Текст книги "Карсон Венерианский"

14. Назад в Амлот

За час до рассвета мы покинули дворец Тамана – Дуари, два офицера, которые вызвались сопровождать нас, и я. Из-за Дуари я чувствовал беспокойство и волнение, так как нам приходилось покидать дворец на виду у гвардейцев перед дворцом Мьюзо напротив. Хотя тот факт, что Варо дал нам сильную охрану, внушал чувство большей безопасности, в то же время это делало нас гораздо более подозрительной группой. У нас было десять военных ганторов, нагруженных солдатами, как картошкой. Все это, по-моему, приняло размеры карнавального шествия. Можете мне поверить, что я вздохнул с облегчением, когда мой маленький отряд оказался на борту энотара и я разогнался для взлета. Когда мы взлетели над Санарой и оказались вне стен города, я был счастливее, чем за много предыдущих дней. Снова я был свободен, и Дуари была со мной.

Офицеров, Улана и Легана, я усадил в закрытую кабину. Дуари сидела рядом со мной. По обе стороны кабины были подвешены корзинки с бомбами. Корабль был нагружен больше, чем когда-либо до сих пор, но взлет не слишком отличался от обычного, и в полете он вел себя, как обычно. В Хавату, когда мы проектировали корабль, то определили, что он легко поднимет груз в пятнадцать сотен фунтов, так что я не сомневался, что он легко выдержит ту тысячу фунтов, что была в его кабине сейчас.

Я медленно летел в сторону вражеского лагеря, убивая время до рассвета. Улан и Леган были в неописуемом восторге, поскольку для обоих это был первый полет. А мы с Дуари просто радовались тому, что снова вместе, держась за руки, как дети.

Прежде чем покинуть дворец Тамана, я наспех сделал маленький парашют. Он представлял собой квадрат из очень легкой ткани, сотканной из паутины младшего кузена тарго, гигантского паука, населяющего огромные, высотой в милю деревья, растущие во многих частях Амтор. Эта нить так тонка, что почти невидима, но очень прочна. К четырем углам этого квадратного куска я прикрепил бечевки. К концам бечевок я привязал кожаный конверт, в котором было послание Варо врагам.

Рассвет только начинался, когдап мы подлетели к лагерю Зани. Должно быть, нас заметил внимательный дозорный, потому что я явственно расслышал крик. Почти немедленно из укрытий вдоль улиц лагеря выбежали люди. Я продолжал кружить над ними, далеко за пределами действия R-лучей, пока окончательно не рассвело. Затем прикинул скорость ветра, залетел немного за наветренную сторону лагеря и спустил сообщение за борт. Маленький парашют тотчас раскрылся и изящно заскользил вниз к лагерю. Теперь тысячи людей стояли с поднятыми кверху лицами и смотрели на него. Должно быть, они решили, что это новое средство уничтожения, потому что когда он опустился в центре лагеря, они разбежались во все стороны, как перепуганые овцы. Я продолжал кружить над лагерем, пока не увидел, что нашелся смельчак, который подобрался к месту, куда упало сообшщение и поднял его. Тогда я качнул крылом и полетел прочь.

Полет до острова прошел без происшествий. Я довольно долго кружил над домом Лодаса, но так и не увидел сигнального костра. Тогда я спустился и совершил посадку на острове. Везде на Амтор, где мне довелось побывать, земля странно безлюдна за исключением районов, близлежащих к большим городам. Между Санарой и фермой Лодаса мы не видели признаков человеческого жилья, если не считать лагеря Зани, который, разумеется, нельзя было считать постоянным поселением. Немногие фермеры проявляют такую безрассудную храбрость, как Лодас, который поселился вдали от цивилизации, и ферма которого непрестанно подвержена опасности нападения какого-нибудь ужасного создания из тех, что бродят по равнинам и лесам Венеры. Однако именно тот факт, что лишь немногие люди пересекали дикую местность между городами, делал этот островок таким безопасным местом для укрытия энотара и той лодочки, в которой я добрался сюда из Амлота и в которой надеялся вернуться обратно в оплот Зани.

Когда мы приземлились, я увидел, что лодочка лежит на берегу там, где я ее оставил, и еще один повод для беспокойства отпал. Теперь мне оставалось только ждать темноты и подходящего момента для того, чтобы осуществить попытку спасти Минтепа. Я сказал Легану, что он должен оставаться с Дуари на тот маловероятный случай, если ей понадобится защита. Я велел ей подниматься в воздух, если им будет угрожать какая-либо опасность. К этому времени Дуари стала превосходным пилотом. Я много раз брал ее с собой в полеты над линиями врага, и она практиковалась во взлетах и посадках на дне высохшего озера, которое я обнаружил в пятидесяти милях к западу от Санары. Она также взлетала и сажала энотар на летном поле в Санаре. Она вполне могла совершить посадку где угодно, где условия были достаточно подходящими. Я набросал ей примерную карту Амлота, где обозначил дворец и казармы, и сказал, что, если я не вернусь на остров к рассвету, она и Леган должны будут пролететь вдоль берега к Амлоту, внимательно высматривая мою лодку. Если они меня не увидят, пусть летят к городу и бросают бомбы на дворец и казармы, пока не увидят, что меня выпустили в залив. Я был уверен, что они узнают меня с воздуха, так как на мне был летный шлем.

Дорога от Амлота до острова заняла у меня примерно три амторианских часа. Я прикинул – восемь часов на дорогу туда и обратно, включая время, которое может понадобиться, чтобы забраться в Гап кум Ров и вывести оттуда Минтепа, – и решил, что должен покинуть остров в двадцать девятом часу, чтобы успеть вернуться к рассвету. В случае, если я и Улан не вернемся вообще, Дуари должна была вернуть Легана обратно в Санару и, если они выпустят три шара, означающие, что возвращение безопасно, должна была совершить посадку. Ибо я чувствовал, что в Санаре она будет в большей безопасности, чем где-либо. Если сигнал будет отрицательным, она может постараться достичь Вепайи, но эта попытка будет почти самоубийственной, так как вряд ли она сможет добраться до Куаада, ее города, на корабле, а опасности, с которыми она встретится на земле, были слишком многочисленны и ужасны, чтобы у нее был шанс выжить.

– Даже не думай о таком ужасе. Я не верю, что ты можешь не вернуться из Амлота, – взмолилась она. – Если ты не вернешься, мне безразлично, куда лететь, потому что мне недолго останется жить. Я не хочу жить, если рядом не будет тебя, Карсон.

Улан и Леган осматривали лодку, так что я обнял ее и поцеловал, и сказал ей, что вернусь.

– Ни ради кого другого, кроме твоего отца, я не стал бы возвращаться в Амлот и рисковать твоей жизнью так же, как и своей, – сказал я.

– Я бы хотела, чтобы тебе не нужно было возвращаться в Амлот, Карсон. Каким странным возмездием будет, если ради трона, от которого я отказалась ради тебя, я потеряю тебя. Это будет даже хуже, чем возмездие… О, это будет страшная кара!

– Ты не потеряешь меня, дорогая, – заверил я ее. – Разве что твой отец увезет тебя от меня.

– Он не сможет теперь этого сделать. Хотя он мой отец и мой джонг, я ослушаюсь его, если он попытается так поступить.

– Я боюсь, что он будет… мм… огорчен тем, что произошло, – предположил я. – Помнишь, каким шоком для тебя была мысль о том, чтобы просто заговорить со мной. Когда я признался тебе в любви, ты хотела заколоть меня кинжалом, и ты действительно считала, что я заслуживаю смерти. Как по-твоему, он будет себя чувствовать, когда узнает, что ты безвозвратно моя? Он захочет убить меня.

– Когда ты собираешься сказать ему? – спросила она.

– Когда я привезу его сюда на остров. Я боюсь, что он опрокинет лодку, если я скажу ему, пока мы будем в море.

Она покачала головой в сомнении.

– Не знаю, – сказала она. – Я не могу себе представить, как он примет это. Он очень гордый джонг, воспитанный в традициях королевской семьи, которая ведет свой род с доисторических времен. И потом, Карсон, он не знает тебя так, как знаю я. Если бы он знал, он был бы рад, что его дочь принадлежит такому человеку, как ты. Знаешь, Карсон, он может даже убить меня. Хотя тебе и кажется, что ты все понимаешь, ты на самом деле не имеешь ни малейшего представления о табу и запретах, которые определяют отношение всех к священной персоне девственной дочери джонга. В твоей жизни нет ничего, с чем я бы могла сравнить это. Нет ничего, что бы ты так почитал и считал столь же священным.

– Конечно, есть, Дуари, – сказал я.

– Что именно? – пожелала узнать она.

– Ты.

– Глупец! – сказала она со смехом. – Но ты мой возлюбленный глупец, и я знаю, что ты веришь в то, что сказал.

День подошел к концу. Настала ночь. Улан и Леган развлекались рыбалкой, а мы развели костер и приготовили их улов, так что у нас получилась неожиданно великолепная трапеза. Я срубил тонкое деревце футов двадцати высотой и погрузил его в лодку. Когда настал двадцать девятый час, я поцеловал Дуари на прощание. Она надолго прильнула ко мне. Я знал, что она думает, будто в последний раз видит меня. Затем мы с Уланом отплыли. Дул хороший бриз и мы скользнули во тьму, в направлении Амлота.

Случалось ли вам раз за разом лазить в карман, чтобы удостовериться, что вы не забыли билеты в театр, хотя вы точно знаете, что они на месте? Вот так я все время проверял в сумке-кармане ключ-дубликат главного ключа от камер Тюрьмы Смертников, сделанный незадолго до бегства из Амлота. Я нервничал не без причины. Не будь этого ключа, даже деяние Господа Бога не открыло бы камеру Минтепа без помощи Торко, а я как-то не мог представить себе помогающего нам Торко.

Мы обошли мыс и вошли в гавань Амлота как раз перед третьим часом. Подгоняемые ветром, мы приблизились к небольшому острову ужаса, где неясно вырисовывалась Гап кум Ров. Когда мы подошли к берегу, я спустил парус, чтобы никакой внимательный глаз Зани не мог заметить его белое полотнище. Мы тихо вошли на веслах в сень этих мрачных стен.

Я осторожно наощупь искал дорогу по холодным скользким камням, и наконец нашел то, что искал – отверстие люка, через которое пепел сожженных жертв выбрасывают в залив. Улан и я не произносили ни слова, так как всю дорогу от острова я натаскивал его в том, что он должен будет делать, чтобы у нас не возникало необходимости разговаривать – разве что в случае внезапной опасности. Я еще раз проверил, на месте ли ключ. Затем, пока Улан удерживал лодку под люком, я поднял заготовленный шест и упер его в люк, так чтобы нижний конец оперсы о дно лодки. И стал взбираться вверх по шесту.

Потревоженный шестом и моим телом, цеплявшимся за стены колодца, пепел тысячи мертвых людей поднялся в воздух и медленно оседал на меня.

Добравшись до верхушки шеста, я вытянул одну руку над головой. К моему огромному облегчению, всего в нескольких дюймах над моей головой она коснулась крышки люка. Я нажал и поднял ее настолько, чтобы ухватиться пальцами за край пола. Затем я замер, прислушаваясь. Только стенания заключенных достигали моего слуха. Тревоги не было. До сих пор никто не услышал меня. Я подтянулся, поднял крышку головой и плечами, и перевалился верхней половиной тела на пол комнаты. Мгновением позже я выпрямился во весь рост.

Несколько ступенек привели меня в слабо освещенный коридор. Я точно знал, где находится камера Минтепа, и направился прямо к ней. То, что я намеревался проделать, должно было быть проделано быстро и молча. Я прижался лицом к решетке и заглянул внутрь. Мне показалось, что в дальней углу я вижу фигуру, скорчившуюся на полу. Я вставил ключ в замок и повернул. Дверь отворилась. Я переступил порог, подошел и наклонился над фигурой, вслушиваясь. По дыханию я определил, что человек спит. Я легко встряхнул его за плечо, и когда он встрепенулся, я жестом призвал его к молчанию.

– Ты Минтеп? – спросил я, обеспокоенный тем, что джонга могли убить и поместить другого в его камеру с тех пор, как я его обнаружил. За время службы в тюрьме я привык к тому, как быстро могут произойти перемены, как неожиданно одного человека могут казнить, чтобы освободить место для другого. Я задержал дыхание в ожидании его ответа. Наконец он заговорил.

– Кто ты? – спросил он.

– Неважно, – фыркнул я слегко раздраженно. – Ты Минтеп?

– Да, – сказал он.

– Тихо. Иди за мной. Дуари ждет тебя.

Этого было достаточно. Словно совсем другой человек, сильный и отважный, он вскочил на ноги и последовал за мной крадучись в комнату с печью, хотя я видел, что он пошатывается от слабости. Спустить его вниз по шесту было не очень-то просто. Он был слишком слаб, чтобы слезать самостоятельно, так что я практически нес его. Но наконец мы были в лодке.

Я опустил шест в воду и оттолкнул. Мы шли на веслах весь путь до выхода из гавани, так как иначе нам бы пришлось несколько раз менять галс, и я боялся, что наши маневры привлекут внимание на берегу. Если бы это случилось, катер неминуемо догнал бы нас раньше, чем мы выйдем в открытое море. Но наконец мы обогнули мыс, и Улан поднял парус.

В этот момент мне пришла в голову очень глупая вещь. Один раз я уже заехал к Зерке, покидая Амлот. Это казалось очень просто и безопасно. Условия прилива и направления ветра продолжали благоприятствовать. Почему не сделать это снова? Я могу получить информацию, которая окажется важной для моих друзей в Санаре. Я сказал Улану и Минтепу, что я намерен делать. Они были не вправе подвергать сомнению мое решение, поэтому согласились. Это был первый раз, когда мы осмелились заговорить – до такой степени мы боялись, что нас обнаружат, зная, как далеко голоса разносятся по воде.

– Кто ты такой? – спросил Минтеп.

– Ты помнишь тюремного офицера, который пел песню? – спросил я улыбаясь.

– Но он был Зани, – сказал Минтеп.

– Только притворялся Зани, чтобы найти тебя, – сказал я.

– Но кто ты такой? – настойчиво переспросил он.

– Некоторое время я был гостем-пленником в твоем дворце в Куааде, – сказал я. – Я чужеземец по имени Карсон.

– Карсон! – воскликнул он. – Когда Камлот вернулся в Куаад, он рассказал мне обо всем, что ты сделал, служа моей дочери, Дуари. Теперь, ты говоришь, она в безопасности и ждет меня?

– Да. Через два-три часа ты ее увидишь.

– И ты сделал это все ради меня? – спросил он.

– Ради Дуари, – просто сказал я.

Он ничего не сказал по поводу моей поправки, и мы продолжали плавание в молчании, пока не поравнялись с дворцем Зерки. Я повернул лодку к берегу.

Увы, какие глупости мы иногда совершаем!

Дворец выглядел так же, как тогда, когда я его оставил. Все казалось мирным и спокойным. Я надеялся застать Зерку одну. Я хотел перекинуться с ней только несколькими словами.

– Оставайтесь в лодке, – сказал я Улану. – Будьте готовы отчалить мгновенно по моему сигналу.

Я прошел по саду к большим дверям, который выходили на террасу. Я остановился и прислушался, но не услышал ничего. Затем я просвистел и подождал. Мне не пришлось долго ждать. Я услышал топот бегущих людей, но звуки доносились не изнутри дома, а из сада позади меня. Я обернулся и в свете, падающем из окон дворца, увидел, что ко мне бежит дюжина гвардейцев Зани.

– Отчаливай, Улан! – крикнул я во весь голос. – Плыви, и доставь Минтепа к Дуари! Я приказываю тебе!

И тут они набросились на меня.

При звуке моего голоса большие двери отворились, и я увидел в большом зале дворца Тоганьи Зерки множество людей в униформе Зани. Зани втащили меня внутрь, и, когда меня узнали, комнату наполнило угрюмое бормотание.

15. Трагическая ошибка

Ничто не злит так, как ошибка в предположениях, повлекшая за собой скверные последствия, за которую некого винить, кроме себя самого. Когда меня втащили в комнату, я был зол. Я был больше чем зол, я был испуган, ибо в лицо мне смотрела верная смерть. И не только смерть… Я вспомнил Нарвона. Интересно, сломят ли они меня, как сломили его.

Мои мрачные предчувствия имели под собой основания, так как кроме гвардейцев и офицеров Гвардии Зани, там находились еще немало важных персон Занизма – даже сами Мефис и Спехон. Около стены со скованными запястьями стояли Зерка и Мантар. В глазах Зерки было выражение почти что муки, когда она встретилась взглядом со мной. Мантар печально покачал головой, как будто говоря: «Несчастный идиот, зачем ты снова сунул шею в петлю?»

– Значит, ты вернулся! – визгливо сказал Мефис. – Не думаешь ли ты, что это был опрометчивый поступок, а, дурачок?

– Давай назовем его несчастливым, Мефис, – сказал я. – Несчастливым для тебя.

– Почему для меня? – спросил он почти сердито. Он явно нервничал. Я знал, что он живет в постоянном страхе.

– Несчастливым для тебя, потому что ты захочешь меня убить, но если ты это сделаешь, если ты причинишь хоть какой-то вред мне или Тоганье Зерке и Мантару, ты умрешь вскоре после рассвета.

– Ты смеешь угрожать мне? – взревел он. – Вонючий мистал! Ты смеешь угрожать великому Мефису? Отправить его в Гап кум Ров, всех в Гап кум Ров! Пусть Торко покажет на них, на что он способен! Я хочу видеть, как они корчатся, хочу слышать, как они визжат.

– Повремени, Мефис, – посоветовал я. – Я не угрожал тебе, я только ссылался на факты. Я знаю, о чем говорю, потому что я отдал приказ, который, если я не вернусь из Амлота, будет приведен в исполнение вскоре после рассвета.

– Ты лжешь! – взвизгнул он.

Я пожал плечами.

– На твоем месте я все же отдал бы приказ, чтобы никого из нас не пытали и не причинили вреда никоим образом по меньшей мере до третьего часа завтрашнего утра. И держи наготове лодку, чтобы я и мои друзья могли уплыть, когда ты освободишь нас.

– Я никогда не освобожу вас, – сказал он. Но все же он распорядился, чтобы нас не пытали и не причиняли нам вреда до следующего распоряжения.

Итак, Зерку, Мантара и меня доставили в Гап кум Ров. Они не оскорбляли нас, и даже сняли наручники с Зерки и Мантара. Они поместили нас троих вместе в камеру на втором этаже, что меня удивило. Особые пленники Мефиса и те, заключение которых он не желал предавать огласке, обычно размещались в подвале.

– Почему ты сделал такую глупость и вернулся? – спросила Зерка, как только нас оставили одних.

– Сразу после того, как я рискнул своей жизнью, чтобы ты выбрался отсюда, – со смехом сказал Мантар.

– Ну, – начал объяснять я, – я хотел повидать Зерку и выяснить, есть ли для лояльных сил Санары способ сотрудничать с вами.

– Способ есть, – сказала она. – Но теперь они его никогда не узнают. Нам нужно больше оружия. Ты бы мог доставить его на этой летающей лодке, о которой ты мне рассказывал.

– Может, я еще так и сделаю, – успокоил я ее.

– Ты что, сошел с ума? – спросила она. – Разве ты не знаешь, что несмотря на этот смелый блеф, который ты разыграл, мы все пропали. Нас будут пытать и убьют. Может быть, уже сегодня.

– Нет, – сказал я. – Я знаю, что с нами может это произойти, но вовсе не обязательно. Я не блефовал, все так и есть, как я сказал Мефису. Но скажи мне, по какой причине они арестовали тебя и Мантара?

– Это была кульминация возраставших подозрений со стороны Спехона, – пояснила Зерка. – Моя дружба с тобой тоже сыграла свою роль. После того, как Хорджан донес на тебя и ты бежал из города, Спехон проверил твои связи, припомнил нашу дружбу, а также твои дружеские отношения с Мантаром и то, что Мантар – мой друг. Один из солдатов, состоявших в подчинении у Мантара в тот вечер, когда он встретил тебя и позволил тебе продолжать путь к набережной, донес Спехону, что твое описание, которое он прочел по возвращении в казармы, совпадало с внешностью человека, с которым разговаривал Мантар. Когда эти факты выявили мою связь с тобой, Спехон вспомнил последние слова Нарвона – те самые слова, которые убедили тебя в том, что я была одной из тех, кто вместе с Нарвоном составлял заговор против Зани. Таким образом, факт за фактом, они собрали против нас гораздо больше обвинений, чем это обычно нужно Зани. Но Мефис все еще не верил, что я замышляю против него. Он такой эгоистический идиот, что полагал, будто я увлечена им, и это служит гарантией моей лояльности.

– До недавнего времени, – сказал я, – я находился в замешательстве по поводу твоих истинных чувств и лояльности. Мне сказали, что ты занимаешь высокое положение среди советников Мефиса, что ты – автор приветствия «Мальту Мефис!» и салюта, что это ты предложила, чтобы граждане кланялись ему, окуная голову в пыль, но приветствуя Мефиса, что это твоя идея – представлять «Жизнь Нашего Возлюбленного Мефиса» непрерывно во всех театрах, и чтобы гвардейцы Зани постоянно оскорбляли и раздражали граждан.

Зерка рассмеялась.

– Тебе сказали правду. Я действительно разработала эти и другие планы, чтобы сделать Занизм отвратительным и нелепым в глазах всех граждан Амлота, чтобы легче было вербовать участников для нашей контрреволюции. Правящая верхушка Зани так глупа в своем эгоизме, что они проглотят любую лесть, какой бы дурацкой и неискренней она ни была.

Пока мы так беседовали, по лестнице поднялся Торко, топая ногами, и подошел к нашей камере. Его не было в тюрьме, когда нас доставили. На его лице была одна из самых отвратительных присущих ему ухмылок, и я видел, что он в восторге от перспективы повеселиться и, несомненно, подвергнуть пыткам таких важных пленников, как мы. Он некоторое время стоял и разглядывал нас исподлобья, прежде чем заговорить. Было так очевидно, что он хочет произвести на нас впечатление и запугать нас, что я не смог сдержать смех – может быть, я не очень-то и старался. Я знаю, как вывести из себя таких типов, как этот Торко. Я также знал, что вне зависимости от нашего поведения по отношению к нему, он все равно будет издеваться над нами, как только получит такую возможность.

– Над чем ты смеешься? – потребовал ответа он.

– Я не смеялся, пока не появился ты, Торко. Следовательно, я смеюсь над тобой.

– Смеешься надо мной, ах ты, вонючий мистал! – взревел он. – Хорошо же, ты не будешь смеяться, когда я отведу тебя в комнату суда завтра утром.

– Ты не отведешь меня в комнату суда завтра утром, Торко. И даже если я буду там, тебя там не будет. Ты будешь в одной из этих камер, а через некоторое время у тебя появится возможность на своей шкуре проверить эффективность изобретенных тобой орудий пытки, которыми ты хвастался.

Зерка и Мантар выглядели ошеломленными. Зерка слегка улыбалась, потому что думала, что я снова блефую. Торко по-настоящему взъярился.

– Я очень не против отвести тебя туда прямо сейчас, – пригрозил он. – И вытянуть из тебя, что стоит за этими твоими разговорчиками.

– Ты не посмеешь этого сделать, Торко, – сказал я. – Тебе известен приказ в отношении нас. А кроме того, у тебя нет такой необходимости – я скажу тебе это без всяких пыток. Дело обстоит так: Мефис разгневается на тебя, когда я скажу ему, что ты предлагал мне всяческие привилегии во время моего назначения здесь, если я замолвлю за тебя словечко Тоганье Зерке, чтобы она передала ему. Ему не понравится, когда он узнает, что ты отпускал меня ловить рыбу каждый раз, когда я хотел, и таким образом позволил мне подготовить возможность бежать в лодке. Есть еще одна вещь, Торко, от которой он придет в бешенство, когда узнает. Я не представляю себе, что он с тобой сделает тогда.

Торко стал выглядеть неуютно, но он нашел тот же аргумент, которым пользуются даже крупные государственные деятели у нас на Земле, когда их поймают на горячем.

– Это все грязная ложь! – возопил он.

– Он так не скажет, после того, как узнает еще одну вещь, которую ты сделал – кое-что, что он сможет увидеть собственными глазами, – поддразнил я его.

– Еще одна ложь! – рявкнул он, вне себя от любопытства и страха.

– Всего лишь то, что ты открыл камеру Минтепа, джонга Вепайи, и выпустил его на свободу.

– Ну уж это действительно ложь, – воскликнул он.

– Пойди и посмотри сам, – предложил я. – Если пленника нет, то кто мог его выпустить, кроме тебя? Ключи есть только у тебя одного.

– Пленник на месте, – сказал он. Но все же повернулся и сбежал по лестнице со всей быстротой, на какую был способен.

– Похоже, ты неплохо развлекся, – сказал Мантар. – Что ж, нам остается только развлекаться, как можем, пока у нас еще есть время. Когда настанет утро, большого веселья не будет – по крайней мере, для нас.

– Наоборот, – возразил я. – Это может оказаться самое веселое время.

– Мне весело прямо сейчас, – сказала Зерка. – Воображаю, в какое бешенство придет Торко, когда обнаружит, что ты обманом заставил его пробежаться до самого подвала.

– Но я не обманул его, – сказал я. – Он обнаружит, что камера Минтепа открыта, а Минтеп исчез.

– Как ты можешь это знать? – спросила Зерка.

– Потому что я сам освободил Минтепа, и прямо сейчас он на пути к безопасности.

– Но как тебе удалось проникнуть в Гап кум Ров и увести заключенного из-под носа Гвардии Зани? – спросила Зерка. – Это просто невозможно. Ты не смог бы открыть его камеру, даже если бы тебе удалось пробраться в тюрьму, что в свою очередь не представляется возможным.

Я усмехнулся.

– Но я это сделал, – сказал я, – и это было совсем несложно.

– Ты не против рассказать мне, как ты это сделал?

– Вовсе нет, – уверил я ее. – Первым делом я сделал дубликат главного ключа Гап кум Ров, пока я был здесь как Зани. Вчера ночью я подплыл на лодке к тюрьме и забрался внутрь через люк, из которого выбрасывают в залив пепел. Таким же путем я вывел Минтепа наружу.

Мантар и Зерка в изумлении покачали головами. Жители Амлота не могли себе представить, что из Гап кум Ров можно бежать, ибо большинство из них ничего не знало об этой тюрьме, за исключением того, что из нее не удалось бежать ни одному заключенному.

– Так у тебя есть главный ключ ко всем замкам? – спросил Мантар.

Я вынул ключ из своей сумки-кармана.

– Вот он, – сказал я. – если бы они поместили нас в камеру в подвале, мы бы легко смогли бежать, по крайней мере, из тюрьмы бы выбрались. Но здесь за нами постоянно наблюдают стражники с нижнего этажа, и у нас нет шансов.

– Ты не боишься, что они найдут у тебя ключ? – спросила Зерка.

– Конечно, боюсь. Но что я могу поделать? Мне негде его спрятать. Мне приходится рисковать, полагаясь на то, что эти идиоты не обыщут меня. В любом случае, если только нас не переведут в подвал, ключ нам бесполезен. Кроме того, я надеюсь, что мы выйдем отсюда без помощи ключа.

– Ты большой оптимист, – сказал Мантар. – Но я не вижу, на чем основан твой оптимизм.

– Подожди рассвета, – посоветовал я.

– Прислушайтесь! – сказала Зерка.

Снизу раздался рев Торко, отдающего приказы. Во всех направлениях забегали гвардейцы. Они обыскивали тюрьму в поисках Минтепа. Добравшись до нашего этажа, они стали заходить в каждую камеру и обшаривать ее, хотя прекрасно видели всю внутренность камер из коридора. Лицо Торко было бледным и измученным. Он поглядел на меня, как сломанный человек. Когда он дошел до нашей камеры, он весь дрожал – по-моему, в равной степени от гнева и от ужаса.

– Что ты с ним сделал? – потребовал ответа он.

– Я? – переспросил я в притворном изумлении. – Ну как же я мог проникнуть в эту недоступную тюрьму, которую столь неусыпно стережет могучий Торко – если только не при помощи Торко? Мефис наверняка задаст тот же самый вопрос.

– Послушай, – сказал Торко шепотом, подходя ближе. – Я хорошо относился к тебе, когда ты служил здесь. Не отправляй меня на смерть. Не говори Мефису, что Минтеп бежал. Если ему не сказать, он сам, может, никогда и не узнает об этом. Не исключено, что он уже забыл про Минтепа. Если ты не скажешь ему, я обещаю не пытать тебя и твоих товарищей, пока меня не заставят. А если заставят, я постараюсь обойтись с вами как можно мягче.

– Если ты будешь нас пытать, я наверняка скажу ему, – ответил я. Ясно было, что я держу Торко в руках.

Торко почесал голову в раздумии.

– Скажи, – наконец произнес он. – Разумеется, ты не мог выпустить его. Но как, ради всего святого, ты узнал, что он исчез?

– Я обладаю особым чутьем, Торко, – сказал я. – Я даже могу предсказывать события, которые еще не произошли. Который час?

Он посмотрел на меня с легкой опаской и ответил:

– Первый час. Но зачем тебе?

– Вскоре ты услышишь сильный шум со стороны дворца Мефиса, – сказал я. – Затем распространится весть, что смерть и разрушения падают с неба на Зани, потому что они держат меня и моих друзей пленниками в Гап кум Ров. Когда Мефис освободит нас, это прекратится.

– Ерунда! – сказал Торко и отправился осматривать другие камеры в поисках Минтепа, джонга Вепайи. Он его не нашел.

Время тянулось еле-еле. С востока постепенно наполз рассвет, и его свет стал пытаться проникнуть через грязные окна Гап кум Ров. Я был в напряжении, ожидая первого взрыва бомбы.

Настал второй час, затем третий, но ничего не происходило. В чем причина? Неужели Дуари постигло какое-то несчастье? Я воображал сотню ужасных вещей, которые могли случиться. Самой вероятной казалась поломка аэроплана на старте.

Я все еще продолжал беспокоиться, когда явился Торко в сопровождении расчета гвардии и отвел нас вниз в комнату суда. Там были Мефис, Спехон и много других высокопоставленных Зани. Нас выстроили перед ними. Они злобно таращились на нас, как великаны-людоеды из сказки.

– Третий час, – сказал Мефис. – Я подождал, и, раз ты заставил меня ждать, это обойдется тебе дороже. Если кто-либо из вас хочет снисхождения, пусть назовет всех сообщников в том низком заговоре, который вы устроили с целью государственного переворота. Торко, займись сначала женщиной. Она скажет нам все, а этого мы оставим напоследок. Сними с него эту вещь, Торко.

Он указал на меня.

Я взглянул на Торко, когда тот снимал у меня с головы летный шлем и бросил его в угол. Его лицо было мокрым от пота, хотя не было жарко.

– Не забывай, Торко, – прошептал я.

– Сжалься, – взмолился он. – Я должен подчиниться приказу.

Они положили Зерку на ужасное приспособление, которое увечит человека постепенно, начиная с пальцев ног. Затем принесли котел с расплавленным металлом и поставили на стол рядом с ней. Нетрудно было предположить, что они собираются с ним делать. Я отвернулся, так как не мог смотреть на ужасы, которые они замышляли.

– Ты хочешь признаться? – спросил Мефис.

– Нет, – ответила Зерка твердым голосом.

– Есть ли тебе что сказать? – спросил он.

– Да, и вот что. Я вступила в партию Зани, потому что узнала, что ты замучил и убил моего мужа. Я вступила в партию, чтобы подорвать ее изнутри, и для другой, более серьезной цели – чтобы убить тебя.

Мефис рассмеялся.

– И вот как ты меня убиваешь, – издевательски произнес он.

– Нет, не так, – ответила Зерка. – И не так, как я надеялась, а тем единственным способом, который оказался в моем распоряжении.

– Что ты хочешь этим сказать? – потребовал ответа Мефис.

– Я хочу сказать, что я отомстила за моего мужа, но ты об этом еще не знаешь. Так знай. Прежде чем кончится этот день, ты будешь мертв.