Текст книги "Великие битвы XI–XIX веков: от Гастингса до Ватерлоо"

Вечером предыдущего дня Веллингтон отдал приказы каждой бригаде занять позиции, назначенные ей на время предстоящего сражения. Затем он немного отдохнул в своей ставке в Ватерлоо. Проснувшись 18 июня, когда еще стояла глубокая ночь, герцог написал письма губернатору Антверпена, британскому посланнику в Брюсселе и другим официальным лицам, в которых выражал полную уверенность, что дальнейшие события будут развиваться в пользу союзников. Но поскольку «во избежание серьезных неудач нужно быть готовым ко всему», Веллингтон отдал ряд разумных распоряжений относительно того, что должно быть предпринято в тылу в том случае, если сражение сложится неблагоприятно для союзных войск. Перед тем как покинуть селение Ватерлоо, герцог приказал так распределить сосредоточенные там запасы боеприпасов, чтобы в случае необходимости их можно было срочно доставить на любой участок поля сражения. Кроме того, Веллингтон лично проконтролировал меры, принятые для приема раненых, и проинспектировал временные госпитали, развернутые в тылу его армии в жилых домах. Затем герцог верхом отправился в сторону высот, где стояла его армия. В сопровождении офицеров штаба и барона Мюфлинга герцог объехал войска и тщательно проверил готовность позиций. Особое внимание он обратил на передовую позицию Угомон. Веллингтон осмотрел юго-восточную часть строений и после того, как понаблюдал за приготовлениями нацеленной на нее группировки французов, распорядился несколько изменить расположение своих подчиненных на этом участке.

После того как были отданы последние распоряжения в Угомоне, Веллингтон вернулся на возвышенность в центре расположения своих войск. Там он спешился, сел и стал наблюдать за действиями французов на высотах с противоположной стороны поля боя. При этом он продолжал приветливо и спокойно беседовать с офицерами своего штаба. Это спокойствие отличает поведение Веллингтона в течение всего дня, пока продолжалось сражение.

Не каждый смельчак может похвастать таким даром. Многие бросали беспокойные взгляды на другую сторону равнины, разделявшей в те затянувшиеся минуты две армии, и следили за тем, как солдаты Наполеона заканчивают последние приготовления перед тем, как пойти в атаку. Это в самом деле напоминало затишье перед бурей. Тысячи людей застыли, устремив пристальные взгляды на солдат противостоящей армии, пытались подсчитать их количество, подробно рассмотреть их строй, оценить их силу в обороне и наступлении. С замиранием сердца они чувствовали приближающиеся шаги смерти. В то же время в напряженном сознании каждого солдата возникали видения победы и славы. Никто при этом не забывал думать о доме, который в случае его смерти придет в упадок. С содроганием и пронизывающим чувством холода к солдатам внезапно приходили мысли о том, что через несколько мгновений может случиться так, что им придется корчиться в агонии. Или их раздавленные, покалеченные тела будут неподвижно лежать на траве, пока еще нетронутая свежая зелень которой волнами струится перед ними.

Такие мысли обязательно возникают в сердцах солдат. Но храбрецам вскоре удается заставить замолчать «детский страх, который приводит в трепет еще до прихода смерти» и усилием мысли настроить себя для битвы, что Ксенофонт в древности назвал «приведением в порядок души воина перед битвой». А еще многим помогает надежда и вера в помощь и поддержку высших небесных сил. Такие горячо, хотя и молча, молились в то утро дня отдохновения (битва при Ватерлоо происходила в воскресенье) Господу Богу, перед судом Которого вскоре было суждено предстать многим тысячам из тех, что сейчас неподвижно стояли в строю.

Не только присутствующие во время той великой драмы, но и все народы Европы с жадным интересом и волнением следили за решающим столкновением, которое неминуемо должно было произойти между соперничавшими армиями народов Англии и Франции во главе с их великими полководцами. «Никогда прежде, со времен битвы при Заме между Сципионом и Ганнибалом, два полководца такого масштаба, как герцог Веллингтон и император Наполеон, не противостояли друг другу» (явное преувеличение – и масштабов битвы, и величины Веллингтона. Наполеону противостояли, и успешно, такие блестящие полководцы, как эрцгерцог Карл, Барклай де Толли, Кутузов. – Ред.).

Два великих воина, встретившиеся на поле боя, были одного возраста. Каждый с юных лет посвятил себя военному ремеслу. В более зрелом возрасте, получив под свое начало всю военную мощь Французской республики, молодой генерал смог полностью раскрыть свой талант. Затем он стал полновластным монархом в империи, территория которой превышала владения Карла Великого. В результате его блестящих побед возводились на престол или свергались короли, а сам император был вознесен в глазах человечества на небывалые высоты. Военные с восторгом и восхищением наблюдали за ослепительной чередой побед во время первой Итальянской кампании полководца, когда он сумел преодолеть застывшие догмы традиционной тактики. С небольшой, но прекрасно организованной армией он сметал со своего пути одну армию австрийцев за другой, завоевывал провинции и города, диктовал условия мира, уничтожал государства и создавал на их месте новые. Теперь мало кто вспоминает о том, что его Египетский поход был незаконным и несправедливым. В первую очередь, наши современники обращают внимание на продемонстрированные Бонапартом смелость и мастерство в сражении при Пирамидах, когда он разгромил кавалерию мамелюков, и при Абукире, где та же участь постигла турецкую пехоту. А потом был невероятный переход его армии через Альпы в 1800 г., победа при Маренго, когда Италия освободилась от власти австрийцев и враги Франции лишились плодов двадцати побед над ее войсками, одержанных в отсутствие ее лучшего полководца. Еще более яркие победы были одержаны в Германии. Был триумф при Ульме, Аустерлице, Йене и Ваграме. Катастрофу Наполеона в России в 1812 г. его обожатели объясняли за счет стихии (Наполеон начал отступление из Москвы еще в октябре, в золотую осень; зима 1812 г. была теплой – Березина не замерзла! Все ссылки на мороз унижают французских воинов, неоднократно переходивших Альпы. – Ред.), а поражения его войск в Германии в 1813 г. были единодушно признаны результатом предательства. Но даже те два бедственных для него года были ознаменованы победами при Бородине (русские считают Бородино своей победой, французы своей. Однако, не разбив русскую армию (отступила в полном порядке, нанеся врагу невосполнимые потери), Наполеон подписал своей империи отложенный смертный приговор. – Ред.), Лютцене, Бауцене, Дрездене, а также при Ханау. Его последние битвы начала 1814 г. справедливо считаются самым ярким свидетельством военного гения Бонапарта, когда при полном численном превосходстве противника ему долгое время удавалось сдерживать многочисленные армии, устремившиеся на Францию, и во многих случаях даже наносить им чувствительные поражения. Сторонники Наполеона с надеждой ожидали, что кампания 1815 г. откроется новой «неделей чудес», как это уже было когда-то при Монмирае и Монтеро. Лавры Линьи принесли ему новую славу. Блюхер не смог устоять перед ним. Разве сможет найтись достойный противник, который способен встать на пути императора?

И такой человек действительно был. К тому моменту он уже успел разбить лучших полководцев и лучшие армии Наполеона (в Испании и под Тулузой были не лучшие армии, численно, как правило, уступавшие армии Веллингтона. – Ред.). Как и Наполеон, свою военную славу он заслужил, воюя за пределами родной страны. Веллингтон прославился как полководец, разгромивший маратхов в Индии, как освободитель Португалии и Испании, как генерал, осуществивший успешное вторжение на юге Франции. В молодости он командовал силами Британской империи в Индии, где прославился как непревзойденный автор замыслов смелых операций и молниеносных маневров и одновременно их исполнитель. Прошло несколько лет после возвращения английского генерала в Европу, прежде чем ему представилась возможность проявить свои дарования. В тех обстоятельствах Веллингтон, как подчиненное лицо, и Наполеон, как полновластный монарх, находились далеко не в одинаковом положении. Наконец, получив назначение на пост командующего войсками на Иберийском (Пиренейском) полуострове, Веллингтон получил в свое распоряжение средства продемонстрировать всей Европе, что в Англии есть полководец, способный напомнить о славе английского оружия при Креси, Пуатье, Азенкуре, Бленхейме и Рамильи (Рамийи). Имея в своем распоряжении силы, всегда численно уступавшие армиям, которые по приказу Наполеона наводнили полуостров (неверно, вместе с союзными испанцами и португальцами, как правило, численно больше, и намного, чем у французских полководцев в Испании, отрядивших лучшие войска в «Великую армию» Наполеона, атаковавшую в 1812 г. Россию. – Ред.), несмотря на все препятствия, чинимые подозрительными и ненадежными союзниками, почти при полном отсутствии поддержки со стороны друзей и при противодействии многочисленных недоброжелателей в своей стране, Веллингтон в течение семи лет вел войну. При этом он ни разу не потерпел серьезного поражения и сумел одержать победу в 13 важных сражениях и боях, в том числе при Вимейру, Талавере, Саламанке, Витории, Ортезе и Тулузе. Жюно, Виктор, Массена, Ней, Мармон и Журдан – полководцы, чьи имена наводили ужас на народы континентальной Европы, – не смогли противостоять его таланту и были сметены его решительным напором во время сражений за освобождение народов полуострова от полчищ их повелителя императора (излишне возвышенный стиль, не соответствующий реальности. – Ред.). Тщетно Наполеон рассчитывал, что самый искусный из его полководцев (? – Ред.) Сульт сумеет наконец остановить череду успехов Веллингтона и защитит Францию от вторжения англичан. Веллингтон сумел превзойти Сульта в искусстве маневра, отваге и натиске (прежде всего в численности. – Ред.). После первого отречения Наполеона в 1814 г. и прекращения военных действий Веллингтон возглавлял оккупационные войска на юге Франции. В тот момент в его распоряжении была армия ветеранов, с которой, как выразительно заметил сам герцог, «он чувствовал в себе силы отправиться куда угодно и совершить все, что угодно». Тогда военная судьба не дала двум великим противникам скрестить оружие. Теперь же, в тот незабываемый день 18 июня 1815 г., они наконец встретились.

В самом деле, поразительно, что Наполеон во время многочисленных кампаний в Испании и других странах никогда прежде, до дня сражения при Ватерлоо, не встречался на поле битвы с герцогом Веллингтоном (были более важные театры военных действий и противники. – Ред.). Более того, до этого дня ему никогда не приходилось воевать против британских солдат, за исключением осады Тулона в 1793 г., когда он только начал свою карьеру полководца. Однако многие французские генералы, которые сопровождали его в кампании 1815 г., из своего горького опыта знали, что представлял собой британский солдат и с каким полководцем им предстояло сразиться. Ней, Фуа и другие офицеры, прошедшие через Испанию (Наполеон тоже прошел Испанию. – Ред.), предупреждали Наполеона, что английские пехотинцы – это «настоящие дьяволы в бою». Тем не менее император предпочел применить старую, не раз испытанную схему атаки, которая приносила французским генералам победу в схватках с воинами многочисленных стран континентальной Европы. Он решил придерживаться своего обычного боевого порядка – колонн. Этот способ атаки неизменно приносил ему успех (как это отмечал Вальтер Скотт), возможно, за счет безграничной веры в него французских офицеров, шедших во главе наступающей колонны, и их отчаянной храбрости. Такой вид построения чрезвычайно опасен и эффективен, когда речь идет о необходимости сломить сопротивление обычного противника. Но если неприятель обороняется стойко, как делали это англичане, и ведет по наступающим плотный ружейный огонь всей оборонительной линией, а затем бросается в штыковую контратаку, такая тактика боя может вести к катастрофическим последствиям для наступающих.

Битва началась, когда уже почти наступил полдень. В своих мемуарах Наполеон объясняет задержку ее начала тем, что выпавшие в течение предыдущей ночи и дня дожди успели превратить землю в болото. Это могло чрезвычайно осложнить маневрирование кавалерией и артиллерией, поэтому французам пришлось выждать несколько часов, пока при установившейся нормальной погоде поле битвы окончательно не высохнет. Можно предположить, что он стремился также подорвать моральный дух, по крайней мере у части сил противника, видом своей изготовившейся к бою грозной армии. Это в какой-то степени подействовало. В бельгийских полках было заметно замешательство, и Наполеон имел все основания надеяться на то, что они всем составом оставят армию Веллингтона и встанут под французские знамена. Но герцог тоже знал об этом и не доверял этим солдатам. Поэтому он заранее распорядился расположить бельгийские полки вперемешку с надежными, преданными ему войсками.

Наконец, примерно в одиннадцать тридцать Наполеон отдал приказ начинать сражение. По его команде на левом фланге началась мощная атака против укрепления Угомон. Атакующими командовал брат императора принц Жером. Одна за другой французские колонны спускались с высот в юго-западной части поля боя и бросались на отчаянно смелый штурм. Противник встретил атаку французов не менее храбро и стойко. Французам удалось захватить хозяйственные постройки вокруг главного здания, но солдаты британской гвардии удерживали само здание в течение всей битвы. Для того чтобы отстоять этот важный рубеж, где развернулись жаркие бои, англичанам пришлось направить туда всю бригаду Бинга. Среди снарядов и пуль, под градом разлетавшихся осколков зданий, ожесточенная схватка на этом участке продолжалась. Но англичанам удалось удержаться на Угомоне, несмотря на то что французы иногда наступали здесь такими массами, что им удавалось окружить эту позицию и изолировать ее защитников от основных сил левого крыла англичан. Одновременно другая колонна французов пыталась подняться вверх по склону холмов, штурмуя правый фланг англичан.

Пушечная стрельба в начале сражения активно велась на правом фланге англичан и, соответственно, на левом фланге французов, на том участке, где шел бой за позицию Угомон. Но вскоре общая канонада гремела на всем поле битвы. Примерно в час дня по приказу Наполеона началась мощная атака против центра и левого фланга союзных армий, которую возглавил маршал Ней. С этой целью были сформированы четыре колонны пехоты общей численностью до 18 тыс. солдат при поддержке кавалерийской дивизии под командованием прославленного маршала Келлермана. Вперед, на небольшую возвышенность, расположенную между двумя рядами холмов, были выдвинуты семьдесят четыре орудия, задачей которых было обрушить огонь на позиции англичан с расстояния примерно семьсот метров. Одновременно с атакой войск маршала Нея Наполеон рассчитывал захватить позиции англичан на левом крыле их центрального участка, овладеть укреплением Ла-Э-Сент и продолжить наступление на позиции союзников у Мон-Сен-Жан. Если бы эта атака увенчалась успехом, то значительная часть войск Веллингтона оказалась бы отрезанной от пути отступления к Брюсселю, а также от левого фланга армии союзников и от находившихся на подходе прусских войск.

Предназначенные для этого решительного наступления колонны медленно и торжественно спустились с холмов, занятых французами. Они заняли господствующие высоты на этом участке поля битвы, где уже были развернуты артиллерийские батареи, которые должны были поддержать их огнем. В тот момент, когда французы стали спускаться с этих высот, 74 орудия открыли через головы наступающих убийственный огонь по позициям союзников, расположенных на высотах слева от дороги на Шарлеруа. Одна из колонн французов сместилась восточнее и атаковала левый фланг позиций союзников. Остальные три колонны продолжали сближение с противником на левом крыле центрального участка обороны союзников. В первой линии союзников здесь стояла бригада голландцев и бельгийцев под командованием Биландта. Как только французы вышли к южному склону высот, занятых голландцами и бельгийцами, и находившиеся в первых рядах наступающих стрелки открыли огонь, вся бригада Биландта повернула назад и обратилась в паническое бегство. Но позади них выстроились солдаты, которые были больше достойны называться мужчинами.

Во второй линии войск союзников на этом участке стояли английские пехотные бригады Пака и Кемпта, которые понесли большие потери при Катр-Бра. Здесь же находился и командир дивизии Пиктон. И даже самому Нею не дано было преодолеть храбрую решимость этих солдат стоять до конца и сломить их волю к победе. Пиктон бросил две бригады вперед в сомкнутом строю, в две линии. Их общая численность не достигала и трех тысяч человек. Во главе со своими солдатами Пиктон пошел вперед против трех колонн победоносных французских пехотинцев, которые превосходили англичан численно в четыре раза. Французы, вдохновленные бегством голландцев и бельгийцев, смело шли вперед по склонам холмов. Британская пехота стояла решительно и непоколебимо. Когда французы остановились и начали разворачиваться в линию, Пиктон понял, что наступил решающий момент. Своим зычным голосом он подал команду бригаде Кемпта: «Залп, а затем – вперед!» На дистанции менее 30 метров англичане дали залп по плотно расположенным передним рядам ближайшей колонны, а затем с громогласным «ура» англичане бросились в штыковую атаку. Пиктон был сражен, когда бросился со своими солдатами на противника. Но его подчиненные с холодной яростью рванулись на врага. Французы в беспорядке отступили. Пехота Пака остановила две другие колонны, а затем ей на помощь пришла британская кавалерия, располагавшаяся на вершине холма. Плотные массы всадников стремительным вихрем налетали на ошеломленного противника и вырубали его солдат целыми батальонами. Бригада тяжелой кавалерии под командованием Понсонби (бригада Содружества, как она называлась, так как в ее составе были солдаты английской королевской кавалерии, «серые» (шотландский Грейский полк) и ирландские кавалеристы) оказалась на высоте. Там, где действовали британские кавалеристы, от французских колонн остались одни воспоминания. Англичане захватили два знамени и две тысячи пленных. Они продолжили бросок вперед, на позиции артиллерии Нея, вырубили артиллерийские расчеты всех 74 орудий и перерезали глотки упряжным лошадям. Таким образом, те орудия оказались абсолютно бесполезными для французов в течение всего оставшегося дня. Оказавшись далеко от своих позиций и несколько утратив боевой порядок, англичане попали под удар крупных сил французских уланов. Им пришлось отступить с большими потерями. Но тут на помощь им пришла легкая кавалерия Ванделера, которая, в свою очередь, отбила атаку французских драгунов.

Такими же безуспешными, как атаки на этом участке французской пехоты, оказались действия французской кавалерии, которая наступала восточнее дороги на Шарлеруа. Справа от дивизии Пиктона нанесла удар бригада королевской гвардейской кавалерии лорда Сомерсета. Они обрушились на французских кавалеристов в тот момент, когда британская тяжелая кавалерийская бригада Содружества атаковала колонны французской пехоты на левом фланге.

В состав бригады Сомерсета входили кавалеристы лейб-гвардии, «синие» (королевский конногвардейский полк) и гвардейские драгуны. Вражеская кавалерия под командованием Келлермана состояла в основном из кирасир. Эти массы французских всадников смяли на своем пути несколько рот немецкой пехоты у позиции Ла-Э-Сент и, вдохновленные успехом, вклинились в позиции англичан. Атаку гвардейской кавалерийской бригады против французских кирасиров возглавил лично Аксбридж. Мгновенно ряды лихих рубак на мощных конях смешались в смертельной схватке. Начался отчаянный кровопролитный ближний бой, в котором при примерном равенстве выучки и храбрости сказалось подавляющее превосходство англосаксов в физической силе и выносливости (? – Ред.). Назад удалось вырваться лишь немногим французским всадникам, за которыми по пятам мчались отчаянные британские гвардейцы. Так же как и их товарищи из другой кавалерийской бригады, конная гвардия вырвалась далеко вперед от своих позиций и тоже понесла серьезные потери, прежде чем после блестящего боя и преследования смогла вернуться назад.

Таким образом, главный замысел Наполеона прорвать оборону союзников на левом крыле центра их обороны провалился. Более того, правое крыло его войск было серьезно ослаблено в результате неудачных наступательных боев на этом участке. Бои в районе Угомона все еще продолжались, и англичане не переставали успешно обороняться против наступавших французов. В этот момент на горизонте, на правом фланге армии императора, стали появляться очертания наступающих масс войск. Наполеон прекрасно сознавал, что это были прусские войска, хотя он и попытался убедить своих подчиненных, что это были спешившие им на помощь солдаты Груши.

На самом деле в это время Груши всеми своими силами вел бой против одного корпуса прусской армии под командованием Тилмана. Остальные три корпуса прусских войск, без всяких помех на своем пути, за исключением сложной местности, шли на Ватерлоо. Сам Груши полагал и попытался 17-го числа убедить в этом Наполеона, что прусские войска отступают в сторону противоположную Ватерлоо, на Намюр и Маастрихт. Только 18 июня Наполеону стало известно, что на самом деле пруссаки находятся в районе Вавра. Еще тогда он стал беспокоиться за состояние своего правого фланга. Перед тем как атаковать англичан при Ватерлоо, он направил к Груши посыльного с приказом незамедлительно связать прусскую армию боем в районе Вавра, а затем находиться от главных сил французской армии на расстоянии, обеспечивающем возможность быстро с ними соединиться. Груши полностью игнорировал вторую часть приказа. Атаковав прусские войска, оставшиеся в районе Вавра, он своими силами все больше и больше смещался правее, то есть в противоположном от Ватерлоо направлении. До шести часов вечера 18-го числа он ничего не знал о фланговом маневре армии Блюхера и корпуса Бюлова в районе Ватерлоо. Затем к нему прибыл посыльный от маршала Сульта, отправленный с поля сражения в час дня. От имени императора Сульт информировал Груши, что Бюлов со своими силами находится в районе высот Сен-Ламбера, на правом фланге армии императора. Груши должен был немедленно выдвинуться на соединение с главными силами и с ходу нанести удар по войскам Бюлова. Было уже слишком поздно, чтобы Груши мог выполнить тот приказ, но примечательным является то, что еще в полдень 18 июня, когда войска Груши еще не успели слишком далеко углубиться по дороге на Вавр, он и его подчиненные услышали звуки громкой артиллерийской канонады со стороны Планшенуа и Мон-Сен-Жана. Генерал Жерар попытался убедить Груши вернуться на звуки сражения и помочь войскам Наполеона, которые, по-видимому, вступили в бой с англичанами. Груши отказался не только поступить таким образом, но и выделить часть своих сил на помощь главным силам армии. Он заявил, что получил приказ вступить в бой с пруссаками у Вавра. Он продолжил марш и всю оставшуюся часть дня сражался с корпусом Тилмана, в то время как войска Блюхера и Бюлова обрушились на армию императора.[61]61
  Автор слышал высказывание о том, что Груши дважды держал в своих руках судьбы Европы и дважды ему не хватило твердости, чтобы правильно распорядиться этим. Первый раз речь шла о том, как он уклонился от высадки французских войск в заливе Бантри (юго-запад Ирландии) в 1796 г. (он был вторым по старшинству командиром после Гоша, корабль которого из-за шторма был вынужден вернуться назад). Второй раз это произошло, когда он не смог со всеми своими силами вернуться к полю сражения при Ватерлоо и тем самым внести решающий вклад в битву. Но следует учитывать, что прусские генералы так построили свою армию, что даже если бы Груши успел вовремя вернуться, то ему пришлось бы вступить в бой с одним из прусских корпусов или, может быть, с двумя из них. В то же время оставшиеся войска продолжили бы марш на соединение с армией Веллингтона. Очевидно лишь то, что Груши имел возможность сократить ряды пруссаков, появившихся у Ватерлоо, или (что более важно), по крайней мере, задержать их прибытие на помощь Веллингтону.
  В свою очередь, прусский генерал Клаузевиц выразил «твердую уверенность, которую разделяют все военные специалисты, даже французы, в том, что, даже если бы Наполеон имел в своем распоряжении все войска Груши, это никак не повлияло бы на появление на поле сражения армии Блюхера».
  Многие считают, что герцог исчерпал все свои резервы. Это еще одна грубая ошибка, которую тщательно опровергают исследования Клаузевица. В распоряжении Веллингтона оставались 10-я пехотная бригада англичан, дивизия Шассе и кавалерия Коллерта, которые почти или совсем не участвовали в сражении. Сюда же можно добавить еще две бригады легкой кавалерии. К тому же тот факт, что ни разу в течение дня герцог не пытался отозвать из Халле войска принца Фредерика, является еще одним доказательством того, что дела англичан были не так плохи, как это пытаются представить некоторые историки. Расстояние от Халле до Ватерлоо составляет чуть более 15 км.


[Закрыть]

С горьким разочарованием Наполеон наблюдал за тем, как откатываются назад его пехота, кавалерия и артиллерия, участвовавшие в наступлении на центральном участке позиций англичан, как упорно обороняется гарнизон Угомона на левом фланге французов, отражая все попытки взять укрепления штурмом. Он отдал приказ всей артиллерии, расположенной на высотах, усилить огонь. Теперь над всем полем сражения гремела неослабевающая артиллерийская канонада, в ходе которой на какое-то время все бои пехоты и кавалерии приостановились. Но ураганный огонь французской артиллерии хотя и ослабил позиции союзников, но не привел к прорыву их обороны. Следовало предпринимать какие-то другие, более действенные меры.

Было примерно три тридцать пополудни. Несмотря на то что войска Веллингтона понесли значительные потери в результате артиллерийского огня, а также при отчаянных попытках французов штурмовать их позиции, ни на одном участке войскам императора не удалось вклиниться в оборону противника. Тогда Наполеон решил попытаться прорвать оборону англичан в центре и на правом фланге ударом своей великолепной кавалерии, сосредоточив такие ее силы, против которых кавалерия герцога не смогла бы устоять. Одновременно были усилены войска, штурмовавшие передовые позиции союзников, от мысли овладения которыми император также не отказался. На высоты на правом фланге войск Веллингтона один за другим устремлялись эскадроны кирасир. Они бесстрашно проносились дальше, туда, где располагалась артиллерия. Артиллеристы были вынуждены отступить со своих позиций, и кирасиры громкими криками выражали свой мнимый триумф. Но герцог приказал пехоте построиться в каре, и кирасиры бессмысленно скакали вдоль ощетинившихся штыками коробок, в то время как их ряды неумолимо таяли под выстрелами стоявших насмерть пехотинцев. Раз за разом они бросались вперед, но результат был одним и тем же. Когда же французские всадники откатывались после очередной атаки назад, из середины каре мгновенно появлялись английские артиллеристы и огнем своих орудий опустошали ряды удалявшихся конников. Почти вся великолепная тяжелая кавалерия Наполеона была потеряна во время тех безрезультатных атак на правом фланге англичан (многие британские каре были вырублены, конница французов несла потери, но была боеспособна. – Ред.). Но на другом участке сражения в какой-то момент показалось, что удача наконец улыбнулась императору. Между шестью и семью часами вечера после атаки двумя колоннами пехотной дивизии Донзело была захвачена передовая позиция Ла-Э-Сент. Теперь французы готовились к еще одному решающему штурму на центральном участке обороны союзной армии.

Нельзя было терять ни минуты: войска Блюхера и Бюлова начали наступление на правом фланге французов. Примерно в пять часов Наполеону пришлось направить против нового врага пехоту Лобау и кавалерию Домона. Эти силы добились временного успеха. Но на поле битвы продолжали прибывать свежие прусские войска. Они потеснили правый фланг пехоты Лобау, а затем крупными силами организовали наступление на Планшенуа, расположенное, как уже говорилось выше, в тылу французской армии.

Целью союзников было не просто не допустить наступления Наполеона на Брюссель, но и отрезать его армии путь отступления и полностью разбить ее. Для обеспечения тыла французов было абсолютно необходимо удержать Планшенуа. Поэтому Наполеон был вынужден направить в это селение молодую гвардию. Гвардейцы стойко обороняли свои позиции и отразили несколько атак прусских войск левого фланга под командованием Бюлова. Трижды пруссакам удавалось войти в Планшенуа, и трижды французы выбивали их оттуда. Бой велся крайне ожесточенно обеими сторонами. Солдаты двух народов настолько ненавидели друг друга, что никто не просил и никто не давал пощады врагу. На поле сражения, ближе к левому флангу англичан, стали появляться свежие прусские войска. Наполеону пришлось выделить еще один отряд для отражения их атаки. На новом направлении французы постепенно отходили под прямым углом к полю сражения, на котором продолжалась жаркая схватка у позиций англичан, начатая еще утром. Но теперь силы императора здесь численно уступали войскам Веллингтона. День яростных боев так и не принес французам ощутимого успеха, за исключением того, что им удалось овладеть позицией Ла-Э-Сент. Нестойкость голландцев и бельгийцев заставила герцога возложить всю тяжесть боев на английских и немецких солдат, ряды которых к тому моменту значительно поредели. Но те, кто выжил, продолжали героически обороняться и удерживать свои позиции, не давая врагу возможности продвинуться вперед.

Особенно мощное давление противник оказывал на участке британской бригады Халкетта, развернутой правее центра обороны англичан. В состав бригады входили 30, 33, 69 и 73-й полки. Сохранился дневник офицера легкой пехоты 30-го полка майора Макриди, в котором храбрый офицер излагает свой взгляд на события, происходившие на этом участке. О накале боев на участке бригады Халкетта можно судить хотя бы по тому факту, что в начале сражения при Ватерлоо в составе роты легкой пехоты 30-го полка находилось 3 офицера и 51 солдат, а к концу битвы в живых остался один офицер и десять рядовых. Майор Макриди с солдатской прямотой рассказывает о том, что довелось увидеть и пережить ему лично. И этот рассказ дает гораздо лучшее представление об ужасных сценах, какими изобиловало сражение, чем это можно было бы почерпнуть из приглаженных обобщений, какими вынуждены оперировать историки, и даже из пылких поэтических строк. На первом этапе битвы Макриди и солдаты его роты были выдвинуты в качестве стрелков на передовую линию. Но с началом атаки французской кавалерии на центральном участке англичан ему с товарищами приказали отойти назад. Вот как описывает офицер те события:

«До начала той атаки наша рота вместе с гренадерами 73-го полка прикрывали ружейным огнем из низины действия наших артиллеристов и одновременно пытались снизить эффективность огня вражеской артиллерии. Нам противостояли примерно равные по численности подразделения французских стрелков. Но внезапно к ним подошли мощные подкрепления. Кроме того, по нас открыли огонь картечью несколько орудий. Ряды наших бедных товарищей очень быстро таяли. За две минуты с тяжелыми ранениями с поля боя унесли полковника Вигоро, Рамли и Пратта. Теперь я остался за командира роты. Мы стояли под этим ураганом пуль и картечи до тех пор, пока не поступил приказ Халкетта и я не увел с позиции примерно одну треть прежнего состава ребят. Остальные были убиты или ранены, и я сомневаюсь, что кому-то из них удалось остаться в живых. Поскольку наш горнист был убит, я криками приказал солдатам отходить левее, чтобы не попасть под огонь собственно артиллерии и тем самым не усугубить наши потери.

Когда мы вышли к оставленным позициям артиллеристов Ллойда, в течение минуты я неподвижно стоял, созерцая раскинувшуюся перед нами картину. Это невозможно описать. Угомон и все деревянное на той позиции было объято широкими языками пламени, прорывавшимися сквозь темные клубы дыма, висевшие над полем боя. Под этим облаком были видны расплывчатые фигурки французских солдат. Можно было увидеть и колыхавшуюся длинную волну кавалеристов в красных мундирах. Движение кирасиров можно было различить по стальным бликам на их кирасах. С обеих сторон изрыгали огонь и сеяли смерть 400 орудий. Их грохот причудливо смешивался с криками сошедшихся в схватке бойцов. Вместе все это напоминало действующий вулкан. Волны пехоты и кавалерии надвигались на нас. Я понял, что настало время оторваться от созерцания поля боя, и поспешил к нашим колоннам, которые перестраивались в каре. Одно каре было сформировано из нашего и 73-го полков; второе – из 33-го и 69-го. Справа на возвышении стояла гвардия, а слева построились ганноверцы и части Германского легиона, входившие в нашу дивизию. Когда я встал с тыльной стороны нашего каре, мне пришлось переступить через тело. Взглянув вниз, я узнал в убитом Гарри Бира, офицера гренадеров, с которым всего час назад мы обменялись рукопожатиями. Я запомнил, как он улыбнулся мне, когда мы с солдатами покидали колонну. У нас с Гарри сложились обычные для сослуживцев взаимоотношения. То есть, если бы кто-то из нас умер естественной смертью, второй выразил бы свое сожаление в связи с утратой хорошего приятеля. Если бы кто-то получил повышение, другой порадовался бы успеху соседа. Но, увидев перед собой это могучее тело и застывшее это когда-то такое живое лицо, я почувствовал, как из глаз покатились слезы. Я не знаю, почему это произошло, ведь мне только что пришлось пережить гибель своих лучших друзей, и я воспринял это почти равнодушно. Я вздохнул: «Бедный Гарри!» Слезы продолжали катиться по щекам даже тогда, когда я уже больше не думал о Гарри. Через несколько минут примчалась кавалерия противника, которая накрыла наши позиции. Наши пушки были брошены, они стояли примерно в ста шагах впереди, между построением двух бригад.