Текст книги "cнарк снарк: Чагинск. Книга 1"

– Это ее стихи?

– Не, у нее совсем паршивые были, это мои.

Еще и поэт. Поэта нам не хватает. Поэт-танцор. Принц-консорт. Эрих-Мария. Чича-Молоток. Очень много моих знакомых сочиняют хайку, это не может не настораживать.

– Я не всегда сочиняю, – успокоил Роман. – То есть я очень редко сочиняю, иногда, обычно с бодуна…

Роман достал кроссовок, постучал им по колену, надел. Отправились дальше, я первым, Роман за мной.

Дорога снова поворачивала, теперь влево, и за этим поворотом нас ожидал Заингирь – место, где началась чагинская история, точка отсчета…

Песок стал глубже. На «шестерке» точно не проберемся, можно смело поворачивать обратно, но мне почему-то не хотелось возвращаться к Хазину. Почти добрались, Заингирь рядом, Козья Речка, в ней целебная вода, словно настоянная на чаге, – если в ней искупаться, то можно излечиться от сорока кожных болезней…

– Что это? – Роман остановился.

– Что?

– Не слышишь?

Я прислушался. Сигнал машины.

– Хазин сигналит, – сказал я. – Соскучился.

Сигналы не прекращались, я вдруг подумал, что Хазина с перепоя хватил удар и он сейчас сидит, уткнувшись лбом в руль, гудит последним криком.

– Похоже, нервничает, – улыбнулся Роман.

Стало тихо, сигнал оборвался.

– Наверное, лучше посмотреть, – сказал Роман.

Заингирь был упоительно близок.

– Да ничего с ним не случилось, – возразил я. – С таким уродом ничего не может случиться.

Роман вдруг уставился в лес, в хилый кривой сосняк. Лес… Ничего там не было, унылый лес. Но Роман пялился и пялился, словно там присутствовал…

– Что там? – спросил я.

Роман смотрел.

– Бабушка говорила, что не надо пялиться в лес, – сказал я.

– Почему?

– Если долго пялиться в лес, лес начнет пялиться на тебя.

– Ну да, у Паскаля была бездна, он ее любил…

Бабушка говорила немного иначе.

– Лучше все-таки вернуться, – негромко предложил Роман. – Вдруг Хазику плохо…

У Хазика солнечный удар и прочее прободение.

Роман пошагал обратно.

Я за ним. Я старался не спешить: если начинаешь спешить, то кажется, что за тобой наблюдают… Бабушка говорила, что если долго смотреть, то рано или поздно увидишь. И вряд ли тебе понравится, что именно ты увидишь.

Песок в обратную сторону стал легче, мы шагали словно по чешуе огромной песчаной змеи.

За поворотом показалась «шестерка». Она продолжала стоять на дороге и… и все. Издали было видно, что Хазин внутри, сидит за рулем, уронив голову, – все как я сказал.

– Погоди! Постой, говорю!

Роман схватил меня за плечо.

– Что еще?!

– Не знаю… Тебе не кажется…

Роман смотрел на машину с прищуром.

– Тебе не кажется, что Хазин…

Мне ничего не казалось.

– Мне кажется, что Хазин урод, – сказал я. – Могу поспорить – это все шутка.

Мы подошли к машине.

Хазин сидел за рулем. С закрытыми глазами. Стекла в машине были подняты. Я дернул за ручку, дверца оказалась закрыта.

– Хазин, открывай! – Я постучал в стекло.

Хазин вздрогнул, открыл глаза, а потом и дверцы. Мы с Романом забрались в салон. Духота. И кислятиной воняет. В машине Хазина все время воняет.

– Ты чего бибикаешь, кретин?!

Хазин поглядел на меня с непонятным испугом, вцепился в руль крепче.

– Ты чего, Хазин? – спросил я уже мягче.

– Есть… есть там проезд? – Хазин указал пальцем на дорогу.

– Нет проезда. Километра полтора прошли, – сказал я. – Дальше хуже. Надо возвращаться, заводи.

Хазин оторвал руки от руля, они дрожали.

– Ладно, что случилось? – спросил я.

Хазин потрогал голову и ответил:

– Плохо что-то… Голова…

– Еще один убит солнечным ударом, – язвительно прокомментировал Роман.

– Сам не сдохни… – посоветовал Хазин. – Еще один…

Он посмотрел на замок зажигания.

– Ключа нет…

Хазин принялся искать.

– Ты что, выкинул ключи? – спросил Роман. – Окончательно долбанулся?

– Я не выкидывал…

Хазин проверял карманы, проверял сиденье, смотрел на пол, снова проверял карманы.

– Куда-то делись… Я не мог их выкинуть, я же не лунатик…

– Отвертка есть? – перебил Роман.

– Отверткой не заведешь, там замок разболтан…

– Надо его проверить, – отчетливо произнес Роман.

– Что? – не понял я.

– Проверить Хазика.

Роман быстро сунул руку в карман хазинской куртки и вынул ключи.

– А вот и ключи…

– Их там не было! – заорал Хазин. – Их не было!

Хазин ругался, орал, что ключи ему подкинул Роман, он эти казаческие шутки знает, а потом открыл бардачок, достал блестящую фляжку, быстро скрутил крышку и стал хлебать. Коньяк. Паршивый, судя по запаху.

– Дерьмо… – брезгливо сказал Роман.

Хазин не ответил, пока не допил. Теперь в машине воняло еще и скверным коньяком.

– Дерьмо… – подтвердил Хазин. – Опять никуда не попали… Я спешил в Заингирь, но свернул с полдороги, и теперь передо мной… какое-то… дерьмо…

– Может, его связать? – предложил Роман.

– Свяжи себе лапсердак, – огрызнулся Хазин.

Он завел машину и с хрустом включил заднюю передачу.

Машина не сдвинулась. Буксовала, разбрасывая сырой песок, зарывалась кормой.

– Надо толкнуть, – сказал Хазин.

Мы сидели. С похмелья ничего нельзя делать. Особенно нельзя куда-нибудь ехать. Потому что не проедешь.

– Надо толкнуть! – уже нервно предложил Хазин.

Мы снова промолчали. Вообще ничего нельзя делать. Не думать, в день похмелья поразительно плоские мысли.

– Да толкните же!

Пришлось мне вылезать. Я навалился на багажник. Хазин газовал.

Через пару минут на помощь поспешил Роман. Он уперся в капот рядом со мной, Хазин прибавил оборотов, машина сдвинулась, отъехала метра на три… и поехала дальше.

Кажется, Хазин не собирался останавливаться – катил по песку, набирая скорость.

– Это… – Роман не смог найти быстрых слов. – Фантастическая гнида.

Я с Романом был абсолютно солидарен.

– Сволочь, – сказал я.

Хазин удалялся. Я не очень понимал зачем.

– У этого скота от пьянки мозг расплавился, – предположил Роман. – Белка клюнула.

– Похоже…

«Шестерка», продолжая пятиться задом, скрылась за поворотом.

– А я подозревал, – сказал Роман. – Я ожидал чего-то подобного и ключи забрал… А потом ему подложил… А надо было себе оставить.

– Наверное… Наверное, надо выбираться…

Мы направились за «шестеркой».

– У тебя чего-нибудь ценное в номере есть? – спросил Роман.

– Ценное?

– Деньги, часы, документы?

– Да не, вряд ли… В том смысле, что ноутбук и сканер, но… Но вряд ли Хазин вор… В том смысле, что обычный.

От ноутбука, кстати, Хазин не отказался бы.

– Люди порой немало удивляют, – сказал Роман. – А в целом… Все это похоже на попытку выманить тебя из гостиницы, Витя…

– Меня и так всю ночь не было в гостинице. И все утро. Смысл куда-то выманивать?

– Да, действительно. Ну, тогда он просто урод, этот Хазин.

– А вот это правда, урод.

– Если урод, что с ним работаешь?

Я несколько растерялся.

– Фотограф хороший, – ответил я. – Взгляд цепкий.

– По-моему, он тупой.

– Тем ценнее. Если человек умный, он видимый мир невольно фильтрует, мозг как бы автоматически отсекает лишнее. А у тупарей все мимо головы пролетает, поэтому они лучше видят. Все великие художники идиоты…

– Вряд ли Хазин великий.

– Это точно. Но он и не идиот.

– А он раньше тебя кидал?

– По мелочи… Не так, чтобы очень… Короче, в пределах разумного.

Начали болеть ноги. Долгое хождение по песку развивает камбаловидные мышцы. Все-таки зачем? Если не шутка? Хазин свихнулся? Такое нельзя исключать совершенно… Но вряд ли. Такие, как Хазин, легко с ума не сходят, значит, интерес. Версия Романа не очень убедительна, ничего интересного для него у меня нет. Значит…

– Это всегда так? – перебил Роман мои мысли.

– Что?

– Работа над документальными книгами?

– Да, – сказал я. – Примерно так. Документальная проза… Имеет свои особенности. Я, кстати, ей из-за психотерапии занялся. Меня бросила…

Я быстро придумал историю про то, как меня бросила любимая девушка и от горя я занялся литературой, сочинил «Пчелиный хлеб», а после того как меня бросила литература, занялся локфиком и сочинил «Вежск. Город труда и славы». Надо признать, дрянная история, но на хорошую историю я был сегодня не способен; впрочем, я давно не способен даже придумать, зачем Хазин бросил нас на дороге в Заингирь. Мы увидели Хазина.

Обратно всегда короче, особенно когда по чешуе.

«Шестерка» сидела в луже. Хазин, заметив наше приближение, попытался завестись, бесполезно.

– Глушак залило, – с удовольствием заключил Роман. – Попался, сволочь, застрял…

Роман поднял камень. Хазин, завидев нас, выбрался из машины.

– Пацаны, это шутка! – объявил он. – Хотел вас немного разыграть…

Роман кинул в Хазина камень.

Я подумал, что это неплохая идея. Хазина стоит проучить. Некоторое время мы не без удовольствия швыряли в него камнями.

– Идиоты! – орал Хазин. – Здесь же аппаратура!

Он отбежал в сторону от машины, но мы все равно в него швырялись, я два раза попал, а Роман вообще в ухо, Хазин завизжал. Ухо распухло.

Я потребовал ключи, Хазин отдал, подкинул с безопасного расстояния. Мы с Романом забрались в машину, завести не удалось.

– Нужен трактор, – сказал Роман. – Или грузовик. Я предупреждал.

– Пусть Ромик сбегает, – согласился издали Хазин. – Он молодой и спортсмен…

– Пошел на хрен, – сказал я.

Хазин отодвинулся подальше, а мы остались в «шестерке». Отдохнуть, ноги должны отдохнуть, я снял обувь. Роман крутил тюнер, пытаясь поймать хоть какую-нибудь волну, но ловил только шорох.

Я размышлял о том, что еще один день потрачен бессмысленно. Зачем-то мы отправились в Заингирь, но не доехали до него, потому что застряли в песке, а потом в луже. Я мог бы потратить этот день с большим толком, мог бы написать главу про развитие среднего образования после войны, «От ФЗУ к ПТУ-6», осветить успехи и сложности на этом нелегком пути, перечислить имена отличников народного просвещения и отличников народного образования и кавалеров ордена «Знак Почета». Но, если честно, особой досады от пропавшего дня я не ощущал.

Роману надоел шорох, он достал из кармана хлебную корку и кинул в лужу вокруг нас. За корку тут же взялись мелкие поверхностные рыбехи.

– Снетки, – предположил Роман.

Я склонялся к гольянам, у них синие спинки. Мы слегка поспорили на эту тему, потом молча смотрели, как рыбы клюют корку, это успокаивало нервы. Однажды Федька наловил в бочаге мальков карасей и посадил в трехлитровую банку, а бабка его потом вылила, чтоб не воняло.

– Как-то раз в детстве я ожегся, – сказал вдруг Роман. – Осенью как раз. Вернулся с улицы, носки промочил, сел у печи. Такие печки раньше были железные везде, я взял ноги на нее и поставил.

– С тех пор и пляшешь? – спросил Хазин издали.

У Хазина очень хороший слух.

– Больно было, – сказал Роман.

– А я лбом так приложился. Случайно.

Это правда. Я ожегся, и у меня полгода был неприятно гладкий лоб.

– А я вот о печку не ожигался, – с вызовом сказал Хазин.

Он постепенно подбирался, по шагу.

Мы с Романом немного поговорили о печках и ожогах, Роман вспомнил несколько случаев, и я вспомнил, потом обсудили сложившуюся ситуацию.

– Надо уходить, – сказал Роман. – Скоро четыре, если сейчас выйдем, то часам к семи доберемся до асфальта.

Разумно. Но идти пешком…

– Лучше подождать, – возразил Хазин. – Кто-нибудь поедет – и дернет…

– Вот и жди. А мы с Ромой пойдем.

Мы выбрались из салона в лужу. Рыбки набросились и стали кусать меня за ноги, приятно и расслабляет, я подумал, не побыть ли здесь еще немного…

– Как я машину оставлю? – спросил Хазин. – Ее тут разберут…

– Надо думать о людях лучше, – сказал Роман.

– Завтра я кого-нибудь пришлю, – пообещал я. – Тебя вытащат.

Я почти не сомневался, что Хазин не останется.

– Ладно! – крикнул Хазин. – Пойдемте! Тут, может, два дня никто не поедет. А Шмуле сегодня плясать, между прочим.

– У меня выходной, – сказал Роман.

– А у Паши Воркутэна нет. А ты ему понравился, он сам говорил. Хочет совершить с тобой ангажемент, он про расческу станет петь, а ты плясать красиво. Соглашайся, Ромик, ха-рошее дело!

Я поборол искушение выкинуть ключи от машины в воду и оставил их на сиденье.

– У меня выходной, – повторил Роман. – И завтра.

Мы с Романом пошагали в сторону города. Хазин, обвешавшись кофрами, закрывал «шестерку».

– Я предлагаю и нам, Витя, сделать выходной, – приговаривал Хазин. – А что? Отдохнем, не все же нам пахать? А то, что получается? Ромик вчера весь день плясал, булки натер – ему выходной, а мы что, не люди?

Необыкновенно мучительный день. Слишком много хождений. Слишком много Хазина.

Роман нарочно шагал быстрее, нагруженный фотоаппаратурой. Хазин отстал, волочился метрах в десяти.

– Зря вы на меня обижаетесь, мужики, – болтал Хазин. – Это же шутка. Вы угрюмые были, хотел вас развеселить немного… А ты мне, Ромик, в ухо. А я тебя, можно сказать, в приличный коллектив сосватал, там культурные люди…

Где-то через километр Хазин спекся и замолчал.

Еще через километр Хазин отстал сильнее, метров на пятьдесят, пыхтел и дышал громко.

Роман шагал слишком широко, так что и мне приходилось поторапливаться, и опять затошнило, я решился попросить о перерыве, но Роман остановился сам.

Впереди, метрах в ста, у обочины стояла машина болотного цвета.

– Забавно, – хлюпнул носом Роман.

– Что?

Я старался отдышаться.

– Сто лет таких не видел, – сказал Роман. – У моего дяди такой был… Смешная машинка…

– Она нас вытащит? – спросил я.

– Вряд ли.

– Тогда подбросит.

Роман разглядывал машину с сомнением, прищурившись.

– Что опять? – спросил я.

– Зачем он за нами ехал?

– С чего ты решил, что он за нами?

– А за кем? Больше тут никого, только мы.

– Может, он в Заингирь ехал, – предположил я.

– Но не доехал… хотя мог бы вполне.

Роману почему-то не нравился болотный автомобильчик; с похмелья он не только сочинял трехстишья, но был еще и крайне подозрителен.

Подтянулся Хазин.

– «Луноход»… – с ностальгическим отвращением произнес Хазин. – Я на таком в детстве перевернулся. Что стоим-то?

Роман промолчал. Хазин уже шагал к машине.

– Посмотрим…

Роман не спешил, продолжал разглядывать машину, и я разглядывал, хотя ничего необычного в этой машине не находил – обычная развалюха, десятилетняя или, вернее, двадцатилетняя, с проржавевшими – видно издалека – бортами и выгоревшим тентом. Я, кстати, таких машин давно не видел.

Хазин тем временем приблизился к машине, дернул за ручку, дверца открылась. Хазин замер.

Роман сунул руку в карман, что-то у него там было… Камень, скорее всего, недоверчивый Роман вооружился подручными средствами. Я огляделся в поисках камня, их много валялось вокруг, но или маленькие, или слишком большие, в карман не влезут.

Хазин расхохотался.

Он смеялся громко, искренне, согнувшись и держась за живот.

– Идите сюда!

Хазин, продолжая смеяться, помахал нам рукой:

– Сюда! Сюда идите!

Роман вынул руку из кармана. Без камня.

– Да идите же! Это здорово!

– Белка? – спросил Роман.

– Не исключено…

– Я же говорил, лучше связать. Хотя мне плевать.

Мы подошли к машине.

– Это лучшее за последнее время! – задыхался Хазин. – Ромик, даже ты оценишь!

Я заглянул и увидел птиц.

Будничные воробьи, малиновки и радужные колибри, синицы, похожие на яблоки снегири, а некоторые и вовсе неизвестные. Птицы, они свешивались с зеркал, клеились липучками к стеклу, а на руле сидела желтая красивая птаха, решил, что иволга, желтая.

Птиц было много, а пахло соленой рыбой.

Хазин достал камеру и, продолжая хихикать, фотографировал машину.

– Ненормальный какой-то… – прошептал Роман.

Точно, иволга. Я заметил вплетенные в оперенье иволги блестки, кусочки цветной бумаги и золотых ниток, глаза из бисера, на лапках отрезки пластиковых трубок.

– На дороге из Кобурга в Зуль, на перекрестке, в глухую полночь встретил их Король-птицелов… – пробормотал Роман.

Не хайку.

– Тут, кстати, ключа не надо, скруткой заводится, – указал Хазин.

Действительно, скрутка.

– У меня есть идея, – Хазин подмигнул.

– Не стоит, – предупредил я.

– На ней какой-то живодер местный ездил… – Роман указал на иволгу.

– Сарычев, – сказал я. – Арсений Михайлович, таксидермист. Думаю, это его машина.

– Этот Сарычев ненормальный, – повторил Роман.

Хазин потыкал пальцем в клаксон, звука не получилось.

– Так вот, у меня идея… – продолжил Хазин.

– Лучше хозяина подождать, – сказал я.

– Его можно три дня ждать – и не дождаться… Я же не предлагаю угонять! Я предлагаю к луже вернуться – и дернуть!

– Не смеши. Тут двигатель как у кофемолки, «шестерку» не вытянет.

– Вы подтолкнете…

Роман показал Хазину средний палец.

– Тогда предлагаю съездить в город, – сказал Хазин.

Хазин постучал по рулю.

– Угонять машину у чучельника… – поморщился Роман. – Вам не кажется это… чересчур?

– Что же тут чересчур? – пожал плечами Хазин. – Потом, мы не угоняем, мы берем на время…

– А как же Сарычев? – спросил я. – Как он до города доберется?

– Все продумано, – заверил Хазин. – Доедем до города, найдем трактор – и вернемся за ним.

Никогда не угоняй машину у чучельника, подумал я. Как начало фильма.

– Да ладно, я ему пятьсот рублей дам, – пообещал Хазин.

– Пусть Хазик едет в этой шизовозке, – сказал Роман. – Ему как раз…

– Шмуля, ты чего нагнетаешь?! Ну не хочешь ехать – стой здесь.

Или продолжение фильма.

– Все-таки лучше подождать, – сказал я. – Наверняка хозяин скоро придет.

– Да брось, Вить, – отмахнулся Хазин. – Тут все так делают.

– Тут так не делают…

Хазин запустил двигатель.

– Пусть едет, – махнул рукой Роман. – А мы пешком.

– Правильно! – ухмыльнулся Хазин. – Ходьба укрепляет половые органы! Шагай, Ромик, шагай!

Однозначно, лучше было на телевышку. Хазин загрузил кофры в машину, забрался следом и тут же выскочил – из леса появился мужик с ружьем. Мне показалось, что он не удивился этой ситуации, я ей тоже не удивился. Сарычев, я был рад ему, примерно так его себе и представлял. Обычный, в камуфляже, с залысинами. Сарычев. Вчера он жарил мясо.

– Главное, не бегите, – сказал Роман. – И не злите его, психа злить нельзя! Никаких резких движений!

Хазин выскочил, и теперь мы втроем стояли перед машиной; поразительно, но я не чувствовал себя мудаком, хотя нет, не так. Со временем чувствуешь себя мудаком гораздо чаще, но расстраиваешься от этого все реже. Если в детстве это чувство преследует тебя, изводит, отравляет, то уже к двадцати пяти начинает забавлять. А в районе тридцати и вовсе все равно. Вероятно, в дальнейшем наступит стадия удовольствия.

– Приветствую. – Сарычев подошел к машине, заглянул внутрь. Заслуженный работник культуры.

– Это не то, что вы подумали, – тут же сказал Хазин.

– Ну да…

Сарычев занял место водителя, захлопнул дверцу и пригласил:

– Залезайте.

Мы переглянулись.

– Залезайте-залезайте, – улыбнулся Сарычев.

– Мы не угонщики, – тут же сказал Хазин.

– Да уж вижу.

– Глупая ситуация, извините… – Хазин полез первым.

– Не злите его! – прошептал Роман.

И залез в машину за Хазиным. Я предусмотрительно последним. В машине было тесно, долго устраивались с кофрами и ружьем, я пытался вспомнить, как машина называлась. Двигатель ревел и сообщал корпусу заметную дрожь.

– Мы только до города хотели, а машину вашу назад пригнали бы, – сказал Хазин.

Сарычев стронул машину с места, и стало в два раза громче.

– Нет, честно! – продолжал Хазин. – Мы в луже застряли, там, дальше. Ждали-ждали – никого нет, вот и решили…

– Да понятно…

Сарычев закурил, опустил стекло.

– У вас аппаратура – в пять раз дороже моей развалюшки, – сказал он. – Понятно, что не угонщики. Сарычев.

Мы пожали ему руки.

– К тому же я видел вас вчера, – сказал Сарычев. – На вечеринке.

– Вечеринка что надо, – похвалил Хазин. – А вы правда заслуженный работник культуры?

– Нет, – коротко ответил Сарычев. – А вы… вы тут чего делаете?

– В Заингирь ездили, – ответил я.

– В Заингирь? Так он не по этой дороге.

– Как это не по этой?! – возмутился Хазин. – Я специально два раза уточнял!

– Вы, наверное, у Лесниково свернули, – Сарычев указал сигаретой в окно. – А надо было у Лежниково, это дальше… Местность осматриваете?

– Немного.

– Ясно. – Сарычев пощелкал иволгу по клюву. – Вы же со станции?

– С какой…

– Со станции, – громко подтвердил Хазин. – Книгу пишем. Про то, как тут до станции было.

Сарычев кивнул.

– Тут раньше стекольный завод был, – он махнул рукой в лес. – Там банки для меда делали.

– А противогазы? – спросил Хазин.

Вездеход Сарычева трясся гораздо сильнее, чем «шестерка, отчего казалось, что птицы все еще живы.

– Противогазы не знаю, изоляторы еще делали, – сказал Сарычев. – Когда завод закрыли, у нас полгорода эти изоляторы по дворам растащило, так и валяются. А станцию у нас давно хотели строить… Лет тридцать назад. Но потом в Буй перенесли. Начали там, но бросили…

– Вообще-то тут космодром сначала хотели, – сказал я.

– Космодром? – недоверчиво переспросил Сарычев. – Ну, не знаю…

Он щелкнул по клюву пестренькой размером с воробья птички, а я заметил, что у многих чучелок клювы помяты.

– Для космодрома тут неудобно, – сказал Сарычев. – До экватора далеко, дорогой старт получается, лететь невыгодно.

Сарычев знает толк в небесных механиках, а ведь от Чагинска до космоса за сорок дней не долетишь.

– Это для экспериментальных ракет, – пояснил Хазин. – Они более мощные. Могут хоть откуда лететь.

Машина заскрежетала. Как же она… Помнил же. «Лупоглаз», Федька так их называл.

– Ну, может, для экспериментальных… Хотя лучше станцию.

– Почему?

– Ну… – Сарычев сбился. – Как-то… Я в космодром не особо верю, а в станцию да. И потом… Если при космодроме музей откроют, то там, наверное, все космическое будет…

– Сергей Павлович Королев очень, очень уважал чучела, – вкрадчиво сказал Роман.

Эта информация заставила Сарычева задуматься, он выбросил в окно окурок и сбавил скорость, отчего в машине стало тише.

– Да, я в курсе, – сказал Сарычев через минуту.

– Из Белки и Стрелки сделали чучела, это всем известно, – продолжил Хазин. – Они стоят в Звездном городке.

– Плохо, кстати, сделано, – вздохнул Сарычев. – Шерсть с морды выпадает, а на морде самое главное место, это же как лицо…

– Вот и я всегда говорил, – сказал Роман.

– Само собой, – согласился Хазин.

– Если что – обращайтесь, – сказал Сарычев. – Я тут этими делами заведую.

Я не очень понял, но Сарычев пояснил:

– Чучела, охота, рыбалка, все на высшем уровне. Начальство, когда приезжает, то всегда ко мне.

– Спасибо, – поблагодарил я.

– Старый губернатор чуть ли не каждый месяц заглядывал, – сказал Сарычев. – Он кабанятник, причем такой, заядлый. И настоящий. Вышек не признавал – бил с лабаза. Не с этого подвесного кресла, а как раньше – доска да палка, как дед учил. Серьезный был охотник…

Сарычев опять потер клюв иволге.

– Серьезный был охотник. В лес уходил с ружьем и топором, и жил, и охотился, и умер…

– Как же он умер? – спросил Роман.

– Не вернулся. Ушел в лес – больше никто его не видел. Думаю, секач на клыки поднял.

Я не припоминал, чтобы какого-то губернатора поднимали на клыки, обычно просто отстраняли. Сарычев явно врал, придавал себе значимости, собственно, пристрастие к чучельному делу – серьезный признак завышенного самомнения, а тот, кто думает о себе слишком хорошо, всегда врет.

– Погодите, – сказал Роман. – Но губернатор… Он же недавно ушел в отставку…

Сарычев ухмыльнулся:

– Ну какой это губернатор? Так… А вот новый ничего, хоть и временный, но видно, что по делу поставили. Вчера вот…

Сарычев замолчал.

– Чего вчера? – спросил Роман.

– Хорошо отдохнули.

– Начальство довольно?

– Чье? Мое или ваше? Мое очень. А ваше? Во всяком случае, мы сильно старались, так и передайте.

– Да, передам, – сказал я. – Так им и передам.

Сарычев неожиданно снизил скорость. Двигатель перестал завывать, и Сарычев дружески сообщил:

– Можно лося организовать, в принципе. Или марала. У меня тут недалеко приятель есть, маралов держит, можно попробовать устроить. Кабана опять же. Сейчас сеголетки подросли как раз. Или вы не по этим делам?

– Да нет, по этим, – заверил Хазин. – Я всегда… Без вариантов.

– Нет, я в том смысле… если вы, к примеру, по рыбным делам, то можно на сома сходить.

– На сома? – с сомнением спросил Роман.

– Там сомы, – махнул рукой Сарычев. – На старой плотине. Можно поквочить, если есть интерес. Я квоки сам делал.

Сарычев выразительно булькнул щекой.

– Я им предложу, – пообещал я. – Может, они захотят поквочить.

– А медведя? – спросил Хазин. – Медведя можно поквочить?

– То есть?

– Ну, так, типа…

Хазин тоже булькнул щекой. Сарычев поглядел на него с подозрением.

– Медведя? – повторил Хазин.

Сарычев ответил не сразу, задумался.

– Медведи ушли, – сказал Сарычев через минуту. – На дальних болотах кормятся. Да и на фиг они нужны, медведи? Одна вонь да черви…

Сарычев плюнул в окно.

– Но если вы хищниками интересуетесь, то можно взять волка, – предложил Сарычев.

– Волка? – заинтересовался Хазин.

– У меня парочка на примете есть, – сообщил Сарычев. – Специально берег, для знатоков…

– Как называется ваша машина? – спросил я.

– Какая? Эта?

Сарычев не ответил, а принялся хохотать, словно я сказал что-то необычайно смешное. Я хотел спросить еще раз, но Сарычев резко свернул в кусты, мы оказались на опилочной дороге; здесь машину стало кидать и вертеть сильнее, так что разговаривать не получалось. Да и думать – в машине обнаружилось множество мелких и крупных железных деталей, о которые я то и дело ушибался, все внимание приходилось уделять удержанию.

Роман тихонько матерился, Хазин тоже поначалу матерился, потом прикусил язык. Хазину досталось больше всех – ему приходилось беречь кофры с фототехникой, поэтому по машине его швыряло гораздо сильнее.

Я ждал асфальта, однако когда мы выбрались на асфальт, тряска не прекратилась, а, напротив, усилилась. Машина словно запасла эту тряску на бездорожье и теперь щедро возвращала ее: нас продолжало колотить и подбрасывать, мы не могли сказать ни слова до самого города. Если Сарычев прибавлял скорости, тряска слегка прекращалась, но вместо этого начинал грохотать мотор, а в салон проникал масляный угар, тогда Сарычев сбрасывал газ. Странно, но я не ощущал никакой тошноты, внутренности словно сжались, организм вцепился сам в себя и как мог боролся с вредной машиной под названием…

Я не мог вспомнить каким.

Почему-то я поймал себя на мысли, что мне это нравится. Ехать, вцепившись в поручень.

Возле переезда стоял милицейский патруль, две машины. Милиционер взмахнул жезлом, Сарычев остановился.

– Кто в машине? – милиционер заглянул в салон, увидел нас.

– Инженеры, – ответил Сарычев. – Со станции.

– Куда ездили?

– За грибами! Ты что, не узнал меня?

Милиционер продолжал разглядывать салон по второму или по третьему разу.

– Да что случилось-то? – спросил Сарычев.

– Дети, – пояснил милиционер. – Два пацана из дома сбежали, вот опрашиваем. Никого не видели?

– Нет, никого, – ответил Сарычев. – Кого в лесу сейчас увидишь?

– А вы? – Милиционер посмотрел на нас.

– Мы в Заингирь ездили, – пояснил Хазин. – Съемку производили. На местности.

– Никого не видели? – спросил милиционер.

– Нет. Там никто не живет…

– Ладно, проезжайте.

Сарычев прибавил газа. «Лупоглаз» перебрался через переезд. Я надеялся, что Роман сочинит завершающее трехстишие, но он промолчал и молчал до гостиницы.

Роман сразу убежал, Хазин долго доставал кофры и проверял сохранность оборудования, Сарычев курил.

– Короче, – сказал Сарычев. – Если насчет волка надумаете, дайте знать, договоримся.

– Хорошо, – сказал я.

Сарычев пожал мне руку и уехал. На крыльце появился задумчивый хозяин «Мотоблока» с электрическим лобзиком. «ЛуАЗ», вспомнил я. Машина называлась «ЛуАЗ».