Текст книги "Эволюция архитектуры османской мечети"

В результате поэтапного развития мусульманской культовой архитектуры в правление Мурада II, Мехмеда II и Баязида II появилась «большая османская мечеть» – как архитектурная модель, в полном объеме реализованная в стамбульской Баязид-джами, так и обобщенный архитектурный образ, закрепленный в мемориальной мечети Селима I. В последующие десятилетия эта модель была опробована для культовых зданий различного масштаба, производились эксперименты с различными конструкциями (как несущими, так и с системой купольных перекрытий) и планировками интерьера (от подчеркнутой базиликальности до предельной центричности), однако на принципиальные характеристики и образ «большой османской мечети» эти архитектурные поиски практически не повлияли.

Синан: векторы архитектурного поиска

Безусловно, главной фигурой в османской архитектуре XVI в. является Синан, само имя которого еще при жизни превратилось в полноценный бренд¹. Его место закреплено уже в официальном имени Ходжа Мимар Синан-ага – «господин учитель архитектор Синан». Прожив почти столетие (1490–1588), он, сменив около 1538 г. Аджема Али (предполагаемого строителя мечети Селима Явуза) на посту главного придворного архитектора (baş mahkeme mimarı), занимал этот пост при трех последовательно правивших султанах, и именно с ним связывается и создание образа Стамбула, и представление об османской архитектуре в целом².

Пройдя общий курс подготовки янычар, Синан стал военным инженером и в этом качестве участвовал в походах на Багдад, Тифлис, Вену и Белград, строя дороги, мосты и укрепления³. Весьма вероятно, что в его обязанности входило также приспособление экспроприированных церквей для мусульманской молитвы⁴, что позволило ему изучить византийские здания. Первой собственной мечетью Синана считается Хусрев-паша-джами у подножия цитадели Алеппо (1537; здание уничтожено в 2014 г.)⁵, но уже через год, став придворным мастером, он начал строить мечети в Стамбуле, причем патронами возводимых им объектов долго оставались лишь члены монаршей семьи. Такой круг заказчиков во многом предопределил особое место «больших османских мечетей» в наследии Синана⁶.

Анализ вклада Синана в эволюцию османской архитектуры в целом и «большой османской мечети» в частности следует предварить несколькими замечаниями.

Во-первых, все использованные Синаном элементы – планировочные, конструктивные, композиционные, – уже существовали в османском зодчестве, и задачей архитектора XVI в. было аккумулировать все наработки и достижения предшествующих этапов развития анатолийской (византийской, сельджукской, османской) архитектуры. Подготовка и опыт Синана как военного инженера, строительная практика в разных районах империи, участие в перестройке церквей и реставрационных проектах (в том числе в Св. Софии⁷) позволили ему изучить, оценить и взять на вооружение строительные приемы и визуальные эффекты лучших памятников. Не случайна, например, оценка стамбульской Сулеймание-джами Т. Буркхардтом: «Ее план – это непосредственное отражение плана Айя-Софии, как если бы великий художник пожелал до конца исчерпать эту тему, перед тем как решительно вступить на новый путь»⁸. Синан оказался идеально подготовлен для выполнения задачи «аккумуляции достижений», его произведения стали подлинной энциклопедией классического периода османской архитектуры, и неудивительно, что именно он сумел оценить и развить новации Баязид-джами и создать новые композиции «большой османской мечети», предопределив эволюцию этого типа культового здания.

Во-вторых, сколь бы ни был талантлив и подготовлен Синан-архитектор, связанные с его именем османские «суперпроекты» не могли быть реализованы без мощного патроната. Мастеру повезло с заказчиками, а амбициям и вкусам двора Сулеймана I и Селима II – с исполнителем. Кроме того, масштабность строительных проектов «великолепного века» подкреплялась финансовым могуществом Империи, достигшей территориального и политического апогея и только что ставшей новым Халифатом. Сулейман I имел все основания риторически уподобить свое мемориальное куллие новому Храму Соломона, а одна из высших точек стамбульского водораздела почти век дожидалась появления мечети Сулеймание – новой городской доминанты, так же как вершина холма Эдирне, уподобленного Ле Корбюзье «потрясающему куполу»⁹, «ждала» мечеть Селимие, затмившую и Юч Шерефели-джами, и мечеть Баязида II. Расцвет османской архитектуры в середине XVI в. стал результатом редкого совпадения амбициозного интеллектуально насыщенного заказа, финансовых возможностей для его осуществления и талантливого исполнителя.

Мечети Синана оказались визуальными маркерами предельного могущества династии Османов и превратились в монументы, увековечивающие великих султанов-халифов, а их купола и минареты сформировали новую линию горизонта в панораме турецких городов.

В-третьих, удивительная плодотворность Синана: наиболее полный каталог работ мастера содержит 477 построек различной степени сохранности и достоверности авторства, среди них 84 большие и свыше 50 малых мечетей, около 60 медресе, 35 дворцов, благотворительные сооружения, крепости, мосты¹⁰. Для сравнения: архитектурное наследие его современника Микеланджело, с которым Синана часто сравнивают, – дюжина проектов различной степени завершенности и участия¹¹. Едва ли не каждый крупный город Турции может похвастаться «своим Синаном»; приписываемые ему сооружения есть на Балканах, в Сирии, Крыму. Речь в данном случае должна идти, видимо, не только о потрясающей активности мастера-долгожителя, но и об особой организации творческого процесса, схожей с «конвейерной» работой узкоспециализированных художников в восточных скрипториях¹². Мастерскую Синана можно уподобить современному архитектурному бюро, создающему каталог готовых решений и предлагающему заказчику скорректировать выбранный проект сообразно с его требованиями.

Понятно, что доля участия самого мастера в продукции его ателье оказывалась различной и зависела от важности заказа: одни проекты требовали сложных авторских расчетов и личного контроля на всех стадиях реализации, другие – адаптации проверенных решений к условиям заказа, иные – отбора «типового проекта» и инструкций ученику, командированному на удаленную стройплощадку, куда сам маэстро и не собирался заглядывать¹³… Наверняка целый ряд мастеров, вынужденных согласовывать свои проекты с главой архитектурного ведомства (Hassa Mimarları Ocağı) при распределении госзаказов (что подтверждается, в частности, регламентирующим такую практику документом от 1572 г.), оказались в тени фигуры главного придворного архитектора¹⁴. Это ни в коей мере не умаляет заслуг Синана как зодчего; более того – свидетельствует о блестящих организаторских способностях и целенаправленной работе над собственным имиджем, наряду с официальным статусом обеспечивавшим его мастерскую частными заказами.

Даже при беглом знакомстве с планами мечетей Синана нетрудно заметить многократное использование одних и тех же отработанных композиционно-планировочных схем членения интерьера опорами и поддержки центрального купола сводами или полукуполами только по центральной оси или в виде тетраконха (совпадающего с продольной и поперечной осями здания или же диагонального). При этом главной темой всегда остается купол – в качестве доминанты интерьера, в угловых ячейках и боковых нефах, на контрфорсах, в портиках галерей двора… Синан активно использовал византийскую композицию интерьера из девяти ячеек, продольнонефную планировку (по примеру Св. Софии и стамбульской Баязид-джами), опору купола на шестиугольник (ранее примененную в Улу-джами Манисы и Юч Шерефели-джами в Эдирне), октагональную конструкцию опор купола в центрических зданиях, демонстрируя усвоение всего доступного ему архитектурного наследия. Предпочтительное применение этих отработанных схем не связано с какими-либо хронологическими этапами творчества мастера: архитектор снова и снова возвращался к одним и тем же проверенным решениям, модифицируя их, упрощая или усложняя, ставя перед собой новые задачи (конструкция купола, облегчение опор, выявление пространства интерьера, освещение) и добиваясь впечатления оригинальности каждого своего здания.

Планировочные схемы «больших османских мечетей» XVI в.:

1 – Баязидие; 2 – Шехзаде; 3 – Сулеймание; 4 – Селимие (по Курану)

Эволюция архитектуры мечети в работах мастерской Синана не была линейной, но с первых же самостоятельных работ великого мастера приобрела несколько векторов: ведомство придворных архитекторов одновременно реализовывало несколько проектов мечетей в одной только столице, не считая работ в других городах, обращаясь к самым разным планировочным, конструктивным, композиционным решениям. Попытки рассмотреть постройки Синана по хронологии показывают, что мастер в разные периоды творчества не отдавал четкого приоритета каким-то моделям, но постоянно возвращался к опробованным приемам, дополняя их новыми разработками, ставил новые задачи и переносил находки в различные типы возводимых им зданий. Именно поэтому направления тех или иных поисков Синана должны определяться в результате не хронологического, а типологического анализа¹⁵; однако постройки Синана, раскрывающие векторы эволюции «большой османской мечети» – стамбульские Шехзаде и Сулеймание и эдирнская Селимие, – могут и должны быть рассмотрены именно в хронологическом порядке.

Турецкий исследователь Б. Озер выделил пять источников архитектурных идей для мечетей Синана¹⁶:

1) Св. София и (как ее османская вариация) стамбульская Баязид-джами, ставшие отправной точкой для планировки «больших османских» мечетей;

2) Улу-джами Бурсы, в которой на рубеже XIV–XV вв. был предложен один из вариантов превращения традиционной колонной зальной мечети в многокупольную;

3) Юч Шерефели-джами в Эдирне, где реализована идея подкупольного многогранника лишь с двумя опорами;

4) Фатих-джами в Стамбуле, в которой впервые в османской архитектуре купол поддержан полукуполом;

5) мечеть Кючюк Айя-София (константинопольская церковь св. Сергия и Вакха VI в.) с опорой купола на октагон.

Не все эти идеи были использованы Синаном именно для «больших османских мечетей»; однако развитие планировки и композиции последних безусловно опиралось на рассмотренные выше сооружения конца XV – начала XVI в. Эдирнская Баязидие и стамбульская Селимие стали базой для варианта центрического зала; столичная Баязид-джами (прекрасно известная мастеру, привлеченному к реставрационным работам в ней¹⁷) продемонстрировала и планировку нефно-купольной мечети, и конструктивно-композиционные возможности полукуполов, поддерживающих центральный купол. Обращение к памятникам Баязида II и Селима I позволяет выделить основные векторы эволюции «большой османской мечети» в творчестве Синана – дальнейшее развитие нефного (базиликально-купольного) здания (в Сулеймание-джами), развитие симметрии системы полукуполов и превращение ее в квадрифолий (Шехзаде-джами), развитие центрического купольного пространства в варианте октагона (Селимие-джами).

Квадрифолий: мечеть Шехзаде

Возведение «причудливой» (по определению Ле Корбюзье¹⁸) мечети в 1543–1548 гг. традиционно связывают с трагедией в семье султана – смертью престолонаследника Мехмеда (1543), чьи останки, ранее захороненные возле Баязид-джами, были перенесены в тюрбе при мечети после ее завершения; это заставляет некоторых исследователей однозначно определять куллие Шехзаде как погребальное¹⁹. Однако еще Эрнст Эгли, автор первой монографии о Синане, указывал, что строительство мечети началось за несколько месяцев до смерти шехзаде (принца) в Манисе²⁰.

Участок для комплекса Шехзаде с севера ограничен акведуком Валента (IV в.), а в северо-восточной его части располагается мечеть Календерхане – комниновская церковь Богородицы Кириотиссы (XII в.), возведенная на месте римских терм²¹: очередная султанская мечеть Стамбула вновь демонстративно включалась в антично-византийский контекст и превращалась в мусульманскую доминанту существовавшей застройки. Кроме того, для строительства была снесена часть старых янычарских казарм, что свидетельствует как о приоритетности нового проекта, так и о готовности властей к перепланировке уже османских кварталов столицы.

Комплекс Шехзаде включал мечеть, медресе, имарет, табхана, хан, больницу, кораническую школу и мавзолеи²², являясь традиционным по набору функциональных частей османским куллие, полностью соответствующим более ранним аналогам в Эдирне и Стамбуле, однако этими аналогами являются исключительно памятники, построенные под прямым патронатом правивших султанов и носящие их имена. То, что некоторые постройки комплекса (корпуса больницы и школы) расположены за пределами его огороженной территории, не является новацией – как уже указывалось, здания, входившие в соседнее куллие Баязидие, тоже оказались на отдалении от самой мечети. При этом постройки комплекса локализованы в пределах одного небольшого участка, и большая их часть охвачена внешней стеной, «автономизирующей» куллие по примеру Фатих, но в отличие от Баязидие.

Шехзаде-джами, Стамбул. Вид с северо-запада. Аэрофотосъемка

Куллие Шехзаде в Стамбуле.

План (по Гудвину):

1 – мечеть; 2 – гробница шехзаде Мехмеда; 3 – гробница Рустема-паши; 4 – медресе; 5 – табхана; 6 – караван-сарай; 7 – имарет; 8 – мектеб (кораническая школа); 9 – мечеть Сарачхане; 10– фрагменты акведука Валента

Особенностью планировки комплекса Шехзаде является расположение точно на его михрабной оси за северо-западной стеной маленькой мечети Сарачхане (известной также как Бурмалы минар-месджит – «мечеть со спиральным минаретом»). Проблема заключается в отсутствии четкой датировки Сарачхане-джами – в одних публикациях она датируется 1550 г., в других – 1540-м, в третьих указывается, что мечеть на этом месте существовала уже в конце XV в.²³ Однако в любом случае вне хронологии появления двух памятников их взаимное расположение заставляет вспомнить о единстве оси трех существовавших к тому времени больших мечетей Эдирне. М. Озель счел такое акцентирование михрабной оси с помощью уже существовавшей мечети, сделавшей невозможным прямой проход на огороженную территорию куллие (в отличие от специальных проходных павильонов в других комплексах Синана, строившихся по частному заказу²⁴) и затем во двор и в молитвенный зал, главным планировочным принципом комплекса Шехзаде²⁵; однако приходится отметить, что и в других «больших османских мечетях» Синана (Сулеймание и Селимие) как-либо архитектурно оформленные «пропилеи» на михрабной оси вне мечети также отсутствуют.

Шехзаде-джами, ставшая первой мечетью, строившейся в столице по прямому султанскому заказу Синаном, лишь пять лет как находившемуся в должности главного архитектора, полностью соответствует типу «большой османской мечети», – центральнокупольный объем с двумя минаретами и двором. Весьма возможно, что комплекс в западной части южного склона Третьего холма, на котором уже находились Старый дворец и Баязид-джами, планировался как султанская мечеть, тем более что военные победы Сулеймана I над испанцами, венецианцами, венграми в 1530-х – начале 1540-х гг. давали достаточно поводов для возведенияулу-джами, а известие о смерти сына омрачило победоносное возвращение султана из очередного похода на Балканы²⁶. Целый ряд аргументов, уже подробно рассмотренных²⁷ (несоответствие между поминальным посвящением и триумфальной программой архитектуры куллие, неоправданное для погребальной мечети усложнение конструкции и композиции, особое градостроительное значение комплекса, городские легенды²⁸, вакуфная документация²⁹), заставляют предполагать, что новая мечеть на Третьем холме закладывалась как мемориал самого Сулеймана Великолепного, но в процессе строительства мемориальная коннотация мечети («первой Сулеймание») могла быть изменена с триумфальной на траурную; проект был скорректирован, а уже через два года после завершения строительства Шехзаде-джами в непосредственной близости от нее было начало возведение куллие Сулеймание.

План мечети представляет собой два одинаковых квадрата 38 х 38 м – один занят двором, второй – молитвенным залом. Таким образом, Синан воспроизвел равенство зала и двора, достигнутое в Улу-джами Манисы и повторенное в стамбульской Баязид-джами, что подтверждает восприятие соседней мечети в качестве норматива для султанского архитектурного заказа. Очевидное отличие в композиции заключается в «укрупнении» двора – если ячейки фасадных и боковых галерей ревака в Баязид-джами соотносились как 7:7, то в Шехзаде-джами – 5:5, хотя сторона квадрата двора в синановской мечети лишь немногим меньше (38 м против 42). Кроме того, Синан отказался и от размещения боковых проходов во двор в центральных ячейках галерей, «вернув» их в южные ячейки, примыкающие к угловым, как это было во всех предшествующих «больших османских мечетях», кроме стамбульской Баязидие, – в Юч Шерефели, старой Фатих, Баязид-джами в Эдирне и в Селим Явуз-джами. Такое обращение к уже традиционному расположению боковых проходов позволяет акцентировать как южный (фасадный) портик двора, по-прежнему остающийся «местом последней общины», так «компактное» расположение двух 55-метровых минаретов в углах основного объема здания, маркируя границу между двором и залом, – в противовес «раздвинутой» постановке минаретов на углах крыльев-табхана в Баязид-джами.

Особое место Шехзаде-джами в эволюции «большой османской мечети» безусловно определяется композицией ее основного объема. Модульная система данной синановской мечети такая же, как и в Фатих³⁰, но необходимо указать, что если в Баязид-джами, которая является прямым развитием композиции Фатих-джами, план зала сводится к 16 модульным ячейкам, то зал Шехзаде-джами легко делится на 25 модульных квадратов. По сравнению с Баязид-джами, архитектор которой развил систему полукуполов по михрабной оси здания, Синан добился абсолютной центральной симметрии объема и интерьера, расположив полукупола также по поперечной оси и создав план-квадрифолий с угловыми ячейками.

Шехзаде-джами, Стамбул.

План (по Гудвину)

Шехзаде-джами. Разрез (по Курану)

Появление конструкции «большой османской мечети» с четырьмя полукуполами было предопределено всем развитием этой модели здания с момента, когда в Фатих-джами появился один полукупол над михрабной ячейкой. Достижение осевой симметрии двух полукуполов в стамбульской Баязид-джами заставляло предположить развитие этого же принципа по поперечной оси. Более того – сама модульная схема 4x4, в которой четыре центральных ячейки занимает купол, на уровне чертежа легко позволяла объединить две внутренние ячейки на каждой стороне квадрата полукуполом; однако план зала из-за увеличения подкупольного квадрата и меньшего радиуса оснований полукуполов приобрел модульную сетку 5x5.

Д. Кубан считал, что композиция Шехзаде-джами стала завершением «непрерывной линии развития», началом которой является планировка Юч Шерефели-джами в Эдирне – именно там возник своеобразный османский аналог связанной системы сводов (gebundenes System), при которой центральному подкупольному квадрату соответствовали две купольные секции боковых нефов, а дальше планировка османских мечетей развивалась за счет дополнения поперечными нефами: южный с михрабным полукуполом в Фатих-джами, затем северный с симметричным полукуполом – в Баязид-джами³¹. Не случайно в типологии А. Курана рассматриваемое здание Синана вместе с мечетями Юч Шерефели, Фатих и Баязид отнесено к подтипу «многообъемных мечетей с различными ячейками» (multi-unit mosque with dissimilar units)³²; однако Куран также оценил Шехзаде-джами как «зенит эволюции» этого типа культовых зданий и воплощение идеального османского здания³³.

Рассмотрение тетраконха как варианта реализации идеального храма в контексте обращения к архитектуре Шехзаде-джами имеет давнюю традицию и широкий круг привлекаемых аналогов – начиная от храмов Закавказья³⁴ до ренессансных проектов Альберти и Леонардо³⁵ и реализованных Санта-Мария делла Консолационе в Тоди³⁶ и Св. Петра в Риме³⁷. В работе 1953 г. У. Фогт-Гёкнил объявила Шехзаде-джами «двухосевым вариантом» Св. Софии и описывала мечеть Синана как простое совмещение двух моделей византийского храма³⁸. Однако появление квадрифолия в планировке «большой османской мечети» после обращения османских архитекторов к Св. Софии и строительства Фатих-джами и Баязид-джами оказалось магистральной линией поисков симметрии объема и пространства культового здания, тем более что османские зодчие активно экспериментировали с полукуполами и вне модели «большой османской мечети».

Фатих-джами, Диярбакыр.

План (по Г. Басу)

Улу-джами, Эльбистан.

План (по У Басу)

Так, к 1515 г. была закончена (вернее, перестроена³⁹) мечеть Алауддевле-бей (она же Улу-джами) в Эльбистане на юго-востоке Анатолии; в результате сельджукская постройка XIII в. получила центральный купол на высоком граненом барабане с контрфорсами, распор которого передается на четыре полукупола. Скругления рукавов тетраконха оказались уплощены, но центральная часть здания представляет собой полноценный квадрифолий; угловые ячейки перекрыты небольшими куполами на парусах.

В 1516–1520 гг. в Диярбакыре построена Фатих-джами (она же мечеть Куршунлу, Бийыклы Мехмед-паша)⁴⁰. Несмотря на многочисленные перестройки и реставрации, небольшое здание с 7-пролетным фасадным портиком и пристроенными купольными табхана сохранило планировочный квадрифолий основного объема, причем и полукупола, и купола угловых ячеек опираются на тромпы, предвосхищающие конхи, врезанные в большие полукупола Шехзаде-джами по образцу Св. Софии.

В ряде исследований упоминаются и другие разновременные анатолийские и балканские постройки – мечети-завие, ханы, – в перекрытии которых использованы полукупола⁴¹; но мечети в Эльбистане и Диярбакыре оказываются наиболее близкими параллелями, показывающими, что уже в 1510-х гг. в архитектуре османской мечети использовался план-квадрифолий с четырьмя полукуполами. Вопрос о том, насколько эти памятники Восточной Анатолии были знакомы Синану, породил целую полемику⁴², однако достаточно констатировать, что такая композиция уже существовала в османской архитектуре и была использована Синаном для «большой османской мечети».

Михримах Султан-джами в Ускюдаре (Искеле-джами), Стамбул. План (по Кубану)

Михримах Султан-джами в Ускюдаре (Искеле-джами). Вид с севера

Необходимо отметить, что одновременно с возведением комплекса Шехзаде Синан по заказу дочери Сулеймана I строил на азиатском берегу Босфора в Ускюдаре мечеть Михримах Султан (она же Искеле-джами – «мечеть на причале»; 1546–1548)⁴³. Мечеть является частью куллие, в состав которого входили медресе, кораническая школа (мектеб) и хан, но должна рассматриваться как частный заказ⁴⁴ и, хотя имеет два минарета, не является «большой османской мечетью» из-за отсутствия двора. Небольшое здание перекрыто куполом диаметром 11,4 м, поддерживаемым тремя полукуполами, в барабаны которых врезаны конхи; в люнете северной подпружной арки размещены два регистра световых проемов, а функцию контрфорсов выполняют пилоны входа (как в мечетях Баязида II и Селима I) и 5-пролетный фасадный портик.

Если план Шехзаде-джами выглядит как развитие Баязид-джами в сторону двухосевой симметрии, то мечеть Йекеле можно представить как «полукупольную версию» Фатих-джами, в которой две из трех ячеек каждого бокового нефа, примыкающие к подкупольному квадрату, перекрываются полукуполом.

Из-за довольно скромных для османской архитектуры XVI в. размеров и использования планировочного триконха Искеле-джами может показаться своего рода «пробой сил» Синана, уменьшенной и упрощенной моделью для важного султанского заказа, – если бы возведение Шехзаде-джами и мечети в Ускюдаре не велось параллельно. В 1540-х гг. Синан одновременно строил два здания, развивая и, пожалуй, исчерпывая конструктивные и композиционные возможности трех и четырех полукуполов в стамбульских мечетях, создавая идеальное центрическое пространство, понимание которого совпало с ренессансными поисками⁴⁵, – и, закончив Шехзаде-джами, больше к квадрифолию не обращался⁴⁶.

Конструкция четырех осевых полукуполов позволила Синану полностью изменить структуру интерьера, вынудив отказаться от галерей боковых нефов и поднимающихся над ними люнетов подпружных арок, использованных в Баязид-джами для размещения световых проемов. О. Грабар отмечал, что применение квадрифолия было доведено Синаном до логического завершения и позволило оторвать купольное перекрытие от ограничивающих внутреннее пространство стен, превратив его в балдахин, что привело к минимизации площади опор и пронизыванию стен рядами световых проемов⁴⁷. В здании мечети XVI в. Синан – в очередной раз в истории архитектуры⁴⁸ – полноценно реализовал идею балдахинной системы, на этот раз основанную не на крестовых сводах, а на полукуполах.

Для освобождения интерьера Шехзаде-джами мастер использовал два приема. Во-первых, четыре опорных пилона центрального купола, воспринимаемые как правильные 6-гранные призмы, на самом деле оказываются диагональными опорами, уменьшая подкупольный квадрат: проекции подпружных арок купола не являются продолжением проекций арок угловых ячеек. Такое усиление диагоналей вынуждает дополнительно укреплять угловые устои постройки, скрываемые теми же опорными столбами. Использование граненых пилонов – в противовес Г-образным в сечении опорам Баязид-джами, – позволяет глазу легко охватывать интерьер, визуально облегчая восприятие пространства.

Шехзаде-джами. Интерьер: вид с севера

Шехзаде-джами. Интерьер. Центральный купол

В отличие от квадрифолиев и в более ранних мечетях Эльбистана и Диярбакыра, и в синхронной синановской Искеле-джами, полукупола Шехзаде-джами чуть меньшего диаметра, чем центральный купол. Это вкупе с диагональными опорными столбами позволило освободить место для размещения в основаниях полукуполов конх, направляющих их распор по диагоналям к контрфорсам. Но для зрителя, находящегося в интерьере мечети, различие в размерах сферических перекрытий остается незаметным – Синан использовал почти тот же прием, что и строитель Баязид-джами, визуально отсекая рукава квадрифолия пониженными подпружными арками конструкции купола. Чуть меньшие размеры полукуполов внимательный зритель, ожидающий от центрического интерьера абсолютной симметрии и не имеющий возможности одновременно увидеть и сравнить основания купола и полукуполов, склонен приписывать скорее перспективному сокращению, нежели особому приему зодчего.

Во-вторых, конструктивный балдахин вынуждает Синана использовать контрфорсы – по четыре на каждой стороне (не считая угловых устоев). На северной стене архитектор обратился к уже опробованной в стамбульских мечетях Баязидие и Селимие практике «расширения» интерьера, располагая между контрфорсами глубокие ниши (позже закрытые и превращенные в изолированные помещения); над входом фланкирующими его нишами расположены балкончики, подняться на которые можно, как в скрытые помещения в Селим Явуз-джами, по лестницам внутри контрфорсов⁴⁹. Контрфорсы на боковых сторонах планировочного квадрата превращены – опять-таки по примеру предшествующих памятников, – в порталы; но здесь необходимо указать, что ранее (в Баязидие и Селимие) подобным образом оформлялись только главные, северные входы в молитвенный зал.

Создавая планировку с двумя осями симметрии и не будучи скован четным количеством ячеек боковых нефов, как это было в Баязид-джами, Синан смог совместить ось боковых проходов, традиционно сдвигавшуюся в северную часть зала, с поперечной планировочной осью симметрии квадрифолия. Таким образом проходы в молитвенный зал через северный портал, противолежащий михрабу, и через боковые выходы впервые в османских мечетях пересекаются под куполом; планировочный крест акцентируется и возможными направлениями движения внутри мечети. Этот акцент усилен и особым оформлением боковых входов в Шехзаде-джами: поскольку проходы оказываются в торцах широких рукавов планировочного креста и на вертикальных осях сразу нескольких полуциркульных арок (подпружная арка купола и два расположенных друг над другом люнета со световыми проемами, также арочными), они уже не могли быть оформлены как обычные двери. Все три входа в интерьере превращены в перспективные портальные ниши с орнаментальными вставками над архивольтами, фланкированные пилонами и напоминающие знакомую еще по сельджукским культовым постройкам композицию «минареты на плечах портала»⁵⁰. Именно эти пилоны и оказываются интерьерными торцами контрфорсов.

Развитие композиций полукуполов в «больших османских мечетях» XV–XVI вв. (по Кубану):

а – Юч Шерефели; b – Фатих; с – Баязид; d – Шехзаде

Безусловно оригинальным является оформление контрфорсов на внешних сторонах боковых стен. Архитектор сделал их уступчатыми, усилив нижнюю половину стен, и выдвинул контрфорсы на 2,5 м от стен до линии основания минаретов. Таким образом, по обе стороны от каждого из боковых входов получились по два выгороженных пространства, сопоставимых с айванами. Каждую из этих выгородок Синан перекрыл двумя куполами на парусах (лишь крайние южные секции перекрыты крестовыми сводами, снаружи, однако, закрытыми полусферами) и соединил узкими проходами вдоль стен, объединив в единые галереи, напоминающие фасадные портики («места для последней общины») раннеосманских мемориальных мечетей с повышенной центральной ячейкой входа⁵¹, девятипролетные галереи, оформленные сдвоенными стрельчатыми арками, опирающимися на тонкие колонны и по очертаниям напоминающими оконные проемы верхних ярусов, не только скрывают контрфорсы, но и визуально сдерживают расползание купольного объема здания, подчеркивают его пирамидальность (высота Шехзаде-джами -37 м– почти равна ее горизонтальным измерениям), придают боковым фасадам мечети ощущение легкости и проницаемости⁵².

С севера боковые галереи замыкаются четырехугольными в плане основаниями минаретов, выполняющими функцию дополнительных контрфорсов угловых устоев. Фасадные грани этих четырехгранных призм не выступают за пределы плоскости фасадов, объединены с галереями общим карнизом и оформлены перспективными рамами, воспроизводящими очертания арок портика; очевидно, эти грани должны восприниматься как еще одна – заложенная – ячейка галереи. Тем самым Синан превращает основания минаретов из дополнительных объемов, пристроенных к телу здания, каковыми они были во всех предшествовавших «больших османских мечетях», в неотъемлемую часть единого пирамидального объема Шехзаде-джами, лишая постройку каких-либо выступающих за пределы общего цоколя элементов, кроме пяти лестничных маршей (три – ведущие во двор, два – перед глубокими стрельчатыми айванами боковых входов в молитвенный зал).