Текст книги "Манчестер Блю"

– Надо предупредить Мэри, – сказал Соулсон. – Не знаю, как она это воспримет.

Оставив Армитеджа в машине, он пошел к дому и скрылся за дверью. Через некоторое время вышел снова.

– Ее нет дома, – сказал Соулсон. – Давай заведем Джимми, пока она не вернулась.

Они вытащили Джимми из машины и отвели в дом. Парень уже немного пришел в себя и мог держаться на ногах, но на лестнице его приходилось поддерживать. Джимми был удивлен, обнаружив, что он дома, а увидев брата, удивился еще больше.

– Что ты делаешь, Чарльз? – с трудом произнес он и стал хихикать. Не обращая внимания на его слова, Соулсон с помощью Армитеджа проводил его в спальню и уложил на кровать. Джимми продолжал сдавленно смеяться.

– Ты должен остаться с ним, – сказал Армитедж.

– И так все будет в порядке.

– ЛСД – наркотик, вызывающий галлюцинации. Он еще вообразит себя орлом и попробует улететь через окно. Вряд ли тебе доставит удовольствие соскребать его с тротуара, когда вернется Мэри.

– Я посижу с ним.

– Это не будет слишком долго. Он уже начинает приходить в себя.

– Мне жаль, что так вышло, Рой.

– Ничего, бывает.

– Черт, но ведь ему только пятнадцать!

– Не имеет значения. Погоди, вот поработаешь полицейским подольше... – Армитедж печально покачал головой. – Дети сейчас другие.

– Не настолько же другие?! Он всего на девять лет младше меня.

– В наше время это большая разница. Как сейчас говорят – конфликт поколений. Послушай, ночью на улицах я видел детей двенадцати и тринадцати лет, занимающихся проституцией. Мальчиков и девочек. Мы хватали их и отводили домой. Родители ни хрена не могли поделать, просто отсылали их спать. Потом ругали нас за доставленное беспокойство и захлопывали дверь. Никому ни до кого нет дела. Каждый живет только для себя, ни на что не обращая внимания.

– Но мне не безразлично то, что происходит с Джимми.

– Почему тогда он оказался в Мосс-Сайде? – упрекнул Соулсона Армитедж. – Впрочем, это не твоя вина, Чарли. Эти дети... Они слишком многого хотят, а мы не можем им этого дать. Журналы, телевидение прельщают их красивой жизнью. Они видят, как поп-звезды разъезжают на позолоченных «роллерах», веселятся, пьянствуют, принимают наркотики, и хотят того же самого. Им кажется, что это и есть настоящая жизнь. Они еще дети. Не знают ничего лучшего. – Армитедж направился к двери. – Мне пора. Кланяйся Мэри.

– Да, я ему уже говорил об этом, но...

– Ну и не надо повторяться. Пока!

До прихода Мэри Соулсон больше часа провел с Джимми. Когда парень немного успокоился, Соулсон раздел его. Осмотрев его тело и не обнаружив на ногах следов от уколов, он почувствовал облегчение. Затем, укрыв его одеялом, оставил спать.

– Что случилось? – спросила Мэри, выкладывая покупки в кухне.

Соулсон обошел вокруг стола и придвинул ей стул.

– Тебе лучше сесть.

Она молча выслушала его рассказ. Лицо ее оставалось непроницаемым.

– С тобой все в порядке? – озабоченно спросил он.

Она кивнула, а затем, испытывая облегчение, поведала о поздних возвращениях Джимми, о его репутации преуспевающего мелкого дельца в городе.

– Почему же ты мне раньше ничего не говорила? – спросил Соулсон.

– Я виновата. Но ты ведь такой несдержанный. Я не хотела, чтобы вы ссорились, не хотела скандалов в доме. А с возрастом он изменится. – Она взглянула на мужа. Тот молчал. – Как он сейчас?

– Спит.

– Что ты собираешься делать?

Соулсон обратил внимание, что она произнесла «ты», а не «мы», предоставляя право решать ему самому. Она всегда была слишком мягкой с Джимми, относилась к нему, как к своему ребенку.

– Не знаю.

– Сначала ты должен поговорить с ним.

– Это будет нелегко.

– Почему? Он же твой брат.

– В нем есть нечто такое, чего я терпеть не могу.

– Чарльз, он просто... запутался. Ему нелегко жить здесь, со старшим братом. Он чувствует себя приживальщиком. Он всегда уважал тебя. Смотрел на тебя так... знаешь... будто ты где-то там, наверху, – сильный, уверенный. Ему нужна твоя помощь. Особенно сейчас.

В дверь дома постучали.

– Черт, кто там еще? – проворчал Соулсон, вставая из-за стола и направляясь в прихожую. Он вернулся с Армитеджем. – К нам зашел Рой, – сказал он Мэри.

– Привет. Выпьешь чаю? – спросила она.

– Нет. Я ненадолго, – ответил Армитедж и повернулся к Соулсону: – Выйдем на минутку.

– Если речь пойдет о Джимми, Мэри уже все знает.

Соулсон придвинул ему стул.

– Нет, спасибо. Мне действительно надо идти. Как он, нормально?

– Сразу уснул.

* * *

Джимми затаился на лестнице наверху: громкий стук в дверь разбудил его.

– Дело принимает дурной оборот, – говорил Армитедж, – Кристли послал меня к тебе. – Он старался совладать с волнением. – Девица изменила показания.

– Что она сказала? – допытывался Соулсон. Армитедж явно чего-то недоговаривал.

– Что тот тип... и Джимми... затащили ее в дом, изнасиловали, а потом вкололи героин.

– Я не верю этому.

– Мы тоже. Она лжет, спасая свою шкуру. Еще она говорит, что тот... который загнулся, не впрыскивал себе сверхдозу. Они балдели вместе, но Джимми захотел увидеть, сколько героина может принять тот тип. По ее словам, он был уже в полубессознательном состоянии, однако Джимми вколол ему еще почти полшприца.

– Она обвиняет Джимми в убийстве?

– Кристли снял отпечатки пальцев со шприца. Там только два четких отпечатка – девицы и покойника.

– Значит, Джимми чист.

– Вероятно. Скорее всего, это сделала девица. – Армитедж потер лоб. – Что-то она темнит. Пытается подставить другого. Мы нашли только одну ампулу. По крайней мере, в той комнате. В других комнатах обнаружена куча всякой всячины.

– Разбудить его?

– Не надо, пусть спит. Просто хотел предупредить – дело может принять серьезный оборот.

– А как они объяснили его отсутствие?

– Кристли говорит, что мы пытались задержать парня, а тот сбежал.

– Так его разыскивают?

– Вероятно, разыскивают. Черт! Надо было сразу сказать об этом, сразу вызвать «скорую помощь».

– У вас будут неприятности?

– Надеюсь, обойдется. Кристли сказал начальству, что парень сообщил об одной вечеринке с наркотиками и мы туда направились, а когда остановились у светофора, тот выскочил из машины и скрылся. А что касается девицы, она изменит свои показания, если Кристли ее обработает. Ведь нет доказательств в ее пользу. Она просто насмерть перепуганная шалава.

– Так что нам делать?

– Успокойся. Я сказал, что ты помогал мне. Мы были вместе, когда меня вызвали, и ты поехал со мной. Возможно, кое-кто пожелает встретиться с тобой, чтобы все уладить.

– А Джимми?

– Пусть держится подальше от Мосс-Сайда. Проследи, чтобы он посещал школу, идет?

– Хорошо.

– Тебе известно, чем занимается твой брат?

– Нет. – Соулсону больше ничего не хотелось слышать, но надо было выяснить все до конца.

– Сводничеством. Нет, он не сутенер, не отнимает у девушек деньги. Просто он подбегает к машинам и спрашивает водителей, не хотят ли те женщину. – Армитедж не мог смотреть Мэри в глаза. – А потом девицы расплачиваются с ним.

– Как?

– Деньгами. Наркотиками. Натурой. Когда как.

– И как долго он этим занимается?

– Почти два года.

Соулсон проводил Армитеджа и вернулся в комнату. В руках он держал шинель.

– Куда ты собрался?

– Мне надо выйти. Проветриться.

– У тебя в голове ужасные мысли.

– А какие еще, по-твоему, у меня могут быть мысли?

– Но он ведь твоя плоть и кровь.

– Он преступник! Я не желаю больше видеть его в своем доме.

– Ты не можешь его выгнать.

– Жить с ним я тоже не могу.

– Твои отец с матерью...

– Они очень старые. Поэтому он здесь. Вообще от него всегда одни неприятности. С тех пор как научился ходить.

– Все равно ты не можешь его выгнать. Помни, что завещал Господь, Чарльз. Прощать. Это то, во что мы верим.

– Я – полицейский. Вот и вся моя вера. Вчера вечером я дал клятву перед Богом, что всеми силами буду бороться со злом, которое убило того ребенка. Мэри, я не могу допустить, чтобы в моем доме жил преступник. Мне не будет оправдания. Как я могу арестовать кого-то, если позволил другому избежать наказания? Это закон, Мэри. Один для всех. И его вина не становится меньше только потому, что он брат полицейского.

– Но он всего лишь принимал наркотики.

– Он сутенер!

– Согласна, он поступал дурно, но он не убивал...

– Нет. Ты не знаешь всего. Я думаю, именно он сделал это.

– Но Рой сказал...

– Рой тоже не знает. – Соулсон сунул руку в карман шинели и достал шприц. На стекле остались засохшие следы желтого вещества. – Они ничего не нашли, потому что шприц подобрал я. Он лежал на полу за спиной Джимми. Наверное, он уронил его.

– Это еще ничего не доказывает. – Но она не могла скрыть панику в голосе.

– Брось, Мэри. Возможно, девица и не лгала. – Он положил шприц обратно в карман. – Утаив свидетельство, я так же виновен, как и он. И я не могу жить с этим, если хочу сдержать свою клятву.

Затаившийся наверху на лестничной площадке Джимми Соулсон повернулся и тихо пошел в свою комнату. Ему нужно было выспаться. Последствия ЛСД, подслушанная новость, страх разоблачения – для пятнадцатилетнего подростка это слишком много. Он лег на кровать и свернулся калачиком. Эта способность спать, когда обстоятельства принимают угрожающий оборот, хорошо послужит ему в будущем.

* * *

– Тебе придется уехать, – сказал Соулсон младшему брату. После ухода Армитеджа прошло почти шесть часов.

Джимми пожал плечами – его обычная защитная реакция – и посмотрел в окно. Все еще шел дождь. Ну и что? Все то же самое. В этом проклятом городе вечно идет дождь, и с пробуждением он не прекращается.

– Ты меня слышишь? – Старший брат повысил голос.

– А то нет! Тебя слышно даже на улице.

– Чарльз! – Мэри старалась не допустить вспышки гнева мужа. – Послушай его, Джимми. Он хочет тебе помочь.

Соулсон в отчаянии покачал головой. Опять! Как всегда, она принимает сторону мальчишки. Не обращать внимания. Сейчас не время выказывать раздражение. Он усмехнулся. Раздражение! Черт возьми, да все вокруг переполнено им! – Послушай, Джимми, – попробовал он еще раз. – В один прекрасный день все вылезет наружу.

– Почему? Разве только, если сам проговоришься, – с угрюмым видом произнес Джимми.

– Не будь идиотом! Тебя видели. Кто-нибудь тебя узнает. Как давно ты туда шляешься?

Мальчик пожал плечами, отказываясь отвечать.

– Скажи ему, Джимми, – вмешалась Мэри. – Если не ради себя, то ради меня.

– Ну да, чтобы он снова начал меня доставать?

– Нет, никто никого не собирается доставать. Ты попал в беду, и мы хотим тебя вытащить. Понимаешь? Черт возьми! – Соулсон бросил на Мэри виноватый взгляд, как бы извиняясь за грубость. – Просто мне нужно выяснить, могут ли тебя узнать, вот и все.

– Да, могут.

– Сколько человек?

– Понятия не имею.

– Многие?

– Наверное. В этом бизнесе каждый стремится взять верх. Поэтому... – Джимми замолк.

– Продолжай, – настаивал брат.

– Ну, это не то что торговать мороженым или подавать чай в «Кендале». – «Кендал» – большой универмаг в Манчестере, где местные сливки общества во время покупок встречаются за чашкой чая. – Приходится носиться по всему Мосс-Сайду, и, естественно, все тебя знают.

– Как ты вляпался в это дело?

– Кажется, ты сказал, что не будешь доставать.

– Чарльз! – Мэри снова вступилась за мальчика.

– Ладно, ладно, не важно, – уступил Соулсон. – Но это подтверждает мои опасения. Тебя могут узнать. И сколько ты будешь еще гулять, прежде чем окажешься в каком-нибудь участке? Вот тогда мы уже не сможем тебя вытащить.

– Да знаю, тебе лишь бы спасти свою репутацию, на остальное плевать, – отрезал Джимми.

– Брось. – Соулсон начинал закипать.

– Я сверху слышал, что ты тут говорил. Как ты поклялся...

– Ага, подслушивал?

– ...и ничто, мол, тебя не остановит. Ты что думаешь, я такой мудак...

– Джимми, прекрати! – закричала Мэри.

– Да, я подслушивал. Потому что я, бля, такой порочный. Сутенер, как ты говоришь.

– Заткнись, дрянь! – рявкнул Соулсон.

– Ну да, теперь еще и заткнись. – Джимми встал. – Все, я сваливаю отсюда! Это не мой дом. Здесь мне не место.

Соулсон вскочил и встал на пути брата.

– Ты уйдешь только тогда, когда я тебе скажу.

– Ну-ну, братец! Почему бы тебе не набить мне морду? Ведь ты такой, бля, положительный. Прямо святой, на хрен. Ну побей меня, а потом пойди в церковь и исповедуйся.

В ярости Соулсон схватил Джимми за грудки и резко тряхнул его. Мэри закричала. Они остановились и замерли, охваченные ненавистью. Мэри заплакала. Оставив Джимми, Соулсон подошел к Мэри и попытался обнять ее, но та его оттолкнула.

– Я устала от вас обоих. Почему вы не можете быть просто братьями? Почему не можете помогать друг другу?

– Посмотри, что ты наделал, – упрекнул Соулсон Джимми.

– Нет. Вы оба упрямые, как... – Она повернулась к младшему: – Ты попал в беду. Неужели не понятно? Это ведь не конфеты воровать в магазине на углу. Тебе грозит тюрьма, большой срок. Ты хоть понимаешь это? – Затем она обратилась к мужу: – А ты? Как ты можешь не помочь своему брату? Даже если бы ты был начальником полиции, ты все равно был бы обязан помочь. А теперь скажи ему, что мы решили.

– Он не будет слушать.

– Все равно скажи.

– Мы думаем, тебе надо уехать к тете Джози. – Джози была младшей сестрой матери. Она была отвергнута семьей после того, как забеременела в пятнадцатилетнем возрасте. В конце концов семья приняла ребенка, а Джози в семнадцать лет эмигрировала в Америку. Она так и не простила своих родных, в особенности свою сестру, которая должна была бы поддержать ее. Мэри первая написала ей. Именно Мэри восстановила отношения с Джози. – Она живет одна. А узнав, что мать с отцом не могут присматривать за тобой, часто спрашивала, не хочешь ли ты переехать к ней.

– Это ведь далеко, – возразил Джимми.

– Мы заплатим.

– У вас нет денег.

– Найдем. – Соулсон уже решил, что продаст свой мотоцикл. Это был единственный выход.

Джимми посчитал за лучшее скрыть от брата, что у него есть около тысячи фунтов, спрятанных в матрасе наверху. Соулсон все равно сочтет их нечистыми и откажется принять.

– Мы скажем, что ты сбежал.

– Оригинально!

– Никто тебя особо искать не будет. Не такая уж ты важная птица.

– Прекратите паясничать, – вмешалась Мэри.

– У меня нет паспорта, – пожал плечами Джимми.

– Это не проблема, – продолжал Соулсон. – Мы получим его, ты уедешь и все уляжется.

– Звучит неплохо.

– Одно условие.

– Только одно? Я думал, будет больше.

Соулсон пропустил реплику мимо ушей.

– Ты никогда не вернешься.

– Кто сказал?

– Я. Отныне ты мне больше не брат.

– Ну тогда просто сотри меня. Как надпись со школьной доски.

– Как бы там ни было, обещаю тебе одно: если я узнаю, что ты вернулся, я передам в полицию свидетельства. Чего бы это мне ни стоило – работы или еще чего. Клянусь. Если ты когда-нибудь вернешься. На сей раз без уступок, Джимми. – Он выплюнул его имя, как ругательство.

– Да какой дурак захочет здесь оставаться! Когда ехать?

– Как только получим паспорт. Я уже позвонил тете Джози.

– Ну и прекрасно, – дерзко сказал Джимми. – Всегда обожал Америку. Бич Бойз, Шеви Корвет, кока-кола!..

– Ты не на прогулку едешь.

– Отстань. Ты мне больше не указ.

– Ну, ты ублюдок!

– А ты кто?

– Ради Бога, прекратите! – воскликнула Мэри.

– Давно пора, – резко сказал Соулсон. – Я пойду пройдусь. – Он стремительно вышел из комнаты, и входная дверь захлопнулась за ним.

– Ты вел себя глупо, – сказала Мэри.

Тон мальчика сразу смягчился.

– Я знаю. Но он слишком далеко зашел.

– Он желает тебе добра.

– В самом деле? – Джимми был явно не согласен с ней. – Ладно, теперь это не важно. Извини, Мэри.

– Ничего. Кстати, ты можешь навсегда избавиться от необходимости извиняться.

– Ты думаешь?

– Конечно. Надо просто не обижать других. – Глядя, как он переминается с ноги на ногу, она с улыбкой покачала головой: все еще ребенок. – Он не знал, что ты отсутствовал по ночам. Я ничего не говорила.

– Понимаешь, я не могу спать. Все время на взводе.

– Почему ты этим занимаешься?

– В школе мне скучно. Я хочу чего-то большего.

– О, Джимми! Мальчик мой! – Она обняла его.

– Мне действительно очень жаль. – Он почувствовал, как на глаза наворачиваются слезы, но взял себя в руки. Ему не хотелось, чтобы Мэри видела его плачущим. – Ему этого не понять. Там, на своем... пьедестале. А я не могу с ним тягаться.

– Зачем? И не надо.

– Но мне больше ничего не остается. Особенно когда рядом мистер Положительный.

Она отстранилась от него и улыбнулась:

– Все будет хорошо. Вы снова будете вместе, когда повзрослеете. Тогда и Америка не покажется такой далекой.

– Знаешь, Мэри, мне не хочется уезжать...

– Это ненадолго. Сейчас ты расстроен, поэтому у тебя такое настроение. Ты должен научиться жить с самим собой.

– Самостоятельно? Отдельно от вас? Да я всегда...

– Нет, я о другом. Не о самостоятельности. Я имею в виду внутреннее состояние. Понимаешь? Если ты сам себе не нравишься, ты никогда не будешь счастлив. Везде будешь чувствовать себя чужим. Ты должен полюбить себя, ужиться с самим собой. Тогда ты сможешь жить с другими.

Она еще раз крепко обняла его. Ее маленький Соулсон, Чарльз, каким он был в те юные годы, когда началась их нежная дружба. Сын, которого она так отчаянно желала.

Для Мэри семья всегда оставалась семьей. А место семьи – дом.

Она ухватилась за возможность создать с Чарльзом свой собственный дом. Домик на Болд-стрит стал ее крепостью, защитой от внешнего мира. Сейчас ее дому угрожала опасность. Она снова почувствовала страх, как когда-то в детстве, когда ее старшая сестра сделала вид, что пытается задушить ее подушкой, а она отчаянно сопротивлялась. Сейчас Мэри понимала, что сестра только хотела попугать ее, чтобы она не рассказывала родителям о ее многочисленных поклонниках, с которыми та встречалась по ночам. Однако тогда угроза казалась ей вполне реальной. Мэри никогда не рассказывала об этом Чарльзу. Ее престарелые родители умерли, когда ей не было двадцати, потом она некоторое время жила у дяди, пока не вышла замуж за Соулсона. Она не виделась с сестрой много лет, да ей и не хотелось о ней знать. Те мгновения остались самым страшным воспоминанием в жизни Мэри. И сейчас, когда она наконец обрела чувство защищенности, этот страх вернулся снова.

Конечно, Джимми этого не понимал, но, как всегда, он доверился ее словам. Для Джимми она была единственным человеком, по-настоящему любящим и понимающим его.

Восемь дней спустя Джимми улетел во Флориду к тете Джози. В течение этого времени Соулсон каждый вечер ходил в церковь и молился о спасении души Джимми. Мэри тоже пару раз сходила с ним. Она молилась о том, чтобы когда-нибудь они снова оказались вместе. Она обратила внимание на то, что Соулсон ни разу не исповедался. Пройдет немало времени, прежде чем он сможет заставить себя пойти на это.

Джимми уехал, не навестив своих родителей, живших на ферме в Северном Ланкашире. Это было одним из условий, на котором настоял Соулсон. Полиция так и не стала его разыскивать. Девушка изменила свои показания, и присяжные признали, что смерть наступила в результате несчастного случая.

Мэри писала Джимми раз в месяц и рассказывала о жизни в Манчестере. Она сообщила, что полиция не дала хода делу, и надеялась, что скоро все образуется, что Чарльз научится забывать и прощать и что Джимми наконец вернется. Мэри просила его не отвечать, так как Чарльз может обнаружить письма и все будет испорчено.

Двадцать шесть месяцев спустя в больнице Южного Манчестера во время родов Мэри скончалась. До этого у нее было два выкидыша. Умерла она в одиночестве. В тот день Соулсон совершал обход своего участка и не смог вовремя попасть в больницу. Ребенок, мальчик, родился мертвым.

Соулсон был раздавлен горем. Этот человек с железным характером бросил все и заперся в маленьком доме, бывшем его с Мэри убежищем. Он отключил телефон, опустил шторы на окнах, отвинтил старинный медный дверной молоток, который они с Мэри как-то купили в одной из лавок. Спрятавшись с Тессой в темном доме, Соулсон пытался удержать то, что потерял навеки. Но живые картины памяти не давали утихнуть боли. Он покинул дом только для участия в похоронах, да еще несколько раз выходил в магазин за продуктами. Этим и ограничивались его контакты с внешним миром. Две недели заросший щетиной Соулсон бродил по темным комнатам, отчаянно пытаясь удержать в памяти воспоминания о прошлом. За это время он только дважды позволил Армитеджу с Линдой навестить его.

– Когда Тесса начинает плакать, я чувствую полную безысходность, – жаловался Соулсон Армитеджу. Это были самые тяжелые для него минуты: ребенок начинал плакать, он пытался ее успокоить, а она звала мать и не понимала, почему та не подходит.

Соулсон решил оставить службу в полиции. Теперь ему все казалось безразличным. Некому больше разделить его мечты. Когда пришел Армитедж, Соулсон сказал ему о намерении уйти в отставку. Армитедж напомнил своему другу о том, насколько его работа была важна для Мэри, и его уход был бы предательством по отношению к ней. В конце концов он уговорил Соулсона подождать, прежде чем он примет окончательное решение. Три дня спустя заросший бородой Соулсон вернулся на службу. После похорон он не подавал заявление на отпуск, однако, поскольку он числился на хорошем счету, ему простили долгое отсутствие. За последние несколько дней Армитедж заменил Соулсону брата. Чарльз изливал ему душу, делился сокровенными мыслями, которые он мог поведать только Мэри. Сложившиеся доверительные отношения останутся такими навсегда.

Начальство заставило Соулсона сбрить бороду: это было против правил. Но усы он оставил. Они будут напоминать о тех кошмарных днях, пережитых им после смерти Мэри. Он полностью отдался работе, проявляя при этом необыкновенное рвение. Закон есть закон, и он его страж. Усердие Соулсона не осталось незамеченным, и вскоре он получил повышение. Для тех, кто знал Чарльза Соулсона, его быстрое продвижение по службе не было чем-то неожиданным. Сам же он считал себя обязанным за это Армитеджу. Ведь именно Армитедж привел его в полицию, помог защитить Джимми и, наконец, убедил его не бросать службу после смерти Мэри. Он никогда не забудет этого. И неудивительно, что в продвижении по служебной лестнице Армитедж неотступно следовал за Соулсоном.

* * *

Никто не сообщил Джимми о случившемся. Для Соулсона его просто не существовало.

Не получив за год ни одного письма, Джимми решил, что, вероятно, Мэри раскрыли и запретили писать ему.

Тетя Джози умерла и завещала ему свой маленький домик в Форт-Лодердейле. Ему исполнилось семнадцать, и, бросив школу, он пошел работать поваром в буфете. Через три недели его вышвырнули, поймав на краже бифштексов из морозильника. В течение следующего года в неустанных попытках как-то определиться он сменил много мест, работая то парковщиком автомобилей, то мойщиком посуды. Наконец он продал дом тети Джози.

В день, когда Джимми покинул Форт-Лодердейл, Чарльз Соулсон получил звание сержанта в окружном криминальном отделе. Дома он отпраздновал это событие со своей четырехлетней дочерью Тессой.

Они сидели за столом в маленькой кухне. Она хихикала, поедая приготовленные им бобы с гренками. Он улыбался ей в ответ.

Ощущение потери, никогда не покидающее его, нахлынуло с новой силой.

Она выглядела совершенно как Мэри.

Сдерживая слезы, он продолжал улыбаться. Он молил Бога о том, чтобы ее жизнь сложилась благополучно. На мгновение он подумал о Джимми, но тут же отогнал воспоминание.

А за три тысячи миль на обочине Межштатного шоссе номер 84 стоял его младший брат с шестнадцатью тысячами долларов в кармане и голосовал, собравшись уехать из Флориды на Запад.