Текст книги "Жаб Жабыч и другие истории"

Глава тринадцатая
Катя, папа, Камнегрыз

– Ну, хорошо, – говорил па-па. – Пролежит он ещё два дня у тебя под кроватью, а потом помрёт. Ты же сама говоришь, что ему нужно солнце.

– Не помрёт, – спорила Катя. – У нас есть кварцевая лампа.

– Слушай, – сказал тогда па-па, – а давай разместим его в теплице. Там и обогрев есть, и солнца много. И учёные его не увидят.

Крыша и стены в папиной теплице были покрыты специальной оборонной плёнкой и пропускали свет только в одну сторону. Папина теплица с внешней стороны сверкала, как зеркальная.

– Класс! – сказала Катя и сразу потащила Камнегрыза из-под кровати.

Обычно послушный Камнегрыз вдруг упёрся. И был прав, потому что в комнату залетел лаборант Кузиков.

– Ой, дайте соли! У нас эксперимент не идёт!

Эксперимент и правда не шёл. У них на обед было много огурцов из клязьминского растениеводства, а соли не было.

Получив соль, Кузиков удалился.

Тогда Камнегрыз вылез.

– Смотри, папа, – сказала Катя. – Он их мысли читает.

– Или у него обоняние хорошее, – предположил папа, – как у собак.

Катя взяла Камнегрыза за край и короткими перебежками протащила его в теплицу.

Место оказалось самым удачным. Учёные снаружи его не видели. А внутри уютно – сколько хочешь тепла и солнца.

Теплица была для Камнегрыза – как санаторий для членов правительства.

А когда солнце уходило, Камнегрыз ползком заходил в Катин маленький домик, и они с Катей как будто о чём-то шушукались нос к носу.

Глава четырнадцатая
Командировка лаборанта Кузикова

Лаборант Кузиков получил командировочное удостоверение, деньги на билет до Владивостока и никуда не поехал.

Что он, дурачок какой? Зачем лететь во Владивосток учиться контактному опыту, когда у них на Бакунинской свой дельфинарий открыли. И там работают четыре дрессировщика, один другого умнее.

Кузиков сначала установил контакт с дрессировщиками. Он стал водить одного из них обедать в ближайшее кафе.

Дрессировщик говорил, а лаборант Кузиков внимательно слушал.

– Контакт с новым экземпляром начинается с пищевых продуктов. Сначала перед дельфином кладут десять разнопородных рыб. И смотрят, какую породу он предпочитает: треску, севрюгу или кефаль. Допустим, это кефаль. Понимаешь?

– Допустим, это кефаль, – понимал Кузиков.

– Тогда начинается вторая часть контакта. Выясняется – какого размера требуется кефаль. И какая кефаль предпочитается – сырая или варёная. Допустим, сырая.

– Предположим, – допускал лаборант.

– С этого момента и начинается контакт. Ты кричишь ему: «Вася, Вася!» – и бросаешь кефаль. Он приплывает, ест её два кило – и вы уже в контакте. Он – твой друг.

– Ну, а как вы с ним разговариваете?

– Да никак!

– Ну, вот ты говоришь ему: «Прыгай вверх!» Это как происходит?

– А вот так, – махнул рукою вверх дрессировщик. – И всё.

– А вниз?

– Вот так! – махнул дрессировщик рукою вниз.

– Значит, ты с ним вот так разговариваешь?

– Да никак я с ним не разговариваю. Я ему руками показываю.

– Это и есть язык жестов?

– Ага. И старший дрессировщик так говорит.

Тогда лаборант Кузиков познакомился со старшим дрессировщиком.

– Главное в нашей работе что? – спрашивал он Кузикова.

– Что? – спрашивал Кузиков.

– Душевность. Ведь если ты дельфина обидишь, он вообще есть отказывается. На внутреннее питание переходит.

– И что, ничего не ест?

– Ничего.

«Совсем как у нас, – подумал про себя Кузиков. – Это же ведь чистая голодовка протеста».

– А чем его обидеть можно?

– Да чем хочешь. Ударь его. Назови дураком. Подсунь вместо рыбы дохлую крысу.

– Зачем?

– Так, вроде шутки. Неделю потом надо с ним мириться.

– Но за такие вещи надо наказывать!

– Вот и наш главный тоже так говорит.

Главный дрессировщик говорил Кузикову так:

– Чужая жизнь, уважаемый гражданин, – потёмки. Ничего мы про неё не знаем. Ведь мы даже не знаем, какими нас видит дельфин.

– Как так?

– Может, он нас вообще не видит.

– Почему?

– Очень просто. Чтобы жить, ему нужно хорошо видеть рыбу. Вот он и видит первым делом треугольную голову и хвост. И хвать её посередине! А у нас – ни треугольной головы, ни хвоста.

– Как же он тогда с вами общается? Ведь как-то он всё-таки вас видит!

– Как-то видит. Может, в виде чучела с глазами или в виде скелета. Главное, гражданин, – дельфинов надо любить. Просто как детей. Тогда всё и получится.

«Вам хорошо, – подумал про себя Кузиков. – Дельфины тёплые и живые. А у нас кто? Какая-то сковородка силиконовая на ножках, холодная и тяжёлая. Попробуй полюби её».

В общем, из командировки он вернулся не сильно обогащённый знаниями.

Глава пятнадцатая
Научные исследования дяди Коли Спиглазова

Как верно предполагал дядя Коля Спиглазов, колбасы для работы с местными жителями оказалось мало.

Ему едва удалось завязать первый контакт с местным умельцем – заборостроителем и мудрецом Степанычем Кривошеевым.

Слава богу, что Кривошеев заинтересовался проблемой, и скоро в инструментальном сарае соседней дачи-новостройки собрался целый небольшой совет аборигенов-мудрецов.

Несмотря на свою фамилию (Кривошеев), Степаныч был слегка искривлён в позвоночнике. Ещё он немного прихрамывал, но энергии он был невозможной. В свои шестьдесят он мог свободно залезть на дерево, чтобы снять упавшие электропровода. Или за час выкопать трёхметровую канаву для газа, и т. д.

– Вот, надо помочь человеку, – объявил тему заседания Степаныч. – У них пришелец пропал. Такой плоский и красный, на ножках. Как расплющенный таракан. Никто не видел?

Не видел никто.

Мудрец автомеханик Зарипов сказал, что у них на чердаке по ночам кто-то ходит.

Бывший пожарный Сергей Одиноков сказал, что вчера ночью, когда он, как обычно, исследовал посёлок на предмет что-нибудь стянуть, в одном дворе он наступил на кого-то и растянулся. Этот кто-то был плоский и скользкий.

– Это лужа была, – сказал аксакал[3]3
   Аксакал – глава рода, почтенный человек в Средней Азии и на Кавказе. (Прим. ред.)


[Закрыть] Кривошеев.

– И не лужа! Он меня за ногу укусил.

– Значит, собака.

– И не собака. Он не лаял, и не мохнатый. Вот, смотрите.

Все посмотрели и убедились, что укус был не собачий и не в ногу, а в ботинок. Кусок ботинка словно ножницами вырезали. Но ни на какие мысли этот укус мудрецов не навёл.

– В общем, вот что, – решил Степаныч, – не беспокойся. Вернётся твой пришелец. Побегает, побегает и вернётся. Никуда твой расплющенный таракан не денется.

– Почему? – удивился дядя Коля.

– Потому что лучше нашей Клязьмы нигде места нет. Смотри, какие у нас сосны – сплошной кислород! Тут одних санаториев туберкулёзных три штуки. Вон Саяр Хуснутдинов уехал: в Израиле был как еврей, и в Америке как татарин, и в Испании как украинец, а потом как миленький сюда вернулся – прорабом работает.

Все обещали быть бдительными и при случае сигнализировать.

На этом хурал[4]4
  Хурал – собрание представителей государственной власти в Монголии. (Прим. ред.)


[Закрыть] закончил свою работу.

Глава шестнадцатая
Папа, девочка и Камнегрыз переезжают

А «расплющенный таракан», он же «силиконовая сковородка», у Кати буквально расцветал.

Выяснилось, что он прекрасно может бегать и прыгать на большие расстояния. Он поджимал под себя ножки и резко щёлкал ими. После этого он пролетал метров пять и мягко опускался на землю. Если бы он опустился на человека, то непременно сбил бы его с ног, потому что был очень тяжёлый.

Они с Катей всё лучше понимали друг друга. И что интересно, Камнегрыз за две минуты до появления учёных знал, что они появятся.

Однажды, когда в очередной раз к ним пришёл профессор Пузырёв просить хрен и горчицу для эксперимента, Камнегрыз лёг резиновым ковриком для ног у входа, подняв лапки вверх. Ничего не подозревающий Пузырёв стал вытирать об него ноги. Камнегрыз одновременно все лапки наклонил влево, и Пузырёв шлёпнулся на пол как подкошенный.

– Всё, – сказал после этого папа. – Переезжаем в город.

– Почему?

– Потому что из-за дурацких шуточек твоего Камнегрыза его скоро найдут. А потом заморят.

В городе у Кати с папой была двухкомнатная квартира с телефоном, ванной и мамой Наташей.

Вообще-то Катины папа и мама давно развелись. Нет, не развелись, а разъехались, потому что у каждого из них была своя жизнь.

Папа был размеренным инженером с твёрдым расписанием, а мама работала на телестудии костюмером днями и ночами. Из-за съёмок она часто возвращалась домой совсем поздно и долго не могла прийти в себя.

Папе это не нравилось. Он говорил:

– Телевидение или мы!

Они оба любили Катю и с неохотой передавали её друг другу.

– Это моя дочь!

– Нет, это моя дочь!

– Это моя дочь!

– Нет, это моя дочь.

– Нет, это моя дочь!

– Это моя дочь!

– Нет, это моя дочь!

– Я тебе её не отдам!

– Это я тебе её не отдам!

– Это моя дочь!

– Нет, это моя дочь.

– И всё-таки это моя дочь!

– И всё-таки это моя дочь! Телевидение или мы!

Катя жила с папой в Клязьме, потому что там была хорошая школа и потому, что у папы был постоянный рабочий режим.

Но иногда они подолгу все вместе жили в московской квартире. Особенно на каникулах.

Вот и сейчас Катя с папой решили спрятать Камнегрыза от глаз вездесущих учёных в Москве, чтобы учёные не заморили его окончательно.

Папа закатал Камнегрыза в трубку и запихнул в чемодан на колёсиках. Чемодан он с трудом дотащил до машины, и они с Катей умчались, оставив учёных одних заниматься изучением пришельца.

Они решили, что покрасят Камнегрыза в крупную клетку и будут говорить, что это бразильский броненосец, которого им дали на время из зоопарка.

– Здравствуйте, – сказала им мама. – Давно вас не было.

Глава семнадцатая
В городской квартире

Мама открыла им дверь, как всегда не отрываясь от телефонной трубки.

– Я, Маша, тебе перезвоню, – сказала она в телефон. – Моя дочка приехала с мужем.

Она заобнимала, зацеловала Катю, а папу только чмокнула в щёку.

– А это что ещё за чемодан с гантелями? – спросила она.

– Он не с гантелями. Он с пришельцами, – ответил папа.

– С какими ещё пришельцами?

– С Камнегрызом, – сказала Катя.

Мама, оказывается, о Камнегрызе ничего не знала. Ни в газетах, ни по радио, ни просто так в народе никто ничего о пришельце не говорил.

Папа раскрыл чемодан, Камнегрыз со стуком выпал из него и радостно забегал по квартире, топоча всей тысячью своих тяжёлых ножек.

Мама ухватилась за папу:

– Ой! Что это?!

– Камнегрыз клязьминский кайнозойский, – ответил папа.

Камнегрыз, как водится, первым делом начал грызть кошачье блюдце на полу.

Кошка с шипеньем, в диком ужасе, в момент взлетела по оконной шторе под самый потолок.

– И эта жуть будет у нас жить? – спросила мама, внимательно присмотревшись к Камнегрызу.

– Будет, – ответил папа.

– Ни за что! – сказала мама. – Ни за что! Выбирайте – или он, или я!

– Мы выбираем его! – сказал папа.

– А я? – удивилась мама.

– А ты переедешь в Клязьму.

– Вот ещё! – сказала мама. – Никуда я не перееду. Он не кусается?

Глава восемнадцатая
Отчёт о проделанной работе с иноземным существом кремниевидной структуры

Когда папа и Катя съехали из Клязьмы, учёные вздохнули свободней.

В гостевом домике они сделали чаепитную, в большом доме на первом этаже – комнату отдыха, а наверху, на втором этаже, – новую модернизированную лабораторию по работе с пришельцами.

Работа у них продвигалась успешно, потому что никто им не мешал. Правда, была большая опасность, что газеты узнают об исчезновении пришельца и все работы закроют.

На ближайшем совещании академик Гаврилов указал правильный путь:

– Мы должны организовать утечку информации о появлении на станции Клязьма пришельца.

– Может быть, о пропаже? – не понял профессор Пузырёв.

– Именно о появлении.

– Зачем? – спросил профессор Пузырёв.

– Чтобы привлечь внимание общественности. Пойдёт волна публикаций о мировой сенсации в Клязьме. О совершенно небывалом событии, которого люди дожидались тысячелетиями! И нас так засекретят, что никого, кроме президента, к нам не пустят.

– А президент? – спросил лаборант Кузиков.

– Он так занят, что ему не до нас. Будем посылать ему отчёты. За работу, друзья!

Все занялись исследованиями.

Учёные использовали фотографии, видеоматериалы и результаты прежних экспериментов.

«В канцелярию президента

В результате исследований выяснилось, что камнегрызы:

1. Имеют возможность быстро переходить из одного жизненного пространства в другое.

2. Плохо идут на контакт с человечеством.

3. По неизвестным причинам быстро теряют в весе и с трудом набирают его.

4. Кажется, могут ловить невидимые слабые электронные импульсы. То есть имеют возможность считывать энцефалограмму».

На это обратил внимание младший лаборант Кузиков. Он заметил, что при его приближении Камнегрыз всегда залезал в самый дальний угол своего загона.

– А вы заметили, – спрашивал профессор Пузырёв, – что наш пришелец категорически обходился без воды? Нет ни одного кадра, где бы он пил воду.

– Такую воду, как у нас в Клязьме, ни один нормальный пришелец пить не будет, – сказал дядя Коля Спиглазов. – Наши и то пьют с трудом. Одна ржавчина.

– Значит, будем сверлить артезианскую скважину! – решил академик Гаврилов. – Может быть, именно потому Камнегрыз и исчез на ограниченный отрезок времени, что здесь не было нормальных производственных условий.

– Он исчез на ограниченный отрезок времени ещё и потому, – сказал лаборант Кузиков, – что у нас нет установки улавливания высоких колебаний низкой частоты, какая имеется в НИИ-17 на Кутузовском проспекте. Там по три докторских диссертации в квартал лепят.

И, пользуясь чрезвычайной важностью работ, учёные спешно начали улучшать производственную оснащённость филиала НИИКа.

Так как Камнегрыз не выкидывал никаких неожиданностей и не отвлекал учёных от работы, она шла очень быстро.

Утечку информации доверили опытному социологу-общественнику дяде Коле Спиглазову.

И очень скоро в подвале местных административных мастерских было устроено производственное совещание.

– Ну что, мужики? – спрашивал дядя Коля. – Не видели пришельца?

Это был очень хитрый проверочный вопрос. Если бы они видели, повелось бы расследование – где и когда? Если не видели, значит, подкинем им утечку информации.

Мужики – это были строитель заборов Степаныч Кривошеев, автомобильный мудрец Гаяр Зарипов и начинающий гений по спиливанию высоких деревьев Сергей Одиноков – пришельца не видели.

– И правильно, – сказал дядя Коля Спиглазов. – Он давно у нас сидит, вернулся, если хотите. Изучается вовсю. Хотите фотографию покажу?

– А что! Покажи.

Дядя Коля выложил несколько смутных снимков Камнегрыза, и подвальный хурал навалился на них, так что кривоногий стол чуть не перепутался своими кривыми ногами.

– Цены нет этим фотографиям, – сказал дядя Коля. – За каждую любая газета миллион долларов даст.

– Почему? – удивился гений Одиноков.

– Мировая сенсация – вот почему! – объяснил автомудрец Зарипов. – Правильно?

– Правильно, – сказал дядя Коля. – Сюда тысячи корреспондентов наедут.

– Зачем? – допытывался гений Одиноков.

– Чтобы корреспонденции писать, – объяснил Зарипов.

Дядя Коля стал отбирать у мужиков фотографии. Потом оказалось, что всё правильно, всё вышло, как и было задумано, – одной фотографии не хватало.

Своё задание дядя Коля выполнил.

Глава девятнадцатая
Радиоуправляемый броненосец из Северной Америки

Первым делом в городе надо было придать пришельцу вид то ли домашнего животного, то ли радиоуправляемой игрушки.

Папа сходил в магазин, принёс пластилин, коричневую и красную краску в тюбиках, и они с Катей принялись за дело.

Сначала достали из домашней библиотеки том энциклопедии Брема. Нашли в нём картинку с южноамериканским броненосцем. Показали картинку Камнегрызу и стали его раскрашивать и облепливать пластилином.

Здесь им очень мама пригодилась. Она на телевидении много лет костюмером и гримёром работала.

– Надо на него ещё капроновую сетку набросить, – сказала мама, – чтобы всё крепче держалось.

Наконец операция по гриму закончилась, и Камнегрыза подтащили к зеркалу.

Он смотрел, смотрел на себя своими выпучивающимися из туловища глазами…

Потом произошло нечто неожиданное. Из него повалил дым.

– Ой, горит! Горит! – закричала мама. – Скорее поливайте его водой!

– Нет, не надо, – сказал папа. – А то может быть короткое замыкание. Пусть всё сгорит само собой. Ему не понравился грим, вот он и раскалился.

– Значит, у него есть эмоции, – сказала мама. – У нас на студии, когда актёрам делают неудачный грим, они тоже часто раскаляются и даже шипят.

Камнегрыза вытащили на балкон и держали там, пока всё лишнее на нём не сгорело и пока не приехала пожарная команда.

У Кати была очень хорошая мама.

Глава двадцатая
«Слух обо мне пройдёт по всей Руси великой…»

Ну, не по всей Руси, но по всей великой Клязьме слух о Камнегрызе прокатился с быстротой молнии.

И покатился дальше по редакциям газет.

«НОВАЯ ГАЗЕТА»:

«Из достоверных источников нам сообщили, что на станции Клязьма Московской области производятся испытания тяжёлых малогабаритных танков совершенно неизвестной до сих пор конструкции.

Танки абсолютно плоские и состоят из одних гусениц. Размером каждый из них с домашний коврик для ног.

Сто таких танков, вышедших навстречу противнику, совершенно перекрывают путь любой вражеской технике, начиная от танков и кончая железнодорожными составами и экскаваторами.

Чем-то нам ответят американцы? Малогабаритными дирижаблями или пигмейными спецназовцами из Средней Африки?

Гонка вооружений продолжается.

Корреспондент Майоров»

«МОСКОВСКИЙ БАЛАБОЛЕЦ»:

«На станции Клязьма идёт спешное изучение инопланетянина неизвестной породы. Ниже приводится его фотография, украденная нашим корреспондентом у одного из ассистентов, изучающих животное.

Согласитесь, что существо, изображённое на фото, не похоже ни на кого-либо, виденного нами ранее даже в Государственной Думе.

Впрочем, это может быть вообще механический робот.

Вера Колодная»

И началось… Интерес к посёлку Клязьма резко обострился. Папарацци – это такие противные люди с фотоаппаратами, которые лезут во все щели, – полезли во все щели.

Вокруг станции Клязьма стали прогуливаться военные атташе всех стран с сигарами и собачками на поводке.

– Здесь такой воздух! У моего Шаха совсем другое дыхание.

– А мой Цезарь, представляете, после местных прогулок стал спать даже днём. Мы с женой (майором разведки) решили снять дачу в этом месте на лето.

Соответственно, приняла меры и наша сторона. Забор вокруг Катиного дома был обнесён колючей проволокой. Сердитую бабушку-сторожиху заменил строгий милиционер в зеленоватой форме. Все служащие получили пропуска.

Папе и Кате тоже выписали пропуск. Ведь это был их дом, и там ещё были их вещи.

На обложке красного пропуска Кати было написано золотыми буквами: «Научный институт исследования космоса».

Внутри была наклеена её фотография и указаны её фамилия и должность: «Катерина Егорова – уборщица». Не делать же её научным сотрудником, а без пропуска её в собственный дом ни за что не пустили бы.

– Ну и что? – спросил папа. – Теперь моей дочери будут платить зарплату за то, что она убирается в собственном доме?

– Нет, – ответил лаборант Кузиков. – Единица у нас есть, а денег нет.

Сам папа прошёл как старший научный сотрудник, причём тоже без зарплаты, как общественник.

– Мы не можем увеличивать штат, – сказал старший Пузырёв. – У нас очень мало результатов. Вы можете помогать нам бесплатно, как патриот.

Папа подумал про себя: «Нет уж, спасибо. Видели мы этих бесплатных патриотов. Вы бы лучше меня оформили как космического ветеринара за деньги. Я же вам Камнегрыза вылечил».

Но он ничего не сказал, не хотел выдавать секретов.

Глава двадцать первая
Камнегрызик открывает глаза

Когда пространственная складка выбросила Камнегрыза в неизвестность, он долго летел, кружась и переворачиваясь, в темноте, пронизанной светом.

Наконец темнота выплюнула его в пространство, целиком забитое большим количеством прямоугольников и квадратов явно неорганического происхождения.

Такого он никогда не видел и не предполагал, что такое может быть.

Резкую смену температур он перенёс легко, а яркий свет и непривычные формы вокруг его напугали.

Камнегрызик с детства был спокойным и упрямым, поэтому он подавил испуг и приступил к исследованию незнакомого пространства.

Вдруг он услышал шум мыслей над собой и насторожился. Наверху, на горизонтальной плоскости, кто-то был. Это была Катя на столе.

Камнегрыз отбежал подальше, подогнул задние ноги, выпучил глаза на всю катушку и увидел девочку. То есть не девочку, а большое количество шаров, кругов, эллипсов и тощих палок.

Камнегрыз был слишком молод, он ещё не осознавал, кто он – робот или живое, самовоспроизводящееся существо. Но запах мыслей он чуять уже умел. И отличал агрессивные от добрых.

Здесь пространство было просто пронизано добром. И Камнегрыз решил про себя, что ни за что с ним не расстанется.

Время шло. Появились какие-то другие существа, другие многомерные фигуры.

Камнегрызик чувствовал себя то хорошо, то плохо, то очень плохо, то очень хорошо.

Когда к нему приближались две маленькие лепёшки (тапочки Кати), из которых кверху уходили два тонких столбика (ноги Кати), он чувствовал себя очень хорошо.

Когда приближались большие рыжие лепёшки (ботинки Катиного папы), из которых вверх уходили два высоченных кривоватых ствола (ноги Катиного папы), он чувствовал себя тоже прилично.

Но когда около него шлёпали все другие лепёшки (ботинки сотрудников института), он просто начинал заболевать.

Приятным лепёшкам он разрешал делать всё. Даже когда приятные лепёшки запихнули его в металлический ящик на колёсах и долго трясли на одном месте, а потом покрыли его спину какой-то горючей смесью, он не расстроился. Он быстро подпалил то, что ему не нравилось, и утих.

Особенно он любил, когда маленькие лепёшки исчезали, а напротив него появлялось нечто круглое, объёмное, с большими выпученными кругами. (Это было, когда Катя ложилась на пол и лежала лицом к лицу с Камнегрызом.) Тогда Камнегрыза охватывала волна удовольствия.

Он всё больше привыкал к странному миру, в котором оказался. И даже научился смотреть вверх вплоть до потолка. Для этого он скручивался в трубку, постепенно подгибая под себя заднюю часть. И рано или поздно выходило так, что он мог направлять глаза вверх и даже рассматривать лампочку.