Текст книги "Каждый второй уик-энд"

Четвертый уик-энд
6–8 ноября

Джолин

Адам стал паразитом в моей жизни, но только не тем мерзким ленточным червем, что вьется в кишечнике и крадет питательные вещества из твоего тела. Он был скорее доброкачественной особью, которая массирует мышцы и клетки мозга, делая тебя умнее и сильнее одновременно. Не думаю, что такие паразиты существуют, но как было бы здорово, если бы существовали. Я бы назвала их адамитами.

Адам не согласился с моей паразитической метафорой.

– Я паразит? Я? Это ты забралась в мою комнату!

– После того как ты забрался на мой балкон.

– В наших отношениях ты – главный паразит. К тому же я почти уверен, что адамиты – это какой-то древний культ.

– Ну почему ты такой всезнайка? Ладно, мы изменим название. Как насчет червя в составе названия? Многие паразиты называются червями.

– Как насчет того, чтобы вообще не называть меня паразитом?

– Даже таким, который наращивает мышцы и мозг?

– Да. И как тебе вообще пришла в голову эта мысль?

– Ну, сам посуди. Обычно я проводила здесь выходные, не вылезая из своей комнаты, где целыми днями смотрела фильмы. С тех пор как ты появился, мы ходим по разным местам, все время о чем-то разговариваем. Я двигаюсь и думаю. Это именно те паразитические свойства, которые я тебе приписала.

– Ха.

– Что значит «ха» в данном контексте?

– Я оскорблен чуть меньше.

– О, хорошо. Я как раз хотела мягко оскорбить тебя и в то же время сделать тебе комплимент, так что… куда мы, кстати, идем?

– Что значит «куда мы идем»? Я шел за тобой.

В субботу после полудня мы с Адамом, очевидно, бесцельно бродили по окрестностям. День выдался чудесный, снежный. Землю укрывало белое одеяло с ледяной коркой, отчего снег поблескивал в ярком солнечном свете и хрустел под ногами. Ни ветра, ни облачка. Стоял такой холод, что все в природе, включая воздух, казалось чистым.

Адам не позаботился о том, чтобы утеплиться, и вышел на прогулку без шапки и прочих атрибутов, хорошо хоть в пальто с флисовым воротником. Я уже жалела о своем шарфе, подаренном снеговику. Он бы мне сейчас пригодился.

– Можно прогуляться, – предложила я. – Потрепемся, поспорим о чем-нибудь, поприкалываемся.

– Мы только этим и занимаемся. Не в смысле, что ничего другого не делаем, просто всегда разговариваем.

– Я знаю, но ты же понимаешь, что мы еще очень многого не знаем друг о друге. Мы вроде как пропустили раунд «вопрос-ответ», через который проходит большинство людей.

Адам рассмеялся.

– Потому что мы оба подозревали, что застряли по соседству надолго.

– Именно.

– Так и вышло.

– А вдруг ты узнаешь, что я тайный джедай, или я узнаю, что ты Брони?

– Что еще за Брони?

– Парень, фанат сериала для девочек «Мой маленький пони».

– ОТКУДА ТЫ ЗНАЕШЬ? – взревел Адам. И, когда мой смех затих, добавил: – Видишь? Слишком поздно. Мы все равно уже друзья.

– У меня все же остались вопросы.

– Думаю, и у меня. Ты особо не рассказываешь о киношколе.

Я слегка ссутулилась.

– Да в общем-то рассказывать нечего. – Я затеребила застежку «молнии» на куртке. – Короче, в Лос-Анджелесе есть одно заведение для старшеклассников. Если меня примут, я узнаю все о кинематографе и, в моем случае, о режиссуре.

Брови Адама поползли вверх, и я не могла сказать, то ли он впечатлен, то ли считает это глупостью.

Я еще сильнее сгорбилась.

– Как я уже сказала, это не так важно.

– Тебя обязательно примут. Ты такая командирша, а музыкальный клип, который ты мне показала, просто потрясающий.

Я подавила улыбку и поморщилась.

– Неужели я действительно командирша?

– О да, но разве это не обязательное условие для режиссера?

– Я очень на это надеюсь, – сказала я совершенно серьезно.

Адам рассмеялся.

– Я думаю, что это круто.

– Правда?

Он кивнул.

– Ну, и как туда попасть?

– Я должна написать эссе, представить несколько короткометражных фильмов и получить рекомендательное письмо от кого-то, кто может… – здесь я добавила воздушные кавычки, – «…оценить мои творческие способности в отношении кино и кинопроизводства».

– И к кому ты собираешься обратиться за рекомендацией?

– Понятия не имею. Но я обязательно найду кого-нибудь. – К счастью, он не спросил о короткометражных фильмах, особенно о том, с его участием, потому что я еще была не готова показать результат.

– Кажется, мой отец говорил, что в этом доме поселился новый парень, какой-то кинокритик.

Я обеими руками схватила Адама за плечо.

– Ты это серьезно?

– Вроде да. Я постараюсь выяснить.

– Я поклянусь любить тебя вечно, если ты найдешь его для меня.

– Не далее как вчера ты заставила меня смотреть фильм о том, что любовь нельзя купить. – Он покачал головой, и я со смехом отпрянула.

– Ладно, теперь моя очередь задавать вопросы.

– Валяй.

– Где ты живешь?

– В маленьком городке под названием Телфорд, – сказал он. – Это в получасе езды отсюда на север, если без пробок. А ты где?

– Дом моей мамы здесь, в городе. Можем пешком дойти как-нибудь, если захотим совершить самоубийство.

Адам остановился.

– Это из-за дома или его хозяев?

– В последнее время из-за того и другого.

Неловкое выражение лица Адама говорило о том, что я вызвала у него грусть и вину.

– Не из-за моей мамы, по крайней мере не полностью из-за нее. Я рассказывала тебе о парне из спортзала, с которым она встречается. По его словам, он – финансовый эксперт. Может, и так, я не знаю. Но это он накручивает ее из-за денег, которые мой отец от нее утаивает.

– Это правда? Я имею в виду твоего отца?

– Абсолютно. До развода мой отец мог десять раз купить и продать этот гребаный Оук-Вилладж, а теперь сам живет здесь и утверждает, что не может позволить себе ничего лучше – ничего личного, но это место стало почище с тех пор, как твой отец затеял ремонт. – Я остановилась. – Я уже начинаю говорить как Том. Он пытается уговорить мою маму нанять бухгалтера-криминалиста, чтобы тот проверил финансы отца и выбил из него больше алиментов. Но мой отец не идиот, поэтому я сомневаюсь, что они что-нибудь найдут, а это значит, что, если она хочет больше денег, ей придется найти работу и заняться чем-то еще, кроме фитнеса и выпивки. Может быть, она повзрослеет и начнет заботиться о ком-то, кроме себя. Может, они оба. – Я дышала как бык, изо рта валил пар. Адам не знал и половины того, что я вывалила на него только что. Никто не знал.

Мне нужно было вернуться на более безопасную и не столь болезненную для нас обоих территорию.

– Ладно, забудь все, что я тут наговорила. Я просто хочу сказать, что, пока у нас не появится возможность сесть за руль, мы обречены болтаться по окрестностям. – Мы сделали полный круг и снова приблизились к нашему дому. Прошли мимо вывески, и никто из нас даже не взглянул на нее.

В ответ Адам лишь кивнул и сунул руки в карманы.

– Давай еще несколько вопросов, – предложила я. – Любимый цвет?

– Красный. А у тебя?

– Фиолетовый. Конфеты?

– «Джелли бинс». А твои?

– Леденцы «Фаербол». Праздник?

– Хеллоуин. У тебя?

– То же самое. Конфеты и костюмы рулят. – Мы ходили взад-вперед, пока оба не стряхнули с себя тяжесть моих откровений. Пара белок с пушистыми серыми хвостами пронеслись прямо перед нами, одна гналась за другой по веретенообразной березе. Мы рассмеялись, и все снова стало хорошо.

– Вопрос посерьезнее. Какая твоя любимая песня?

– Всех времен и народов? Classical Gas[25]25
  Композиция, написанная в 1968 году американским джазовым гитаристом и композитором Мейсоном Уильямсом. С тех пор ее исполняли очень многие музыканты – группы The Shadows, Shocking Blue, Ванесса Мэй, Томми Эммануэль и другие.


[Закрыть].

Я ткнула его кулаком в грудь.

– Моя тоже!

Он ухмыльнулся.

– Неужели?

– Нет. Кто ставит слово «газ» в название песни?

– Мейсон Уильямс. А если серьезно, не наезжай на песню.

Я подняла руки, сдаваясь.

– Ладно, согласна, она классная. Но название… – Я покачала головой.

– А какая твоя любимая песня?

– «Джолин» Долли Партон. – Я дернула плечом, когда он искоса взглянул на меня. – А что тут скажешь? Я – нарцисс. – К тому же никто, кроме Долли Партон, не вкладывает в песни столько боли. – Книга?

– «Властелин колец».

Я скорчила гримасу.

– Что такое?

– Просто она такая длинная. А все эти песни? – Я издала рвотный звук. – Короче, я не осилила.

Адам резко остановился.

– Погоди, ты не читала «Властелина колец»?

– Я начинала читать, но потом решила, что лучше заняться чем-нибудь другим. Ладно, у тебя такое лицо, будто я только что пнула тебя по яйцам. – Он выглядел бледным даже для него. – Да брось ты. Я смотрела фильмы, понятно? Если не считать склонности Питера Джексона к бесконечным крупным планам, они мне понравились.

– Фильмы – это здорово, но они ничто по сравнению с книгами.

– Ну, просто книги у меня не пошли.

– Ты сказала, что начала и сдалась. На чем ты остановилась? До «Возвращения короля»?

Я бросила на него непонимающий взгляд, на что он слегка зарычал.

– Третья книга.

Я бы рассмеялась, не будь он так серьезен.

– Скорее на третьей главе первой книги.

На его лице снова появилось то же страдальческое выражение, что и в прошлый раз. К его чести, он быстро пришел в себя и зашагал вперед.

– В следующий уик-энд я привезу тебе свой экземпляр «Братства Кольца». Мы найдем какое-нибудь тихое местечко, и я прочту тебе не только первые главы.

В его голосе прозвучало столько решимости, что я не стала с ним спорить. Мне понравилась идея слушать его в течение нескольких часов. Даже если он собирался говорить об эльфах и волшебниках.

– Знаешь, боюсь спросить тебя, какой твой любимый фильм. Мы чуть не убили нашу дружбу из-за книги о троллях.

– Я уверен, ты знаешь, что их называют хоббитами. Но да, я никогда не скажу тебе, какой фильм мой любимый.

Я едва сдержала улыбку.

Мы еще немного погуляли, хмуро поглядывая на проезжающие мимо чужие машины.

– О, у меня еще один вопрос. У тебя есть девушка? – Как я и предполагала, этот вопрос заставил Адама покраснеть. Но его ответ стал для меня неожиданным.

– Да.

Я оцепенела, даже сердце перестало биться.

– Серьезно?

Он тоже остановился, и его кадык дернулся, когда он сглотнул.

– Да. Тебе это кажется странным?

– Нет. – Хотя на самом деле – да. Мое сердце снова забилось, но слишком быстро, слишком сильно. – Ты никогда не вел себя так, будто у тебя есть девушка.

Адам снова сглотнул, но явно пытался делать вид, будто не понимает, что в наших отношениях только что произошел огромный, монументальный сдвиг, на чем настаивало мое колотившееся сердце.

– А как ведет себя тот, у кого есть девушка?

– Я не знаю. – Мы снова зашагали, и мои конечности двигались рывками, когда я пыталась скрыть, что земля у меня под ногами внезапно закачалась. Я держалась позади него, ступая в оставленные им следы, казавшиеся огромными для моих ножек. – А она знает обо мне? Что мы болтаемся вместе по семьдесят два часа два раза в месяц?

– Мы только недавно стали встречаться. Она знает, что я навещаю своего отца, но я не упоминал конкретно о тебе. Это… Эрика, девушка, с которой я работаю над школьным проектом.

Я вспомнила нашу странную переписку, когда он рассказал мне о ней. Он вел себя как-то не так, говорил уклончиво, а потом и вовсе перестал отвечать. Я думала, он торопится сесть за домашку, но, выходит, просто волновался перед встречей с девушкой. Я содрогнулась, и легким стало больно от глубокого вдоха.

– Теперь это будет выглядеть нелепо.

– Только если ты постараешься, чудачка. – Он попытался подтолкнуть меня локтем, но я рванула вперед, первой пробивая ногами снег.

Я действительно вела себя нелепо, но ничего не могла с собой поделать. Мой организм просто не знал, что делать с этой явно нежелательной информацией.

– Нет, это обязательно произойдет. Ты расскажешь ей об удивительной девушке, с которой проводишь свои выходные, она начнет ревновать, и тебе придется выбирать между нами, и, конечно же, ты выберешь ту, с кем целуешься, а не оторву, что запихивает снег за пояс твоих джинсов. – Адам не догадывался о том, что я на взводе, а не просто разыгрываю драму для пущего эффекта. Ну да, я слегка драматизировала, но мое сердце все еще чувствовало себя раненым.

– Это ее плюс и твой минус.

Сердце сжалось при мысли о том, что он целуется с ней.

– Как ее зовут, напомни?

– Эрика.

– Эрика. Когда будешь рассказывать ей обо мне, скажи, что я ее ненавижу. – Я повернулась и пошла задом наперед. – Не ее конкретно, а то, что она собой представляет.

Адам рассмеялся.

– Я уверен, что ей все равно.

– А я теперь уверена в том, что у тебя никогда раньше не было девушки. – Ей не могло быть все равно. Адам даже не был моим бойфрендом, а я уже чувствовала удушающую ревность к той, кто претендовал на то в нем, о чем я никогда и не думала. И вдруг это стало всем, о чем я отныне могла думать. – Эй, а как же наши фотографии? А твоя мама знает об Эрике? – Я снова остановилась, когда эта мысль пронеслась над остальными. – Ты заставляешь меня не очень хорошо думать о твоей маме. Вчера мы отправили ей нашу фотографию!

Кстати, очень милую. Мы установили таймер, а потом свесились вниз головой с моего дивана так, что наши головы оказались в нескольких дюймах от пола, а ноги согнутыми над спинкой. И вот теперь он все испортил. Я не могла заставить свои веки сомкнуться, и пульс наверняка зашкаливал, судя по тому, что меня била нервная дрожь.

Адам стоял совсем близко, поэтому я не преминула ткнуть его в грудь пальцем.

– А твоя мама не возражает, что у тебя подружка в каждом порту?

– Эй, ой. У тебя костлявый палец.

Я продолжала тыкать его в грудь.

– Отвечай на вопрос.

– Нет, она ничего не знает про Эрику. А теперь прекрати это. – Он отошел в сторону, иначе я бы истыкала его. Либо просто ударила. Но я не могла опуститься до этого, ведь он не сделал ничего плохого. Формально – нет. Ох, как я ненавидела формальность.

– Выходит, ты лжешь всем своим женщинам? – Я как будто играла с ним, но вроде бы и нет. Обычно ему нравились мои драматические выпады, и я чувствовала особенный прилив вдохновения. Ну, а что мне оставалось делать?

– Нет, но собираюсь начать. Слушай, а я тебе не рассказывал про девушку, которой у меня нет?

Я шумно выдохнула, что прозвучало обиженно, хотя мне хотелось выглядеть оскорбленной.

– И кто из нас чересчур чувствительный? Почему ты делаешь из мухи слона?

– Вовсе нет. – Хотя и да. Как он мог не понимать, что на самом деле это проблема? Разве для него это ерунда?

– Насколько я знаю, у тебя есть парень. – Он произнес это немного рассеянно, и его пристальный взгляд метнулся к моему лицу, как будто хотел засечь мою первую реакцию. От этого у меня еще сильнее сжалось сердце.

– Я бы тебе сразу сказала. Во всяком случае, что-то вроде: «Слушай, Адам, я знаю, что мы не целуемся и все такое, но у меня есть парень, с которым я целуюсь».

Его лицо полыхало огнем.

– Я правильно понял: ты хочешь, чтобы я тебя поцеловал?

– Нет! Я просто говорю… – Жарко стало и моему лицу, и я отвернулась. Я сама не знала, что говорю, и впервые не могла сказать, краснеет он потому, что я смутила его, или потому, что ему стало стыдно за меня. – Я бы тебя предупредила.

– На случай, если я захочу тебя поцеловать?

Я вскинула руки.

– Во-первых, да. Но в основном – нет.

Краска начала сходить с лица Адама, но задержалась на его ушах. Еще одна вспышка ревности пронзила меня, когда я подумала о том, что Эрике это, наверное, тоже очень нравится.

– Я не знаю, что с этим делать.

– Ну, теперь это не имеет значения. Она уже существует.

– Это самый странный разговор из всех, что мы когда-либо вели.

– Скажи спасибо Эрике.

Адам

В субботу вечером, выходя из квартиры Джо, я наткнулся на отца в коридоре. Он чинил один из вечно мигающих светильников, предварительно обесточив сеть. Я поднял бровь, удивленно разглядывая пару фонариков, аккуратно разложенных на полу позади него.

– Пытаюсь не убить себя проводом под напряжением, – объяснил он, спускаясь с маленькой стремянки. – Уже поздно, но я хочу, чтобы к утру все было отремонтировано и заменено. – Он вытащил свой сотовый телефон и постучал по экрану. В динамике послышался голос Джереми.

– Готово?

– Да, – сказал отец. – Иди врубай выключатель для шестого этажа.

Цепочки ровных, ярких огоньков зажглись по обеим сторонам коридора. Папа усмехнулся.

– Получилось? – спросил Джереми.

– Один этаж готов, осталось еще пять. – Отец оглядел идеально работающие светильники и, нагнувшись, чтобы сложить стремянку и подхватить ящик с инструментами, обратился ко мне: – Нам бы не помешала твоя помощь. – Он старался не смотреть на меня. Не знаю, то ли не хотел видеть мое лицо в момент отказа, то ли думал, что, избегая визуального контакта, скорее получит от меня согласие. – Ладно, – сказал он, так и не дождавшись моего ответа. – Я дал тебе шанс поступить по-мужски, но если ты предпочитаешь отмалчиваться, как мальчишка, тогда я решу за тебя. – Он прошел мимо меня, как случайный прохожий на улице. – Бери фонари и жди меня на пятом этаже.

Мы молча ремонтировали правую часть этажа – четыре лампы, – и, несмотря ни на что, я был впечатлен мастерством отца. Я знал, что в свое время они с мамой разобрали наш дом практически до последнего гвоздя и построили его заново, но основные работы проходили, когда я был слишком маленьким, чтобы понимать, какие навыки пришлось приобрести отцу. Он совмещал в одном лице электрика, сантехника, архитектора и плотника. И весьма успешно. Мама занималась дизайном, хотя не ограничивалась лишь выбором цвета краски. Она заново полировала полы и восстанавливала камины; мастерила мебель и укладывала плитку. Оглядывая этот коридор, я не мог не думать о том, как бы ей хотелось быть здесь, работать с нами.

Выражение моего лица, должно быть, выдало что-то из этих мыслей, потому что отец остановился в процессе укладки проводов для следующего светильника.

– Что с лицом?

Я протянул ему еще одну заглушку. Сказались то ли поздний час, то ли моя усталость, но я решил ответить ему честно:

– Маме бы это очень понравилось.

Я заметил, как на его губах заиграла улыбка, когда он снова принялся за работу.

– Я когда-нибудь рассказывал тебе, чем мы занимались в наш медовый месяц?

– Папа. – Я надеялся, что он услышал предупреждение в моем голосе.

– Нет-нет. – Он отмахнулся и продолжил: – Мы только что купили дом, так что у нас не было денег, чтобы куда-то поехать. Тогда мы решили отправиться в Поконос и снять там небольшую хижину в горах – дело было летом, так что нам не угрожали толпы лыжников. Мы не торопились в дороге, ехали по проселкам, останавливались где хотели. И вот, когда мы были в пути уже около часа, твоя мама внезапно хватает меня за руку и кричит, чтобы я остановился. Я так сильно жму на тормоза, что у нас обоих на груди остаются синяки от ремней безопасности.

– Она увидела, как олень выскочил на дорогу или что-то в этом роде? – спросил я с любопытством, несмотря на желание оставаться безучастным.

– Кто-то распахнул двери в большой старый сарай, она случайно посмотрела в ту сторону и увидела то, что, как она клялась, было столовым гарнитуром XIX века из дуба радиального распила.

Я рассмеялся, живо представляя себе маму. Это было так на нее похоже.

– Наш обеденный стол? – спросил я, уже зная ответ.

– Ей потребовалось меньше двадцати минут, чтобы убедить хозяина продать нам гарнитур за те деньги, на которые мы собирались арендовать жилье в горах, и мы провели ту ночь в нашем доме, уплетая пиццу и попивая дешевое вино, пока я отскабливал стол, а она обдирала старую обивку со стульев. – Он снова улыбнулся. – У нас тогда еще не было никакой другой мебели, а на верхнем этаже – целой секции крыши, поэтому мы спали на одеялах возле камина. Это была одна из лучших ночей в моей жизни. – Его голос треснул. – А через девять месяцев у нас появился Грег.

И точно так же мою грудь стянуло обручем и стало нечем дышать. Я бы предпочел не видеть отца настолько убитым горем. Казалось, он предает что-то, показывая мне свою слабость, как будто лишает меня гнева, который все еще во мне кипел. И ему для этого потребовалось рассказать мне всего одну историю, дать мне услышать боль, которую он чувствовал, даже когда улыбался, – и от моей суровости, которой я обычно его наказывал, не осталось и следа. Вместо этого я кусал губы, сжимая в руках инструмент, напрягая мышцы, чтобы не сломаться вместе с ним, ради него, глядя, как он скорбит по своему сыну.

Он не пытался скрыть от меня свои эмоции, как делал это раньше. На этот раз он не встал и не пошел в другую комнату; он стоял на стремянке, крепко схватившись за мое плечо, как будто только это и удерживало его в вертикальном положении, в то время как мои глаза полнились слезами, никогда в жизни я не чувствовал себя слабее.

Я не мог плакать в присутствии отца – это походило бы на вторжение в мое личное пространство. Более того, я знал, что если разрыдаюсь вместе с отцом, утром уже не смогу его ненавидеть.