Текст книги "Вечерня"

Торговля товаром такого рода вовсе не была запрещена; Ковбой и Гаучо не нарушали никаких законов. И они занимались своим бизнесом в задней комнате магазина, в котором заправлял Франсиско, вовсе не по этой причине, а скорее из чувства уважения к пуэрториканской общине, частью которой они являлись. И им не хотелось, чтобы какая-нибудь леди в черной шали забрела в этот отдел магазина и схватила инфаркт, увидев колоду игральных карт с изображенными на них мужчинами, женщинами, карликами и немецкими овчарками, совокупляющимися в пятидесяти двух различных позах и сочетаниях. А если посчитать и джокеров, то в пятидесяти четырех. И у Ковбоя, и у Гаучо было такое же чувство национальной гордости, что и у Франсиско. Вообще-то, эти трое на самом деле были одним целым, а одна из их профессий называлась «полицейский осведомитель».

Конечно, у полиции было кое-что на Паласио в любом из его воплощений; никто – ну ладно, почти никто – не становится стукачом только из-за стремления оказывать услуги обществу и одновременно наслаждаться романтичной, полной тайн и приключений жизнью секретного агента. На Паласио у полицейских был материал об уклонении от уплаты налогов, что позволяло упечь его в федеральную тюрьму на довольно неплохой срок, буде им что-то не понравится в его поведении. Паласио, когда тяжелая рука закона хватала его мертвой хваткой, только улыбался. Он попытался вести жизнь образцового гражданина. И даже, если он по мелочам нарушал закон, – ну что-то вроде торговли из-под полы крадеными проигрывателями компакт-дисков – что это могло добавить к его страшному прегрешению. Когда у человека над головой висит готовый приговор, все остальное кажется таким малозначащим.

Уиллис обратился к нему вовсе не потому, что Ковбой знал свое дело лучше, чем толстяк Доннер, – на самом деле в добывании ценной информации Доннеру вообще не было равных, – а потому, что с годами страсть Доннера к маленьким девочкам становилась все более непереносимой; находиться с ним в одной комнате было все равно, что вдыхать смесь детской присыпки и спермацетового геля. Иметь дело с Ковбоем было намного приятнее. Кроме того, Ковбой, как и Карлос Ортега, был испано-язычным американцем. Район, в котором находился его магазин, назывался «El Infierno» и до недавнего нашествия иммигрантов с Ямайки, корейцев и вьетнамцев был полностью пуэрториканским.

Когда Уиллис, вспотевший после того, как прошел два квартала от автобусной остановки, вошел в заднюю комнату магазина, Ковбой причесывался. Высокий зачес в стиле «помпадур» – в пятидесятых годах это было последним криком моды. Карие глаза. Зубы как у эстрадной звезды. В его досье в картотеке было упоминание о том, что у Паласио не одна жена, как у всех честных американцев, а целых три. Конечно, это тоже противозаконно – иметь трех жен, но какого черта – ведь у копов уже было на него это уклонение от уплаты налогов. Одна из его жен вроде бы была звездой кубинского кино – до того, как к власти пришел Кастро. Уиллис быстро прикинул в уме и решил, что ей, должно быть, лет пятьдесят – шестьдесят. Он поздоровался с Ковбоем и сразу взял быка за рога.

– Карлос Ортега.

– Поподробнее, – хмыкнул Паласио. – Вы, ребята, вечно приходите ко мне с испанскими именами, которые звучат одинаково.

– Ему сорок два года, и он страшен как смертный грех.

– Что за ним числится?

– Пока, вроде бы, ничего, но его нет там, где он должен был находиться.

– А где он должен был находиться?

– Хиллсдейл, 1147.

– Бандитский райончик, – хмыкнул Паласио. Было что-то смешное в том, что Ортега жил в районе, где с начала года уже три дюжины людей расстались с жизнью.

– Его брали за торговлю наркотиками, – добавил Уиллис, – он отсидел довольно много, был условно-досрочно освобожден в октябре. Слушай, Ковбой, он на самом деле редкий урод, это должно тебе помочь.

– Если бы мне давали за каждого урода в этом городе десять центов...

– Здоровый лысый мужик, шрам от ножа через правый глаз, частично закры...

– Попай[38]38
  Рореуе – пучеглазый (исп.).


[Закрыть] Ортега! – воскликнул Паласио.

Вот как иногда бывает!

Единственное, что Паласио забыл сказать, – это то, что там находился крэк-хаус.

– Вот там вы его и найдете, – сказал он и дал адрес с номером квартиры. Если бы Уиллис знал, куда он идет, он бы догадался, что двенадцатилетний мальчишка, слоняющийся у входа в дом, – караульщик. А потому он прошел мимо дозорного с таким беззаботным видом, что мальчишка не удостоил его внимания. А может, еще и потому, что Хэл не был похож на копа? Пять футов восемь дюймов, мускулистый и небрежный, в спортивной рубашке с открытым воротом, рукава закатаны до локтей, синие брюки и поношенные мокасины – он вполне мог жить здесь, где бок о бок в постоянно меняющемся конгломерате обитали испанцы и азиаты. Едва ли он бросился в глаза двенадцатилетнему подростку.

Все еще в полном неведении Уиллис вошел в вестибюль и поднялся на третий этаж. Как говорил Паласио, квартира 37. Спросить «Пучеглазого». Напротив дверей лифта у стены стоял юноша лет шестнадцати. Как только Уиллис шагнул из лифта, тот отделился от стены и спросил: «Вы кого-то ищете?» Здоровый, неопрятный белый парень в майке и джинсах. На майке был воспроизведен номер рок-радиостанции. «Вы кого-то ищете?» И тут, вспомнив о мальчишке-наблюдателе внизу, Уиллис догадался, наконец, что Ковбой направил его в крэк-хаус.

– Мне надо встретиться с Попаем Ортегой, – сказал он.

Парень кивнул в ответ.

– Вы знаете номер квартиры?

– Да, – ответил Уиллис, – тридцать седьмая.

– В конце коридора, – сказал юноша и освободил проход.

Он не хотел появляться здесь в полицейском обличье. Если в он показал жетон, на него рухнул бы потолок. Но пройти проверку у двенадцатилетнего внизу и у шестнадцатилетнего здесь на этаже – не то же самое, что проскользнуть незамеченным через расположение противника. Он сразу же подумал, что надо бы изучить это место, организовать наблюдение за притоном, а потом вернуться сюда еще раз с ударной группой. Но ему прежде всего нужен Попай Ортега!

Он подошел к двери квартиры 37 и постучал.

Открылся глазок.

– Мне надо встретиться с Попаем Ортегой, – сказал Уиллис. «Если это сработало раз, – подумал он, – должно сработать и еще». Так и вышло. Дверь отворилась. Стоявший за ней человек оказался высоким, приятным на вид негром, который подошел бы на одну из ролей в полицейском спектакле. Первое, что он произнес:

– Мы когда-нибудь встречались с вами?

– Нет, – ответил Уиллис.

– А я так не думаю!

– Попей сказал мне прийти сюда на встречу с ним.

– Он наверху. Чем могу быть полезен?

– Пока ничем, – ответил Уиллис.

Парень пристально посмотрел на него.

– Мне просто нужно поговорить с ним, – объяснил Уиллис и прошел мимо негра в квартиру. Налево – кухня. Прямо впереди, где должна быть гостиная, за столом сидели три молодых человека. Один – черный, другой – белый, третий – латиноамериканец. На столе – трубки с крэком. Бутановая горелка. Бутановое горючее. Флакончики с крэком. Во флакончике – три белых камешка; здесь и в Лос-Анджелесе они стоят пять баксов, а в округе Колумбия, столице нации – пятнадцать баксов. Три кристаллика! Очень неплохо для одного мгновения эйфории, которое длится около тридцати минут. Потом вы опять бежите в туалет, до нового приступа наслаждения.

На побережье его называют «камнем». В округе Колумбия его зовут «кусок горы». А в этом городе есть целая дюжина разных названий! Можно приготовить эту дрянь прямо у себя на кухне. В горшке смешивается кокаиновый порошок с пищевой содой, размешивается до тех пор, пока это все не превратится в густую пасту. Затем паста подогревается на плите, охлаждается, пока не станет похожей на круглый кусок мыла. Его делят на кусочки – «чипсы». Вот и еще одно название – «чип». Дельцы пакуют его и продают под своей фабричной маркой. Если вы пользуетесь крэком из порошка коки, уже смешанного с каким-нибудь смертоносным дерьмом типа эфедрина или амфитамина – вам заказана прямая дорога в морг. Потому курильщики предпочитают знать, что же конкретно они курят. Они ищут фабричную марку, на которую можно положиться: «11 счастливых», или «Мистер Дж.», или «Королевский расцвет», или «Рай», или «Подразни меня!».

Хотя на самом деле это дерьмо не курят, а вдыхают.

Камешки эти можно измельчить и всыпать внутрь сигареты с марихуаной. Это называется «вули» – марихуана, дополненная крэком. Тогда это вещество можно курить. Но его, как табак или марихуану, не подожжешь. Обычно его плавят.

Три молодых человека за столом уже были готовы погрузиться в нирвану.

Каждый держал по стеклянной трубке. От настоящей она отличалась так же, как отличается стеклянная туфля от кожаной. Эта «трубка» имела форму прозрачной стеклянной чашки, в которую входили с противоположных сторон под прямым углом друг к другу две стеклянные трубочки, одна – вертикальная, другая – горизонтальная. Эта штука больше походила на лабораторный прибор, чем на курительный аппарат. Более уместно ее было бы видеть над горелкой Бунзена, когда какой-нибудь сумасшедший ученый кипятит в ней дьявольскую смесь. Чашка была размером с теннисный мяч, и в ней было отверстие для испарения влаги. Каждая стеклянная трубочка диаметром примерно в полдюйма имела длину пять дюймов. Камешки закладываются – а каждый весит сто миллиграмм – в отверстие вертикальной трубочки, которая после нескольких сеансов чернеет. Вы засовываете горизонтальную трубочку в рот и зажигаете бутановую горелку...

– Улыбнись, Скотти! – сказал один из парней, поглощенный своим делом.

Они всасывали пламя в трубку. Кристаллы начали плавиться. Наркоманы всасывали их пары, проходящие сквозь воду в чашке. И через другую стеклянную трубку. Губы плотно сжаты на ней, вдох, пятисекундное путешествие от легких к мозгу и бам-м!

Это как оргазм! – говорит большинство наркоманов.

Экстаз!

Эйфория!

При лабораторных опытах крысы не реагировали на электрические удары, стремясь дотянуться до кокаина. Они предпочитали кокаин пище, сексу, полностью подчиняли наркотику весь ход своего существования. К концу месяца умирали девять из десяти.

Уиллис смотрел, как юноши вдыхали в себя смерть.

Крэк-хаус состоял из трех отдельных квартир на втором, третьем и четвертом этажах здания. Пол и потолок квартиры на третьем этаже были пробиты насквозь, и установлены лестницы, чтобы можно было перебраться как на второй, так и на четвертый этаж. Конечно, на каждом этаже были входные двери, но любой желающий войти и покурить должен был пройти через третий этаж, заплатить деньги за флакон и за трубку. Трехэтажная система служила и более практической цели. В случае налета полиции, обыска можно было в мгновение ока очистить второй и четвертый этажи, пока копы будут колотить во входную дверь этого наркотического сандвича.

Он нашел Попая Ортегу на четвертом этаже.

Тот сидел за столом в дальнем углу второй спальни, смотрел сквозь залитое дождем окно. На столе перед ним валялось не менее дюжины пустых флаконов из-под крэка. Уиллис не мог понять, сколько времени тот находится в этом помещении. Похоже, что он не менял одежду и не брился уже много дней! От него несло зловонием собственной мочи. Он не сводил глаз с окна, как будто в этой угнетающей серости различал цвета и картинки, недоступные простому смертному.

– Ортега? – обратился к нему Уиллис.

– Скотти ест чип, мужик, – сказал он.

Да, конечно, он был безобразен, как его и описывала Мэрилин, свидетельствовали документы из Буэнос-Айреса и фотокопии. Но здесь чего-то не хватало!

Уиллис вышел из комнаты, распахнул окно в коридоре, и в комнату хлынул холодный, освежающий запах дождя. Он подождет, пока Ортега придет в себя, а потом спросит его. Он уже наверняка знал, что мужчина, сидящий там, глазеющий в окно и смердящий мочой, – вовсе не тот, что угрожал жизни Мэрилин! В этом человеке не было той жизненной силы, энергии, о которой рассказывала она. Здешний огромный урод давно уже потерял всякую ориентацию, желания и стремления. Крэк сокрушил его. Он, по существу, был уже мертв!

Уиллис вынул из пачки сигарету, зажег ее и стал у окна, пуская дым наружу, глядя на дождь и гадая, когда же Ортега вынырнет на поверхность. Сквозь отверстие в полу доносились голоса. Симпатичный негр приветствовал посетителя. Уиллис решил: пока он здесь, он вполне может потревожить спокойствие этих птичек. Он спустился по лестнице на третий этаж, прошел мимо трех парней, сидевших за столом. Их было уже четверо. Новенький в этот самый момент разжигал огонь. «Как в Китае в 1800-е годы! – подумал Уиллис. – Это, наверное, нация наркоманов! Позор на всю планету! Я стыжусь этой Америки!»

Приятного вида негр сидел за столом на кухне.

Уиллис подошел к нему с пистолетом в одной руке и с жетоном – в другой.

– Что это? – спросил черный парень.

– А ты как думаешь, что это? – спросил Уиллис.

– Эй, давай проваливай, парень!

– Ты о чем это?

– Ты сам знаешь, о чем!

– Нет, я не знаю! Говори!

– Давай, давай, парень!

Конечно, он намекал, что здесь все схвачено. Проще простого! «Эй, давай, парень, здесь уже позаботились, понятно? Иди, поговори со своими людьми, и тебе объяснят. Не лезь сюда, усек? Когда столько народу занимается этим бизнесом, всегда найдется кто-нибудь, кто спустит это дело на тормозах!»

– Как тебя зовут? – спросил Уиллис.

– Проваливай, парень!

– Твое говенное имя?

– Уоррен Джексон.

– Ты не будешь возражать, если я воспользуюсь твоим телефоном, Уоррен?

– Ты влазишь в глубокое дерьмо!

– Потерпи немного и увидишь, куда влазишь ты! – сказал Уиллис, снял трубку со стены и набрал номер участка. Группа «Чарли» появилась через пять минут. На лице водителя было написано удивление. Точно так же выглядел и полицейский с винтовкой. Оба знали Уиллиса.

– Вот это да, Хэл! – не удержался один из них. – Когда же появился этот притон?

– Сюрпризы – семь раз в неделю! – ответил Уиллис.

Уоррен Джексон хмуро смотрел на обоих копов из «Чарли». Уиллис догадался, что эти тоже замазаны в бизнесе. Партнеры. Помогают юной Америке прокуривать ее мозги.

– Сейчас сюда подъедут другие детективы, – поделился с ними Хэл.

– Хорошо, – сказал стрелок.

– Детектива Мейера знаете? Он уже в пути.

– Да, конечно! – сказал водитель. – Мейер Мейер. Лысый парень, верно?

– Правильно. У него маленькие дети.

Оба копа выжидающе смотрели на Уиллиса.

– У него есть кое-что насчет крэка, – сказал Уиллис, приятно улыбаясь.

Пока Уоррен Джексон еще не произнес ни слова. Возможно, он ожидал, что кто-нибудь посоветует Уиллису отвалить подобру-поздорову. Но никто этого не делал. Пока не делал.

Юные наркоманы, сидевшие за столом, почуяли, что вокруг что-то происходит. Но они были так далеко отсюда, они так забалдели, воспарили до третьей луны планеты Ромитар, что, может, им грезилось, что эти парни в синей униформе – дворцовая гвардия, несущая вместе с большим черным евнухом и приземистым курчавым шутом охрану гарема императора Плета. Отличный фильм!

– Где ваш сержант? – спросил наконец Уоррен.

Здесь был сектор «Чарли». Патрульного сержанта звали Микки Харриган. Крупный рыжеволосый краснолицый мужик уже служил в органах, когда этот головорез был еще щенком. Вполне возможно, что и Харриган тут тоже замешан. Может, вообще каждый коп в этом секторе, включая пешие патрули, участвовал в этом грязном бизнесе!

– Зови своего трепаного сержанта! – сказал Уоррен. – Скажи ему, что у нас здесь недоразумение.

Копы из группы «Чарли» переглянулись. Они пытались угадать, как себя следует вести. Они понимали, что патрульный сержант старше Уиллиса по званию, но, если дело дойдет до отдела внутренних расследований, ранг не будет значить и куска дерьма! Разве если только не завлечь в сделку самого Уиллиса...

– Конечно, зовите его, – согласился Уиллис.

Они поняли, что на сделку он не пойдет.

– Что стоишь? Вызывай! – приказал Уиллис.

Стрелка звали Ларри Фитценри. Он вызвал по «уоки-токи» Харригана и спросил, не будет ли сержант так добр, не заглянет ли на квартиру 37, что на углу Эйнсли и Пятой, где возникло некоторое недоразумение? Харриган сказал, что прибудет немедленно. Хотя его голос прозвучал как-то уклончиво. С годами Уиллис усвоил, что нельзя доверять никому по имени Микки, если только его фамилия не Маус!

Мейер прибыл раньше Харригана.

Ему не понравилась явившаяся перед ним картина. Уиллис отвел его в сторону и сказал, что, по его наблюдениям, хозяин был готов дунуть в свисток. Он догадался: кое-кто в полицейской форме рад был бы растерзать фанатика, украшенного золотым щитом! Мейер выглядел очень раздосадованным. Копы из группы «Чарли» здорово нервничали. Уоррен Джексон сердился все больше и больше из-за недоверия полицейского департамента.

Едва появившись, Харриган стал спрашивать: «Что произошло? Что произошло?»

Уоррен Джексон посоветовал ему построить всех этих людей в одну шеренгу, потому что не за это он платит по три «косых» в неделю!

Харриган сказал детективам, мол, понятия не имеет, о чем болтает этот дерьмовый Джексон.

Мейер процедил: «Ты весь в дерьме, Микки!»

А Уиллис пошел наверх беседовать с Ортегой.

* * *

Шед Рассел отказался обсуждать эту тему по телефону. Позже, когда вечером они встретились в деликатесной на Стем, он объяснил ей причину.

– Сдается мне, подведешь ты меня под монастырь!..

Было уже девять часов. Вечерний час «пик» прошел, но местные жители все еще беспорядочно входили и занимали места за столами поближе к окнам, откуда лучше было наблюдать, как весенний дождь сверлит тротуар. Можно еще было в этом городе найти нечто приятное для глаза!

– Ты все еще думаешь, что я – коп? – спросила она.

– Или работаешь на копов, – подтвердил он.

– В чем я тебя подставила?

– Сначала в продаже оружия, а потом – в сделке с наркотиками.

– Не смеши! – сказала сна.

– Да, может, я и смешон, – сказал он и пожал плечами. – А может, и нет!

– Я думала, ты звонил в Хьюстон.

– Да, я звонил.

– Я думала, ты обсуждал с Джо Сьюардом, как я могла оказаться копом.

– Кто его знает, может, он тоже у них в кармане, у хьюстонских копов? Или тебя сюда подсадили свои копы? Все, что я знаю, это, во-первых, то, что ты хотела купить пушку, а во-вторых, что у тебя пятьсот штук и ты хочешь купить дурман. По мне, это здорово смахивает на ловушку.

– Но ведь это не так!

– Насколько мне известно, у тебя спрятан передатчик. Насколько я знаю, между грудями у тебя висит микрофон. Я устраиваю тебе покупку зелья и кончаю свою жизнь в камере.

– У меня нет передатчика!

– Докажи!

– Как?

– Разденься!

Она изумленно посмотрела на него и тяжело вздохнула.

– Мы опять к этому возвращаемся, да?

– Нет, мы не возвращаемся к этому! – сказал он, передразнивая ее. – Выбрось из своих мозгов эту дрянь! Я позвоню знакомой даме, моей подруге, мы поедем к ней, ты разденешься перед ней, не передо мной. Если она скажет, что ты – чиста, мы потолкуем о наших делах.

– Ты нашел что-нибудь для меня?

– Пока не разденешься, нам не о чем говорить, – отрезал он.

– Я сегодня сняла деньги в банке по этому чеку, – сообщила она.

Он взглянул на нее и ничего не ответил.

– Я получила полмиллиона стодолларовыми банкнотами.

И вновь он промолчал.

– Ну, ладно, не будь ослом! – вспылила она.

– Мадам, – учтиво сказал он, вставая, – рад был с вами познакомиться!

– Сядь! – приказала она.

– Моя подруга живет в Дарроу, возле старого здания «Франклин Траста». Да или нет?

Мэрилин от изумления качала головой.

– Да или нет? – переспросил он.

Подруга Рассела была, без сомнения, шлюхой, но ее квартира оказалась опрятной и хорошо обставленной. Мэрилин догадалась, что та работала в одиночку. Ее звали – или, по крайней мере, она так представилась – Джоанной. Весьма распространенное среди проституток имя. Вроде Ким, или Трейси, или Джулии, или Деборы... По внешнему виду ей можно было дать лет тридцать пять, но Мэрилин определила, что она была, как минимум, на десяток лет моложе. Джоанна предложила Мэрилин раздеться в ванной комнате.

Ванная блестела чистотой. По привычке Мэрилин заглянула в шкафчик для медикаментов и нашла несколько флаконов с зубным эликсиром, три пачки презервативов и бутылочку детского масла фирмы «Джонсон и Джонсон». Она сняла с себя одежду, аккуратно уложила ее на небольшом деревянном столике напротив раковины. На двери висели два халата. Она надела один из них. Кожей ощутила негу шелка. У ткани был стойкий аромат духов. Что-то знакомое, но ни за что в жизни не припомнила бы названия. И совсем не дешевые духи. Она завязала пояс и вышла в спальню в одном халате и в своих туфельках на высоком каблуке.

Джоанна посмотрела на халат и произнесла:

– Будь как дома, прошу тебя!

– Простите, я думала...

– Ты не будешь против того, чтобы снять его, а?

Шед сидел рядом на краю кровати.

Мэрилин выразительно посмотрела на него.

– Здесь производится обыск, – сказала Джоанна. – Снимай этот... халат!

Шед встал и вышел в другую комнату. Мэрилин разделась. Джоанна осмотрела ее с ног до головы.

– Хороша! – с выражением произнесла она.

– Благодарю.

– Все собственное?

– Да.

– Хороша! – повторила она. – Повернись!

Мэрилин повернулась.

– Хороша! – вновь повторила Джоанна. – Лесбиянка?

– Нет.

– Бисексуал?

– Нет.

– Как стыдно! Сними, пожалуйста, туфли!

Мэрилин сбросила туфельки. Джоанна подняла их, прощупала каждую, не сдвигается ли каблук, а затем вернула хозяйке.

– Я проверю твою одежду, – сказала она и ушла в ванную.

Мэрилин снова надела халат и присела на краешек постели, положив ногу на ногу. Ей страшно хотелось курить. В ванной тем временем Джоанна ощупывала каждый предмет ее туалета – юбку, блузку, лифчик, трусики, колготки и, проверив, откладывала в сторону. Она раскрыла сумочку и присвистнула, увидев «вальтер» 38-го калибра.

– Это мне продал Шед, – объяснила Мэрилин.

– Я ничего не хочу знать, – ответила Джоанна, продолжая ворошить содержимое сумки. Наконец, она щелкнула замком. – Я передам ему, что ты – чистая. Можешь одеваться. – И вышла в гостиную. Мэрилин вошла в спальню, поискала сигареты и немедленно закурила. Заперла дверь на замок. Из гостиной доносились приглушенные голоса. Не выпуская сигареты, она молча оделась и потушила сигарету в унитазе. Когда она вышла в гостиную, Джоанны уже не было.

– Она сказала, что мы можем беседовать здесь, – сказал Шед.

– Прекрасно!

– Садись!

– Спасибо.

Он сидел на диване, покрытом голубой тканью. Позади него висела репродукция Ван-Гога – сплошь желтые, оранжевые и ярко-синие тона. Она устроилась, скрестив ноги, в кресле напротив него. В дальнем углу комнаты в окно колотил ветер.

– Как она тебе? – спросил Шед.

– Приятная женщина, – сказала Мэрилин.

– Она говорит, что была бы не прочь заняться с тобой любовью.

– Прошу прощения, меня это не интересует.

– Трудный ты человек! – со вздохом сказал он.

– Шед, давай поговорим о деле! Прошу тебя!

– Это – ее дело! – Он улыбнулся прежней крокодильей улыбкой. – Я рад, что ты чиста. Меня в самом деле тревожило, не из полиции ли ты?

– Ладно, давай покончим с этим! Ты нашел?..

– Ты вправду получила деньги по этому чеку?

– Да.

– Полмиллиона сотнями, а?

– Да.

– И что они сказали?

– О чем ты?

– Что ты сказала им? Зачем тебе сотенные банкноты?

– Они не спрашивали.

– И ты не чувствовала ничего необычного? Получая этот хлеб в стодолларовых купюрах?

– Я сказала им, что покупаю античную вазу, а хозяин ничего не берет, кроме наличных.

– Античную вазу?

– Да. Династии Мин[39]39
  Мин – китайская императорская династия (1368 – 1644).


[Закрыть].

– Династии Мин?

– Это музейная редкость.

– И они купились на это?

– Видишь ли, я их постоянная клиентка, и они никогда меня не спрашивали, зачем мне...

– Но все же ты им сказала, а?

– Да.

– Потому что неудобно себя чувствовала, правильно?

Мэрилин озадаченно посмотрела на него.

Дождь печатал неизменные узоры на окне.

– Догадываюсь, почему это так легко тебе сошло, – сказал он.

– Вовсе не легко, – возразила она. – Просто в банке меня знают. Но я чувствовала, что мой заказ был несколько...

– Но они понятия не имеют, готов спорить, что ты когда-то была проституткой!

Широкая улыбка на лице. Маленький человек с широкой улыбкой и большим секретом. Он как будто закусил удила, все возвращается к тому, что вот, мол, эта блондинка была проституткой, вы это знаете?

– Так ты нашел для меня этой дряни? – спросила она.

– Да, – сказал он, – я нашел для тебя этой дряни.

– Хорошо. Кто продает?

– Парень из Колумбии. Я обделывал с ним дела и раньше.

– Когда все это будет?

– Завтра вечером у него будет одиннадцать пакетов.

– Хорошо. Ты сказал ему, что место встречи выбираю я?

– Я ему говорил. Ему это не понравилось, но...

Шед снова пожал плечами и ухмыльнулся.

– Ты сказал ему, что мы должны быть один на один?

– Да, сказал. Он согласен. Он позвонит мне завтра вечером, когда получит весь товар. Я позвоню тебе, ты скажешь, куда ему надо приехать, и он там будет через десять минут, при условии, что это не в Сиаме.

– Как его зовут?

– А зачем тебе это знать?

– И в самом деле незачем, как я догадываюсь.

– Ты правильно догадываешься. Все, что тебе надо, – это деньги.

– После того, как я получу эту дрянь...

– Да, точно, вначале ты должна ее получить.

– Да. Но после того, как я получу, сколько понадобится времени, как ты думаешь, чтобы все прокрутить?

– Зависит от того, кого я смогу найти. Возможно, дня два. Кто-то будет, ты же знаешь, наступать на ноги – а это стоит денег...

– Да.

– А потом надо будет еще кому-то сбыть это. На все нужно время. Два-три дня.

– Дело в том, что у меня немного времени, понимаешь.

– Я представляю.

– Поэтому чем скорее мы все это прокрутим, тем лучше для меня.

– О, несомненно! – воскликнул он. – Но вначале тебе надо купить, не так ли?

– Да. Но это же будет завтра вечером.

– Условно, – уточнил Шед.

– Что ты хочешь сказать? Ты обещал завтра вечером, не так ли?

– Да, чтоб встретиться с ним.

– Да.

– Проверить эту вещь, попробовать ее...

– Разумеется.

– А ты этого делать не умеешь, ведь так?

– Ну... наверное, это нетрудно. Ты говорил, что...

– Да, я говорил, что научу тебя.

– Вот именно.

– Попробовать его, – сказал он и ухмыльнулся.

Она уставилась на него.

Свежий порыв ветра швырнул в окно брызги дождя.

– Ты действительно хочешь, чтобы я свел тебя с этим парнем, а? – спросил он, ухмыляясь при этом.

Мэрилин насторожилась.

– Ну, разве нет?

– Ты же знаешь, что «да».

– Потому что эта сделка очень важна для тебя, верно?

– К сожалению, – вздохнула она.

– Очень важна, – добавил он.

– Очень.

Он ухмыльнулся.

– Ладно, не беспокойся, – проговорил Шед. – Все будет в норме!

– Надеюсь, – ответила она.

– О да! – сказал он. – Но при условии.

Их взгляды встретились.

Дождь и ветер по-прежнему терзали окно.

– Иди сюда, беби, – прошептал он и начал расстегивать ширинку.

Она тут же бросилась к двери.

Заперто!

Намертво!

Ключа нет!

В тот первый раз, в тюрьме, дверь была заперта снаружи. Охранник – приземистый, маленький человечек в брюках для верховой езды и в высоких кожаных сапогах, с хлыстом в руках – попросил ее приподнять халат, для него. Она побежала к дверям – заперто! Она в отчаянии вновь и вновь крутила безучастную ручку двери, крича по-английски «Помогите!» и по-испански «Socorro!», а охранник подходил сзади с поднятым хлыстом...

«Ни за что!» – подумала она.

Вынула из сумочки свой 38-й калибр.

– Отопри дверь! – потребовала Мэрилин. – Сейчас же!

– Ты же проститутка! – удивился он. – Что особенного, если поработаешь лишний раз, или...

Она чуть не прикончила его на месте в ту же секунду. Палец на курке уже почти прошел последний миллиметр, она чуть было не разбрызгала его мозги по стене. Но вместо этого повернулась к двери, подняла пистолет и несколько раз выстрелила, расколов дерево вокруг замка. Шед застыл на диване, лишившись дара речи от выстрелов, глаза раскрылись шире блюдец, брюки расстегнуты... Мэрилин повернула ручку и выбила дверь, сорвав замок, а болт так и остался торчать в косяке.

– Сейчас здесь появятся копы! – сказал он почти с обидой.

– Вот ты и объяснишься с ними.

На верхних и нижних этажах распахивались двери. Любопытные жильцы знали, что в 6С живет проститутка, и рано или поздно ждали неприятностей. Вот они и получили их в эту дождливую весеннюю ночь. Мэрилин быстрым шагом прошла мимо них, спустилась по лестнице и вышла на улицу. У парадного входа уже собирались люди, потревоженные выстрелами. Издалека донесся звук приближающейся полицейской сирены. Мэрилин торопливо уходила сквозь ливень.

Она думала о том, что теперь надо прикончить двух мужиков из Аргентины.