Текст книги "Вятские рассказы (сборник)"

Я в рабочие пошел

Хочу написать о «самых счастливых» годах своей жизни, к которым многие относят студенческие годы. Но с высоты сегодняшнего возраста я бы не утверждал столь категорично. Счастье – это «субстанция» субъективная. Для некоторых счастье – это, когда «у соседа корова сдохла, объевшись клевера». Но есть категория людей, к которым я отношу и себя, для которых счастье – это «ощущения от результата творческого процесса» – ты ставишь себе цель и делаешь все, чтобы ее достичь. Правда, сам процесс достижения цели и наступления «счастья» не «усыпан розами». Но, достигнув цели, испытываешь то чувство, которое и называют счастьем. По моему мнению, счастливыми являются годы творчества, в каком бы возрасте человек ни был. Я расскажу об одном из таких счастливых периодов своей жизни.

Цель, которую я себе поставил еще в школьные годы – быть в авиации! Занимаясь в авиамодельном кружке, я мечтал быть летчиком, но, не пройдя медкомиссию, я решил пойти учиться в авиационный институт. Я читал технические журналы про авиационную и ракетную технику. Знал характеристики многих типов самолетов, авиационных и ракетных двигателей. Учиться я думал пойти в Казанский авиационный институт. Учиться в Московских вузах казалось неосуществимой мечтой. Но жизнь, а может ангел-хранитель, иногда помогает целеустремленным людям.

Перед самым нашим окончанием школы, а было это в 1958 году, правительство СССР выпустило постановление, суть которого состояла в следующем. Если молодые люди после школы отработают на производстве два года, они, при прочих равных условиях, будут иметь преимущество перед другими абитуриентами. Почти все выпускники нашего класса, не раздумывая, после выпускного вечера пошли устраиваться на предприятия. Я пошел в отдел кадров Кировского завода им. Лепсе. В Интернете я нашел сайт сегодняшнего «Лепсе».

Меня приняли слесарем-сборщиком в сборочный цех. На фотографии показаны агрегаты, в сборке которых я принимал непосредственное участие. Да, вид агрегатов не изменился за 50 лет! Может чисто внешне!?

Работая на заводе, после работы и в выходные дни я настойчиво прорешивал задачи из сборников по физике и математике. Если какие-то задачи «не решались», их обсуждали с ребятами, а иногда приходили в школу и обращались к «физику» или «математику». Отказа никогда не было, и, заметьте, консультации были БЕСПЛАТНЫЕ! Кстати, в те годы все образование, и высшее тоже, было «бесплатным». А наши родители не платили денег на «тряпки для уборки школы» и не делали дорогих подарков учителям, чтобы аттестат был хорошим.

Советская система образования, на мой взгляд, была очень логичная и правильная – предприятия отчисляли в казну специальный налог на образование и принимали на работу подготовленных специалистов, учеба которых ими уже была оплачена государству! В сегодняшнее время есть нелогичность в подготовке кадров. За учебу платит «государство», из налогов, которые платим мы с вами, или непосредственно родители студента, а предприятия, в большинстве своем негосударственные, получают специалиста даром! А, между прочим, стоимость обучения одного студента в вузе никак не меньше миллиона рублей!

Но вернусь к годам счастливой юности. В цехе, куда меня приняли на работу собирали аппаратуру для управления агрегатами самолетов. Это я понял уже позже, когда учился в институте.

В цехе работало много молодежи. Мы часто собирались вместе – либо в заводском клубе «на танцах», либо летом по выходным дням ходили кататься на лодках, а зимой на лыжах.

Вот так выглядит сегодня заводской клуб, под названием «Родина».

Правильное название! Сюда мы ходили не только на танцы, но в этом клубе по всем «святым» праздникам проводились цеховые вечера. Как я помню, вечера условно «разделялись» – на молодежные и для тех, кому за… Заводской «профком» устраивал «соревнования» – какой цех провел лучший вечер. Да, это было счастливое время!!!

Любимым занятием в полагающийся обед были игры в шахматы или шашки. Вместо обеда покупали пирожки (по 10 штук) с мясом за 10 копеек или с ливером – за 5 копеек. И под вкусный аромат пирожков в «красном уголке» цеха сражались на шахматно-шашечных полях.

Иногда, в теплые летние деньки, мы с ребятами поедали вкуснющие пирожки в скверике перед проходной завода, вот здесь!

Это «заводская проходная, что в люди вывела меня».

За забором виднеется корпус, где на третьем этаже был цех № 53, где я и работал.

Работал я в Бригаде Коммунистического труда. Аналог современных японских бригад качества, о которых рассказывают сегодняшним студентам преподаватели, никогда не работавшие на наших предприятиях. Отечественный-то опыт им не известен! Наша бригада состояла из двух групп рабочих: слесари-сборщики и слесари-электромонтажники. Сборщики – это мужской коллектив, электромонтажники – бригада чисто женская. За качество работы отвечал не только конкретный человек, но и вся бригада. Хочу сказать, что лично мне легче было выдержать «денежное лишение за брак», например, премии, чем получить «выговор» от товарищей. К сожалению, за два года работы один такой случай, в самом начале, у меня был. Руководил работой бригады высококлассный специалист – «инженер-регулировщик» Саша, молодой мужчина лет тридцати. Он работал в цехе на рабочей должности с инженерным названием после окончания Кировского авиационного техникума. Планируемая работа распределялась им между членами бригады в зависимости от способностей каждого. В течение месяца он менял нам выполняемую работу, чтобы каждый, особенно такой новичок, как я, мог освоить все сборочные операции. Вспоминая эти годы, я понял, что это были счастливые для меня дни. Я получил навыки прецизионной сборки. Мы собирали кулачковые программно-временные устройства. Если читатель не знает, что такое кулачок, сожмите ладонь в кулак и посмотрите на него сбоку. В состав такого устройства входил микродвигатель, редуктор и микровыключатели, «скользившие» по поверхности кулачка. Это устройство, скользя по кулачковым выступам, автоматически включало или выключало электрические цепи систем управления агрегатов самолета.

Вот одно из устройств – «силовой релейный блок»!!! Мы его тоже собирали. А нашел я его сегодня на сайте завода. Это тоже радость!!!

На заводе я получил уроки межчеловеческого общения. Вспоминаю такой случай. Первая рабочая зарплата! Один из товарищей, помню – его звали Борис, сказал мне: «Ну, а теперь пойдем, отметим твою первую зарплату». Вся мужская часть бригады с ожиданием смотрела на меня. Выпивать, даже пиво, у меня не было желания. Я отдаю бригадиру часть зарплаты и говорю: «Ребята, я пить не буду, а вы, пожалуйста, отметьте мой заработок». Борис пытался мне сказать, что я их «не уважаю», и у них-де «так не принято!» Но бригадир понял меня, поддержал и, взяв деньги, сказал, «он еще молодой и пить ему рано, а мы пойдем и отметим его вхождение в рабочий класс». Но история с зарплатой имела продолжение. Положив остаток денег в задний карман брюк, я отправился домой – отнести первый заработок Бабушке. Домой я ехал в переполненном, как всегда, автобусе. Вдруг почувствовал, что в задний карман лезет чья-то рука. Я хлопнул себя по карману и закричал на весь автобус: «Держите вора!» А было это как раз в момент, когда двери автобуса открывались для выхода. Я из-за «плотности» пассажиров не увидел спрыгнувшего вора. К счастью, деньги он не успел вытащить. На следующий день мои товарищи благодарили меня за доставленное им удовольствие, сказали, что они «хорошо посидели» в кафе на площади перед проходной, отметив, что зарплата пока у меня небольшая, и им пришлось добавить. Бригадир мне потом сказал, что я поступил очень правильно, и от поступка только заслужил уважение товарищей.

Я рассказал «ребятам» про случай в автобусе. На эту историю никто не удивился, а один мужчина, участник Великой Отечественной войны, сказал мне, как он борется с карманниками. Он носит с собой шило. Однажды при такой же ситуации он воткнул шило в засунутую в карман руку. Крик был на весь автобус. Вора поймали ехавшие в автобусе заводские рабочие и показали ему рабочую «куськину мать».

Мое стремление учиться «толкало меня» по участкам и цехам завода. Я узнал, на каких станках и как наматывают электрические обмотки для катушек реле, которые мы называли «релюшками».

В «мое время» (1958 год) намоточный цех представлял собой небольшой участок с «довоенными» намоточными станками. «Сегодняшний» намоточный цех (см. фотографию) «далеко не такой». Это огромный цех, оснащенный современным оборудованием. Его планировка «ну ооочень!» напоминает «мой» – сборочный цех № 53. Посредине был широкий проход, а рядами, образуя «поточную линию», стояли верстаки сборщиков. Мое рабочее место, верстак, находился у первой правой колонны. У окна, прямо за «моей» спиной, стояли термошкафы, где мы «сушили» клеевые соединения. И где меня однажды «шарахнуло» 380-ю вольтами! В термошкафу какой-то «нехороший человек…» вытащил кнопку «Пуск». А может она и сама «выскочила». А я, не глядя, «на автомате» – изделия под лампы, а пальцем – на кнопку, а ее – нет… И я «очухался» метрах в десяти от этого шкафа. Вот такие бывали «счастливые» денечки в моей юности.

Не могу без слез радости смотреть на фотографию современного намоточного цеха!!! Все было точно так же! Только мы, сборщики, сидели по одну, правую, сторону от такого же ряда верстаков, образующих как бы «поточную линию», лицом к проходу. Как правило, каждый из нас выполнял комплекс операций и передавал изделие «соседнему» сборщику для дальнейших работ. «Мужская бригада» сидела между 1-й и 2-й колоннами. Дальше, также на расстоянии в две колонны, располагалась «женская» бригада электромонтажниц. Вот такие «изделия» мы, в том числе и я, собирали на своих верстаках!!!

А этот электродвигатель был спроектирован на 3-м МПЗ. Вот уже тогда судьба готовила мне встречу с этим ОКБ. Я научился собирать трансформаторы и дроссели. Собирал я прецизионные малогабаритные редукторы, освоил многие слесарные работы. Ох, как они пригодились мне и в домашних делах.

На заводе я совершил первый прыжок с парашютом. В нашей бригаде работал контролером мастер парашютного спорта. Он организовал из цеховых ребят и девчат группу, которую подготовил для парашютного прыжка. И однажды летом мы совершили свой первый «выход» в открытое небо! Ну, разве это не счастье!? Правда на всю жизнь мне запомнилась «процедура прихода на работу». Входя в цех, я всегда с тревогой смотрел на стол контролера – нет ли на нем моих приборов? В основном, их там не было. Вот что такое счастье слесаря сборщика! Контролер находился между «мужской» и «женской» бригадой.

Прошло полтора года, был январь или февраль месяц. Приближалась пора сдавать экзамены для поступления в институт. И вдруг – еще постановление Правительства. Предприятия могут направлять на учебу в ВУЗы, как в командировку на 5 лет, хороших работников. При этом для поступления в институт достаточно было вступительные экзамены сдать на положительные оценки. Для меня это была практически стопроцентная гарантия поступления. И тут я узнаю список ВУЗов, куда могут направить на учебу от нашего завода. Среди институтов я увидел Московский Авиационный технологический институт (МАТИ). Я подал заявление. Оказалось, что на такой способ получить образование возник огромный конкурс. Я немного «затосковал», так как в начале моей карьеры сборщика я допустил серьезный брак, который обнаружили на заводских испытаниях прибора. Но к моей радости это не повлияло на мою судьбу. Меня пригласили в дирекцию завода и объявили, что мою кандидатуру директор утвердил для поступления в МАТИ. Победную точку в конкурсе сыграл мой аттестат зрелости! Я был счастлив, как говорили в детстве «до неба» – я поеду учиться в МОСКВУ!!! Итак, часть поставленной цели выполнена. Я счастлив. Но, все-таки, надо еще сдать на положительные оценки экзамены в Московском институте!

На фотографиях – наша Бригада Коммунистического труда на Первомайской демонстрации (я стою с флагом на плече) и моя «бригадная подруга» – Гета Чернышова, с которой мы однажды «прыгнули» с парашютом.

Гета Чернышова

Вот с такого самолета мы прыгали!

Это вид на аэродром с птичьего полета.

Сначала надо было самому уложить парашют.

А примерно так мы выглядели перед прыжком.

А это «место моего приземления» – Московский Авиационный технологический институт. Москва, ул. Петровка.

В 1960 году здесь была Приемная комиссия, и здесь я сдавал вступительные экзамены. Это было место, навсегда разлучившее меня с городом Киров, с любимыми бабушкой и отцом (царство им Небесное!). Но это было и местом, положившим начало моей счастливой семейной жизни!

P.S. Но до этого «приземления» я еще успел побывать с заводчанами на сельхозработах в Кировской области. Об этом и будет мой следующий рассказ.

Деревенский детектив

В советские времена одной из примечательностей нашего бытия были весенне-осенние сельхозработы, когда городская интеллигенция – «товарищи ученые, доценты с кандидатами» и «его величество рабочий класс» выезжали на помощь «сельскому хозяйству».

Об этих периодах советского времени изумительно написал в 1972 г. В. Высоцкий: «Товарищи ученые, доценты с кандидатами! Замучились вы с иксами, запутались в нулях, Сидите, разлагаете молекулы на атомы, Забыв, что разлагается картофель на полях. Из гнили да из плесени бальзам извлечь пытаетесь. И корни извлекаете по десять раз на дню. – Ох, вы там добалуетесь, ох, вы доизвлекаетесь, Пока сгниет, заплесневеет картофель на корню! Автобусом до Сходни доезжаем, А там – рысцой, и не стонать! Небось картошку все мы уважаем. – Когда с сольцой ее намять. Вы можете прославиться почти на всю Европу, коль С лопатами проявите здесь свой патриотизм. – А то вы всем кагалом там набросились на опухоль, Собак ножами режете, а это – бандитизм! Товарищи ученые, кончайте поножовщину, Бросайте ваши опыты, гидрид и ангидрид: Садитеся в полуторки, валяйте к нам в Тамбовщину. – А гамма-излучение денек повременит. – Полуторкой к Тамбову подъезжаем, А там – рысцой, и не стонать! Небось картошку все мы уважаем. – Когда с сольцой ее намять. К нам можно даже с семьями, с друзьями и знакомыми – мы славно тут разместимся, и скажете потом, Что бог, мол, с ними, с генами, бог с ними, с хромосомами, Мы славно поработали и славно отдохнем! Товарищи ученые, Эйнштейны драгоценные, Ньютоны ненаглядные, любимые до слез! Ведь лягут в землю общую остатки наши бренные. – Земле – ей все едино: апатиты и навоз. Так приезжайте, милые, – рядами и колоннами! Хотя вы все там химики и нет на вас креста, Но вы ж ведь там задохнетесь за синхрофазотронами. – А тут места отличные – воздушные места! Товарищи ученые, не сумлевайтесь, милые: Коль, что у вас не ладится, – ну, там, не тот аффект. – Мы мигом к вам заявимся с лопатами и с вилами, Денечек покумекаем – и выправим дефект!»

Так вот я тоже хочу рассказать небольшую повесть о том, как я вместе с товарищами завода им. Лепсе ездил летом в колхоз, но не «на картошку», а на помощь в уборке зерновых.

Итак, истории, которые я хочу рассказать, происходили летом 1959 года. Бригада «комсомольцев-добровольцев» цеха, в котором я работал, была отправлена в какой-то далекий колхоз Белохолуницкого района Кировской области на помощь в уборке зерновых. Бригада была мужская и состояла из четверых женатых уже мужиков и двух мальчишек 18 лет – меня и слесаря-сборщика – Николая.

Нас привезли в какую-то, очень даже уютную и красивую деревню. Как и любая деревня, она располагалась вдоль дороги, и, как и любую деревню, по крайней мере, Кировской области, ее окружал густой-густой хвойный лес. Запахи там стояли, особенно по утрам, «обалденные!» Нас определили на постой к хозяйке, которая, как мы потом узнали, была одной из лучших «выпекальщиц» ржаного хлеба и «варильщиц»…самогонки. Мы «квартировали» на полатях (антресолях) довольно просторной горницы. Хозяйка получала на нас, шестерых, мясо, муку, молоко, всякие там крупы, из которых готовила нам еду. Плюс к этому за наше содержание она получала «трудодни». Да! Дорогие мои читатели! Какой хлеб выпекала наша хозяйка!!! Ничего подобного я нигде и никогда не едал. По образу это что-то похожее на сегодняшний Измайловский хлеб, но только по образу и то – чуть-чуть! Свежевыпеченный хлеб нельзя было разрезать никаким ножом, и наша «стряпуха» разламывала ароматнейшую «булку» с помощью своего большого, довольно черного пальца. У меня и сегодня от воспоминаний этого запаха кружится голова. Ничего вкуснее свежего молока с мягким теплым хлебом нельзя было себе и представить. Надо сказать, что наши мужики не очень любили пить молоко. Поэтому нам с Николаем молочка было – залиться! А мужички любили «бабушкин» самогон. Благо зерна для «самогоноварения» наша хозяйка получала достаточно.

Взрослые мужики работали на машинотракторной станции, где, как квалифицированные слесари, помогали селянам в ремонте техники. А мы с Николаем были приставлены управлять гужевым транспортом. На конюшне, где ароматно пахло лошадками и сеном, меня научили запрягать этих светлогривых красавиц в телегу. Все колеса телеги были «на резиновом» ходу и шарикоподшипниковых опорах. Они были сделаны из передних колес послевоенных «полуторок».

Мы развозили по «точкам» бидоны с молоком, мешки с рожью, которые стояли рядами на пашне после прохода там комбайнов. Первая трудность, которую мне пришлось преодолеть, – это язык, на котором разговаривали с лошадками «деревенские». Никаких слов типа «Ну, милая, поехали» лошадки не понимали и стояли как вкопанные, покручивая густыми хвостами. Даже шлепки вожжами не помогали сдвинуть лошадей с места. Конюхи со смехом следили за моими попытками сдвинуть лошадку. Наглядевшись на мои «потуги», они сказали, что их лошадки понимают только слова, типа «Ну… твою мать, поехали!» И, надо же, – взмахнув хвостом, лошадка катила телегу. Короче, обычные слова «сивка-бурка» воспринимала, только с добавлением нецензурной лексики. А «вы говорите», животные слов не понимают. Еще как понимают-то.

Особенно приятно было возить бидоны с молоком от молочной фермы до различных адресатов. На ферме работали очень доброжелательные женщины, которые «перед дальней дорогой» подкармливали нас с Николаем сметаной или сливками – отстоявшейся вверху бидона густой молочной массой. Да, времена были очень даже примечательные. Правда приходилось и попотеть, когда мы грузили на телеги мешки с рожью. Мешочки весили не менее 80 кг. И поднимать и укладывать их на телегу в одиночку – было занятием веселеньким.

Дорога, по которой мы возили с полей мешки с рожью, проходила между красивых полей и представляла собой рыжеватую ленту, извивающуюся до самого горизонта. Рыжеватость дороге придавали глинистые почвы. Дорога извивалась и то и дело то погружалась в овражки, то поднималась из них. Красота неописуемая!

Однажды, припозднившись на «извозе» зерна, мы возвращались «домой» – в конюшню, где на ночь я распрягал нашу лошадку. Небо над нами постепенно, но достаточно быстро, превращалось в овальный темно-синий купол, на который кто-то укладывал яркие бриллианты-звездочки. Мы решили после ужина вернуться на поле и поглазеть на эту небесную красоту с вершины соломенной скирды, которую, пока мы развозили зерно, колхозники возвели на поле, недалеко от дороги.

В конюшне мы распрягли нашу лошадку, хорошо понимающую нецензурную лексику, напоили из ведра свежей колодезной водой. За день лошадь устала и с удовольствием, «одним махом», опустошила целое ведро. Очень было приятно наблюдать, как лошадка, не отрываясь, всасывала своими пухлыми губами чистую холодную воду. После «водопоя» мы поставили ее в стойло, положили приготовленного конюхом сена и пошли подкрепиться сами. В избе, в еще не остывшей печке, нас дожидался ужин – картошка горячая в чугунном горшке, вареное мясо и буханки свежеиспеченного ржаного хлеба. В прохладных сенях стоял бидон с холодным молоком. Основательно подкрепившись, мы с напарником пошли в «деревенский планетарий» смотреть на звезды.

Планетарий представлял собой «чистое поле», на котором стояла скирда из свежей соломы. Скирда была длиной метров пятнадцать, двадцать, шириной метров пять и метров пять высотой. А забрались мы на ее вершину по лестнице, которую колхозники оставили на завтра. Забравшись наверх, мы легли на спины…, и перед нами раскинулась вся вселенная! «Вселенная» удивительно пахла свежим сеном, теплой землей и, что примечательно, отсутствием «вселенской тишины». Вокруг нас во всю стрекотали «веселые цикады», наверное, кузнечики, или еще кто-то из этого сословия.

Лежа в мягком сене, мы обнаружили, что небо-то со звездами вращается, как будто звезды кружатся в космическом хороводе! Мы обратили внимание, что «большая медведица», единственное созвездие, которое мы узнали на темном куполе небосвода, удивительно быстро перемещалась вокруг полярной звезды. Ее мы тоже смогли различить на небе. Было хорошо заметно, что вместе с «медведицей», как в танце, вращался и весь звездный небосвод! Это было удивительное открытие! Сколько времени мы были «в открытом космосе» я не помню, помню только, что это был удивительный вечер!

Вот почти такое небо мы увидели в «деревенском планетарии».

Каждую субботу мы с деревенскими ребятами и девушками ходили в соседнюю деревню в клуб смотреть кино и на танцы. Клуб этот был «недалеко», где-то минутах в сорока ходьбы по лесной дороге. Представлял он из себя рубленый дом, с большой горницей, где размещались зрители и где фильмы показывали «по частям». «Танцевальные вечера» проходили возле клуба, на хорошо утоптанном «пятачке». Танцевала молодежь под вынесенную на крыльцо «радиолу» или «под баян» гармониста.

Особенно приятно было возвращаться «с картины» и танцев в ясную летнюю ночь. Все небо было усеяно яркими звездами, а мы ощущали себя какими-то небесными странниками, с фонариками в руках, как будто парящими в звездном небе! Это было продолжением «деревенского планетария», только мы были тоже участниками «звездных танцев». Мы парили в этом безбрежном космосе, а нас окружали «неземные» запахи таежного леса. После душного дня, когда «на землю легла ночная мгла», огромные деревья дышали такой неописуемой ароматнейшей прохладой, которую в состоянии описать только память! А леса наши вятские – это большие-пребольшие ели, сосны, кедры, пихты, лиственницы. Конечно же, росли и самые-пресамые русские березы. И вот среди такого хвойно-березового аромата мы и возвращались в свою деревню.

Несмотря на ясное небо, ходить в темном лесу по избитой грунтовой дороге без фонариков было некомфортно. Хочу сказать, что при первом нашем культпоходе, проходя мимо какой-то деревни, мы услышали треск выламываемых от забора досок. Как оказалось, между ребятами из «разных деревень» всегда перед «киносеансами» проходили «дружеские бои стенка на стенку». А тут «друзья-товарищи» увидели, что среди их партнеров «по боям без правил» топают шестеро взрослых мужиков. Мы, конечно, все сразу «подружились», и колами ребята больше не баловались. А «кулачно-заборные» бои, как оказалось, проходили у них из-за извечного «shershe la fam».

Ну вот я «дошел» и до истории, которая дала название моей повести – «Деревенский детектив».

Как-то, однажды поутру, еще до завтрака, к нам в горницу вбежала какая-то женщина и со слезами на глазах и громкими рыданиями просила нас, постояльцев, выйти на улицу. Мы оделись и вышли во двор. Там уже было достаточно много деревенской молодежи. Вот что мы узнали между рыданиями женщины от деревенских жителей. У женщины уже сутки, как «потерялся» сын. Мать нашла от него записку, что, дескать, в его смерти виновата….(имя девушки я, конечно, не помню), которая не хочет выходить за него замуж. «Ну не хочет девка замуж, значит – в омут с головой!». Известная русская история, только наоборот. Мать искала тело сына в ближайшем лесочке около своего дома и около дома несостоявшейся невесты – «а вдруг – повесился». Мы с ребятами встали «цепью» и пошли прочесывать лес у дома незадачливого жениха и неуступчивой невесты. Многочасовая наша работа не принесла никаких результатов. Жених как в воду канул. Правда воды в деревне и ближайших селениях не было. Топиться было негде, кроме как в придорожных лужах, или, «на худой конец» – в каком-нибудь колодце. После многочасовых неудачных поисков, какая-то соседка порекомендовала матери «слетать» в какую-то деревню, где жила известная на всю округу гадалка. Женщина воспряла духом, запрягла на конюшне лошадь и во весь опор покатила к гадалке. Долго ли, коротко, но, наконец, мать вернулась домой. Как она сказала, гадалка ей велела спокойно возвращаться домой, дескать, сын ее не выходил и за ворота.

Так оно и было. Мать нашла своего несчастного жениха, спящим в стоге сена, что стоял во дворе дома. Сын, как и положено, был бит батогами и осмеян всей деревней, да и горожанами тоже.

Вот такие детективные истории бывали в русской деревне. И так «весело» проходили наши дни в дивной сибирской глубинке. Мы с ребятами работали и по выходным дням, поэтому могли раньше уехать домой. Мне надо было продолжать готовиться к поступлению в институт. Оформив в сельсовете положенные «бумаги», мы с Николаем решили «на следующий день» уехать по домам. Да, за нашу работу, несмотря на бесплатную кормежку, нам еще выдали какую-то сумму.

Для того, чтобы добраться до Кирова, сначала надо было «дотопать» от деревни до железнодорожной станции Белая Холуница к уходящему до Кирова поезду. По «лесам» и «горам», каких-то часа три – четыре.

Собрав свои пожитки в рюкзаки, выстругав из сосны посохи, мы часов в шесть утра отправились в путь. Наша дорога проходила по «всамделишным» дремучим лесам, иногда попадались деревушки, где мы могли попить колодезной воды. Естественно, дорога была «грунтовая» и хорошо, что в последние дни не было дождей. Так шли мы «долго ли, коротко ли», и вдруг однажды я вижу – прямо перед нами лесную дорогу переходит упитанная овчарка. Овчарка остановилась на краю дороги, метрах в двадцати от нас, повернулась, как-то странно, всем корпусом, посмотрела в нашу сторону и спокойно пошла в другую сторону леса. Я удивился вслух: «О! Откуда-то здесь овчарка». Обернулся, а мой товарищ стоит, опершись на посох, весь бледный-бледный. Я спрашиваю: «Что с тобой?». Он мне тихим голосом говорит: «Это – никакая не овчарка, это – волк».

Только потом, значительно позже, я осознал, что нас повстречал самый настоящий серый волк. Как говорят, волки никогда не поворачивают шеи, они разворачиваются всем корпусом.

Вот такой серенький волчок нас чуть не съел. Вспоминая эту встречу «задним числом», я подумал, что, понюхав воздух, он «поморщился и плюнул»: кроме кирзовых сапог и рюкзаков с грязным бельем есть то было и нечего.