Текст книги "Драма моего снобизма"

– Немыслимое невежество, которое мне продвинутые кошатники не простят. Оказывается, есть на русском языке сборник о кошках Чарльза Буковски. Вот одно из его эссе под названием «Коварное добро спасенья страждущих»: Некогда очень худой и нервный, как вечно голодный музыкант, я хорошо его кормил, и он растолстел как техасский нефтяник и не такой уж нервный, но всё равно странный. Сплю на кровати а проснусь и его нос касается моего носа и те желтые громадные глаза В Л И В А Ю Т С Я в то, что осталось от моей души и тогда я скажу – пошел, сволочь! убери свой нос от моего носа! урча как паук полный мух, он отойдет недалеко. Вчера я сидел в ванне, а он вошел, ступая высоко, хвост мечется, а я сижу себе курю сигару и читаю НЬЮ-ЙОРКЕР, а он запрыгнул на край ванны, держа равновесие на скользкой слоновой кости выгибаясь, и я ему сказал: сэр, вы кот, а коты воду не любят. Но он обошел по кругу к кранам, повис черными лапами, а другая его часть была вниз головой нюхала воду, а вода была ГОРЯЧА. И он стал её пить. тонкий красный язык робкий и чудесный, макался в горячую воду и он всё принюхивался, не понимая что я тут делаю, что хорошего я в этом нашел, а потом этот толстый белый дурень рухнул! – Мы вылетели оттуда мокро и быстро; кот, я, сигара и НЬЮ-ЙОРКЕР, плюясь, вопя, отхаркиваясь, промокши, и моя жена вбежала БОЖЕ МОЙ! ЧТО СЛУЧИЛОСЬ? ЧТО СЛУЧИЛОСЬ? Я заговорил сквозь распавшуюся сигару: человеку даже одному нельзя побыть в собственной ванне, вот что! Она лишь расхохоталась над нами, а кот даже не рассердился. Он был по-прежнему мокр и пухл, кроме хвоста. Тот выглядел сейчас худым всё равно, что крысиный и очень грустный. Он принялся вылизывать себя. Я применил полотенце, затем вошел в спальню, лег в постель и попробовал отыскать, на чем остановился в журнале. Но хороший настрой поломался. Я отложил издание и уставился в потолок, в пространство повыше, где полагается быть Богу. И тут услышал: МЬЯАУУ! Следующий блудный кот, что явится под мою дверь, так и останется блудным.

13. Про наших богомольцев, и про тех из нас, кому нравится всё это…

Ханна Арендт в своё время слетала в Израиль на процесс нациста Эйхмана, вернулась в Америку и написала, что Эйхман, возможно, вовсе не антисемит. И, даже если антисемит, не надо упрощать. Он… банальный карьерист. Попав в Систему, подсудимый делал карьеру, организовывал строительство лагерей для уничтожения евреев, планировал, вёл какую-то там свою бухгалтерию. Мог строить теннисные корты. Или оранжереи. Ему поручили, и он делал. Ему нравился Режим нацистов, потому что там он оказался востребован, там для него всё было понятно. И в этом всё дело. Общество же, по сути, цинично принимает его карьеризм, как норму. Но именно банальный карьеризм следует судить в первую очередь. Как зло, страшное своей обыденностью.

Тогда, в 60-е на Ханну Арендт обрушилась вся Америка: ты защищаешь убийцу-антисемита. А она, повторюсь, указала на цинизм общества, которое не замечает банальное зло. Эйхман – не герой, а вполне обыкновенный, заурядный, как миллионы других, исполнитель, которому нравилось всё это. Он принял то, что ему предложил Режим нацистов. И стал преступником. Вот и всё. Была ли у Эйхмана альтернатива? Была. Книга под названием «История одного немца» только что переведена на русский. Автор, Себастьян Хафнер, ужаснулся, что «это ему начинает нравиться», и потому в самом начале сбежал со службы нацистам.

История поучительная. Во всяком случае, для тех, кому нравится, куда идёт сегодняшняя Россия, прихватив Крым, разбираясь с Украиной, выдвинув авиацию и флот в Сирию. Я о тех 80 с лишним процентах поддерживающих Режим. Им нравится их лидер. Они с ним. И тут на «Снобе» у каждого выбор: не замечать сторонников этого большинства, игнорировать их, не вступать с ними в полемику. Лицемерно сказав себе – это плюрализм. Или спорить.

Но как же быть со всем этим нам? Может быть, пример Себастьяна Хафнера даёт нам сигнал, как не дать себя обмануть, усыпить, сохранить для себя шанс вовремя проснуться.

Комментарии

– В вашей ссылке из комментария вычитал малопонятное: «Надо быть циничным. Цинизму приклеили ярлык явления отрицательного. Давайте вспомним о целой философской школе циников. Цинизм – всего-навсего умение называть вещи своими именами. И в цинизме, и в атеизме – спасение». Вполне цинично о цинизме. Не так ли?

– Я бы всё же сказал, что не всё стоит называть «цинизмом», или не весь «цинизм» оценивать одинаково. Циничное отношение к собственной жизни, думаю, вполне логично, но часто непрактично. Циничное же отношение к жизни других – вот самый настоящий, бесчеловечный цинизм.

– Цинизм есть цинизм. Мне как-то трудно представить себе «циничное отношение к жизни других» и «лиричное» – к собственной жизни. Вот сейчас, завтракая королевской кашей, подумал, что циничное отношение к жизни других невозможно культивировать без цинизма по отношению к себе… С последнего надо начинать. Да и какой цинизм считать практичным, а какой непрактичным? А вот ироническое отношение к собственной персоне – это да, это очень даже продуктивно, и отчасти практично.

– Так вот, я и говорю: разное это. Одно – отдавать себе отчёт, что все мы сдохнем, и, возможно, вот прям сейчас, и, скорее всего, этим для нас всё и кончится. (Почему это «непрактично», думаю, понятно: с таким отношением затруднительно чувствовать себя счастливым, а ведь это то, к чему каждый человек стремится больше всего). И другое – не ставить и в грош чужие жизни.

– Не сдохнем все и прямо сейчас! Тут в мире всё так подогнано, что, ну, ни при каких обстоятельствах такое не произойдёт. Это ж нам обещает ваш оппонент с его книжкой под названием «Жизнью в невозможном мире». Тут я ему верю.

– В это верить нетрудно. Думаю, общество – система саморегулирующаяся и самосохраняющаяся, и люди всегда норовят не разрушать свою жизнь, а строить её, как муравьи свои муравейники, надо лишь не мешать им, и они когда-то построят на Земле Рай… Если успеют.

– Знаете, сосновый лес, берёзовый лес, эвкалиптовый лес, тропический «дождевой лес» – очень-очень разные леса, и ни один из них не спутать с другим… Но всё же это всё – леса, живущие, в общем-то, по одним и тем же законам…Например, по такому: «стратегия» жизни дерева на протяжении его жизни очень сильно меняется – пока это что-то чуть больше ростка – оно занято выживанием, каждодневным боем – за лишнюю пригоршню света, за лишний глоток влаги, защитой от вредителей и врагов, регенерацией, в случае увечий… На склоне лет дереву плевать на вредителей – обычно они уже не могут повредить ему всему, у него столько света и столько воды, сколько спасло бы от гибели небольшой лес подростков… Если видеть разницу в том, что вот один – брюнет, а другой немец, один за Сталина, а другой – против Путина, – то это то же самое, что отрицать сходство между баобабом и рябиной: они разные во всём, и всё же их сходство на порядки мощнее и важнее, чем их различия… И ваше «Даже один и тот же человек в разное время разный» – ещё один блестящий аргумент в мою пользу: и Вы разный, и я разный, и Вася из Буркина-Фасо «в разное время разный»… Ну разве это не замечательно? И разве это не значит? А? Разве не значит? (Ещё про психоанализ, мать его. Если помните, на конференцию в институте Фрейда я поехал с Вашей лёгкой руки – это вы подали идею, которая мне понравилась… Так вот, ехал я туда, как известно, с двумя главными целями: показать, что не все в России думают «известно как», и послушать умных людей, профессионалов, которые уж точно знают, что к чему… В результате мы замечательно провели там время, я узнал массу интересного… Но обе цели остались нереализованные: оказалось, что там и без меня масса людей, которые думают точно так же, как я: в России, в Украине, в Австрии, в Германии, в других странах… Но ещё оказалось, что знание искусства Фрейда ничего не меняет: и «на той стороне» тоже масса людей из России, Украины, Австрии, Германии, из других стран… И нас нельзя было никак разделить, выявив «правильную» и «неправильную» стороны: вот психотерапевты за Путина, а вот психотерапевты против, вот россияне за, а вот – против, вот немцы, австрийцы, британцы, американцы, малайцы, кенийцы – за, а вот – против… И было бы очень легко провести эту линию искусственно: между «честными» и «продажными», «умными» и «глупыми», «зашоренными» и «openminded»… Но это было бы так же криво, как проводить границу между психотерапевтами и всеми остальными, говоря: «вот эти знают, в отличие от тех» – так как и психотерапевты точно так же разделены, как и сантехники, в этом смысле… Вот почему, мне понравилась идея, что всё дело в особенностях мозга: она снимает большинство вопросов… Правда, поднимая взамен другие.

– Ух, как мы расписались, с вами… Не остановить. Да я почти со всем согласен, что вы говорите. Редкий случай. И по форме, и по содержанию.

– Занятное дело, вы меня вдохновляете на то, что мне нравится: «разводите» на всякие заумные рассуждения, в том числе…

– Кроме вас ещё это удаётся некоторым хорошим фильмам. Боюсь, если бы мы с вами время от времени выпивали по пиву, меня вовсе было бы не остановить…

– Ну, дык будем оптимистами – старинный пивной бар на Флит-стрит, или на самом кончике взлётно-посадочной полосы аэродрома в Фарнборо во время Авиашоу, или тот самый, о котором я упомянул недавно, когда писал об английском писателе, ждут нас… Главное, чтоб я в форме был и соответствовал моменту нашей встречи в Лондоне. Ведь вы регулярно бываете в Англии.

– Впрочем, мне самому более симпатичны циники/киники чем лицемеры. Как сказал великий поэт Леонид Филатов: «Лучше горькая, но правда, чем приятная, но ложь»…

– Ну, тут не киника, а клиника. Если даже с точки зрения «общего тренда»… А уж если глядеть и слушать речь этого субъекта, особенно во время инаугурации, оторопь берёт. Чистый дуче…

– Добавлю тут про киников, а уж потом погляжу ваш комментарий, упоминающий Славоя Жижека. Ведь что любопытно, наш «киник-циник» с его ролью защитника бедных остаётся миллиардером. Передал сыновьям на четыре года всё, что имеет, и только. Ну, напялит грубый плащ, возьмёт посох, что ещё там? Клоун, чистый клоун. Нет, не потянет он ни на Антисфена, ни на Диогена, понимаете ли, Синопского…

– «Горькая правда» никогда не исходит от циничных людей и от циничной позиции. По простой причине: оборотная сторона цинизма всегда – равнодушие. Искренностью (не внешней) в цинизме и не пахнет, это то же лицемерие, скинувшее маску благопристойности. Правда же, стремление к правде – дело неравнодушных, то есть тех, кому цинизм и лицемерие противны. Я утрирую, но, полагаю, не слишком.

– Что крайне интересно, по Славою Жижеку образца 89-го года, цинизм ещё не являлся формой проявления критики, он не мог «выступать как оружие против власти, поскольку в современных (на тот момент) обществах, демократических или тоталитарных, главенствующая идеология не предполагал (ла) действительно буквального отношения к себе; циническая дистанция, ирония (!) входили в принятые правила игры». «Это безусловно, относится в первую очередь к поздним «советизированным» элитам, но я не думаю, что он имел ввиду только их. Примечательно, что термин «политкорректность» появился в 70-х в Америке как раз как пародия терминологии «Морального кодекса строителя коммунизма», а в девяностых уже преобразовался в «Цитатник Мао» для всего Запада.

– Жижек меня настораживает не столько эпатажем, сколько применением психоанализа в суждениях о политике. Не думаю, что прав Хомский, увидевший в Жижеке пустого интеллектуального позёра. Но доверять умозаключениям Жижека, даже специально не занимаясь его философией, будто ирония, лицемерие, цинизм, не являются формой критики… я бы не стал. А чего же ещё, если не критики?

– Мне думается, о политике без психоанализа вообще не имеет смысла всерьез рассуждать. А цинизм, как кинизм, как философия и жизненная позиция, всё же изначально далек от критики, имея «главным инструментом манифестации этического идеала повседневную жизнь его представителей». Не стоит, по-моему, называть хорошим словом обыкновенное хамство (я опять же без персоналий, извините).

– Но «цинизм» как философия – это уже несколько другой взгляд, более широкий и далеко не однозначный.

– Первый мой импульс ответить на ваше, что «о политике без психоанализа вообще не имеет смысла всерьез рассуждать», я подавил. Ужасно хотелось сказать прямо противоположное: рассуждать о политике всерьёз не имеет смысла, привлекая психоанализ. Статистику, социологию, философию, психологию, историю в первую очередь, а не психоанализ. Я попросил сына высказать свой взгляд на этот ваш постулат. Его ответ показался мне убедительным. И я рискну выставить тут его суждение, с которым полностью согласен: «Вообще, рассуждать о политике с точки зрения психоанализа можно. Психоанализ предлагает подход к структурированию очень важного пласта нашей жизни – своего рода “простой духовности“. Простой не в смысле того, что она проста, наоборот, всё это выстроено в сложную структуру, со многими важными связями во времени, внутри семьи, внутри общества. ”Простой“ в смысле невысшей духовности. Но работать с ней надо, потому что этот невысший уровень лежит почти всегда на пути к продвижению к духовности высшего порядка, скажем, к правильному пониманию Бога. И вот этот пласт психоаналитической реальности определяет во многом наши действия здесь, на земле, объясняет, как мы действуем здесь согласно нашим инстинктам, ранним опытам в детстве, и так далее. На этом также, конечно, строится и общество. Поэтому, повторюсь, рассуждать о политике с точки зрения психоанализа можно, и вероятно, нужно. Что мне, кажется, не нужно – делать такие заявления, как твой оппонент в ”Снобе“. Такие заявления упрощают и вульгаризируют психоаналитическое понимание».

– Хорошо излагает…наверное психоаналитик. – Господа, я не психоаналитик, а простой исследователь жизни на логическом уровне. А та же теория Фестингера о когнитивном диссонансе мне представляется весьма логичной и универсальной в использовании.

– Теперь, если позволите, пару слов о «политкорректности», которая суть «культурное лицемерие», с апологией которого и выступил автор поста (так скажем, в его поддержку). По Фрейду (куда без него!), «культурное [нравственное – так употребили это слово] лицемерие – особое состояние, поддерживаемое обществом (государством, церковью, институтами гражданского общества, СМИ, совокупностью национальных, местечковых, корпоративных, семейных традиций и т. п.) из-за присущего ему чувства неуверенности и потребности защитить свою очевидную неустойчивость [ненадежность, шаткость конструкции, у Фрейда – медицинский термин «лабильность»] запретом критики и обсуждения. Возникает из-за того, что общество требует осуществления высокого идеала нравственности от каждого своего члена, не заботясь, насколько трудно это даётся. Вместе с тем оно не настолько богато и организованно, чтобы могло вознаграждать каждого [в достаточной мере] за его отказ от удовлетворения влечений. Так что оно предоставляет самому индивиду решить вопрос, каким путём он может получить достаточную компенсацию за принесенную жертву, чтобы сохранить душевное равновесие. В результате, он вынужден психологически жить вне своих возможностей, ибо неудовлетворённые влечения заставляют ощущать требования культуры как постоянный гнёт». Когнитивный диссонанс налицо, привет Л. Фестингеру! Согласно его закону, описанная выше ситуация «побуждает личность к поведению, сокращающему диссонанс». Последние события в Америке – просто попытка преодоления когнитивного диссонанса. Так что, нравится… не нравится….

– Ребятишки под Вероной погибли. Сгорели. Шестнадцать душ. На дороге. И ведь хорошая дорога. Отличная, я ездил, знаю. Под Абруццо тридцать человек в гостинице лавиной накрыло. Просто приехали отдохнуть, с детишками. Вроде, откопали десятерых. Только двоих детей. И ведь ближайшая хоть сколько-то приличная гора чуть не в километре. Тряхнуло и все. Так что не надо пугать ядерным апокалипсисом! Сказано же: крупнокалиберные негодяи перевелись, не бойтесь, войны не будет. Вот сидит на улице Афин человек, мужчина, голый, прямо на мостовой, рядом бочка глиняная (ну, или пластиковая) большая, он в ней живет. Допустим. Сидит, потирает свой окаянный отросток, с нескрываемым удовольствием (вот уже интересно, долго бы он просидел сейчас, заблаговременно не позаботившись приколотить яйца к брусчатке, не правда ли? Даже в Афинах). Граждане мимо проходят, кто в офис, кто в аптеку, кто в банк. А он наяривает. Заканчивает, улыбается (дело-то хорошее, и доступное, а чего?) и поглаживая себя чуть повыше говорит: «Вот кабы и голод можно было унять, потирая живот!». И на самом деле, что ж плохого, просто замечательно было бы (при этом он не заставляет никого следовать его примеру, и не хватает никого за рукав на дороге в кафе, требуя насыщаться потиранием живота). Кто-то проходит мимо равнодушно. Однако значительную часть публики возмущает такое поведение согражданина, кто-то просто обзывает его «циником» (в самом современном понимании слова) или даже «хамом», проходящий мимо батюшка греко-католического вероисповедания, накладывая на ходу анафему, кто-то вызывает полицию, кто-то опрометью бежит в кусты, и, опорожнив мочевой пузырь в банку из-под колы, подходит, и плещет из неё в лицо человеку, а кто-то к этому лицу и кулак (а то и что потяжелее) прикладывает. А группа хорошо одетых граждан, с айфонами, с кейсами, образовала кружок и вдохновенно, но без мата, рассуждает о развращающем и подрывающем основы морального кодекса строителя толерантного общества поведении согражданина. И тут подходит милая женщина, назовем её Татьяна (которая, кстати, уже догадывается что «Бог задохнулся в богословии, а нравственность – в морали»). Она видит стекающую с лица Человека кровь и мочу, достает из сумочки платок и подает ему, краем уха прислушиваясь к разговору приличных сограждан из хорошо одетой группы, слышит обрывки рассуждений о том, какую же веру уложил этот негодяй в свою душу, «утратив лицемерие и став циником». И стоит она между ними, задумавшись о «водоразделе между искренностью и лицемерием, между лицемерием и цинизмом»…

– Это была всего лишь дискуссия, а не повод для выхода вашей агрессии.

– Я надеюсь, вы извините вашего оппонента с его словарём. Он, видимо, по неопытности слегка попутал этот мой блог с соседним, где такое было бы в теме… Во всём остальном, уверен, вы сами ему будете отвечать, если найдёте нужным. Я с ним уже распрощался. Разве что ну самое актуальное вдруг вылезет…

– Его тоже я инициировал, попробую объединить. Корни, в общем-то, одни и те же.

– Нет, не извиню. Как оппонент, он мне больше не интересен.

– Если обобщать, то культура вообще сплошное лицемерие (так что определение «культурное» тавтологично). Просто потому, что человеческое в человеке не данность, а заданность: если поступаю, исходя не из того, каков я есть «в натуре», а каким, по-моему (или общему) разумению, должен быть, то чем это не лицемерие?

– Вопрос в другом, даже обобщая. Отказаться от всех норм и правил общежития, назвав их сплошным лицемерием. И поглядеть, что из этого получится… То-есть, что происходит с обществом, утратившим лицемерие? Предметы же культуры, произведения искусства, выставляя цинизм, как норму, не могут быть таковыми. Они что-то иное. Так что настаивать на том, что «культура вообще сплошное лицемерие» – это какой-то вид ребячества, извините.

– Оппонент ваш имел в виду нечто гораздо более глубокое, так что, может быть он и ошибся, но точно не из ребячества. Проблема лжи, искусственного и «естественного» в человеке – проблема формообразующая.

– Во-первых, о культуре у меня речь в широком смысле: все, что человека отличает от животного. Во-вторых, о «лицемерии» я написал без негативной коннотации – в том примерно смысле, в каком у Поля Валери слово «фикция» (Предисловие к «Персидским письмам»).

– Я принял ваше пояснение к сведению. Да, я погорячился с «ребячеством». Надеюсь, не обиделись. По сути же, разговор повернулся к теме, действительно интересующей меня: к проблемам лжи в политике, культуре, искусстве, жизни…

– Не обиделся. А проблема и вправду интересная – ни больше ни меньше как онтология культуры: в каком смысле/модусе она ЕСТЬ? Слова вроде «ложь», «лицемерие», «фикция» приходится употреблять за неимением термина более адекватного. Хорошо бы его отыскать. Может, «проект?»

– Тогда добавлю маленькую деталь с ходу. Ну, чтобы уж не отклоняться от темы, вполне уместно тут упомянуть эссе Ханны Арендт «Правда и политика». В моих записях трёхлетней давности, сейчас вытащил вот это её, написанное в 1964-м и поразившее меня сейчас своей злободневностью. В пересказе, не ручаюсь за точность (просто нет времени проверять): ложь может скрыть факты, демонстрируя тем самым способность к свободной трансформации и родство с политикой. Но ложь не может создать ничего долговечного. Длящийся самообман разрушает связь человека с реальностью и способность к ориентации. И ещё: «Говорить правду – это ещё не политическое действие. Но такая правда обеспечивает истинно политическую способность к интеллектуально безупречным суждениям и истинным оценкам действительности на основе совместных наблюдений».