Текст книги "Тайна булгаковского «Мастера…»"

Вновь приглядимся к персонажам «Зойкиной квартиры».

Если, как мы предположили, Гусь-Ремонтный – это Александр Михайлович Краснощёков, то скандал, устроенный им в зойкиных апартаментах, можно с полным правом назвать происшествием во властных структурах. Склочная ссора вспыхнула не в обычной коммуналке, а в весьма высокопоставленной квартире очень большого дома.

По «Дням Турбиных» мы уже знаем, какую именно квартиру имеет в виду Булгаков. На этот раз он дал её обитателям новые имена. И надел на них новые маски.

Присмотримся к ним.

Граф Обольянинов. Единственный дворянин среди персонажей пьесы. У него роман с дамой, носящей нерусскую фамилию. Обольянинов – застарелый наркоман. Без укола, без впрыскивания морфия не чувствует себя человеком. В первой редакции пьесы есть сцена, в которой оперативники МУРа ищут сведения на подозреваемых ими граждан. Картотека выдаёт на Обольянинова такие данные:

«Обольянинов Павел Фёдорович… Бывший граф. Живёт с Зоей Денисовной Пельц… Человек мёртвый».

В Москве у Обольянинова есть квартира. Точнее, была…

«ОБОЛЬЯНИНОВ. Только у меня её отобрали. Какие-то с рыжими бородами выкинули меня».

Когда – уже в 30-х годах – «Зойкину квартиру» собрались ставить в Париже, Булгаков отослал (переводчице пьесы М. Рейнгардт) подробные характеристики действующих лиц. Про Обольянинова там сказано:

«… бывший граф… Морфинист, … одержим одним желанием – уехать за границу…

Внешне: одет у хорошего портного по моде 1924 года, скромно и дорого…»

Кого имел в виду Булгаков, создавая этот образ? Кого скрывал под такой шикарной «маской»?

Конечно же, его, постоянного героя многих предыдущих своих произведений, В.И. Ульянова-Ленина.

В самом деле, Владимир Ильич единственный дворянин среди ближайших своих сподвижников. По слухам, ходившим по Москве, у него был давний роман с гражданкой, носившей нерусскую фамилию (с Инессой Арманд). И из кремлёвской квартиры его тоже «выкидывали», отправляя долечиваться в Горки.

Само существование Ленина в последние полтора года жизни поддерживалось ежедневными уколами. Без этих постоянных впрыскиваний он был не человек. Про него ещё при жизни говорили, что он «человек мёртвый». И намёк на костюм героя, сшитого «у хорошего портного по моде 1924 года», тоже говорит о многом. Ведь у советских людей год 1924-ый был накрепко связан со смертью Владимира Ильича.

И фамилию своему персонажу Булгаков тоже подбирал весьма тщательно. Ведь как похожа на…

Впрочем, сравните сами:

ОбОЛЬЯНинов и УЛЬЯНов, ОбоЛЬЯНИНов и ЛЕНИН.

Если учесть, что «графо» в переводе с греческого означает «пишу», то словосочетание «граф Обольянинов» можно рассматривать как очередную булгаковскую подсказку: дескать, «пишу об Ольянове», то есть «пишу об Ульянове».

Чтобы окончательно развеять все сомнения относительно того, чья именно семья вывежена в его пьесе, Булгаков вводит в «Зойкину квартиру» горничную по имени Мария. В пьесе все зовут её Манюшкой.

Исследователям булгаковского творчества известен хороший знакомый Булгакова – адвокат Владимир Евгеньевич Коморский, у которого в разное время служили две домработницы, и каждую звали Манюшкой. Считается, что этим именем и наделена домработница Зои Пельц.

Версия вполне правдоподобная, но…

Почему-то опять вспоминается другая семья – ленинская. В неё, как известно, входила и Мария Ильинична Ульянова, родная сестра вождя. Поскольку держать прислугу в кремлёвских семьях тогда было ещё не принято, ей приходилось выполнять и работу горничной. Ухаживала она и за больным братом. С самого детства ленинскую сестру родные звали Маняшей.

Манюшка – Маняшка, Манюша – Маняша. Очень созвучные имена.

Может возникнуть вопрос: откуда и от кого Булгакову были известны подробности личной жизни советских вождей, засекреченной в те годы самым строжайшим образом? Ответом мы, к сожалению, не располагаем. Но в том, что Булгаков располагал такими сведениями, сомневаться нет оснований. Располагал! И использовал их в своих произведениях по мере надобности. Правда, до вполне определённого времени.

В письме от 31 июля 1934 года Михаил Афанасьевич настоятельно просил жившего во Франции брата Николая:

«По списку действующих лиц я прошу сделать следующие исправления:

Вместо «Обольянинов» – «Абольянинов…»

Зачем понадобилось изменять заглавную букву фамилии? Скорее всего, для того, чтобы ещё больше замаскировать «ленинский» намёк. Ведь про фамилию «Абольянинов» всегда можно сказать, что происходит она от латинского корня «abol», что означает «отмену», «упразднение». С латинских же слов взятки, как говорится, гладки.

Разобравшись с Обольяниновым, рассмотрим «происхождение» остальных действующих лиц.

Присмотримся к Фиолетову, двоюродному брату Зои Пельц. Он прибыл в Москву с Кавказа, и сестра с удивлением спрашивает у него:

«ЗОЯ. Тебя же расстреляли в Баку, я читала!

ФИОЛЕТОВ. Так что из этого? Если меня расстреляли в Баку, я, значит уж, и в Москву не могу приехать? Хорошенькое дело. Меня по ошибке расстреляли, совершенно невинно!»

Зоя Пельц «спутала» кузена с Бакинским комиссаром А. Фиолетовым. Путаница эта в те годы выглядела забавно и была явно рассчитана на смех зрительного зала.

Но по требованию цензуры (чтобы не тревожить память расстрелянного большевика) зойкин брат был переименован в Аметистова. Однако в основу новой фамилии положен тот же цвет. Ведь «аметист» – это полудрагоценный камень, прозрачная фиолетовая разновидность кварца. Зачем понадобилось Булгакову именно так «расцвечивать» фамилию своего персонажа?

В картотеке МУРа про зойкиного кузена сказано:

«Фиолетов Александр Тарасович… В тысяча девятьсот семнадцатом году прибыл из Петербурга в Москву. Организовал карточную квартиру на Тверской…. выдавая себя за бывшего гвардейца. Был взят партнёрами в момент извлечения пятого валета из-под стола. Лечился в Солдатенковской больнице…

С двадцать пятого мая сего года проживает… в квартире Зои Денисовны Пельц…»

Кто же был прототипом Фиолетова-Аметистова? На кого намекал Булгаков, пряча своего героя под фиолетовой «маской»?

Обитал на кремлёвском Олимпе вождь, родившийся на Кавказе (в Тифлисе) и с детства носивший «цветную» фамилию Розенфельд, что в переводе с немецкого означает «Розовое поле». «Розовое», «фиолетовое» – близкие по тону цвета. Позднее, уже в Москве, юноша с Кавказа примкнул к революционным социал-демократам и сменил свою фамильную «розовость» на более твёрдую партийную кличку – Каменев.

Весной 1917 года приехавшего из-за рубежа Ленина наш твердокаменный большевик встретил, что называется, в штыки, открыто выступив против его апрельских тезисов. Осенью «партнёры» по подпольной борьбе уличили Каменева в давнем сотрудничестве с жандармским управлением, и многие петроградские газеты впрямую обвиняли его в провокаторстве.

Вскоре после октябрьского переворота Каменев вновь не поладил с вождём революции, в результате был вынужден покинуть престижнейший пост главы ВЦИКа.

Но опальный большевистский вождь без устали напоминал всем о том, что он один из немногих, кому выпало счастье ещё до революции входить в руководящий штаб ленинской гвардии. Этот ли факт возымел действие или были на то какие-то другие не менее веские причины, но после переезда советского правительства в Москву, Каменев получил престижный пост главы Моссовета, и официальной его резиденцией стал дом на Тверской улице.

В январе 1925-ом наш «гвардеец» был вновь уличён «партнёрами» (на этот раз по кремлёвскому руководству) в непартийном поведении и переведён из членов политбюро в кандидаты. Слегка подлечившись в Солдатенковской (ныне Боткинской) больнице, Каменев вновь получил высокий правительственный пост, став наркомом внешней торговли.

Вот сколько возникает неожиданных совпадений, если сравнивать биографию героя булгаковской пьесы с жизненным путём известного большевистского вождя. Именно Розенфельд-Каменев стал прототипом проходимца Фиолетова-Аметистова.

Теперь обратим внимание на главную героиню пьесы, хозяйку «Зойкиной квартиры», на энергичную деловую женщину, сумевшую под носом у пролетарской власти завести процветающее буржуазное «дело». В экстремальные моменты жизни (когда, например, её любовнику Обольянинову срочно требовался наркотик) она обращалась к китайцам. А одного из них, по кличке Херувим, даже пригласила работать в своей мастерской.

У председателя домового комитета Аллилуи Зоя Пельц на подозрении:

«АЛЛИЛУЯ. Вы, Зоя Денисовна, с нечистой силой знаетесь!»

Алла Вадимовна высказывается ещё категоричнее:

«АЛЛА. Знаете, Зойка, кто вы? Вы чёрт!»

Кого имел в виду Михаил Булгаков, создавая этот образ, являющийся симбиозом дельца и дьявольского оборотня?

Был среди советских руководителей вождь, который одно время вполне реально претендовал на роль «хозяина» самой главной в стране кремлёвской «квартиры». Речь идёт о Григории Евсеевиче Зиновьеве. Не поладив с Лениным накануне Октябрьского переворота, он, тем не менее, уже в декабре стал диктатором Петрограда. А в 1919-ом возглавил Коминтерн, где постоянно общался с представителями разных стран и народов, в том числе и с китайцами. Во время болезни Ленина и некоторое время после его смерти Зиновьев читал отчётные доклады на съездах партии. И он постоянно заявлял о себе как о полноправном преемнике Владимира Ильича.

Чтобы одолеть своего главного соперника и конкурента, Троцкого, Зиновьев скооперировался с Каменевым. Их блок казался несокрушим, а его лидеров воспринимали как единого вождя: Зиновьев-Каменев. Не отсюда ли и аббревиатура названия булгаковской пьесы: «З.К.»?

Но зойкино «дело» терпит крах, хозяйка квартиры вместе со своими компаньонами отправляется за решётку. Этим сюжетным ходом Булгаков прозорливо предсказал судьбы Зиновьева, Каменева и их многочисленных сторонников.

Таким образом, в том, что «маску» своей оборотистой героини Булгаков «срисовывал» именно с Григория Зиновьева, вряд ли стоит сомневаться.

А теперь вернёмся к Гусю-Ремонтному. Его прототипом, как мы предположили, вполне мог быть А.М. Краснощёков. Но возникает вопрос: а что, если Краснощёков – тоже «маска»? Попробуем приподнять её. Не находится ли под нею ещё какой-нибудь неожиданный лик?

В списке действующих лиц «Зойкиной квартиры» Борис Семёнович Гусь-Ремонтный представлен как коммерческий директор треста тугоплавких металлов. Вот откуда его богатство, вот откуда те деньги, которыми он сорит направо и налево. Даже бежать в Париж главные герои пьесы собираются исключительно с помощью Гуся. Но при этом он у всех как бельмо на глазу – в лицо ему льстят, а между собой говорят о нём разные пакости.

С каким большевистским вождём той поры имеет сходство нарисованный портрет? Кого, кроме Краснощёкова, напоминает Гусь-Ремонтный?

Конечно же, Троцкого! Это его «обитатели» кремлёвской «квартиры» терпеть не могли. Это его с треском выставили из Красной армии и направили возглавлять электротехническую компанию. Лишение всех властных постов было равносильно политической смерти вождя большевиков, считавшегося вторым после Ленина лидером партии. Разве не похожа судьба Троцкого на судьбу булгаковского Гуся?

Но если это так, то получается, что в своей пьесе Булгаков собрал всё руководство страны Советов. Всё. За исключением…

Впрочем, почему «за исключением»? Одной из наиболее ярких «изюминок» пьесы «Зойкина квартира» является председатель домового комитета.

Домовый комитет в «Зойкиной квартире» возглавляет персонаж, которого Булгаков назвал Анисимом Зотиковичем Аллилуей.

Аллилуя – герой малосимпатичный. Он взяточник и доносчик. Зато постоянно твердит о том, насколько важен и ответственен занимаемый им пост:

«АЛЛИЛУЯ. В домкоме всё как на ладони. Домком – око недрёманное… Мы одним глазом спим, а другим видим. На то и поставлены».

Аллилуя денно и нощно следит за каждым обитателем вверенного ему дома, с гордостью заявляя:

«АЛЛИЛУЯ. У меня ключи от всех квартир».

Когда же над ним нависает угроза ареста, он без всякого смущения начинает козырять своим пролетарским происхождением:

«АЛЛИЛУЯ. Товарищи, принимая во внимание моё происхождение, темноту и невежество, как наследие царского режима…»

А вот какие данные выдаёт на председателя домкома картотека МУРа:

«Аллилуя Анисим Зотикович, сорока двух лет. Председатель с девятьсот двадцать второго года. Женат. Изменяет. Банковских счетов нету. Выпивает. Шатен…»

Хранится в муровском архиве и фотоснимок, о котором сказано:

«Фотография двадцать второго года – Аллилуя говорит речь в домкоме о международном положении».

Кто из тогдашнего советского руководства послужил прототипом для этого героя? Чью «маску» носит домкомовский председатель?

Был в кремлёвском «домкоме» человек, получивший свою ответственную должность в том же году, что и Аллилуя – Иосиф Сталин. Генеральным секретарём партии он стал именно в 1922-ом. И именно сорока двух лет от роду. И речей о международном положении в ту пору им было произнесено немало.

Фамилия жены генсека была Аллилуева. В 20-х годах мало кто знал об этом. Булгакову этот факт биографии вождя был хорошо известен. И писатель не преминул им воспользоваться.

Впрочем, очень скоро обстоятельства резко изменились. Оказалось, что автор «Зойкиной квартиры», выражаясь его же собственными словами («Жизнь господина де Мольера»):

«… вторгся в такую область, в которую вторгаться не полагалось».

Вот почему, переделывая в 30-х годах «Зойкину квартиру» для парижской сцены, Михаил Афанасьевич потребовал в письме брату Николаю:

«Первое, что следует сделать, и это важно, – заменить фамилию Аллилуя фамилией Портупея».

Был и вовсе нейтральный вариант – Перпетуя, что лишний раз свидетельствует о том, как усиленно драматург «заметал следы», поскольку понял: настали времена, когда упоминание всуе имени генерального секретаря грозит большими неприятностями.

От переводчицы «Зойкиной квартиры» М.Рейнгардт Булгаков настойчиво потребовал (в письме от 31 июля 1934 года):

«Слова „Сталин“ у меня нигде нет, и я прошу вычеркнуть его…»

В середине 20-х годов до «опасных времён» было ещё далеко. И поэтому в финале пьесы арестом всех её героев Булгаков как бы давал совет, как следует поступить и со всеми их прототипами. Это была невероятнейшая дерзость, отважиться на которую мог далеко не каждый.

Один из первых вариантов «Зойкиной квартиры» (Аллилуя называл её «змеиная квартира») заканчивался репликой её главной героини:

«ЗОЯ. Прощай, прощай, жоя квартира!»

Фраза из четырёх слов, и половина из них начинается с буквы «п», так похожей на виселицу. Типично булгаковский финал.

К величайшему счастью для Булгакова, его дерзких намёков, переходивших все и всяческие границы дозволенного, литературные церберы тех лет не заметили. И всё то время, пока «Зойкина квартира» была в репертуаре вахтанговцев, спектакль шёл с неизменным аншлагом, публика валила на него валом.

Тем временем год 1926-ой подходил к концу. Несмотря на мрачные пророчества, он оказался для Булгакова весьма плодотворным. Дважды повторенное «роковое» число «13» принесло ему беспрецедентную удачу, если не сказать, грандиозный успех. Как будет сказано в «Жизни господина де Мольера»:

«Солнце бродячего комедианта явно поднималось. Впереди начинала мерещиться громаднейшая карьера…»

И пусть большевистская инквизиция рьяно раздувала огонь в своих ни на минуту не угасавших кострах! Неугомонный драматург, в глазах которого то и дело вспыхивала лукавая усмешка, вновь подлил масла в огонь, сочинив новую пьесу про белую гвардию.

Глава вторая
Новое наступление

К написанию второй своей «белой» пьесы Михаил Булгаков приступил в 1926 году Весной 1927 года заключил с Московским Художественным театром договор на её постановку В этом документе было условие, что в случае запрета пьесы полученный аванс должен быть возвращён в театральную кассу Первый вариант (сначала носивший название «Изгои», затем – «Рыцарь Серафимы», потом – «Исход», и, наконец, получивший окончательное имя – «Бег») был летом представлен театру

Вспомним содержание пьесы.

Завершаются сражения за Крым. Полуостров стал последним местом в России, где сохранилась власть белых. Сюда бегут все, кто хочет спастись от большевиков. Среди беженцев – и Серафима Корзухина, жена товарища (помощника) министра врангелевского правительства. Она разыскивает мужа. В этих поисках ей помогает случайный попутчик, 29-летний петербургский приват-доцент Сергей Голубков.

Красная армия уже близка к победе, но белогвардейцы отчаянно защищаются. Врангелевский генерал Роман Валерьянович Хлудов свирепствует. По его приказам контрразведка во главе со своим начальником по фамилии Тихий вершит кровавые дела, вешая непокорных и несогласных.

Другой белый генерал, бесшабашный потомок запорожских казаков Григорий Лукьянович Чарнота, с одинаковым азартом успевает и с будённовцами повоевать и с сослуживцами в карты сразиться.

После полного поражения в битве за Крым белые бегут в Турцию и оказываются в Константинополе. Здесь генералов Хлудова и Чарноту постигает разжалование в рядовые. Первого – за несдержанные речи, второго – за дерзкие поступки.

Хлудов нездоров, у него – помутнение рассудка, он заговаривается. Бывшего генерала всюду преследуют видения, принимающие образы убитых по его приказу людей. А Чарнота, напротив, с былой бесшабашностью продолжает ловить за хвост ускользающую птицу счастья, гоняясь за ней то на тараканьих бегах в балагане Артура Артуровича, то в карточной игре с богачом Корзухиным.

И каждый из героев в финале пьесы задумывается над тем, возвращаться ли на родину или навсегда остаться на чужбине.

Таково содержание «Бега», пьесы о белогвардейцами, ставшими эмигрантами.

Но!..

В сентябре 1933 года драматург Афиногенов в присутствии мхатовского режиссёра Судакова высказывал Булгакову своё мнение о пьесе:

«Афиногенов:

– Читал ваш „Бег“ мне очень нравится…

Судаков:

– Вы слушайте его!! Он партийный!

Афиногенов:

– Ведь эмигранты не такие…

М[ихаил] А[фанасьевич]:

– Это вовсе пьеса не об эмигрантах, и вы совсем не об этой пьесе говорите. Я эмигрантов не знаю…»

Как же так? Пьеса, все герои которой являются белоэмигрантами, и вдруг – не об эмигрантах?! О ком же она тогда?

Присмотримся к «Бегу» со вниманием.

Прежде всего, бросается в глаза, что в пьесе повторяется маршрут Любови Белозёрской в её хождениях по мукам: Крым, Константинополь, Париж… И до Франции она с мужем добиралась так же, как и Голубков с Чарнотой, – предварительно договорившись с капитаном судна. И неожиданный выигрыш в карты – это тоже эпизод из её парижской жизни.

«Одиссея» Любови Евгеньевны – это эмиграция. Все её спутники, вольные и невольные, – белоэмигранты. Почему же так запротестовал драматург, когда персонажей «Бега» зачислили в их компанию?

А что если перед нами вновь очередная булгаковская басня, все персонажи которой участвуют в некоей фантасмагории? Не случайно же, когда речь заходила о жанре этой пьесы, многие говорили, что это «фантастический реализм».

Попробуем разгадать тайный смысл этой загадочной «фантастики».

Что в первую очередь коробило советских ортодоксов в предыдущей пьесе Булгакова – в «Белой гвардии»? Её название. Оно настолько не соответствовало новым временам, густо окрашенным в красный цвет, что пришлось срочно заменять его нейтральными (бесцветными) «Днями Турбиных».

Название новой «белогвардейской» пьесы наводит на размышления, а не старый ли перед нами знакомец? Не восстановил ли драматург отвергнутое название – в сокращённом виде? Взял из «БЕлой Гвардии» первые буквы слов и сложил из них: «БЕГ»?

Если так, то тогда совсем иначе воспринимается и эпиграф, с которого начинается пьеса и который явно предназначен для того, чтобы развеять какие бы то ни было подозрения по части происхождения названия:

 
«Бессмертье – тихий, светлый брег,
Наш путь – к нему стремленье.
Покойся, кто свой кончил бег!..
 

Жуковский»

В самом деле, пусть, прочитав эти строки, кто-то попробует доказать, что не у поэта XIX века позаимствовал драматург заголовок для своей пьесы.

Но возникает вопрос: почему или, точнее, зачем Булгаков оборвал четверостишье Жуковского? Ведь последние две строки звучат у поэта так:

 
«Покойся, кто свой кончил бег,
Вы, странники терпенья!»
 

Объяснить именно такой выбор драматурга трудно. Но попробуем.

Если бы эпиграф состоял из четырёх строк, то тогда надо было бы признать, что булгаковская пьеса рассказывает о неких «странниках», чьё смиренное «терпение» рассчитано на сочувствие. Но ведь именно сочувствие к белогвардейцам в «Днях Турбиных» вызвало ураган негодований и возмущений. Стоило ли вторично наступать на те же грабли?

И последняя строка была исключена из эпиграфа. Этим как бы заявлялось о том, что пьеса посвящена тем, кто свой бег завершил, закончил. То есть людям, вынужденным бежать за рубеж под ударами доблестной Красной армии.

Беглецы в русской литературе никогда в героях не ходили. И положительными персонажами не являлись. А то, какими в «Беге» изображены белогвардейцы, как подано само бегство белого воинства из России, вызывает, по меньшей мере, недоумение. Неужели всё это написал человек, который (по его же собственным словам) белому движению искренне симпатизировал?

Приведём несколько примеров. Белый генерал говорит о беженцах, ищущих у него защиты от большевиков:

«ХЛУДОВ. Смотрю и думаю, куда бегут? Как тараканы, в ведро. С кухонного стола – бух!».

Другой персонаж пьесы вообще сомневается в том, имеет ли смысл искать защиты у генералов, подобных Хлудову. Ведь все они поголовно сошли с ума.

«КОРЗУХИН. Одному бесноватому жаловаться на другого?»

Чуть позднее (уже в Париже) тот же персонаж высказывается ещё более определённо:

«КОРЗУХИН. Действительно, я некоторое время проживал в Крыму, как раз тогда, когда там бушевали эти полоумные генералы».

Хорош лексикон, не правда ли? «Как тараканы», «бесноватые», «полоумные»… Разве таких слов заслуживал цвет нации, попавший в безжалостную мясорубку гражданской войны? Разве такими эпитетами следовало награждать спасителей Отечества – военных, ставших последней надеждой для далеко не худшей части многострадальных россиян? Неужели не нашлось у драматурга более добрых слов для соотечественников, которые вовсе не по собственной воле оказались на чужбине, в эмиграции?

Что можно тут ответить?

Первая мысль, которая приходит в голову: Булгаков просто не мог написать иначе. Поучительный опыт пьесы «Белая гвардия» красноречиво продемонстрировал, что в красной стране белых следует выставлять исключительно в чёрном свете. Не случайно многие белоэмигранты считали автора «Дней Турбиных» типично советским писателем, поставившим своё перо в услужение большевистскому режиму

Объяснение вполне убедительное.

Но возможен и другой вариант ответа: а не рассчитывал ли Булгаков на тех, кто хорошо помнил стихотворение Жуковского и последнюю его строку? Не ожидал ли драматург, что именно эти зрители и должны понять, что его «Бег» – не о бегущих, а о терпящих?

Есть у пьесы ещё один загадочный аспект: она написана так, будто все её бегущие герои автору просто приснились.