Текст книги "Красавица и герцог"

Глава 19

Дорога в Батлерсбридж… Джек хорошо ее помнил. Деревья, птицы, яркая зелень травы, колышущейся под порывами ветра… Картины детства, давно забытые звуки… Ничто не изменилось, все осталось прежним. Знакомые пейзажи должны были нести покой и безмятежность.

Но ничего подобного Джек не испытывал.

Когда утром он открыл глаза, постель оказалась пуста. Грейс уже ускользнула к себе в комнату. Конечно, он был разочарован. Любовь и желание переполняли его, ему хотелось сжать Грейс в объятиях.

И все же Джек понимал, что она не могла поступить иначе. Женщине в этой жизни приходится куда труднее, чем мужчине, даже если женщина обеспечена и независима. Грейс должна была заботиться о своей репутации. Томас и Амелия никогда не осудили бы ее, но кто знает, как повел бы себя лорд Кроуленд, если бы Грейс обнаружили в постели Джека? А уж о герцогине и говорить нечего…

Она с великой охотой воспользовалась бы случаем разрушить жизнь Грейс.

Путешественники (ко всеобщему облегчению, без герцогини) встретились в обеденном зале гостиницы за завтраком. Джек знал: стоит ему увидеть Грейс, и все тотчас догадаются о его чувствах. Будет ли так всегда? – невольно задумался он. Будет ли он и годы спустя испытывать тот же ошеломляющий восторг при встрече с Грейс?

Это даже не желание, а много больше, признался себе Джек.

Это любовь.

Любовь с большой буквы «Л», любовь с завитушками и сердечками, с цветами и прочими финтифлюшками, включая ангелочков и… да-да, несносных маленьких купидонов, без которых никак не обойтись.

Любовь. Никакого сомнения. При виде Грейс Джека охватила радость. Он готов был поделиться своим счастьем со всеми. С незнакомцем, сидевшим позади него, и со знакомым, расположившимся напротив. Окружающий мир вдруг засиял яркими красками, и Джек мог легко читать в сердце каждого.

Это было поразительно. Невероятно. Грейс взглянула на него, и что-то неуловимо изменилось в нем. Он стал лучше.

Как Грейс могла подумать, что он позволит кому-то разучить их?

Этому не бывать. Он не допустит.

За завтраком Грейс не избегала его, они не раз обменивались взглядами и тайными улыбками, понятными лишь им двоим. Но у нее хватило благоразумия не уединяться с Джеком, и за все утро они не обмолвились и парой слов. Впрочем, едва ли им удалось бы побыть вдвоем, даже если бы Грейс забыла об осторожности. За столом Амелия взяла подругу под руку, да так и не выпустила.

Должно быть, бедняжка нуждается в поддержке, решил Джек. Обе дамы весь день провели в экипаже в обществе герцогини. Он бы, наверное, тоже цеплялся за руку товарища, если бы ему пришлось пройти через подобное испытание.

Джентльмены ехали верхом, наслаждаясь прекрасной погодой. Лорд Кроуленд пересел было в карету, когда путешественники остановились напоить лошадей, но уже через полчаса снова взгромоздился в седло, благоразумно решив, что утомительная тряска верхом – меньшее из зол.

– Вы оставляете дочь на растерзание герцогине? – мягко заметил Джек.

Граф не сделал даже попытки оправдаться.

– Я не говорил, что горжусь собой.

– Внешние Гебридские острова, – вмешался Томас, заставив лошадь идти рысью. – Уверяю вас, Одли, вот ключ к вашему счастью. Внешние Гебриды.

– Внешние Гебриды? – повторил Кроуленд, недоуменно переводя взгляд с одного всадника на другого.

– Они почти так же далеко, как Оркнейские острова, – весело добавил Томас. – А название звучит намного забавнее.

– У вас там собственность? – заинтересовался Кроуленд.

– Пока нет, – отозвался Томас, искоса глядя на Джека. – Пожалуй, вы могли бы восстановить какой-нибудь женский монастырь. Могучую крепость с несокрушимыми стенами.

Джек усмехнулся. Картина ему понравилась.

– Как вам удалось прожить с ней так долго?

Томас задумчиво пожал плечами:

– Понятия не имею.

«Мы разговариваем так, будто все уже решено, – понял вдруг Джек. – Будто герцогский титул уже перешел ко мне». И Томас, казалось, нисколько не возражал. Во всяком случае, он явно смирился с мыслью, что ему предстоит потерять герцогство.

Джек оглянулся на карету. Грейс уверяла, что не сможет выйти за него замуж, если он станет герцогом. Но без Грейс ему ни за что не справиться с этой ролью. Титул налагает слишком много обязанностей, о которых Джек имел самое смутное представление. Поразительно, какое это тягостное дело – быть герцогом. Но ведь Грейс знает, что делать. Она пять лет прожила в Белгрейве. Разумеется, ей известно, как управлять замком. Она помнит имена всех слуг до единого, и даже дни рождения.

Из нее вышла бы превосходная герцогиня.

Но Джек вовсе не хотел становиться герцогом.

Действительно не хотел.

Он без конца ломал над этим голову, приводя массу доводов, почему ему никогда не стать хорошим герцогом, вместо того чтобы честно признаться себе, что он просто не хочет быть им.

Не хочет, и все.

Джек повернулся к Томасу. Тот смотрел на солнце, прикрыв глаза рукой.

– Должно быть, уже за полдень, – заметил лорд Кроуленд. – Может, нам стоит остановиться и пообедать?

Джек безразлично пожал плечами. Ему было все равно.

– Ради дам, – подчеркнул Кроуленд.

Все трое мужчин разом повернули головы и взглянули на карету.

– Там не особенно приятно, – проговорил граф, едва ли не заискивая.

Джек вопросительно изогнул бровь.

– Герцогиня, – пояснил Кроуленд и содрогнулся. – Амелия умоляла, чтобы я позволил ей ехать верхом.

– Это было бы слишком жестоко по отношению к Грейс, – возразил Джек.

– Так я и сказал Амелии.

– Значит, вы сбежали из кареты? – скупо усмехнулся Томас.

Кроуленд задиристо вскинул голову.

– При других обстоятельствах я не стал бы жаловаться.

– Ну, я вас за это не порицаю.

Джек слушал беседу без всякого интереса. Насколько он мог судить, их маленький кортеж проделал половину пути до Батлерсбриджа. Чем дальше продвигались путешественники в глубь острова, тем труднее было Джеку сохранять веселость.

– Впереди, примерно в миле отсюда, есть поляна, – сказал он. – Я останавливался там раньше. Это место неплохо подходит для пикника.

Двое мужчин кивнули, соглашаясь. Пять минут спустя они нашли поляну. Спешившись, Джек направился к карете. Грум помогал дамам выйти из экипажа. Джек рассчитал, что Грейс наверняка выйдет последней и он сможет подать ей руку.

– Мистер Одли, – проговорила девушка. Это было всего лишь вежливое приветствие, но глаза Грейс сияли затаенной нежностью.

– Мисс Эверсли. – Джек заметил, что уголки ее губ чуть дрогнули. Едва уловимо. Грейс улыбалась. Джек почувствовал ее улыбку. Незаметная для других, она предназначалась ему одному.

– Я пообедаю в карете, – отрывисто объявила герцогиня. – Только дикари едят на земле.

Джек побарабанил по груди кулаками и ухмыльнулся:

– С гордостью признаю себя дикарем. – Он весело кивнул Грейс: – А вы?

– Я тоже.

Герцогиня гордо прошествовала к поляне, сделала круг, желая размять ноги, а затем снова скрылась в карете.

– Должно быть, ей приходится нелегко, – вздохнул Джек, проводив ее взглядом.

Грейс с интересом изучала содержимое корзины для пикника, но, услышав слова Джека, подняла голову.

– Нелегко?

– Ну да. Старой грымзе больше некого изводить в карете.

– Думаю, ей кажется, что мы все сговорились против нее.

– Так и есть.

Грейс нерешительно нахмурилась.

– Да, но…

О нет, Джек не собирался слушать, как Грейс оправдывает эту злобную ведьму.

– Только не говори, что сочувствуешь ей.

– Нет, – покачала головой Грейс. – Я бы не сказала, но…

– Ты слишком добра и жалостлива.

Грейс застенчиво улыбнулась.

– Может быть.

Когда расстелили одеяла, Джек передвинул их так, чтобы немного отдалить себя и Грейс от остальных. Это оказалось несложно и не слишком бросалось в глаза. Амелия села рядом с отцом, который тут же разразился какой-то нравоучительной речью, а Томас побрел в сторону рощи, вероятно, в поисках дерева, нуждающегося в поливке.

– Это та самая дорога, по которой ты ездил в школу? – спросила Грейс, взяв кусок хлеба с ломтиком сыра.

– Да.

Он попытался придать голосу равнодушное выражение, но, должно быть, не слишком успешно, потому что Грейс с тревогой вгляделась в его лицо.

– Почему ты не хочешь возвращаться домой? – спросила она.

Его первым побуждением было отшутиться, заявить, что у Грейс разыгралось воображение, или, поддержав репутацию завзятого острослова, изречь что-нибудь мудрое и изящное, упомянув сияние солнца, птичий щебет и «молоко сердечных чувств».

В прошлом добрая шутка не раз помогала Джеку сгладить неловкость и увести разговор от опасной темы. Ему удавалось выкручиваться из самых сомнительных положений. Но на этот раз у него не было ни сил, ни желания прибегать к уловкам. Вдобавок Грейс все равно угадала бы правду. Она легко читала в его душе. Джек мог бы держаться весело и дурашливо, как всегда, в надежде, что Грейс это нравится. Но только не пытаясь скрыть правду.

Или спрятаться от правды.

– Это непросто объяснить, – отозвался он. По крайней мере это не было ложью.

Грейс кивнула и вернулась к еде. Джек ожидал других вопросов, но они не последовали.

Взяв яблоко, он покосился на Грейс. Она ела жареного цыпленка, не поднимая глаз от тарелки. Джек открыл было рот, чтобы заговорить, но раздумал. Поднес ко рту яблоко, однако так и не надкусил.

– Прошло больше пяти лет, – внезапно выпалил он.

Грейс вскинула голову и посмотрела на него.

– С тех пор как ты в последний раз был дома?

Он кивнул.

– Это немалый срок.

– Очень долгий.

– Слишком долгий? – спросила Грейс.

Джек сжал яблоко.

– Нет.

Грейс съела кусочек цыпленка и снова подняла глаза.

– Хочешь, я нарежу для тебя это яблоко на дольки?

Джек рассеянно передал Грейс яблоко, казалось, он совершенно забыл о нем.

– У меня был кузен. – Какого черта он об этом заговорил? Он вовсе не собирался рассказывать Грейс об Артуре. Последние пять лет он пытался не думать о нем и гнал от себя навязчивые видения, но каждый раз, засыпая, видел перед глазами мертвое лицо брата.

– Кажется, ты упоминал, что, кроме тебя, детей в вашей семье было трое, – осторожно заметила Грейс. Не глядя на Джека, она сосредоточенно очищала яблоко от кожуры.

– Теперь осталось двое.

Грейс посмотрела на него глазами, полными сочувствия и понимания.

– Мне очень жаль.

– Артур умер во Франции. – Голос Джека звучал хрипло. Как долго он не произносил вслух имя Артура? Должно быть, пять лет.

– Ты тоже был там? – мягко спросила Грейс. Джек кивнул.

Грейс взглянула на яблочные дольки, аккуратно разложенные на тарелке. Похоже, она не знала, что теперь с ними делать.

– Ты не хочешь сказать, что в этом нет моей вины? – произнес Джек, ненавидя себя. В его голосе слышались фальшь, боль, сарказм и еще отчаяние. Казалось, он не может поверить, что все-таки заговорил.

– Меня там не было, – ответила Грейс. Глаза Джека не отрывались от ее лица. – Я не представляю, в чем ты можешь быть виноват, но меня там не было. – Она наклонилась и накрыла ладонью руку Джека. – Мне очень жаль. Вы были близки?

Джек кивнул и отвернулся, притворившись, что рассматривает деревья.

– В детстве, пожалуй, не очень, но после окончания школы… – он ущипнул себя за переносицу, не зная, как объяснить, сколь многим обязан Артуру, – …мы обнаружили, что у нас много общего.

Пальцы Грейс сжали его руку.

– Трудно терять тех, кого любишь.

Джек повернулся, с облегчением ощутив, что глаза его остались сухими.

– Когда ты потеряла родителей…

– Это было ужасно. – Губы Грейс дрогнули, но то была не улыбка, а гримаса боли. Незаметное, едва уловимое движение. – Я не думала, что умру, – тихо произнесла Грейс, – просто не знала, как буду жить дальше.

– Я бы хотел… – начал было Джек и осекся. Он не знал, чего хотел бы. Быть рядом с ней в это страшное время? Но какой от него был бы прок? Пять лет назад он сам был сломлен обрушившимся на него горем.

– Меня спасла герцогиня. – Грейс криво усмехнулась. – Разве не забавно?

Брови Джека удивленно поползли вверх.

– Да что ты! Герцогиня ничего не делает по доброте душевной.

– Речь не о том, почему она это сделала. Если бы не она, меня заставили бы выйти замуж за моего кузена.

Джек взял ее руку и поднес к губам.

– Я рад, что этого не случилось.

– Я тоже, – кивнула Грейс. В выражении ее лица не было и тени нежности. – Он отвратителен.

Джек рассмеялся:

– А я надеялся, ты рада, что дождалась меня.

Грейс бросила на него лукавый взгляд и отняла руку.

– Ты не знаком с моим кузеном, сразу видно.

Джек наконец-то взял дольку яблока и откусил кусочек.

– Не слишком ли много гадких родственников у нас с тобой?

Грейс задумчиво скривила губы и покосилась на карету.

– Мне нужно вернуться к ней.

– Нет, не нужно, – твердо возразил Джек.

Грейс вздохнула. Ей не хотелось испытывать жалость к герцогине, особенно после той безобразной сцены в гостинице. Но разговор с Джеком напомнил Грейс о прошлом и о том, как много сделала для нее Августа Кавендиш.

– Она совсем одна, – смущенно проговорила девушка.

– Она это заслужила, – убежденно отрезал Джек, с удивлением глядя на Грейс. Казалось, он искренне недоумевает, что тут обсуждать.

– Никто не заслуживает одиночества.

– Ты и правда в это веришь?

Грейс не верила, но…

– Я хотела бы в это верить.

Джек с сомнением покачал головой. Грейс приподнялась и огляделась, желая убедиться, что их никто не слышит.

– В любом случае тебе не стоило целовать мне руку у всех на виду.

Она встала и быстро отступила, прежде чем Джек успел ответить.

– Ты уже пообедала? – окликнула ее Амелия.

Грейс кивнула:

– Да. Иду к карете, узнать, не нужно ли чего-нибудь герцогине.

Амелия посмотрела на подругу как на умалишенную. Грейс пожала плечами:

– Каждый из нас заслуживает, чтобы ему дали второй шанс. – Она ненадолго задумалась и добавила, обращаясь скорее к себе самой: – В это я действительно верю. – Она направилась к карете. Подножка оказалась слишком высокой, чтобы можно было взобраться на нее без посторонней помощи, и, не увидев поблизости грумов, Грейс громко позвала:

– Ваша светлость! Ваша светлость! – Ответа не последовало, и Грейс крикнула чуть громче: – Мадам!

В открытой двери показалось разгневанное лицо герцогини.

– Чего вы хотите?

Грейс напомнила себе, что не зря столько лет исправно просиживала в церкви воскресные утренние часы.

– Я хотела спросить, не нужно ли вам чего-нибудь, ваша светлость?

– Это еще зачем?

О Господи, вот так подозрительность!

– От доброты душевной, – отозвалась Грейс, теряя терпение. «Интересно, что она на это скажет?» Грейс сложила руки на груди, дожидаясь ответа герцогини.

Старуха смерила ее долгим взглядом и процедила сквозь зубы:

– Опыт подсказывает мне, что добрые люди не кричат о своей доброте.

Грейс боролась с искушением поинтересоваться, о каком опыте идет речь. Исходя из ее собственного опыта, добрые люди избегали общества Августы Кавендиш.

Нет, устыдилась она, это было бы недостойно.

Грейс тяжело вздохнула. В конце концов, она вовсе не обязана помогать герцогине. Теперь она сама себе хозяйка, зачем ей заботиться о старухе? Но разве душевная доброта и порядочность – пустые слова? Нет, она останется верна себе, независимо от обстоятельств. Все эти пять лет она прислуживала герцогине не по собственной воле, а в силу необходимости. А сейчас…

Ну, Грейс и сейчас не испытывала желания ухаживать за старухой. И все же… не могла ее бросить. Что бы ни было на уме у герцогини пять лет назад, она спасла Грейс от большого несчастья. И в благодарность за это Грейс собиралась уделить ей немного внимания. В конце концов, ее никто не принуждал и не неволил. Грейс сама так решила.

Поразительно, насколько велика разница, когда служишь другому по велению сердца.

– Мадам? – повторила Грейс и замолчала. Она сказала достаточно. Остальное зависело от ее бывшей госпожи.

– Ну ладно, – раздраженно буркнула старуха. – Если вы чувствуете себя обязанной.

Грейс с невозмутимым выражением лица взобралась на подножку кареты, опираясь на руку лорда Кроуленда (он слышал последний обрывок разговора между дамами и проворчал, что Грейс сошла с ума). Заняв положенное место – спиной к кучеру и как можно дальше от герцогини, – она чинно сложила руки на коленях и опустила глаза. Грейс не знала, сколько ей придется просидеть здесь, остальные, похоже, еще продолжали обедать.

Герцогиня отвернулась к окну. Временами Грейс поглядывала на старуху, но та все сидела, уставившись в окно, неподвижная, с прямой, как шомпол, спиной и сердито поджатыми губами.

И вот наконец, когда Грейс, должно быть, в пятый раз украдкой покосилась на герцогиню, старуха хмуро посмотрела ей в глаза.

– Вы разочаровали меня. – Свистящий шепот герцогини походил на шипение.

Грейс замерла, затаив дыхание. Она не знала, что сказать, но извиняться не собиралась. Да, ей хватило смелости не оттолкнуть свалившееся в руки счастье, но никто не вправе ее за это упрекать.

– Вы не должны были уходить.

– Но я была всего лишь служанкой, мадам.

– Вы не должны были уходить, – упрямо повторила старуха. Ее голос звучал твердо, тело сохраняло неподвижность, но Грейс тотчас уловила сотрясавшую ее внутреннюю дрожь.

«Это колотится сердце у нее в груди», – с изумлением поняла Грейс.

– Он совсем не то, что я ожидала, – горько вздохнула старуха.

Грейс растерянно моргнула, так быстро сменила тему герцогиня.

– Мистер Одли?

– Кавендиш! – сердито прикрикнула старуха.

– Но вы даже не знали о его существовании, – как можно мягче возразила Грейс. – Как вы могли чего-то ожидать?

Герцогиня оставила ее вопрос без внимания.

– Знаете, почему я взяла вас к себе?

– Нет, – тихо выдохнула Грейс.

На мгновение губы герцогини сжались в одну узкую полоску.

– Это было неправильно. Никто не должен оставаться один в этом мире.

– Да, – кивнула Грейс, соглашаясь всем сердцем.

– Я сделала это ради нас обеих. Исправила несправедливость. Ради нас обеих. – Глаза герцогини сузились, впившись в лицо Грейс. – Вы не должны были уходить.

И тогда… Боже всемилостивый… Грейс не могла поверить, что произнесла это!

– Я могла бы навещать вас, если вы не против.

Герцогиня с усилием сглотнула, глядя прямо перед собой.

– Что ж, это вполне приемлемо.

Появление Амелии, объявившей, что карета вот-вот тронется, избавило Грейс от необходимости отвечать. И действительно, Амелия едва успела занять свое место, как колеса заскрипели и экипаж покатился вперед.

Путешественницы молчали.

И это было к лучшему.

Несколько часов спустя Грейс открыла глаза и встретила взгляд подруги.

– Ты заснула, – шепнула Амелия и, прижав палец к губам, кивнула в сторону дремавшей герцогини.

Грейс зевнула, прикрыв ладонью рот.

– Сколько нам, по-твоему, еще ехать?

– Не знаю. – Амелия неуверенно пожала плечами. – Возможно, час или два. – Утомленная, бледная до синевы, она со вздохом откинулась на подушки.

«Мы все устали, – подумала Грейс. – Устали и боимся».

– Что ты собираешься делать? – вырвалось у нее прежде, чем она успела прикусить язык.

– Понятия не имею, – отозвалась Амелия, не открывая глаз. – Знаешь, что самое забавное? – неожиданно добавила она.

Грейс молча покачала головой, но, вспомнив, что глаза Амелии все еще закрыты, произнесла:

– Нет.

– Я все думаю про себя: это несправедливо. Разве у меня нет права выбора? Почему меня продают и перебрасывают с рук на руки, как лежалый товар? Но ведь иначе и не могло быть. Меня отдали Уиндему много лет назад. И я никогда не жаловалась.

– Ты была еще ребенком, – не согласилась Грейс.

Амелия не пожелала открыть глаза, но в ее приглушенном голосе звучало обвинение:

– У меня было в запасе достаточно лет, чтобы возмутиться.

– Амелия…

– Мне некого винить, кроме себя самой.

– Это неправда.

Амелия открыла наконец глаза. Точнее, один глаз.

– Ты говоришь так, только чтобы меня утешить.

– Нет, я действительно так думаю. Я могла бы солгать, желая тебя успокоить, но сейчас говорю правду. Ты ни в чем не виновата. И никто не виноват. – Грейс взволнованно перевела дыхание. – Жаль. Было бы намного легче…

– Если бы было кого обвинить?

– Ну да.

И тогда Амелия прошептала:

– Я не хочу выходить за него замуж.

– За Томаса? – Амелия с Уиндемом долгие годы считались женихом и невестой, но, похоже, не испытывали глубокой привязанности друг к другу.

Амелия с любопытством посмотрела на Грейс.

– Нет, за мистера Одли.

– Правда?

– Ты, кажется, удивлена?

– Нет, вовсе нет, – поспешно проговорила Грейс. Что ей еще оставалось? Признаться, что она сама безумно влюблена в мистера Одли и не может представить, чтобы кто-то его отверг? – Просто он такой красивый, – выпалила она первое, что пришло в голову.

Амелия равнодушно пожала плечами:

– Не знаю, возможно.

«Возможно? – изумилась Грейс. – Разве ты не видела его улыбку?»

– А тебе не кажется, что он чересчур очарователен? – просила Амелия.

– Нет. – Грейс мгновенно опустила глаза, проклиная себя за несдержанность. Она с такой горячностью выпалила свое «нет», что Амелия тотчас с подозрением прищурилась.

– Грейс Эверсли, тебе нравится мистер Одли?

Грейс принялась что-то бессвязно бормотать, запинаясь и краснея, но вместо слов выходило какое-то воронье карканье.

– Я…

– Он тебе нравится, – заключила Амелия.

– Это ничего не значит, – пролепетала Грейс. Что еще могла она сказать Амелии, которой, возможно, вскоре предстояло стать невестой Джека?

– Конечно, значит. А ты ему нравишься?

Грейс мучительно покраснела, ей хотелось провалиться сквозь землю.

– Можешь не отвечать, – радостно улыбнулась Амелия, – вижу по твоему лицу, что нравишься. Что ж, разумеется, я не выйду за него замуж.

Грейс почувствовала, как к горлу подступила горечь.

– Ты не должна отказываться от него из-за меня.

– Что ты такое говоришь?

– Я не смогу выйти за него, если он станет герцогом.

– Почему?

Как это мило, что Амелия не обращает внимания на разницу в их положении. Грейс попыталась улыбнуться, но улыбка не получилась.

– Если мистер Одли получит титул, он должен будет жениться на женщине своего круга. Такой, как ты.

– О, не глупи, – фыркнула Амелия. – Ты ведь выросла не в сиротском приюте.

– Скандала и без того не избежать. Добавлять к этому экстравагантный брак – настоящее безумие.

– Женитьба на актрисе наделала бы шуму, а о вашей свадьбе через неделю забудут, – отмахнулась Амелия. Грейс понимала, что все далеко не так просто, но не видела смысла продолжать спор. И тут Амелия вдруг добавила: – Я не знаю, что думает об этом мистер Одли, но если он готов бросить вызов всему миру ради любви, то и ты должна быть готова.

Грейс ошеломленно посмотрела на Амелию. Наивная маленькая девочка выросла и превратилась в мудрую женщину. Когда же это случилось? Когда из младшей сестренки Элизабет Амелия успела стать… самой собой?

Амелия потянулась к Грейс и сжала ее руку.

– Будь храброй женщиной, дорогая. – Она улыбнулась и, пробормотав что-то себе под нос, отвернулась к окну.

Грейс задумалась, глядя прямо перед собой. Может, Амелия права? Или графской дочери просто никогда не приходилось терпеть лишения? Легко говорить «будь храброй», когда не знаешь, что такое отчаяние и безысходность.

Что случилось бы, если бы женщина незнатного происхождения, такая как Грейс, стала женой герцога? Мать Томаса не принадлежала к аристократии, но когда она выходила замуж за младшего Кавендиша, тот был всего лишь третьим в линии наследования, никто не ожидал, что она станет герцогиней. Говорили, что бедняжка была глубоко несчастна в браке.

Но родители Томаса не любили друг друга. По слухам, они не скрывали взаимной неприязни.

А Грейс любила Джека.

И Джек любил ее.

Однако все намного упростилось бы, не будь Джек законным сыном Джона Кавендиша.

– Мы могли бы обвинить вдовствующую герцогиню, – неожиданно прошептала Амелия и добавила в ответ на смущенный взгляд Грейс: – Ты сказала, что стало бы легче, если б было кого винить.

Грейс покосилась на герцогиню, сидевшую напротив Амелии. Она тихонько похрапывала, свесив голову под неудобным углом. Удивительно, но даже во сне плотно сжатые губы придавали ее лицу неприятное выражение.

– Она виновата больше других, – заявила Амелия, бросив боязливый взгляд на герцогиню.

Грейс кивнула:

– Мне нечего на это возразить.

Амелия долго молчала, уставившись в потолок, и, когда Грейс уже решила, что ответа не будет, произнесла:

– Я не испытываю облегчения.

– Обвиняя герцогиню?

– Да. – Амелия передернула плечами. – Все это по-прежнему отвратительно.

– Ужасно, – согласилась Грейс.

Амелия повернулась и посмотрела ей в глаза.

– Дерьмово.

– Амелия! – ахнула Грейс.

Та задумчиво наморщила лоб.

– Я правильно употребила это слово?

– Откуда мне знать?

– Да ладно, только не говори, что ни разу не произносила про себя что-нибудь столь же неподобающее для леди.

– Я бы не стала так выражаться вслух.

Амелия с вызовом вскинула голову.

– Но про себя думала?

Грейс не смогла сдержать улыбку.

– Это чертовски неприятно.

– А по-моему, это форменное свинство, – с победным видом выпалила Амелия.

– Преимущество на моей стороне, – лукаво заметила Грейс.

– Правда?

– Конечно. Я слышу, о чем говорят слуги.

– Перестань, не хочешь же ты сказать, что горничные в Белгрейве бранятся, как рыночные торговки?

– Нет, но лакеи иногда сквернословят и похлеще.

– В твоем присутствии?

– Не нарочно, – признала Грейс, – хотя подчас такое случается.

– Прекрасно, – с воодушевлением заключила Амелия, сверкая глазами. – Вверни что-нибудь позабористее.

Грейс на мгновение задумалась и, бросив осторожный взгляд на спящую герцогиню, наклонилась к самому уху Амелии.

Когда она кончила шептать, Амелия откинулась на подушки, ошеломленно глядя на подругу. Она трижды моргнула, прежде чем заговорить:

– Не уверена, что я знаю значение этих слов.

Грейс нахмурилась.

– Я и сама не уверена.

– Но звучат они гадко.

– Дерьмово, – улыбнулась Грейс, ласково потрепав Амелию по руке.

Та горько вздохнула:

– Чертовски обидно.

– Мы повторяемся, – заметила Грейс.

– Знаю, – с досадой отозвалась Амелия. – Но кто в этом виноват? Уж точно не мы. Нас вечно от всего ограждали.

– А вот это, – со смаком протянула Грейс, – действительно чертовски обидно.

– Форменное свинство, – поддакнула Амелия.

– Какого дьявола? О чем вы тут болтаете?

Грейс поперхнулась и замерла, беспомощно глядя на застывшую в ужасе Амелию.

– Ну? – потребовала ответа пробудившаяся ото сна герцогиня.

– Ни о чем, – пискнула Грейс.

Старуха смерила ее неприязненным взглядом и повернулась к Амелии.

– А вы, леди Амелия, – ледяным тоном осведомилась она, – где ваше воспитание?

И тут Амелия – Боже милостивый! – равнодушно пожала плечами и сказала:

– Черт меня побери, если я знаю.

Грейс изо всех сил пыталась сдержаться, но не смогла подавить предательский смешок, так велико было ее изумление. Самое нелепое, что такое случилось с ней впервые.

– Вы просто омерзительны, – прошипела взбешенная герцогиня. – Не могу поверить, что решила простить вас.

– Перестаньте цепляться к Грейс! – с неожиданным гневом отчеканила Амелия.

– Прошу прощения? – яростно вскинулась герцогиня.

– Я сказала, прекратите придираться к Грейс.

– Да кто вы такая, чтобы мне приказывать?

Грейс ошеломленно затаила дыхание: у нее на глазах Амелия из робкой девочки превратилась в решительную, знающую себе цену женщину.

– Будущая герцогиня Уиндем, насколько мне известно, – дерзко парировала она. – А если нет, – Амелия с презрением оглядела старуху, – то какого черта я делаю здесь, посреди Ирландии?

Грейс перевела взгляд с Амелии на герцогиню и обратно, потом снова на Амелию.

Повисла тягостная, гнетущая тишина.

– Умолкните, вы обе, – буркнула наконец старуха. – Не могу слышать звук ваших голосов.

И до конца путешествия все хранили молчание. Даже герцогиня.