Текст книги "Душа меча"

Окамэ проводил мадзуцуши сердитым взглядом.

– Наверное, не слишком-то благородно будет вот так невзначай столкнуть его с Тропы, – проворчал он, когда мы снова двинулись за магом.

Рэйка фыркнула.

– Не советовала бы, но только потому, что кто-то уже наверняка пытался это провернуть.

– И то верно, – вздохнул Окамэ. – Наверняка он тот еще параноик. А жаль. Эй, Тайо-сан, – он повернулся к Дайсукэ, невозмутимо шагавшему рядом, – мне вот любопытно. Юмеко увидела старого учителя, я – своего брата, а Рэйку обругал призрак ее матери. А что ты разглядел в тумане? Список, поди, внушительный, учитывая все твои победы как Они но Микото. Может, это был соперник, бросивший тебе вызов при дворе? Или душа воина, которого Они но Микото одолел на мосту?

– Нет. – Взгляд Дайсукэ устремился куда-то вдаль. – Я видел призрак девушки, которая когда-то прислуживала госпоже Сатоми.

Я резко вдохнула. Когда мы, преследуя госпожу Сатоми, добрались до заброшенного замка, где искали учителя Дзиро, нам встретилась хитодама – человеческая душа, – которая сопроводила нас с Рэйкой к священнику. А потом, после схватки с Ябурамой и аманодзяку, мы нашли Дайсукэ. Раненый, истекающий кровью, он почти лишился сознания после битвы с демонами Сатоми. Рядом с ним бледно мерцал в полумраке призрак девушки. Она улыбнулась аристократу и, пускай он не чувствовал ее касаний, ласково погладила его по щеке, прежде чем превратиться в световой шар и уплыть вдаль, преодолев стену. Я еще подумала, кто же она такая, обрела ли покой, сумеет ли продолжить путь.

– Призрак служанки? – изумленно переспросил Окамэ. – Хочешь сказать, после долгих лет жизни при дворе и множества битв ты сильнее всего жалеешь о смерти прислуги?

– Придворные играют в жестокую игру, но у нее есть свои правила и они всем известны, – возразил Дайсукэ. – Во дворце рушат репутацию, заслуживают расположение, теряют честь и средства к существованию. Так было всегда. То же можно сказать и о схватках, в которые я вступал как Они но Микото. Цель и правила ее достижения с самого начала были предельно ясны. Всегда можно было отказаться от битвы, не потеряв лица и не утратив достоинства. Воины, выходившие на мост против Они но Микото, бились храбро и самозабвенно, и жалеть об их смерти – значит бесчестить память о них. А вот та юная служанка… – Дайсукэ на мгновение умолк и посмотрел в сумрачную даль. – Мура Суюки, дочь знаменитого на весь город мастера, изготавливавшего флейты. Она не была ни аристократкой, ни воительницей, но умела ценить красоту. Мы всего лишь раз встретились во дворце императора, и больше я ее не видел. – Он вздохнул с неподдельной болью. – Она прислуживала госпоже Сатоми. Я подозревал, что госпожа-то ее и убила, но теперь у меня не осталось сомнений. И вот Суюки явилась мне в тумане и обвинила в том, что я не спас ее от Сатоми-сан. В том, что она умерла из-за моего бездействия.

– Дайсукэ-сан, это была вовсе не Суюки, – сказала я и хотела добавить, что настоящая Суюки стала призраком, который бродит по замку Сатоми, но осеклась. Я не знала, осталась ли душа Суюки в мире смертных или отправилась дальше. Да и жестоко было сообщать аристократу о том, какая участь постигла Суюки, раз уж после приключений при дворе и множества дуэлей он сильнее всего жалел о ее смерти.

– Я знаю, Юмеко-сан, – с улыбкой ответил аристократ. – Когда мы были в замке Сатоми, из-за ран я впал в забытье и… кое-что увидел. На мгновение мне почудился ее голос. – Дайсукэ нахмурился. – Надеюсь, я ошибся. Надеюсь, душа Суюки продолжила путь, а не задержалась в мире смертных. Но даже если это была она, та Суюки вовсе не походила на плачущую, полную ненависти сущность, которая взывала ко мне всего несколько минут назад. Да, внешность у них была одинаковой, и призрак так и норовил задеть мое чувство вины, но со мной говорила вовсе не та девушка, которую я когда-то встречал. Может, Суюки и была прислужницей, но в ней жила душа поэтессы. Она бы тут надолго не задержалась.

– Ха, – вырвалось изо рта Окамэ. Его лицо приняло странное выражение – словно его тянуло поглумиться, но наглости не хватало. – Ну что ты за аристократ такой, Тайо-сан, – наконец произнес он. – Болтать с прислугой? Обращаться с ней как с человеком? И как ты выжил при дворе, не совершив сэппуку?

Дайсукэ улыбнулся.

– Я ценитель искусства и красоты, Окамэ-сан, – ответил он и пожал плечами. – И точно знаю, что красоту можно встретить везде, вне зависимости от положения и обстоятельств. Истинная красота – редкий дар, он скрыт от других, и его часто не замечают. А проявиться она может в самый неожиданный момент. Я стараюсь отдавать ей должное каждый раз, как вижу.

– Красивая мысль, Дайсукэ-сан, – похвалила я. – В духе учителя Исао.

– Ага, – бесцветным тоном подтвердил Окамэ, – вот только мне все эти слова не говорят ровным счетом ни о чем.

– Эй вы трое, – Рэйка обернулась к нам. Даже у Чу, семенившего у ее ног, был раздраженный вид. – Мы идем по Тропе через царство мертвых, а не по весенней ярмарке, – сердитым шепотом напомнила она. – Ваша нескончаемая болтовня привлекает внимание! Не соизволите ли помолчать, пока мы не оторвемся от злобных духов, мечтающих утащить нас в Мэйдо?

– Простите, Рэйка-сан! – прошептала я. Мои спутники тоже что-то пробормотали в знак примирения, хотя Окамэ, не совладав с искушением, скорчил рожу священнице, как только она отвернулась. Души мертвых по-прежнему плакали и стенали, и их горькие обвинения достигали моего слуха, но голоса казались далекими и неважными. Рядом с Окамэ, Рэйкой и Дайсукэ я четко понимала, где реальность. Мертвецы уже не могли сбить меня с пути. Слишком уж много важных целей стояло передо мной.

Только дождись меня, Тацуми. Я уже иду. Мы скоро увидимся, клянусь.

Мы молча продолжили шагать по Тропе.

7
Проклятая могила

Хакаимоно

Мое путешествие через горы длилось почти целую неделю, и настроение у меня было прескверное.

За это время я убил двух цутигумо, гигантских горных пауков, нападающих на беспечных путников, которым не посчастливилось оказаться возде их пещеры, а теперь меня по пятам преследовала окури-ину – собака-ёкай, черная как ночь, да еще крупнее волка. Она держалась на расстоянии, спрятавшись от моих глаз, и поджидала, пока я споткнусь и упаду, а она сможет перегрызть мне глотку. Если бы я никуда не торопился, я бы прикончил эту докучливую псину, но ветер со снегопадом все усиливались, а окури-ину, к несчастью, обладали поразительной способностью отличать настоящее падение от притворного, так что подманить их было невозможно. Так что я продолжил путь, царапая когтистыми ногами снег и камни и обжигая кожу ледяными градинками.

Тацуми, как я заметил, углубился в себя. Последние несколько дней я почти не ощущал его присутствия. Разве что слабые вспышки чувств время от времени напоминали мне о том, что он еще живет в этом теле. Честно говоря, это слегка раздражало. Я рассчитывал, что убийца демонов будет страдать от отчаяния и бессильной ярости не один месяц, а то и год, глядя, как я вырезаю его клан, а потом сдастся окончательно. Впрочем, не то чтобы его уход в себя стал большой неожиданностью. Из Тацуми чуть ли не с рождения делали «оружие», его учили жить без чувств и привязанностей. И он научился превосходно подавлять свои эмоции.

Ветер наконец стих, и бледный оранжевый свет коснулся затуманенных горных вершин, прогоняя звезды и докучливого окури-ину, преследовавшего меня. Когда солнце поднялось в небо, окрасив снега розовым, я добрался до вершины Драконьего Хребта и обвел взглядом раскинувшиеся передо мной земли.

Далеко-далеко внизу, в долине, еще окутанной мраком, мерцали крошечные огоньки деревень, малых и больших городов семейства Мицу, Клана Воды. В тени гор дремали три огромных озера, а плодородные земли были испещрены десятками рек, ручьев и прудиков. Огромная Золотая Река, огибая горы Драконьего Хребта, змеилась по владениям Мицу, а после убегала на запад, к побережью, где впадала в бухту Драконья Пасть в городе Сэрью, столице Клана Воды.

К счастью, мой путь не лежал в те края. Я всмотрелся в долину и нашел взглядом следующий пункт назначения. Озеро Сэйдзюн Муцуми, самое большое из трех великих озер и крупнейшее в Ивагото, в тени гор казалось совсем черным. На бескрайней водной глади сверкали искорки света, по берегам ютились фермы и деревеньки, а меж ними пролегали леса и равнины. Озеро было до того велико, что пересечь его можно было лишь за пару дней, не быстрее.

Я начал спуск с горы. Солнце светило мне в спину. И хотя цель маячила у меня перед глазами, тропа оказалась крутой и извилистой, и потому я шел по ней до самой ночи. Когда я наконец добрался до дремучего леса и холмов у подножия Драконьего Хребта, радуясь тому, что снега остались позади, а меня снова объяла влажная духота позднего лета, уже стемнело. О́ни не могут замерзнуть до смерти, но мы существа из огня и жара, и наша кровь может обжечь людскую плоть. Холод я не особо любил.

Когда я вышел из леса к пыльной дороге, которая вела к одинокой деревеньке у кромки озера, луна уже поднялась высоко. У воды стояли домики на сваях, крытые тростником, и тянулись деревянные пристани с дюжиной лодок. Отсюда озеро Сэйдзюн напоминало маленькое море, раскинувшее свои воды во мраке до того широко, что дальнего берега не было видно.

Легкий ветерок принес с собой запахи рыбы и сырости, а за плеском волн я различил чью-то тихую песню. Обведя взглядом кромку озера, я заметил неподалеку одинокую рыбацкую лодку с фонарем на корме. Его свет покачивался на воде. Жилистый рыбак что-то напевал себе под нос, вытягивая на борт сеть, полную извивающейся рыбы, и я не сдержал улыбки.

Бесшумно выступив из-за деревьев, я направился к озеру. Старик, слишком увлеченный песней и уловом, не замечал меня, пока я не запрыгнул прямиком к нему в лодку.

– Прошу прощения, – сказал я, когда он, выронив сеть, развернулся ко мне. Гнев во взгляде сменился ужасом. Старик открыл было рот, чтобы вскрикнуть, но я вцепился когтями в его морщинистую шею и надавил – теперь он не мог даже пискнуть. – Но мне надо одолжить у вас лодку.

Старик задергался. Он судорожно схватился за мое запястье и принялся царапать его, широко распахнув рот в попытке издать хоть какой-то звук. Я поднял его в воздух и держал, пока он не перестал сопротивляться и не обмяк у меня в руке, едва не потеряв сознание. Только тогда я слегка ослабил хватку, и он шумно вдохнул.

– Так вот, – учтиво проговорил я, – как я уже сказал, мне надо одолжить у вас лодку. И вы, дорогой мой смертный, переправите меня на остров посреди озера. Уверен, вы знаете, о чем речь. – Старик ахнул, и я снова стиснул пальцы, выжимая воздух из его трахеи, так что бедолага не успел ничего возразить. – Вези меня на остров или я кишки твои рыбам скормлю. Выбирай. На чем остановимся? – продолжал я.

Старик побелел как бумага. Губы его посинели, а глаза округлились. Он судорожно схватился за мои когти, сомкнувшиеся у него на шее, а потом указал на весла, лежащие на дне лодки. Я осклабился.

– Разумный выбор.

Я бросил его на дно лодки, и он неуклюже упал, поскуливая как собака. Я немного выждал – хотел проверить, не бросится ли он за борт. В этом случае я бы вспорол ему брюхо и пустил внутренности по воде. С трудом поднявшись на колени, он простер руки вперед и прижался лбом к деревянному днищу, не обращая внимания на сырость и рыбин, прыгающих и задыхающихся вокруг него.

– Умоляю, прошу вас, господин, сжальтесь! – прошептал он. – Высаживаться на острове запрещено! Проклятье…

– Мне прекрасно известно о проклятье, смертный, – перебил я. – Но меня это не волнует. – Я шагнул вперед, и моя тень упала на его исказившееся лицо. – Если не можешь меня туда переправить, ты мне больше не нужен. Передавай рыбкам привет, когда вы встретитесь на дне.

– Нет! – Старик содрогнулся, распрямился, взял весла и медленно опустился на сиденье. – Ками, простите, – прошептал он и, не глядя на меня, взял курс на северо-запад. Мы поплыли во мрак.

Прошло несколько минут, и берег пропал из виду, а вместе с ним и огни деревеньки. Вскоре остались только озерная гладь с лунной дорожкой да звезды над головой. Пока старик работал веслами, я не сводил глаз с горизонта, где вода встречалась с небом.

Через несколько часов пути, за которые мы ни разу не сбавили темпа, впереди наконец показалось что-то новенькое – мы приближались к рваной туманной завесе, густой и непрозрачной, будто протянувшей во все стороны растопыренные когти. Когда одно из щупалец тумана обвилось вокруг лодки, старик заскулил и начал грести медленнее.

– Милостивый Дзинкей, – с дрожью в голосе проговорил он, округлившимися глазами уставившись на завесу. – Остров уже открыл на нас охоту. Проклятие нас погубит! Я… я не могу…

Я улыбнулся, обнажив клыки.

– Что, решил все-таки попытать удачу в воде, а?

– Ками упаси! – В его лице теперь не было ни кровинки. Рыбак крепче схватился за весла и принялся грести с удвоенной силой. – Хечимон, защити меня, – прошептал он, и я с отвращением скривился. Хечимоном звали бога силы и храбрости. Он презирал демонов, всякую нежить и прочих «порочных существ» и часто изображался как славный воин в человечьем обличье, давящий óни. Его имя считалось у демонов бранным, и, не будь рыбак моим переправщиком, я бы вырвал ему язык за такие речи.

Лодка устремилась вперед, и мы нырнули в белое облако.

Туман сомкнулся вокруг нас, точно челюсти страшного зверя, заглушив все звуки. Впереди уже ничего не было видно. Смертный у моих ног все нашептывал имена заступников: взывал о помощи к Хечимону, Дзинкею и другим ками.

– Пустая трата времени, – сказал я, глядя на трясущегося старикашку, и тот испуганно дернулся. – Ты что, не чувствуешь, что это место пропитано духом Дзигоку? Нет тут никаких ками, и никто тебя не услышит. Только и делаешь, что привлекаешь внимание обитателей острова.

Рыбак пропустил мои слова мимо ушей и продолжил шептать молитвы. Я подумал, уж не сломать ли ему ногу – тогда он точно отвлечется, но, скорее всего, закричит, а это насторожит силы, таящиеся в тумане, и отсрочит мое прибытие на остров.

В голове мелькнула гневная мысль, напомнив мне о том, что Тацуми никуда не делся и по-прежнему наблюдает за всем, что творится вокруг. Он так долго молчал, что я уже и забыл о нем.

Я усмехнулся. Ты же знаешь, куда мы держим путь, а, Тацуми? Смотри-смотри, не отвлекайся, ведь помешать мне ты все равно не сможешь. И что-то мне подсказывает, что остров нас так просто к себе не подпустит. Еще бы, ведь столько порока…

Мертвенно-бледная рука схватилась за борт, накренив лодку, и существо, когда-то бывшее человеком, выбралось из озера. Теперь от него остались лишь сморщенная плоть да блестящие кости, закутанные в лохмотья. Голый череп, опутанный водорослями, уставился пустыми глазницами на рыбака, а костлявые пальцы потянулись вперед и схватили его за ворот. Старик завопил от ужаса. Я и опомниться не успел, как бедолагу уже стащили за борт. Жуткий крик оборвался, как только рыбак ушел под воду.

Я вскинул бровь.

– А я ведь предупреждал, – сказал я, глядя на пузырьки, всплывшие там, где мгновение назад исчез человек. В тумане разносились чье-то неясное бормотание и тихие шепотки – невозможно было понять, откуда именно они долетают. Я со вздохом достал Камигороши, озарив дымку вокруг алым светом. Учитывая, что это место было насквозь пропитано злом, не стоило удивляться, что тела людей, погибших в озере, всплывут и откроют охоту на живых, и все же шинковать ходячих мертвецов было занятием довольно бессмысленным. В чем забава убивать тех, кто уже умер?

Лодка, лишившаяся гребца, лениво скользила вперед, но я не собирался садиться и браться за весла. Особенно теперь, когда в тумане раздавался нарастающий плеск.

Из воды снова показалась бледная рука, и через борт перемахнул еще один утопленник. От него несло смертью и гнилой рыбой, а одежда почти совсем истлела. Из голого черепа вырвался полный муки стон, а ко мне потянулись костлявые пальцы. Утопленник явно вознамерился уволочь меня с собой на дно. Я лишь хмыкнул в ответ на подобную дерзость.

Камигороши сверкнул, перерубая тонкую шею, и череп полетел обратно в озеро. Обезглавленное тело дернулось и повалилось за ним, а вода вокруг меня начала бурлить.

Из нее полезли новые трупы – они хватались за борта, раскачивали лодку, лезли внутрь. Я размахивал мечом, рубя головы и руки, рассекая надвое тела неугомонных утопленников. Лодка была маленькой, а поток мертвецов казался неиссякаемым. Воздух вокруг наполнился гнилостным запахом и жалобными стонами. Сверкал Камигороши, повсюду разлетались куски тел, падавших в воду и на дно лодки.

– Ну что за детские игры, – прорычал я, разрубая два трупа разом. – Слишком просто. Неужели нельзя придумать испытание поинтереснее?

Точно в ответ на мои слова в лодку полезли новые мертвецы. Я поднял меч, чтобы разделаться с этой толпой, но тут сзади за лодыжку меня схватила холодная рука. Я обернулся и пнул труп, да так, что его челюсти щелкнули под моей подошвой, и утопленник соскользнул обратно в озеро.

Что-то прыгнуло мне на спину, и в плоть вонзились острые когти. Моя рубашка хаори тут же пропиталась ледяной водой. От запаха гнилой рыбы защипало в глазах, а очередной труп зашипел мне на ухо и склонился к шее, собравшись ее укусить. Я завел руку за спину, схватил мерзкий, скользкий череп и раскрошил его в пальцах, сорвал мертвеца с себя и швырнул его в утопленников, наводнивших лодку, так что все они полетели в озеро.

Наступила тишина, разбавляемая лишь тихим плеском воды, бьющей в борт. Я ждал, Камигороши пульсировал у меня в руке, но новых мертвецов, желавших утащить меня на дно, все не появлялось. Я выпинал из лодки ошметки тел, взял весла и продолжил грести.

Через несколько минут послышался громкий скрежет – лодка налетела на каменистый берег, который невозможно было разглядеть в тумане. Я сошел в воду – она доставала мне до колена – и вытащил лодку на сушу, а потом распрямился и огляделся.

Вокруг по-прежнему висел туман, только не такой густой, как над озером, и сквозь него я разглядел несколько деревьев с устремленными в небо кривыми ветвями, напрочь лишенными листвы. Под ногами были камни вперемешку с грязью; травы я не увидел вовсе, только несколько чахлых кусточков под все теми же деревьями. Дух Дзигоку чувствовался здесь особенно остро – а все из-за того, что скрывалось в недрах острова. Сама земля была пропитана тленом и разложением. Место и впрямь было проклятым, и я невольно затосковал по дому. Дзигоку ведь соткан не только из огня и серы. За пределами демонских городов, вдали от криков, пыток и постоянных стычек, есть много мест наподобие этого – безжизненных, туманных и зловещих, где на деревьях висит лишь жалкая горстка измученных душ.

Интересно, подумал я, изменилось ли царство мертвых за мое отсутствие. Не забыли ли меня демоны, óни и О-Хакумон, правитель ада?

Я со смешком отмахнулся от внезапных мыслей о родном крае и воспоминаний о том, что было несколько тысяч лет назад. Слишком уж много времени я провел в сознании безвольных людишек. Что толку думать о прошлом? Если властитель Дзигоку и мои сородичи позабыли меня за века, что я томился в плену у смертных, я напомню им, кто я такой и почему зовусь величайшим демоном.

Преисполненный решимости, я направился в глубь острова.

Он был небольшим, и даже в тумане я вскоре нашел то, что искал, – неровный скалистый холм. На самом деле его трудно было пропустить. У подножия, завывая и спотыкаясь, бродили несколько оживших мертвецов. Я разрубил их, обогнул обсидиановый выступ и нашел узкий вход в пещеру – едва заметную щель среди камней, прикрытую кустами и вьющимися растениями. Земля у входа была усыпана костями, а один из кустов вцепился в меня шипастыми ветками, когда я проходил мимо. Не обращая внимания на мерзкое растение, я повернулся боком и протиснулся внутрь.

Мои глаза мгновенно привыкли к кромешной темноте, чему я был несказанно рад. Пускай я и делил бренное тело с Тацуми, убийца демонов был порождением теней, и во мраке ему было уютнее, чем при свете, что ощущалось даже на физическом уровне. Пещера размерами больше напоминала нору в скале, но у дальней стены виднелись ступеньки, спускавшиеся в черноту.

Когда я добрался до верхней, во мраке прошелестел шепот.

– Чужак, ты ступил на прóклятую землю. Убирайся, а не то на тебя обрушится гнев Дзигоку.

Я ухмыльнулся.

– Гнев Дзигоку? – переспросил я, и мой голос эхом покатился вниз по ступенькам. – Я Хакаимоно, первый генерал О-Хакумона и верховный господин óни. Так что, уж поверь, о гневе Дзигоку я знаю столько, сколько тебе и не снилось.

– Хакаимоно? – шепотом переспросил собеседник. – Быть такого не может. Хакаимоно заточен в проклятом мече вот уже четыре столетия. Ты не первый О́ни. Повторяю, убирайся отсюда, а не то отправлю твою душу в Дзигоку, и ее там разорвут настоящие демоны!

Я вздохнул и стал спускаться по ступенькам. Голос зашипел на меня, вновь потребовал уйти, напомнил, что мне тут делать нечего. Я не слушал, просто шагал по лестнице, и она привела меня в короткий коридор, предварявший другую пещеру, уже просторную. Я вошел в нее. Внутри мерцал оранжевый свет. Я огляделся в поисках его источника.

Сперва пещера показалась мне пустой. Четыре факела горели вокруг святилища посреди зала. На алтаре стояли зажженные свечи, но их фиолетовое пламя, казалось, впитывало мрак, а не разгоняло его. Каменное возвышение по центру пустовало, словно то, что занимало его прежде, было потеряно или украдено. Я подошел к святилищу, и тут факелы зашипели и погасли. Пещера погрузилась во тьму, в которой слабо мерцали лишь огоньки свечей.

– Тебя ведь предупреждали: не ходи сюда.

Я обернулся: из темноты выступили три фигуры. Передо мной предстали женщины, точнее, существа, похожие на женщин. Кожа у них была испещрена пятнами – красными, синими, зелеными, у каждой свой цвет. Волосы у всех были белые, длинные и спутанные, ногти на костлявых пальцах пожелтели и отросли по меньшей мере на фут. На голове виднелись маленькие рога, а глаза светились во мраке желтым. Ведьмы окружили меня, тонкие губы приподнялись, обнажив острые зубы.

Я улыбнулся.

– Какая встреча! Добрый вечер, дамы. Я и не знал, что вы трое еще бродите по царству смертных.

– Х… Хакаимоно? – изумленно переспросила зеленая ведьма, побледнев. – Это правда вы! – Она отпрянула и тут же пала ниц. Другие последовали ее примеру. – Простите нас, господин, мы не узнали ваш голос! Мы думали, вы заперты в Камигороши! Таковы были последние вести!

– Я только недавно освободился. Должен признать, не ожидал встретиться тут с сестрами Яма. – Не обращая особого внимания на распростершихся у моих ног колдуний, я посмотрел на святилище, по-прежнему залитое призрачным фиолетовым светом, и вздохнул. – Раз вы трое тут, напрашивается вывод, что Владыка демонов пропал из гробницы.

Ведьмы переглянулись.

– Верно, Хакаимоно-сама, – сказала красная, поднимаясь с земли. – Как и вы, господин Генно недавно покинул свое узилище, еще и полугода не прошло. Мы были среди тех, кто помогал вызволить его душу из Дзигоку и переселить ее в смертное тело, чтобы она снова могла перемещаться по этому миру. – Ведьма моргнула и посмотрела на меня желтыми глазами. – Вы ведь… поэтому пришли, Хакаимоно-сама? Потому что узнали, что Владыка демонов освободился, и захотели примкнуть к его войску?

– Вообще, я надеялся с ним поговорить, – ответил я. – Думал призвать его душу и пообщаться с ним в Дзигоку, но, раз уж он на свободе и снова бродит по царству смертных, не придется озадачиваться поиском подходящей жертвы. – Я нахмурился и посмотрел на красную ведьму, чье имя опять стерлось у меня из памяти: то ли Урагири, то ли Усамоно – я постоянно забывал, кого из сестер как зовут. – Говорите, Генно сбежал из Дзигоку полгода назад?

– Так, Хакаимоно-сама.

– Тогда почему же он до сих пор не собрал новую армию и не объявил людям войну? Помнится, перед смертью он поклялся отомстить всему роду людскому, я сам это слышал.

Ведьмы снова переглянулись.

– Понимаете ли, Хакаимоно-сама, – начала синяя, – возвращение господина Генно держалось в секрете эти шесть месяцев. Вот почему мы здесь… – Она указала на сестер. – На случай, если кто-нибудь придет, чтобы заглянуть в гробницу господина Генно и удостовериться, что его тут и впрямь нет. Наша задача – затыкать рты таким смельчакам, дабы никто раньше времени не узнал, что господин покинул Дзигоку. Но дело в том, что тело Владыки полностью уничтожено. Для ритуала призыва из бездны у нас был только череп.

– Вот как, – сказал я. Для того чтобы призвать душу из Дзигоку и крепко привязать ее к царству смертных, нужно провести сложный и опасный кровавый ритуал. Ошибки в нем чреваты катастрофой. Для того чтобы душа осталась в мире живых, требовалось тело, желательно – то самое, в котором она когда-то обитала, иначе затея становилась крайне рискованной. – Дайте-ка предположить: что-то пошло не так, верно?

Сестры поморщились.

– Мы смогли призвать душу Генно, – ответила синяя. – Но…

– Физическое обличье господина так и не материализовалось, – подхватила зеленая. – Должно быть, мерзкие людишки совершили над телом обряд очищения, прежде чем его уничтожить. Господин Генно в царстве смертных, но его душа обитает в черепе. – Она выдержала паузу. – И только в нем.

Мой хохот эхом прокатился по пещере. Ведьмы уставились на меня.

– Хотите сказать, самый могущественный кровавый маг, что когда-либо ходил по землям живых, предводитель войск ёкаев, демонов и нежити, который в одиночку осуществил демоническую революцию и почти что поставил всю страну на колени… превратился в злобную летающую голову?

Красная ведьма простонала.

– Это еще не все. Господин может перемещаться в обличье призрака, но отдаляться от черепа – нет. Он сохранил былое могущество лишь отчасти, потому что лишился тела.

– Понятно, – проговорил я, наконец осознав, что к чему, и зарычал. Более подходящего момента выдумать сложно. Вряд ли это совпадение. – Выходит, Генно надеялся воспользоваться Драконьим свитком. Вот почему его призвали именно сейчас, ведь совсем скоро наступит ночь Желания.

– Все так, господин Хакаимоно, – подтвердила зеленая ведьма. – Изначально он хотел воспользоваться желанием, чтобы стать императором и убить всех даймё. Но из-за… непредвиденного происшествия теперь он намеревается использовать свиток иначе.

– Чтобы вернуть себе тело и былую силу.

– И снова завоевать Ивагото, – кивнув, закончила синяя ведьма. – Он лишился армии, которой некогда командовал, но постепенно набирает новое войско. Каждый день оно пополняется кровавыми магами, ёкаями и демонами. Одной вести о том, что Владыка демонов вернулся в царство смертных, оказалось достаточно, чтобы призвать его последователей со всех концов страны.

– Стало быть, и вы, Хакаимоно-сама, собрались вступить в его армию? – спросила красная ведьма. – Как было во время первого восстания Владыки? С вашей помощью люди падут пред нами, точно рис пред серпом.

Я ухмыльнулся. В тот раз я примкнул к восстанию Генно не столько ради того, чтобы его поддержать, сколько из желания воспользоваться всеобщим хаосом и самому устроить резню и бедлам. Четыреста лет назад, когда в стране бесчинствовало войско нежити и демонов, самурай по имени Каге Сабуро в попытке защитить замок Клана Тени извлек могущественный проклятый меч из запечатанной гробницы в подземелье. Этот отчаянный глупец решил, что Камигороши даст ему силу и поможет перебить всех чудовищ, напавших на его родной край.

Он оказался прав, и все же последствия были для него неожиданными. К тому времени мой рассудок уже успел помутиться от нескончаемого заключения в мече. Каге Сабуро стал первым человеком, в которого я вселился, но, вместо того чтобы обдумать и тщательно спланировать свой следующий шаг, я, впервые за несколько столетий вкусив свободу, почувствовал, как что-то во мне надломилось, и устроил бойню, о которой Каге и по сей день говорят, понизив голос. В пылу решающей битвы Каге Сабуро зарезали, а вскоре и Генно был убит лучшими воинами клана. Многие уверовали в то, что Владыка демонов заключил соглашение с Первым О́ни и что мы общими силами хотели разгромить империю.

Это было верно лишь отчасти. Никакой сделки с Генно я не заключал, наши цели совпали совершенно случайно. Я готов был истреблять людишек бок о бок с армией кровавого мага, покуда тот помнил о том, что он мне не командир и я никогда ему не подчинюсь. Хакаимоно ни перед одним смертным не склонит головы, даже перед самопровозглашенным Владыкой демонов.

Когда Генно впервые напал на империю, я был обезумевшим яростным существом, одержимым жаждой мести, и главная цель моя состояла в том, чтобы перебить как можно больше врагов, прежде чем меня снова заточат в мече. Теперь же у меня было время поразмыслить, составить план, тщательно обдумать, что я предприму, если снова появится такая возможность. Теперь я был готов.

– Вообще, я надеялся в нее вступить, – сказал я ведьмам, чьи желтые глаза тотчас вспыхнули, точно огоньки свечей. – До меня дошли слухи о возвращении Генно, и я решил выяснить, правдивы ли они. Жаль, что его тут нет. Я бы хотел с ним потолковать, разузнать, как именно он замыслил уничтожить империю. Но раз уж вы говорите, что он теперь лишь призрак…

– Мы отведем вас к нему, Хакаимоно-сама! – воскликнула синяя ведьма. – Уверена, Владыка будет рад поговорить с вами. Мы охраняли его гробницу на случай, если сюда забредет кто из смертных, но слухи об острове отпугивают почти всех, а остальных побеждает нежить. Так что мы тут не нужны.

– Да! – подхватила красная сестра. – Раз уж Хакаимоно-сама снова на свободе, нельзя упускать такую возможность! Вы пойдете с нами к Владыке Генно, Хакаимоно-сама? Путь неблизкий, но мы можем выступить прямо сейчас.

Я спрятал улыбку.

– Где же сейчас прячется Генно?

– В проклятом замке Оникаге, в Тысячеглазом лесу.

Я фыркнул. Тысячеглазый лес, дремучий и дикий, протянулся меж землями кланов Огня и Воды. Изначально он назывался Ангецу Мори, но об этом помнили только знатоки истории и те, кто прожил не одну тысячу лет. В стародавние времена, на самой заре империи, лес стал поводом для жестокой вражды между семьями Хино и Мицу – оба клана заявляли свои права на него и лесные богатства. Несколько десятилетий шла кровопролитная война, а потом император вмешался и объявил Ангецу Мори собственностью империи, положив конец распрям. На границе кланов Воды и Огня воздвигли святилище, в лесу запретили охоту, и каждый месяц разрешалось собирать плоды лишь с некоторых деревьев у самой опушки.