастливее нее?

В спальне, распахивая дверцы платяного шкафа, Билли вдруг почувствовала, как радостно-приподнятое настроение покидает ее. Горы тряпья – чистого и отутюженного, чистого, но не отутюженного, просто несвежего – обрушились на нее, грозя завалить с головой. Охнув от неожиданности, девушка отскочила в сторону, спасаясь от тряпичной лавины, и теперь застыла в оцепенении, изумленно уставясь на нее. Ничего! Ничего, кроме груды металлических вешалок. Тревожно пустых вешалок. Да как же это возможно? Она ударила себя ладонью по лбу: вот ведь тупица! Все предыдущие дни она была настолько занята, что начисто забыла отправить в химчистку вещи! Собиралась сделать это изо дня в день, каждый вечер обещая себе: завтра непременно, и каждый день что-то мешало, отвлекая.

И вот результат: оказаться в одном из самых дорогих ресторанов в таком виде, словно ее корова жевала! И это там, где яркий свет зажженных свечей выхватывает, подчеркивая, каждую морщинку на платье, складку или пятно! Дункан сочтет ее неряхой и будет совершенно прав!

Слезы готовы были вот-вот брызнуть из глаз. Билли опустилась на колени и судорожно принялась разгребать груды одежды. Где-то в этих завалах должно же быть хоть что-то, что можно надеть! Она вытягивала одну вещь за другой – платья, юбки и брючки, но чем дольше копалась в них, тем сильнее становилась охватившая ее паника.

Отчаявшись, она присела на корточки и, горько закусив губу, задумалась. Что она наденет? Несколько разрозненных чистых вещиц, выуженных из этой груды, – вот и весь улов. Правда, то, что удалось откопать, относилось к одежде, которую Билли называла „и в пир, и в мир", – удобная, не требующая утюжки, которую она надевала, отправляясь на съемки, и которую в один момент могла скинуть с себя и тут же надеть снова. С другой стороны, эта одежда совсем не годится к сегодняшнему случаю свидание требует чего-то более романтического! Нет, ни один из ее туалетов ее не устраивает. Чего уж здесь говорить о настроении… Несмотря на астрономически высокие доходы, которые появились у нее в последнее время, гардероб она порядком запустила. Нужно самым серьезным образом над этим подумать. Хотя чего ж удивляться, разве она так уж часто куда-то выходит? Ну, бегала в кино, выбиралась изредка на какую-то вечеринку, забредала иногда в ресторан по соседству… Вот и все развлечения. Так уж сложилось. К тому же, когда ты целыми днями занят примеркой и демонстрацией одежды, пусть даже самой прекрасной в мире, понятно, как хочется забыть об этой суете, придя домой. Дом – это место, где можно закатать рукава рубашки и штанины брюк и расслабиться. Сейчас, может быть, впервые задумавшись над этим, Билли вдруг поняла, что у нее совершенно особый подход к одежде. Каждый раз, переодеваясь, она ждет, чтобы ей за это заплатили. Или почти каждый…

Она с отвращением взглянула на скомканную блузку и швырнула ее в сторону. Если перефразировать старую поговорку, и есть куда пойти, да не в чем. Вот ведь незадача!

Билли с новой силой принялась разбирать груду одежды. Платья и юбки порхали в воздухе, перелетали через голову и бесшумно планировали на ковер. О Боже! Ну где же эта таинственная фея-крестная из детской сказки? Сейчас, когда она нужнее всего, ее и нет! Неужели ее желание – получить в подарок один-единственный нарядный туалет для выхода – так уж неисполнимо? Право же, Дункан Купер достоин того, чтобы на его руку опиралась прекрасно одетая женщина.

В конце концов она остановилась на узеньких зеленоватых брючках, коротком черном платьице с широкими бретелями на плечах, свободной тунике из лилового бархата, натягивающейся поверх, и удобных босоножках без каблуков.

Придирчиво оглядев себя в большое, во весь рост, зеркало, Билли решила, что выглядит не так уж и плохо, учитывая все обстоятельства. Да что уж там – нищие не выбирают. Хорошо ли, плохо ли – иного выхода у нее нет.

Остается только надеяться, что Дункан не будет слишком разочарован.

Раздался звонок – швейцар снизу докладывал ей о прибытии Купера, – и Ширли, подхватив по пути длинный, до щиколоток, лимонно-желтый хлопчатобумажный пыльник, бросилась к лифту.

Спустившись в холл, нетерпеливо поспешила к навесу, куда ей указал швейцар: там уже поджидал ее, рыча от нетерпения, сияющий красный „Феррари-тестаросса". Перегнувшись через переднее сиденье, Дункан Купер, заметив девушку, распахнул перед ней дверцу.

В одно мгновение все тревоги по поводу одежды и внешности отлетели прочь.

– Это ваш автомобиль? – выдохнула девушка, не сводя восторженных глаз со сверкающего красавца. – Вот это да!

Дункан, в свою очередь, не мог отвести от нее глаз. Либо он грезит, либо рядом с ним – самая восхитительная из всех женщин, которую он когда-нибудь видел. Да-да, именно так. Определенно, бесспорно, несомненно.

– Это я должен был ахнуть, завидев вас, – мягко заметил он, широко улыбаясь ей. – Ну? Так чего же мы ждем? Быстро в машину, красотка, и пристегните ремни!