Текст книги "cнарк снарк: Чагинск. Книга 1"

– Спасибо, Алексей Степанович, вы просто Решилье!

Роман качнулся, я упустил, и Роман немного упал на Светлова. Тот поймал его и удержал на ногах.

– А я тебя все-таки знаю… – прошептал Шмуля. – Я тебя помню…

– Я тебя тоже, – улыбнулся Светлов. – Присаживайтесь.

Он передал мне Шмулю.

Мы устроились, я прислонил Романа к сосне спинкой стула, сам сел рядом, чтобы если что. Хазин по другую сторону. Светлов расположился напротив. Дельфин куда-то делся.

– Я слышал, вы КАЭС собираетесь реанимировать, – сказал Хазин. – Это правда?

Стол в грязелечебнице был сервирован проще: овощи, водка, лимонад, хлеб вкусный; я попробовал черный.

– Есть такие планы. – Алексей Степанович взял хлеб, понюхал. – Сейчас считаем. Возможно, будем строить заново, так дешевле.

– Я был на КАЭС, – зевнул Хазин. – Там отличная натура. А где новую хотите?

– Хазик, нельзя так грубо лизоблюдствовать… – заявил Шмуля. – Тебя не возьмут… никуда не возьмут…

Из окна столовой выглянул мэр Механошин и тут же спрятался. Через секунду к нам подбежала официантка и сменила на столе водку.

– Отличная идея! – Хазин тут же схватил бутылку, свернул крышку и разлил по стопкам. – За успех нашего предприятия!

– За адмирала Чичагина, – сказал я.

– Я понял, кто был их отец… – Роман потянулся к водке. – Понял…

– Шмуле больше не наливать. – Хазин отодвинул от Романа стопку.

А Алексей Степанович, кажется, был не против выпить. Мы чокнулись и выпили, водка оказалась удивительно хороша.

– Неплохо, – сказал Хазин.

– Да, неплохо, – согласился Светлов. – Кстати, мне понравилось. Я о стихах про станцию «Мир». Это забавно.

Светлов поощрительно похлопал Хазина по плечу.

– Это на самом деле не про станцию «Мир», – стал разъяснять Хазин. – Вы же понимаете, Алексей Степанович, это про другое…

– Да, разумеется, понятно, что про другое. Но ведь и про станцию тоже…

– Да, это понятно…

В окно выглянули мэр Механошин и Зинаида Захаровна рядом с ним. Улыбнулись.

– Мне говорили, что тут чудесно готовят мясо, – сказал Светлов. – Слышите, какой необычный запах?

– Пахнет изумительно, – согласился Хазин. – Мэр обещал, что мясо будет фантастическое.

Запах был действительно фантастический, остро-сладкий, перечный. И гостей пока немного. Хорошо.

– Я люблю начало лета, – Светлов с удовольствием огляделся. – Первые недели, сирень цветет, акация, запахи… Лучшее время.

– Как дела с котлованом? – спросил я.

– Неплохо, – сказал Алексей Степанович. – Котлован по графику. А как День города?

– Праздником Крыков занимается… – ответил я. – Его здесь нет, но он придет. А мы…

– Тут для приличных людей, – заметил Хазин. – А Крыков…

Хазин икнул.

– Неприличный человек. Он нас неоднократно кидал, Алексей Степанович…

– Хазин! – попросил я.

Хазин замолчал, стал есть огурец.

– А книга ваша как? – спросил Светлов.

– Спасибо, вполне продвигается, – ответил я. – Сейчас мы как раз описываем… вот грязелечебницу. Здесь самая высокая грязевая башня в Восточной Европе… Известная грязевая башня в Светлогорске ниже на полтора метра…

Я указал пальцем в сторону Светлогорска.

– Нет, я про настоящую книгу. Вы над чем-то работаете?

Я не успел ответить, возникла Зинаида Захаровна.

– Добрый вечер! – Зинаида Захаровна осветилась приветственной улыбкой. – Что-нибудь требуется?

– Когда шашлык будет? – спросил Хазин сварливо.

– Скоро! – заверила Зинаида Захаровна. – Наш повар готовит изумительное мясо! В маринаде из гранатового сока! Сейчас как раз пробную партию делаем, проверяем решетки… Скоро все будет готово, начнем отдыхать!

Подкатил черный «ваген» врио. Сам врио из него не объявился, вылезли усталый полярник и Паша Воркутэн. Полярник имел привычно отсутствующий вид, Воркутэн переоделся в тренировочный костюм и хищно поглядывал вокруг. Зинаида Захаровна устремилась к ним.

– А где же сам исполняющий? – спросил Хазин. – Мы так ждали…

– Ему позвонили, – ответил Светлов. – Сами понимаете, заботы. Область довольно запущена, работы по колено.

Полярник и Паша Воркутэн разместились за соседним столиком. Присутствие Паши привело к пробуждению Романа, он открыл глаза и стал посматривать.

– Шмуля ре́внует, – сообщил Хазин. – Будет бойня сучек…

Зинаида Захаровна вернулась к нашему столу и сообщила:

– Наш повар – заслуженный работник культуры Российской Федерации.

– Будет бойня работников культуры! – хихикнул Хазин.

– Большое спасибо, – поблагодарил Алексей Степанович. – Передайте ему поклон.

– Обязательно! – Зинаида Захаровна стала поправлять приборы на столе. – Он будет очень рад…

За соседний стол уселись люди в пиджаках, я видел их еще в Доме культуры и почему-то подумал, что они – потомки адмирала Чичагина: Виктория, Надежда и Оскар. Оскар нервничал, возил вилкой по краю тарелки и озирался, мне показалось, что Оскар хочет в туалет, но стесняется спросить, где он.

Из столовой выступил мэр Механошин, он задержался на крыльце, осмотрелся и пошагал к нам.

– Здесь раньше били горячие ключи, – сообщил Светлов. – Они сейчас заилены, но мы хотим их со временем открыть. Знаете, наш холдинг при каждом предприятии открывает свою здравницу…

– Прекрасная идея! – Зинаида Захаровна уронила вилку. – Об этом мы давно говорили, как хорошо, что теперь… Так все получилось… Отдыхайте!

Зинаида Захаровна сместилась, ее место занял Механошин.

– Добрый вечер! – с энтузиазмом произнес он.

После чего поздоровался со всеми за руку, даже со Шмулей. Я все сильнее ощущал нарастающий сюрреализм ситуации, но как во сне не мог вырваться из цепких лап абсурда, куда тут вырвешься.

– Отдыхаем, Александр Федорович, – ответил Светлов. – Прекрасная погода!

– Да, погода прекрасная. Скоро будет готово мясо! У нас опытнейший повар…

– Он заслуженный работник культуры, – перебил Хазин.

– Заслуженный работник сепультуры, – булькнул Шмуля.

Светлов рассмеялся и посмотрел на Романа с интересом. Мэр вежливо похихикал.

– Роман, а вы кем работаете? – спросил Светлов.

– Я артист…

– Он незаслуженный работник культуры, – хихикнул Хазин.

Все-таки пьян, подумал я.

– Отдыхайте, пожалуйста, – сказал мэр. – Если что – я рядом. И Зинаида Захаровна…

Зинаида Захаровна приложила руку к сердцу.

– Иду встречать гостей, – сообщил мэр. – Извините.

Удалились.

Подъехало несколько машин, из них выходили люди. Зинаида Захаровна и Механошин встречали их, провожали между деревьями и рассаживали за столы. Директор музея Бородулин, люди из электросетей, лучшие и начальники, Большак и Большуха, управители доручастка и «Гортопа», другие, я видел их недавно в клубе, медиков и педагогов, они размещались за столами, день заходил на свой второй… или третий вираж, день продолжался и продолжался, Паша Воркутэн курил длинную папироску. Все эти люди вели себя слегка стеснительно и поглядывали в сторону нашего стола, на Светлова. Мясом пахло все сильнее.

– Хорошая грязелечебница, – признался Хазин. – Здесь… сосны…

– Реликтовая роща, – пояснил Светлов. – Таких мало сохранилось, люди почему-то старались их уничтожать… Высаживали на их месте скучные леса…

Федора все нет, вдруг подумал я. Несет службу в окрестностях или на кухне, забрал с мангала шампур и жует, сидя спиной к углям, ну его.

Гости окончательно разобрались по столам, я еще надеялся, что обойдется, но не случилось, когда все устроились, Механошин взял слово.

– Я рад вас снова сегодня видеть, – сказал Механошин. – Мы собрались сегодня, чтобы еще раз… чтобы еще раз подтвердить… Еще два года назад здесь ничего не было. Грязелечебница не работала двадцать лет, все корпуса прохудились, все разворовано. Но пришло новое руководство, которое взяло на себя ответственность. Мы, городская администрация, рука об руку с областной администрацией и представителями бизнеса сделаем все, чтобы возродить в нашем районе рекреационную компоненту. Я надеюсь, нет, я уверен, что через несколько лет наша лечебница станет бальнеологическим курортом!

Зинаида Захаровна захлопала в ладоши. Некоторые тоже захлопали, Шмуля особенно громко.

– И поэтому я хочу поднять тост… – Механошин повернулся в сторону Светлова. – Поднять тост за то, чего сейчас нашей стране очень не хватает.

Между реликтовыми соснами прокатился стеклянный звон, Хазин быстро разлил. Механошин высоко поднял фужер.

– За национально ориентированный бизнес! – закончил Механошин.

Светлов вежливо поднял рюмку. Мы выпили. Нет, эта водка была значительно лучше предыдущих. Механошин опрокинул фужер и устало опустился на стул.

– А теперь – угощенье! – объявила Зинаида Захаровна.

– Наконец жрака! – Хазин хлопнул в ладоши.

Светлов вежливо улыбнулся.

Официанты внесли подносы с зеленью, лавашем и шашлыком, на каждый стол по два подноса и плошки с соусами. За наш стол Зинаида Захаровна поднос с мясом принесла сама.

Хазин тут же схватил шампур, откусил, закрыл глаза от удовольствия.

– Приятного аппетита! – улыбнулась Зинаида Захаровна.

Мясо пахло достойно, но я знал, что в мясе и в вине запаху доверять нельзя, а вот то, как Хазин откусил, выглядело многообещающе – кусок не растянулся, но и не подался слишком легко, и выступивший сок был прозрачен.

– Хорошо, – сказал Хазин. – Это очень хорошо…

Я решил не ждать, пока остальные устроятся, схватил шампур. Шашлык, маринованный в гранатовом соке. Лаваш из тандыра, откуда они нашли тут тандыр, запотевшая бутылка…

– Мне плохо, – сказал вдруг Роман. – Меня тошнит… сейчас…

На лице Зинаиды Захаровны обозначилась тревога. Я отложил шампур.

– Я говорил – не брать этого балеруна, – заметил Хазин. – Он нам весь стол заблюет.

У Шмули сделалось невыносимое лицо, я вскочил, выдернул его со стула и повел прочь.

Шмулю не то чтобы сильно качало, просто он стал малоуправляем, хотя и раньше был… Я вдруг понял, что знаю его всего лишь день. С утра, когда Хазин явился ко мне с моим же клопом.

– Надо уходить… Надо туда, дальше, за деревья…

Я завел Шмулю за угол столовой, но он не хотел здесь, и я повел его дальше, за те деревья, пока Шмуля не уперся в одно дерево лбом.

– А где водитель? – спросил Шмуля.

– Федор? Не знаю. Тут…

– А там еще девушка была… – Шмуля вдохнул. – Красивая. Она… с грустным лицом…

Шмуля замолчал, схватился за живот.

– Плохо? – спросил я.

– Плохо…

Мы стояли под реликтовой сосной. Шмулю действительно тошнило, он дергал горлом, но облегчения не наступало.

– А его нет, – пробормотал Шмуля.

– Кого нет?

– Доктора. Доктор не пришел…

– И что?

Ответить Шмуля не успел, его вырвало на сосну. Я отвернулся. Реликтовая роща. Чисто, много воздуха.

– Я вчера смотрел передачу про клещей, – сказал Шмуля.

И его вырвало снова.

– Доктор не пришел, ты понимаешь? Это же понятно…

Я здесь раньше не был, интересно. Хотя это за линией, мы сюда не совались, здесь восьмозаводские, их территория. Красиво. Обернулся. Шмуля вытирал заблеванные руки о кору, я опять отвернулся.

– Доктор не пришел…

Шмуля отставился от сосны, сел на землю. Я сел рядом.

– Тебе надо полежать на боку, – сказал я. – Станет легче.

– Тут могут быть клещи. – Шмуля вгляделся в мох под ногами. – Если я буду лежать на боку, они… заползут мне в ухо… и впрыснут яд…

Шмуля потрогал ухо.

– Тут все обработано, – сказал я и указал на табличку.

«Обработано от клещей».

Шмуля успокоился, лег на бок.

– Во тьме садов зловещих и прекрасных я видел образ ветра, и за ним… блистала ночь… Нам надо остаться здесь, Витя… Знаешь, я два года назад был в Альпах…

Шмуля стал рассказывать про горы, про забытые долины между ними, про реки, вытекающие из-под земли и исчезающие под землей, про непонятные и дикие места, которые он не ожидал встретить в Швейцарии. Я заметил. Сосны стояли на равном отдалении друг от друга.

– Я, наверное, пойду, – сказал вдруг Шмуля.

– Куда?

– Пойду туда… – махнул рукой в рощу. – Надо выбираться…

Подбежала Зинаида Захаровна:

– Ребята?! А что вы здесь? Не отрываемся, к столу, к столу!

– Нам плохо, – ответил Шмуля.

– Вот и пойдемте! Роман!

Зинаида Захаровна попыталась подхватить Шмулю под руку и поднять, но ничего не получилось.

– Там как раз подоспел новый заход, – сообщила заведующая клубом. – Решетки хорошенько прогрелись, мясо…

Зинаида Захаровна причмокнула.

– Нас тошнит, – ответил Шмуля.

– Там Алексей Степанович за столом с Хазиным, – вздохнула Зинаида Захаровна. – А этот ваш Хазин ему про пиявок рассказывает.

– А я тут полежу, – сказал Шмуля. – Немного…

Зинаида Захаровна покачала головой.

– Тут клещи, – сказал я. – Они заберутся тебе в ноздри, а потом в голову. Они выпьют тебе мозг.

– Ты врешь, тут нет клещей, их убили…

Шмуля указал на табличку.

– Да это только табличку поставили, – махнула рукой Зинаида Захаровна. – У нас даже химикатов нет.

– Алексей Степанович не одобрит, – ухмыльнулся Шмуля. – В него вопьется клещ – и песец национально ориентированному бизнесу… как станции «Мир»…

– Ваш батюшка сказал, что вам сегодня еще плясать, – шепотом напомнила Зинаида Захаровна.

Я не удержался и рассмеялся. Представил, как Шмуля будет плясать.

– Я вам спляшу… – Шмуля поднялся на ноги. – Я спляшу. Пойдемте…

Мы вернулись к столу. Алексей Степанович попивал минералку, Хазин лопал мясо.

– Как вам угощение, дорогие гости?! – проворковала Зинаида Захаровна.

– Решительно прекрасно, – сказал Светлов. – Достойный вечер. Может, Зинаида Захаровна, посидите с нами?

– С удовольствием!

Зинаида Захаровна села за стол рядом с Хазиным. Хазин облизнулся.

– Хорошо! – прочавкал он. – Зинаида Захаровна – ваш повар действительно мастер! Мастер культуры и шашлыка! И лаваши чудесные! Вам надо не клубом заведовать, а ресторан содержать! У меня есть отличное название…

– «Битва сучек», – сказал Шмуля.

Зинаида Захаровна благосклонно хихикнула и сняла с шампура ногтями прожаренный кусок.

– Не слушайте Шмулю, он просто завидует. Шмуля, очень вкусно!

Хазин продолжил есть, по-уличному брызгая соком, лязгая зубами по шампуру, прикусывая щеки и морщась, заедая петрушкой и салатом.

Полярник ел без аппетита, аккуратно скусывая мясо с шампура. Директор музея Бородулин, напротив, раскладывал куски на тарелке, любовался и только потом намазывал соусом и накалывал вилкой. Мэр Механошин ел как в столовой. Паша Воркутэн срезал тонкие пласты пчаком с наборной рукоятью, закидывал мясо на язык, задумчиво жевал.

Светлов мясо не ел, все так же пил минералку и посматривал по сторонам.

У меня аппетит после похода в рощу испортился, поэтому я набрал себе на тарелку петрушки и оливок. Оливки были деревянные.

Шмуля не ел вообще.

Появился вдруг Федор. Хотел сесть за стол к нам, но заметил Светлова и прошел мимо, потом вернулся и вручил Шмуле шашку. Шмуля посмотрел на нее будто в первый раз.

– Вы попробуйте, Алексей Степанович! А то вы только воду пьете…

– Спасибо, я после шести не ем. Кстати, Зинаида Захаровна, а кто этот ваш волшебник гриля и вертела?

Светлов указал на блюдо с мясом.

– Я тоже не ем после шести, – вмешался Шмуля. – Мне еще с саблей плясать. Танец с саблями, ты-ты-ты, трындыц…

Шмуля постучал по пластиковому столу.

– Волшебник – это наш повар, – сообщила Зинаида Захаровна.

– Он заслуженный деятель культуры, – пояснил Хазин.

– Да, заслуженный деятель, – подтвердила Зинаида Захаровна. – Он прекрасно готовит, играет на баяне… У него много талантов. Сарычев Арсений Михайлович.

Сарычев…

– Друзья!

Зинаида Захаровна постучала по фужеру и поднялась из-за стола.

– Друзья! Минуточку внимания! Отвлекитесь от застолья, я хочу сказать несколько слов!

Зинаида Захаровна обвела бокалом присутствующих. Но гости, увлеченные закуской, ее не услышали.

– Тихо!

Хазин выхватил у Шмули шашку, вскочил на ноги.

– Тихо! – Хазин взмахнул шашкой. – Тут будет речь!

Все замолчали. Хазин сел. Зинаида Захаровна продолжила:

– Я хочу поднять этот бокал за Александра Федоровича Механошина! Когда я несколько лет назад была назначена директором культурно-спортивного центра, я столкнулась с большими трудностями. А если говорить честно, то это были не трудности, а настоящая катастрофа. У нас протекала крыша, паркет в спортзале сгнил, а спортивные снаряды сдали в металлолом…

Чувство дежавю стало почти постоянным, я словно скатывался по лестнице, каждая ступень которой была дежавю. Механошин застеснялся. Шмуля и Хазин делили саблю, толкаясь локтями. Светлов наблюдал за всем с любопытством.

– И тогда Александр Федорович мне сказал: «Все наладится, Зина. Все будет хорошо!» Я запомнила эти слова, и теперь, когда мне тяжело, я всегда говорю себе: «Все будет хорошо, Зина!» Надеюсь, что мы…

Зинаида Захаровна сбилась, кажется, растрогавшись.

– Забодало стоять, – сказал Хазин.

– Одним словом, за нашего мэра!

Все присутствующие встали. Механошин тоже встал, приготовившись получать поздравления. Возникла пауза, и тут же Большак выскочил из-за своего стола, набрал воздуха и затянул басом:

– Долгие лета! Долгие лета! Долгие ле-е-ета! Александру Федоровичу долгие ле-ета!

По лицу у Шмули пробежала отчаянная судорога, он сунул руку в карман, вытащил сложенную вполовину кубанку и надел на голову.

– Долгие лета! – подхватила Большуха. – До-о-олгие лета!

Они запели, Большак загудел на колесной лире – откуда у него, она же у нас была, Шмуля издал стон. Его лицо покраснело, словно Шмуля задержал дыхание, потом побелело, потом…

Роман резко вскочил на ноги. Он выкатился в пустое пространство между соснами круглой плясовой походкой, взмахнул чубом, хлопнул в ладоши.

– Любо! – крикнул Большак.

– Любо! – подхватила Зинаида Захаровна.

Я не успел заметить, Роман произвел молниеносный жест, и у него в руке оказалась шашка.

Роман принялся притопывать и медленно вращать шашкой.

– Шмуля жжет! – шепнул Хазин.

Роман вертел шашкой. Все быстрее и быстрее. Над головой, по бокам, за спиной. Шашка сливалась в узкую блестящую полосу, а потом и вовсе словно исчезла. Присутствующие замерли и с восхищением наблюдали за его мастерством. Большак гудел на лире, Большуха тянула голосом.

Зинаида Захаровна хлопала в ладоши.

Светлов одобрительно прихлопывал.

Роман резко замер, сорвал с головы кубанку и грянул оземь.

Присутствующие засвистели и заорали.

– Роман Большаков! – представила Зинаида Захаровна. – Солист квартета «Курень Большака»!

Роман поклонился.

– Ромка! – растроганный Механошин вскочил из-за стола с бутылкой водки и граненым бокалом. – Уважь, Ромка!

Роман бросил взгляд на Большака, тот дернул глазом. Мэр Механошин собрался налить водку в бокал, но Роман покачал головой. Он отодвинул бокал в сторону, поставил бутылку на клинок шашки. Секунду Роман собирал концентрацию, после чего вцепился в горлышко зубами, запрокинул голову и стал пить.

– Очень! – шепнул Хазин. – Очень длинные руки!

Руки Роман раскинул в стороны, длинные руки, левая не без изящества вывернута, в правой серебристая узкая шашка, отставленная в сторону.

Похож на эльфа, отметил я. Шмуля похож на эльфа. Тощий, глазастый, с вихром на лбу, со вросшими мочками острых ушей – ну как же, в тот год эльфийское казачество восстало, и в Ривендейле стал переворот-переворот…

Присутствующие аплодировали. Кадык Романа бешено двигался, в тишине было слышно, как булькает водка и звенит, подрагивая, вытянутая в сторону шашка. Полбутылки, думал я. Хорошо, что полбутылки…

Роман прикончил водку, выплюнул бутылку.

– Козак! – мэр хлопнул Романа по плечу, но получилось по шее. – Настоящий козак! Сейчас таких нет!

Зинаида Захаровна протянула Роману соленый зеленый помидор, но Роман отказался. Полярник сунул Роману шапку, что-то шепнул. Роман занюхал шапкой.

– Устосал! – восхитился мэр. – По-козацки! Хорошо!

Мэр приобнял Шмулю слишком сильно, тот покачнулся, но Александр Федорович удержал.

– Козаченьки-козаки, роспрагайте кони! – тут же громко и распевно затянул Большак. – Там у реченьки-реки батько в рынду звонит!

– Там у реченьки-сестры батько в рынду звонит! – подхватила Большуха.

Они запели и завеселились, закружились между столами, Большак рвал гармонь, Большуха задорно звенела в бубен. Я подхватил Романа и вернул его к нашему столу, усадил. Зинаида Захаровна держала его за плечи и приговаривала:

– Рома, вам обязательно надо закусить, иначе будет плохо…

Но Роман был уже в отсутствующем состоянии, закусить он не мог, одеревенел в Шмулю. Механошин подошел проведать, постучал Шмулю по плечу.

– Я сам тоже козак, – объявил Механошин. – Мои предки с Урала, яицкие козаки.

– Я тоже уральские… – пробормотал Шмуля.

– Мы все немного козаки, – согласился Хазин. – А вы козак? – спросил у Светлова.

– Разумеется.

– Я так и знал. Вот наш Шмуля может на лету разрубить муху цеце, я покажу…

Хазин попытался вытянуть у Романа шашку, тот не отдал, сидел с закрытыми глазами, шашку держал на коленях.

– Ладно, потом…

– А вот и снова горячее! – объявила Зинаида Захаровна.

Официанты принесли еще мяса. На этот раз оно было пожарено по-другому, на решетке, на кусках виднелись полосы – барбекю, однако.

– Все пробуем, иначе наш повар обидится! – не унималась Зинаида Захаровна. – Пробуем-пробуем-пробуем!

Большак затянул что-то неразборчивое, из репертуара терского казачества второй половины девятнадцатого века, как он сказал, Большуха подхватила вторым. Я не мог толком разобрать ни слова, однако отметил, что пели отлично – пространство заполнилась мощью их голосов, они отражались от сосен, пересекались, сталкивались и усиливались. Роман сидел на стуле, держась за стол обеими руками, покачивал головой.

Хазин, кажется, тоже подпевал, я видел, как открывается у него рот.

Я петь не хотел, решил все-таки перекусить, подцепил вилкой кусок, перетянул на тарелку, но съесть не успел – чертов Шмуля очнулся и грохнул по столу кулаком, моя тарелка подпрыгнула, мясо упало в мох. Шмуля издевательски рассмеялся.

– Шмуля подкинул мне свинцового клопа, – сообщил Хазин. – Редкая сволочь!

– Что вы говорите! – сочувственно покачал головой Светлов.

Песня Большака оборвалась, секунду держалась тишина, потом все захлопали.

– Воркутин! – громко позвал Шмуля. – Ты дерьмо!

Паша Воркутэн за соседним столиком отвернулся.

Я дотянулся до кувшина, налил в стакан. Оказался морс. Я выпил морса. Я чувствовал глупое раздражение и усталость, в голове неприятно скручивались спирали, на переносицу давило, веки тяжелели.

– Паша! – еще громче сказал Шмуля. – Ты… Ты дерьмо морана!

После этого я уснул, а проснулся оттого, что кто-то нагло держался за мои уши. Я открыл глаза и увидел, что это Зинаида Захаровна, она стояла передо мной и действительно держалась за уши, мои.

– Виктор! – воспаленно шептала Зинаида Захаровна. – Вам лучше увести Романа, он очень сильно устал! Проводите его до машины, а потом возвращайтесь, он вряд ли больше спляшет.

Я перевел взгляд на Шмулю и согласился с Зинаидой Захаровной, не спляшет.

– Я спляшу, – заверил Шмуля. – Это моя работа…

Зинаида Захаровна вежливо хихикнула. Вокруг затихало застолье, за столами курили и звенели посудой, смеялись негромко; Большуха печально побрякивала в бубен, Хазин курил, Светлов сидел, сложив руки на груди, в стороне что-то жужжало, Большак лирично пилил на гармошке, вечер переходил в ночь.

– А «Когда мы были на войне» можете спеть?! – попросил Хазин.

– Песни советских композиторов не исполняем, – ответил Большак сварливо.

– Ну и гад…

– Да он всегда такой, – согласился Шмуля, не открывая глаза.

Я просыпался. Уши горели, эта Зинаида Захаровна, похоже, хорошо их натерла. Тепло.

– Так как же насчет книги, Виктор? – спросил Светлов. – Вы думаете над этим?

– Нет. – Я потрогал уши. – Я не думаю над этим. Потом… У меня нет истории…

Светлов задумался. Он поглядывал вокруг, улыбался.

– Мне кажется, вы заблуждаетесь, Виктор, – возразил он. – Историй много. Я думаю, вы…

– Алексей Степанович! – из-за сосны выступил Механошин. – Мы хотели бы с вами посоветоваться, если вы не сильно заняты…

Светлов поморщился.

– Это буквально на две минуты! – пообещал Механошин. – Тут начальник электросетей подъехал, у него недопонимание…

– Хорошо. – Светлов поднялся из-за стола.

– Велите ему, чтобы электричества прибавил, – попросил Шмуля. – Темнеет, дайте света…

Светлов и Механошин отступили в синий сумрак. Хазин потащился за ними, не было сил его останавливать, силы заканчивались. Усталость. Я понял, что выпитое за сегодня готовилось перейти в качественную степень, я чувствовал это, сон не помог, лишь усугубил, оставалось немного, минут двадцать, и выгорит последний дофамин, и станет грусть, и я усну. Я не люблю просыпаться в чужих местах. И не хочу. Хазин, зараза, может выпить ведро, закусить шашлыком и выпить еще полведра, и ничего. Крепкое здоровье у Хазина, может погружаться на дно Марианской впадины, может в космос, станция «Мир» кружит над нами, станция «Мир» упала в океан.

Действительно, быстро темнело. Сумрак опускался сверху, садился на сосны, растекался густо-синим, лес постепенно растворялся, в красных стволах сосен гасли янтарные капли. Надо было выбираться, я вдохнул и поднялся из-за стола. И Шмулю поднял, хотя он и стоял с трудом, опираясь на спинку пластикового стула. Вспомнить, в какой стороне находилась машина, было затруднительно, пространство изменилось, я решил двигаться наудачу, кажется, туда.

Мы пошли. Я намечал сосну и держал азимут, короткими перебежками. Скоро мы выбрались к зданию грязелечебницы, окна светились, в них глядели люди, Шмуля показывал им фиги.

– Грязелечебница имени адмирала Чичагина, – сообщил я. – Я запомню тебя.

Шмуля не стал спорить, и мы двинулись вдоль выбеленной стены. Стена светилась в темноте, а Хазин и Зинаида Захаровна стояли под сиренью, Хазин рассказывал:

– Понимаете, Зинаида, это же все описано неоднократно! Я своими глазами читал, Лаврентьевская летопись, второй извод, там так и сказано: «И навстречу ему шагал бык»!

Зинаида Захаровна смущалась.

– Бык возмутительной масти! И тогда Пересвет сказал быку: «Уходи по-хорошему, говядо», но не послушал бык. И тогда Пересвет схватил быка за…

Хазин сжал кулак с такой выразительностью, что не оставалось сомнений, за что именно был схвачен бык. Зинаида Захаровна хихикнула.

– Оторвал под самый корень! – Хазин отшвырнул под сирень невидимые бычьи утраты.

Зинаида Захаровна расхохоталась.

– Шикарная история… – сказал Шмуля. – Я хочу ее записать… это для песни…

– Мы правильно идем, – сказал я. – Вдоль сияющей стены, туда…

После Хазина и Зинаиды Захаровны стена длилась долго, никак не могла закончиться, я предположил, что мы вышли к грязевой башне и теперь ходим вокруг нее. Шмуля предложил пойти в разные стороны и прояснить наконец этот вопрос, я бы, пожалуй, согласился, но тут мы выбрались к крыльцу.

– Куда-то все потерялось… – сказал Шмуля. – Сабля и еще…

Потом мы сидели на крыльце, Шмуля заблудился в языке и булькал невразумительную песню, а я держал его за ворот, чтобы не упал лицом в ступени.

– Ребята, вас проводить до машины? – спросила Зинаида Захаровна, она опять здесь оказалась.

– Шабля и шибболет, – ответил Роман. – И друг мой водоглаз… мы его забыли по пути… и саблю…

– Чудесно, – кивнула Зинаида Захаровна. – Машина там.

Зинаида Захаровна указала, я запомнил.

– А где все остальные? – спросил я.

Пикап Светлова исчез. Машина мэра Механошина тоже отсутствовала.

– Собираются, – сказала Зинаида Захаровна. – Уже ночь. Всем пора. Может, на автобусе поедете?

Гости смирно грузились в автобус, тихо-тихо грузились, объевшиеся и усталые; автобус напоминал кита, они словно грузились в кита, в кита не хотелось.

– Автобусы часто падают с моста, – объявил Шмуля.

– Мы сами, – сказал я. – У нас еще Хазин…

– Я разыщу его, – пообещала Зинаида Захаровна. – А ваша машина там.

Она снова указала.

Машина оказалась гораздо ближе, чем я мог представить. Мы поднялись с крыльца и через несколько шагов оказались возле «шестерки».

– Обратный путь всегда короче, – заметил Шмуля. – Об этом все знают, но пользуются редко.

Я открыл машину, сел на переднее пассажирское место, Шмуля упал на заднее.

– Ихтиандр здесь, – сказал Шмуля. – Шашка здесь. Я ее принес… или они сами как-то…

Шмуля зевнул.

И я зевнул. Спать хотелось.

– Этот скот подкинул мне в карман железного клопа, – сказал Шмуля. – Смотри!

Он протянул ладонь. На ней поблескивал железный клоп.

– Что это значит?

– Ничего.

– Нет, эта скотина ведь намекает…

Показался Хазин. На шее у него висела колесная лира, взгляд блуждал. Хазин увидел машину и взял курс. Кажется, его опять развезло, он шагал, взбрыкивая ногами и взмахивая руками.

– Ладно, я ему устрою…

Хазин занял место за рулем.

– Сейчас поедем, – сообщил он.

И стал искать ключи, в карманах, в бардачке, снова в карманах.

По тропинке между соснами шагала Зинаида Захаровна с пластиковым пакетом, рядом с ней библиотекарь Нина Сергеевна, они направлялись к автобусу, внутри автобуса было темно, водитель почему-то не включал свет.

Перед автобусом остановились.

– Спасибо, Зина! – Нина Сергеевна обняла Зинаиду Захаровну. – Мы очень хорошо отдохнули сегодня! Чудесно отдохнули! Настоящий праздник!

– Спасибо тебе! – Зинаида Захаровна обняла Нину Сергеевну. – Спасибо! Жаль, что девчонки твоей не было, красавица!

– Ангина…

– Жаль. Слушай, а можно я к тебе человечка пришлю, а? У него диплом скоро, распечатать надо…

– Да, пусть приходит на неделе, придумаем что-нибудь.

Зинаида Захаровна вручила Нине Сергеевне пакет.

– Это твоим, – улыбнулась Зинаида Захаровна. – Специально оставила, самое мягкое. Аглае передай обязательно, Мишеньке…

– Передам-передам… Знаешь, она совсем от рук отбилась. Съела на спор ведро мороженого, теперь лежит с температурой…

Нина Сергеевна махнула рукой.

– Пусть йодом полоскает, – посоветовала Зинаида Захаровна и подтолкнула Нину Сергеевну в автобус.

Нина Сергеевна огляделась, словно чего-то искала. Я вдруг испугался, что она заметит нас и станет напрашиваться в машину, а мне не хотелось с ней ехать, я ткнул Хазина в шею:

– Двигай, Хазин!

– Сейчас, ключи потеряли… А, нашел!

Хазин завел двигатель, поехали.

Мы опять никак не могли выехать. То ли Хазин в каждый поворот сворачивал не туда, то ли дороги в этой роще были перепутаны, но мы все рулили и рулили, и перед фарами был лес и лес, сосны и откатанная дорога.

Роман обнимался с дельфином и стукался головой о дверцу, когда машину качало, Хазин, впившись в руль, смотрел поверх, о лобовое стекло бились жуки. Мы ехали совершенно медленно, но жуки умудрялись шмякаться, прыгая со встречных сосен, стараясь погромче расшибиться, а дворник у Хазина работал только левый.

– А этот-то что…

Возле обочины стоял пикап Светлова.

– И этот заблудился, – усмехнулся Хазин.

– Не останавливайся! – заорал сзади Шмуля. – Хазик, не останавливайся!

Хазин остановился напротив пикапа.

Светлов сидел за рулем. Он не двигался, словно спал с открытыми глазами.

– Эй! – Хазин посигналил. – Алексей Степанович!