Текст книги "Танец страсти"

Глава 12

Сильвия не могла уснуть. Она ворочалась в постели, преисполненная негодования на собственное тело, которое, казалось, восставало против того порядка, к которому она его приучала долгие годы.

Тело желало того, что не имело никакого смысла и чего от него не требовали.

Том мог попасть из оружия в яблочко мишени, умел использовать нож для более зловещих целей, нежели для того, чтобы разрезать сыр, мог содержать любовницу по имени Китти в Кенте. Какое это имеет значение? Тело льстиво уговаривало ее. Это не имеет ни малейшего значения. Возьми его. Возьми его. Возьми его. Ее тело хотело ощутить на себе руки и губы Тома Шонесси, хотело, чтобы его накрыло тело Тома Шонесси. Все очень просто.

Весь следующий день Сильвия провела словно во сне. На репетиции она улыбалась, добросовестно выполняя все указания Генерала, и даже заслужила его одобрение: «Спасибо, Сильвия, что ты не кривишься, когда хлопаешь Молли по заднице!»

Она помогла Жозефине с починкой костюмов фей, прозрачных нарядов нимф и пиратских панталон. Зашивая на них прорехи, Сильвия только и мечтала о том, чтобы все ее неприятности и проблемы могли разрешиться так же просто. Ее рана не была результатом поцелуя. Скорее всего он обозначил лишь вход в неизвестность. Сильвия не знала, куда в конце концов может она попасть, если все же решится войти. Закрыть этот вход уже невозможно. Но все же есть шанс отойти от него на какое-то время, зная, однако, что он существует и просто ожидает ее.

Или все же стоит решиться и проделать этот путь?

Сильвия чувствовала потребность хотя бы на время отдать себя настоящему танцу. Танцу, в котором есть смысл, поскольку он создан хореографом-профессионалом. Нужно только быть послушной и старательной, и прекрасное не заставит себя ждать.

Она, ничего не объяснив Жозефине, отправилась в мансарду в надежде развеять мрачные мысли.

Сильвия встала в исходную позицию и внутренне собралась. Ее руки взметнулись, словно крылья, она вытянула одну ногу. Идеальный – нет, но почти идеальный – арабеск. Сильвии показалось, что она слышит голос месье Фавра: «Моn dieu, ведь ты танцуешь, а не тянешь воз, Сильвия!»

Она слегка выгнула спину назад, простерла вперед руки и… Все получилось идеально. Сильвия чувствовала это.

– Как ты это называешь?

Сильвия поздравила себя с тем, что не хлопнулась в обморок. У нее были все основания гордиться собой: она всего лишь вздрогнула, услышав чей-то голос.

– Балет. – Сильвия произнесла это невозмутимо, как если бы только и делала, что с минуты на минуту ждала ее здесь.

Сильвия опустила руки, расслабила мышцы ног, сомкнула руки над головой и сделала плие, чтобы размяться. Ее тело помнило эту позицию, могло повторить все движения танца, подобно тому, как музыкант может исполнить песню по памяти. Тем не менее ей хотелось бы в этой комнате иметь в своем распоряжении зеркало и станок. И конечно, было бы совсем неплохо, если бы месье Фавр оказался поблизости.

Но больше всего она мечтала, чтобы Бог повернул время вспять. Впрочем, это желание, пожалуй, – самое пустячное из всех. К той секунде, когда Молли еще не обнаружила, что Сильвия танцует в мансарде.

Сильвия поняла, что Молли тоже следит за ней. Так же, как несколькими днями раньше это сделал Том. Еще немного, и эта мансарда сможет соперничать со зрительным залом.

– Кто захочет смотреть на твои… эти упражнения? – Как ни странно, но в словах Молли Сильвия не услышала презрения.

– Принцы, – небрежно ответила Сильвия. – Короли. – Она встала в четвертую позицию, стараясь казаться невозмутимой. Однако ее сердце билось несколько чаще обычного.

Молли фыркнула.

Неожиданно для себя Сильвия сделала то, что сделала: поднялась на пуанты и вскинула руки над головой, затем закружилась, совершив без видимых усилий несколько фуэте, закончив вращение красивой позой со скрещенными ногами. Затем, слегка прогнув спину, опустилась на колени. Сильвия знала, что сейчас она похожа на сомкнутый бутон прекрасного цветка.

Она снова поднялась, стараясь придать лицу бесстрастное выражение, и взглянула на Молли.

Сильвия видела, что Молли в восторге. Ее гордость и плохо скрываемое презрение к Сильвии бесследно исчезли.

Сильвия чувствовала угрызения совести. Скорее, это не делает ей чести – вот так демонстрировать легкость танца, которому она училась долгие годы, принося многое в жертву. В угоду собственной гордости она позволила себе стать жестокой.

Щеки Молли стали пунцовыми. Судорожно сглотнув, она взглянула на окно:

– Нужно мыть.

– М-м-м… – Сильвия продолжила свои упражнения. Подняв одну руку над головой, она поставила другую на талию.

– Почему… почему ты это делаешь? Чтобы тобой восхищались мужчины? – Казалось, Молли борется с собственной гордостью, чтобы понять нечто важное для себя, поскольку вопрос прозвучал вполне серьезно.

– Нет. Для того чтобы я сама восхищалась собой. – Безусловно, в этом ответе не все было правдой.

Молли немного помолчала.

– А это из-за балета у тебя нет… – Молли пальцем указала на свою грудь.

Вот какой серьезный вопрос. Сильвия не знала, рассмеяться ей или вздохнуть.

– Возможно. А ты следишь за мной, Молли? Молли ответила не сразу.

– Я думала… – Не закончив фразу и отвернувшись от Сильвии, она прошлась по комнате и, словно обнаружив нечто интересное в старом бочонке, заглянула в него.

– Почему ты меня не любишь? – Сильвия подумала, что ее вопрос обезоружит Молли и вынудит говорить прямо.

Молли повернулась к ней, и Сильвия была весьма удивлена тем, что Молли не стала отрицать ее предположение. Она, похоже, всерьез обдумывала вопрос, заданный Сильвией, и собиралась дать на него безукоризненно точный ответ.

– Он смотрит на тебя. Смотрит по-настоящему. – Молли явно прятала глаза от Сильвии. – Ни на одну из нас он так не смотрит. Никогда не смотрит, – несколько огорченно добавила она.

– Кто? – Сильвия переспросила, хотя, кажется, догадывалась, кого имеет в виду Молли. Ее сердце радостно заколотилось.

– Кто! – Молли фыркнула, и вполне можно было представить, что ей хотелось добавить: «Дура набитая».

Молли не стала продолжать, а Сильвия решила не допытываться.

Незваная гостья изучающе смотрела на Сильвию. Ее губы болезненно искривились, в голосе чувствовалась плохо скрываемая боль.

– Он – самый лучший мужчина, которого я когда-либо встречала.

Ошеломленная Сильвия молчала. Ей никогда не приходило в голову такое определение для Тома Шонесси.

– А как насчет твоего любовника? – Сильвия все же решилась на этот вопрос. – Того, который красив, как герцог?

Молли слегка повела плечами. В этом движении проскользнуло легкое презрение – то ли к самой себе, то ли к любовнику.

– Он – джентльмен. Он даже спрашивал о тебе. Сказал, что ты выглядишь… плохо. – Последние слова прозвучали радостно, но с некоторой обеспокоенностью. – Он вообще удивлялся, почему ты в «Белой лилии». – Молли сказала это с некоторым злорадством, взглянув на Сильвию через плечо.

Чувствуя себя неуютно от того, что беседа начинает напоминать поединок, Сильвия, опершись рукой о край бочонка, сделала плие. Ей начинало доставлять удовольствие, что Молли наблюдает за ней. Сильвию давно удручала мысль о том, до чего нелепо она выглядит на сцене, покачивая бедрами и хлопая по задницам танцовщиц «Белой лилии». К тому же она была уязвлена критическим замечанием любовника Молли.

– А этому трудно научиться? – небрежно бросила Молли. – Вот так танцевать?

«Дьявольски трудно. Это требует полной самоотдачи, делает ноги безобразными, а тело – аскетичным и сильным. И не бывает секунды, чтобы хоть какая-то клеточка тела не превозмогала физическую боль. Лишь очень немногие по-настоящему хороши. И я – лучшая. Самая лучшая. Я очень много работала для того, чтобы стать самой лучшей».

Молли смотрела на Сильвию и видела на ее лице свои вопросы.

Сильвия обратила внимание на слабый след синяка под глазом. Это была цена, которую платила Молли за ту жизнь, которой она жила.

Но вдруг Сильвия поняла, что ее ответ несправедлив и ошибочен.

Она сама посвятила себя танцу с полной отдачей, для того чтобы жить неординарной жизнью. Для того чтобы, так или иначе, завлечь такого мужчину, как Этьен. Мужчину, способного обеспечить ее будущее, отличное оттого существования, которое вела Клод: спартанского, с необходимостью экономить на всем и с постоянным ощущением одиночества и горечи. Короче говоря, Сильвия отдавала все свои силы для того, чтобы ею восхищались мужчины. Она любила танец, но причины, по которым она посвятила ему всю себя, были неоднозначны и запутанны.

Тем не менее Сильвия усвоила, что владеть этим искусством – означает обладать магической властью. Она взглянула на Молли:

– Ты хочешь, чтобы я показала, как этому научиться?

Глава 13

Среди деловых бумаг, имеющих отношение к планам по созданию «Джентльменского эмпориума», Том обнаружил письмо от человека, предлагавшего зеркала для артистических уборных. У Тома появилась замечательная идея. Он довольно улыбнулся, подумав именно о зеркалах.

Но заметив на столе послание в конверте с другой печатью и адресом, написанным другим почерком, Том, даже не открывая конверта, понял, о чем это письмо.

– Виконт Ховард выходит из дела. – Том сообщил об этом Генералу перед вечерним представлением. – Сегодня я получил от него письмо.

Весьма загадочное явление – отказ от участия в создании «Джентльменского эмпориума» одного кредитора за другим. Скорее, это напоминает мучительную смерть от небольших, но многочисленных ран. Странно: Тому казалось, что это весьма нехарактерно для людей, которые давно были не просто его друзьями, но и надежными партнерами. И к тому же в последнее время при этом ни один из них ни разу не приезжал на представление в «Белой лилии». Бывая в городе, Том также не встречал людей, которых совсем недавно сумел убедить в несомненной выгоде для них участвовать в реализации его планов.

Это могло означать только одно – джентльмены избегают встречи с хозяином «Белой лилии».

В подобной ситуации впору просто сойти с ума. Доводись Тому встретиться с кем-то из недавних компаньонов, он смог бы уговорить их, привести им неопровержимые доказательства своей правоты. В конце концов, Том сумел бы их просто очаровать, что успешно проделывал не раз. И он постарался бы правильно понять причину решения, принятого ими в самый неподходящий момент. Но необходимое условие для этого – встреча с глазу на глаз.

Том не любил действовать исподтишка и всегда считал это проявлением трусости. Он понимал, что лишен возможности как-то влиять на ситуацию. Похоже, дело было в одной-единственной причине. Но догадаться, в чем она заключается, Том не мог.

И это несколько обескураживало. Пожалуй, с тех пор как он был ребенком, ничто на свете не казалось ему внушающим опасение до такой степени, как сложившаяся ситуация. Ему было странно: мечта, постепенно обретая более или менее ясные очертания, внезапно начала рушиться. Это заставляет Тома прилагать невероятные усилия для ее спасения и вынуждает делать вывод, что его мир находится под угрозой.

Том очень рассчитывал восстановить наконец равновесие в собственном мире. Казалось, вчерашний поцелуй должен был приблизить его к этой цели. Да, он целовал женщин и раньше, получая от этого удовольствие. Поцелуи обычно были прелюдией к весьма приятным вещам. Испытанное желание неизбежно тает, а удовлетворенное любопытство перестает мучить. Сильвия, с того самого момента, когда оказалась у него на коленях и пырнула его вязальной спицей, пробуждала в нем и желание, и любопытство.

Однако Том не мог и предполагать, праздно прикасаясь к этой женщине, что единственный поцелуй способен породить ненасытное желание, лишившее его сна, и мечту положить луну к ее ногам.

Ну что ж, если он не может подарить Сильвии луну, придется начать… с зеркал. Том улыбнулся. Она увидит зеркала довольно скоро.

– Ты когда-нибудь влюблялся, Джен?

Генерал от неожиданности дернул головой и уставился на Тома. Глубокая морщина, появившаяся на его лбу, свидетельствовала о глубочайшем раздражении.

– Бог мой, Том, сколько бренди ты выпил? Или мы с тобой проведем весь вечер, словно парочка девчонок, делясь своими надеждами и мечтами? Я этого не хочу.

Том улыбнулся:

– Я хочу знать, Джен.

– Ты хочешь выяснить, влюблен ли ты сам, Том? – Генерал хитро взглянул на Тома. – Так и скажи!

Том пристально посмотрел на Генерала.

– Я нашел тебя грязным, пьяным на улице…

Генерал снова помрачнел.

– Боже мой, Том, ты играешь нечестно… Том пожал плечами.

Генерал, задумавшись, вздохнул и изрек:

– Ну ладно. Да. Я был влюблен.

– И?..

– Любовь делает тебя смешным, беспомощным, неловким, возбужденно-веселым и бессмертным. – Голос Генерала звучал неприветливо. – Доволен теперь?

– И?.. – не унимался Том.

– Она сочла, что я слишком мал ростом, – наконец беспечно, но словно подводя черту, промолвил Генерал.

Эти слова подействовали на Тома, словно нож, вонзенный в сердце и грубо повернутый там несколько раз.

– Ты самый большой человек, которого я когда-либо знал, Джен. – Он постарался, чтобы эти слова прозвучали также беспечно.

– И это меня ничуть не удивляет.

Том засмеялся и как ни в чем не бывало весело заглянул в глаза друга:

– Так что? Устроим гарем через недельку? Я думаю, что Дейзи вполне может стать главным украшением этого представления.

– Дейзи сможет изобразить отличный рождественский окорок.

– О, возможно, ты и прав. Розовый, большой, теплый и сочный… – Каждое слово Том произносил расчетливо медленно и с озорством.

Он заметил, что с каждым его словом уши Генерала становятся все пунцовее.

Хорошо выспавшись после вечернего представления накануне, Сильвия чувствовала себя значительно лучше. Ей казалось, коварный поцелуй, так взволновавший ее, остался в прошедшем дне, и она перестала думать о Томе Шонесси каждую минуту.

Так и было. Но до тех пор, пока она во второй половине дня не поднялась в мансарду.

Ослепленная ярким светом, Сильвия буквально остолбенела на верхней площадке лестницы. Ей понадобилось время, чтобы понять, откуда исходит этот свет.

Зеркала. Вдоль одной из стен были установлены огромные зеркала.

Именно в них отражалось яркое, слепящее солнце.

Окна комнаты были чисто вымыты снаружи и изнутри. Через приоткрытую оконную створку сквозил легкий ветерок, приносивший неведомые и не слишком приятные запахи лондонского Ист-Энда. Но Сильвия подумала: должно быть, приятно танцевать, чувствуя дуновение ветерка.

Она приложила к щекам ладони. Сердце странно и радостно стучало в груди. Сильвии и раньше делали подарки. Этьен – тот просто заваливал ее дорогими вещами: драгоценности, духи, шелк, меха, бархат и многое другое.

Глянув в зеркало, Сильвия увидела на своем лице необычайное удовольствие.

Зеркала целиком занимали одну стену комнаты. Вряд ли какая-либо другая женщина могла почувствовать себя столь же счастливой, получи она такой подарок. Да и Сильвии впервые преподнесли столь необычный дар.

Сильвия разглядывала свое отражение в зеркале. На нее смотрела прекрасная и жизнерадостная незнакомка, которая, несомненно, могла находиться с ней в родстве. Сильвия вспомнила о Сюзанне. Девушка задумалась: если бы ей довелось прожить свою жизнь иначе, излучали бы ее глаза любопытство и радость, или они смотрели бы сейчас равнодушно и самодовольно? Умело бы сердце быть понимающим и добрым? Была бы она способна благоговейно трепетать, получив обычный и в то же время блестящий подарок от красивого и опасного мужчины?

Это не приносит денег. Том Шонесси, любитель броских нарядов, практичный и экономный, не имеющий иного жилища, кроме комнаты в театре, решил потратиться на подарок для нее.

На лестнице послышался звук чьих-то шумов. Сердце Сильвии екнуло. Она резко повернулась к двери.

Сейчас Сильвия хотела встретиться с Томом. Казалось невероятным, что он, желая узнать ее реакцию, станет здесь искать встречи с ней. Сильвия мечтала побыть наедине со своими мыслями и решить, чего же она хочет.

Хочет. Просто получить нечто, потому что она стремилась к этому. Как ребенок тянется схватить игрушку, которая слишком велика для его ручонок.

Сильвия посмотрела в сторону лестницы, но никого не увидела. Однако скрип ступенек по-прежнему был отчетливо слышен. Все ближе и ближе.

И тогда она поняла, что это, должно быть, Генерал. Поскольку он мал ростом, пока она не может видеть даже макушку его головы.

Это действительно был Генерал.

– Здорово! – Слово прозвучало весьма выразительно. Генерал не был глупцом и, конечно, понимал, что сама Сильвия не смогла бы приобрести эти зеркала и самостоятельно втащить их сюда. – Ты основательно преобразила комнату с того времени, как я видел ее в последний раз. У тебя… не было зеркал. – Генерал многозначительно смотрел на Сильвию.

– Нет, – осторожно согласилась она, ожидая следующего, более конкретного вопроса. Того, на который ей совсем не хотелось отвечать. – У меня не было зеркал.

Генерал смотрел слишком проницательно и слишком понимающе. И вдруг Сильвия сообразила, как ей избежать этого взгляда.

– Вы, случайно, не были знакомы с мистером Биллом, Генерал?

Результат превзошел все ее ожидания. Глаза Генерала округлились до невероятных размеров. Щеки побагровели. Он растерянно заморгал. Но в таком состоянии он пребывал недолго.

– А что? – насторожился он. Затем добавил, чтобы вопрос прозвучал более вежливо: – Почему вы спрашиваете?

Сильвия прошлась по комнате, глядя на свое отражение в зеркалах. Создавалось впечатление, что ей хочется видеть себя в каждом из них.

– Мне довелось знать некоего мистера Билла, английского хореографа. Это был очень талантливый человек. Он однажды посетил Парижскую оперу, и мы танцевали для него. Мистер Билл женился на одной из своих балерин. Кажется, на Марии Беллакузи. Необычайно одаренная балерина. Не так давно я узнала, что мистер Бидл служит при английском дворе. Но балет не очень популярен в Англии?

– Да. – Генерал прищурил глаза. – Не слишком.

– Балет в Англии существует только при дворе? Для короля?

– Да. Только при дворе. Для короля.

Немного наклонив голову, Сильвия улыбнулась Генералу.

– Вероятно, вы любите балет. Но… не балерин. Генерал усмехнулся. Он зашагал по комнате, отмеряя шаги так, словно его интересовали размеры этого помещения. Яркое солнце отражалось в блестящих пуговицах его сюртука. Генерал бросил странный взгляд на Сильвию.

– Более того, мисс Ламорье… балерины не любят меня.

Сильвия, будучи польщена и удивлена доверием Генерала, некоторое время молчала, но все же решила заговорить, чтобы Генерал не чувствовал себя неловко.

– Вы пришли нанести мне светский визит, Генерал? Или хотите сказать, что мое присутствие предпочтительнее где-то в другом месте?

Он остановился, сцепив руки за спиной.

– У меня появилась идея, мисс Ламорье, поэтому я пришел сюда.

Он сказал это так, словно старался сохранить спокойствие, но сцепленные за спиной руки выдавали его волнение.

– Идея?

– Идея… Я говорю о балете.

– Я всего лишь хотел защитить ее.

Клод Ламорье и попугай Гийом снова были вместе. Сидя на плече хозяйки, Гийом время от времени любовно пощипывал Клод за ухо.

Клод была бледна. Промокая батистовым платочком слезы в уголках глаз, она растерянно смотрела на сидящих напротив виконта и леди Грэнтем.

Время наложило свой отпечаток на лицо Клод Ламорье. Темные волосы серебрила седина. Мешки под большими темными глазами и глубокие морщины по обе стороны носа говорили о необычайной усталости. Через несколько лет, подумала Сюзанна, кожа вокруг ее рта отвиснет старческими складками. Судя по всему, жизнь Клод Ламорье сложилась нелегко. Она никогда не была слишком привлекательна. Ей так и не довелось выйти замуж.

– Мне было страшно, что может случиться с Сильвией, узнай она правду о своей жизни. Или если бы Этьен, ее любовник, узнал эту правду.

Сюзанна понимала, что ей стоит поддержать разговор о любовнике Сильвии, но слишком небрежно употребляла Клод это слово – как будто речь шла о каком-нибудь «канапе» или «чайнике». К этому нужно немного привыкнуть.

– Понимаете, он хочет жениться на Сильвии. У нее будет хорошая жизнь. Гораздо лучше той, которую прожила я или могу обеспечить ей. Он принц. Из династии Бурбонов. – Клод не удалось скрыть торжества в голосе. – Поэтому я сожгла письма, которые вы прислали, леди Грэнтем. Мне очень жаль, леди Грэнтем. Я боялась как за Сильвию, так и за себя.

Поговорив с мадам Габон, Сюзанна разрывалась между желанием немедленно отправиться в Англию на поиски сестры и желанием дождаться возвращения Клод в Париж. Расписание навигации кораблей по Английскому каналу сделало выбор за нее. Пройдет немало дней, прежде чем какой-нибудь корабль доставит их домой. И вот сейчас они сидят в комнате, в которой Сильвия, ее сестра, прожила почти всю свою жизнь. Маленькая и тесная, с изношенной мебелью и коврами, с одним окном, через которое на Гийома падал солнечный луч. Он явно любил летать по комнате – Сюзанна повсюду видела пух и перья. Не приходилось сомневаться, это доставляло немало хлопот мадам Габон. Можно сказать, отравляло ей жизнь.

Сюзанна положила свою ладонь на руку Клод.

– Я благодарна вам за заботу о Сильвии все эти годы. Я понимаю, как вы рисковали.

– Довольно давно я немного танцевала в «Зеленом яблоке», где и познакомилась с Анной и Дейзи Джоунз. Я узнала от Дейзи о вашем… положении… и, вернувшись во Францию, я… я забрала Сильвию к себе, чтобы воспитать как родную. И поскольку с тех пор никто и ничего не слышал об Анне, я никогда не рассказывала Сильвии о матери. Мне казалось, не было необходимости беспокоить девочку этой историей. Я так и не узнала, что же случилось с другими малышками – с вами, леди Грэнтем, или с Сабриной. И разумнее было бы не писать об этом никому, потому что существовала опасность… да, опасность…

Гийом нежно пробормотал по-английски какие-то неприличные слова и снова ущипнул Клод за ухо. Клод, как бы извиняясь, объяснила:

– Когда-то давно он принадлежал моряку. У него очень богатый лексикон.

Сюзанна слегка улыбнулась. Кит держал ее ладонь в своих руках. Он, как могла предположить Клод, изо всех сил старался не рассмеяться.

– Я очень сожалею, Сюзанна. – Голос Клод вновь задрожал, и она промокнула платочком глаза.

– Ах, Клод, я не сержусь, – поспешила успокоить женщину Сюзанна. – Будь я на вашем месте, тоже сожгла бы эти письма ради того человека, которого люблю. Вы говорите, что из записки Сильвии следует, что она уехала в Англию. А не знаете ли вы, куда она могла направиться в Лондоне?

– Не знаю. Я очень сожалею. Дейзи Джоунз – моя единственная подруга в Англии. Но я не думаю, что Сильвия что-то знает о ней. – Клод захлюпала носом. – Я очень беспокоюсь. Вы видите, наша жизнь не слишком шикарна, и было нелегко, когда Сильвия была маленькая. Но Сильвия… она сейчас самая лучшая балерина в Париже. О том, что она уехала, стало известно всем. Месье Фавр… Мадам Габон говорит, что он очень сердит.

– Сильвия балерина? – Кит не, мог скрыть изумления. Сюзанна тут же испытала легкую ревность, потому что эта новость действительно достойна изумления.

И следом появилось чувство некоторой гордости, потому что для Сюзанны удивительно быть в родстве с балериной.

С балериной, имеющей любовника.

Клод горестно вздыхала.

– Если вы… когда вернетесь в Лондон… найдете ее, вы скажете, что мне очень жаль? Я никогда не хотела обидеть ее. Она очень послушная, моя Сильвия. На нее это так непохоже – взять и убежать. Но у нее есть характер, и я думаю, что на сей раз что-то очень важное подтолкнуло Сильвию уехать за море. И возможно, она там в опасности.

Сюзанна заметила, как Кит искоса взглянул на нее.

Значит, в семье Холта Сильвия – не единственный человек с характером. В какой-то степени Сюзанна была рада это услышать. Сестра стала для нее еще ближе.

Том и Генерал любили эффекты. Когда им нужно было сделать какое-то важное объявление, они собирали девушек вместе, рядом со сценой.

И сейчас, выстроив их перед собой, Том и Генерал некоторое время молча наслаждались этим зрелищем.

Девушки вели себя безупречно, поскольку знали, зачем Том и Генерал устраивают общий сбор. Они стояли притихшие, широко раскрыв глаза, и ожидали, что предстоит услышать на этот раз.

Сильвия искоса посматривала на Молли и поняла, что Молли тоже наблюдает за ней. После вчерашней встречи в мансарде Молли была уверена, что на роль Венеры Том и Генерал назначат Сильвию.

Со сцены доносились звуки приготовлений к спектаклю: стук молотков, скрип и скрежет перетаскиваемых декораций, перебранка рабочих.

– День, которого вы так ждали, леди, наступил, – торжественно объявил Том.

И в этот момент поднялся занавес.

– Боже милостивый! – Роуз воскликнула это так, что ожидания Тома и Генерала наверняка оправдались.

Огромная раковина стояла посреди сцены. При слабом освещении были едва видны длинные темные канаты. Специально все устроено так, чтобы не было заметно, как команда мальчишек в нужное время дружно натянет канаты – и раковина раскроется.

– В полумраке, ночью это будет выглядеть гораздо эффектнее, – заверил всех Генерал. – Вокруг будут качаться водоросли и плавать рыбы. – Он живописно изобразил руками в воздухе целую картину, и девушки завороженно следили за его движениями.

– Венере, – Том продолжил речь Генерала, – будет оказана честь находиться внутри этой раковины, пока не наступит нужный момент, и тогда она предстанет перед публикой. Венера должна являть собой настоящую жемчужину. Грациозную и прекрасную. Наша славная Жозефина сочинила для нее дивную песню.

Жозефина благосклонно кивнула. Сильвия тут же подумала: жемчужина… Какое отношение это имеет к ней?

– И поскольку я знаю, что все вы, затаив дыхание, ждете объявления о том, кто будет Венерой… – Том был невозмутим.

Все замерли.

Замерла и Сильвия, надеясь и вознося молитву, чтобы только Том не назвал ее имя. Она не знала, чего ожидать от Тома Шонесси, и не сочтет ли он это своеобразным подарком для нее… или же, наоборот, посадит ее в раковину, зная, что Сильвия точно не желает там оказаться. Она, конечно, может и возражать, но надо считаться с тем, что Том Шонесси обеспечил ей на некоторое время крышу над головой.

Нет, все же этот мужчина – практичный человек, а из нее – плохая Венера.

Том выждал некоторое время, вероятно, давая возможность музыкантам настроить инструменты.

– Молли, выйди, пожалуйста, вперед.

Казалось, дружное восклицание девушек всколыхнуло занавес на сцене:

– О-о-о, Молли!

Послышались поздравления, в которых не чувствовалось удивления: превосходство Молли не подвергалось сомнению. Пожалуй, девушки искренне радовались за подругу.

Молли вышла вперед так, словно это была ее коронация, и буквально поплыла на сцену.

И когда она повернулась лицом к залу, ее торжествующая улыбка могла бы осветить весь ночной театр.

– Давайте поаплодируем Молли, – все так же серьезно предложил Том.

Раздались аплодисменты. И счастью Молли не было границ, когда рядом с ней встали Генерал и Том.

А Дейзи Джоунз демонстративно повернулась ко всем спиной и, преисполненная достоинства, направилась за кулисы – туда, где находилась ее бархатная розовая комната.

Сильвия наблюдала, как уходила Дейзи. Эта женщина никогда напрямую к ней не обращалась. Сильвия также ни разу не замечала, чтобы она общалась с кем-то из девушек. Дейзи строго соблюдала дистанцию между собой и остальными, считая всех ниже ее.

Подняв глаза, Сильвия увидела, что Том улыбается. А Генерал следил за величественным уходом Дейзи, и было трудно описать выражение его лица.

Молли училась, как правильно уместиться в раковине, а затем – медленно, как только раковина начнет раскрываться, – появиться из нее. Все девушки хотели попробовать это сделать, и Генерал, довольный успехом, не возражал. Том обсуждал с мальчишками, когда и как натягивать канаты, чтобы выход Венеры из чрева раковины смотрелся наиболее выигрышно.

Изнутри раковина была отделана переливающимся, бледно-розовым атласом, которым было не грех украсить трон самой подводной королевы. Створки раковины должны будут поблескивать, освещаемые огнями рампы, и подчеркивать нежность светлой кожи Молли. Поистине это была гениальная декорация. Сильвия внимательно рассмотрела хитроумное изобретение Генерала, потрогала атласную отделку, восхитилась сложными механизмами.

Идея этой постановки, проработка всех деталей, способных подчеркнуть чувственную красоту Венеры, целиком принадлежали Тому Шонесси.

Сильвия подумала о мальчишке Томе, который жил в трущобах и воровал, потому что был голоден. О беспризорном ребенке, который прятался от людей, опасаясь, что его в любой момент могут сдать властям. О юном создании, умеющем драться и выживать, используя все, что попадало ему под руку, чтобы защитить себя.

«Мне везло с друзьями», – сказал он.

Когда она погладила внутренность этой невероятно красивой глупой устрицы, ей показалось, что она прикоснулась к самому Тому.

Она подняла глаза, не сомневаясь, что их взгляды так или иначе встретятся.

Том все еще продолжал беседовать с рабочими и, вероятно, заметив какую-то перемену в позе Сильвии, поймал ее взгляд. Его глаза моментально потемнели. Том Шонесси давал последние указания рабочим сцены «Белой лилии» накануне премьеры.

«Почти каждую ночь».